Хэн Дэс Нэ : другие произведения.

Дети Лива. Часть 4

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Всё дальше и дальше от Караэная уходят молодые Леоры, сопровождаемые Вилой. Преодолевая пространства Матери-реки и её полноводных притоков, затопленных лесов и верховых болот. Переживая нападения ямнинов, гибель и смену спутников. Неверным болотным огоньком светит надежда освободить Незумо от проклятия нелюди. Намерения тех, на кого хочется надеяться, неясны. Что решит Благое Зло, перед которым в Хейсаури склоняются и люди и боги? Что ответят звёзды? Ждать ли помощи от руки Девы-Воительницы в латной рукавице? На кого направлен меч, подобный осенней воде?


ДЕТИ ЛИВА

  

Часть IV

СОДЕРЖАНИЕ

  
   1 МИРЭ: КАРАЭНАЙ. НАЧАЛО И ПРОДОЛЖЕНИЕ
   2 КИЛЬ СЫННИ: ЕСЛ И ДОЛГО ПЛАВАТЬ...
   3 КИЛЬ СЫННИ:НЕВЕСТА ВОЖДЯ
   4 ВИЛА: СТРАНЫ ЧУДЕС
   5 ВИЛА: НА БОЛОТАХ
   6 ВИЛА: ВЕЩЕЕ ОЗЕРО
   7 КИЛЬ СЫННИ: ДЕВА-ВОИТЕЛЬНИЦА
   8 КИЛЬ СЫННИ: МЕЧ, ПОДОБНЫЙ ОСЕННЕЙ ВОДЕ
  
  
   1 МИРЭ: КАРАЭНАЙ. НАЧАЛО И ПРОДОЛЖЕНИЕ
  
   Караэнай... По рассказам матери, он представлялся мне небольшим уютным городком. Родители совершали там прогулки по окрестным лугам, весело скакали на лошадях, отец рисовал портрет мамы, а поэт посвящал ей стихи, во временем ставшие песней. Став старше, я начала понимать, насколько непрочным и тревожным было существование Лива Леорского, преследуемого властями: ему пришлось оставить на произвол судьбы молодую жену, ожидающую ребёнка; ему не довелось узнать, что на свет появятся не один, а целых два его наследника! Вдруг пришло в голову: не поэтому ли тень отца являлась в нашей библиотеке только Килю, мне же - никогда?
   Сегодняшний Караэнай, по-прежнему невеликий, переживал смутные времена. Вызывал впечатление хищного зверька, присевшего на задние лапы и ощерившего пасть на каждого встречного-поперечного, не решаясь напасть до поры до времени.
   Мы не были посторонними. После смерти отца Киль Сынни Леор наследовал его имущество и собственность его супруги.
   Каким-то чудом это наше имущество уцелело в водовороте военных действий. Двухэтажный особняк Сэгээн Сайин Сэлэнэ, типичная по меркам Караэная постройка, сохранил даже обрамление деревьев за причудливой резной оградой. Конечно, ведь мама и сейчас так любит составлять букеты, знает названия стольких цветов и трав!
   Мир и покой? Однако створка ворот, держащаяся исключительно высшим промыслом, заставляла насторожиться. В самом деле, открытыми настежь оказались не одни ворота - двери дома, широко распахнутые для желающих, жалобно поскрипывали в отсутствии замков и щеколд. Под их режущий слух говорок мы трое - Вила, Келлиан и я - вступили во владения Прошлого.
   Подлинность тех или иных предметов мог свидетельствовать только Вила. Ему одному торопились они поведать о своей новой повседневности, горько пожаловаться на невнимание со стороны владельцев. Как завороженные, наблюдали мы с братом как, переходя из одной комнаты в другую, из зала в зал, Вила здоровался, а потом и прощался с обшарпанным креслом, проломленным сундуком; осторожными движениями освобождал от плена паутины поблекший гобелен; бережно поднимал с пола осколки некогда прекрасной катайской вазы; пытался заставить заговорить даже беспорядочно разбросанные обрывки пожелтевших страниц.
   Способен ли был Киль увидеть за всем этим молодость нашего отца? Я - точно нет. Сознание моё не желало отпускать светлый образ юности родителей, созданный так давно, что и не припомнить, но с каждым шагом удерживать детское ощущение их розового счастья в Караэнае становилось всё трудней.
   Зайдя в затхлое помещение, бывшее когда-то пристанищем Лива Леорского, Вила с такой силой рванул на себя раму, что осколки посыпались дождём. Почти пустая комната: распахнутые настежь двери что-то да значат! Лишь валяющиеся по полу запылённые томики не понадобились практичным грабителям.
   Долго простоял Вила у открытого окна: ему, захлёстнутому воспоминаниями, не хватало воздуха. Наконец, Киль счёл необходимым вернуть нашего поводыря к действительности, слегка потянув его за рукав. Вила резко обернулся, и стало ясно: вместо Киля он видел своего Лива! Живым. Вспыхнули зелёные огоньки в глазах, бледность сменилась краской на щеках, обрело смысл существование. Мгновение - и всё исчезло. Опустившись на пол, Вила порылся в разбросанных там книгах и молча вручил брату тоненькую стопку переплетённых листов: рука отца, его мысли, его душа. Я попросила у брошенного дома прощения и осколок катайской вазы с символичной росписью: деревце на холме с двумя фигурками. Осталась ощущение вины: зачем мы привели Вилу сюда, зачем заставили заново пережить невосполнимость потери?
   Посещение последнего прибежища отца окончательно разбило мои прежние представления о жизни и смерти.
   Могила отца с самого начала была целью нашего путешествия. Здесь без Вилы никак нельзя было обойтись. Без него или Пангара (но чего нет, того нет!) мы никогда бы не нашли этот холмик, покрытый по макушку дикими травами, утонувший в травяном море. Вила и название ему дал, на ортегский манер, - Amparo 'прибежище'. Мы с братом нарвали красных и синих цветов, бережно положили их к подножию. Могила отца очень похожа на ту, в которой похоронена бабушка. Только г-жа Уиллия покоится рядом с замком Леоров, а отец далеко от родной земли ... Ни портретов, ни скульптур от этих двоих не осталось, а ведь их несравненная красота вызывала восторженные отклики современников. Какая потеря!
   Чем дольше я находилась у могилы, тем сильнее подвергала сомнению всё, сделанное нами. Меня просто раздирали новые, вовсе дикие соображения, как-то:
   - Оправдывает ли минута молчания на погребальном холме, украшенном цветами, готовыми завянуть через пару дней, наши страдания и гибель сопровождающих?
   - Стала ли я ближе к отцу, посетив его оставленный в спешке дом и место упокоения, если только он и вправду обрёл покой?
   - Имеет ли смысл наше благоговение перед могилами, склепами, памятными вещицами умерших?
   - Как рассказать маме о том, что нам довелось увидеть в её родном городе?
   - Не лучше ли для всех нас сохранить первозданную чистоту караэнайского периода жизни родителей?
   Но что значили мои сумятица и грусть в сравнении с горем Вилы? Чем старше мы становимся, тем больше дорожим прошлым. Каково же было другу отца видеть его могилу? чувствовать себя окружённым хоть и дорогими сердцу, но мертвецами, ещё и дважды за день?...
   Чужое горе без границ что-то стронуло во мне, заставив преодолеть обычную сдержанность, и я наконец открыто сказала Виле, что люблю его и что вижу нас только вместе. А чтобы он не посчитал это мимолётным девичьим капризом, пригрозила: если он отвергнет мою любовь, я покончу с собой. Исполнила бы я свою угрозу? Наверное, да. Я была к этому готова.
   Так Караэнай - город встречи моих родителей - подарил мне любовь Вилы. В нашу первую ночь он был так нежен со мной, я словно таяла в его руках от этой нежности. На ложе любви пережила я и боль, и блаженство близости с любимым человеком.
   Потом мы, уставшие, почему-то много говорили о путешествиях. Для Вилы они важны как перемены бытия. Жизнь перестаёт напоминать засыхающее болото, поворачивается к тебе разными гранями. Всё приходит в движение, плохое переплетается с хорошим, и рождается новое.
   В том, что путешествия приносят счастье, я убедилась на собственном опыте. Одно дело - сидеть в замке, перебирая драгоценную фамильную посуду и кандидатов в женихи, и совсем другое - видеть и слышать мир, встречаться с людьми разных мест и вер. И главное - встретить на своём пути такого, какие снятся в полнолуние, смотрят на нас с гобеленов и миниатюр, воспеты в балладах и сонетах.
   Когда я, счастливая, спросила у Вилы, не боги ли указывают нам маршруты, он только посмеялся:
   - Подумай хорошенько. Добрые боги обязаны выбирать для нас безопасные маршруты, злые - напротив, страшные и ужасные. Мешают друг другу, противоборствуют. Что остаётся нам, людям? Правильно, прокладывать дороги самим.
   Смех смехом, но кое-что я для себя прояснила: избрав целью Караэнай, мы поставили родство выше всех остальных ценностей. Забывая, что существуют и другие, не менее важные вещи: свобода, благодарность, любовь.
   Взять хоть брата. Первейшая его задача после нашего расставания со Стазенами - спасти Незумо. Хейсаури - та соломинка, за которую он в отчаянии хватается. На его месте я бы вообще пренебрегла могилами и кинулась спасать то, что ещё живо. Если живо. Теперь, когда любовь запоздало, но простёрла надо мной свои крыла, я в этом уверена. Правду, нет ли преподнёс нам караэнайский щёголь, она отравила Килю существование, заронив в душу сомнения. Однако в любом случае брат пойдёт до конца, спасая Незумо: amor vincit omia ['Любовь побеждает всё'].
  
  
   2 КИЛЬ СЫННИ: ЕСЛ И ДОЛГО ПЛАВАТЬ...
  
   Ура, мы снова в пути! Хоть Караэнай и не посторонний для нас пункт, но, покинув его мы оба - Мирэ и я - испытали облегчение. Вила вроде тоже, но спросить его об этом я не решаюсь. Может, сестра поспрашивает? Её теперь просто не узнать: такая оживлённая, светящаяся, и я, кажется, догадываюсь, в чём дело. Отдав долг Родству, мы движемся вперёд дорогами Любви. Я ведь тоже не теряю надежды... А пока стараюсь занять делом праздные ум и руки. Такая возможность появилась.
   Перед нами лежит водный путь от Караэная аж до Хейсаури, предоставляя богатый материал для землеописания - раз, для тренировки мышц - два. То есть можно наблюдать за характером местности и реки, работая веслами на нашем небольшом судёнышке.
   Идти водным путём планировалось изначально. Идеально было бы вообще двигаться по реке от Аноя до Караэная. Заминка объяснялась нехваткой денег на лодку и ... гребцов, даром, что у нас с Вилой было две пары крепких рук. Мы с Мирэ не поверили своим ушам, услышав от нашего Вольного, что он дал зарок никогда не прикасаться к веслу. Но тут уж делать нечего, пошли пеши.
   С тех пор многое изменилось. Во-первых, родители передали нам деньги, на которые мы и приобрели сносную лодку. Во-вторых, раздобылись гребцами. Тут уж Вила, Лишённый вёсел, расстарался. Кто бы спорил, за 20 лет много воды утекло, и надежда встретить старых знакомых приобрела некую призрачность. Справедливо, но не тогда, когда в дело вступает Вила. Как только в трактире "Бочонок браги" к нему с распростёртыми объятиями кинулся тщедушного вида лысый человечек, Мирэ пришла к выводу, что у Вилы есть знакомые по всему свету, даже среди людей-лебедей, в чём он пока не желает признаваться. Чоху было имя человечка. Говорящее имечко - Чоху `водяной жук, жук-плавунец'. Впрочем, утешил Вила, когда-то и он, служа здесь в городской охране, получил прозвище: Табай - "олень". С годами этот Чоху не утратил ни любопытства, ни изворотливости, и, выспросив о наших планах на будущее, предложил сразу нескольких гребцов, готовых, как он выразился, доставить желающих хоть к самому Богу Рыбе. Это было весьма кстати, ибо враждующие стороны в Караэнае не прекращали военных действий. На следующий день рекомендованные не замедлили явиться. От одного, с порога объявившего себя закадычным другом Чоху, сразу пришлось отказаться. Для такого гиганта просто не хватило бы места в нашем скромном судёнышке, если только мы действительно не собирались в гости к Богу моря. Двое остальных стали нашими гребцами.
   Трудно представить более непохожих друг на друга особей человеческой породы. В Харамильо каждая деталь внешности и черта характера буквально голосила о предках из Ортиги. Среднего роста, худощавый, черноволосый, он владел целым арсеналом жестов, которому, впрочем, не уступал его обширный словарный запас. Этот скудельный сосуд был по горлышко наполнен прибаутками, поговорками, балладами, с частью которых мы старались знакомиться в отсутствии Мирэ.
   С происхождением второго гребца, Аамы, было не так однозначно. Как и где пересеклись пути жителя Рогана и дочери Анкудинии? Судя по тому, что плод их любви обретался в Каэркаане - на окраине Каэрканая, и родители давно забыли о своих обязанностях перед сыном. Будучи совсем молодым (возраст был показан нам на пальцах рук и одной ноги), Аама внушал кому страх, кому уважение и всем - зависть своей мощной мускулатурой. Говорят (Чоху), что парня звали в кулачные бойцы, но, миролюбивый по натуре, он выбрал жребий перевозчика и гребца. Думаю, его притягивала стихия воды, которой вечно не хватало в засушливой Анкудинии, да и в далёком от моря Рогане. На каком языке изъяснялся этот любитель природы, мы поначалу не уразумели. На положенные при найме на работу вопросы он отвечал внятно, на арвиладском. Как только вопросы уклонялись в сторону "неуставного", долгое молчание взрывалось пёстрой смесью ортегского, мизийского и еще каких-то неизвестных нам наречий. Провидя сложности в общении, мы было собрались отказаться от подобного работника, но парня спасло вмешательство Харамильо. Работая вместе с бастардом не один год (а сколько - два?), ортегец приноровился к его своеобразному языку настолько, что вполне сходил за переводчика. Цепкий ум Харамильо обратил наше внимание на важную деталь: Аама, как сын анкудинки, мог оказаться полезным при прохождении опасного отрезка на границе Хейсаури с Анкудинией. В результате мы приняли в свою компанию и Харамильо и Ааму.
   Распрощавшись с Караэнаем, мы впятером пустились в плавание: Мирэ, Вила, я и два гребца из Караэная. Самое время поговорить о реке, против течения которой мы шли прямо в Хейсаури (продолжаю, вслед за Ливом Леорским и Вилой Ватанийским, именовать Кейтуури на старинный лад).
   Достаточно одного взгляда на карту, чтобы увидеть на территории Хейсаури две параллельно текущие реки. Эти Реки-Сёстры, как зовут их местные, берут начало на северо-востоке территории. Правая (если стать лицом к устью) минует Заозёрье, заходит на территорию Летизении, достигая Рогана. Левая на севере Анкудинии вбирает в себя несколько притоков и соединяется с третьей "Сестрой", получившей в народе имя Падчерицы. Название весьма подходящее, поскольку воды реки текут по самой границе двух земель - Хейсаури и Анкудинии.
   Обе Сестры, Правая и Левая, впадают в реку Маритими, название которой вызывает не просто научные споры, но военные столкновения Вольных городов, Мизии и даже Катая.
   Реки-Сёстры также поименованы в землеописании бывшего Хеймлана. Левый приток Маритими именуется в Вольных городах Мараньона, или Магна Камино 'Большая дорога', в Анкудинии - Маули. Место слияния Сестры с Падчерицей - Нгон 'конец, вершина'. Каковы названия реки в её верховьях, науке неизвестно.
   Как Маритими, так и её притоки необыкновенно величественны, широки и полноводны во всякое время года, в особенности весной, при таянии снегов в верховьях. Тогда местные сплавляют толстые и длинные стволы траин, в изобилии растущих в здешних лесах. Сплав происходит именно в это время, так как реки, хоть и полноводны, но не отличаются быстротой течения. Никто не припомнит, чтобы река Маритими или Сёстры, разбушевавшись, разбивали плоты из траин или уносили жизни трезвых сплавщиков. Благосклонное расположение рек к людям приписывают жертвам, которые регулярно приносятся перед плаванием. Хорошо, если это только бочонки браги и мешки зерна.
   Сложности передвижению водным путём добавляет Нгон - место слияния трёх рек, берущих начало на севере и северо-востоке. Сначала две Сестры и их притоки текут розно, при встрече же возникает мощная воронка. Без местных легенд понятно: Боги не любят чужаков, препятствуя их проникновению в таинственный мир Хейсаури.
  
  
   3 КИЛЬ СЫННИ: НЕВЕСТА ВОЖДЯ
  
   Добравшись до Нгона, какими успехами можем мы похвастаться? Увы, немногими. Лодка утрачена, Харамильо пропал. Нас осталось четверо: сестра, Вила, Аама и я.
   Что произошло с Харамильо, всю дорогу занимавшем нас забавными россказнями, не понял никто. Умелый гребец, он часто, в любую погоду, прямо с лодки рыбкой нырял в реку, больше похожую на бескрайнее море, и всегда благополучно возвращался обратно. Кроме одного раза. Аама, лучше знакомый с характером Маули, нырял потом следом за товарищем, но безрезультатно. Я поневоле вспомнил наш исход из Мизии: трое остались там, ещё один здесь... Видно, лопнуло терпение богини реки, ждавшей и не дождавшейся от нас положенной жертвы, и она на своё усмотрение выбрала лихого пловца. Не преминув затем отыграться на остальных.
   Причиной потери лодки стало нападение кочевников-анкудинцев. Их вылазки здесь более чем ожидаемы, но подготовиться к ним такой компании, как наша, всё равно невозможно. Подозреваю, другим тоже. Очевидно, ямнины [мизийск. 'кочевники, дикари'] караулили путников на своей территории и набрасывались из засады с внезапностью хищных птиц.
   Отряд. с которым мы встретились так неудачно, состоял из двух десятков всадников на приземистых косматых лошадках. В безрукавках из шкур, напяленных на голое тело, с длинными чубами на бритых головах. На некоторых - ожерелья из чьих-то клыков, медные бляхи. Те, на ком их было больше, явно составляли элиту - вождь, его ближайшее окружение.
   Остервенение, с каким накинулись на добычу варвары, заставило нас отойти от своих вещей подальше. Анкудинцы не питали к нам ненависти, однако и упускать своего не собирались. Захватано и растащено было всё до последней мелочи. Реакция грабителей на привычные для нас вещи достойна пера баснописца. Так, при всей бедственности нашего положения, невозможно было без умиления смотреть, в какой поистине детский восторг повергло дикарей карманное зеркальце, принадлежащее сестре. Выражения лиц и позы живо напомнили мне проворных мелких зверьков, виденных в Мизии. Не с меньшим вожделением воззрились дикари и на владелицу зеркальца. Похищение женщин настолько принято в этой среде, что дело приняло опасный оборот. Смириться с неизбежным для трёх здоровых мужчин позорно, драться с отрядом из двадцати человек - бессмысленно. Я косился на Вилу, незаменимого в принятии единственно верных решений, но помощь пришла с другой стороны. Речь Аамы, обращённая к вождю, всегда казавшаяся нам грубой и резкой, заставила того высоко поднять брови и чуть не раскрыть рот от изумления - поведение, недостойное взрослого воина. "Да, да", - кивал в ответ на вопросы вожака наш спаситель. - "Это правда". Не знаю, что именно Аама наговорил про нас собеседнику, но это "что-то" возымело действие. Перекинувшись с нашим спасителем несколькими словами, глава отряда рявкнул на своих подчинённых. Те нехотя отступили от нас на приличное расстояние, со злостью швырнув на землю наши же пожитки. Радовало возвращение тёплых вещей: без них путешествие умерло бы на корню. Надеяться вернуть отобранное оружие мог только самоубийца или же круглый дурак. Хорошо хоть у Вилы и Аамы ножи были спрятаны загодя. Лодку не отдали, предупреждая впредь не заходить в водные владения Анкудинии.
   С отрядом кочевников мы расставались без слов, просто по незнанию языка. Но их вождь вправе был рассчитывать на нашу благодарность. Не найдя под рукой ничего достойного, Мирэ, торопясь, втащила из ушей серьги и протянула их вождю. Тёмно-алые капельки граната на ладошке сестры потрясли анкудинца. Жестом приказав нам подождать, не сводя глаз с Мирэ, мужчина стащил с себя браслет, протянул его сестре. Взмах властной руки - и отряд умчался, оставляя лишь следы конских копыт на песке.
   Мы, конечно, бросились рассматривать подарок. На медном браслете внушительного размера раскинула крылья птица- хищник
   - Уру, уру - тыкая в изображение толстым пальцем, повторял Аама. Огорчённо поглядев на Вилу, он принялся что-то ему растолковывать. Другие всяко не поняли бы речь бастарда, но не Вила. Последний неожиданно расхохотался и похлопал гребца по плечу: мол, успокойся, всё в порядке. Как ни отнекивался Вила, пришлось ему объяснять мне и Мирэ суть происходящего. Оказывается, по обычаю анкудинцев, подарив мужчине вещь со своего тела, девушка становилась его невестой, а то и сразу женой. То-то огорчился за Вилу наблюдательный Аама! Я, к сожалению, не рассмотрел как следует будущего родственника, а сестра - супруга. Ну, грозный, мощный, в амулетах, как и положено вождю. Справедливый: отпустил же нас с убытком для своих воинов. Словом уру, кстати, обозначают степного орла - прародителя анкудинцев.
   В условиях полного безлюдья было решено продвигаться на северо-восток, в лесах, по левому, пологому берегу Сестры, по-местному - Маули. Левые берега рек, всегда пологие, правые - крутые, просветил нас, неучей, Вила. Отклонение от русла лишало бы нас преимущества питьевой воды под рукой. Аама предпочёл бы идти по течению третьей Сестры, Падчерицы, позже повернув к северу. Ясно, что для бастарда поход по территории Анкудинии обладал большой привлекательностью. Мы же, памятуя о предупреждении от кочевников, не желали ещё раз попасться им на пути. Последнее слово осталось за Вилой: вверх от Нгона по притоку второй Сестры, далее - на север.
   Вот так. Чудесное избавление от разбойников. Мирэ в роли невесты вождя. Уж не попали ли мы прямиком в Страну Чудес?
  

4 ВИЛА: СТРАНЫ ЧУДЕС

   Киль Сынни не перестаёт удивляться тому, что с нами случается. Захвачены в плен кочевниками - и тут же отпущены на свободу. Готовились погибнуть в схватке с ямнинами - расстались, обменявшись подарками. Сдаётся мне, сын Лива уже готов принять эту местность за легендарную Страну Чудес.
   Страна Чудес есть у каждого народа и народца. Особенная и вместе общая у всех. Это понимаешь общаясь с живыми людьми и собирая крупицы сведений с книжных полок.
   Тот же Харамильо (непонятным образом исчезнувший), будучи потомком выходцев из Ортиги, в красках расписывал нам известную его соплеменникам Страну Чудес. Ортигскую. Лежит она на неприступных скалах там, где запад сходится с югом. Лишь горные аары [козлы] да орлы- стенолазы способны взять такую головокружительную высоту. Мох, ткущийся из глубоких расселин, верёвками опутывает ноги; колючие кусты лучше любых замков закрывают путь наверх; камнепады поджидают того. кто осмелится нарушить покой гор. Страна Чудес не предназначена для людей.
   В незапамятные времена с вершин спускались те, кто желал для нас лучшей доли. Призывал и останавливал дожди, приносил семена полезных растений и учил выращивать их, а ещё разговаривать с дикими животными вместо того, чтобы убивать их или быть убитыми. В свою обитель брали они только самых смелых, самых умных, самых красивых. Кое-кто из тех, кто якобы добирался до пиков гор, видел громадные фигуры-статуи, выступающие из скальных ниш: воин, грамотей, красавица, садовод... Луч восходящего солнца на минуту высветил их - и всё пропало из глаз. Подойти к исчезающим не удалось пока никому.
   И не удастся. Страна Чудес не для людей.
   Заметьте, Харамильо прожил свой век в Вольных городах. В самой Ортиге вера в Страну Чудес настолько сильна, что миф наносят на карты, указывая точные координаты! Три зубца горы, вознесённой высоко над остальными, хранят названия Сокорро 'помощь', Ампаро 'прибежище', Консепсьон 'успокоение'. Мало? Послушайте их песни. Говорят, "Счастливые" учили петь здешних жителей. Так ли это, никто не скажет, но слова дошедших до нас старинных песнопений и впрямь отдают чудиной. Судите сами:
   На скале высокой-высокой,
   Исчезаешь с лучом рассвета,
   По гористым следуя тропам,
   По пути беседуя с ветром.
   Как змее, скользя меж камнями,
   Не запеть соловьиной песни,
   Так и тем, кто идёт за вами,
   Не достигнуть страны чудесной.
   Или ещё:
   Ветром ставни раскрыты. Колодезь пуст.
   Слышите ль вы молитвы из наших уст?
   Скоро ни песен не станет, ни радости глаз.
   Кто вас тогда помянет, если не будет нас?
   В Летизении Страна Чудес иная. О чём могут мечтать вечно мёрзнущие в Холодном море рыболовы да моряки? Правильно: об обильном улове, горячей ухе, тёплой лежанке. Счастливая страна летизенцев мыслится во владениях Бога-Рыбы. Попасть туда, а то и в сам Дворец Бога-Рыбы почётно, но до времени никому не хочется. Об этом есть песни. Одну из них, насмешливую и ритмичную, обожают загребные:
   Дружно, друзья, гребите,
   Крепко вёсла держите.
   Э-эй!
   Чуть не туда поведёте,
   К предкам в полон попадёте.
   О-ой!
   Будете там угощаться,
   Солью морскою питаться.
   Э-эй!
   Предки на вас заглядятся
   И отпускать побоятся.
   О-ой!
   Людям захочется плакать,
   Что не придётся поплавать.
   Э-эй!
   Предки же их утешают:
   Вам же удача большая!
   О-ой!
   Умно себя поведёте -
   К дому как раз приплывёте.
   Э-эй!
   Ибо рыбацкое счастье -
   Вечно домой возвращаться.
   О-ой!
   Страны иные, но везде люди тянутся к свету, добру, миру.
   Есть ли что-либо чудесней волшебного мира катайцев? Счастливые, блаженные обитают в стране под названием Хуасюй. Царство дивных цветов и трав, спелых фруктов, божественных на вкус. Завитушки розовых облаков по высокому небу, пёстрая мозаика остроконечных гор, реки с прозрачными, как глаза, водами.
   Расписывая Килю Страны Чудес разных народов, я надеялся оживить в юноше исследовательский дух его отца. Келлиан и так, по моему совету, описывает всё увиденное, чтобы продолжить книгу о землеописании Хеймлана. Это хорошо само по себе, заодно собирательская работа отвлечёт его от затянутости и неувязок нашего путешествия в подлинную Страну Чудес - Хейсаури.
  
  
   5 ВИЛА: НА БОЛОТАХ
  
   Мой вам совет: не заходите без крайней необходимости на болота. А ещё без провожатого, шестов, подходящей обуви. Не заходите: пожалеете, но будет поздно. Карты, составленные по сказкам "знаменитых землеописателей", в жизни не слышавших о данных территориях, способны оказать путешественникам недобрую услугу. Поверишь картам Хейсаури - и вся местность предстанет твоему воображению в виде сплошных лесов. Между тем неизвестно, преобладают ли там чащи деревьев или топи болот, о которых землеописания "знаменитых" умалчивают.
   Разочарование ждёт тех, кому болота кажутся прелестными блюдечками с водой, эдакими глазками земли. Не спорю, встречаются и такие, первозданной голубой красоты. Среди массы других, не столь приветливого вида. Их много, разных. Настоящие болота - бескрайние, до самого горизонта поля. Как можно заблудиться на открытом со всех сторон пространстве? Очень даже просто: ориентиры отсутствуют напрочь. Неверный шаг - и дорога поведёт в другую сторону, знать бы, куда выйти. Если вообще выйдешь... Передвигаться по следам других нельзя: мох пружинит, не храня ничего, подобно стариковской памяти; к тому же велик шанс угодить в образовавшуюся ямку, чтобы провалиться по пояс.
   Но мы шли через болота Хейсаури. С проводником. Именно от него мы знакомились с тонкостями в выборе пути. Например, никогда не следует пересекать болотные реки. Под течением воды, с движением листьев на поверхности (вроде признак жизни?), - немереная глубина, выбраться оттуда невозможно ни в верховьях, ни в низовьях, ни в среднем течении. Листва, мох, ветки давно погибших деревьев слоями уходят в глубь, создавая по нескольку ярусов. Мы запомнили: если "бежит, бежит водичка", это не значит, что мы выбрались из болота: начнёшь идти, а земли под ногами нет и не будет. К глазкам земли, особенно большим, соваться не посоветовали: верная гибель.
   Идти вперёд, как оказалось, можно только через заболоченный лес или через верховые болота. В первом случае лес ещё не сдал своих позиций: много твёрдой почвы, под шапкой мха глубина воды невелика. Помогают и поваленные стволы, если только их древесина не превратилась окончательно в труху, рассыпаясь под рукой. Во втором случае почва достаточно плотная: мох успел слежаться, на отдельных кочках растут кусты с лесными ягодами.
   С начала преодоления болот Хейсаури мы двигались к верховьям Маули без проводника. Легкомысленно? Безалаберно? Гибельно? Но проводника просто не было, как и людей вокруг. Шли, хвала богам, через заболоченный лес. Медленно, тщательно выбирая места. Требовалось же, напротив, поспешать: ночь на болотах убийственна для продрогших и промокших путников даже без встречи с их обитателями. Встреча с последними не замедлила себя ждать.
   Не успело стемнеть, как в некотором отдалении вспыхнули горящие глаза какого-то хищника, изготовившегося к прыжку. Прыгнуть он прыгнул, но не на нас, а на вовремя выползшего из глубин пиявкообразного монстра. Победителем из схватки вышли ... люди. Человек пять-шесть, наверное. Появились бесшумно, подняли на копья. Хищник не успел погрузиться в болото - тушу тут же подцепили здоровенными крючьями. Подраненная пиявка больших размеров скрылась в тёмной воде.
   Не спрашивая ни о чём, не обронив ни слова, спасители махнули нам и потопали далее, призывая следовать за ними. Движение наше радостно ускорилось, и в конце концов все мы очутились на твёрдой земле и смогли свободно вздохнуть. Вокруг виднелись низкорослые деревца.
   Бревенчатая охотничья избушка стояла на некотором возвышении. Передвижение по плоской равнине болот закончилось, настал черёд пути наверх. Мирэ, измученная более других, одолеть такой подъём уже не могла, пришлось взять её на руки.
   Наутро, разглядывая наше пристанище, отметил, что изба сложена на совесть, из 4-5 венцов, щели законопачены мхом. Мох заполнял здесь всё, как воздух: сам лес, луга, за ним лежащие, и, само собой, болота. Спускаясь с пригорка, мы попадали в царство мхов, погружались в их толстый ковёр хоть не по колено, но достаточно высоко. Несколько деревянных истуканов выстроились около хижины, давшей нам кров и пищу. Ясно: это владыки лесного и водного царств: кому ещё молятся добытчики? Но вернёмся к ночному происшествию.
   Нас спасли от верной гибели охотники. Войдя как хозяева в дом, они перво-наперво зажгли факелы, сложили оружие, упрятав кое-что в длинный ларь, и только тогда расселись по лавкам вокруг стола, расположенного в середине комнаты напротив входа. О мытье рук и прочего никто не заботился. Нам сесть не предлагали, но мы, продолжая стоять, на время забыли об этом, с интересом разглядывая коренных жителей Хейсаури. Приземистые, широкоплечие, в куртках из плотной кожи, они глядели угрюмыми лохматыми бородачами. Впечатление неприветливости усиливал контраст тёмных кудрей, кое у кого выбивающихся из-под полосатых повязок, со светло-серыми или вовсе какими-то бесцветными глазами. Но этим людям мы были обязаны жизнью.
   Наконец, один из них, скорее всего старший, догадался усадить нас на лавку, жестом приказав своим потесниться. Следующее его распоряжение явно касалось ужина: два человека вышли, чтобы вскоре вернуться с объёмистыми глиняными кувшинами. Нашлись и кружки, плетённые из коры; их принесла и расставила ... девущка, закутанная платком так, что видны были одни глаза, большушие и любопытные. Молоденькая. Откуда бы ей здесь взяться? Но взялась! Впрочем, удивительного тут нет: должен же кто-то поддерживать тепло в очаге и кашеварить, пока сильная половина занята охотой и рыбалкой. На помощь девице кинулся молодой хейсаурец со светлой бородкой.
   Кружек на нашу компанию не хватило, и нам пришлось пить на манер побратимов, по двое из одной. Думаю, нас угостили пивом: вкус вина иной. Закуска, выставленная для всех в огромной миске теми же охотниками, таяла во рту. Дичина с подливой из душистых лесных ягод была выше всяких похвал. И ложки нашлись, деревянные.
   Выразить свою благодарность лесным жителям за угощение мимикой и жестами не составило труда. Общаться далее пришлось через толмача: старший кое-как изъяснялся на арвиладском. Сказать "кое-как" всё равно что ничего не сказать. С ужасным акцентом, проглатывая целые слоги, пренебрегая правилами грамматики, что не дозволено даже королям. Признав меня старшим, он обращался только ко мне, игнорируя остальных. Он - звали его Климар - объяснил, что нам очень повезло: его люди ходят сюда охотиться раз в неделю. Вот, кстати, подняли на копья ингра. Много ли понял Климар из моего рассказа, непонятно, но при упоминании людей-лебедей он нахмурился и сделал пальцами охранительный знак. Я нутром почувствовал, что провожать нас к пришельцам никто из присутствующих не собирается. Видя, что положение наше хуже некуда, я рискнул, выбросив из рукава козырь: если не можете отвести нас к людям-лебедям, укажите дорогу к мудрецу Сэй-Суури, мы были знакомы с ним в Арвиладе. Он должен помнить Вилу и Лива (Вила -это я. Ткнул для убедительности кулаком в грудь).
   При упоминании имени мудреца Климар застыл, как собака перед прыжком, а услышав о нашем личном знакомстве, выкатил и без того круглые глаза, став теперь похожим на ночную птицу. Повернулся к своим, внимательно наблюдавшим за ходом беседы, и начал что-то быстро лопотать на своём языке. Пренебрежительное отношение хейсаурцев зримо менялось на благоговейное. Я не был уверен, что мудрец помнит нас, но повидаться с ним в поисках решения проблемы стоило.
   Итак, заручившись согласием старшего провести нас к Сэй-Суури, мы могли спать спокойно, насколько позволяли жёсткие лавки, превратившиеся на ночь в кровати. Сами же охотники лежали кто вповалку прямо на полу, кто - в плетёных сетках, подвешенных на крюки под потолком. Отдельный гамак предложили нашей даме, но Мирэ не решилась им воспользоваться.
   Наутро мы отправились к Сэй-Суури, ведомые проводником по имени Кямпя. Посмотришь на него с некоторого расстояния, подумаешь, что перед тобой оживший истукан - грубо обтёсанный ствол, обвитый мхом Борода длинная, но жиденькая, зато уж брови! Под каждой свободно укроется птичка-поляника. Стар, ох как стар. Видно, везучим был добытчиком, если к таким летам ещё в силах ходить на охоту.
   Умудрённый годами, Кямпя немного понимал по-анкудински: соседи как-никак! Нашёл общий язык с Аамой, который мог гордиться, выполняя обязанности толмача.
   Прощаясь, Климар, велел передать мудрецу нижайший поклон и подарки. Какая-то еда долгого хранения в берестяных коробах. А нам сказал:
   - Боги пропустили вас в Хейсаури, но от вас зависит, позволят ли вам вернуться обратно.
  
  
   7 ВИЛА : ВЕЩЕЕ ОЗЕРО
  
   Сомнения в способностях столь дряхлого проводника были так выразительно запечатлены у меня на физиономии, что не стоило быть провидцем, чтобы их прочитать.
   - Не бойся, дорогу знаю. Молодых охотников жалко. На охоте нужны, дома нужны, детей заводить нужны.
   Позже, через Ааму, выведали, что молодец со светлой бородкой приходился проводнику внуком, не за горами и свадьба с глазастой девицей из избушки. Отец девицы, кстати, среди наших спасителей. Подготовка к торжеству, смотрю, идёт полным ходом.
   Мирэ горела желанием расспросить о свадебных обычаях в Хейсаури поподробнее, но дед считал ниже своего достоинства общаться с женщинами. Я, как продолжатель дела Лива, тоже не прочь был узнать этнографические подробности, однако ситуация потребовала особого внимания.
   С проводником мы продвигались к цели намного быстрее, чем в начале пути. Вода порой поднималась до колена, но высокие сапоги из кожи каких-то водоплавающих служили надёжной защитой. Блаженствуя под крылышком знающего человека, ведомые утратили былую осторожность. Между тем заболоченный лес переходил в луга - ровные полотнища до самого горизонта. Места, где нужен глаз да глаз. Звериное чутьё и опыт подсказывали вожатому верный выбор, но ступать в его след было опасно.
   Говорят, и конь о четырёх ногах спотыкается. Добравшись до края бесконечного луга, Аама бросился приплясывать от радости и незамедлительно провалился по колено. Самый тяжёлый из нас, он, конечно, замолотил руками по поверхности из мхов и воды, но этим лишь ухудшил дело. Кямпя к тому времени ушёл вперёд довольно далеко. Аама уходил под воду. Уже с твёрдой поверхности, жестом сорвав с себя ремень, Вила потребовал от меня того же. Наскоро связав их веревкой, перебросили бедолаге, по пояс погрузившемуся в коричневую жижу, принялись тянуть.
   Кямпя подоспел, когда Аама трепыхался на кочке, напоминая выловленную из реки рыбину. Мокрый, грязный, но счастливый.
   Так и брели, пока наконец не вышли из затопленного леса. Опять потянулись луга без конца и края. Вскарабкались на зелёный пригорок - а там избы на высоких сваях! Рядом с одной из них кружком сидят люди, а в середине круга!.. Бросив наших на тропинке, подбежал к тому, кто составлял центр круга. Сполз, опустившись на землю, обхватив его колени. Он меня по голове, как ребёнка, гладит, меня же дрожь бьёт, никак не отойду:
   - Отец! Отец!
   - Полно, Вила. Сядь рядом. Расскажи всё.
   И я сел. И стал рассказывать, откуда мы, куда, зачем. За рассказом совсем забыл о нашей компании. Спохватился, спросил.
   - Тут они, рядышком. Кормят их и поят. Тебе сейчас всяко не до них.
   Сказать правду, многое мог я и не добавлять к своему повествованию. Сэй-Суури схватывал это многое по моему лицу, по выражению глаз. Долго мы с ним сидели беседуя; я делился своими бедами, в то время как он прозревал те, кои ещё только предстояло пережить.
   В его проницательном взоре читалось: "Ты сделал то, что мог и должен был сделать: передал детей Лива в надёжные руки. Ты свободен от обязательств перед ними и можешь следовать своим путём".
   - Так ли это?
   - Не веришь мне, спроси у Вещего озера. Оно может показать будущее.
   - Где это? Я пойду.
   - Не так скоро. Идти туда недолго, но важно оказаться там ближе к ночи - времени предсказаний. Будешь ждать ответа, но не задерживайся, не то совсем не вернёшься. Ходят туда редко, разве те, кому жизнь не мила и надо на что-то решиться. Многих я отговорил.
   - А меня? Пошлёшь на верную смерть? И совесть не заест?
   - Слабому душой не посоветую, а тебе скажу: слушай Озеро. Жди ответа, но не задерживайся долго - можешь не вернуться вовсе. Дорогу тебе покажут.
   На исходе дня, когда Киль Сынни и Мирэ, взахлёб, перебивая друг друга, живописали мудрецу наши приключения, я потихоньку от них последовал за своим провожатым. Совсем мальчишкой он казался, может, и был им, безбородый. На мои расспросы о Вещем озере он лишь тряс лохматой головёнкой, а ближе к цели и вовсе прижимал палец к губам - в знак молчания. Мальчик не забывал метить дорогу какими-то зёрнами, чтобы я смог самостоятельно найти обратный путь. Оставаться со мной на ночь он явно не думал. Я поблагодарил его и прошёл остаток пути в одиночку.
   Овальное озеро покоилось в углублении, окружённое камнями, напоминая яйцо в скорлупе. Было ли оно глубоким? Очевидно, да, но я не склонен был проверять его возможности.
   Подстелив одеяло, я прилёг около водоёма и стал ждать дальнейшего. "Если боги благоволят к тебе - ты получишь ответ почти сразу, в противном случае уйдёшь ни с чем".
   По-моему, я проспал какое-то время. Стемнело окончательно, но выручал диск луны. Неплохо было бы освежиться, но я не взял с собой воды, а пить из таинственного озера поостерёгся. Что-то изменилось вокруг. Над поверхностью озера мелькали лучи разного цвета - голубые, зеленоватые, красные. Воздух будто сгустился, мешал дышать. Жажда становилась всё невыносимее, влекла за собой дурноту, головные боли.
   Усилием воли я наклонился над водоёмом - и тут же отпрянул: оттуда, сплетённые из струй разноцветного тумана, поднимались фигуры тех, кого я не ждал, но мечтал увидеть. Лива, моего дорогого друга; Пангара, дерзновенного беглеца из Заозёрья; мою непреходящую любовь - Уиллию Леор. Восстав из вод Вещего озера, они приблизились ко мне. Лив протянул мне руки, Пангар по-приятельски похлопал по плечу и что-то кричал, губы Уиллии касались моих.
   Озеро дало ответ. Эти трое - и больше никого не надо. Дружба, Братство, Любовь. Жить во имя этих троих, не размениваясь на новые привязанности. Исполненный восторга, я обнял их всех, как мог, самозабвенно целовал любимую. До тех пор, пока они вновь не превратились в струи тумана - голубые, зеленоватые, красные.
   С огромным усилием разлепив веки, я с удивление обнаружил, что вокруг нет ни камней, ни озера, ни разноцветных теней. Комната наполнена светом вечерней зари. Я лежу, прикрытый тяжёлой шкурой, слабый, неподвижный.
   - Где я? - невольно сорвалось с губ.
   От окна отделилась заслонявшая его фигура, опустилась на сидение рядом, и я узнал в ней Мирэ.
   - Тебя замертво притащили от этого ужасного места. Если бы не брат,.. Ты метался, никого не узнавал. Звал нашего отца, Пангара и - всё время - её. Только её. Так вот кого ты, оказывается, любил. Или ... любишь?
   Я кивнул в знак согласия.
   Мирэ стремительно поднялась и заняла прежнее место к окна. Если и плакала, то беззвучно. Через некоторое время, словно забыв о сразившем её ответе, продолжила ровным тоном:
   - Тебя всё не было, и Киль догадался, что с тобой неладно. Поднял всех на ноги. Мужчины пошли к озеру и принесли тебя сюда, к Сэй-Суури. Что тут было! С трудом откачали. Ты лежал с открытыми глазами, звал их и её - всё время - её. Меня - ни разу.
   Трещина, с самого начала намеченная между Мирэ и мной, ширилась, расползаясь на глазах. По одну сторону разрыва стояла Мирэ, живая и любящая, по другую - Уиллия, мёртвая и любимая.
   - Почему из всех именно она? За что мне эта мука? Я знала, знала только понаслышке, что любовь сильнее смерти. Теперь вот убедилась, что вставать между влюблёнными бесполезно. Отныне, Вила, наши пути расходятся.
   Выпуская, словно птиц из клетки, свои горькие признания, Мирэ внутренне преобразилась. Огонь поборол воду, сила - слабость. К сухим выражениям благодарности за помощь было добавлено "Выздоравливай" и - вместо точки - этикетное "те".
   Я пролежал в постели, как мне потом сообщили, гораздо дольше недели. Ни Киля Сынни, ни Мирэ уже не было в поселении лесных людей, один Аама по-детски радовался моему относительному выздоровлению. Сэй-Суури. как и обещал, снабдил их самодельной картой, подробно объяснил. куда и как идти. Он дал им больше: Киль Сынни написал, что мудрец передал им амулет, благодаря которому их пустят во владения людей-лебедей. Об этом я узнал из письма, оставленного для меня молодыми Леорами. Благодарственного. С извинением, что оставляют меня больного - время торопит. С тёплыми прощальными словами. Всё было вдохновлено Килем, и только им. Мирэ здесь не было, хотя бумага писалась от лица двоих.
   Не знаю, должен ли я был ставить брата в известность о наших с его сестрой отношениях, тем более объяснять и оправдывать своё поведение, наш разрыв. Он знал о нашей связи, но отдал всё на волю волн, понимая, что становиться на пути влюблённых - напрасная трата времени и сил. Только вот насчёт влюблённых.... Хочу надеяться, что Мирэ найдёт себе более подходящего спутника жизни. Цельная и сильная натура, она заслуживает этого. Не её вина, а беда, что место, которое она так стремилась занять в моём сердце, давным-давно отведено прекрасной феереттинке с фиолетовыми глазами-озёрами. Если она и другие призраки милых мне людей надумали поселиться в окрестностях Вещего озера, что ж, я не против разделить с ними уединение и присоединиться к их компании после своей смерти, пусть и скоропостижной.
   А заодно подумать, что за тайна окутывает озеро.
   Когда я поправился настолько, что мог беседовать с Сэй-Суури, я упрекнул его, пославшего меня на верную гибель. Мудрец не стал опускать глаза и отпираться:
   - Ты подошёл к краю, а что лучше - тянуть постылое существование или разом покончить со всем, дано решать лишь высшим силам.
   - Благое Зло?
   - Оно самое.
   В землеописании бывшего Хеймлана мы с Ливом указывали, что и люди и боги в Хейсаури склоняются перед Благим Злом. Это вынужденное, простительное Зло, например, убийство животных на охоте. Для тех, кто идёт против Благого Зла, открывается самый опасный путь - путь к Чёрному Злу. Нарушители (убийцы, насильники, предатели) становятся изгоями общества. Когда ещё было написано, а действует по сю пору.
   Мудрец-то Сэй-Суури признанный, но при чём тут высшие силы? Из этой ямы вытащил меня Киль Сынни, буквально подняв всех на уши. Именно он потребовал (потребовал!), чтобы за мной немедленно отправились и забрали оттуда. Он, кстати, и сам собирался идти, но, к счастью, его остановили.
   - Чего же он так опасался?
   - Говорил что-то об алхимической свадьбе, её главном компоненте.
   - Ох, я болван! Конечно! Сулема, сиречь ртуть! По берегам ничего не растёт, никто не выживает. Пары нагретой сулемы вызывают симптомы отравления. Юноша догадался, а я, старый дурень, не смог!
   - Не терзайся, Вила. У тебя не было времени осмотреть озеро как следует.
   - А у Киля, значит, было? Всё правда, сулема - первопричина галлюцинаций. Значит, это были просто мои воспоминания...
   - Пусть так, но ведь они помогли тебе понять, как поступить?
   - Да. Я остаюсь здесь. С Вами. С лесными людьми.
   - Учить и просвещать их, как я когда-то советовал?
   - Жить. Как могу. Как сумею.
   Аама последовал моему примеру и поселился среди лесных людей. Для этого ему не понадобилось советоваться с призрачными обитателями Вещего озера. Что прельстило его здесь - полугорожанина, полуямнина? Простота нравов, уважение к чужеземцам, сердечность встречи? Разве этого мало? Думаю, со временем сюда начнут наезжать из самого Арвилада - полюбоваться мощью и богатством дикой здешней природы. Пока же мы с ним - первые поселенцы с запада бывшего Хеймлана.
  
  
   7 КИЛЬ СЫННИ: ДЕВА-ВОИТЕЛЬНИЦА
  
   Представьте себе такую картину. Из глубин Холодного моря поднимается громадная тёмно-серая волна и беззвучно движется к берегу, чтобы похоронить под собой всё, что попадётся на её пути. Подобное бесшумное продвижение видишь во сне, чаще всего кошмарном.
   Теперь вы сможете понять чувства, охватившие нас с Мирэ, когда к нам неслышно приблизились всадники, закованные в серебряные латы, в шлемах, с копьями наперевес. Лошади в тяжёлой сверкающей сбруе - и без единого звука! Мы замерли в предчувствии недоброго.
   От светло-серо-серебряной шеренги отделилась всадница в диковинном шлеме, за которым тянулся шлейф звёздного дыма. Копыта огромного коня застыли в воздухе над нашими головами. Я успел лишь заслонить собой сестру.
   Властный голос из-под шлема потребовал ответов на вопросы, кто мы, откуда и куда направляется.
   - Мы ищем людей-лебедей.
   - Зачем?
   - Долго объяснять.
   - У нас достаточно времени.
   Взмах руки, укрытой латной рукавицей - и мы с Мирэ уже в сёдлах диковинных всадников.
   Широкой волной растекались скачущие, но не по обычной - по звёздной дороге, скача по еле заметным облакам, как ранее по твёрдой почве. Страха не было, был восторг стремительного полёта в ледяной высоте, в звёздных брызгах. Эх, нет рядом Дасси и Незумо!
   Кавалькада снизилась, когда стали различимы серебряные купола строений. Вблизи последние оказались высокими узкими башенками. При звуке голоса главной всадницы незаметная ранее дверь открылась, и мы очутились на круглой площадке внутри башни. Ещё одна команда - и взлёт вверх. Не успели вздохнуть - и уже стояли в комнате с серебристыми стенами и такими же коврами на полу.
   Люди в латах подтолкнули нас вперёд, и дверь закрылась, словно вросла в стену. Были ли мы пленниками или гостями в этом чудом мире, ещё предстояло выяснить.
   Кроме властной наездницы, в комнате оказалась ещё одна женщина. Старшая по возрасту и положению, в серебряном с ног до головы.
   - Кого ты привела, дочь моя?
   Ага, значит, у серебряных тоже имеются семьи и дети. Уже легче, хоть что-то человеческое.
   - Ищут людей-лебедей. Дошли до самой Хибен. Без провожатых.
   - Но это люди, не пришельцы. Впрочем, я могу ошибиться. Подойдите ближе.
   Я приблизился первым, инстинктивно загородив собой сестру. Вежливо, с соблюдением всех правил куртуазности, отдал поклон старшей даме. На её лице попеременно отражались изумление, сомнение, наконец восторг.
   - Лив?! Ты?!
   Всё встало на свои места: дама приняла меня за отца.
   - Увы, сударыня. Я всего лишь сын ныне покойного Лива Леорского. Позвольте представиться: Киль Сынни (Келлиан) Леор Ватанийский, а это моя сестра Митта Мирэ Леор. Вы, полагаю, были знакомы с нашим отцом?
   Она была не в состоянии говорить. Рот скривился. По щекам текли слёзы. Вот тебе и "серебряные"!
   - Да, знакомы. Хорошо. Слишком хорошо, чтобы он остался со мной.
   Вот так. Небывалые вещи - и старые как мир проблемы. Он и Она. Интересно, знала ли об этом матушка?
   - Знала (Ого, читает мысли!). Но у меня не было надежды.
   А у меня она ещё теплится. Значит, самое время задавать вопросы.
   - Мы ищем людей-лебедей, потому что нелюдь с другого мира наложила проклятие на моего друга, а снять порчу способны только их собратья.
   - Он и Она, только немного по-своему? - Реакция неожиданна, отдаёт лукавством, тонкой местью:
   - Ваша правда, сударыня. так что насчёт пресловутых людей-лебедей? Где мы можем их найти?
   - Это не ко мне. Все полномочия я давно передала дочери. Да, забыла представить вас, что значит долго не общаться с людьми! Её имя Бусса, дочь Буса.
   - Более известная как Колмеваара, - вмешался другой голос.
   - Почему?
   - Колмеваара по-здешнему 'могильный холм'. Как иначе могут называть Деву-Воительницу? А имя моего меча - "Подобный осенней воде".
   - Помнишь, Вила нам про таких рассказывал? Их выбирает Звёздная всадница из самых лучших, самых смелых земных людей. Звёздная женщина, что спасла отца, бежавшего из плена, - в разговор включилась Мирэ.
   - Как! Вы и Вилу знаете?
   Голос старшей дамы "полон ноток удивления", как выразился бы Незумо.
   - Ещё бы! Он познакомил нас с Пангаром, провёл от Ильэная до болот Хейсаури, побывал на Вещем озере и теперь у мудреца Сэй-Суури.
   - О, узнаю прежнего Вилу! Пройти пол-Хеймлана и вспомнить о долгах!
   - Он что-то задолжал Вам, сударыня?
   - Да, визит. Я бы не прочь с ним повидаться после стольких лет. Подумать только, дети Лива... Его сын и моя дочь...
   - Эта встреча - дело рук богов или ?... Как вы считаете? - Это Мирэ, кого что волнует.
   - Думаю, так сошлись звёзды. Мы живём под ними и по ним. А вас вела собственная воля. И любовь, как же без неё? - Голос грустный. - Но довольно на сегодня. Бусса, проводи гостей (ага, всё-таки гостей!).
   - Не хочу показаться навязчивым, но позвольте узнать Ваше имя, сударыня.
   - Йонги. Так меня знали Лив и Вила. И Пангар, увы, покойный.
   - Вы ошибаетесь, г-жа Йонги! Мы совсем недавно виделись с ним в восставшем Эноэе. Он был жив и здоров. Откуда Вы знаете, что ..?
   - Откуда? Неважно. Его сожгли как еретика и мятежника. Передайте Виле, если мы с ним не встретимся. Пусть не надеется увидеть товарища. Теперь отдыхайте, дети Лива.
   Какой уж тут отдых! Голова кругом... Госпожа Йонги милая, а вот её дочь... Ждать ли нам помощи из рук в латных рукавицах?
  
  
   8 КИЛЬ СЫННИ: МЕЧ , ПОДОБНЫЙ ОСЕННЕЙ ВОДЕ
  
   Направление поисков людей-лебедей нам указали не серебряные властительницы, а амулет от Сэй-Суури. Прозрачный камешек-кругляшок на заношенном кожаном шнурке. В суматохе я напрочь забыл про него, а он взял да напомнил о себе, как только нас выпустили из узкой башенки. Выпустили, не увидев в нас ни пришельцев из Иных миров, ни противников для войска Звёздной женщины. Нас просто устранили из жизни "серебряных". Не объяснив ни своего отношения к людям-лебедям, ни их природы. Может статься, им просто не довелось встретиться с ними: неохватны, дремучи леса Хейсаури.
   На ночь нам отвели серебряное помещение с полками по стенам. Эти полки, застеленные, хвала богам, как у обычных людей, стали нашими с Мирэ кроватями. Сюда же принесли нам и еду: ясно, что не желали пускать чужих в святое святых войска - трапезную, где собираются свои. Впрочем, мы нимало не горевали по этому поводу, не нуждаясь в обществе вояк и их командирш. Поели лепешек, служивших дополнением к густому вареву - не то похлёбке, не то супу. Я лично предпочёл бы рыбу. Рыбу хейсаурцам есть заповедано, но эти-то явно не относились к местным. Впрочем, лихорадочно покопавшись в памяти, я припомнил, что в книгах отца и беседах с Вилой говорилось, что воины для борьбы с нечистью набраны из разных мест. Стоп! С нечистью? Уж не люди-лебеди ли числились противниками "серебряных"? Или с ними заключён мирный договор? Загадки сплошные загадки...
   С утра мы с сестрой натянули на себя походное снаряжение - тёплую одежду, высокие сапоги. На полках поменьше спальных обнаружили узелки с едой и сосуд с питьем. Нас милостиво снабдили водой и едой на дорогу, не дали только главного - ориентира. Я бы не глядя променял всю эту снедь на подсказку о направлении поисков. Но...ориентир нам дал амулет.
   Воин-охранник вывел нас, одетых и нагруженных запасами провизии, на круглую площадку, где мы стояли вчера. Стремительным рывком спустил вниз. По его приказу дверь отъехала, предоставляя нам желанную свободу. Я без малейшего сожаления оглянулся на покинутую башню, а Мирэ из озорства послала исчезнувшей в стене двери воздушный поцелуй.
   Проблему выбора пути решили на удивление просто. По моему разумению, нелюдям пристало прятаться от людей в самых что ни на есть чащах и чащобах. Где их искать? Предсказуемо, на севере. Ещё Вила учил, что мох растет на северной стороне деревьев, не на южной. Так и тронулись в путь.
   Не успели мы отойти от башен на приличное расстояние, как внутри прозрачного камешка амулета высветилась золотая стрелка-искорка. "Туда, туда!" - командовала она. Сдаётся, ей тоже было неуютно в обители серебряных. Мирэ захлопала в ладоши и присвоила славной вещице имя Летик - сокращение от Амулетик.
   Сразу поверив чуду, мы бодро двинулись в подсказанном направлении. Идти пришлось долго. По дороге мы останавливались, делали привал, поглощая дарёную снедь. Я опасался, как бы наш "указатель" не осерчал на нас из-за подарков башни, но всё обошлось.
   Немного погодя встал вопрос о ночлеге. Мы не были серебряными воинами из стали и железа - наши мясо и кости требовали отдыха. Амулет выручил и тут. Стрелка покружилась, покружилась, и внутри камешка обозначились контуры избушки. Показав нам будущее убежище, стрелка вернулась в состояние покоя.
   До ночлега мы добрели к вечеру. Домик в лесу был похож на избушку охотников Хейсаури, только поменьше. Поросшие мохом стены приобрели неожиданный для леса багровый оттенок. Выбора не было, да и мы были рады и багровому пристанищу. Грелись у костра, но недолго, дабы не привлечь к себе ненужного внимания.
   Весь следующий день мы шли, шли и шли. Бедняжка Мирэ! Каково было ей, дворянской девице, в тяжеленных сапогах и с грузом! Болот, по счастью, не было, но и лесной путь небезопасен. А мы путешествовали без оружия, уповая в случае чего лишь на мой нож. Почему так вышло? Да потому, что оружие у нас с самого начала знакомства отобрали серебряные воины. Просить их вернуть чужую собственность как-то не получилось.
   Вторым местом для ночлега Летик почему-то выбрал землянку. Мало приятного оказаться под землёй, но спорить с камешком... Тем паче что, получив имя, он заметно подобрел, разве что не мурлыкал. В его лице Мирэ нашла благодарного собеседника, точнее слушателя, и всю дорогу развлекала его всяческими девичьими глупостями.
   Бояться змей в такие-то холода глупо, замёрзнуть - вряд ли: у входа в нору высился холмик из нарубленных дров и темнело кострище. Говорить о нападении людей-лебедей и вовсе абсурдно: они-то явно под землю не лезут. Понежившись у огня, мы сползли в подземный домик, не забыв прихватить нагретые в костре камни, обернув их тряпками, - согреть постели.
   Третий день выдался ясным, будто предвещая удачу в делах. Еды оставалось немного, так что шли почти налегке. Камешек весело перекатывался на кожаном шнурке, грозя совсем оторваться от привязи. Похоже, он когда-то был собственностью людей-лебедей и теперь явно спешил вернуться к своим.
   К середине дня верчение ускорилось до небывалого, и стало ясно: наша цель рядом. Вскоре ветер принёс запах рыбы, тины, тростников, мокрого песка. Остановившись, мы обомлели: стали видны фигуры. Одни что-то собирали по берегу озера, другие рвали траву, не убитую морозами. Около водоёма расположилось несколько человек. Летик рванулся с такой силой, что чуть не задушил меня шнурком. Заметив это, Мирэ осторожно перерезала ножом цепь, державшую нашу "собачку". Подскочив, Летик быстро-быстро покатился к сидящим на берегу, завертелся вьюном, видимо, что-то рассказывая. Кому? Старым знакомым? Хозяевам? Друзьям?
   В итоге нужное было произнесено, и сидящие обернулись к нам. Такие, каких описывал Пангар. Почти такие, какие готовы перерезать нить жизни Незумо. Люди и лебеди одновременно. Мы с Мирэ застыли, не в силах оторваться от зрелища. Мы дошли, мы наткнулись на нелюдей, но что дальше?
   Летик подкатился к нам, подталкивая непонятливых к своим. Приглашая выложить наконец суть дела.
   Собравшись с духом, я принялся в подробностях излагать всё происшедшее с того момента, когда пришельцы с Лебедя появились перед нами, привлечённые музыкой Незумо. Никто меня не перебивал, но понимал ли? Я бросил вопросительный взор на Летика, тот заскакал, вроде бы одобрительно. Столько раз я мысленно обращался к пришельцам с одной-единственной просьбой, что сейчас она будто сама слетела с губ: "расколдовать" ни в чём не повинного друга. И всё равно напряжение дало о себе знать: вытирая пот со лба, плюхнулся прямо на мокрый песок.
   Высокие ростом существа смотрели друг на друга, потом на Летика, потом снова друг на друга. Глаза у них были круглыми, птичьими. Ни рук, ни крыльев не было заметно под накидками из меха и перьев.
   Тишину нарушил тонкий, скрипучий голос:
   - Услышано. Друг мудреца. Пропустили. Услышано. Помочь вожак стаи. Жди. Ночь, день, ночь. Приходи утро.
   В переводе на человеческий язык это означало, что мне предлагали подождать и прийти через день. Лютик просиял, подпрыгнул прямо в руки Мирэ. Та, улыбаясь, погладила кругляша по голове. Подождать день - да пожалуйста! Лучше в земляном домике, чтобы не мозолить глаза нелюдимым хозяевам.
   О чудо! Найти обратный путь оказалось легче лёгкого: дорожка, протоптанная нами, светилась тем же золотом, как и стрелка амулета. Мы от души помахали Летику и вернулись к месту последней стоянки.
   Где нас ожидал сюрприз. На поваленном дереве недалеко от входа в землянку сидела Дева-Воительница. Вот уж кого мы не ожидали увидеть!
   - Вы?! Здесь!?
   - Что в этом удивительного, Кель Ли-Ан?
   И впрямь, что? По лесам вольны ходить все, у кого хватит на это смелости и сноровки.
   - Ну что, встретили вы своих таинственных незнакомцев?
   Вслед за утвердительным ответом посыпались вопросы. Какие они? Много ли их? и даже: Какое у них оружие?
   Какое?
   - Зачем им оружие, они же у себя дома.
   - Дома? Вы уверены? Сами же утверждали. что это пришельцы с планеты Лебедя.
   - Так это когда было... А здесь они уже давно. Может, сбежали из своего мира, как еретики из Арвилада - в Хейсаури.
   - Ну-ну. А не лучше ли вам подождать эти дни у нас, чем ютиться, как сурам в норе?
   - Спасибо за приглашение, но ждать недолго. К тому же мы не заблудимся в лесу: от нас к лебедям проложена золотая дорожка.
   - Что ж, предложение остаётся в силе. Прощайте, дети Лива.
   Проснувшись ранёхонько (не замок Леоров!), мы согрели воды на костре, привели себя в порядок позавтракали. Бродили по окрестностям, собирая ягоды и грибы под здоровенными шляпками. Днём прискакал к нам Летик. Не ведая, чем он питается, мы из вежливости предложили ему лесное угощение. Я считал, что самые высокие прыжки нашего проводника мы наблюдали днём раньше. Ничуть не бывало! Вчерашние не были пределом его возможностей. Конечно, к еде он не притронулся, но была бы честь предложена! День-то какой весёлый! Ещё ночь - и мы встретимся с вождём и, надеюсь, уладим это постылое дело в нашу пользу.
   Успокоенный, я уснул даже раньше обычного. Во сне ревел шум сражения, лилась кровь, хрустели кости, напополам ломались длинные копья. Словом, проснулся я в холодном поту. Вскочил - солнце уже высоко. Не диво, что кошмары мучили - не спи до полудня, впредь наука! Наскоро умылся, есть не стал - некогда, потом. Мирэ, она-то где? Пора, давно пора в гости. Не видя сестры, подумал, что её привлекла золотая дорожка к лебедям. Может, увидев Мирэ, вожак подобреет?
   Но дорожка не светилась более золотым светом. Мирэ медленно брела мне навстречу, цепляясь за стволы деревьев окровавленными пальцами. В красном комке, который она бережно держала, я узнал - не мог узнать, невозможно! - прозрел - нашего милого Летика. Вернее то, что от него осталось.
   Горло сдавило, вопросы не шли. Мирэ поняла и просто махнула рукой в сторону поселения людей-лебедей. Усадив её на бревно вместе с тельцем Летика в сжатых судорогой пальцах, я стрелой помчался к озеру.
   Поспешность меня подвела. Зацепившись ногой за узловатый корень, я полетел на землю, пытаясь освободиться ...
   Подняв глаза, я встретил горделивый, торжествующий взгляд не Буссы - Колмеваары. Стащив с головы шлем, сдерживавший свободу густых волос, и латные рукавицы, в блистающих серебряных латах, она возвышалась надо мной, простёртым на земле, небрежно стряхивая пальцем потёки крови с панциря.
   - Всё. Можешь не ходить. С ними покончено. Радуйся, Кель Ли-Ан!
   - Как покончено? Когда?
   - Только что. Я свалила, а Йеззо добил вождя. Битве конец, все нелюди уничтожены.
   - Сейчас? Почему сейчас?
   - Раньше нам не было туда дороги. Вы открыли путь. Ваш предмет его открыл.
   Воительница ожидала приветствий, криков радости, восхищения. Но её слова, дойдя до моего сознания, превратили меня в камень.
   - И никого-никого не осталось? Совсем? - Я не узнал собственного голоса.
   - Я же сказала: все нелюди уничтожены. До единого. Да что с тобой? Тебе плохо, Кель Ли-Ан?
   В бессильной злобе я поднял кулаки к её лицу.
   - Ты ничего не понимаешь! Убийца! Ты убила его!
   - Не его, а их. Разве можно было оставлять их в Хейсаури?
   - Уйди, прошу, уйди!
   Пожала плечами и удалилась. Меч, подобный осенней воде, сделал своё дело.
   Я колотил кулаками по твёрдой земле, не имея ни сил, ни желания подняться. Скала рухнула, придавив меня к земле, которую я надеялся очистить от нелюдей. Не такой ценой. Грела душу скорая смерть от ягод мести. "Всё поглотит бездна". Возмущала невозможность сделать хоть что-нибудь для Тальнима, для моего Виана [Тальним `г-н Луна', Виан `отрада, утешение'].
   Повезёт ли нам увидеться напоследок?
   Я взмолился звёздам, и Звёздная женщина откликнулась. Как иначе я мог бы успеть проститься с Незумо?
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"