Последний мой вечер в этом доме. И последняя ночь с Виктором. А впереди неизвестность и долгие, томительно долгие, невыносимо долгие шесть лет без него. Странно, но я уже скучаю. Сижу рядом с ним в столовой, ем какую-то еду, не чувствуя вкуса; пью вино, которое согревает тело, но не душу; перебрасываюсь незначительными, пустыми фразами. Настроение на нуле и уже начинает скатываться в минус. Мне не свойственна такая апатичность, и все же я все ближе и ближе к депрессии. На автомате прокручиваю в голове сотни вариантов, при которых я мог бы остаться с ним. И понимаю, что не реализую ни один из них. Даже не заикнусь. Я мало что смыслю в войне, но не собираюсь мешать ему, потому что прекрасно понимаю - один единственный несвоевременный, тревожный взгляд, брошенный в мою сторону, может стоить ему... нам обоим очень дорого. И я не хочу, чтобы Виктор платил такую цену из-за меня. Сердце отчаянно кричит: "Ты мог бы помочь! А вдруг ты сможешь прикрыть его от плохого?". Разум возражает: "Это война! Настоящая, магическая война! И куда уж мне со своими огромными, но совершенно неконтролируемыми способностями?!" И я молчу, погружаюсь в пучину депрессии все глубже, затягиваю сам себя в липкое, вязкое болото страха и сомнений. Что лучше: мочь и не сделать, или сделать, но не хотеть? Это просто вопрос выбора. Это то, что неотвратимым роком зависнет на всю оставшуюся мне вечность в моем сердце в случае плохого исхода. Я не хочу такой вечности! Поэтому предпочитаю не думать, не спрашивать, не знать, не накручивать себя еще сильней. Трусливо? Возможно... Но у меня есть цель. Эта битва не первая и не последняя для Виктора. Значит мне надо учиться... Учиться управлять магией, учиться видеть малейшие признаки опасности, учиться думать, учиться принимать верные решения, учиться выживать и спасать... И я буду учиться, черт возьми! Шесть лет - это долго, но я возьму из этих шести лет все, что смогу взять, выжму до суха информацию, помня, все время помня о будущем!
Плохое предчувствие! Очень плохое! Взялось неизвестно откуда сегодня вечером, и никуда не собирается уходить, прочно обосновавшись в голове смутными образами, страшными картинками, багровыми красками, траурными ленточками, яркими вспышками света, обжигающими всполохами огня, и тоской... глухой, рвущей на части тоской. Я хочу остаться с ним наедине. Не хочу играть роль! Не желаю притворяться, что со мной все в порядке! Не вижу смысла в фальшивых улыбках и безрадостном смехе! Он понимает... Он, как всегда, все слишком хорошо понимает. Крепко держит мою руку под столом, бережно перебирая пальцами, и отвлекает на себя всю честную компанию, что собралась здесь сегодня. Часть гостей уже приехала, и мне стало душно в этом доме. Душно от сальных шуточек и многозначительных взглядов, и даже от искренней радости душно. Тошно! В голове лениво плавает одна только фраза: "А завтра была война!". И все эти люди, оборотни вампиры, все они будут завтра на этой войне, и при этом сидят и спокойно обсуждают последние технические новинки, погоду, путешествия, но только не предстоящее завтра. Неужели им это интересно? Неужели какой-то глупый ритуал крови, пусть даже и ритуал самого Мастера вампиров, ценнее, чем лишние сутки, проведенные в кругу любящих и любимых? Или просто за многие годы они так привыкли к войнам, что уходят в очередную битву, как обычные люди спешат на работу?
Я перехватываю взгляд Варнагара. Такой же тоскливый и безрадостный, как и у меня. Из горла невольно вырывается надсадный смешок. Ему уже сообщили, что он отправляется вместе со мной сразу же после ритуала. Надо было видеть, как "воодушевленно" принял он эту новость! Кричал, ругался, возражал, приводил аргументы... И как один только взгляд Виктора заставил его замолчать и смириться. Я знаю, что было в этом взгляде. Я читал его, как открытую книгу: "Он - самое дорогое, что есть у меня, Варнагар! Сбереги его для меня! Я не могу доверить его жизнь кому-либо еще. Ты нужен мне, брат!". И Варнагар сдался, пообещав не спускать с меня глаз. Ему это будет не сложно. Шутка ли сказать, завтра я отправляюсь в Академию под видом обычного парня, а брат моего супруга едет со мной в качестве преподавателя "Политологии", и при этом мы оба будем вынуждены постоянно делать вид, что вообще не знакомы друг с другом. И как мне удержаться от подначек, к которым я уже привык? Ведь не будет же преподаватель спускать студенту подобные выходки? Это было бы крайне странно...
Очередной вопрос не к месту вырывает меня из грустной задумчивости.
- Май, как ты умудрился заарканить такого мужчину? - это спрашивает долговязый, рыжий парень, которого, кажется, зовут Стас. В его голосе слышится завуалированная издевка. На конопатой морде написано скрытое отвращение к вампирам в целом, к Виктору в частности, и презрение ко мне лично. Он явно против неожиданного перемирия с вампирами. Я читаю на его лице все, что парень определенно предпочел бы скрыть, и сам себе удивляюсь. Когда это я стал настолько хорошо разбираться в людях? А потом внезапно приходит прозрение. Я читаю это не по его лицу! Улыбка Стаса кажется совершенно искренней. Но нельзя мимикой обмануть того, кто забрался к тебе в голову. Осознание этого тут же выталкивает меня снова в свой собственный разум. Мальчик побледнел. Пальцы заметно дрожат, неуверенно удерживая фужер. Улыбка увяла. Он понял, он почувствовал, что я забрался в его голову. Возможно, что ему даже было больно. Очень возможно, потому что я хотел причинить боль. Мы сверлим друг друга злыми взглядами. Звуки вокруг не стихают, но кажутся очень далекими. Виктор еще крепче сжимает мою руку, заставляя вернуться к реальности. Звуки возвращаются. Все ждут моего ответа. Наше со Стасом противостояние заняло от силы несколько секунд. И, кажется, за эти несколько секунд я успел нажить себе врага. Если так пойдет и дальше, то очередь из желающих меня пристукнуть вскоре по протяженности может превысить Великую китайскую стену. Пусть недальновидно! Пусть глупо! Мне все равно! Для меня не имеет значения какой-то там оборотень. Я гаденько ухмыляюсь:
- Природное обаяние, Стас! Природное обаяние... Очень хорошее подспорье в поисках любимого человека, знаешь ли. Но, боюсь, тебе придется поискать для себя нечто иное... - плохо скрытый намек в моем голосе заставляет его сильно стиснуть кулаки, но в открытую он выступить не готов. Поэтому молчит, раздувая в бешенстве ноздри. Умный мальчик! Молчи! Количество моих союзников за этим столом несоизмеримо выше, чем все твои гребаные амбиции!
Виктор очаровательно улыбается, вставая из-за стола и принося свои извинения за то, что вынуждены так рано покинуть такое замечательно общество. Но нас же великодушно простят? Завтра будет тяжелый вечер, и ему очень хотелось бы побыть наедине со своим любимым. Гости одобрительно кивают, со всех сторон слышаться добродушные шуточки и насмешливые советы. Мою руку он так и не выпустил, и я вынужден подняться вместе с ним. Мы уходим, но я чувствую тяжелый, сверлящий злостью взгляд в спину, и точно знаю, кому этот взгляд принадлежит.
Как только мы оказываемся в спальне, Виктор прижимает меня к себе, и я втискиваюсь в его объятия в бесполезной попытке стать одним целым и никуда не уезжать завтра. Мы молчим... Молчим все время, пока срываем одежду, не заботясь о пуговицах... Пока страстно целуемся, в кровь прокусывая друг другу губы... Пока жадные руки скользят по телу... И когда Виктор неожиданно переворачивается на спину, увлекая меня за собой, пока берет из тумбочки смазку, пока вкладывает ее в мою руку, бесстыдно разводя мускулистые ноги... И я понимаю, что он не против. В груди что-то болезненно вздрагивает. Придушенный всхлип заглушается очередным поцелуем. Дрожащие руки неуверенно ныряют в баночку. Так достаточно? Я не хочу делать ему больно! Только не ему! Виктор не торопит. Его глаза почернели, практически слившись со зрачками. Я осторожно, едва касаясь, глажу пальцами тугие мышцы. Долго, томительно долго не решаюсь на большее. Но, когда я готов уже отказаться от этой идеи, Виктор сам подается навстречу и раскрывается моим пальцам. Дальше все было, словно в тумане. И первое проникновение, в котором я снова почему-то был ведомым, хотя и был сверху... И яростные движения навстречу... И властная рука, уверенно положившая мою руку на свой член именно тогда, когда это действительно было нужным... Белые простыни, бледное, красивое тело, извивающееся подо мной, горящие полночной темнотой глаза, легкий румянец на скулах, тихие стоны, переходящие в угрожающее рычание... И этот красивый, гордый зверь принадлежит мне! Добровольно отдает себя, и как отдает! Я кончаю первым. Его мышцы жарко, плотно обхватывают меня в такт сокращениям моего члена, вырывая протяжный стон. И в приливе благодарности за незабываемые ощущения, в приливе безотчетной нежности к гордому мужчине, смирившему свою гордость ради меня, я приникаю губами к нему, тереблю головку, слегка оттягиваю зубами крайнюю плоть, вбираю в себя миллиметр за миллиметром так глубоко, что дышать становится практически не возможно. Плевать! Я хочу подарить ему радость! Я не желаю сдерживать свои инстинкты! Я не намерен прятаться сегодня за маской лживой стыдливости! Я хочу его, и я показываю ему, насколько сильно это мое желание. Рваные выдохи, резкие движения мне навстречу, отчаянный выкрик, который ему так и не удалось заглушить, и вязкая жидкость, терпкая, острая, с одному ему присущим запахом и вкусом. В голове очень некстати всплывает фраза, которая мучила меня весь вечер: "А завтра была война!". Я не могу сдержать дрожь. Судорожно прижимаюсь лицом к его бедрам, крепко-крепко обхватывая за ягодицы. Только вернись, любимый! Ты только вернись, и я обещаю, что все следующие наши ночи не будут хуже! Только бы эта ночь была не последней! Я, кажется, шепчу все это вслух, потому что Виктор властно привлекает меня к себе и выдыхает в губы прежде, чем поцеловать: