Гудение становилось громче и сложнее, по мере того как отдельные тонкие голоса вплетались и исчезали из общего хора. Он его игнорировал. Звук был связан с местом, где он не хотел находиться. Место было неправильным, а ему неприятности не нужны. Он хотел и дальше плыть по течению в теплом море. Плыть по течению безопасно. Дрейфовать приятно.
Или он так считал. На краю видимого пространства начали собираться твари, в полумраке, где соленую воду затягивало дымкой. У них были крепкие мускулистые шеи и мощные волчьи челюсти. Они ждали, когда его принесет ближе, на расстояние броска. Он был настоящим, по его жилам бежала кровь, а они хотели разорвать его на части.
Свидетель.Прямо здесь, - шипели они. - Мы покажем тебе, что делать с мечом.
Эти слова озадачивали, но не торопили. Сильнее тревожило другое. Дрейфовать - быть во власти видимых и тайных течений, ветров и приливов. Долгое время он считал, что его носит кругами. Целым и невредимым. Теперь он осознал наличие поводка. Тот тянул его к крепкошеим тварям, заставляя сделать выбор. Действуй, или тобой займутся. Принимай меры, или их примут к тебе.
Райф Севранс открыл глаза. Посмотрел. Моргнул. Ничего не понял. Закрыл глаза. Потребовалось гигантское усилие, чтобы не возвращаться в теплое море. Чтобы остаться в сознании, он занялся всесторонней проверкой своего состоянии.
Гудение определенно наводило на мысль о туче комаров. Все, кому случалось стоять лагерем в Пустых землях весной или летом, знали этот противный звук. Музыка тысячи укусов, как называл ее отец. "Покуда ты охотишься в Пустых землях, Пустые земли заняты охотой на тебя".
Эти слова оказались вернее, чем представлял отец. Тем Севранс погиб в Пустых землях на большой охоте, разрубленный мечом от паха до солнечного сплетения; мечом, который останавливал кровь в рассеченных им сосудах. Его выследили и затравили, как дичь.
Райфу сдавило грудь. Центр тяжести сдвинулся, и пространство начало раскачиваться. Прямо над ним заскрежетало, словно заработала пила. Потом скрип и шелест. Когда качка сошла на нет, Райф ощутил запах деревьев. Кедром и кровавым деревом запахло так сильно, что он поразился, почему не замечал это раньше. А еще прорезался непривычный, колючий запах ледяного дерева. Запах полнолуния.
Он открыл глаза, посмотрел направо, налево, вверх. Увидел темную зелень и синеву крон хвойного леса и серость хмурого неба. Ощущения начинали обретать смысл. И в то же время полная бессысленность происходящего.
В поясницу упиралось какое-то жесткое ребро. Учитывая, как затекли левая нога и ягодица, ее сдавливало уже какое-то время. По всей нижележащей части тела тянулись ряды горящих точек, создавая чередование полос боли и онемения. Осознав, что на левое ухо давит вес всего черепа, Райф повернул голову. Когда в освобожденную ушную раковину хлынула кровь, на глаза навернулись слезы. Боль была адская. Он разозлился и сел.
Это действие привело его тюрьму в движение. Он находился в клетке, подвешенной к ветви кровавого дерева на двух канатах толщиной с его лодыжку, которые в трех футах над клеткой соединялись морским узлом и проходили через шкив. Ствол дерева находился в пяти футах. Райф прикинул, что, если клетку как следует раскачать, он смог бы в него врезаться. Он пока еще не смотрел вниз, но уже начинал понимать свое положение. Клетка была сделана из древесины на основе стальной рамы, и, врежься она в ствол, скорее всего, разбилась бы, но только к свободе это бы его не привело - если, конечно, не считать свободой падение со смертельно опасной высоты. Кровавое дерево было монументальным. Его ствол в окружности достигал никак не меньше двадцати футов - и был слишком объемным, чтобы ухватиться при спуске. Ниже сука со шкивом спилены все ветви. Все возможные упоры для ног планомерно зачищены. На уровне глаз Райфа как раз находился один из таких рубцов, оставшихся после удаления ветвей. Он был гладким, как столешница. На обнаженную древесину нанесли какое-то поблескивающее покрытие. Райф долго рассматривал эту мастерскую работу. Люди, которые его сюда подняли, прекрасно знали, что делали.
Он собрался и перекатился на живот. Мошкара, которая было пристроились на его шею и предплечья, гудя, поспешно взлетела. Райф ее проигнорировал. Тяжелее оказалось не обращать внимания на вспышки боли, которые посылало затекшее тело. На внутренней стороне ладони проступил отпечаток решетки.
Опасения по поводу состояния тела испарились, когда он с высоты восьмидесяти футов посмотрел вниз. На севере кровавые деревья были самыми высокими. Райфу приходилось видеть ошкуренные бревна в две сотни футов длиной. Сами же деревья были выше вдвое. Он допускал, что его похитители могли поднять его и повыше, но тогда для подъема и спуска клетки им пришлось бы прилагать больше усилий. Чтобы помешать пленнику совершить попытку побега, восьмидесяти футов было вполне достаточно.
Прутья резали Райфу бедра и грудь. Когда он повернулся, чтобы ослабить давление, клетка в горизонтальной плоскости заходила ходуном и начала дергаться вверх и вниз. Тросы, регулируя напряжение, пощелкивали. Райф ползком подтянулся к середине клетки. Он посчитал, что лучший способ уменьшить раскачивание - сосредоточить вес в центре. Клетка была вытянутой, пять на шесть, и высотой четыре. Райф задумался, кто ее сделал. Вот уж точно не кланники. Кланники никогда не стали бы держать пленника в штуковине, в которой его ноги не касаются земли. Всем людям, даже осужденным, дозволялось сбщаться с Каменными Богами.
Это сделано в городе. Их бог парил в воздухе. Райф представил себе, что клетка, вознесенная под небеса, могла приближать городского узника к городскому богу. Только что же эта городская штучка делает во владениях суллов? Клетка была слишком безобразной и грубо сваренной, чтобы быть сулльской работой. И, судя по рассказам Ангуса Лока, суллы не практиковали взятие в плен. Нарушителя первый раз предупреждали, во второй -- убивали. С преступниками поступали именно так. Но взяли же они пленника? Его.
Внизу лежало сулльское поселение.
Райф высматривал подробности через лес. Этот поселок не походил на виденные им ранее. Он располагался на участке леса, частично очищенном от сосен. Было оставлено примерно одно дерево из десяти. У оставшихся деревьев срублены вершины, ветви, а верх ствола заострен. Обработанные пни выглядели серо-белыми копьями, каждое высотой сто футов. Райф спросил себя, может ли дерево на корню окаменеть, потому что стволы выглядели именно как деревья, сделанные из камня. Из ближайших стволов получался безукоризненный квадрат. Полотно, натянутое между ними на высоте около двадцати футов, создавало большое укрытие без стен. Свет, мерцающий на поверхности полотна, создавал сетчатый узор из штрихов, который Райф узнал: радужная кожа. У Орвина Шенка была дага с рукояткой из радужной кожи. "Рукоять одна стоит больше, чем десять лезвий, - любил говорить людям Орвин. - Тут сила уже не нужна - поднимаю рукоять повыше и завораживаю своего врага."
Райф прикинул, что на Орвинову дагу кожи пошло около четверти квадратного фута. Полотно колыхалось от ветерка, по нему пробегали волны синего и серебристого света. Если бы такая удивительная и дорогая вещь была у кланников, они бы не стали обращать узорную сторону к небу. Они бы раскинули ее лицом вниз, чтобы видели все.
На этой мысли Райф задержался. Она сказала ему о суллах нечто существенное. Они не были кланниками. Они даже не были людьми. Имущество, желанное для людей, ценности для них не имело. Райфу пришло в голову, что для понимания людей необходимо знать, что они ценят... и в этом смысле кланники знали о суллах меньше, чем ничего.
Лучший шанс ему выжить - наблюдать и изучать.
Не сказать, чтоб у человека в клетке был большой выбор. Улыбаться было больно. Дышать больно. С его бесчувственным телом обошлись не слишком ласково. Сменив позу, он дал отдых коленям. Клетка запрыгала, как пробковый поплавок на воде. Сосновые иголки, которые нападали на клетку сверху, через зазоры решетки пролились на него дождем. Они пахли мылом.
Когда он их вымел, глаз поймал внизу движение. Из-под полога появилась фигура. Даже если смотреть с восьмидесяти футов, это был явно сулл. У Райфа свело живот. Реакция была непроизвольной. Именно это ощущали все кланники при появлении народа, который господствовал на востоке: страх перед неведомым.
Этот человек, мужчина без доспехов и с волосами, собранными в боевой гребень, бегущий от середины лба к затылку, целенаправленно шагал через прогалину. Вверх он не смотрел. Прежде чем потерять его из виду, Райф проследил за ним до каменной площадки, окруженной невысокой стенкой.
Когда Райф пытался рассмотреть площадку лучше, клетку качнул порыв ветра. Обзору мешали ветки соседних деревьев. Он мог видеть только область прямо под клеткой, а ветви кровавого дерева, густо усыпанные иголками, перекрывали ему все направления, кроме северного, на навес из радужной кожи. Насколько он мог судить, площадка и окружающая ее стенка разрушались. Куски камня частично уходили в землю, словно упали с большой высоты. В каменных трещинах пустили корни сеянцы деревьев и ростки папоротника. Райф раскачал клетку, чтобы рассмотреть получше. В высшей точке подъема он на миг бросил взгляд за дальнюю стенку площадки. Дальше вглубь леса снова шли развалины. Он раскачался снова. Среди развалин поднимались дюжины полотняных укрытий, использующих в качестве опор оставшиеся стены, каменные столбы и деревья со срезанными вершинами. По лабиринту сновали тонкие силуэты, неясные, безмолвные, вооруженные.
Райф перекатился на спину и дал клетке еще упасть. Прямо над головой небо частично заслонялось плотной кроной кровавого дерева. Его ветви были усыпаны иглами, как борт баркаса веслами. Чем дольше Райф на них смотрел, тем сильнее ему казалось, что иголки движутся. В ряд.
Он перевел взгляд ближе и сосредоточился на клетке. На стенке, обращенной к дереву, примерно посередине, висел бурдюк. Кроме него, в клетке больше ничего не было, только он сам. Райф провел ревизию тела и одежды. Исчез орлийский плащ. Беспокойство по этому поводу он постарался унять. Тюленья кожа от засохшей грязи и крови задубела. С брюками то же самое. Сочившаяся из кровавого дерева смола измазала и то, и другое темными липкими пятнами. К одному из них пристал раздавленный комар.
Первой мыслью было, что он застудится. Если его продержат здесь всю ночь, он может поморозиться, если даже что-то не отморозить. Согнувшись вдвое, он дотянулся до бурдюка и взвесил в руках воду. Около галлона (чуть больше 3,7 литров -- прим. перев.). Еды нет. Судя по освещению, времени почти что полдень. Райф лег, вернулся к рассматриванию игл. Это должно было быть местом временного содержания. Если бы суллы хотели его смерти, они бы давно его убили. Если бы его хотели прикончить, оставили бы без воды.
Если только не собирались его уморить - убить, не запачкав кровью руки. Райф вздрогнул. Это движение что-то сдвинуло под горлом. Вороний амулет, кусок жесткого черного клюва, данный ему при рождении, подпрыгнул на своем шнурке. Значит, он до сих пор здесь. У него и суллов нашлось кое-что общее. Ворон никому не нужен.
Райф закрыл глаза, изменил позу, чтобы ослабить давление на плечи и ягодицы. Он слушал, как к нему лезут мошки. Завтра они все подохнут.
- Адди! - крикнул Райф во всю глотку. - АДДИ!
Единственным ответом стало комариное гудение.
Прошло какое-то время, прежде чем сердце успокоилось. Где Адди? Что с ним сделали? Худшей участи для горца, чем подвешивание в клетке, Райф и представить себе не мог. Горцы всю жизнь проводили на открытых просторах клановых земель, следуя за своими стадами. Они не выносили ограничения свободы и тесноту. "Даже в самом большом круглом доме, - любил подчеркивать Адди, - стен слишком много."
Райф заставил себя задуматься. Отсутствие следов Адди могло быть и добрым знаком. Может быть, суллы сажают в клетку только тех, кого опасаются. Тридцать дней назад Йиселл Без Ножа и Илай Хребтолом во время встречи в лагере на Адди едва взглянули. Райф вспомнил холодный блеск в глазах Без Ножа, когда она выяснила, кто он такой. Еще повезло, что она тогда позволила ему уйти. Так почему же его схватили сейчас? Что изменилось?
Утрата, осознал он. Когда на стоянке к северу от Рва он встретился с Йиселл Без Ножа, меч лежал подо льдом. Она даже помогла его отыскать, хотя Райф глубоко сомневался, что это было сделано ею сознательно. "Они никогда не отыщут Миш'ал Ниж", - обронила она вполголоса, когда они с Адди уходили. До этого момента у него не было зацепки, где искать меч. Миш'ал Ниж стало подсказкой. Место Без Туч.
Райф схватил со стены клетки мешок с водой и сделал большой глоток. Вода имела отчетливый вкус зелени. Его поставило под удар обретение меча. Какое-то время он на этом остановился. Теперь Утратой владели суллы. Если это то, что они искали, почему его не убили или не дали уйти? Почему посадили в клетку? Кланники брали пленных на поле боя, потому что позже могли взять за них выкуп. За Райфа Севранса Черный Град ничего платить не стал бы, а Увечным и платить-то нечем. Дело не в выкупе. В нем не было никакого смысла. Суллы в такие игры не играют. В таком случае, наказание? Или они ждали вести от Того, Кто Ведет? Может быть, Без Ножа не имеет права решать судьбу Свидетеля Смерти.
Холодало. Райф перекатился на колени, чтобы следить за событиями под клеткой. Рядом с навесом щипали траву две лошади, обе оседланные. Он не слышал, как они приехали. На крупе одной по бокам жесткие одинаковые короба. Припасы? Еда? Кишки Райфа свело. В желудке ничего, кроме воды, не было. Когда он в последний раз ел? Сколько он тут уже находится?
Он наблюдал и ждал. Навес под ветерком ходил волнами. Кто-то из всадников прошел у края навеса. Райф увидел мелькнувшую руку, бедро, оружейный ремень. Женщина.
Это не помогло ему чувствовать себя хоть сколько-нибудь лучше. Он устроился на корточках, головой задевая потолок клетки. Было облегчением не опираться на переплет телом, пусть уж лучше страдают подошвы сапог. Облегчение вышло недолгим. Заныли мышцы бедер, клетка потеряла устойчивость. Он уравновесил клетку, сев как раньше. Попытался - безуспешно - успокоиться сам.
Почему они не обращают на него внимание? Чем занимаются под навесом? Лошадь с коробами, услышав команду, прянула ушами. Повернулась и зашла под навес. Через миг за ней последовала вторая. Райф напрягся, пытаясь хоть что-то услышать. Он смутно ощутил под пологом биение четырех сердец. Двух больших и спокойных - лошадиных. И двух слабых, чуждых и более трудных для понимания - сулльских.
Он еще выпил воды. Подождал. В той четверти неба, которая просматривалась из клетки, плыли облака. Он наблюдал за ними, пока ухо не поймало щелчки металлических пряжек. Суллы садились на коней. Прошло несколько минут, и из-под полога появились два всадника, погнав лошадей рысью на юг, к селению. Первой скакала женщина-воин в плаще из выбеленной кожи, с ножами, прикрепленными к талии и к голени. Ее волосы были черными и блестящими, как ночная река. Над левым ухом на черепе выбрито изображение луны в первой четверти. Вторым всадником был Хребтолом.
Райф вцепился в клетку и затряс ее.
- Где Адди? - закричал он им. - Что вы с ним сделали?
Всадники держались в седлах прямо, подтянуто. Вверх они не взглянули. Конские уши дернулись, но с рыси кони не сбились. Райф проследил, как они въехали под сень леса и пропали из виду. Он тяжело задышал. Его грудь сжал новый страх. Он был настолько не знаком Райфу, что тот не смог его узнать. Он существовал в пересечении слов: незамечаемый - одинокий -- пренебрегаемый.
Райф вспомнил рассказ об Рангоре Баннене, Вожде-Эхо. Сын Рангора Пади захватил в клане всю власть, по сути, но не по названию. Из преданности или из жестокосердия Пади не убил своего отца и не взял титула вождя. Вместо этого он запер Рангора в свинарнике, приковав на цепь у стены. Пади со своими людьми будто бы приходил туда каждый день и они там над ним глумились. Они хрюкали по-поросячьи и спрашивали, не хочет ли он из грязи что-нибудь объявить. Первое время Рангор злился, стучал своими цепями и требовал, чтоб его отпустили. "Ты мне не сын, - кричал он Пади, - ты бесхребетный позор рода человеческого." Через какое-то время издевательства утратили свою новизну, и Пади со своими людьми перестал навещать так называемого вождя. Баннен ввязался в войну со Скарпом и Харкнессом, и про старого вождя забыли. Раз в день кухарка приносила помои, и наступило время, когда Рангора уже не беспокоило, что приходится выхватывать морковные огрызки с цыплячьими костями руками и есть с земли, как собака.
Райф слышал эту историю много раз. В каких-то пересказах Рангор оставался одиноким и всеми забытым годами, в других это длилось лишь лето с осенью. Все рассказы сходились в том, что стало с Рангором Банненом дальше. Он утратил разум. Одинокий и брошенный, его ум ушел в себя, размяк и сгнил, как морковные огрызки, упавшие в грязь. С ним больше никто не разговаривал. Матери запрещали детям приближаться к вонючему старику, погрязшему в своих нечистотах. Воины не признавали его существования. Он их позорил, и они его стыдились. Если кто-то вообще и заговаривал о старом вожде, то это случалось, когда развозило от крепкой старки. "Пади должен был его убить, - бормотали они. - Зачем он позволил ему жить?"
В битве у холма, называемого Бочонком, Пади достал меткий харкнесский стрелок. Стрела прилетела из глуби леса. В наступившей после этого неразберихе с жизнью расстались пять сотен банненцев. Никого с крепкой хваткой, достаточной, чтобы стать вождем, в живых не осталось. Вот тогда-то старшие воины и решили освободить Рангора из заточения. "Он никогда не переставал быть вождем, - сказали они себе. - И он вел нас прежде, в тяжелые времена."
Его выпустили и помыли, сбрили бороду и подстригли волосы, одели в превосходный серый каракуль, приличествующий вождю. Но еще когда за ним ухаживали, стало ясно, что с ним что-то не так. Когда ему задавали вопрос - какой меч, какой наряд, какие сапоги? - его ответ лишь повторял заданный вопрос. "Шерсть или лен?" - повторял он бессмысленно, глядя в никуда. "Шерсть или лен? Шерсть или лен?"
Рангор стали называть Вождем-Эхо. Райф полагал, что кто-то должен был взять на себя роль вождя клана, но эта часть истории упоминалась редко. Сутью рассказа было иное: человек может утратить разум. Одинокий человек, не имеющий поддержки, может оторваться от своего тела так далеко, что ему уже и не вернуться.
Райф развязал шнурки брюк и помочился сквозь решетку. Он вспомнил о Рангоре, подбирающем еду с земли, затем закрыл глаза и ни о чем уже больше не думал.
Сон унес его во все давние места: черноградский круглый дом, отцов чум в Пустых землях, главный двор в тот день, когда он давал клятву новика. Прошлое было так близко, что его можно было потрогать. Он ощутил языком шероховатость клятвенного камня, его металлический вкус и холод, услышал призыв Инигара: "Клянись!"
Райф очнулся. Прошлое вернулось на свое место, и иллюзия, что его можно изменить, испарилась.
Темнело. Солнце опустилось ниже линии леса, и сосны почернели. Райф сел, подтянув колени к груди, чтобы сберечь тепло. Когда клетка качалась, показывались звезды. Через какое-то время он схватил бурдюк и напился. До него донеслись запахи сулльской кухни: запеченных фруктов и специй. В поселке далекими голубыми и лиловыми крапинками зажглись лампы. Некоторые двигались, и Райф представил себе суллов с факелами в руках, гуляющих между навесами.
Сначала он не сознавал, что ожидает, когда один из этих огоньков отделится и двинется через лес к нему. Сначала он считал, что просто наблюдает. Не ждет. Проходили минуты, затем часы, и тело задрожало от ночного холода. Никто не шел. Завтра придут, сказал он себе. Должны прийти. Бурдюк к утру опустеет.
Он заснул снова. Решетка врезалась в тело, а он видел сны. Перед ним стоял отец, его непокрытое туловище синело, словно замерзшее. "Сын, - спросил он, - почему человек, который меня убил, все еще жив?
Правое плечо Райфа пронзила боль. Он проснулся, или подумал, что проснулся. Но нет, он ошибся, потому что в темноте двигались причудливые фигуры. Блестели зубы. Руки, которые его не любили, бесцеремонно трогали обнаженное тело. Ночная цапля предупреждающе вскрикнула, и видения ушли. Он заснул как убитый.
Он проснулся в мире тумана. Серое облако наседало со всех шести плоскостей клетки. Светало, и температура стояла выше точки замерзания. Райф проанализировал свое состояние. В голове стучали молоточки, болело плечо, но, на удивление, онемения пальцев и других конечностей не наблюдалось. Он сел и потянулся к бурдюку.
Тот был полон. Оленья кожа выглядела туго натянутой и округлившейся, свисая со стенки клетки спелым плодом. Вчера вечером она была дряблой, воды внутри оставалось разве что с чашку. Желая проверить вес, Райф его отцепил. Все охотники знают, что неповрежденную тушу может раздуть газ, но ему казалось, что тут дело не в газе. Мех был тяжелым. Сердце захлестнул страх. Он вытащил из бурдюка пробку и принюхался. Вода такая же, как и вчера. С отчетливым запахом, холоднее окружающего воздуха. Сулльская.
Ему не осталось ничего иного, только пить. Даже догадываясь, с чем связывается, ему придется пить. Он знал, на что похожа смертельная жажда. Она похожа на усталую, дрожащую лошадь.
- Медвежка, - произнес он нежно, позволив воспоминанию о маленькой горной лошадке, которая провела его сквозь Глушь, оформиться в мыслях, прежде чем оно окончательно исчезнет.
Ему нужно было подумать. Туман, просачиваясь через решетку, попадая внутрь, разрезался на кубики. Райф смотрел, как эти кубики рассасываются, пока он из кусочков собирает в единое целое то, что произошло. Беглый осмотр правого плеча выявил на коже небольшой красный прокол. Ткани вокруг были слегка болезненными, но неповрежденными. Ранку покрывало что-то вроде жирной мази. Райф понюхал ее. Ничем не пахло.
Его усыпили. Выстрелили через решетку стрелкой с особым наконечником, подождали, пока он отключится, а затем опустили клетку. Когда он оказался внизу, стрелку вынули, обработали ранку от нее, и наполнили бурдюк. Что еще? Райф не хотел прокручивать в голове сны прошлой ночи. Если ответ был в них, пусть там и остается. Вместо этого он пристально осмотрел клетку. Оседавший на металл туман пленкой покрыл сталь. Небольшое падение температуры, и вода превратилась бы в лед. Не дали ли ему чего-нибудь, что могло предотвратить обморожение? Такое вообще бывает?
Туман начал рассеиваться, и исполинские кровавые деревья всплывали из него, как затонувшие корабли. В лесу раздавался неясный шум. Чуть дальше к востоку внизу кто-то водил оселком по металлу. Еще кто-то вбивал колья. Звуки стоянки. Райф заставил себя не поддаваться их обыденности.
Эти люди подмешали ему в воду дурмана. Странно, но когда Ангус Лок рассказывал о суллах, он ни разу не упоминал об их жестокости. Гордые, смертельно опасные, скорые на руку - вот качества, которые Ангус подчеркивал в своих рассказах. Перейдешь суллу дорогу - будешь мертв, но не подвешен на дереве и не одурманен.
Прилетевший снизу стук копыт известил о прибытии нескольких всадников. Райф не стал смотреть вниз, чтобы проследить за ними. Теперь он понял игру. Они будут приезжать к навесу, оставаться там какое-то время, а затем возвращаться на стоянку. Их целью было его игнорировать. Суллы, старейший народ Севера, пытались его сломать. Почти наверняка они подмешали ему в питьевую воду дурман. Он чувствовал это; сердце дрогнуло. Когда потребуется, они выстрелят в него дротиком и отправят спать, пока чистят клетку и пополняют запас воды. Они стремились лишить его контактов, изолировать и ослабить.
Райф устроился в клетке и уставился на сосновые иглы, пытаясь представить, как ему сохранить разум.