Марафис Глазастый зачерпнул ложкой заливного угря, отправил в рот и сглотнул. Дважды. Милостивая матерь всех божьих тварей, как же бароны это едят? Сидят вокруг в своих плотных шелках и жестких воротниках, потягивают вино - кислое, как уксус - и жуют рыбу? Да у любого побирушки в Адском городе еда получше этой - пиво с сосисками, пиво с мясным пирогом - а в своих обносках они могут сутулиться, как привыкли. Поморщившись от отвращения, Марафис отодвинул от себя тарелку и откинулся на спинку кресла.
Трона.
- Ваша светлость недовольны угощеньем? - задала вопрос Марилла Терон, хозяйка поместья Соляных копей. Ее муж, Филип, устроил этот праздник в недавно расчищенном дворе. Над головой натянули красные и золотые пологи, а длинные дубовые столы составили в виде исполинской буквы П. Марафис сидел во главе этого сооружения, вознесенный над всеми помостом из позолоченного дерева на целый фут. Колени его под стол не влезли, так что бедра и оружие оказались на виду, на уровне столешницы и множества малосъедобных блюд. Какой-то болван из индюшачьих перьев и вишни соорудил эмблему правителя - трехфутового собачника, а еще испускающего дым дракона, составленного из кусочков лосося, над которым уже начинали виться мухи.
Из-за теряющего силу солнца на западе и резкого горного ветра, задувающего сквозь двухсотфутовый пролом в стене, находиться тут было малоприятно. Кости, самой высокой башни севера, не стало, она обрушилась, прихватив часть южного крыла и прилегающей наружной стены. Впервые за две тысячи лет существования города Спир Вениса он не был надежно защищен стенами. И здесь же сидели пять дюжин самых сильных баронов Спир Вениса, пирующие рядом со строительными лесами и кучами щебня, в то время как плотники вбивали гвозди, возводили перекрытия, а чернорабочие увозили телеги, груженые обломками гранита и мусором.
Своеобразие происходящего с трудом поддавалась описанию. На самом верху груды упавших камней сидела группа каменотесов, которые обгладывали куриные кости и глазели на представление внизу. Марафису казалось, что он кожей ощущает их презрение. Это его раздражало и заставляло нервничать.
- Еще угощения, мой повелитель? - настаивало неприятно костлявое существо, бывшее Мариллой Терон. - Неужели пришлось не по вкусу?
- Да! - прорычал Марафис. И затем, чтобы сомнений не осталось, - Нет.
Он обнаружил, что рядом с высокородными женщинами всегда теряется. Он подозревал, что они смотрят на него свысока, и если взгляд Мариллы Терон, которым она обменялась со своей длинноносой сестрицей, что-то значил, то он не ошибался. Эти женщины весь день ничего не делали, кроме как наряжались в шелка, умопомрачительной стоимости драгоценности и сплетничали о мужских недостатках. Работающие женщины, по крайней мере, хотя бы работали.
Смех, долетевший от каменотесов, переполнил чашу его терпения, Марафис отбросил салфетку и поднялся. Он был правителем всего двадцать дней, и к своему положению еще не привык: встаешь -- и все следуют твоему примеру.
Когда бароны и их жены поднялись, засверкало столько золота, что Марафис на миг ослеп. Когда в глазах прояснилось, он увидел, что его салфетка приземлилась на стол в тарелку с соусом и ... чем-то еще. По мере того, как впитывался соус, ткань становилась коричневой.
Марафис помрачнел и насупился.
- Садитесь. Ешьте. - скомандовал он всей компании, слыша в своем голосе визгливые нотки, но не в силах их остановить. - Я благодарю нашего друга, владетеля Соляных Копей, за этот превосходный ужин. Пир, - поправился он. Понимая, что благодарность необходима, он собрался с мыслями и поправил себя еще раз: - Невиданный пир. - Люди захихикали. Марафис шагнул назад. Его левая пятка ударила по ножке кресла и с громким треском столкнула его с помоста. Лицо вспыхнуло.
- Я ухожу.
Хихиканье сопровождало его всю дорогу через все пространство двора. "Я ухожу". Где были его мозги? Правители не говорят - "я ухожу". Правители говорят "прощайте", "добрые вести" и "благословение вам и вашим сыновьям".
Я ухожу.
Искренние слова не произносились. Марафис Глазастый, правитель города Спир Вениса, командующий гвардией Рубак, хранитель Крепости Масок, властелин Четырех ворот и в самом деле оказался вне игры. Ему недоставало навыков управления и интриг, а его терпение оказалось исчезающе малым, как те модные облатки, которые надменные высокородные дамы вкушали вместо хлеба. Как же это удавалось Иссу? Изображать закадычного друга и льстить? Мириться с часами ритуалов, торжеств, банкетов, балов, парадов?
Когда Марафис подошел к входу в восточное крыло, стоящие у ворот стражники отдали салют.
- Я вижу, ты отслужил десять лет, - сказал он Флюки Брауну, старшему из двух стражников. Кроваво-красный плащ Флюки скалывала брошь - собачник с гагатовыми глазами. Глаза из гагата отмечали десять лет службы. Еще десять -- и их заменяли рубины.
Флюки открыл дверь, не подняв на него глаз.
- Да, сэр.
Марафис внимательно на него взглянул. Во время похода на Собачью Трясину они с Флюки действовали бок о бок. В конце длившейся целый день битвы это он и Флюки проехали через все поле с убитыми, даря удары милосердия смертельно раненым братьям-стражникам. Теперь мужчина на него не смотрел.
Привыкай.
Поднырнув под рукой Флюки, Марафис вошел в Крепость Масок.
Не имело значения, как часто убирались слуги - от пыли они все равно избавиться не могли. На безупречном гранитном полу, где редко бывали люди и слуги, оседала белая пыль. Коридор, ведущий к Красной Кузнице, был чистым, и не в первый раз Марафису пришлось бороться с мгновенным желанием туда свернуть. Это было его старое обжитое место - казарма Стражников-Рубак - и порой желание отправиться туда, к пиву и молчаливому братству воинов, становилось невыносимо острым. Там горел бы большой очаг, жарилась ветчина с бобами, а народ азартно резался "по маленькой". На дальних скамьях сидели бы ветераны, а новобранцы, еще не привыкнув к роскоши бесплатной столовой, наполняли бы свои тарелки с верхом. Боже, как ему этого не хватало! Теперь он не мог там оказаться, не нарушив этого порядка. Он неожиданно превратился из своего брата-стражника в незваного гостя. Когда правитель входил в комнату, солдаты вставали.
И продолжали стоять, пока не выходил.
Резко свернув направо, он направился через пыльное пространство к Бочонку. Это было основное сооружение крепости - а, следовательно, и всего города Спир Вениса - и в нем размещались присутственные места и личные покои правителя. Толщина стен у основания достигала двадцати футов. Внутри прохладно и тихо, как в пещере в горах. Обвал Кости повредил две другие башни крепости - по кладке пошли трещины, обрушились крыши, сломались стойки - но Бочонок устоял. Здесь укрывался Роланд Сторновей первые десять дней своего регентства, когда захватил власть именем своего зятя.
Марафис нажал кулаком на пустую глазницу. Мысли о тесте плохо сказывались на его душевном равновесии, но он не представлял, как их избежать. Этот человек присутствовал там всегда, одышливо дыша, нарезая на своих клюшках круги вокруг крепости. Лишь глянь на пол, и сразу видно, что он тут побывал. Концы тростей оставляли в пыли крошечные отметины. Заметив их, Марафис понял, что Сторновей прошел перед ним. Владетель Высоких Земель прошел Дорожкой Лордов-Бастардов к покоям правителя, и не возвратился. Марафис коснулся рукояти меча, а затем провел рукой по поясному ремню за спину, к ножу. Если протолкнуть, то он сможет выхватить его левой рукой.
Пронзенные Чудовища Спир Вениса, преувеличенно-страшные, отлитые из чугуна, подрагивали в свете факела, когда Марафис обходил зал по кругу. Драконы, василиски, оборотни, саблезубые коты, лунные змеи и еще дюжины безымянных тварей изображались насаженными на острые колья. По преданию, Четверка Лордов-Основателей сначала избавила Долину Шпилей от грозных тварей, а потом основала город на их костях. Марафис не знал этой легенды, но он вполне понимал, о чем говорили эти колья. Спир Венис был жестоким городом. Правь им, но будь готов устроить представление. Недостаточно, чтобы твои враги сгинули. Они должны умереть в муках, при всех, выкрикивая твое имя.
- Мой господин.
Кайдис Зербина, доверенный слуга Исса, вышел из покоев правителя и придержал дверь открытой. С момента смерти Исса Зербина продолжал выполнять свои обязанности, и Марафис еще не решил, что с этим делать. Несомненно, удобно, что кто-то заботился об причудливых цепях и шелках для церемоний, тихомолком доставлял еду, питье и женщин, когда нужно, но это было новое и не совсем приятное ощущение - что рядом есть некто, кто тебе прислуживает и предугадывает твои надобности. В прошлом, если ему требовалась шлюха, он отправлялся на улицу Потаскух и покупал ее. Если одежда нуждалось в чистке, он ее чистил. Сейчас он не мог покинуть крепость без вооруженного эскорта, а официальных костюмов и побрякушек у него стало столько, что уход за ними занимал бы ежедневно полдня. По крайней мере, Зербина его от этого избавлял.
Хотя он был странной птицей, этот прихожанин Храма Костей, и понять, о чем он думает, никто никогда не мог. Когда Марафис приблизился, темно-коричневое лицо Зербины с чеканными чертами и высокими скулами осталось спокойным. Длинные пальцы придерживали дверь из железного дерева.
- Сторновей там? - спросил Марафис.
Зербина склонил голову. От норкового жира его волосы отливали зеленью.
- Давно?
Двадцать, - губами прошептал Зербина.
- Кто-то еще?
Нет.
Марафис кивнул.
- Принеси мне пива... и чистую кружку.
Слуга понял неотложность этой просьбы и удалился. В этом был, решил Марафис, один из выигрышей от получения Зербины в наследство. Он уже служил одному правителю, и выучка у него имелась. Если Сторновей находился в покоях в одиночестве, невозможно предугадать, какой ущерб он мог нанести. Еда и питье - не единственные предметы, которые можно напитать ядом. Посуда, которую использовали для еды и питья, тоже могла быть испорчена.
Марафис весь подобрался и вошел в комнату.
В нос ударил запах горящего угля. От чада защипало глаз, а в пазухах носа болезненно защипало. Когда он шагал к огню, по полу до колен стлался дым. В камине побелевший уголь испускал невысокое пламя, похожее на зубы. Перед огнем стоял Роланд Сторновей, помешивая угли одной из своих клюшек.
- Терон еще не добрался до тебя, требуя денег?
Сторновей, когда заговорил, к нему не повернулся, так что Марафису пришлось отвечать в лысый затылок:
- Терон устроил пир. Он ничего не говорил о плате.
Владетель Высоких Земель от удовольствия закудахтал. Его маленькая согбенная спина заходила вверх-вниз, и ему пришлось для устойчивости опереться на трости.
- Стул, - приказал он, начиная качаться из стороны в сторону.
Свались и сдохни, старый хрыч. Марафис никак не смог бы объяснить, почему принес стул. Или, может быть, объяснил бы, но причина заставила бы его устыдиться. Отказаться от привычки повиноваться баронам, привычки, привитой всей его предыдущей жизнью, было очень трудно.
- Вот. Садись, - сказал, подставляя сиденье под колени Сторновея и заставляя человека опуститься.
- Не так близко к огню! - крикнул Сторновей, внезапно взмахнув правой палкой. Ее кончик дымился от жара. Она прошла всего в полудюйме от голени Марафиса.
Взявшись за спинку, Марафис отодвинул стул со Сторновеем в сторону от камина. Старик весил меньше вязанки хвороста. Роланду Сторновею, должно быть, было восемьдесят лет. Он мог уменьшиться в размере и весе, но оствшееся было таким жестким и острым, что казалось даже более опасным, чем прежде. Марафис поспешил опустить его стул.
Тесть. Названый отец. Марафис покрутил слова в уме, надеясь найти в них какой-то смысл. Он был женат на дочери этого человека. Захватив после смерти Исса контроль над крепостью, Сторновей дал Марафису возможность по возвращению из клановых земель объявить себя правителем. Трудность заключалась в том, что Сторновей полагал этот титул своим. Это едва ли казалось возможным - человеку пошел уже девятый десяток - но его глаза не лгали. Проницательный прямой взгляд, как у хищника, пронизывал Марафиса Глазастого насквозь.
- Когда барон угощает правителя, это значит одно - ему что-то надо. В случае Филипа Терона - деньги. Он разорен. Он поставил на поход в клановые земли, но все мы знаем, какой задницей этот поход закончился.
Марафис пришел в замешательство. Сторновей всегда так на него действовал. Этот человек знал подноготную баронов, всю ту информацию, которой у Марафиса не было, и он даже не представлял, где ее взять.
- Почему Терон не пришел и не попросил у меня?
Сторновей ответил на вопрос испепеляющим взглядом, который ясно показал, как бароны относятся к своему новому правителю. Мясникову сыну.
- Он обратится к твоему казначею.
- Я не разрешу. Этот байстрюк оставил нас в Ганмиддише на верную смерть, уехал с остальными прямо с поля боя.
- Ну, на пиру-то у тебя кусок в горле не застревал.
Отмахнувшись от этих слов, Марафис проследовал в дальний угол комнаты. Стулья с высокими спинками, вырезанные из черного и полосатого дерева, стояли на ковре размером с арену. Несколько гобеленов за ними, расшитых золотом и багрянцем, изображали военные победы Спир Вениса. Они не имели рам и были грубо приколочены к стене, их края скрутились и обтрепались. Задние ноги лошади Каллана Пенгарона совсем пропали, сведясь к отдельным нитям. Марафис отвел бы им на существование лет десять, не больше.
Правитель Спир Вениса - что каждый должен для этого предъявить? Исс, Хорго, Хьюс, Пенгарон - всех постигла преждевременная смерть.
Марафис повернулся лицом к тестю:
- Я знаю, что мне нужно заключать союзы, но будь я проклят, если стану за них платить.
Сторновей засмеялся. Это звучало так, будто он поперхнулся. Одетый в древнюю черную короткую накидку с истертым бобровым воротником, он совсем не походил на человека, который распоряжался самым доходным горным перевалом Спир Вениса. Владетель Высоких Земель собирал пошлины с товаров, ввозимых в город с юга. Оттуда везли рулоны шелка, лотки с земляникой, горшочки с миррой, алебастровые лампы, стеклянные бусы, краски для ткани и украшения рукописей, и еще великое множество специй: шафрана, мускатного ореха, черного и белого перца, гвоздики, тмина, куркумы, корицы, кардамона, калгана, фенхеля, бадьяна, паприки. Сторновей сдавал половину всех сборов городу, но на деле его расчеты не проверялись десятилетиями. Это обеспечивали основательные взятки, выплачиваемые Хорго и Иссу.
- Тебе надобны друзья, - сказал Сторновей. - Сейчас время кое-кого купить. Филип Терон для начала подойдет ничуть не хуже других. За Солью последует Дальний Запад. По протяженности земель это немного, но если у тебя враги на востоке и севере, то выбор остается не такой уж большой.
Марафис мрачно посмотрел на тестя. Гаррик Хьюс, Владетель Восточных Земель, вряд ли затребует поддержку - человек отказался признать Марафиса правителем и поклялся взять крепость штурмом. К северу лежали владения Черной Земли, Водослива, Пшеничных Полей, Земли Ртути и Черной Реки. Никто из них с Правителем Глазастым не дружил, а часть открыто поддержала Хьюса. Большинство из них во время битвы за Ганмиддиш увели свои войска.
Воспоминание о миге бегства заставило Марафиса покраснеть.
- Что тебе, старик, до того, что я наживаю врагов? Тем больше будет людей, чтобы меня убить. - Когда он заговорил, то понял, что совершает ошибку, но остановиться уже не мог. - Объясни мне разницу между тобой и Гарриком Хьюсом. Со своего места я вижу двух злобных ублюдков, желающих мне смерти.
Холодные серые глаза Сторновея полыхнули торжеством. Он ждал этого момента двадцать дней.
- Когда тебе проткнули глаз, не потерял ли ты заодно и часть мозгов? - владетель Высоких Земель не дал ему ответить: - Время решает все. Да, возможно, мы с тобой позже и схлестнемся, но в ближайшем будущем оно дает нам обоим возможность упрочить твое положение и обезопасить город. Отрави я тебя спящего ночью - и придется отдать ключи от крепости любому барону, достаточно смелому, чтобы напасть первым. Сейчас наша единственная сила - Стражники Рубаки. Потеряв тебя, я потеряю их.
Матерь Божия, а этот человек дерзок. Змея выказывает свое естество, ни капли не стыдясь. Марафис взглянул на дверь. Где там Зербина с пивом?
Заставляя себя думать, Марафис мерил комнату шагами. На первом этаже не было окон, так что он кружил меж глухих стен. Остановившись прямо перед Сторновеем, он буркнул:
- Напомни мне, почему я не должен убить тебя за то, что ты мне только что сказал?
Старик сложил трости на колени. Так близко можно было увидеть на накидке даже дырочки от моли.
- Когда Кость рухнула, она повредила южные стены крепости и города. В то время как мы бездействуем, Высокие Земли и их союзники - единственное препятствие, мешающее Хьюсу начать через пролом атаку.
- У меня есть Гвардия и Облачная Крепость.
- Облачная Крепость стоит за пределами моей южной границы. Я точно знаю, как сильно в дождь протекает эта крыша, и как под ней мокнут люди. Что касается Гвардии... Ну, я думаю, мы все понимаем, что ее лучше всего использовать как последнюю линию обороны. Славные деньки, когда она выезжала верхом и вступала в бой с врагом, уже лет двадцать как миновали.
Марафис набрал в себя воздух, но в тот момент, когда он собрался говорить, понял, что сказать ему нечего. В лучшем случае он смог бы заметить тестю, что кампания на Собачьей Трясине случилась пятнадцать, а не двадцать лет назад. Конечно, сражение за Ганмиддиш подтверждало бедственность положения. Деваться было некуда. Сторновей прав: стражники хороши в обороне, но не в наступлении.
- Сколько кожаных плащей размещено у вас в поместье?
- На пособии две тысячи. При необходимости могу вызвать вдвое больше.
- Сделай.
Снова блеск ликования в глазах хищника.
- В виду городских стен нужно будет разместить десяток отрядов.
На земле, принадлежащей городу, а не баронам.
Легкий стук в дверь известил о прибытии Кайдиса Зербины с пивом. Слуга двигался по комнате совершенно беззвучно. Поставив поднос с кувшином и двумя кружками на скамеечку около огня, он взглянул на правителя, ожидая новых указаний. Марафис поднял палец. Оставь нас, указывал он, я разолью пиво сам.
Следовало отдать Зербине должное: он чувствовал нюансы лучше других. Пожалуй, я его оставлю, решил Марафис, ощутив при виде желтой пенной шапки над кувшином неожиданное спокойствие.
- Пива? - спросил он Сторновея, когда Зербина вышел.
- Хорошо бы.
Это была предельная учтивость, на какую Сторновей был способен, и Марафис отдал ему должное, наполнив его чашу первой.
Сторновей поставил пиво рядом с костлявым бедром:
- Стало быть, пьем за наш союз?
Марафис тянул время, которое ему потребовалось, чтобы налить себе пива и выпрямиться. Кожаные плащи, стоящие на страже городских земель - вот что предлагал ему тесть. Спир Венис владел всей землей на расстоянии четверти лиги от южной стены города. Большей частью это были границы и нижние склоны Смертельной горы, но на юго-востоке земля переходила в долины. В той стороне и лежали земли Сторновея, соединяя верхние и нижние долины и доходный перевал Орлиная Добыча. У него было право охранять все дороги и перевалы на его землях. У него не было права патрулировать земли города. Для этого требовалось специальное постановление правителя.
И только правитель-недоумок это бы допустил.
Или загнанный в угол.
Истина была в том, что он был нужен Сторновею, а Сторновей был нужен ему. Старый козел был совершенно прав, когда сказал, что, умри Марафис завтра, и одному Сторновею, похоже, крепости не удержать. Стражники Рубаки все еще ему не доверяли, и невозможно было угадать, за кем в случае смерти правителя они пойдут. В Гвардии служили всего несколько баронов -- на ум пришли лишь владетель Земель Черной Реки и владетель Земель за Нищенскими воротами - и если бы любой из них объявил себя правителем, у них появился бы реальный шанс поднять Стражу. Чтобы завоевать ее доверие, Сторновею требовалось время. Нужно было купить ее расположение и приучить отряд повиноваться. К тому же ему был нужен Марафис для постановки спектакля с признанием внука, новорожденного сына Марафиса.
Господи, помоги мне не свихнуться. Уж и впрямь сын. Когда он женился на Лионе Сторновей, та была приметно беременной. Крикливый краснолицый ребенок, которого она произвела на свет, был отродьем другого человека, какого-то нищеброда, ученика из Большого Книгохранилища, которого она встретила, когда лечилась в Жгучих источниках. Марафис легким щелчком сбил пятнышко пены с кулака. Во всем городе не нашлось бы достаточно горячей воды, чтобы избавиться от всего, что ее беспокоило. У женщины не ладно было с головой.
Ему обычно удавалось избегать с ней встреч. Кроме того, он знал, с кем связался. Это была его плата за вхождение в круг баронов; ни одна из их здравомыслящих женщин за него бы не вышла.
Оба, и Лиона, и Сторновей, нетерпеливо ждали, чтобы Марафис признал ребенка своим. Лиона - потому что ее репутация была под угрозой, Сторновей - потому что сын правителя мог быть ему полезен. Марафис уже сейчас представлял его обращение к гвардейцам Рубакам:
- Я требую власти не для себя, но как опекун - для сына Глазастого.
Его собирались назвать Джоном Марафисом. Светловолосый и крошечный, с красными пятнышками диатеза на руках и попке, и мягкими складочками на левой ноге, он ожидал обряда Очищения. Во время церемонии ему должны были дать имя, а также фамилию. На сегодняшний день Марафис отказывался присваиваить ему имя Глазастый. Это было бы конфузом. Как дитя ни назови - Сторновеем или Глазастым - в любом случае его так называемый папаша станет посмешищем всему городу.
Марафис глубоко вдохнул. Он почувствовал в пиве хмель.
Истиной было то, что признание мальчишки могло принести ему пользу. Сторновей обладал одним из самых старых и богатых хозяйств Спир Вениса. Старый козел не мог жить вечно, да и молодой Роланд Сторновей, его сын, не отличался крепким здоровьем. Скорее всего, состояние деда унаследует Джон Марафис, а это значило, что, пока мальчишка не достигнет совершеннолетия, всем мог распоряжаться Марафис. Тридцатилетняя служба в гвардии еще никого богатым не сделала.
И никому не принесла всеобщей любви. Бароны его не любили: он был мясниковым сыном, выскочкой, и обнажал меч против них бессчетное количество раз. Стража контролировала город: доступ к воротам, доступ в крепость Масок, к правителю. Бароны этого простить не могли. За городом они владели обширными поместьями, а в его стенах низводились до простых просителей. Теперь человек, который ограничивал их права семнадцать лет, стал правителем.
Своим он им не стал, а его единственный союзник из их рядов сидел перед ним в этом кресле с тростями, лежащими на коленях, и пивом, оседающим в кружке, ожидая его ответа.
Мне нужно это, напомнил себе Марафис, приветственно поднимая кружку.
- За нечестивый союз, - сказал он своему названому отцу.
- Идет, - ответил Сторновей, показывая в улыбке коричневые зубы. - И в доказательство доброй воли я даже выпью первым.