Хэн Дэс Нэ. Дети Лива. Часть 3

ДЕТИ ЛИВА

Часть III

СОДЕРЖАНИЕ

1 КИЛЬ СЫННИ: НЕИСПОВЕДИМЫЕ ПУТИ БЛАГОДАРНОСТИ

2 МИРЭ: ЖИВАЯ ЛЕГЕНДА

3 КИЛЬ СЫННИ: ПОДВОДНЫЕ ТЕЧЕНИЯ МАРИТИМИ

4 ВИЛА: ОМНИНАЙ, БЛАГОСЛОВЕННЫЙ И ПРОКЛЯТЫЙ

5 ВИЛА: КЛЯТВЫ И ОБЕЩАНИЯ

6 ВИЛА: СОЛНЕЧЫЙ УДАР И СВЯТОЙ СТАРЕЦ

7 КИЛЬ СЫННИ: ЭНОЭЙ

8 КИЛЬ СЫННИ: ЭНОЭЙ СРАЖАЮЩИЙСЯ

9 ПАНГАР: ИЩИТЕ И ОБРЯЩИТЕ

10 МИРЭ: ДОРОГА БЕЗ КОНЦА

11 ВИЛА: КАРАЭНАЙ. БЕЗ РАДОСТИ И НЕ БЕЗ ПОТРЯСЕНИЙ

Карта мира [от автора]

1 КИЛЬ СЫННИ: НЕИСПОВЕДИМЫЕ ПУТИ БЛАГОДАРНОСТИ

Проницательный человек с нескольких слов, а то и без них, схватывает ситуацию. Это я о Виле. О том, почему он вызвался сопровождать нас с Мирэ по маршруту отца.

Да, поиски Вилы, без особого для нас труда, увенчались успехом, однако нападение разбойников поставило куда более насущную проблему - проблему выживания. Мы с сестрой в незнакомой местности одни - без родни, без охраны, без денег и провизии, для нас закрыты пути как назад, так и вперёд. Вполне возможно, что в Мизии нас числят в погибших.

Своё решение проводить нас до Караэная наш гостеприимный хозяин объяснил так:

- В данный момент вы лишены средств к существованию. Денег у меня немного, но кое-что припрятано на чёрный день. Лошадок купим в очередном Вольном городе, здесь они чересчур дороги, да их просто нет. Это первое. Второе: я знаю дорогу и практически единственный могу показать место захоронения вашего отца. Даже ваша мать, Сэгээн Сайин Сэлэнэ, теперь Леор-Ватанийская, этого не знает. Только дураки, что гоняются за моей персоной, надеются. что в день рождения или, напротив, гибели Лива я побегу класть цветочки в семейный склеп Леоров. Там нет ни Лива, ни его матери - г-жа Уиллия похоронена на лугу около замка. А третье...

- Есть ещё что-то?

- Если честно, засиделся я в этой глуши, хоронясь от стражей закона эврисема, наподобие сура в норке. Пора выбираться в большой мир. А самое важное - вы дети Лива, и я просто не могу не помочь вам.

Не кинулся Виле на шею лишь потому, что это не по-мужски. А сестрице тем паче невместно. С таким провожатым хоть на край света, хоть Богу Рыбе в пасть! Теперь я твёрдо верю, что мы найдём не только могилу отца, но и трижды клятых людей-лебедей. И найдём, и уговорим помочь, Вила сумеет. Должен же "бедняжка Незумо" сбросить груз проклятья - чем скорее, тем лучше. Эх, когда и каким увижу его? Дорога нам выпала - глазом не окинуть ...

Несколько скрасил наш путь до Ильэнэя спор о благодарности. Вила найден, и всё же поручение мизийской принцессы не выполнено: чин чжу не увидит старшего брата. С точки зрения нас с сестрой, в особенности Мирэ, такое решение отцовского друга противоречит элементарной признательности. Искали тебя, искали, и, выходит, зря! Неудивительно, что на ближайшем привале беседа как-то естественно свернула к обсуждению того, что считать благодарностью, и наоборот. Всегда ли долг красен платежом? Не напоминает ли такой обязательный обмен взаимопомощью тривиальную куплю-продажу? Можно ли оставить без отклика доброе отношение или поступок, способствовавший вашему успеху? Или это уже неблагодарность?

Притчу, которую по случаю выложил Вила, он назвал "Птичка-невеличка". Это название и оставлю.

Птичку-невеличку посылали на землю в трёх случаях: принести радость, принести горе, успокоить окончательно (успение - уход из жизни). Птичка исправно несла свои обязанности, пока вдруг не сломала себе крыло, сильно ударившись оземь из-за неверно выбранного манёвра. Птичку, в жалком состоянии, подобрал умелый человек, подправивший ей крыло и срастивший полые кости.

Выздоровев, птичка вернулась к себе. По-прежнему слетала она вниз, доставляя радости, горести и успение. Но вот её направили к тому, кто когда-то милосердно поставил её на крыло. Помня добро, пернатая вместо горькой вести принесла ему радостную. Человек заболел, но не смертельно.

Птичку уличили в том, что она теряет память, путает задания, и решили, что с этого момента она будет приносить известия исключительно о горестях и о смерти: не страшно, если и перепутает. Так и пошло.

Через некоторое время птичке предстояло выполнить тяжкое поручение: успение - вот что было предназначено человеку. Птичка и здесь поступили по-своему: принесла ему не смерть, но горести. Если вдуматься, они очень похожи друг на друга.

Поняв, что спорить с неразумной бесполезно, птичку определили в вестники смерти. Оперение её потемнело, размах крыльев внушал ужас. Вновь направили её на землю, к старому знакомому.

Что же птичка? В её сознании всплыло ещё одно правило, за ненадобностью позабытое. Вместо того, чтобы стать гонцом смерти своему спасителю, она грянулась о землю и из летающей сделалась простой домашней птицей, курицей.

Хозяин и хозяйка очень этому обрадовались. Особенно хозяйка. Она тут же изловила курицу и сварила из неё бульон, так полезный для болящих.

- Выводы за вами, друзья, - с этими словами притче, как и курице, пришёл конец.

Обсуждение, инициированное Мирэ, больше напоминало перепалку:

- Жаль страдалицу... и погибла понапрасну...

- Как посмотреть... Своего благодетеля она спасла.

- Так что, не надо ей было стараться? Убить человека - и всё?

- Тогда не было бы и притчи.

- А-а-а, понял! Благодарность - это то, что нужно тебе, а не кому другому. Неважно, замечает ли твои усилия тот, для кого это сделано, - главное, что у тебя было покойно на сердце. Я прав, Вила?

- Ты совсем такой, как Лив.

Я даже покраснел: в устах Вилы это высшая похвала.

- Друзья мои, я, конечно, благодарен вам за весть о сестре. Рад за неё. Долгими дорогами добиралось до меня это знание. Но уподобляться птичке с крошечным мозгом и расшибаться в лепёшку, чтобы ловить отсветы придворной жизни - это не моё. Останусь лучше на своей земле "человеком с охапкой сена", как меня Мирэ величает.

- Один? Вы живёте здесь совсем один?

- Не всегда. Одно время помогал мне Пангар, беглый из Заозёрного братства, еретик, но его позвало высшее предназначенье. Надеюсь, увидимся с ним в городе, вам будет интересно. Он знал Лива и неоднократно выручал нас, рискуя собственной жизнью.

Ничего себе друзья у отца! Беглый, в розыске, Вила. Еретик Пангар. Дракон. Боги, настоящий лунный Дракон! Право, стоило потерять деньги и лошадей, чтобы услышать столько из ряда вон выходящего!

2 МИРЭ: ЖИВАЯ ЛЕГЕНДА

Киль молодчина, задал вопрос, который в моих устах прозвучал бы неуместно.

- Пангар... Жили и другие помощники, да не зажились.

- Сбежали?

- По-разному. Одного способного паренька свои же сельчане извели. Сочли пособником колдуна.

Мы с Килем переглянулись, одновременно вспомнив жуткую байку старшего охранника о Чудовищной Гари. Наперебой принялись просвещать Вилу. И что же? Тот ничуть не проникся жалостью, только хмыкнул.

- Слыхал сию гисторию. Брехня чистой воды. Выразиться поприличнее - плод фантазии, порождённый жаждой чудесного, невозможного для безрадостной сельчанской юдоли. Узнаете подробности - согласитесь с такой оценкой. Итак, поехали.

Анкудинцы напали на мизийцев не за здорово живёшь - те потравили часть их травяного моря, где пасут скот. Множество животины пало, а у кочевников это основа существования. Готовилась заваруха. Чтобы избежать кровопролития, я надумал просто попугать невежественных сельчан и предложил анкудинцам на время принять в своё войско знакомого дракона.

- Знакомого?!

- Настоящего?!

- Для простецов он выглядит таковым, а по сути - сознательный инопланетный обитатель, лунеарий с планеты Кокон Маыма. То есть с нашей Луны. Хочет - летает, хочет - переваливается на четырёх лапах. Да, серого цвета. Да, не маленький.

- А чудовище?

- Дикий человек, к анкудинцам давно прибился, у них обитал. Там мы с ним и познакомились. Меня он заинтересовал как ипостась человека разумного, оказавшегося в особых, нечеловеческих условиях, но об этом долго рассказывать. Вернёмся лучше к началу.

Требовалось припугнуть распоясавшихся мизийцев, что и было сделано. Ни о каких самоубийствах речи не шло. Отобрали, как обычно, еду, трофеи. Я-то просил, если подвернётся под руку бесхозный подросток, прихватить его - одному трудно с хозяйством и опытами. Прихватили, но не того, не сиротку. Его, я уже говорил, через малое время свои же и убили, чтобы не приносил колдовских штучек. А Леко был способным, тянулся к знаниям...

- Леко? Не Демо?

- Леко, Леко...

- А что его мать?

- Из селища ушла. К какой-то дальней мужней родне. А как бы вы на её месте поступили?

А как бы вы чувствовали себя, сидя напротив живой легенды? Человека, запросто находящего общий язык с драконами с самой Луны и с дикими людьми? Исследователя и миротворца (пусть не совсем удачливого)?

Я тихо радовалась, что в приютившую нас хибарку не залетают феи и не заглядывают обольстительницы из числа сельчан. С драконами мы как-нибудь поладим. Зато со мной Виле будет легче и хозяйствовать, и ставить диковинные научные опыты. Если всё-таки колдун, я не имею ничего против того, чтобы стать куклой колдуна.

3 КИЛЬ СЫННИ: ПОДВОДНЫЕ ТЕЧЕНИЯ МАРИТИМИ

Зря сестра изощряется в красноречии, честя меня то неучем, то невеждой то тёмным отроком (с отроком уже явный перебор!) на том основании, что я не читал-де отцовских трудов. Не уверен, что сама-то обвинительница глубоко знакома со взглядами, изложенными в этих книгах. Что до меня, я, безусловно, перечитал почти всё, что ещё осталось в семейной библиотеке. Многое не понял по молодости, это да. Зато теперь я проникся убеждением, что даже в нашем богатейшем собрании фолиантов есть далеко не все книги, созданные усилиями Лива и Вилы. Если они - а Вила это утверждает - оставили записи о встрече с драконом из Кокона Маыма, то где эти записи? Вила, наш теперешний кладезь сведений о прошлом и настоящем, признался, что отдал на сохранение крамольную книгу об Иных мирах некоему учёному мужу из Хейсаури, читай - колдуну - Сэй-Суури.

Гляжу, область поисков неизведанного продолжает расширяться. Мало нам людей-лебедей, так и труды своего же родителя придётся раскапывать на краю Хеймлана! К тому времени как найдём сокровище, смогу дополнить некоторые его главы. Дракон, колдун, да не один... Главное, побыстрее освободить Незумо, пока проклятье не начало действовать!

Пока же до Караэная нам как до дворца Бога Рыбы. Тащимся своим ходом, без лошадушек. Покупка ослов ни у кого из компании не вызвала энтузиазма. Этих животных более напоминали их владельцы, заломившие за скромную серенькую животину цены как за скакунов из конюшни эврисема. Путешествие на ослах не привлекало никого, но один, для перевозки тяжестей, не стал бы лишним. Увы, груз по-прежнему на плечах настоящих мужчин, то есть Вилы и вашего покорного слуги. Тем не менее, мы приближаемся к следующему Вольному городу - Омнинаю.

Мирэ считает городом греха столичный Мизан. Что же скажет она, очутившись в Омнинае? В очередной схватке Вольных городов Омнинай делал ставку на знание человеческой натуры: "Не пушками едиными выигрываются войны". Их план "с человеческим лицом" предусматривал десантирование в лагерь противной стороны группы привлекательных молодых людей и девушек с тем, чтобы личным примером убедить врага переметнуться в ряды противника или, попросту дезертировать. Слава Богам, это в прошлом. Однако обойти город стороной не получится: все шесть Вольных городов располагаются вдоль реки Маритими. Вила заметил: если смотреть сверху, с высоты птичьего полёта, шесть полисов нанизаны на эту голубую нитку, ровно бусинки. Тому, кто, тесно знаком с драконами, нельзя не поверить.

Поводом для очередного конфликта между городами стали на этот раз ... этнические корни названия реки, связующей всю шестёрку Вольных. Давным-давно учёные установили, что потамоним (собственное имя реки) Маритими восходит к древнейшему периоду, когда эти просторы были заселены какой-то ветвью, отделившейся от катайцев, или, что тоже не отрицалось, автохтонным (исконным) народом пракатайцев, их предшественников. Само название переводится как 'морская', что свидетельствует, скорее, о происхождении народа-"назывателя" откуда-то с моря, т. е. неисконном. Как водится в научных кругах, временами версии пересматривались, проветривались, как одежда в старом сундуке.. И всё бы ничего, пока в разгорячённых умах жителей проарвиладского Караэная не родилось ошеломляющее предположение о том, что название реки с самого её начала звучало Мариотими, включая ортегский корень РИО 'река'.

Что стало первичным в этом открытии: желание возвысить "ортегскую" составляющую местной культуры? Повод для начала военных действий против соседей? Да всё вместе взятое. Подобно тому, как любая река разделяет два берега, началось размежевание Вольных городов по культурно-политическим соображениям.

Впечатлял и ещё более радикальный вариант этимологии. Суть его сводилась к тому, что в незакатные времена полное название реки звучало как Маритими-кан. Со временем те, кто заселял берега, сократили имя до Маритими: понятно же, что речь идёт о реке, не о горе или овраге. Кан по-мизийски значит 'вода, река'. Омнинай, территориально ближе всех подобравшийся к Мизии, руками и ногами ухватился за новоиспечённую гипотезу. Дошло до того, что жителям было предписано отныне употреблять исключительно Маритими-кан, на мизийский манер, а старое название забыть. Вполне возможно, что, когда мы далеко отошли от Ильэнея, сей порыв был подхвачен и там. Одно хорошо: городок, рядом с которым обосновался Вила, настолько глохлый, что опоздание новостей на месяц считается нормой.

Главным субъектом сражений за этническую правду жизни выступил, разумеется, Караэнай. Он умудрился отличиться двояко: на внутренних и внешних рубежах. Не секрет, что Караэнай не представляет собой единого этнического целого, так что противостояние "западников" и "восточников" в самом крупном Вольном городе никого не удивило.

Началось с того, что группы, размахивающие белыми платками с надписью РИО, бродили по городу с криками "Ора, Ортига!". Стихийно возникший лагерь их противников проарвиладского толка не столько кричал, сколько лез в драку, для верности нацепив на рукава белые повязки без надписей. Если кто-либо рассчитывал, будто Бог на небе узнает своих, он сильно прошибся: все белоповязочники были поколочены независимо от наличия или отсутствия букв.

В сложном положении оказался Аной, этот вечный подпевала "царственному" Караэнаю. Обе враждующие стороны - "западники" и "восточники" - соблюдали строгий пиитет по отношению к религиозным догмам и нормам, оттого подловить их на удочку ереси практически не представлялось возможным. Тем не менее братья из Аноя нашли способ отработать свой хлеб, выведя спасительное умозаключение: "Истинно верующие искони жили на этой земле и нарекали горы, реки, озёра именами из своего языка. Об этих достойных объектах говорится на страницах летописей. Если же то или иное название было обойдено вниманием переписчиков, оно не стоило внимания".

Вывод напрашивался сам собой: Аной, как змея, затаился в ожидании победителя. Менее проницательные приняли сентенцию за чистую монету, положив начало лихорадочному поиску Маритими в древних фолиантах. Однако то ли его там действительно не было, то ли оно было как следует укрыто, а может, просто книги выбирались с тонким расчётом, - словом, таким путём добраться до истины не удалось.

Плоды псевдоэтимологических изысканий сыпались как из дырявого мешка. На ходу рождались легенды о несчастных влюблённых (Мар и Тими, позже Имит и Рам), чья ожидаемая смерть в волнах давала повод присвоить реке имя Маритими.

Глядя на опыт Омниная, Караэнай спохватился, и эврисем скорёхонько выдал распоряжение, согласно которому защитники ортегской версии считались антинародными элементами, сеющими раздор в дружной семье потомков арвиладцев. С последним дали маху: моральное и политическое давление проарвиладского Караэная доводило до белого каления даже местных обывателей. Не говоря уж о соседях - Омнинае и Эноэе, кои не собирались оставаться в стороне в предстоящей бийке с Караэнаем и его присными.

Проницательные верно расценили "войну этимологий" как козни Рогана. Руководство Рогана опасалось авторитета и могущества самого крупного из Вольных городов и поспешило расколоть хотя бы призрачное единство. Удар был нанесён исподтишка: Роган внезапно сделал ставку на Эноэй. Сосед его, Ноэй, на эту роль не годился: слишком уж отдавал косностью и равнодушием к политике. И впрямь: что сказать о воинах, вооружённых крашеными стрелами из длинных луков, в то время как в других землях вовсю практикуют арбалеты! Не диво, что Ноэй чаще всего следует в форватере за окультуренным "младшим братом".

Итак, Эноэй стал избранником Рогана, подняв на щит идею объединения Вольных городов не мало не много - с Мизией! Не для того меняли Маритими на Маритими-кан, чтобы уступить законное право мизийцев на территорию каким-то занюханным арвиладцам не то выходцам из Ортиги! Не беда, что о переименовании реки осведомлены пока лишь местные жители, - главное. чтобы об этом не пронюхали чужаки! Ведь с недавних пор те, кто называл коварную реку Маритими-кан, признавались своими, получая тем самым пропуск в город; зато иные - в царство на несколько порядков ниже земли - антинародные же элементы!

Взращённый в пекле интриг, Роган не предусмотрел вмешательства ещё одной стороны. Противоположной как по расположению (с юга), так и по устремлениям. Наблюдая за событиями на севере, тхоу Катая горячо поддержал проект объединения Вольных городов с Мизией, но на условиях Катая. Боевым слоном, способным окончательно раздавить конкурентов на поле языкознания, должна была стать ссылка на одно из значений катайского корня ТИН - 'золотой'. С этим не поспоришь: могучая река - сущее золото для жителей: и пить, и плыть, и много чего ещё. В версии для знати и эстетов основной акцент делался на красоту водной стихии на закате. Разность звучаний не смущала; напротив, чередования звуков свидетельствовали о древности потамонима, прожившего долгую и славную жизнь.

Роган, Вольные города, Мизия... Война, впоследствии получившая название "Битвы этимологий", вступала в свои права. Миновать ряд городов в такой обстановке и не быть зачисленным в подсылы, стало практически невозможно. Ау, Караэнай!..

4 ВИЛА: ОМНИНАЙ, БЛАГОСЛОВЕННЫЙ И ПРОКЛЯТЫЙ

Кто-то скажет, что я выбрал самое неудачное время, чтобы покинуть свою берлогу по соседству с Ильэнэем. Кто-то, но не настоящий исследователь.

Театр войны разворачивался на наших глазах. Грызня Вольных городов, их стратегические и тактические перегруппировки, отношение к предложениям Катая - всё было как на ладони, просматривалось как с вершины высокой горы.

Наши жизненные трудности отступили перед лицом настоящей войны. Ибо к тому времени, когда мы достигли Эноэя, схватки переросли в полноценные сражения. Где битвы - там и полководцы. Караэнай подвела его "двуликость": официально главнокомандующим считался сторонник арвиладской партии, однако представители ортегской напрочь отказались от такого главенства, выдвинув из своих рядов многообещающего Баско Ротамайо - потомственного военного, с детских лет напоённого ненавистью и завистью к проарвиладскому окружению. По слухам, "западникам" от него крепко досталось в сражении под Игерой, но и потери были значительны. Бились насмерть, ожесточённо, семьями. Сыны Ротамайо покрыли свои имена воинской славой. Старший, Бласко, нёс знамя ортегского отряда, безбоязненно проходя сквозь заслоны врага. "Заговорённый!" - шептали вокруг. Было ли это правдой, но погиб не он, а его младший брат, сражённый мечом сторонника Арвилада.

Боголюбивые анойские братья, по старинке уповая на волю Светозарного, перехватывали на своих границах сторонников различных стран и партий, вразумляя пленных сменить мундиры на рясы и служить Богу в стенах братства - хочешь в Аное, не хочешь - в Заозёрье.

Эноэй и Омнинай срочно налаживали связи с Мизией. Об успехе переговоров свидетельствовали повозки с оружием, которые мы своими глазами видели на пыльных дорогах, ведущих с Юга в эти Вольные города. На дорогах - сильно сказано. Как раз здесь гуляли шальные стрелы, пёстрые и арбалетные, настигающие путников, не посвящённых в новый виток политики Вольных городов. Так что мы благоразумно предпочли скромные тропинки по обочинам трактам, служившим переправами для воинского довольствия и трофеев.

Мы пережили Омнинай. Не окажись на нашем пути мать безвременно погибшего Леко, мы пополнили бы число жителей, пострадавших от резни на улицах города. В первый момент я не узнал её: не думаешь о человеке - не ожидай его встретить. К нам мчалась растрёпанная женщина в оборванной юбке, что-то крича. Немудрено было догадаться, что: её преследовало двое мужчин с тесаками. Мы с Киль Сынни переглянулись, и каждый занялся своим "избранником". Против их тесаков сработали наши боевые навыки и короткие мечи. К счастью для нас, разжиться оружием теперь не составляло труда: каждый первый виллан готов был поделиться трофеем за определённую сумму хоть с выходцем из пекла.

Пока мы единоборствовали с бандитами, Мирэ пыталась разговорить прильнувшую к ней бедную женщину. Когда наконец сестре это удалось, мы узнали, что Омнинай охвачен волнениями. Большая часть мужского населения отправилась на Север сражаться против караэнайцев. Оставшиеся, а с ними и вся шваль, прятавшаяся в трущобах, беспрепятственно вылезли на свет божий и погрязли в разбое и пьянках.

Всё это сообщалось бессвязно, прерывающимся голосом, но мы поняли, что оставаться на улице опасно и что женщина приглашает нас к себе домой. Грех было отказываться от такого предложения: других у нас просто не имелось.

Домик, куда привела нас спасённая, был невелик, но неопрятен и набит жильцами ровно улей пчёлами. Двое старших (очевидно, родители мужа), трое помоложе, похожие друг на друга молодцы, а ещё чьи-то жены, и это не считая матери Леко. Зато дали попить и разделили с нами нехитрую трапезу. Я, не верующий ни в каких Богов, готов был уже молиться за Леко, когда Боги сумели поставить меня на место и не заискивать перед ними без должного повода.

Питьё, поднесённое нам, оказалось сонным. Это дошло до нас не сразу, а с опозданием, когда трое молодцев скрутили нам руки, и толкали к выходу, видимо, намереваясь за денежки сдать в управу как подсылов Арвилада. Мирэ если и интересовала их, то исключительно как особа женского пола (мнения жён. само собой, никого не трогало). Кричать о невежестве по части землеописания (где мы и где Арвилад?!) было так же бесполезно, как выдавливать влагу из булыжника. Кстати, мысль о булыжнике осела в голове и принесла достойные плоды. Тройка жадных олухов ничего не стоила против нас, даже связанных. Освободившись от пут, мы доказали это противникам, за неимением оружия используя приёмы чюэн - кулачного боя, благославляя уже не высшие силы (промашка вышла!), но боевое искусство Мизии.

До сих пор не уверен, знала ли женщина, вырастившая Леко, о готовящейся нам встрече? Склоняюсь к тому, что нет. Или хочу в это верить. Возвращаться в кубло не тянуло, но там оставалась Мирэ. И ещё - как посмотрят нам в лицо предатели, осквернившие законы гостеприимства, везде одинаковые?

Нашей проводницы не было. Старики замерли как каменные. Жёны забились в угол, их глаза мало не вылезали из орбит. Когда я протянул руку к мешку с нашими вещами, один из молодцев сделал попытку помешать мне. То, что произошло далее, потрясло меня. Киль Сынни, подобрав валявшийся на полу короткий меч (успели достать и оценить?), хватил парня по горлу! Кровь фонтаном брызнула на грязные стены, неубранный стол. Схватив за руку Киля, кивнув Мирэ на наши пожитки, я рванул из проклятой хибарки. Хоть под арбалетные стрелы, но только подальше отсюда!

Подальше, на наше счастье, оказалась полоса деревьев, где мы и сели. Тяжёлым было настроение и тягостным молчание. Недавно, совсем недавно мы рассуждали о благодарности - и вот тебе, пожалуйста!

Молчание храбро разбила Мирэ:

- Зачем ты это сделал?

Киль Сынни сидел неподвижно, в его глазах пробегали события последних минут. Вопрос подействовал на него как удар бича - заставил взорваться.

- А что, правильнее прощать предательство? Благодарить за оказанное гостеприимство? Вила, и ты считаешь, что я неправ?

- Ты прав в том, что это война, мальчик. Не отработки приёмов мастерства, не забава, а борьба за жизнь. Да, Мирэ, здесь убивают. Проблема в том, насколько это оправданно. Если есть возможность не отягощать себя ненужным, лишним убийством, надо это использовать. Накажет ли провидение виновного, не важно. Ты борешься не с врагом, а со своей натурой.

- Кровожадной?

- Жестокой. Мстительной. Таковы уж мы, человеки.

Снова воцарилось молчание. Киль менялся в лице, мучился, но заставил себя задать мне наболевший вопрос:

- Мстительной ... Такой справедливый, почему ты не отомстил за Лива? Оставил это нам с сестрой?

5 ВИЛА: КЛЯТВЫ И ОБЕЩАНИЯ

Дети в восторге прыгают по песчаным склонам и день, и два, и три. На четвёртый гора песка сползает вниз, погребая под собой тех, кто недавно здесь резвился.

Так с пустяка, с вопроса Киль Сынни стронулся целый пласт прошлого, грозя похоронить всё хорошее, что объединило меня в настоящем с молодыми Леорами.

- Почему ты заговорил о мести, сын Лива?

- Потому что обещал отомстить за него и бабушку

Боги! Ещё и это!

- Кому ты мог это обещать?

- Умирающему. Я поклялся.

Та-а-к. Пришло время, и с тоненькой струйки песка началось крушение целой горы. Ответить на такой прямой вопрос с ходу я не могу. Даже если ограничиться Ливом. Почему? Не хватило времени? Меня самого преследовали? Не то, не то ... Лив был уничтожен по распоряжению властей как убийца собственной супруги, да ещё прибегнувший к колдовству. Извещены ли детки об этой его первой жене? Если да, то что, Келлиану пришла пора уничтожать солдат эврисема? Был предатель (или предатели), выдавший властям наше с Ливом убежище, но виллана давно покарали боги, а нет - так добьют: под Караэнаем идут самые жестокие бои "войны этимологий".

Только обращение к логике способно внести ясность в происшедшее много лет назад. Некто отравил первую жену Лива, подбросил пузырёк от отравы в сад Леоров. Зачем? Завидовал молодой жене? Вот уж кто, по-моему, не заслужил ни ревности, ни зависти, сплошную жалость. Значит, ставилась иная цель - опорочить Леоров в глазах общества. Всех? Или кого-то определённого?

Г-н Стиор лежал при смерти, Лив должен был наследовать ему. Стиора отравили Стазены, я сам слушал рассказ свидетеля - нашего старого слуги. Вот где зарыт вампир! Стазенам понадобился замок! Ради этого они пошли на всё. Убийство Илевии, г-на Стиора, в конечном итоге Уиллии. Вопрос: кому обязан мстить юный Леор? Хлаиде и Килле? Да, в первую очередь им. А молодой Юллун? Какова его роль в истории с Уиллией? Послушный долгу тюремщик или правая рука герцога в борьбе с колдовскими выродками? Третий объект мести. Не много ли для одного парнишки? Все будущие жертвы - особы высокого дворянского происхождения, некоторые вхожи в верха, в свиту герцога. Лива обвинили в убийстве безосновательно, а тут дело оборачивается совсем иначе.

Вот так капкан! Мальчик сам не понимает, на что согласился. Клятва, данная умирающему, - это серьёзно. Капкан, и Киль в него пойман! Подумать хорошенько. кто имеет полномочия освободить его от обещания ... Не служители Светозарного, нет! Язычник и колдун Сэй-Суури, больше некому! Значит, и мой путь теперь лежит в Хейсаури. Но сначала...

- А что рассказывал вам о смерти отца г-н Даос?

- Рассказывал, что отца убили из-за его книг, в которых он высказывался против власть предержащих.

- А про г-жу Уиллию ... бабушку?

- Что она родом из Фееретты, очень красивая и милая. Умерла совсем молодой, от болезни.

- А почему тогда её не похоронили в фамильном склепе?

- Не знаю, может боялись какой заразной болезни...

Первое впечатление от ответа Киля - возмущение. Ай да г-н Даос! Всё тихо и благостно, все тёмные места из биографий вымараны. Мстить некому и не за что. А поразмыслив здраво, понимаешь: так ли уж был он неправ, приглаживая действительность? Ведь брал под свою защиту семью осужденного убийцы. Дважды вдову с маленькими детьми, безродную, нездешнюю. Сейчас я очутился аккурат в его положении: скрыть всё преступное (опять скрыть!) или рубить правду-матку, подтолкнув голову мальчика под топор палача? Такой вот Вила на развилке ...

- Знаешь, Киль Сынни, сейчас я не готов ответить тебе. Давай отложим выяснение на потом, время терпит. Перед нами стоят насущные задачи: раздобыться едой, добраться до Караэная. Да ещё до вашей Хейсаурской лебединой гавани, это не ждёт. Подойдёт время - решим и твой вопрос. Идёт?

- Идёт. Но помни: ты обещал, Вила!

6 ВИЛА: СОЛНЕЧЫЙ УДАР И СВЯТОЙ СТАРЕЦ

Положение дел в самом деле было серьёзнее некуда. На территории Эноэя добровольцев начали обучать обращению с неизвестными им видами вооружения. Бласко Ротамайо с удвоенной яростью слал войска против своих бывших товарищей по оружию, горя желанием отомстить за гибель младшего сына. Солдаты, уцелевшие от бешеного натиска восточников, либо отсиживались за стенами Анойского братства, двери которого распахнулись для желающих на удивление широко; либо массово переходили в противоположный лагерь, пополняя отряды Ротамайо. В воздухе носились слухи о скором наступлении на Роган.

Хитромудрый Роган не предусмотрел не только характера вмешательства Мизии во внутреннюю политику Вольных городов. Другие местечковые власти не обратили должного внимания на то, как проклёвываются ростки иного движения - за свободу от гнёта и Рогана и Арвилада. Пришёл момент - и масса простолюдинов выдавила наверх своих вожаков. Таких, которых не волновало происхождение народа - лишь бы тому народу жилось не так уныло и тяжко.

Осознание опасности пришло, как всегда, с опозданием. Когда избранный Роганом Эноэй возбуждённо смаковал новое для большинства слово "свобода". Ненавистное любым правителям, оно разносилось по Эноэю селевым потоком, будоражило умы и так потерявших ориентиры обывателей, сверзалось с силой, готовой разнести в щепки утлую лодчонку местных властей. В водовороте, вызванным непрошенным вторжением, закружились отцы и дети, военные и штатские, богачи и нищие.

Стронуть такую громаду, заставить передавать из уст в уста заветное "Свобода!", вывести на площади массы - удел избранных. Во главе отрядов Свободы в Эноэе шёл некий Джон-шу. Не "западник", как подсказывает именование, - имя вождя в переводе с катайского значило 'солнечный удар'. Был он нативным катайцем по отцу, взявшему в жёны девушку из Эноэя. Жёлтый, цвет солнца - излюбленный колер катайцев.

Первые удары подростка приходились на уличных мальчишек и приставал постарше. Ударами покрепче оделялись навязчивые поклонники его будущей супруги, красотки Шонэ. Судьба, не скупившаяся на удары, нанесла бойцу запрещённый, в спину - отец его умер, забитый прямо на площади за дерзкие речи, обращённые к местному богачу.

Подняв тело на вытянутых руках, Джон-шу обошёл площадь, переполненную ошеломлённым плебсом, и так проследовал ко дворцу правосудия, т. е. зданию суда. Услышав елейное, что принять могут лишь тех, кто записался заранее, парень опустил труп на ступени и повернул домой как ни в чём не бывало. Охранников, метнувшихся было вслед за ним, Джон-шу раскидал ударами, полностью соответствующими его прозвищу. Само собой, труп не остался возле негостеприимного учреждения, но с этого случая к жилищу парня начали стекаться обиженные начальством. Сперва только катайцы, потом и другие народы. Сбивалось подобие бандитской шайки, которая заставляла считаться с собой. Тактика ареста вожака не срабатывала, грозя опасностями не столько для стражников (делов-то!), сколько для стен тюрьмы.

Некоторое время о Солнечном ударе не было слышно. Это, как стало ясно позднее, был период его просвещения. Не в родительском доме: у его отца-работяги, так страшно ушедшего из жизни, не было ни средств, ни желания обучать мальчишку грамоте. За обучение катайца взялся беглый брат, безвозмездно знакомя малого не только со знаками и правилами письма, но и с законами существования в обществе. Бессистемные драки начали выстраиваться в соответствии с высокими жизненными целями. Слово "свобода", сделавшееся ходячей монетой в Эноэе, было одним из первых, коим беглый монах обменялся с кулачным бойцом.

Как только Маритими, благословенная и проклятая, стала притчей во языцех, Джон-шу явил городу и миру сформированные им отряды. По правую руку вождя встал сам беглый брат. Громадного роста, под стать катайцу, старик с совершенно седой гривой сам тренировал бойцов, внедряя неизвестные в Эноэе боевые хитрости. Мощной тенью вырастал на возвышениях, собирая вокруг себя толпы, трубным гласом растолковывая подоплеку ситуации, не забывая приправлять горечь сказанного сладким словом "свобода".

Народ называл его Святым, Святым старцем. Подлинные святые обязаны защищать самых последних, а он считал это своим долгом.

Я был в числе тех, кто отрицал его святость. Не потому, что злобствовал на защитников свободы. Сердце-вещун подсказывало мне, что столь примечательной личностью мог оказаться единственно мой добрый старый друг - Пангар. Не причисленный к лику святых, но из плоти и крови.

Догадка моя вскоре подтвердилась. Местом нашей долгожданной встречи по иронии судьбы стала тюрьма в Эноэе.

7 КИЛЬ СЫННИ: ЭНОЭЙ

Всё дальше и дальше уходили мы от Омниная. Оставляя за плечами город, который сделал нас с сестрой сдержаннее, взрослее. Боги свидетели, как рвался я продолжить разговор о мщении, но, как назло, не выпадало подходящего случая. На привалах мы больше молчали, погружаясь каждый в свои глубины.

Чтобы поддержать компанию, Вила старался рассказывать о чём-нибудь нейтральном, не бередящим свежие раны, полученные в Омнинае. К примеру, о своём приятеле Пангаре, коего жаждал увидеть в городе. Образ Пангара в моём сознании оказался накрепко сцеплен с Хейсаури. Раз уж такая глыба, как этот друг Вилы, в зрелом возрасте, бросив Заозёрье, переменил веру, значит вера обитателей этого края чего-то стоила.

В Хейсаури из присутствующих не был никто, даже вездесущий Вила. В землеописании его и отца край был изображён со слов того же Пангара. Следовательно, заполучив его, мы будем обеспечены надёжным проводником. Бескрайние просторы, болотистая местность, хмурые еловые леса, холодные реки ... Без знающего человека каждый наш шаг может стать последним - и прощай, мама, прощай, Незумо! Вывод: будем отыскивать в Эноэе Пангара, чего бы это ни стоило.

Вопреки нашим предположениям, попасть в Эноэй не составило большого труда. Народ валом валил в этом направлении. Кто верхом, кто в фургонах, больше всего встречалось пеших. Одни спешили влиться в военные отряды мизийцев. Некая партия отстаивала в городе интересы Мизии. Добровольцев принимали, по слухам, с распростёртыми объятьями, ставили на довольствие (последнее, на проверку, оказалось байкой). Ради того, чтобы получить кожаный шлем или деревянный щит с затейливым знаком Мизии, многие готовы были дважды и трижды продать чужакам свою страну, город и жизнь. Другие торопились вступить в ряды бойцов под водительством Джон-шу. Третьих влекли пламенные речи Святого старца, слухами о которых земля полнилась.

Благодаря характеру Вилы нам не пришлось тащиться пешком до Эноэя, но вышло с шиком подъехать к нему на повозке бродячих актёров (давно ли и мы дразнили своих друзей бродячими лицедеями? ...). Должен же кто-то вселять воинский дух в приезжих. Или просто поднимать настроение людям, чьё будущее окутала пелена. Резня, грабежи, насилие ... И вдруг: - А мы к вам пришли! И начинается представление...

Добирались бродяги от самого Омниная, но мы перехватили их повозку на половине пути к Эноэю. В дороге от них отвернулась удача: одной из лицедеек стало плохо. Мечется в жару, может, и заразна. Это решит лекарь в Эноэе.

Лекарь? В Эноэе? А Вила на что? Пообщавшись словами и жестами со старухой, которой поневоле пришлось ухаживать за больной, Вила насобирал не очередной остановке узких серебристых листьев и пряных тёмных ягод, попросил заварить и поить этим болящую. К вечеру следующего дня женщине полегчало. Похоже, её тяготы боги решили переложить на наши плечи. Представьте только: недужная оказалось нашей знакомой, матерью покойного Леко! Той, что чуть не подвела нас под виселицу. Не я один опознал её, Мирэ тоже. Выходит, лечили предательницу? Чудно, но акробаты и шуты из повозки заверяли нас, что Чёл (у предательницы есть имя!) в доску своя, играет на свирели, танцует.

Придя в себя и увидев рядом Вилу, наша болящая давай трясти головой, отгоняя дурной сон. А сон не отгоняется, Вила не уходит. Правда, и объяснений никаких не требует. Если мать мстит колдуну за сыночка, разве она неправа? Только сладить с колдуном бабёнке не по силам. Вот он, сидит как ни в чём ни бывало. Поздним вечером я подслушал их беседу.

- Ну что, никак не успокоишься, Летанно? (А Чёл - это тайное имя, что ли?).

- Сам видишь, колдун.

- Вижу. Настоящее. А ты всё смотришь в прошлое. Зачем? Ты порвала с семьёй мужа, нашла себя у актёров. Ради этого стоит жить.

- Я живу ради Леко.

- Напрасно. Рад бы вернуть мальчика, и не его одного, да не могу. Оттуда нет возврата. Мой совет: надейся на встречу в будущем и живи настоящим. Прощай.

- Прощай, колдун.

8 КИЛЬ СЫННИ: ЭНОЭЙ СРАЖАЮЩИЙСЯ

Достичь желанного Эноэя получилось неожиданно легко. Проблемой стало найти приют на несколько дней, в крайнем случае - на ночь. Трактиры и гостиницы были забиты "понаехавшими": город не рассчитывал на подобное скопище народу. Наиболее сметливые из местных предлагали места для ночлега в своих жилищах за плату, которой при иных обстоятельствах хватило бы на покупку самих строений с обитателями впридачу.

В Эноэй мы попали к вечеру, так что ждать подходящих предложений не имело смысла. Ночевать под забором тоже не вдохновляло. Оставалось воспользоваться гостеприимством служителей религии, благо приют предоставлялся даже последним нищебродам. Беглецов пускали без ограничений, что повышало риск подхватить желтуху, оспу. французскую болезнь (список продолжается). Однако отступать было некуда.

Тошнее других в обители Светозарного показалось Виле. Завзятому атеисту нет сил и терпения слушать бесконечные назойливые проповеди, по сути, служившие платой гостей хозяевам за пребывание на территории обители. К общей нашей радости, намётанный взгляд служителей опознал в нашей троице лиц не самого последнего разбора; нам была предложена отдельная келья с лежанками. Мирэ тотчас уснула, а нас с Вилой сон бежал. Друга отца безмерно раздражали воззвания к Светозарному, время от времени достигающие весьма высоких нот, что отнюдь не располагало ко сну. Не выдержав, Вила от души посоветовал монашку заткнуть пасть. Завязалась перебранка, к которой с интересом прислушивались бодрствующие сирые и убогие. Было что послушать: с высоты жизненного опыта, Вила со знанием дела выставлял религию и её служителей в нелепом и неприглядном виде.

Под конец перебранка перешла в потасовку. Вила, не чинясь, дал в глаз своему оппоненту, тот не остался в долгу, сирые и убогие оскорбились за собрата, и пошло веселье. В итоге Вилу, несмотря на протесты окружения, скрутили сразу несколько дюжих братьев, поспешив передать буйного пленника подоспевшей городской страже. Могучая фигура философа была облеплена охранниками как раковина жемчужницы моллюсками. Ничуть не расстроенный, Вила махнул мне рукой, давая понять, что скоро вернётся.

Встреча и правда состоялась, но не совсем так, как мы предполагали. Совсем не так.

Позже, из рассказа Вилы, выяснилось, что когда конвоиры влекли его в узилище, на них напали люди Джон-шу. Кое-кто, погрев уши у Светозарного, смекнул. что в беду попал один из их товарищей, причём забившийся в приют храма не случайно, а с целью привлечения новичков к Джон-шу. "Своего" радостно освободили и потащили уже к другой стороне конфликта в Эноэе. Так Вила познакомился с вождём борцов за Свободу.

Бросили рыбу в море! С утра отцовского друга, а теперь и приятеля самого Джон-шу (душевно посидевших до глубокой ночи за бутылкой вина), отрядили выступить перед народом. Да пожалуйста!

Мне довелось быть слушателем одной из его речей. Стихия свободы всегда была для Вилы самой привлекательной из всех других. Это была речь оратора, народного трибуна, достойная записи в анналах. Где серьёзно, где с шутками и прибаутками, Вила в картинках и красках изображал произвол церкви и светских властей. Особенно досталось Рогану, торгующему людьми как скотом. Перепало и "ловцам душ", скупающих их по дешёвке за краюху хлеба и чашку воды.

Содержание и исполнение речи равно вызывали одобрение публики. Многие посчитали оратора Святым старцем, несколько удивляясь его моложавости.

Куда было деваться нам с Мирэ? Уйти без Вилы и Пангара мы не могли, а первого настолько захватила стихия свободы, что он, верно, забыл о своих прежних обязательствах (так, по крайней мере, я думал). Прибившись к храмовому приюту, мы так там и обосновались на неопределённое время. Бродя днём по городу, мы ловили слухи о предстоящих выступлениях лидеров из отрядов Джон-шу. О том, что речи Вилы были оценены по достоинству: ему дали прозвище Вольный.

Наконец я застал выступление Святого старца, в миру Пангара. Если уж речи Вилы потрясали сознание толпы, что говорить о речах Пангара!

Как заточенные ножи в деревянную мишень, вонзались его слова в сердца слушателей, клеймили неправедных в самом Эноэе, благословенном и проклятом, и за его пределами; взывали к чувству собственного достоинства "рабов" из Вольного города. Не передать, что творилось вокруг помоста со Святым! Людское море, разбуженное истинами пророка, шло волнами. Удивительно, как голос Старца перекрывал весь этот шум.

Высшей точки возбуждение народа достигло, когда сквозь густую толпу к говорящему сумел пробиться детина высокого роста с криком "Пангар!". Постояв минуту с ошеломленным видом, говорящим о неподготовленности сцены, оба великана кинулись друг другу в объятия. Вокруг скандировали "Святой" и "Вольный". Будь я живописцем, изобразил бы момент торжества высших сил, спустя годы соединивших разлучённых друзей.

Только я принялся протискиваться к помосту с ораторами, как был отброшен в сторону грубияном в мундире городской стражи. Отряд, как и я, прокладывал путь туда, где высились фигуры кумиров толпы. Наступление с окриками "Разойдись! Прекратить беспорядки!" захлебнулось, разбилось о чугунную грудь толпы. Уже не охранники города отбрасывали публику - публика не пускала охрану.

Волны стихийного сопротивления скрыли от стражи её вожделенную добычу - Святого и Вольного. Растерянно озираясь, стражи порядка отступили на прежние позиции: воевать с целым миром не входило в их должностные обязанности.

Поле битвы осталось за защитниками Свободы.

9 ПАНГАР: ИЩИТЕ И ОБРЯЩИТЕ

- Батюшки-светы! Вила! Живой! Вот уж не чаял встретить старого приятеля. Да еще в городе, где реют стяги Свободы!

Ничуть он не изменился, Вила. Я не про внешность толкую. Внешность, тьфу, преходяща. Важно, он по-прежнему верит в людей, а это потруднее, нежели пресмыкаться перед богами. И пошли у нас с ним разговоры. В кои веки на нехватку времени сетовать не приходиться: чего-чего, а в заточении его предостаточно.

- Как же я рад, дружище! Столько думал о тебе, ждал встречи! Только прости, величать тебя Святым не собираюсь.

- Ну да, ты же у нас теперь Вольный! Слышать я об этом слышал, но как-то не соединял сие имя с твоей персоной. А ведь подходит! Жаль Лива, не дожил до светлых денечков ...

- А, ты же не знаешь! Они здесь, дети Лива. Добираются аж из Мизии, да что из Мизии - из самой Ватании, хотят поклониться отцовской могиле. От Ильэнэя меня с собой прихватили. Шучу, я сам вызвался: никто другой им заветного места не укажет.

- Здесь, говоришь? Я бы не прочь посмотреть на детей Лива. Помню их совсем младенчиками.

- Мальчик - копия отца. Талантлив. Характером побойчее будет.

- А девочка?

- В мать пошла, но где-то в глубине отцовские искры тлеют. Говорю "дети", а им уж двадцать минуло.

- Время не дремя... А ты-то сам как живёшь, Вила?

- Живу, как ты верно заметил.

- Женат?

- Один, совсем один...

- Значит, по-прежнему любишь её?

- Её. И прежде, и сейчас. И волю.

- У моря - горя, у любви - вдвое... Воля - это по-нашему. Как полагаешь, скоро ли изверги выпустят нас из узилища?

- Это у тебя надо спрашивать, ты же у нас Святой старец, пророк. По мне, как повернутся флюгера. Сегодня наверху власть, завтра - толпа, послезавтра. глядишь, наёмники из Мизии.

Сидели мы день, сидели и два, и три... Суп и воду нам на вторые сутки принесли, а потом даже за миской не заявились. Вила как в воду глядел: не до нас было, что-то творилось в городе, а спросить было не у кого. Толпа, слов нет, велика, да куда ей тягаться с обученными военными...

На четвёртые сутки слышу: кто-то скребётся. Мышь либо крыса, этих тварей здесь как неправедных монахов в Заозёрье. Пересилил сон, откинул ветошку. Около прутьев железной клетки кто-то в покрывале, протягивает мне руку с ключом. Вроде женщина, но может и евнух какой переодетый. Голосок тонкий: "Бегите, живее! Завтра в город войдут войска из Катая, пощады не будет никому".

Ну да, женщина, хотя и закутанная по уши. Спросил, как звать-величать нашу освободительницу.

- Неважно. Будите соседа и уходите. Скорее! Пока можно пройти. Вас будут ждать в трактире "Пища Богов", на выезде из города.

Замок со стуком упал на земляной пол. Пока расталкивал сонного Вилу, дама исчезла. Уж не сама ли Свобода посетила нас, грешных? Очень хочется в это верить.

Выбравшись из заключения, миновав тихие и пустынные коридоры, поинтересовался у Вилы, не знает ли он, кто эта наша Свобода. Прищурился:

- Ты уже дал ей имя. Пусть будет Свобода.

Упрямец, таким уж родился. К сыну Лива он снизошёл, объяснив, что двери тюрьмы нам открыла Чёл, мать Леко. Печальную историю гибели ученика и предательства его матери в Омнинае я уже знал со слов самого Вилы. По-своему дама права: сына не вернёшь, а преследовать того, кто желал ему только добра, неправедно. Лишний раз убедился я, что Свобода вольна принимать любые обличья.

Обходя десятой дорогой подозрительные места и личностей, мы вышли к трактиру, обещавшему ни много ни мало пищу богов. Вила как подскочит:

- Ба, знакомая повозка!

Оказалось, их поджидали сразу и бродячие лицедеи и молодые Леоры. Тронулись в путь, не дожидаясь угощения от небожителей. Чем раньше выедем, тем скорее доберёмся до Караэная. Доберёмся? Я-то им не попутчик. Виле простительно уехать, он связан обещанием с детьми Лива. А мне совесть не позволит бросить Джон-шу и его людей в тяжёлую минуту. Мир тесен, авось увижусь со старыми друзьями.

Напоследок, провожая честную компанию до границ Эноэя, поделился с ними тем, что знал о людях-лебедях. Немногое, но верное, из первых рук. Киль Сынни в упрос просил рассказать, умоляюще воздев горе синие очи. Как откажешь посмертному сыну Лива, хотя и подрощенному? Слушайте и вы.

Люди-лебеди не такие, как мы. Катайцы и анкудинцы тоже непохожи, но они люди. А это нелюдь, даже с виду. Шеи у них тонкие, длинные, как у змей, потому могут вертеть головой как угодно. Руки тоже длиннющие, ими могут обхватить себя раза два. На ногах перепонки - лебеди всё же. Голова обычная, чуток поуже наших. А вот глаза ... Без зрачков. Серые, круглые, как оловянные миски. Не человечьи и не птичьи. Смотрят на тебя, а видят или нет, не понять.

Поначалу было очень не по себе. На нашем языке они не говорят. Вообще рта не раскрывают, обмениваются мыслями, как Сэй-Суури со своими. На мужчин и женщин не делятся. Детей не видел. Размножаются ли, нет, не знаю. Понял, что они с другого мира, с планеты Лебедя. Переселились давно. Зачем? Прячутся, что ли? Край-то болотистый, гиблый. Они и приспособились: шлёпают по трясине, ровно по утоптанной земле.

Ещё запомните: на ярмарках никогда не показывают настоящих людей-лебедей: ни поймать, ни связать их людям не по силам.

Повествованию про чудеса внимали все, включая лицедеев. Выслушав, Киль Сынни заметил:

- Те, что нас прокляли, тоже из созвездия Лебедя, но не совсем такие, как в вашем описании. Они страшнее.

Наблюдательный малый ... Доказав, что он настоящий сын своего отца, задал вопрос, как я смог попасть к нелюдям, если так сложно до них добираться. Я пообещал просветить его об этом при следующей встрече. Много чудного у этих "лебедей". Не всё предназначено для посторонних ушей.

10 МИРЭ: ДОРОГА БЕЗ КОНЦА

Спасибо артистам, без происшествий миновали Ноэй. Переход от Ноэя до Аноя не занял много времени. Но Вила хмурый. Переживает, что бросил в беде и товарищей из отряда Джон-шу и своего Пангара. А я радуюсь, что он предпочёл остаться с нами, с братом и со мной.

Это путешествие вообще постоянно ставит нас перед выбором. Например, добираться до Караэная по суше или плыть по реке. Ужасно неудобно, что приходится идти лишнее для захода в Караэнай. Не будь этого, мы бы плыли от Аноя прямо в Хейсаури. Брат встрепенулся: а правда, плывём до Страны болот; в город зайдём по возвращении, ведь проклятье торопит. Он помнит о Незумо, думаю и тот помнит о брате. Мне не о ком и незачем вспоминать. Рядом "Человек с охапкой сена", он же Вольный, и других мне не надо...

А родные о нас не забыли. По прибытии в Аной нас встретил клирик из здешнего братства с известием, что там нас ждут деньги и драгоценности от благородных родителей для дальнейшего продвижения и возвращения и мы можем их получить хоть сейчас.

На фоне шума и неразберихи Эноэя Анойское братство с его чудесным пёстрым садом поражало тишиной, нарушаемой лишь трелями птиц. Хотелось сидеть на скамье под густыми кронами, слушая песни с непонятными для людей словами и понятными мелодиями. Достаточно было похвалить уют и порядок, не кривя душой сравнив сады братства с небесными, чтобы глава братства растаял и разрешил нам остановиться в приюте братства на несколько дней отдохнуть перед дорогой.

Казалось, всё прошло удачно. Вилу временно оставили за воротами братства, памятуя о его отношении к официальной религии. Благополучие оказалось кажущимся. Перед оградой братства сцепились четверо, один против трёх. Нечестно. Вила ввязался в драку, естественно, на стороне одиночки. Стычка не была связана с политическими предпочтениями противников. "Одиночка" по имени Мириэль, дворянин из Караэная, договорился насчёт обучения боевым приёмам у трёх "ортегцев", заплатив будущим наставникам крупную сумму. Не проведя и двух уроков, те скрылись от ученика за стенами братства, притворяясь ранеными и наслаждаясь прекрасной тамошней кухней. Сегодня скрыться не удалось.

Узнав о цели, поставленной Мириэлем, Вила хмыкнув, обругал никудышними как его противников (за нарушение элементарных правил поединков), так и охранников братства (пропускающих посторонних без доклада). Арвиладец внимал и кивал лохматой светлой головой: он видел Вилу в бою, где тот обратил в бегство двух поединщиков. Слово за слово - и Вила милостиво согласился преподать дворянину несколько уроков ведения боя, если только тот согласен следовать с нами до Караэная. В свой-то город! О плате речь не шла, но не будет же путешествующий дворянин есть в одиночку или без вина.

Бутылкой из сумок дворянина, притороченных к седлу прекрасного породистого жеребца, скрепили устный договор. Соскучившийся по верховой езде, Киль из последних сил сдерживался, чтобы не попросить Мириэля одолжить ему на время вороного, но видно, решил вначале присмотреться к нашему новому попутчику.

По годам они с братом были, скорее всего, ровесниками, хотя благодаря светлой шевелюре и ярким цветам одежды Мириэль выглядел моложе. Второй Незумо?! К моему умиротворению, Мириэль брата не заинтересовал, напротив - что-то насмешливое проскальзывало в его взгляде на юношу. Тот, чувствуя себя несколько неловко, поспешил переключить внимание на меня. Большую часть дороги молодой человек вдохновенно делился со мной светскими новостями из Арвилада. Настоящего! Видимо, связь Караэная с метрополией действительно была прочной. Само слово "Арвилад", произносимое на разные лады, не сходило с уст дворянина. Он с ходу сообщил, что, подучившись боевым приёмам, намерен отправиться в столицу. Караэнай по-своему неплох, но меркнет в сравнении с Арвиладом.

Что же происходило в Арвиладе, пока Вольные города дрались между собой и с внешними врагами не на жизнь, а на смерть? Два летизенца пронзили друг друга копьями на последнем турнире, соперничая за благосклонность некоей Таманны. Шут эврисема слишком дерзко высмеял герцога N и через день совершенно случайно сломал ключицу. Теперь голова его склоняется исключительно в одну сторону, как бы он ни хотел её поменять (шутка). В мире искусств не умолкают разговоры о новой звезде - юном сочинителе музыки, поразившем слух сурового герцога. Что ни вечер, слушаются только его произведения.

- Его имя, Вы не помните? - Это Киль, конечно.

- Как-то ... Визави, Незами...

- Незумо?

- О, Вы уже знаете! В этакой глухомани! Вот что значит молодость и протекция влиятельных людей!

- Что Вы имеете в виду?

- Светозарный с нами! Да ничего особенного. Кроме того, что музыкант из ведомства г-на Юллуна, влиятельного Йерреса Юллуна, а это прямой доступ к верхам.

Лишь железная воля не позволила Килю бросить в лицо собеседнику вызов на поединок за оскорбительные намёки на непозволительные связи его друга с герцогом или кем там ещё. Брат не желал компрометировать Незумо, иначе дело потребовало бы объяснений. В продолжении этого диалога Киль с таким трудом сдерживался, что это, наконец, заметил и сам балабол, истолковав на свой лад:

- Прошу прощения, я забылся - поклонившись в мою сторону, продолжил Мириэль. - В обществе дам об этом говорить не следовало. Впрочем, кого сейчас удивишь дружбой людей искусства с властителями мира сего? Обычная практика.

Одно я поняла: стазенец переехал в Арвилад, служит у Юллунов. Зачем? Чтобы учиться в университете под этим прикрытием против воли родителей? От скуки? От тоски? Невозможности укрыться от проклятия? Когда мы об этом узнаем? И узнаем ли?

Всю эту болтовню внимательно слушал Вила.

11 ВИЛА: КАРАЭНАЙ. БЕЗ РАДОСТИ И НЕ БЕЗ ПОТРЯСЕНИЙ

Снова в Караэнае, вспоминаю строки бессмертного Луминория Трайденского, посвящённые разорению столицы Лакоссии дикарями-ямнинами:

"Солнце не хочет двигаться с востока на запад. Безжалостным жёлтым оком оно выжигает то, что ещё осталось от факелов ямнинов. Крепкие гвозди становятся хрупкими, плавятся, как стеклянные. Река не желает впускать в себя потоки крови, текущие по её берегам, подобно созданным богами притокам. Из трупов, рассеянных повсюду как маковые зёрна, враги могут возводить новую крепость взамен той, что никогда не встанет из руин. как и сами убиенные".

Караэнай сегодня - город военного времени. Нет здесь пока следов разрушения, живо описанных древним учёным. Но нет и многого, что делало город малой копией столичного Арвилада. Где хоронится гордость владельцев особняков с причудливыми гербами на изысканных оградах? Куда подевалась беззаботность любителей гулять в садах и парках, полных заморских растений?

Сумерки. Тусклые серые сумерки. Не река разделила город на части, а предпочтения тех, кто эти берега заселил.

Сражаются взрослые. Победившая на время сторона разносит в щепки собственность побеждённой, кровь стекает в каналы. "Арвиладцы", более искусные на море, положили начало "лодочной войне", цель которой - вывести из строя и потопить как можно большее количество лодок противника. Результат - цены на услуги перевозчиков подскочили до небес, которых это почему-то не возмущает.

Сражаются дети. Малые ребята преследуют прохожих, дёргая за полы одежды с криками "Вав-вав!" или назойливым жужжанием "З-з-з-з-з!" - обзывая соответственно собак-"арвиладцев" или злобных насекомых из "Ортеги".

Не найду я здесь никого из прежних знакомых. Ни юркого помощника Чоху, "водяную блоху"; ни Лервала, нашего "старшого" по отряду городской охраны; ни даже нагонявшего страх на проходимцев Бэдэра. Кого заставила переместиться, а кого забрала в чертоги Храмайна война.

Печальнее всего - нет здесь милых сердцу Лива, Йонги, Пангара, Сэлэнэ. Полёт научной мысли, беспечность молодости, стремление улучшить себя и весь мир в придачу. Стать счастливыми.

Сама цель нашего продвижения в Караэнай отдавала мертвячиной. Найти могилу Лива ... Да, с моей помощью дети нашли её. И что дальше? Никто на могиле отца не заплакал. Даже дочь не проронила ни слезинки. Собрали цветы, положили букет на бугорок. Так принято. И правда, кто он им, двадцатилетним? Человек, умерший до их появления на свет? Автор солидных научных трудов? Наследник и хозяин замка Леоров? Отец? Я помню своего отца, потому что видел, как он бил острогой рыбу и врагов. Им не выпало и этого.

События двадцатилетней давности ... От меня целительное время не отдалило ни Лива, ни Уиллии. Вопреки логике, сделало роднее, ближе. Киль Сынни однажды обмолвился, что отец являлся ему в библиотеке. А этим двоим не было нужды являться мне - они никогда и не отходили далеко. Всё своё лучшее я посвящал им, во всём недостойном каялся им же. Не гордую мизийскую правительницу желал бы я прижать к груди - но вечно милую мне Уиллию; не с отцом, загубленным наёмниками в Виландии, повстречаться на развилке дорог - но обнять там Лива, дорогого моего Лива.

С молодым Мириэлем мы расстались на подходе к Караэнаю. Оглянуться не успели - он уже радостно махал шляпой кому-то из знакомых. Двинут вместе в ближайший трактир, юнец будет бахвалиться полученными от меня приёмами боя (ничего, способным оказался). Хорошо, что в подходящий момент покинул нашу компанию: не тащить же олуха на могилу... опять я об этом... Хватит! Или нет?

На могиле друга я убедился: месть за гибель Лива потеряла всякий смысл. Расхожая фраза о мести, которую подают как горячее блюдо, бесит. Двадцать лет прошло. Следы стёрлись. "Пропало. как не бывало", говорят в народе.

Если мстить, так уж Стазенам. За деда и бабушку. Хотя, здраво рассудить: отравители не добились желанной цели (замок Леоров не пал к ним в руки), значит, и мстить нет смысла. "Смертью смерть поправ"... Юллун... Уже теплее. Загвоздка: не пойман - не вор. А он не пойман. Ему самому впору наказать тех, кто извёл его сестрицу, Илевию, ради низких замыслов. Как всё запутано!

Месть... Мать Леко, не способная забыть покойного сына, предала нас, но она же и дважды спасла. Совсем по-человечески. Небось, люди-лебеди с глазами-мисками, подсчитав в уме, как следует поступить, выбрали бы что-нибудь одно. Скорее всего месть. Так что ж, теперь Киль должен уподобляться нелюдям?

Погружённый в тяжкие размышления, сидел я под деревом недалеко от могилы друга. Как помочь мальчику? Как разрубить этот узел? Казалось, этому нет конца.

По почти не слышным шагам я узнал Мирэ. Она одна из нас так ходит. Присела рядышком, осторожно, чтобы не помять юбку. Хозяйственная, это у ней фамильное, от Сэлэнэ. Разумная девочка, но что она может подсказать брату? Убить вместо него? Пожалуй, сможет, но это не решит дела. Узел, крепкий узел. Я даже застонал от безнадёги, стиснув голову руками.

И не сразу почувствовал, как лёгкие руки бережно отводят мои, гладят меня по голове.

- Вила...

- Ну?

- Вила, всё обойдётся. Всё будет хорошо. Я Вас люблю. Вместе мы сможем всё. Я - Ваша, даже если Вы не любите меня... или мало любите.

- Девочка, о чём ты! Ещё и на Вы! Какая любовь в мои годы!

- Неправда. Я знаю: Вы любите кого-то. Только не признаётесь в этом. Но мне всё равно.

- Но...

И на прощание:

- Я приду к тебе сегодня ночью. Если ты прогонишь меня, утром не застанешь в живых. Клянусь!

Я-то, глупец, надеялся пережить Караэнай без сюрпризов.

Оставить комментарий © Copyright Хэн Дэс Нэ (fliny@mail.ru) Размещен: 17/09/2023, изменен: 17/09/2023. 64k. Статистика. Глава: Фэнтези Дети Лива Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Долгое путешествие по Вольным городам. Неспокойным. Охваченным пламенем междоусобных войн. Взбудораженным ожиданием скорого прихода Свободы. На трибуне перед толпами - Джон-шу, Святой старец и Вольный, он же ... Вила. Живой! Ведущий детей Лива к могиле их отца. Через предательство и признательность, через любовь и долг. Курс на Хейсаури!

Хэн Дэс Нэ : другие произведения.

Дети Лива. Часть 3