Баба Зина, терпеть не могла Новый год. Вернее не так. Раньше, это был ее самый любимый и ожидаемый праздник, а теперь..... Просто раньше, она как и большинство из нас надеялась, что наступающий Новый год, привнесет в ее жизнь что-то хорошее, светлое, счастливое, но в большинстве, эти надежды так и остались надеждами. А на смену им, пришло разочарование и горькое осознание того что как тут не крути, а каждый следующий Новый год, может стать ее последним годом. Какая уж тут может быть радость и любовь к такой невеселой перспективе. Но тем не менее, не смотря на всю ее нелюбовь, елку, /вернее красивую пушистую голубую ель/, она обязательно украшала, к тому же как ее не украсить если она красавица, вот такая вся живая растет у нее дома возле самого крыльца.
В тот злополучный год, числа 28 декабря, она как обычно вынесла из сарая старенькую стремянку и стала приводить свою красавицу в божеский вид. В ход шло все что так или иначе, могло служить украшениями, а на саму верхушку, обязательно надевала огромную стеклянную красную звезду. Звезда это была не простая, а особенная. Перед самой войной, наша бабка, будучи еще совсем ребенком, на первой в ее жизни Новогодней елке, прочитала стихотворение, /про елочку, которая родилась в лесу и о ее дальнейшей судьбе/, и так она сумела его прочесть, с выражением, с эмоциями, что деду Морозу, /по совместительству директору школы/, под дружные аплодисменты детворы, ничего не оставалось делать как предложить талантливой девочке в качестве приза, и одновременно новогоднего подарка, снять с елки любую игрушку. Я думаю, что вы догадались, что девочка /не страдала от скромности/, и выбрала красную пятиконечную звезду, сияющую на вершине праздничной елки. Без особого энтузиазма, /со стороны директора/, игрушку пришлось снять и подарить. Вот именно ее, / которую она три года во время немецкой оккупации/, как зеницу ока, /и не без риска для жизни/, прятала завернутой в лощеную бумагу в навозной куче. И не смотря на вполне реальную опасность, все три Новых года которые их семье пришлось встречать под немцами она извлекала ее и в кладовке, /комнате без окон/, надевая на веточку елки, зажигали огарочек свечи и радовались наступлению Нового года, который может принесет им самое ценное, и долгожданное - мир. В результате, этих прятаний и перепрятываний, один из ее рубиновых лучей обломался. Но ценности от этого, она все равно не потеряла, вот именно ее всякий раз она и надевала на самую верхушку новогодней красавицы. Раньше это происходило в как у всех людей в доме, а после того как родственники из далекой Сибири привезли ей три саженца ели, /две из которых пропали/, она всегда украшала ее на дворе. Правда с каждым прожитым годом, /как она сама в шутку говорила/ водружение знамени над Рейхстагом, давалось ей все труднее и труднее. А в том году так вообще пока взобралась на лестницу, уже три раза чуть не умерла, то сердце кололо, то голова кружилась, а то ноги немели и ну никак не хотели сгибаться и двигаться ни вверх не в низ. Но как принято говорить в таких случаях, превозмогая и преодолевая, звезда инвалид с одним отломанным лучом, в конце концов, была водружена на самую верхушку. А утром, следующего дня, вышла баба Зина на крыльцо, а звезды то нет, мало того что нет звезды так нет и верхушки у самой ели, какие-то мрази и моральные уроды, взяли и спилили ее самый верх метра два. Боже, как она причитала... Так за родными не причитают. Если бы кто чужой услыхал, эти завывания то запросто мог бы подумать что умер у нее кто-то. Одни только соседи, знали что кому же у нее умирать когда одна одинешенька осталась на всем белом свете. Прибежали видят лежит старуха перед елью, на снегу и руки себе заламывает волосы рвет, ревет да причитает. А в перерывах между причитаниями да плачем, такие страшные проклятия шлет на тех извергов да нелюдей, которые последнюю старушечью радость отняли. И проклятия эти были столь ужасны, что я даже боюсь не смогу передать их содержание. Но если Бог иногда слышит людские просьбы, то уж эту он наверняка должен был услышать.
После случившегося попала старушка наша в больницу, потом в дом престарелых, а потом тихонечко и умерла, в том самом наступившем Новом году, сжимая в руках свою самую большую ценность совсем крошечный кроваво-красный кусочек от той самой звезды, который по-видимому откололся при падении.
О судьбе тех уродов, которые спилили ель мне тоже ничего не известно, /но хочется что бы старушечьи молитвы/ были услышаны. А старый домик, в котором жила наша бабулька, купили приезжие из города. Сам домик развалили и на его месте построили новый, /крутой/, а ель не тронули, так она там на своем месте до сих пор и растет, но вот произошла с нею одна странная метаморфоза, на которую я хочу обратить ваше внимание. После того как ее обезглавили, спилив вертикально стоящую верхушку, остались /как у звезды/, пять горизонтальных ветвей, и вот они эти самые ветви, /по всей видимости посоветовавшись/, выбрали из пяти одну, самую достойную, самую сильную, жизнеспособную, которая перестала расти как раньше в строну, а стала медленно подниматься вверх, и спустя некоторое время, изогнувшись под 90 градусов, стала центральной ветвью, которая тянется вверх.
Вот бы и нам людям тоже так научиться, выбирать самых лучших, самых достойных и жизнеспособных, а не /наглых, бесстыжих, бессовестных, блатных и не за бабки/, а тех которые будут вести всех за собою вперед, к лучшему, чистому, доброму, светлому.
**** А бабушкину ель, детишки новых хозяев тоже украшают, с той самой старой бабушкиной стремянки, огромными красивыми игрушками, мишурой и цветными гирляндами, правда, на верхушку, надевают уже не звезду, а какие-то веночки с колокольчиками, но как говориться у каждого времени свои ценности.