Сказка написана для проекта «Заповедник сказок».
Выпуск № 160, тема «День сказок и картинок».
Сказка заняла на конкурсе третье место.

Сказка по картинке № 5 от Татьяны Поповиченко. Кликните на картинку для того, чтобы открыть её в полном размере.

Самайн

Холодный осенний ветер гонял по мокрому тротуару листья, тормошил серые лужи, выстраивал на небе слоистые пироги из облаков, косил струями дождя рано зажёгшиеся уличные фонари. Играючи он накидывался на прохожих, то затихая, то коварно запуская свои ледяные когти под самое тёплое пальто. Солнце, едва показавшись над южным горизонтом, стремительно юркнуло обратно, оставив город серому туману, промозглой сырости, мелкой пудре водяной пыли. Сбросившие листву деревья чёрными скелетами дрожали от холода.

Всепоглощающий серый цвет заполнил мир. Это не тот серый цвет, на фоне которого тёплые и яркие цвета выглядят более сочными. Этот серый цвет словно высасывал жизнь из всего, чего касался. Даже яркие электрические лампы фонарей светили сквозь него хмуро и обречённо.

Самайн.

Даша шла с работы, закутавшись в болоньевую куртку, спрятав волосы под серой вязаной шапкой и стараясь не обращать внимания на хулиганские укусы ветра сквозь тёмные джинсы и давно нуждающиеся в замене сапоги. С безвольно расслабленной кисти свисал целлофановый пакет. У подъезда она вежливо кивнула соседу из сорок шестой квартиры, тот выгуливал пса. Человек прошёл мимо, словно сомнамбула, даже не кивнув в ответ; между влажным воротником пальто и обвислыми полями шляпы тускло поблёскивали безжизненные глаза. Вместо окружающей слякоти, безнадёжности и обречённости сосед предпочёл смотреть вглубь себя, из последних сил сопротивляясь окружающему распаду. Его лабрадор устало влачил на себе пропитавшуюся влагой шерсть и механически переставлял ноги, его взгляд проводил Дашу, но он даже не потянулся обнюхать её.

Самайн. Время, когда вся природа умирает.

Даша закрыла скрипнувшую, разбухшую от влаги дверь и пешком поднялась на свой шестой этаж. Доставшаяся от бабушки квартира встретила её тишиной и запахом пыли. На кухне мерно тикали часы, под неумолимые щелчки которых девушке приходилось торопиться каждое утро на работу; где-то у соседей монотонно, едва слышно плакал ребёнок. За окном низко-низко — казалось, протяни руку, и можно коснуться — мчались тяжёлые серо-коричневые облака. Мелкий, пронизывающий, неостановимый осенний дождь косыми струями рассекал блёклые шары света уличных фонарей. Поникшие деревья кланялись порывам холодного ветра, загоняющего редких вечерних прохожих в относительный уют промозглых, стылых, пропахших сыростью и распадом подъездов.

Самайн. Время грусти и отчаяния, время меланхолии и депрессии.

Даша сбросила сапоги, повесила куртку на вешалку, всунула ноги в домашние пушистые тапочки, прошла на кухню, бросила пакет на столешницу и включила электрический чайник. Не зажигая света, прижалась лбом к холодному стеклу, — рама подрагивала в такт порывам ветра за окном, — и закрыла глаза. Чайник шумел у локтя, отсыревшие за время пути джинсы холодили ноги; девушка с закрытыми глазами думала о том, что ей предстоит сделать.

Вода в белой пластиковой бадье забурлила, биметаллическая пластинка громко щёлкнула, отключая ток. Даша развернулась, по-прежнему не открывая глаз, протянула руку, открыла висящий на уровне лица кухонный шкаф. В своей квартире она легко могла ориентироваться без света. Узкая рука скользнула между пакетом с мукой и упаковкой риса, нащупала тяжёлую стеклянную банку, опустила её на столешницу рядом с чайником. Звякнула откинутая крышка, послышался шелест сбегающего с чайной ложки порошка, затем зажурчал добавляемый в чашку кипяток. Нос девушки требовательно втянул тяжёлый сладкий аромат и сморщился, Даша добавила в чашку щепотку корицы, сахар, густые жирные сливки, а затем бросила в чуть остывшую жидкость несколько соцветий гвоздики.

Теперь запах напитка удовлетворил девушку. Даша подняла чашку, подставила под неё блюдце и, внутренне содрогаясь при мысли о том, что ей сейчас предстоит сделать, по-прежнему с зажмуренными глазами открыла балконную дверь.

Озорной ветер тут же ворвался в тишину крошечной кухоньки, взметнул волосы девушки, пронзил сырые джинсы тысячью ледяных кинжалов, зашуршал забытым на столе пакетом. Даша вышла на залитый водой балкон, оставив за собой открытую дверь, открыла глаза и замерла под слезами ноябрьского дождя. Ветер рвал облака над её головой, далеко внизу уличные фонари тщетно пытались рассеять окружающий их мрак. Слабо освещённый отражённым от облаков светом серо-коричневый город капитулировал перед неумолимой поступью поздней осени.

Держа блюдце в одной руке, другой Даша поднесла чашку к губам, отпила и услышала, как за её спиной перестали тикать часы. Ветер, взлохматив напоследок её волосы, отступил, мокрые джинсы перестали холодить ноги, по телу разлилось мягкое, сладкое тепло. Даша скорее почувствовала, чем увидела, как из низких облаков к ней спустились три фигуры.

— Привет, Дарья! – поздоровалась одна из них. – У тебя уже всё готово?

— Ну, чайник вскипел, сахар и сливки на столе, – ответила Даша, отпивая ещё глоток горячего шоколада. – Пирожки я купила, сейчас разогрею. Входите, располагайтесь.

— А гвоздика, гвоздика свежая? – всполошилась вторая.

— Конечно, свежая, – улыбнулась девушка. Лахесис всегда была требовательна к качеству приправ. – Дверь открыта, проходите. Клото, тебе, как обычно, три ложки сахара? Ну что, девочки, посплетничаем?

Даша и три фигуры, становящиеся всё более материальными, юркнули в балконную дверь, оставив Самайн снаружи.

* * *

Часы снова тикали. Даша стояла у кухонного окна, смотря в серый на фоне рассветных сумерек водоворот облаков, в котором скрылись мойры после застолья. Ветер всё ещё был холодным и озорничал, дождь всё ещё оплакивал наступившую осень, но огни большого города внизу словно подзарядились и теперь уверенно противостояли мгле, не просто сопротивляясь, но отрицая окружающую тьму.

Осень закончится, за ней придёт зима. Морозы скуют слякоть, снег белой простынёй прикроет грязь большого города, словно предлагая начать всё с чистого листа. А затем новый год пройдёт тот же путь, от рождения среди морозно похрустывающих снежных пелёнок под знаком восходящего Козерога и до угасания вместе с уходящим Стрельцом. Будет одуряющий запах весенней молодой листвы, будет жаркий расслабляющий зной лета, будут первые, ещё тёплые дожди осени. И будет новая встреча с мойрами на следующий Самайн. Мойры снова будут решать, обрезать ли нить этого мира в грядущий Йоль, Даша снова напоит их горячим шоколадом, и они снова откажутся от идеи устроить конец света, — потому что мир, в котором есть горячий шоколад и сладкие пирожки с вишнёвым вареньем, должен жить.

Спасительница мира улыбнулась, отпивая ещё глоток горячего шоколада, сваренного по рецепту бабушки, — той самой, от которой досталась квартира, облюбованная мойрами для ежегодных посиделок. Шестью этажами ниже сосед из сорок шестой квартиры совершал в рассветных сумерках утренний моцион со своей собакой. Лабрадор, не обращая внимания на слякоть и грязь, радостно носился по чахлому осеннему газону. Иногда он поднимая голову к облакам и замирал, словно видя среди свинцовой круговерти туч три упившихся шоколада и налопавшихся пирожков фигуры.

Самайн наступил и ушёл, а жизнь будет продолжаться. В следующий раз надо будет попробовать угостить мойр мороженым.