Хэн Дэс Нэ : другие произведения.

Дети Лива. Часть 5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вам удалось склонить на свою сторону высшие силы? Вам предлагают другую семью вместо собственной, иной дом вместо родительского, новую любовь взамен прежней. Но подходит срок возвращения. К клятвам и обещаниям, данным себе и другим. К оценке наследия отцов. К осознанию полноты бытия и его же бесчеловечности. К бездне. От тьмы к свету и от света во тьму. Хватит ли сил пройти этот путь с высоко поднятой головой?

ДЕТИ ЛИВА

Часть V

   Часть V
      -- ДАССИНИЯ: СЛУЖАНКИ И Я
      -- ЮЛЛУН ЙЕРРЕЙС: СОЗДАЛ СВЕТ И ИМ ПРАВИТ
      -- НЕЗУМО: ЛУНА ПРИБЛИЖЁННАЯ, ЛУНА УДАЛЁННАЯ
      -- НЕЗУМО: ОПЫТЫ ГАРМОНИИ
      -- НЕЗУМО: ГРАТА. ЛЕС ВОЛШЕБНЫЙ
      -- НЕЗУМО: КРАСНАЯ НИТЬ ГРАТЫ
      -- ЮЛЛУН ЙЕРРЕЙС: ОТКРОВЕННОСТЬ ЗА ОТКРОВЕННОСТЬ
      -- НЕЗУМО: БЕЗ ВОЗВРАТА
  
   ДАОС: ГОРЬКО! (ЭПИЛОГ)
  

1 ДАССИНИЯ: СЛУЖАНКИ И Я

  
   Первым вопросом матери после моего возвращения из далёкой Мизии было: "А где же твои служанки? Где дамы-компаньонки?" Между словами читалось: путешествовать одной в сопровождении неженатых молодых людей значит опозорить себя и родителей. Я и сама знаю, что достаточно любой мелочи, чтобы стать городскою сказкою, но настолько привыкла к слежке за моей особой, что не обращаю на это внимания. "Где же твои служанки?" - как будто это главное.
   Главное, что мы трое благополучно добрались до Ватании, чего запросто могло не случиться. Главная - что удача повернулась ко мне лицом, дав в спутники Незумо. Когда встал вопрос о том, что мои собираются проследовать из Мизии в Караэнай, я страшно испугалась: вдруг они прихватят с собой и меня. Пришлось закатить сцену, что меня, мол, уже перекормили странствиями, и я хочу домой, да и пора уже. Мой родной отец - в Ватании, а тому, что мать жила в Караэнае, я верю и без заезда в Вольные города.
   Вышло по-моему. Братьям Стазенам наказали опекать меня и при первом удобном случае обзавестись служанкой ради соблюдения приличий. Сама я, натурально, не собиралась хлопотать о еде и постелях, но так как мы старались останавливаться в придорожных постоялых дворах, а дорога была наезженная, особой нужды в прислуге я не ощущала. Чтобы не возиться с тряпками, выбрала мужской костюм для верховой езды, а причёску свела к простейшей для исполнения. Компаньонка вряд ли одобрила бы скачки наперегонки с молодыми людьми, обучение искусству пользоваться арбалетом, тем более обсуждение некоторых мизийских обычаев.
   Однако честные стазенцы считали долгом подобрать мне наконец прислугу, поэтому спрашивали о ней на каждом постоялом дворе и в каждом трактире. Места, что и говорить, не совсем подходящие, но других не попадалось. Чаще всего предлагалось нечто малогодное. Но если встречалось что-то получше, всегда можно было прибегнуть к помощи таких характеристик, как мала, стара, неумёха, болтунья и др. Чем тщательнее я выбирала служанку, тем дольше могла беспрепятственно путешествовать в приятной мне компании. Братья терпели и молчали.
   Хозяин очередного трактира обещал подумать над предложением Стазенов. Отец четырёх дочерей, он был не прочь пристроить к делу хоть одну из них.
   Ночью Незумо почти не спит: из-под его двери виден свет, а то ещё он выходит наблюдать звёздное небо. Я тоже люблю это занятие, но выходить на двор ночью девице опасно. Далеко не ходить: в сумерках на дочь очередного трактирщика напал какой-то проходимец. Пока она отбивалась и кричала, подоспели братья, и Незумо - Незумо! - первым закатил нападавшему оплеуху, а Азинно докончил дело, как следует исколотив негодяя.
   О, окажись я на месте простолюдинки, Незумо пришлось бы спасать меня! А какой-то дурочке повезло просто так! Оценив усилия защитников, отец решил отдать в служанки именно эту дочь. Просил не обижать его Агуту, а по приезде на место пристроить в хорошие руки или прислать обратно. Да с удовольствием! Хоть сейчас. Но с капризами придётся повременить.
   Добро бы эта Агута была дурнушкой, косоглазой, толстухой! Так нет! Худенькая, высокая, с каштановыми косами до пояса. Сослаться на неумёху тоже не выходило. А кроме того, девица постоянно что-то мурлыкала себе под нос. Незумо, как музыканта, заинтересовали селянские мелодии, и теперь моя служанка - моя служанка! - должна была ещё и напевать ему песенки. Расспрашивал её, записывал, как-то слышала их поющими на два голоса.
   Где песни, там и пляски. И эта тощета наладилась танцевать с господином! Под предлогом, что ему надо показать фигуры танца. Ничего сложного в них в помине не было, но в конце партнёр должен поднять девушку на руки и поцеловать. Сначала движения наших танцоров выглядели скованными, даже неуклюжими, но потом они приноровились и кружились так, что юбки Агуты разлетались веером. Незумо и в голову не пришло бы соблюдать ритуал полностью, но девица - раз! - и сама его поцеловала. Говорите после этого, что служанки и компаньонки сохраняют нравственность господ!
   Хотелось тут же отмутузить нахалку, но устраивать расправу на людях неприлично. Придравшись к какой-то мелочи, вечером с размахом отхлестала девицу по щекам, чтоб неповадно было приставать к господину. Утром стазенцы поинтересовались, что это с Агутой. Та промолчала, а я заявила, что она нерасторопна, непонятлива и помощи от неё никакой. К счастью, на постоялом дворе остановился караван купцов, следующих в Мизию, и за умеренную плату они согласились по дороге доставить девицу обратно к отцу. Я бы и больше отдала, лишь бы её не видеть. Жестоко? А пусть знает своё место!
   Увы, мои беды на этом не кончились. Негодницу Агуту сменила сразу парочка слуг - муж с женой. Эти не пели и не плясали, но приносили и убирали. Средних лет, коренастые, плотные, что два спиленных пня. В отличие от последних они проявили сообразительность, не попадаясь на глаза без нужды. Всё бы ничего, но подвёл черту их нездоровый интерес к нашему имуществу. Испарявшийся как по волшебству корм для лошадей с трудом, но ещё можно было объяснить, исчезновение же одной из лошадей не укладывалось ни в какие рамки.
   Более всего была задета профессиональная гордость Азинно. Прикинувшись спящим, наш заядлый лошадник сумел разгадать нехитрую загадку. Выяснилось, что мужик свёл знакомство с конокрадами, и тёмной ночкой наша лошадь перешла в чужую собственность. Я очень сильно переменила мнение о старшем Стазене в лучшую сторону, когда он, держа в поводу пропажу, разъяснил нам смысл происходящего. Разумеется, слуги не задержались на своей должности. Мужчина предложил нам во искупление вины свести лошадь уже у самих конокрадов, но мы предпочли расстаться и ними, и с невезучим вором, и с его супругой или подельницей.
   Ур-рр-а, я снова без служанки! Авось братья побоятся испытывать судьбу в третий раз...
  
  
   2 ЮЛЛУН ЙЕРРЕЙС: СОЗДАЛ СВЕТ И ИМ ПРАВИТ
  
   Холод Арвилада пронизывает до костей. Даже меня, претерпевшегося к леденящему дыханию высших кругов общества, их алчному стремлению растоптать малейшие льдинки искренности и самоуважения, к сосулькам сплетен - клыкам в пасти местных горгулий мужеска и женска пола.
   Старею? И это тоже. Есть, впрочем, способ почувствовать себя моложе - навестить в Ватании стареньких родителей. Около них нет продолжателей рода Юллунов. Старшая дочь, а моя сестра, отравлена; младшая исчезла без следа, испарилась льдинкой на солнце, неведомо в каких краях. Для отца с матерью я теперь, наполовину сын, наполовину гость, которого надо приветить и угостить как подобает. Мой приезд для родных целое событие. Это и умиляет, и надоедает. Так бы и крикнул "Не надо!", но когда заметишь их грустные взгляды, устремлённые на твою персону, дыхание перехватывает.
   Тогда я под разными выдуманными предлогами стараюсь удалиться за пределы родительского дома, который с каждым приездом всё меньше считаешь родным. Отправляюсь бродить по окрестностям, а чаще всего добираюсь до заветного холмика, где похоронена Уиллия Леор, так и не ставшая Уиллией Юллун. Обычно здесь лежат цветы, оставленные не мною. У неё был сын, а у сына внуки. Брата с сестрой я видел только издали, встречу - не узнаю. Навести о них справки несложно, но ... чувствую: лучше нам не встречаться. Хорошо, если "Вся даль пережитых годов Лежит на глади голубой"... Чаще прошлое имеет обыкновение всплывать со дна в самый неподходящий момент, чтобы эдаким морским гадом потопить лодку привычной повседневности.
   Поздней осенью, на границе с зимой, что обещала быть суровой, я привычно заканчивал обход местности в этом священном для меня месте. Магия Фееретты не отпускала. Переполняла душу печаль об утраченном совершенстве, с давних пор преследовавшая меня. Она настоятельно требовала выхода. Я достал из-за пазухи букет из цветов, собранных в нашем саду. Нежных цветов, что наверняка понравились бы Ей.
   Меня опередили. Около холмика уже виднелась чья-то фигура. С этого расстояния я смог разглядеть молодого человека, играющего на флейте. Флейта - здесь? Что-то новенькое! Уж не заявился ли сюда заезжий миннезингер настраивать инструмент перед выступлением? Больше негде, что ли? Подхожу поближе. Совсем ещё юноша. Светлые, чуть вьющиеся волосы, бледное лицо, тонкие пальцы, сжимающие дудочку. Вполне мог оказаться чужаком, но бродячим рапсодом он не был: для этого одеяние паренька выглядело слишком добротным и дорогим.
   Что это я заладил о внешности, как баба! Музыка, которую я прервал своим неожиданным появлением, - вот что заслуживало внимания. Мне, однако, удалось услышать фрагмент.
   ... Ветерок перебирал упавшие листья, напоминая мне бывалого игрока, отыскивающего нужную карту перед тем, как взять да хватить ею об стол. Найдя подходящую, сначала, обдумывая, перекатывает её с рук на руку. Другие нашли бы здесь сходство с кормилицей, пестающей младенца; это не по моей части - я одинок. Тем не менее мне удалось расслышать мелодию лепета, тему детства. Она обволакивала, успокаивала, обещала одно хорошее. Вся семья в сборе, оживленная в преддверии праздника, смеху, шуткам нет конца, вино разлито по дорогим заморским кубкам с чернью, собаки громко требуют законной доли праздничного угощения, а младенец вдруг как заплачет! Тоненько, жалобно: "Меня забыли!" И всё, что двигалось, застыло, как по приказу.
   Младенца нет - это плачет флейта молодого человека на холмике. Минорный лад, замедление темпа, возвращение к одному и тому же мотиву. Похоже, у музыканта тоже неспокойно на душе.
   При моём приближении он бросил играть, поднялся, держа в руках инструмент. Хоть я и намного старше паренька, поклонился первым: как-никак именно я нарушил его уединение, ещё и на территории Леоров. Представился г-ном Юллуном Йеррейсом, проживающим по соседству дворянином на службе герцога Арвиладского.
   Брови юноши удивлённо полезли вверх: что ещё за сосед?
   - А Вы за кого меня приняли? - поинтересовался я.
   Ответ ошарашил:
   - За грабителя, проникшего в чужой дом: Вы не уверены в себе, боитесь собственной тени.
   Сей оригинальный мыслитель назвался Незумо Стазенским, дворянином. Стазены! Уже теплее! Давненько не посещал я этого змеиного гнезда, с тех пор как завершился жизненный цикл главных хозяев замка Леор. Признаться, не было ни малейшего желания вновь соваться в сие кубло, да и нужды в этом не было.
   Но эта музыка... Взбудоражила она меня: ребёнок плачет и плачет ... не переставая. В мужчине моих лет сложно заподозрить чувствительность, а тем не менее... Уиллия, Лив... Образы уставших смертных. Малый с дудочкой шутя перекинул мостик в прекрасное прошлое. Поистине: создал свет и им правит. Не будучи красавцем, этот Незумо вызывал стойкое представление о красоте, о высоком духовном начале, горнем мире. Откуда что и взялось? Мне ли не знать спеси Киллы и животной злобы её дражайшего супруга! А тут - живое воплощение утончённости. По-юношески, правда, заносчивой.
   Я одинок, одинок. Лишив меня будущего, боги сегодня расщедрились, явив мне проводника в мир красоты, врачевателя душевных мук... Сына? Сына...!?
  
  
   3 НЕЗУМО: ЛУНА ПРИБЛИЖЁННАЯ, ЛУНА УДАЛЁННАЯ
   Свет Луны причиняет человеку боль. Если Луна светит в лицо - не просто не даст вам заснуть, но и превратит в сноброда. Увидеть нарождающийся месяц справа - к удаче, слева - совсем наоборот.
   Сижу в своём кабинете и жду появления новой Луны. Сейчас новолуние. У меня сейчас всё новое - пристанище, род занятий, знакомства. Потому что переехал в Арвилад. Долгие годы рвался обучаться в здешнем университете - и пожалуйста, получил и такую возможность. Внезапно. Вдруг. Благодаря вмешательству в мою судьбу нового лица по имени Юллун Йеррейс, из свиты самого герцога Арвиладского. Высокое лицо оказалось большим ценителем музыки, а я всего-то повторял при нём незатейливую мелодию о плаче ребенка в парадной зале.
   Сначала я был несколько расстроен вторжением в моё личное пространство: устав от всех, удрал на могилку г-жи Уиллии и - на тебе -нарвался на пожилого меломана. "Соседа". Какого еще соседа? Они все наперечёт. Утверждает, что знаком с Леорами и с моими родителями. Не близко, понятно.
   Слово за слово мы разговорились. О разном. Он служит в Арвиладе, но устав от дел и людей, как я сейчас; сбегает сюда, в заветное местечко. Это несколько примирило меня с г-ном Юллуном. Редко кто рискнёт признаться незнакомцу, причём намного моложе себя, что столичный Арвилад не являет собой образец справедливой государственности и высокой культуры. Накипело у человека на душе, а поделиться с близкими не удалось, вот он и выложил свои жалобы первому встречному -поперечному.
   Я с ним о своих бедах не откровенничал, больше напирал не желание учиться под руководством мудрых наставников в столичном университете, что шло вразрез с планами отца. При упоминании об отце господин скривился, но порекомендовал не спорить понапрасну со старшим в роду. Дело поправимо. Он, Юллун Йеррейс, живёт в Арвиладе в собственном доме. Там можно остановиться и мне. Для зачисления в университет всего-то и нужно, что разрешение от отца (это он берёт на себя) и плата за обучение вперёд. Заманчиво, только насчёт совместного проживания мне не понравилось:
   - Благодарю, но я не собираюсь настолько злоупотреблять вашим добрым отношением ко мне. Что я должен буду делать помимо учёбы?
   - Должен? Хм. В канцелярии герцога работы невпроворот. Вы будете числиться там помощником писца, получать жалование за то, что несколько часов в день потратите на сортировку входящих бумаг - обращений, прошений, жалоб и проч. Это Вас устроит?
   Скорее да, чем нет.
   - Звучит прекрасно, но жить я соглашусь только в месте по своему выбору. Я и так злоупотребляю вашим расположением ко мне. Кстати, если не секрет, чем вызван такой порыв благотворительности, г-н Юллун?
   - Пока секрет. Пока. Но если Вы опасаетесь приставаний потрёпанного ловеласа, этого не будет. Здесь другое ... Пока секрет.
   - Хорошо. Но мне придётся как-то объяснять родителям и брату, чем вызван неожиданный поворот в моей судьбе...
   - Молодому дворянину вашего возраста не след музицировать в одиночестве по лесам и полям. Он обязан найти себе достойное применение, жить в обществе, сделать карьер. Против этого трудно возразить даже вашему ретроградному семейству. А брат... Он волен приезжать в столицу и гостить у Вас сколько пожелает. Двух служащих мне в данный момент не требуется.
   ... Так долго мечтал сменить Ватанию на Арвилад, а тут растерялся. Как же Леоры? Келли?
   На мой немой вопрос, словно собеседник снял его с губ, был получен ответ, что у меня всегда будет возможность съездить домой, в Стазены. Ведь я буду под его началом, а он и сам считает долгом навещать престарелых родителей.
   Мы не из торгового сословия, чтобы бить по рукам по окончании выгодной сделки, но мы с г-ном Юллуном Йеррейсом пришли к согласию. Родители остолбенели, получив вскоре после этого разговора письмо из канцелярии герцога с личной печатью его помощника, предписывающее не чинить препятствий зачислению на службу в должности подручного писца (имярек), а также обучению такового (имярек) в университете города Арвилада. Смотрели на меня во все глаза, но не возразили ни словечком. Отец тотчас же начал отдавать слугам распоряжения относительно повозки, лошадей, корму для них, мать - приказывать о белье, одежде, обуви и других бытовых мелочах. Повеяло ветром странствий. Эх, написать бы другу о готовящихся переменах, да только куда? Ничего, успеем повидаться, если только...
   Ба, я же совсем забыл о проклятии пришельцев! Как скоро оно подействует, интересно? Вот фокус будет, ежели, едва поступив на службу к герцогу, я испарюсь из его канцелярии прямиком в созвездие Лебедя! Шутки шутками, а вдруг я и правда не увижу больше Тан Хану? Может, ещё обойдётся? Как-то, читая различные трактаты, мы с ним наткнулись на сочинение о травах и Луне приближённой и удалённой. Смеялся, что Луна приближённая предпочтительнее удалённой: её хотя бы можно обнять. Тогда он и выбрал мне прозвище Тальним ('господин Луна').
   Итак, я Арвиладе, в собственном кабинете. Сидя, как мне положено по должности, за разборкой прошений от горожан, засиделся допоздна. Тяжеловато на первых порах: из отдельных фрагментов должно сложиться целое, а оно не всегда хочет это делать. Писец, к которому меня приставили, - маленький старикашка со слезящимися глазками, а зовут его непроизносимо - Торионним Таллитус, г-н Таллитус. Про себя зову его дедушкой Торо. Дело знает как свои пять пальцев, отсюда и его негласное прозвище в канцелярии - Тори 'разум, обязанность'. До подобного совершенства я, скорее всего, дожить не успею.
  
   Примечание:
   Кильхён `счастье и несчастье, удача и неудача'.
   Тальним 'господин Луна'
   Тан Хана `единственный, только один'.
   Торо 'тигр'.
   Хан Кёуль `разгар зимы': Незумо обожает зиму.
  
  
   4 НЕЗУМО: ОПЫТЫ ГАРМОНИИ
  
   Дом, где я теперь проживаю, принадлежит ведомству г-на Юллуна. Не разбираясь толком в тонкостях юриспруденции, я понял лишь, что занятия моего начальства связаны с судопроизводством. Мой покровитель соединял в одном лице и законодательную и исполнительную власть.
   С университетом получилось, но не так просто, как расписывал "сосед". Помимо разрешение от родителя на обучение его дитяти и платы, соискатель должен пройти ряд испытаний, дабы не ошибиться с выбором факультета. Пришлось держать экзамены по математике, риторике, философии. Богословия только не было: Арвиладский университет позиционировал себя светским заведением. Указав, что владею основами гармонии и умею играть на ряде музыкальных инструментов, я накликал на свою голову консилиум специалистов для прослушивания моих сочинений и оценки моих же способностей.
   Исполнение пастушьих песенок перед столь высоким собранием выглядело бы непристойностью. Обдумывая выбор произведения, я вспомнил, что, не будучи ещё знаком с Леорами, некоторое время размышлял о роли богов в нашей земной жизни. Доразмышлялся до того, что они представлялись мне некими руководителями хора, по чьему велению голоса многих людей сливаются в единое целое. Звуки хора поднимаются высоко-высоко к небесам, обретая хрустальную прозрачность в голосах детей, звонкость - юношей и дев, глубину - стариков. Голоса эти сменяли друг друга, словно волны, набегающие на песчаный берег, то затихая, то усиливая звук. Только недавно добился я нужной высоты звуков и ритма, коих не было ранее в этой мелодии. Дал ей название "Бог, руководящий голосами человеков".
   Замечу, что моё творение произвело на судей странное впечатление. Возможно, само название, несколько вольное, было тому виною: университет косил под светский и козырял свободой слова. В наступившей тишине меня попросили раскрыть тему и идею моего опуса. Что и было сделано. Снова наступила тишина. Наконец, на кафедру вознёсся (именно так, с помощью пары студиозусов) дряхлый старец и изрёк, что сочинение (имя рек) достойно похвалы за выбор темы и её воплощения в музыке. Более того: мастеру такого уровня хоть сейчас можно присвоить степень магистра изящных искусств.
   В возникшем гаме прозвучали подтверждения: да, подобные прецеденты имели место. На что подняла голос оппозиция: Не слишком ли молод соискатель для магистерской мантии? Суждения о целом по одному, пусть и выдающемуся, сочинению, выглядят поверхностными. Да и есть ли у соискателя другие произведения, им написанные?
   В итоге пришли к заключению, что для присвоения мне магистерства я обязан подтвердить своё реномэ, предъявив специалистам произведения собственного сочинения, ежели таковые вообще имеются. Ниже их сочтут достойными, степень магистра мне обеспечена.
   Такого поворота событий не ожидали ни я, ни г-н Юллун, которому я в красках расписал процедуру общения с учёным миром. Начальник покривился ("Что ещё за нововедения?"), но велел не теряя времени приняться за сочинение музыки. Даже освободил на десять дней от службы при дедушке Торо.
   Бог с ней, с теологией. Темой чаемого профессорами университета шедевра я теперь выбрал астрономию. Ничто так не возвышает душу, как обращение к небесам и звёздам. Планеты кружатся в хороводе, и Луна, красавица Луна, то оказывается в его центре - полная, гордая, то теряется в сонме других планет - похудевшая, ущербная. Морские волны или тянутся к ней, или, отвергнутые капризницей, злобно бьют прибрежные скалы. Кружит и кружит Луна. Луна приближённая, Луна удалённая.
   Первым слушателем моего нетленного творения ожидаемо оказался г-н Юллун. Он и раньше заходил ко мне после обеда и просил сыграть что-нибудь своё. Не успели затихнуть глиссандо, исполненные на маленькой арфе, как раздались хлопки: под дверью, радостно улыбаясь, стоял Азинно, а за его спиной - с десяток слуг, слетевшихся как мухи на мёд, на дармовое представление. Этим-то всё сгодится, а что г-н Юллун?
   Поднялся, погладил меня по голове, как ребенка малого, удалился. Надеюсь, что ему всё же понравилось.
   Ушёл он как нельзя более вовремя. Тактичный человек, редко таких встретишь. Славно так семейно посидели. Из трактира нам принесли вина и закусок, кое-что притащил братец, что-то было у меня. Визит Азинно прервал мои эксперименты с гармонией. Я наконец расслабился, снова возвращаясь из мира горнего в мир дольный, в привычный круговорот вещей: родители, визит к Леорам (молодые ещё не вернулись), стычки с ровесниками Зинни, попойки с его же дружками - Робином из Суриены и Клодинно Терранским. Мы и сами порядком нагрузились, потянуло на пение, а потом в сон. Задремали тут же, не выходя из-за стола. Среди ночи проснулись, перебудили слуг и улеглись заново, уже в отведённые нам постели.
   Поздним утром Азинно отправился обследовать город и заглянуть к знакомым, осевшим в столичном граде. Предупредил, что вернётся поздно, чтобы к обеду его не ждали. А никто никого ждать не собирался. Мне надо было отчистить звучание и подумать над новой темой, но после вчерашнего думалось с трудом. Я пожалел, что не принял предложение брата прошвырнуться до трактира или поглазеть на петушиные бои.
   Бои, ага, бои!.. Со смертельным исходом. Два петуха, нет - пса наскакивают друг на друга. Уже капает кровь из разодранного бока... Нет, пусть будут два бойца. Уже в крови лицо слабейшего. Ему бы, как тому псу, лечь на спину, задрать лапы, признав себя побеждённым. Но нет, он упорно не признаёт поражения. Что ж, значит ему суждено погибнуть в бою.
   Но... Внезапно к бойцам бросается дева, её перчатка падает между ними. Победителю не остаётся ничего, кроме как помиловать противника. Тот спасён, но где его спасительница? Исчезла. Кто она? Тайна.
   - Как ты это назовёшь?
   Голос г-на Юллуна, а я и не заметил, как он вошёл, - так и мелькал перед глазами хоровод персонажей.
   - Смертельная схватка?
   - Можно и так. Тебе что важнее - процесс схватки или её финал?
   - Финал, наверное.
   - Тогда надо назвать твой опус именем девы.
   - Но его же никто не знает!
   - Почему? Уверен, что её звали Уиллией.
   - Уиллией?! Но ведь это имя г-жи Леор...
   - Потому оно и подходит более других. Впрочем, выбор за тобой. Спасибо за прекрасную музыку.
  
  

5 НЕЗУМО: ГРАТА. ЛЕС ВОЛШЕБНЫЙ

  
   Получив звание магистра изящных искусств столь нетривиальным способом (без обучения), я решил заняться ... письмоводительством. Забавно, как выразился бы Келли. Оно и так, но нельзя же с каждым пустяком бежать за разъяснением к дедушке Торо, пора и самому ума набираться. Тем более, что я почувствовал усталость от занятий музыкой. Захлебнулся в этих волнах. Сказалось напряжение перед испытаниями в университете, да и выступлением во дворце герцога.
   Я в тот раз и зала толком не разглядел. Ну, сидела на балконах арвиладская знать, дамы разряженные хлопать изволили. Но это пустое. Важно, что, став магистром, я могу писать концерты, а для их исполнения нужно собрать музыкантов, владеющих разными инструментами. Значит, надо написать своё или взять готовое, как советуют доброхоты, а затем отрабатывать выступление с артистами. Не представляю, как это будет выглядеть, но попробовать стоит. Другой возможности может не быть.
   Дело - прежде всего! Хватит уже допекать деда мелочами. Уселся за стол с благим намерением, раскрыл очередную папку и - уснул! Понял это, когда кто-то тронул меня за плечо. Кто бы это? Неупокоенные души, "образы уставших смертных"? Да нет, это моя новая знакомая, Грата. Она ходит к дедушке, приносит обеды и заодно помогает что-то убрать, почистить. Дедушка Торо у них за отца, она с матерью живёт, вот и заботятся друг о друге.
   Г-н Таллитус мне сначала не понравился. Юркий, маленький, этакий гном-проныра. Потом до меня дошло, что, хоть и небольшого росточка, он держит на своих плечах столько, что гиганту впору. Суетится, бегает, вскакивает по всякому поводу, но в итоге из-под его пера выходят дельные заключения, грамотные ответы на прошения, чёткие распоряжения. Большую часть бумаг он получает сверху и приводит в должный вид. Легко? Вы бы попробовали! С непривычки я тоже наломал дров, но обошлось: и г-н Юллун, и г-н Таллитус успокоили меня, сообщив, что так начинают все, исключений нет, научишься. И то, не боги горшки обжигают.
   Да, возвращаясь к внучке. С виду Грата достаточно ординарна, но это внешнее. Когда дед что-то показывает или объясняет мне, девушка схватывает куда быстрее. Почерк у неё - не моему чета. Видит, что дед завален работой - пишет кое-что за него. По мелочи: прошения, жалобы горожан, мелких дворян. Важные бумаги он и мне не доверит, не то что внучке. Она и мне помогала, особенно на первых порах, когда я только поступил в канцелярию. Ненавязчиво так, но ощутимо. Я её тогда и зауважал.
   После нашей с ней задушевной беседы о домовом в здании канцелярии (байка, зато какая!), она взялась угощать меня принесённой из дому снедью. Откажешься - обидишь (это же от души!), но и объедать сироту не по-божески. По мере сил старался не попадаться ей на глаза в полдень, когда она приносила деду обед.
   К музыке у неё ухо. Так выражаются о тех, у кого хороший слух, музыкальный. Слух абсолютный, я проверял, к нему бы ещё голос ... Он у неё приятный, но небольшой, не для сцены. Разве мурлыкать песенки, что она частенько делает. Рада-радёшенька, если приношу флейту или дудочку, тут же в пляс. Дед хлопает в ладоши, внучка танцует - хороша у меня работа, что и говорить!
   В приподнятом настроении Грата рассказывает интересные вещи. Начинает в канцелярии, а продолжает по дороге домой, я уже привык провожать её до дома. Узнал, что никакой домовой её не гладил по голове, это она выдумала: надоели расспросы посторонних ("Малышка, почему ты седая?"). Но она так живо изобразила домового духа, что даже я поёжился, словно он стоит в двух шагах от нас. То-то брат хохотал над моей "отвагой".
   Впрочем, если над нами Бог, почему под нами не быть духам? Природа не терпит пустоты.
   - Домовой - в доме, а в лесу кто?
   - Лесовой, - её ответ.
   С этого её Лесового и принялся расти мой "Лес волшебный". В пьеске девочка попадает в чащу леса, пугается от каждого шороха, а выводит её оттуда старенький гном с бородой как свалявшаяся овечья шерсть. Узнаваемо, не правда ли? Да, для посвящённых. Грата сразу уловила, откуда ветер дует, покраснела, но, судя по выражению лица, осталась довольна. Дед остался в неведении, что не удивительно: из него ценитель музыки как из сура солдат.
   Стоп! Может он только делал вид, что ничего не понимает? Эх, плохо я ещё знаю людей, а берусь о них судить...
   Из всех рассказов Граты сильнее всего потряс меня тот, где говорилось о болезни, убившей её отца. В тот год, лет восемь тому назад, погибла тьма народу. Ничто не помогало: ни молитвы, ни освящённая вода. Обращались к лекарям, знахарям, колдовкам - всё напрасно. Ходили слухи, что тот, кто повяжет на руку красную нить, спасётся. Грата, подобно сотням других, обвила запястье красной нитью - и выжила. Таких спасённых осталось всего с десяток. С тех пор девушка не расстаётся с этой ниткой.
   Отец отказался, посчитал это кобями ведьмы, и его унесла Смерть.
   Грата очень точно описала Смерть, как она её запомнила. Запомнил и я. Это была не старуха, как принято думать. Высоченного роста тёмнолицый мужчина в белой хламиде, скрывающей его фигуру, с горящими красными глазами. Волосы нечёсанные, висят патлами, на шее ожерелье из черепушек.
   - И ты не испугалась Смерти?
   - Нет. Меня защищала красная нить. Почему, почему отец был таким упрямым?!
   Желая утешить девушку, погладил ее по бесцветной головке. Она тут же схватила мою руку и прижала к своей щеке:
   - Холодная! Давай погрею, - и принялась быстро-быстро растирать её ладошками.
   - Довольно, горячо уже, - заныл я.
   Посмотрев мне прямо в глаза, Грата вдруг обронила:
   - Ты тоже Смерти не бойся. Смелые трусов не жалуют.
   - А что, её печать на мне уже заметна? - не на шутку встревожился я.
   - Нет, пока ещё рано, - просто ответила моя собеседница.
   - Грата, дитятко! - взмолился дедушка Торо. - Не пугай ты добрых людей, именем матери твоей молю! Вон и кавалер твой побледнел, как луна в туман. И люди что про тебя подумают? Нехорошо это.
   Признаюсь, Грата и впрямь нагнала на меня страху. Чудиться может всякое, но не маленькой девочке, но не так ясно. Теперь вот она угадала во мне то, о чём я и сам порой забываю, как забывают дурной сон.
  
  

6 НЕЗУМО: КРАСНАЯ НИТЬ ГРАТЫ

  
   Время шло, приближая очередной праздник Бесконечной ночи.
   В музыке есть такой термин - остинатность, что значит 'возвращение к одному и тому же мотиву на протяжении всего музыкального произведения'. Сей мелодический оборот используют для выражения скорби и горя. На этот раз Бесконечная ночь переносилась из замка ватанийских богачей во дворец герцога.
   Такая тоска подступила к горлу - не могу выразить. Пролежал неподвижно несколько дней, перепугав окружающих. Признаков известных болезней не было заметно, и г-н Юллун пригласил медикуса из университета. Важная персона ощупала и осмотрела меня на совесть, нашла застой жёлчи в малом тазу и посоветовала не предаваться меланхолии, а больше двигаться.
   - Меланхолия, - важно констатировал учёный лекарь, - характерна для ранимых, творческих натур. Однако нельзя давать ей воли. Займитесь танцами - приятное и полезное занятие.
   Когда лекарь отбыл, мы с г-ном Юллуном переглянулись и расхохотались. Грата, которой вездесущие слуги донесли обо всём, напротив, отнеслась к советам доктора очень серьёзно, и мы взялись танцевать.
   - Как удачно доктор это придумал! - ахала от восторга девушка. - И как вовремя: на носу праздник Бесконечной ночи, там надо быть на высоте.
   - Где это там?
   - У герцога. Он всегда присылает приглашения г-ну Юллуну, а тот волен сам выбрать сопровождающих.
   - Так ты с г-ном Юллуном собираешься сидеть всю Ночь?
   - Вот ещё выдумал! С тобой, конечно!
   А я и не подозревал о таких планах. Танцы и сидение до первой звезды, потом до утра ... Возвращение к одному и тому же мотиву, только с понижением тона ...
   - Спасибо, что хоть предупредила.
   Почему бы и вправду не заявиться на бал с Гратой Таллитус? Других кандидатур не предвидится, ночь вместе с Келли не повторится.
   - Так мы договорились?
   -Угу. Если так угодно Вашей милости.
   Девушка умчалась как на крыльях, и я почувствовал себя лучше оттого, что хоть кого-то сделал счастливее.
   Однако до праздника случилось много непредвиденного.
  
  

7 НЕЗУМО: КРАСНАЯ НИТЬ ГРАТЫ

  
   Засидевшись за разбором бумаг до глубокой ночи, я проснулся позорно поздно. Г-н Таллитус умчался куда-то по делам. На дедовом месте восседала внучка. Не весёлая, как обычно по утрам, а какая-то подавленная.
   - Грата, ты, часом, с дедушкой не поругалась? Или дома? Чего такая хмурая?
   - Да так.
   - Признавайся давай. Не выспалась? Вещие сны одолели?
   - Приезжали твои родители. Хотели повидаться.
   - Ого! И ты молчишь! Где же их поместили?
   - Нигде. Отправились туда, откуда приехали.
   - Ты шутишь, что ли? Они где-то ещё остановились и потом сюда заедут?
   - Нет. Их сюда не пустили.
   - Что за бред? Почему?
   - Дедушка встретил их у входа и сказал им то, что слышал от г-на Юллуна.
   - Что же он слышал, если не секрет, Грата?
   - Я скажу.
   Она вдруг закрыла лицо ладонями, потом отняла их. Лицо её меня поразило.
   - Пусть вина лежит на мне. Г-н Юллун говорил дедушке: "Двери этого дома закрыты для убийц и отравителей. Таким здесь не место. Просим более не беспокоить служащего канцелярии герцога - и назвал твоё имя".
   - Это точно были мои родители, г-да Стазенские? Ты ничего не путаешь?
   Нет, она не путает. Но откуда это известно?
   - Знаю я, сколько наветов на вполне приличных горожан собирается в этих стенах. Может быть...?
   - Ты даже не знаешь сколько. Вина на мне, - возвращение к одному и тому же мотиву... - Я своими ушами слышала разговор дедушки с начальником. Тот возмущался, как это Стазены осмелились явиться и требовать замок Леоров в награду за то, что они убили г-на Стиору, твоего деда. Отраву подсыпали каждодневно. Г-н Юллун был красным как рак, гневным, велел гнать Стазенов в шею, если они в другой раз покажутся здесь. "В противном случае, - он потряс какой-то бумагой, - я их собственноручно упеку в тюрьму!"
   - Бумага, что за бумага, Грата, ты знаешь?
   - Да. Вина на мне. Я разыскала её потом, когда все ушли. Письмо от Хлаиды Стазенского г-ну Юллуну, с требованием награды за содеянное "избавление от ненужных лиц". Так он пишет. Незумо, ты теперь не откажешься быть со мной на празднике Бесконечной ночи?
   - Теперь тем более.
   Поцеловав Грату в лоб, я бросился вон из комнаты. Догонять своих? После услышанного?! Ха! Мне казалось, что печать Смерти уже легла на моё чело.
   И наступил праздник. Пышное торжество во дворце герцога. Обстановка нашей с Тан Ханой Бесконечной ночи была куда скромнее, но я не променял бы её на эту кричащую роскошь.
   Как было обещано, я пришёл сюда с Гратой Таллитус. Впервые видел девушку в чём-то бальном. Помню цвет - синий. Тёмно-синий, как глаза Келли. Особого веселья во взгляде партнёрши я не заметил. Ещё бы! На неё пялилось столько недобрых глаз, о ней перешёптывалось столько злых языков!
   Но мы танцевали. Она - назло сплетникам, я - наперекор злому року. Танцевал только с ней. Пока не вздрогнул от пристального взгляда из толпы.
   Дасси, нет - Дассиния из Дома Леоров. Одна? Здесь? А, с матерью. Хотел было отвести Грату на место, но Дасси перегородила нам дорогу. В фиолетовом платье, усеянном звёздами: она знала мои предпочтения.
   - Вы нас не познакомите, г-н Незумо Стазенский?
   Стоя посреди зала для танцев, мы трое представляли превосходную мишень для сплетен. Я предложил девицам отойти к окну - якобы полюбоваться прекрасным видом.
   Не тут-то было. Дасси отрезала, что пейзажами она сыта по горло, нагляделась на них дома, в Ватании. Чудовищно! Хоть бы мать девицы вмешалась, но на ту как столбняк нашёл.
   - Вы, верно, познакомились в канцелярии Йеррейса Юллуна? - выказала Дасси свою осведомлённость. Окидывая взглядом соперницу, протянула:
   - Это объясняет Ваш сегодняшний вид. Конечно, Вы же в канцелярии стеснены в средствах.
   - Вас заботит только это, сударыня? - Улыбка Граты светла.
   - Вы правы. Я слышала о Вас как о той, что видит будущее. Не будете ли Вы так любезны поведать то, что касается меня?
   - И другого человека, не так ли?
   - Разумеется. И другого человека.
   Две силы, две стихии боролись друг с другом в зале для танцев. За меня. За человека, дважды приговорённого к смерти. Одна из них, в фиолетовом, жаждала жить с ним долго и счастливо, вторая, в синем, - поддержать его на пути в бездну.
   Пора было положить конец нелепой сцене.
   - Сударыня, были рады видеть Вас в добром здравии в Арвиладе. Кланяйтесь от меня родным. Смею надеяться, что Вы известите нас о приезде Ваших брата и сестры.
   Поклонившись, предложил руку Грате и проследовал с ней через весь зал в отведённую нам комнату. Мы остались одни. Не говоря ни слова, Грата начала стаскивать с себя парадное платье, я - помогать ей, и мы перешли черту. Людская молва не замедлит обвинить нас во всех смертных грехах - гордыне, колдовстве, прелюбодеянии - и на сей раз попадёт в яблочко.
   Ночь пролетела стремительно, была бурной, была чудной. Пир во время чумы? Нет, той заразы, что сломила сопротивление всех, не поверивших в красную нить. Красную нить Граты, выводящую из неведения на кровавую тропу мести. Сегодня платила кровью она, следом наступала очередь моих отца с матерью, а значит и Келли, и моя.
  
  
   7 ЮЛЛУН ЙЕРРЕЙС: ОТКРОВЕННОСТЬ ЗА ОТКРОВЕННОСТЬ
  
   Всё сильнее привязываюсь к этому пареньку. Он, естественно, артачится, не желая принимать никаких подачек и благодеяний, не осознавая, что иначе одному, без поддержки, ему в столице просто не прожить. Это не божий угол, прозываемый Ватанией, - это столичный город, где всё по высшему разряду, читай "не дёшево". Поймёт ли это Незумо? Мальчик пребывает в другом, горнем мире, куда пускают только посвящённых. Много ли таких наберётся в Арвиладе? На днях во дворце герцога я вынужден был слушать кошкодрание теноров-кастратов, и, не выдержав, невежливо покинув залу раньше окончания "концерта".
   Грешно даже сравнивать такое с тем, что выходит из-под пальцев Незумо. Ничего, они ещё не раз его услышат, в той же самой зале, искупают в аплодисментах, а я буду гордиться, первым заметив юное дарование. Под влиянием его мелодий я сам будто преображаюсь: тянусь к высокому, жажду очиститься от грехов прошлого, стать лучше. Но такой магией музыка, увы, не обладает, а прошлое темно и необратимо.
   Незумо, видимо, тоже не достаёт собеседников в Арвиладе, да и только ли в нём? По тому, что он ничего не рассказывает о своей семье, я сужу, что отношения с отцом и матерью у него, мягко говоря, не самые тёплые. Будь у меня такой сын ... Брата я видел, имел удовольствие познакомиться с ним уже здесь, в столице. Здоровенный детина, благодушный, шумный, компанейский. Для Незумо нужен собеседник другого уровня. Здесь и сейчас его нет. Смогу ли я занять эту нишу?
   Мечта мальчика об университете осуществилась, но столь причудливым образом, что невозможно сомневаться во вмешательстве высших сил в судьбу юного таланта. Необходимых бумаг и денег для оплаты обучения было достаточно (правда, герой не подозревает, из чьего кармана эти деньги). Но случилось непредвиденное, из ряда вон выходящее: встал вопрос о присвоении учёной степени магистра без многолетнего сидения на обшарпанных университетских скамьях, если не на полу, на гнилых соломенных подстилках. Чтобы избежать перечисленных невзгод, всего и потребовали, что написать ещё одно, а лучше два произведения и представить их на суд тех же мэтров. Хороши учёные индюки! Можно подумать, что сами они только тем и заняты, что ежечасно творят шедевры.
   Молва о необычном испытании разнеслась и без участия зазывал. Вход на сей раз был свободным, и народу набилось как нищих на паперть в день храмового праздника.
   Я, естественно, сидел в зале и был свидетелем всего происходящего. Да смолкнут навеки те, кто обвинит меня в искажении истины или в пристрастии к соискателю степени магистра изящных искусств.
   Автор исполнял две пиесы собственного сочинения, как и требовалось. Одну - для земли, другую - для неба. Бой на смерть в первой и слияние душ в едином порыве ввысь - во второй. Изначальная напряжённость, сила мажорного звучания, непрерывность переживаний, и при этом - постоянное изменение мелодического движения. Смена тонов от высоких к низким, басовым заставляла внутренне содрогаться, движение от сурового до детски трогательного вызывало душевный трепет.
   Для первого сочинения Незумо оставил предложенное мной название - "Уиллия" - вылетевшее из недр сознания дорогое имя. Оно вызвало в толпе великий шум, недоумение, толки (Что за Дева такая - Святая Уиллия?). Однако таинственность никогда ещё не вредила ни дамам, ни сочинениям.
   На первый взгляд, между двумя произведениями нет ничего общего. Это не так. Гениальность артиста заключалась в том, что Небесное оплодотворила Земное, обыденное. Бросая перчатку, Дева останавливает бой, спасая от смерти побеждённого. Проявление высшего, божественного милосердия показано в спасении одного человека в первой пиесе и множества людей - во второй. Сливаясь в общем хоре, голоса парили над земной юдолью, потрясали до дрожи. Я сам умывался слезам восторга, и не я один.
   Замер последний звук - и притихла зала. В наступившей тишине все глаза обратились к сочинителю, исполнителю мелодий на флейте, маленькой арфе и даже на чём-то вроде барабана. Ждали увидеть почтенного мэтра, на худой конец - заезжего трувёра. Перед ними же стоял светловолосый юноша, совсем мальчишка. Сотворивший чудо.
   Не сговариваясь, толпа студиозусов кинулась к нему, подхватила на руки и принялась качать, не слушая робких протестов членов ученого собрания. Теперь и людское море, стряхнувши с себя волшебное очарование музыки, взревело, присоединилось к студентам и вынесло кандидата в магистры из дверей университета на своих плечах, чтобы далее пронести по улице. О подобном признании таланта можно только мечтать!
   Теперь у Незумо из Стазен уже имеется документ, где сказано о том, что ему присвоена учёная степень магистра изящных искусств Арвиладского университета. Добавлю от себя: заслуженно, не по указке свыше.
   Кстати, об указке. Слухи о небывалом успехе молодого сочинителя живо докатились до дворца герцога. Кусая локти, что сам не оказался свидетелем судьбоносного зрелища, тот не замедлил выслать новоиспечённому магистру приглашение во дворец, дабы артист исполнил там произведения, представленные на суд академиков университета. Найти местопребывание новой звёздочки не составляло труда: я был наготове.
   Доволен ли остался Незумо результатом своих усилий? На мой вопрос он прикрыл глаза, а когда взглянул снова, я увидел то, чего ожидал и чего боялся - тоску... Чего ему не хватало? Слава бежала за ним как пришпоренная лошадь. Дождём сыпались приглашения от представителей самых именитых фамилий Арвилада. Исполнив три произведения, он сделался популярнее тех, кто годами просиживал над сочинением дворцовой музыки, кто ошивался в коридорах в надежде быть замеченным высокими покровителями изящных искусств.
   Чего не хватало ему, молодому человеку? Любви? Светские львицы пускали в ход сотни уловок в надежде похвалиться хоть крупицей внимания юного провинциала, чудом оказавшегося на гребне моды. Он кланялся, благодарил за внимание - и никогда не оставался на пиршество и танцы. Злоречивая молва не замедлила приписать его сногсшибательный карьер тесному знакомству со мной и даже с герцогом. Действительно, кроме меня и брата да кое-кого из братниной разудалой компании, Незумо ни с кем не сближался. Те, кто поумнее, окрестили его Гениальным Мизантропом, а религиозные фанатики даже Голосом Бога.
   Впрочем, одно исключение женского пола всё же имелось. Но кто?! Представьте, внучка письмоводителя, г-на Таллитуса! Имя девицы? Дайте вспомнить... Талла? Нет, та была настоящая красавица. Тенерия? Тоже не то... Неважно, вспомню потом либо узнаю у писца. Не красавица, не дурнушка. Ничего особенного, разве что совершенно седые волосы, составлявшие разительный контраст с тёмными глазами. Дед объяснял это тем, что девочку чуть не в колыбели погладил по головке домовой. Уверен, именно это обстоятельство вызвало у Незумо интерес к означенной особе. Разговор, судя по всему, вышел увлекательный, поскольку юноша вызвался проводить девицу до дома, забыв даже отпроситься у начальника. Во всяком случае они не раз возвращались к этой теме, когда девушка приносила обед г-ну Таллитусу. С тех пор, навещая дедушку, его внучка так и стреляла глазами в поисках молодого кавалера, проявившего интерес к ней или её странностям.
   Жила девица с матерью, отец давно отдал богу душу от какой-то заразной болезни, которая, к удивлению соседей, пощадила остальных членов его семьи. Больше того. Тесные отношения девицы с молодым помощником писца начали приписывать колдовству. Чем иным, кроме тёмных чар, могла эта простушка привлечь юношу, за которым охотились знатные дамы и девицы? Шептались, что она-де таскается к нему и в сумерки, опаивая зельем, придающим ему силы творить чудеса гармонии. Иначе почему ей, этакой никчёме, г-н Незумо из Стазен посвятил пьесу собственного сочинения под названием "Лес волшебный"?
   Как бы ни звали эту деву, дело принимало плохой оборот. О женитьбе речи, разумеется, не шло - запахло колдовством. Я-то не понаслышке знаю, чем кончаются такие процессы. Следовало для начала предупредить Незумо, который явно не догадывался о происках по отношению к его новой знакомице. Начал с прямого вопроса:
   - Вам известно, что (имя рек) считают колдуньей?
   Брови вверх, удивление.
   - Глупости. Из неё колдовка как из лошади певец.
   - Однако это так. Подозревают, что она и Вас снабжает волшебным напитком, чтобы писать музыку.
   Реакции Незумо всегда были непредсказуемы. Тут он превзошёл себя самого. Поднялся, собрал со стола письменные принадлежности и выдал:
   - Вижу, г-н Юллун, настало мне время покинуть Ваш гостеприимный кров. Я еду домой, в Стазены.
   - Зачем?! Что тебе там делать?!
   От изумления я перешёл на ты, чего никогда себе не позволял даже с нижестоящими. "Домой, в Стазены" - а я уже считал его своим сыном!
   - Жить. Как могу. Как сумею. Да мне и недолго осталось.
   Час от часу не легче!
   - Это ещё почему?
   - Долго рассказывать.
   - А если кратко?
   - Проклятье. На мне лежит проклятье. С девицей это никак не связано, если вы об этом. Скоро год как, срок подходит.
   - Незумо, послушай умудрённого жизнью человека. Ты не должен ехать сейчас. По горячим следам тебе пришлют обвинение в колдовстве. Откуда я это знаю? Помнишь место, где мы встретились?
   - Да, на могиле г-жи Леор.
   - Её, это неземное совершенство, тоже сочли ведьмой. Так же бездоказательно, как могут счесть и твою арвиладскую знакомую. Это сразило г-жу Леор, а вместе с ней и меня. Её одну я любил всю жизнь, и время не властно над этим чувством.
   - Всё это когда-то и с кем-то уже было, - эхом отозвался Незумо.
   - Я хотел видеть её своей супругой, матерью моих детей. Не вышло. Встретив тебя, я словно ожил, жизнь хоть запоздало, но повернулась ко мне светлой стороной. Ты для меня как сын, поверь! Всё моё имущество после моей смерти я оставлю тебе...
   - Для чего имущество тому, кто вот-вот уйдёт из жизни?
   - Уйти можно по-разному. В почёте, уважении, понимании наконец. А ты? К кому ты собрался ехать? К тем, кто отравил мою сестру и г-на Леора-старшего?
   Лицо Незумо побелело. Я пожалел, что нанёс удар такой силы, только чтобы вернуть его. Земное пересилило небесное.
   По-видимому, юноша всё-таки знал, что такое любовь. На собственном опыте.
   - Мне жаль, что я теряю Вас, г-н Юллун. Я благодарен Вам за многое, прежде всего за понимание. Но менять родителей, хоть и худых, - это как-то не по-людски. Наполовину мёртвый, я не гожусь в сыновья никому, тем более такому порядочному человеку, как Вы. Ваше откровение не поразило меня. Вы лишь подтвердили то, что я уже обнаружил и обдумал.
   - Не верю. Не верю ни единому твоему слову... Нам было так хорошо здесь. Я хотел и хочу сына - продолжателя рода Юллунов. Светозарный явил мне тебя как воплощение моей мечты. А ты уезжаешь! Почему? Что толкает тебя в это змеиное гнездо? Что?!
   - Откровенность за откровенность. Неподалёку от Стазен живёт мой друг. Мой любимый. Жду не дождусь его возвращения из дальних странствий. Он вернётся - и, пусть неделю, но мы будем вместе. Только это. У меня, повторяю, нет будущего. Ни с кем.
   - Имя? Его имя, Незумо?!
   - Что ж. Нет смысла скрывать лук, собираясь на охоту. Киль Сынни Леор - его имя. Тан Хана ... Хан Кёуль ... Кильхён... Их много у меня, имён для него.
   - Он...?
   - Он сын Лива Леорского из Ватании.
   Говоря это, Незумо не смотрел мне в глаза. Затуманенным взором он видел Киль Сынни Леора, вспоминал всё лучшее в нём. Я вдруг почувствовал себя страшно постаревшим. Хорошо, Незумо помог мне опуститься на стул, налил вина.
   - Леор... Опять Леор... Всюду Леоры... Проклятье настигает не одного Незумо... Жизнь уходит... Леоры...
   Думаю, я даже на миг потерял сознание. Придя в себя, увидел Незумо. По-прежнему бледного, но пытающегося улыбаться:
   - Г-н Юллун, не волнуйтесь насчёт проклятья! Вы-то здесь не при чём. Если Вы так хотите, я поживу у Вас ещё немного. Но потом всё равно уеду. Вы любили и поймёте меня.
   И добавил, вполне искренне:
   - Если бы обстоятельства сложились иначе, я бы не отказался стать Вашим сыном.
  
  
   8 НЕЗУМО: БЕЗ ВОЗВРАТА
  
   Мы встретились с Келли не успев доехать до ворот замка: наверное, он с утра пораньше высматривал проезжающих из окон самой высокой башни.
   Я спрыгнул с коня и упал в его объятья, махнув рукой Азинно - поезжай, не жди нас! - и забыл обо всём на свете. Что там мороз и сугробы! Мы обнимали друг друга после долгой-предолгой разлуки, жадно целовались, взахлёб делились новостями, чередуя их с возмущённым:
   - Ты вроде как с некоторых пор в чести у герцога не то у эврисема, а?
   - А ты ... ты и вовсе забыл про меня! Ни единой весточки за столько времени!
   Какое это наслаждение - делиться с родным человеком глубоко запрятанными от других мелочами! Именно мелочами, потому что всё серьёзное стало ясно с первых же минут. Слетев с коня прямо в руки Келли, на его безмолвный вопрос об именах убийц я виновато отвёл взгляд. Сказать сейчас?! Да лучше умереть на месте! В ответ на мой, столь же выразительный, но не высказанный вопрос, он опустил голову. Всё было кончено, надежды рухнули. Перед нами маячили две могилы, и из-за неотомщённых покойников нам предстояло гореть одним погребальным факелом.
   Не раз и не два присылали за нами слуг из замка, дежурила в воротах Мирэ, поторопить нас - более взрослая и одновременно растерянная, по сравнению с той, которую я видел раньше, провожая её с братом в Караэнай. Мы слушали, кивали, но не спешили покидать насиженного места под ветром и небом, бок о бок друг с другом.
   Конечно, официальная встреча с домочадцами Леоров состоялась, и была шумная и весёлая трапеза для проголодавшихся гостей. Азинно уписывал кушанья за обе щеки, особенно когда стало известно, что часть из них готовилась под надзором его обожаемой Мирэ. А та постоянно переводила взгляд с меня на брата и обратно, не враждебно, скорее, с завистью. Даже без сбивчивого рассказа Келли я уяснил, что заставило её взглянуть на мир по-новому. Amor vincit omnia.
   Вила - вот кто поразил меня более всего. Живой! Живой, а я всегда числил его, как бы выразиться повежливее, по-катайски, "улетевшим на журавлях на запад". Не сломленный обстоятельствами: изгнанием из Ватании, бедностью, гибелью лучшего друга. Вила - светоч знания, факел свободы... Знал бы я, что удастся увидеть такого человека, двинул бы в Караэнай с Леорами. Видимо, я слишком часто выражал своё восхищение им, потому что это заставляло Келли хмуриться, утрачивать выражение душевного покоя, снизошедшего на него в последние дни. Если ему вздумалось ревновать меня к легендарному Виле, то его сестрицу, Дасси, задело то, что всё моё внимание было обращено на её брата, а не на её персону. Может, ей мечталось, что я заключу её в объятия, поцелую, да так и следовало поступить после нашего приезда из Мизии, но не после Арвилада. Появление Тан Ханы напрочь отбило во мне интерес к окружающим.
   Вид принаряженной к приёму гостей Дасси вернул нас в блаженные времена подготовки мизийского "действа". Беззаботное прошлое растянуло над нами золотой полог, отрезая путь старым и новым счётам, огорчениям, неумолимому будущему, уже ступившему на порог дома. Дасси очумевшим от восторга щенком носилась по залу, хватая нас за руки, вовлекая в круг танцующих, перекидываясь со мной и Келли фразами на мизийском.
   Меня, как водится, заставили музицировать. Вспомнилась простенькая песенка, услышанная по дороге домой из Мизии от старого пастуха. Сидит он под корявым деревцем и доволен, что есть корм для овец, что внук принёс ему в узелке завтрак, что день насквозь прогрет солнышком. Захотелось мне передать в звуках этот всплеск счастья, и мелодия поплыла, рассыпая блики по текущей воде. Ловить свет дня, довольствоваться малым, радоваться близким и радовать их - чего уж лучше! Так вдруг захотелось жить! Поярче, подольше! Остановился, заметив: в глазах Келли блестели слёзы. Кто-кто, а он-то меня понял!
   На следующее утро Азинно отправился в Стазены обрадовать отца с матерью вестью о нашем возвращении. Пожелав ему доброй дороги, я остался в Леорах, сославшись на нездоровье. Ехать к убийцам я не мог, а сказать Келли правду язык не поворачивался: это был разрыв нашей дружбы, утрата нашего вновь обретённого счастья.
   Не посвящая других в суть дела, мы оттягивали время до печального исхода. Стараясь не травмировать родных Келли, в гостиной по вечерам вспоминали только самые безобидные и забавные эпизоды наших скитаний. Восторг у всех непосвящённых вызвало известие о том, что Мирэ отныне числится невестой вождя анкудинского племени. У всех, кроме Азинно, естественно. К чести Мирэ, она поддерживала нашу с братом игру в лёгкость бытия. Мы бешено скакали верхом по окрестностям, собирали травы вместе с Мирэ, наблюдали жизнь звёзд в бархатном небе, слушали музыку природы и голос моей арфы.
   Мудрецы считают, что книги продлевают жизнь тем, о ком они написаны. Пребывание в замке Леоров мне продлили записи, которые Келли делал во время путешествия. Сколько весёлого и тяжкого, забавного и поучительного случилось с нами по дороге! И сколько без нас - Азинно, Дасси и меня - в Вольных городах и Хейсаури! Тан Хана решил, что знакомить посторонних с подробностями нашей приватной жизни совсем не обязательно, с чем я согласился. Начали отбирать то, что годилось для землеописания Хеймлана и не вошло в книгу его отца и Вилы. Коль скоро записи делались по горячим следам, на скорую руку, на каких-то обрывках, требовалось привести их в надлежащий вид. Угадайте, кому предстояло этим заняться? Ну да, конечно. Может, Тан Хана и привлёк меня к этой работе, чтобы отвлечь от ненужных размышлений? Но, перебирая подробности жизни в Мизии, попутно обмениваясь репликами с другом, который - ура! - был рядом, я испытывал настоящее счастье. И даже огорчился, когда наблюдения, сделанные Келли, сложились в кипу переписанных набело листов. По уму надо было бы их обнародовать - не пропадать же добру. Ещё лучше - передать Виле или Сэй-Суури. Ладно, главное, что дело было доведено до конца.
   Казалось, вывихнутая жизнь вернулась в привычную колею. Однако за этой кажимостью просматривались последствия его обета и моего проклятья. И гром грянул.
   Как-то, забыв о запрете, я поделился с Тан Хана тем, что узнал от г-на Юллуна. О его любви к г-же Уиллии и Ливу. Боги! Я не узнал друга! Злобная гримаса исказила его лицо, пальцы сжались в кулаки.
   - Келли, опомнись! Нет повода для ревности, между нами ничего никогда не было. Очнись!
   - Ты не знаешь! Ты не знаешь! А Вила рассказал мне... По милости Юллуна отца обвинили в колдовстве, бабушку похитили. Это он держал её в заточении в Озёрном замке. А ты нахваливаешь его скромность и добродетель !
   - Это правда?!
   - Из первых рук. Вила, отец и дядя Даос спасли г-жу Уиллию из плена, тогда же её поразила стрела охранника. Могилу "колдуньи" и то пришлось скрывать от ищеек твоего любезного Юллуна.
   Земля стремительно уходила из-под ног. Я не упал только потому, что Келли вовремя оказался рядом. Менялись местами мои представления о добре и зле, милосердии и жестокости, коварстве и откровенности Я уже не представлял, кому вообще можно доверять.
   Ложью о нездоровье я накликал себе таковое. После чудовищного откровения о Юллуне я слёг в постель. Леоры, от мала до велика, дружно ухаживали за мной. В ход пошли травы, собранные руками Мирэ по совету невидимого, но где-то живущего Вилы. Теперь я сомневался и в его безгрешности. Как это трое мужчин не смогли оградить одну спасённую от выстрела охраны? Как могли они оставить старого Леора без защиты? Доверие было подорвано во всем линиям. Жить в сплошных подозрениях больше не имело смысла.
   Азинно заехал к Леорам по дороге в Арвилад. Пообещал передать кому следует известие о моей затянувшейся болезни и невозможности приступить к своим обязанностям. Я был доволен: служить у Юллуна я более не собирался.
   Боги, казалось, читали мои мысли. Так подумалось, когда я застал Келли разыскивающим что-то в шкатулке.
   - Вот, хотел показать тебе одну занятную вещицу. Да где же она? Подожди...
   Я и ждал. Содержимое шкатулки выворачивалось на моих глазах, но без искомого. Зато в куче всякого добра я заметил мешочек, при виде которого у меня чудом не остановилось сердце. Подарок деда Трава. Ягоды мести под названием "Всё поглотит бездна". Убивающие жестоко и наповал, мстящие самим мстителям. Мгновение - и мешочек перекочевал ко мне за пазуху. Я вздрогнул от торжествующего "Нашёл!", решив, что меня поймали на горячем. По счастью, восклицание относилось к другому предмету - пластинке из тёмно-синего металла, величиной с ладонь, усеянной крупинками звёзд. Они не просто сияли - они постоянно двигались, складываясь в очертания какой-то женской фигуры, что делало изображение абсолютно живым.
   - Подарок от Звёздной Девы. Она помнит о помощи отца и Вилы и отблагодарила Дом Леоров, в одно дыхание перенеся нас с сестрой в Ватанию. Сюда.
   - Ты хочешь вызвать её сюда помочь нам? Или перенестись к ней?
   - Ни то ни другое. Наших с тобой узлов не разрубит даже Звёздная Дева. Так-то, мой друг. Ладно, пошли в сад, дамы заждались.
   Час расплаты близился. Благословение богов лежало у меня в потайном кармане. Несколько раз я садился за письмо для Келли, не знавшего ещё о страшном стечении обстоятельств, но, не выдержав, бросал начатое. То чудовищное, что предстояло совершить мне, не простит никто и никогда. Даже Келли. Тем более Келли.
   Но мы оба учили математику. Четыре больше, чем три. Если из карэ смерти я вырву хотя бы одного, лучшего, я буду знать, что не напрасно моя воля победила и фееретинскую злопамятность и инопланетное волхование. Вопрос в том, нужно ли объяснять родителям причины моего ... поступка. Да, нужно. В первую очередь мне.
   Спрятав составленное наконец прощальное послание в шкатулку Келли ... Тан Ханы ... Хан Кёуля ... Кильхёна, поблагодарив всех Леоров за гостеприимство, я отбыл в Стазены.
   Без надежды. Без возврата.
  
  

ЭПИЛОГ. ДАОС: "ГОРЬКО!"

   Старость не радость. В юности бился на мечах и на кулаках, слыл лихим наездником и добрым воякой. Ныне не то что меч - перо из рук валится. Всё валится: Дом Леоров, семейство Леоров.
   Горько, ох как горько! Давно ли кричал я это "Горько!" на свадьбе племянника? В каких далях витает теперь его скорбный дух и дух его злосчастной супруги ? Они наконец отомщены. Но какою ценой! Боги, какою ценой!
   Стазены - Килла и Хлаида - убиты собственным сыном! Тот явно скончался в страшных мучениях. Всё его тело было словно изрезано ножами, непонятно почему: не сам же он себя порезал!
   Сын Лива потерян для нас в таинственной Фееретте. Не от хорошей жизни. Хотел покончить с собой, чтобы догнать погибшего Незумо. Я пытался усовестить Келлиана, напомнив ему о его книге, о долге перед матерью. В ответ раздался стон:
   - Да поймите вы наконец: я не могу жить, словно ничего не произошло! Незумо погиб, спасая меня! Никто из вас не знает, как ужасны ягоды мести, а он знал, и всё равно... Жить здесь - это выше сил человеческих! Уж лучше Фееретта!
   Не успел я глазом моргнуть, как, прошептав какие-то слова, мальчик испарился, растаял в воздухе, будто его и не было. Теперь он, верно, с разбитым сердцем скитается по этой самой Фееретте.
   Объяснять исчезновение сына моей супруге не понадобилось: к тому времени она уже была не в себе от пережитого. О чем она беседовала с Дассинией, не знаю, но после их разговора дочь твёрдо решила покинуть дом, став одной из сестёр обители Светозарного где-то в глуши Ватании. Препятствовал я, конечно, её решению, долго не отпускал, но в конце концов сдался. Незумо всегда был для неё светом в окошке, вот и прибыло нашего полку живых, обречённых любить ушедших в страну, откуда нет возврата.
   Г-жа Сэлэнэ жива, но ослабела рассудком. Заговаривается. То вдруг обращается к слуге, обзывая его Келлианом, то набрасывается на служанку с бранью и криком "Зачем ты так, убийца?!" Часто плачет. В минуты просветления сидит неподвижно. И это Сэлэнэ, которая минуты не могла усидеть на месте даже будучи матерью троих детей! Сэлэнэ, обожавшая верховую езду и рулады трубадуров!
   Иногда, под настроение, поёт. Призналась мне шёпотом, что в библиотеке замка видит Лива времён их встречи в Караэнае. Он ласково так ей улыбается, и тогда она счастлива.
   Мирэ, похоже, тоже знает об этих встречах. Говорит, Лив являлся брату в библиотеке ещё до поездки в Мизию. Она нас часто навещает, подолгу сидит с матерью, развлекает её как может. Замужем за Азинно, полноправной хозяйкой в Стазенах. Муж в ней души не чает, в рот смотрит, на всё для неё готов. Только ей всё равно, как я погляжу. Муж больше на охоте, с приятелями. А она хлопочет о хозяйству или сидит у матери, бедняжка. Обнимет её, прижмутся друг к дружке и делятся секретами. Только и слышно: "Лив, Вила, Вила, Лив". Тоже мне секреты! Такова уж она, любовь: сколько лет ни пройди - не отпускает. Мне ли этого не знать, коли по сю пору держу Уиллию у самого сердца и жалею, что не лежать нам в одной могиле.
   Жить не хочется, а надо, и подольше: вскорости некому будет присмотреть за замком Леоров. Келлиан тенью бродит по непонятой Фееретте, Дасси, считай, ушла из мира.
   Снова опустел замок Леоров. Скоро лишь призраки прежних хозяев останутся здесь, в неприступном для чужаков здании. Стиора, Уиллия, их сын Лив. Ну, и я, грешный, если возьмут в компанию. Меня не станет - отойдёт замок по закону к Азинно Стазенскому, мужу Мирэ.
   Но коли верна моя догадка о том, что заколдованный фееретинцами замок, лишившись подлинных хозяев, спешит избавиться от случайных владельцев, то следующим номером попадёт он всё-таки под руку Мирэ Леор-Ватанийской и Стазенской и её будущих детей.
   И сей день не без завтрашнего.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"