Сколько сказано-пересказано о детских и старческих болезнях. О болезнях вообще! Миллионы томов, библиотеки в фундаменте медицины. Институты, научные центры, клиники, учебные заведения, профессура, звания! Монстр, монолит! Есть, конечно, уязвимые места для критики: рак, СПИД, гигантские расходы. Но это так - мелочи, поскольку каждый аргумент побивается козырем: они вылечивают, они врачуют, сохраняют и продлевают жизнь, борются с эпидемиями, вытаскивают людей с того света пачками, с помощью горы накопленных за тысячелетия знаний.
Не ведающий основ медицины простой смертный покорно опускает голову стоит почувствовать легкое недомогание непонятной этимологии. Предчувствие неизменно подкатывает что-то нехорошее, в душе шевельнулся страх смерти. Незнание подогревает страхи. Если недомогание не отступает, переходит в боль - человек со всех ног мчится к врачам, если есть чем бежать. Бежит от тайны своего организма.
Если вылечили, тем самым указав способ врачевания, то при возвращении симптомов больно может заняться самолечением. Сам себе лекарь. Знаток, эксперт познавший болезнь на собственной шкуре. Facile omnes, cum velemus, resta consilia aergotis damus [(лат.) все мы, покуда здоровы, легко даем советы больным]. Особенно человек любит лечиться от насморков и простуд. Здесь у каждого свой собственный рецепт, своя метода. Но, как говорят мудрые китайцы: "Человек властен против болезни, но не властен против судьбы".
В описании феномена болезни важно не впасть в крайности, первейшая из которых сугубо медицинская, глубоко профессиональная. "Симптом - болезнь - лечение". Нет слов, пожалуй, это самый разумный подход, для тех, кого все, или почти все, в жизни устраивает. Равно для вставших на край. Методологически постулат медицины прост, но реализация его сложна и трудна чрезвычайно. Постулат этот: "причина - следствие", позволяет все в жизни разложить все по полочкам, разгрести по кучкам мусора. Вжик! - болезни детские, вжик! - инфекционные, вжик! - гинекология. Medicina fructuosior ars nulla! [(лат.) Нет искусства плодотворнее медицины!] Вжик! - онкология. Стоп! Прагматика данности, конкретики болезни превалирует, равно как смирение с болезней (со смертью?) и противостоящего смирению страха. Есть болезнь - надо лечить, иначе рано или поздно окажешься во гробе. Просто и понятно, остается доработать кое-какие мелочи.
Монстр медицины наступает как одно из главных благ общества потребления. Как часть высокого уровня жизни здоровым образом и подобием жизни, санитарией и гигиеной, напрочь изводящей всю микрофлору и микрофауну экологической стерильностью и гринписовским радикализмом. Что здесь критиковать - все правильно: вырезаются опухоли, вживляются искусственные органы, множатся "стволовые клетки", клонируются "здоровые" гены, заглатываются монбланы и эвересты таблеток. Результаты налицо. Бодрые западные старики в основной массе умирают не от сопутствующих старости болезней: не от инфарктов или раков, просто без всяких видимых причин, словно останавливаются однажды заведенные часы, как растворяются тени при ярком свете. По традиции в диагнозе смерти ставят привычные аномалии, не может же медицина публично расписаться в своем незнании. Но факты говорят сами за себя: продолжительность жизни растет, смерть приходит к старикам во сне, непринужденно и безболезненно. Превосходно! О чем говорить? Don't treat me!!!
[(англ.) Не тронь меня! - вытканный под изображением змеи девиз на флагах американских кораблей времен войны за независимость]
Иная крайность: человеческая природа. При-рода - вселенная организма, столь возлюбленная Востоком и Средними веками. Природу здоровья надо трактовать как гармонию, а болезнь - как нарушение вселенского равновесия. Функция врача не собственно лечение, но внесение во вселенную недостающих элементов, монад, смыслов. Акт уравновешенья вселенских весов. Natura sanat, medicus curat morbos [(лат.) лечит болезни врач, природа излечивает]. Тоже неплохо! Дальневосточный арсенал акупунктуры, йогические практики телесных тренингов против душевных недугов, духовные практики против хворей телесных, аптеки экзотических трав, камней, животных, насекомых, целебная пища, диеты, медитации.
Где-то посередине гнездятся, несут яйца и зреют в этих же гнездах новые подходы вроде фрейдизма и неофрейдизма, исчисляющих зарождение болезни в трещинах психологических стыков сознательного и бессознательного. Генетика тоже хороша непроходимой казуальностью: наследственная предрасположенность, врожденность, видовые изменения, адаптация к среде и мутации, "эгоистичные гены". Замечательно!
Только вот я, ничто же сумляшийся, существо слегка генетически побитое (увы, как и большинство в наш век развитой генетики, все заглянули в бездну своего генетического корда), переболевший тяжелыми и легкими инфекционными болезнями, раненый тяжело, обмороженный (но не слишком), не раз потравленный химикалиями, токсинами - бутулинами, лекарствами, алкоголем и еще черт знает чем, то хромающий, то хватающийся за сердце, то за живот, то за замигренившею голову, по утрам харкающий табачным дегтем с кровью, с нездоровыми зубами (чем бы вас еще припугнуть?), ах да! с явными признаками ожирения, и проч., проч. Так вот! Я НЕ ЗНАЮ хороша ли болезнь или плоха. Да, не знаю!
Хвастать хворями не стану, хоть врачи меня поймут. Они то измучены легионами ипохондриков и псисхосоматиков сверх всякой меры. Врачи знают что "состояние болезни" в современном обществе есть более состояние психики а не тела, что страсть лечиться лечится психотерапией а не лекарствами, что будучи не излеченной рано или поздно перейдет на тело.
Кто-то вспомнит о магической силе прививок и вакцин. Но большинство покрутит пальчиком у виска и ехидно спросит: "Чего хорошего в болезни?"
Действительно, чего в ней хорошего? Был человек здоров и весел, румян и бодр, вдруг сделался бледен и немощен, слезлив и вял. Болезнь вырывает нас из класса здоровых, низводя до категории ущербных. Все знают, уверены, надеются: "это временно". На время взрослый "человек сам по себе" низводится до положения дитяти или старика и по социальным законам всех обществ к нему обязаны проявить снисхождение, окружить заботой, осыпать лаской, организовать уход, питание, лечение, оградить от потрясений, тяжестей работы, забот, предоставить покой. Слаб человек, даже самый сильный слаб! Отчего не укрыться на время в категории убогих, стать любимым всеми? Почему бы обратить заботу на себя, замкнуть вокруг койки больного круги суеты, придать людям веса в своих глазах, предоставить ближним счастливую возможность проявить милосердие и власть (какое милосердие без власти?). Ты выздоровел, и все стало по-прежнему. Хотя немного иначе.
Ладно, не слаб человек. Силен как бог. Здоровье его обращено наружу в бурный поток жизни, здоровый увлечение жизнью, играется ее внешними атрибутами: добычей денег, женщин, еды, власти. Здоровый человек - человек суетный. И тут откуда не возьмись болезнь! Значит - боль, страдание. Etiam innocentes cogit mentiri dolor [(лат.) боль заставляет лгать даже невинных]. Боль заставляет быть осторожным, носить собственное тело, как драгоценную ношу, каждое резкое движение мучительно. Фокус внимания обращается во внутрь. Прежде всего, ощущаешь, что ты - живая душонка а не какой-то ходячий робот. Затюканный и затырканный, тюкающий и тыркающий но человек! А какова радость быстрого избавления от боли, особенно долгой и сильной. Счастье! Одна из самых больших радостей на свете. Всякий может припомнить как у него убийственно разболелась голова и не проходила весь день, или ныл зуб. Вдруг таблетка, укол, проста перемена атмосферного давления - и человек понимает как относительны его представления о жизни и ее ценностях, о радости и счастье...
Боль - "бетховенский" стук судьбы в дверь в тональности momento mori [(лат.) помни о смерти] с ответным ему capre diem [(лат.) лови день ]. Ты вырван из суеты, погружен в пучину страдания, отчего отлично осознаешь, как это хорошо - жить, как ты любишь это дело, как не хочется умирать. Для здорового день пролетает мигом, для больного неизмеримо долго тянутся минуты. Каждую секунду терпеть боль, превозмогать недуг становясь в этой борьбе чуть ли не властелином собственного времени. По крайней мере, остатка своего времени отведенного на размышления, на осмысление своего бытия. Опытные врачи часто ставят диагноз обострения язвы или приступов сердечных болезней по одному очень характерному высказыванью пациента: "К чему эта суета, посмотрите, как прекрасна природа вокруг, как хорош самый обычный день. Что еще надо человеку в жизни?". Врач кивнет головой: "Что, так сильно болит?".
Что говорить о самых простых психологических ходах сознательных и подсознательных. Болезнь - лучшее избавление от тягот работы, опасностей службы (даже если отбросить симулянтов и "самострелов"), от смертельной усталости, от запутанных личных катаклизмов, от "трудных времен", от нежелательных встреч и принятия тяжелых решений. В болезни все решается и "рассасывается словно само собой". От всего на свете можно укрыться под больничным одеялом, обрести отдых, покой, уединение. Стать философом, избавившись от докуки. Лучше болезни в качестве универсального рецепта от суетной жизни "можно прописать" только смерть.
А сама костлявая? Сколько тонких и глубоких переживаний доставляет нам пребывание на грани. Благо состояния эти многократно описаны, иначе многое можно порассказать. Человек чуть ли ни Богом становишься, победив Смерть!
Мнительность тоже неплоха: "что-то мне неможется. Может, помру?" Прекрасная замена встречи лицом к лицу с костлявой. Сколь сладки твои подозрения если в глубине себя уверен, что завтра, минимум через неделю, будешь резвиться на лужайке как нив чем ни бывало.
Смотрите сколько радостей в болезни, хоть показан лишь самый краешек айсберга "счастья болеть".
А сколь радостно выздоровление. Встав с постели еще слабый, шатающийся, ты уже уверяешь себя что именно ты главный победитель хвори. Врачи так... мастеровые, подручные. Ты крепок духом, любишь себя, уважаешь за стойкость в страданиях. Сладостно приобщаешься вновь ко всем благам здоровой жизни, что приобретают новый вкус и аромат. Как радостна мысль, что все недуги уже позади, что пора задышать полной грудью. Мазохизм? Еще какой! Всеобщий неосознанный, полуосознанный и вполне, вполне осознанный.
Выходит болеть хорошо? Не хорошо и не плохо - "нормально", поскольку болезнь данность жизни, если ни сама жизнь. Мы переболеваем возрастом, страной, идеями, религиями, страстями, мыслями, конфликтами, любовью, человеком. Все мы, в известном смысле, больны. Что говорить о женщинах, которых Бог (простите, Природа) заставляет болеть раз в месяц, а мы - грешные, трясомые ferbuis erotica [(лат.) любовная лихорадка] периодически заражаем их новыми чадами, внося инфекцию сперматозоидов. Ничего, терпят.
Грешно смеяться над больными людьми! Грешно. Только нельзя иначе. Все мы грешны, да и сама церковь учит нас помнить о "биче Господнем", то бишь о болезнях. Де, праведники в награду за безгреховную жизнь вовсе не болеют, а если болеют, то во испытание духа, а если не во испытание, так в искупление страданием, а если не в искупление, то уж точно во спасение. И крест животворящий врачует, и святыни исцеляют, и незрячие прозревают, и глухие услышат, и немые воспоют. В церкви все однозначно, как в клинике: "грех - страдание - искупление - спасение". Божий промысел.
Что глаголили иные религии о болезни? Человек это Вселенная, самое главное в нем Жизнь-Природа. Почему, в таком случае, не является вселенной орангутанг, дельфин, акула, амеба, былинка? Где грань примитива? Где грань усложнения?
Что для человека в Природе главное? "Отбор, выживает сильнейший". Этакий жесткий инструментарий в руках Матери-Природы на пути к совершенствованию видов и разрастанию вселенской гармонии. Слабый умирает. Следовательно, больной обречен? Что, конечно, не всегда и не везде так. В больших животных сообществах солидарность видовая, семейная социальная порой важней силы. Животные склонны лечиться, зарываться в грязь, пожирать коренья, травы, плоды и минералы, поститься, затаиваться и отлеживаться, совершать множество действий, будто им это доктор-ветеринар прописал. Не люди придумали болезни, не они изобрели и лечение.
Болезнь это неотъемлемое свойство живой природы, ее второе естество, поскольку в природе не существует Смерти. То есть смерти как игры воображения, той смерти, о которой люди привыкли говорить и думать. Вечно довлеющей, культовой. "Смерти как представления о ней". В Природе есть страх, даже не страх собственно смерти, но страх опасности, угрозы. В своем внутреннем ощущении животные бессмертны, иногда у высших млекопитающих проявляется желание скончаться в одиночку, лишь у приматов наблюдается особое отношение к умершим сородичам. Для животных существует только mors immortalis [(лат.) бессмертная смерть].
Столь же дико для животного желание самоубиться. Попадаются тому довольно редкие исключения призванные правила подтверждать. Поэтому животное не властно над своей жизнью, в конечном итоге над судьбой и болезнями. Ergo: болезни для человека (равно инстинкты) есть инструмент жизни, ее мудрости, внутренне знание кривых дорожек окрест торного пути, который, как известно определен как: "шаг влево, шаг вправо - побег, прыжок на месте - провокация".
Шаг человека из животного мира явился осознанием ценности собственной жизни, ее конечности и самоценности. Далее начался прогресс, когда всякая ценность обречена стать разменной монетой в круге иных ценностей. Конечно и волчица, и травоядная скотинка зачастую готовы пожертвовать жизнью защищая потомство, тигр или медведь драться насмерть за территорию. Но животные не осознают опасности борьбы до конца, поскольку "бессмертны". Они гуманны, поскольку не имеют представления о страданиях и мучениях других. Матери-самки по писку детенышей узнают, что те голодны или больны, но писк активирует материнский инстинкт, но не память о подобных же страданиях собственного детства.
Человеку дано неоспоримое преимущество перед остальным миром: знание о своем конце, ему же придано прекрасное орудие познания - болезнь. Червь, источающий душу мыслями о смерти.
Надо болеть или нет? Надо ли лечить? Безусловно надо"! Но как? Раз людям ведомы прививки, так, почему бы, не научится управлять болезнями, не сделать их вторым естеством. С точки зрения медицины - ересь и чушь, но имейте терпение читайте дальше.
Болезни мудры: точно оценивают как физический, так и психологический, моральный, интеллектуальный и все прочие ресурсы организма. Не потенциал, а именно ресурс. Болезни удивительно психологичны, более того, неотъемлемая часть психической жизни. Болезни на удивление логичны.
Не только мудрецам в башнях из слоновой кости под силу постичь удивительную логику, неизбежность, закономерность каждой болезни или раны в жизни каждого конкретного человека. Болезни это "продукты жизнедеятельности", подспудное alter ego [(лат.) второй я, другой], человека. Барьеры за которые хода нет - иначе смерть или возможное бессмертие поскольку излечившийся от смертельной болезни получает "второй", "посмертный" срок дополнительной жизни. Так зачем с ними так рьяно бороться? Бороться с усердием, сравнимым только с усердием истребления природы вокруг себя и насаждение искусственной среды.
Человек борется не только с собственными болезнями, но и с болезнями искусственной среды: домашних животных, культурных растений. Борется с вредителями посредством гербицидов и дефолиантов, даже бактериологическим оружием. Заражает вредителей-насекомых и "вредных" животных всякой заразой. Замахивается на вредителей лесов, считая леса своей непреложной собственностью, источником ценной древесины и чистого воздуха. Опрыскивает леса химикалиями, уничтожает малярийные болота, травит самих малярийных комаров. Его карающая длань дотягивается до всех созданий "извергнутых адом". Человек вычищает Природу под себя, стремясь стерилизовать ее, как собственное жилище
Invitum qui servat idem facit occidenti [(лат.) кто спасает человека против его воли, поступает не лучше убийцы]. Выбирая между болезнью и смертью, люди в подавляющем большинстве выбирают первое. Лишь немногие просят об эвтоназии (автоназии). Болезнь мудра, поскольку точно знает о нас самих, чего мы не знаем сами: наш предел. Знают сколько мы можем работать, сколь тяжелый камень поднять, сколько и какой дряни есть, в каких худых местах сколько сможем прожить, сколько можем совершить половых актов и с кем. До какого предела, до каких пор можем во имя и во благо своей жизни совершать насилие над собой, над своим телом, над собственными мыслями, что приказывают телу. Не секрет, что большинство болезней проистекают от Болезней Духа и Разума. Болезнь всему ставит внутренний предел внутри нас, как снаружи ставят его увечья и гибель.
В стародавние времена не столь далекие по историческим меркам болезни обладали жестокой евгенической мудростью спартанских стариков. Решали кому жить, кому умереть определяя главное: "от какой болезни кому умереть". До "победы" над оспой и туберкулезом (главными причинами смерти еще какие-то 200-300 лет назад) именно болезни сотни тысяч лет формировали генетический и прочие облики человечества. О внешнем облике особенно "заботилась" оспа.
Если разобраться, смерть весьма логична в сюжете жизни каждого человека, каждого существа. Vita incerta, mors certissima [(лат.) жизнь неверна, но смерть как нельзя более достоверна]. Но человек уносит эту мудрость урока смерти с собой. Только он может понять свою смерть, постигнуть ее причину. Остальным остается лишь догадываться.
В отличие от смерти болезнь многократна, поэтому учит большему, преподносит урок, устраивает экзамен и переводит в следующий класс в школе жизни. Учит того, кто намерен учиться.
"Первый класс" - выработка своеобразных условных рефлексов: если постоянно копаешься в грязи, то получай дизентерию, а то и холеру, весь букет "болезней грязных рук". Соблюдай чистоту!
"Второй класс" - если жить в стерильной чистоте, то с большой вероятность заполучишь астму, что может оказаться смертельна. Иммунная система не получая притока "внешних врагов" займется разрушением организма. Так что современный лозунг звучит уже так: "соблюдай чистоту, но не увлекайся!"
"Старшие классы" учат осознанию причинно-следственных связей: если пристрастен к выпивке, то, в конце концов, получишь цирроз печени и алкогольную деградацию личности.
"Школа" - самые очевидные связи, примитивные наглядные уроки где "оставляют на второй год", устраивают "переэкзаменовку", чтобы вечно не ходить "в двоечниках". Примеров тысячи, и они составляют большинство причин заболеваний в той или иной форме.
Болезнь погружает организм в пучину боли и страданий, тем самым, обучая мириться с ними и преодолевать, закаливая дух. Учат терпеть, концентрировать волю, сосредотачиваться на самом главном. В конце концов обучают управлять своим организмом, властвовать над своей личной, главной Болезнью. Если болезнь хроническая (а болезни духа именно такие, а от них проистекает большая часть остальных болезней) например туберкулез, диабет или язва человек учится существовать с ними, выработать modus vivendi [(лат.) условия мирного существования], длительную стратегию жизни и лечения, преодоления приступов. "Хроник" всегда помнит о болезни, которая во многом определяет его поведение и черты характера, вторым естеством. Многолетняя война учит побеждать в мелких схватках, продвигаясь шаг за шагом, чтобы в конце концов победить и избавиться от недуга. Учит быть терпеливым и мудрым.
Причиняемая болезнью боль и прочие страдания концентрируют на них разум, сосредотачивают волю только на одной цели тем самым предоставляя организму "мыслить" самостоятельно, включить защитные механизмы, предоставляя ему самому реагировать естественным образом как следует заработать иммунитету. Разум понуждает тело собраться с силами, напрячься, вывести себя из психологического состояния "разбитого организма". Остальное сделают "здоровые силы организма", его внутренняя способность мыслить, действующая даже в состоянии комы и смерти мозга.
Нечто мощное внутри человека мыслит и действует "от имени его тела", разговаривая с разумом в основном на языке болезни. Разуму свойственно переоценивать собственные силы и ресурсы, свойственно сосредотачиваться на цели и упорно ее достигать, свойственно подчиняться чужому разуму и воле, браться за выполнение задач непосильных.
Разум ради пустяков тщеславия, карьеры, "жизненной необходимости" может загнать организм в тупик, поставить его на грань, вовсе не думая о последствиях. Il fine giustifica i mezzi [(ит.) цель оправдывает средства]. Сколь жестока эта теза в отношении собственного тела! Отдохнуть от изнуряющей работы, даже подлечиться можно потом, когда-нибудь. Тогда организм остается один на один с угрозой, ставится пред выбором: "или тяжелое нервное истощение или неделя гриппа". Естественно организм, блюдя свой интерес, выбирает более безобидный грипп предоставляя разуму вполне корректное оправдание. Болезнь всегда оправдание особенно если ей предшествовало длительное напряжение сил.
Точно также ведет себя организм если человек стоит перед неразрешимым нравственным выбором, суровым противоречием между эмоциями и разумом. В таком случае случится не просто "грипп", поскольку отговорка "заболел" не избавит разум от нравственных мук, являясь вариантом душевной слабости, симуляции, ухода от ситуации, проигрыш. Человек должен продемонстрировать мужество, способность разрешить ситуацию после выздоровления. "Идеален" для такой ситуации несчастный случай с не фатальными, но болезненными увечьями. "Травматическое заболевание". Если человек чувствует, что после возвращения к ситуации у него не хватит воли и душевных сил разрешить ее в свою пользу, то может случиться и сумасшествие - извечный вариант вечного ухода слабых духом от неразрешимой ситуации. "Болезнь психики". Соматическое мышление организма здесь встречается с мышлением подсознания.
В только что описанной ситуации человек с довольно сильными моральными установками при невозможности открыто разрешить сложную психологическую проблему, в то же время, соблюдая запрет на самоубийство или считая наложение на себя рук проявлением недостойной слабости, может спровоцировать смертельный несчастный случай. "Смерти ищет" говорят про таких. Увязка разнонаправленных векторов "разум - подсознание - инстинкты" с одной стороны и "рефлексы - "соматическое мышление" в сумме создают довольно сложные модели поведения.
Например, перед боем разум понимает что лучше не есть, двигаться будет тяжело, а в случае ранения в брюшную полость рана может быть смертельной, но подсознательно человек желает отвлечься и получить удовольствие - хоть от пищи (пусть в последний раз), взволнованный мозг требует притока глюкозы. Часто в такой ситуации бойцы действительно начинают "жрать, как сумасшедшие", и, все же у большинства "кусок в горло не лезет". Срабатывает соматическая защитная реакция. Бывают в бою и "запоздалые соматические реакции организма" с непроизвольной рвотой и кало-мочеотделением - организм избавляет желудок и кишечник от опасной в данный момент пищи. Хотя внешним побудительным фактором к таким "слабостям" является приступ страха. Кстати, при виде трупов, особенно убитых непривычного человека тоже охватывает приступ рвоты: организм получает сигнал о попадании в смертельно опасную ситуацию, и готовит к ней желудок. Иногда рвотрный рефлекс вызывает трупный запах, по той же причине. Только "тренированная" психика может подавить эти приступы, но все же профессионалы знают - лучше поесть потом.
К счастью большинство ситуаций в жизни человека дифференцированы и детерминированы. В зависимости от характера ситуации тот или иной из уровней мышления выступает на первый, предназначенный именно для него план. Уровни чаще выступают не как антагонисты, но как приводная взаимозависимая система что открывает широкие поистине глобальные горизонты "соматического мышления".
Существует еще более высокий уровень общения организма с Болезнью и способы "мышления болезнями" во имя спасения жизни.
Стоит только начать искать определения жизни в развернутом виде (хотя автор этого делать пока не собирается) неизбежно приходишь к понятию болезни. Возможно, вирусы не болеют, но они умирают. Болеют ли бактерии? Да! Вирусу или микробу все равно на какой организм нападать. Цель его жизни проникнуть всего в одну клетку, не важно в многоклеточном или одноклеточном организме. Потом другая, третья.
До сих пор наука биология не может уверенно ответить на вопрос: живой вирус или нет? У вируса нет всех признаков живого существа, как у науки точной формулировки живого. "Размножаются, стало быть живые", - утверждают одни. "Не питаются, стало быть не живые", - резонируют другие. "У вируса процессы питания и размножения слиты", - подытоживают третьи.
Но болеют ли вирусы? Ведь болезнь существует, как промежуточное состояние между жизнью и смертью. Споры вируса могут пролежать в толще тысячи лет и прорости, будучи высеяны. Были ли вирусы живы это тысячелетие? Без сомнения. Но можно ли их летаргию назвать жизнью? Вряд ли. Скорей всего это сон матрицы жизни, ее свертыш. Были ли эти споры больны? В обычном понимании нет, ни в коем случае. Всякая клетка, собравшаяся делиться, "нормальна" ли она? Нет. Здорова ли? Возможно, если можно назвать здоровьем переизбыток жизни. Сама необходимость делиться и размножаться есть необходимость избегать смерти, обманывать злодейку по закону больших чисел. Истинно здоровый организм есть существо идеальное, не подверженное никаким угрозам, лишено самой сути жизни - изменений. Для идеального животного необходима стабильная во всех параметрах среда. Возможно, стабильная в своей динамике.
Реальность никогда не предоставит таковой возможности, она слишком сложна для стерильности. Потому всякое изменение идеала есть уже признак внутренних изменений. Отклонений от идеала. Ergo: болезнь заложена в самой сути жизни, это росток смерти, заставляющий существо жить. Болезнь - органические изменения, это бег времени. Вся остальная жизнь индивида: только нажраться - запастись ресурсами для следующего размножения. И это - жизнь? Это норма? Se la vie [(фр.) Такова жизнь].
Избыток здоровья тоже можно назвать болезнью. Весьма условно конечно. Избыток этот заставляет забыть о болезнях, даже о смерти, создавая иллюзию бессмертия. Физическая сила утверждает индивида в глазах иных, "хилых", противопоставляя им себя. Сила и разум очень редкое сочетание. На буйного ухаря всегда найдется коллективный "укорот". На всякую силу - еще большая сила. Даже без буйства силач будет искать границы своему здоровью, тягать тяжелые валуны пока не надорвется. Будет пить без меры, раз здоровье позволяет, растрачивать себя в разгуле, похождениях. Не имея возможности играть с болезнью, человек начинает играть со смертью. Типичный портрет молодых людей "красиво празднующих молодость" и очень быстро себя растрачивающих. Зрелость наступает с известной фразой: "если после сорока лет вы проснулись, и у вас ничего не болит значит вы умерли".
Современный спорт обозначил границу человеческих возможностей. Все рекорды, все максимальные пределы физической силы, которые можно было достичь, уже достигнуты к 80-м годам ХХ века. Дальнейший процесс оказался возможен только через допинг. Сколько допингов наизобретали! Один только список запрещенных препаратов может соперничать с фармакопейным справочником, а по утверждению антидопинговых комитетов многих стран оборот допингов намного превышает нелегальный оборот наркотиков. Заметьте - "нелегальный", легальный оборот много шире нелегального, но об этом не принято говорить.
Силы берутся у будущего, у самого себя лет через 5-10. У своего здоровья. Но за годы спортивной карьеры можно обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь, и большинство молодых "людей с данными" зарабатывают зрелищами. Новые "цивилизованные" гладиаторы у которых каждый новый рекорд отнимает десяток лет жизни. Спортсмен умрет не на глазах публики, но публика об этом знает. Во имя чего? Чтобы сказать что человек способен прыгнуть на сантиметр выше чем кто-то прыгнул в прошлый раз? Человек так велик, раз жертвует жизнью чтобы что-то доказать!? Все доказано, все пределы здорового организма выявлены.
Иной путь: фитнес-клубы и тренажерные залы, утренняя пробежка трусцой. Всеобщая мода на здоровье, на грани мании. Здоровье в моде, следовательно в цене. Что это, как ни зарабатывание здоровья, словно умножение капитала. "Чем здоровее живешь, тем дольше проживешь". Мотив обратный карьерным устремлениям профессионального спортсмена: чем дольше проживешь тем дольше будешь наслаждаться жизнью. Только здоровье в банк не положишь, это не только образ жизни - это нечто иное. Врачи бьют тревогу: зависимость от выброса гормонов и адреналина все больше напоминает наркоманию.
Любой, даже самый здоровый и жизнерадостный самец хранит в осадке свой души предощущение болезни. Все прочие болезни результат прогрессирования той, Большой Болезни - матери всех малых болячек. Даже чумы, не щадящей ни правого, ни виноватого, ни больного, ни здорового! Попадались счастливчики, переболевшие бубонной и прочими разновидностями чумы. Случаи столь редки, что подобная статистика для людей со слабым иммунитетом значения не имеет. Противостоять чуме лицом к лицу могут лишь люди пораженные иной Болезнью.
Не болезнь ли: забраться в грязный муравейник города, находясь от носителя инфекции на расстоянии втрое меньше безопасного? Не болезнь ли искать убежища от цунами эпидемии в ее рассаднике? Эпидемии разгоняют горожан по лесам и пустошам. Возможно, не самых крепких, скорей всего, самых сообразительных. Помните сюжет "Декамерона"? Нет, не каждой их сотни историй, а сто первой (или нулевой) - самой главной. Десять юношей и девушек бежали из города от чумы в горное уединение и "от нечего делать" каждый ежедневно рассказывал по истории. За десять дней набралось 100 рассказов. Почему компания находилась вместе именно десять дней?
Ответ прост: время инкубации большинства разновидностей чумы составляет максимум девять дней. На десятый день все становится ясно: здоровье или могила. Беглецы предпочли жизнь проводя время в куртуазии и пересказе гривуазных историй. Десять затворников нашептывали почти языческие гимны Любви поклоняясь акту зачатия. Следовательно, и рождения! Гимн новой жизни на фоне всеобщей смерти. Очень разумная стратегия поведения. Внутренне чутье молодой, взыскующей продолжения жизни, желающей избежать опасности. Для нас - людей современных - завязка и развязка "Декамерона" кажется формальным авторским ходом, мало ли за всю историю литературы запирали героев в замкнутое пространство. Однако для времен пиров во время чумы, "обрамление сюжета" лишено банальности. Действительно если из зараженных городов людей не выпускали карантины, то оставалось только запереться в доме и никого не впускать. И предаваться страху смерти, что убивал не хуже самой заразы, разрушая постоянным стрессом именную систему. А весельчаки закатывали пир, и веселей этих пиров на собственных поминках человечество не знало! Как ни странно многие выживали - радость поднимает иммунный статус. Выживали еще одержимые фанатики не боявшиеся смерти вроде св. Франциска. Впрочем выжившиз во всех случаях оказывались единицы.
Однако путь указанный героями "Декамерона" - и есть Высший Уровень "мышления Болезнью" когда наивысшая "мудрость организма" вступает в гармонию с разумом, их обоюдное понимание ситуации и векторы мышления совпадают абсолютно. В военной стратегии наиболее успешным вариантом победы считается ее достижение без боя. Точно так же наилучшим вариантом преодоления смертельно опасной болезни остается вовсе не переболеть ей, не дразнить ее, распаляя ресурсы своего организма, а исключить все возможные варианты заражения.
Болезнь живет в нас. Она неистребима, поскольку природная данность, такая же, как стихийные бедствия и катастрофы. Болезнь ужасна, особенно болезнь смертельная или болезнь мучительная. Болезнь - агрессивное естество Природы, ее "месячные". Как всякая периодическая катастрофа болезни вписаны в жизнь Природы, поскольку катаклизмы необходимы для воспроизводства жизни. К примеру: только лесные пожары могут вызвать прорастание семян многих видов хвойных лесов - основы экосистем обширных регионов. Обильные дожди в пустыне вызывают всплески размножения саранчи, наводнения пробуждают от спячки в пересохших руслах множество видов рыб, ураганы разносят на дальние расстояния множества спор и семян. Огромный дремлющий потенциал только и ждет катастроф, замирая от случая до случая, пока остальная трудолюбивая флора и фауна накопит достаточно горючего материала для вспышки.
Точно так же существует особая "иерархия" эпидемий, их очередность и периодичность. Ожидают своего срока бактерии, вирусы и ретровирусы чтобы наброситься эпидемиями на пострадавшее от стихий население. Даже отдельные малоизученные фрагменты этого механизма поражают воображение. Стоило победить оспу, как мир поразил СПИД. Цепочки передачи ВИЧ очень тонки, инкубация продолжительна, а заразность низка в силу специфичности контактов. Вспышки оспы успевали прерывать эти цепочки, до поры пока человечество не отпраздновало "окончательную победу" над оспой. Далась же ВОЗ эта дикая оспа, учитывая что человечество столетиями привыкло прививать себе ее культурную форму. Но оспа выглядела лакомым куском, чтобы провозгласить "побуду над эпидемиями". Природа более приспособила свои низшие виды к урчанию в животе. Один лишь человек страдает от них искренне и безутешно, обижаясь на Натуру и Бога за ниспосланные несчастья. И вычищает эту натуру от "вредных видов". "На земле нет места эпидемиям! Или человечество - или они!". Хотя тысячи лет было по иному: и они, и человечество.
С равным усердием ополчается человек на собственную внутреннюю природу: на болезни, на все отклонения от "нормы". Может, человеку хочется стать роботом, запрограммированным "исправленным" геномом? Может, хочет "загнать в пробирку" компьютера свой разум соборно объединив его с общечеловеческим посредством Интернета? Его дело. Бунт богоборцев сегодня выливается в бунт против Природы. Создание Природы отпадает от создателя. Убивает в ее лице Отца и Мать.
Человек - ошибка Природы? Ее выкидыш? Внебрачный сын? Что вы! Такая же данность, закономерность что и ураган или лесной пожар. Человек самое грозное и ужасное, самое прекрасное и опасное явление Природы. Люди не амебы, не слизняки. Люди вовсе не le roseau pensant [(фр.) Думающая травинка, "мыслящий тростник"]. Скорей уж "мыслящая саранча" активно изменяющая биосферу и ландшафт. Люди - все возможное в этом мире. И, как всякий ураган, человечество можем исчезнуть, загинуть в никуда также неожиданно как пришло в этот мир.
К чести человечества будет сказано, что не все люди столь к агрессивны. Люди разнообразны в своих вихрях и кручениях. Одни даже приятны, другие - черти чего!
Окончательно заселив планету Человек-ураган закрутил спирали искусственной среды, и теперь движется вдоль этих спиралей. В настоящий момент люди западной цивилизации уже стали смерчем на планете остальных людей. Они стремятся дальше заменить Природу вокруг себя искусственной средой или "исправленной" природой. И внутри себя тоже.
Но чем грандиозней они в своей деятельности, тем сильней где-то на дне сознания растет подозрение что иной Природы не может быть вообще. Что Природа живет в людях, в каждом нашем гене, в каждой клетке и однажды велит каждому из нас погибнуть. Человек не может перешагнуть через им же открытый "закон скачка численности популяции". Люди - зараза, бактерии, все эпидемии и эпизоотии сразу. Их сжигают ураганы страстей, страхов, идей, они не в силах противостоять желанию миллионов людей-бактерий размножаться. Они не в силах противостоять собственной Природе.
Лишь когда человек найдет способ обуздать именно эту природу в противовес всем прочим, когда укротит пожар бьющего через край желания быть здоровым, человечество выживет, не сгорит. И помогут ему в этом болезни. Когда люди поймут, что болезни это благо. Не страдания, причиняемые болезнями (пострадать все мастера) но сами болезни. Сейчас их боятся как огня, называют "мировым злом". Потому и борются с ними ни на живот, а на смерть, поскольку борется одновременно со страхом смерти.
Трус не наделен мудростью, он в лучшем случае хитер. Человечество должно научиться болеть, как научились делать прививки. Болеть разумно, сдержанно, без перегибов, без свойственных человеку страстей. Как человек ежедневно приходит на работу, также должен работать болея. Вместо химической отравы россыпей таблеток в аптеках стоит завести штаммы болезней. Выписывать рецепты на них должны, прежде всего психологи. И однажды врачи научатся выписывать не только лекарства, но и болезни. Во избежание болезней роковых прописывать болезни ведущие к Здоровью.
Звучит до крайности абсурдно, но ни абсурдно ли звучало век назад предложение в случае смертельно опасных заболеваний употреблять ядовитую плесень. До открытия Флемингом пенициллина с вполне обоснованной научной точки зрения такое утверждение казалось полной нелепицей. Подобных курьезов история медицины насчитывает великое множество. За предписание мыть руки с мылом врачам в качестве основного средства от "родовой горячки" одного австрийского врача полтора века назад упекли в сумасшедший дом. На всю жизнь! И только после его смерти поняли правоту! Что, трудно было руки помыть!?
Ничего парадоксального в утверждении пользы "лечебной заразы" нет, поскольку известен механизм тренинга организма: на большинство инфекционных болезней вырабатывается иммунитет. Переболев, организм становится более здоровым, менее уязвимым для других болезней. Болезнь ведет к здоровью. И наоборот: "здоровье приводит к болезни". Например к аллергии, как следствию тотального ослабления иммунитета человечества, как следствие злоупотребления химическими лекарствами (31)7.
(31) "Гигиеническая" теория эпидемий аллергии названная исходит из иной посылки: иммунитет человека не ослаб - "ослабла" окружающая среда, начисто лишенная всяких болезнетворных микроорганизмов. Иммунитет человека, оставшись "без работы" настраивается на поиск иных вредных клеток - и находит их в виде цветочной пыльцы и прочих аллергенов. "Скучающий иммунитет" начинающий играть от скуки в опасные игры очень напоминает "скучающего человека" западной цивилизации, затевающей войны с безобидными для нее маленькими нищими странами. Даже такая теория не противоречит приведенной тезе - организм борется с болезнью, поскольку постоянно стоит на краю болезни.
Более того! человек и его побежденная болезнь становятся единым целым. То есть человек приобретает свойства бактерий - это научный факт. И пересадка генов здесь не при чем. Объяснение феномена простое: для приобретения иммунитета организм должен научиться распознавать "противника", "запомнить его". То есть встроить в себя часть ДНК-кода бациллы или вируса к которым приобретен иммунитет. Поэтому переливание крови переболевшего гепатитом приводит к заражению не болевшего реципиента "болезнью Боткина". "Все мы немного лошади" почти в буквальном смысле: "немного вирусы".
Лечение болезней болезнями не авторское ноу-хау: известны факты успешного излечения больных шизофренией посредством лихорадки примерно сто лет назад. Пока это только единичные случаи, но дайте срок.
Только какой доктор сегодня возьмет на себя ответственность поставить даже неизлечимого психа на грань смерти? Из многомиллионной армии врачевателей вызовутся единицы. Те немногие, что помогают добровольной эвтаназии, спасаясь от судебных преследований.
Эскулапы
Если взглянуть на медицину изнутри, то можно узнать, что, несмотря на клятву Гиппократа "всемирное братство врачей" (которое так же называют "врачебной мафией") втихоря списывает такое количество фатальных ошибок коллег, что знаменитая Коза Ностра по сравнению с ними просто собрание невинных младенцев. Корпоративная солидарность во врачебной среде развита даже выше, чем в преступной, поскольку врачи понимают насколько часто возможна ошибка. Очень сложен организм, присущих человеку болезней десятки тысяч - на порядок больше количество симптомов и вариантов течения. Беда врачей - "относительная нехватка знаний", хотя знают они очень много. Недаром курс обучения врача один из самых продолжительных по сравнению с иными науками. Обилие знаний о болезнях порождает страх перед ними, и врачи более других людей боятся заболеть. Страх болезни уже сам по себе является болезнью. Medice, cura te ipsum [(лат.) врач, исцелись сам]. И врачи усердно лечатся, врачуя других, тем самым доказывая себе свою власть над болезнью, в том числе над собственной. Доказывают самим себе.
Вероятно профессию врача избирают именно люди с изначально гипертрофированным страхом болезни. Сложно представить, что нормальный человек пойдет в хирурги резать живых людей, или в терапевты чтобы постоянно созерцать болячки, язвы, гной и сыпь, эпидемиолог с детства мечтает иметь дело с заразными больными, психиатр - с душевнобольными и так далее. Только большая любовь к людям, гипертрофированное сострадание может заставить сделать человека такой шаг. Но часто ли вы встречали святых? Основная масса врачей - "профессиональные циники", иначе психика не выдержала бы и сотой доли встречающегося на их пути человеческого страдания. Страх болезни и страх смерти основные побудительные мотивы стать врачом. От этих страхов возникают постоянные "ошибки" которые их столь же боязливые коллеги "прощают".
Речь, разумеется о врачах по призванию, поскольку профессия врача позволяет обогащаться за счет больных. Таких тоже немало. Широкое распространение болезней в человеческой популяции превратило лечение в один из самых доходных видов бизнеса, поэтому корпоративная врачебная этика, во многом напоминает круговую поруку во имя сохранения доходов, которых у этой хорошо организованной и оплачиваемой мафии побольше, чем у "Мафии Всемирной".
На начало второго тысячелетия легальная продажа лекарств в США по в денежном исчислении в шесть раз превзошла продажу вооружений крупнейшим в мире американским ВПК (половина всех мировых расходов на вооружение). Что говорить о доходах всей американской медицины! Об опасности американского военно-промышленного лобби знает весь мир, но что знает он об опасности лобби медицинского?
Методы Медицины отработаны гораздо лучше, чем рафинированные методы "цивилизованной" преступности. Попробуйте дать лишь тень надежду больному раком четвертой (самой безнадежной) стадии. Сколько он отдаст из своего достояния? Отдаст все, даже за несколько лишних месяцев жизни, поскольку рак - смертный приговор. Пострашней любого рэкета, и ни в какую полицию не пожалуешься. Все легально, перечень врачебных услуг и расценки согласно прейскуранту.
Врачи вынуждены мириться с системой, как уживаются со своей средой бандиты. Вынуждены мириться даже когда на их руках умирает близкий родственник. Чувства их как в хороших книжках "про врачей", но Система предлагает им удобную жизнь выстроенную на страданиях.
К сожалению, как это ни парадоксально преступление, скрыто в самой природе врачевания! Преступники тоже предлагают способы "излечения": "тотальный" медицинский препарат - наркотики, продажный (доступный) секс, шоковую терапию страха смерти. Преступники в глубинной психологической основе очень близки врачам. Пусть сия максима звучит ересью, но в этом больше правды и больше смысла, чем во всех повестях о людях "в белых халатах", поскольку они родственны на генетическом уровне - на уровне Болезни. Как родственны Болезни тела и Болезни социума.
Однако впрямую обвинять медицину как главный источник телесных недугов означает поставить все с ног на голову. Все равно, что придумывать "всемирный заговор международной медицинской мафии" очень напоминающий подобные же конспирологические теории про масонов, евреев, коммунистов. Речь о тектонических основах социума, на уровне рассмотрения дихотомии "преступник - полицейский", когда обе оппозиции являются частью целого явления, а психология антагонистов представляет собой две крайности одного психотипа. В "нормальном обществе" преступники - закоренело порочные люди а полицейские - наиболее законопослушные граждане. Это in rerum natura [(лат.) в природе вещей], но одновременно преступное поведение может быть формой социального протеста, а функции полиции - подавление такового, вплоть до социального насилия и политического террора. Обе субстанции имманентны для "криминальной составляющей общественной жизни". Равно задачи любой армии - "оборона страны", сплошь и рядом оборачивающейся агрессией против соседей, образование - "воспитание юношества", равно инструмент идеологической обработки и принуждения к учебе. Даже аппарат церкви не лишен неприглядных качеств, почему же медицина должна оставаться "непогрешимей самого Папы". Разве ее природе не присущ дуализм любого социального инструмента?
Современная медицина - развитая индустрия с огромными оборотами капиталов и гигантскими доходами. Система приобретшая вид монстра развивается по закону Системы со всеми присущими Системе чертами. Инерционностью, замедлением движения по мере роста.
Развитая фарминдустрия выкидывает на рынок миллионы названий лекарств, миллионы врачей их настоятельно прописывают, назначают лечение ориентируясь на размеры кошельков клиентов. Тысячи научных клиник ведут изыскания. Обилие названий препаратов свидетельствует, что панацеи нет и ее появление в ближайшем будущем вряд ли предвидится. В случае ее появления что прикажите делать с развитой индустрией лекарств?
Исследовательские институты пожирают сотни миллиардов на выработку методик борьбы с "актуальными болезнями", неожиданно оказываясь от намеченной цели дальше, чем находились вначале. Действенная методика излечения означает прекращение прежних объемов финансирования, закрытие направлений и самих институтов. Такое же положение вещей с дорогими клиниками, больницами, санаториями. Невероятно развилась медицинская бюрократия когда хождение по врачебным кабинетам из-за насморка напоминает хождение по коридорам власти ради пустяшной справки. Отлично устроившиеся на вершинах управления медицинской иерархией "светила медицины" без зазрения совести набивающие карманы. Факторы объективные, системные, инерционные. Кто-то из светил науки осознает их лучше, кто-то хуже, но их "заговор" по обогащению проистекает не из злокозненности отдельных личностей, но по внутрисистемным причинам. Подобные "заговоры систем" существуют в большинстве прибыльных отраслей. Рассуждениями о "всемирных заговорах мировой" финансовой, компьютерной, нефтяной, наркотической и прочих мафий (32) можно объяснить любые беды человека, социума, государства, мирового сообщества, хотя максимум в чем можно обвинить всех монополистов - в добросовестной службе на свою Систему к наибольшей личной выгоде. Но зачем удивляться состоянию медицины как огромному бизнесу, когда существуют транснациональные компании-монстры? Когда государства раздирает коррупция, казнокрадство? Когда процветают международные мафии и торговля оружием? Чем врачи хуже? Как сказал один классик: "Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества". Почему врачи должны превратиться в монахов францисканцев, когда сами монахи больше не желают претерпевать лишения "во имя Господа"?
(32) Примечательно, что большинство "мафий" - Систем (иногда называемыми "естественными монополиями") строятся на "неограниченном" ресурсе,: финансовом (количество фиктивных, особенно виртуальных, капиталов можно раздувать практически неограниченно), нефте-газовом, цифровом (объем информации растет в геометрической прогрессии), административном. А ресурс людских пороков и болезней воистину бескраен и вечен.
Критиковать врачей принято еще меньше, чем священников. Отчасти из суеверного страха истоки которого лежат в той же проторелигиозной сфере: плюя в сторону монаха можно накликать на себя несчастье, в сторону врача - накликаешь болезнь. Только в силу проклятья сейчас мало кто верит, а вот что обиженный врач властен над болезнью и пропишет тебе не то лекарство - с эти рискует столкнуться каждый. Куда опасней критиковать всю медицинскую корпорацию. Автор "Мнимого больного" еще мог на это решиться: в его годы в ходу был термин "верить в медицину", можно было и не верить. Медицина тогда не была всесильной. Не всесильна она и до сего дня, но старательно создает иллюзию что почти все в ее силах. Покуситься на нее страшней, чем на институт церкви. Вот уж точно "никто не избегнет". Так зачем же усердствовать? Вопросы медицины запутаны еще большей, чем физики микромира, в них сам черт ногу сломит. Лучше подождать случая, когда из недр корпорации конкуренты сами вынесут "компромат". Но часто ли мафиози доносят прессе друг на друга?
Состояние медицины зависит, прежде всего, от основной парадигмы общества, его ценностных установок. Проще говоря: "каково общество, такова и его медицина". Зависит от взглядов на Природу, поскольку это взгляды и на природу человеческого организма.
В эпоху "божественного промысла" Средневековья медицина пребывала в полузнахарском-полурелигиозном состоянии, напоминало рафинированное шаманство с причащениями и соборованиями, окуриваниями и заклинаниями, с примесью медицинских знаний. Все же, при всей примитивности тогдашней медицины, она смогла выделиться в особый городской цех, отойти от религиозной функции в абсолютно практическую плоскость, кое-как освоив азы древнегреческих и арабских классиков врачевания. Возрождение напирало на буйство Жизни, от того большое внимание уделяло "сокам жизни" - крови и моче. Кровопускание сделалось основной методикой лечения, вкупе с клистирами, мазями и растворами. Возвращались в оборот труды Гиппократа, Авецены, Галена. Начал широко применяться крепкий алкоголь, особый интерес вызывали жидкие препараты природного происхождения: животного, растительного, минерального. Одновременно большой шаг вперед сделала наука отравления и ядов было придумано превеликое множество. Клистирные трубки осмеивал еще Рабле, Мольер посвятил "Мнимого больного" тогдашним эскулапам и методам их лечения.
Эпоха Рококо ознаменовалась появлением ньютоновской картины вселенной, на мир стали смотреть, как на часовой механизм. Развелось огромное количество "механиков" настраивавшими механизм-организм клещами и шприцами, скальпелями и пилами. Внешний вид этих инструментов с той поры практически не изменился.
В эпоху промышленной революции к лечению стали подходить промышленным способом опираясь, прежде всего, на развитую химию. Открытие новых видов состояния материи мгновенно стремились использовать в лечении или диагностике: рентген, радиоизлучение, электромагнитные, ультракороткие волны, ультрафиолет, лазер. Изобрели искусственные органы, машины заменяющие почки, сердце, легкие, барокамеры и много других "лечащих машин" превратив клиники в подобие заводов. "Заводы здоровья".
Постиндустиальное общество вывело вперед ранее подспудно развивавшиеся биохимию, микробиологию, генетику. С ними пришли генетические препараты, лекарства на основе сложных молекул, искусственные заменители крови, тканей и прочие. Прогнозируется появление нанопрепаратов: этаких микроскопических машинок размером с бактерию, выедающих что-то больное внутри или убивающее "вредные клетки", распознающие и убивающие даже вирусы.
Информационное общество, конечно же, решило все просчитать с помощью своих магических орудий - компьютеров. Прежде все код человеческой ДНК, ну и так поменьше: медицинские препараты созданные с помощью генной инженерии.
Очевидно, что все вертится вокруг закономерного последнего шага - привития болезней. Зачем изготавливать невероятно дорогую механическую бактерию, если вдоволь живых с теми же функциями? Зачем создавать сверхбольшие молекулы по сложности превосходящие устройство вируса? Зачем конструировать новые коды ДНК если предостаточно старых, доказавших свою эффективность? Ответ прост: "Мы так видим", словно художники-авангардисты отвечают исследователи. "Мы так видим будущее медицины, науки, прогресса, общества". "Мы так видим Мир". Так взгляните на него с другой стороны!
С момента появления этой идеи прошло немало лет, и наметился робкий поворот в иную сторону. В начале нового тысячелетия шотландские врачи провели смелый эксперимент: неоперабельному больному с опухолью мозга ввели под череп вирус герпеса. Оставалось жить максимум полгода, однако уже более четырех лет опухоль не растет, а больной испытывает стабильное улучшение самочувствия. Лиха беда начала!
По большому счету, Медицина нужна человеку для познания своей Природы. Чтобы научить человека болеть и умирать без страха. Болеть, а не вылечиваться. Болеть, чтобы стать здоровым. Сделать Болезнь не главным нашим Врагом, но главным нашим помощником в жизни.
Итак, да здравствуют разумные болезни! Через них мы познаём и обретаем мудрость. Каждую болезнь стоит понимать, постигать ее внутреннюю причину и помнить, как афоризм, поскольку болезнь пребывает в самой возможности болезни, как смерть гнездится в самой возможности смерти.
К чему эти призывы? Ни много, ни мало не к войне, но к миру с болезнями. К мирному сотрудничеству. В обращение их во благо, в инструмент созидания души и тела.
Слабо?! Твари дрожащие! Слабо заразиться и не выжить, как делали самые лучшие и отважные врачи - исследователи болезней на собственном организме. Слабо создать в себе нечто новое, с риском сгинуть, не вынеся испытания medicamenta heroica [(лат.) героические целительные средства. Обычно о ядах и иных приемах врачевания, требующих мужества от подвергающегося лечению]. Проще держаться известных форм и авторитетных мнений. Так зачем вам тогда рецепт бессмертия? Мрите под ножами и капельницами. Дальше - тишина... Кто смелый - удачи! В успокоение остальным следующие главы.
Болезнь versus Поселения
Жить человеку хотелось всегда, быть здоровым тоже. Поэтому человечество всегда исходило из "высшего" уровня постижения Болезни, то есть медицинского, сиречь специального научного дающего надежду победить болезнь.
Главной абстракцией и основной посылкой данного исследования является, что типы человеческого мировоззрения определяются типом цивилизации, то есть типом поселения и общежития, независимо от того мировоззрение ли формирует тип поселения или наоборот. "Высшие" типы мышления, суть идеологий, религий, политических доктрин отброшены. Оставлена только "база", основа миропостроения. Приняты во внимание только статические факторы существования и развития, подспудно накапливающие материал для быстротекущих исторических событий.
В соответствии с этой посылкой в первобытном обществе всякой хвори будет определено свое место в зависимости от тяжести болезни, как угрозе жизни, поскольку первобытный человек имеет мало запасов, и с известной периодичностью должен совершать походы в Природу. Для одиночки даже неопасная для здоровья, но продолжительная хвороба может оказаться роковой, поскольку приведет к голодной смерти. Простой насморк может обернуться голодом, поскольку чих разносится далеко и отпугивает потенциальную добычу. Долго голодающий человек теряет подвижность, агрессивность в том числе и в умственной сфере. Впадает в апатию, что для охотника равно смерти.
Основным источником заболеваний в первобытном обществе является окружающая среда как в агрессивном проявлении, так и в "обычном" ее состоянии. Картина болезней человека мало отличается от болезней животных, с небольшим числом заболеваний специфической для людей этимологии. Охотник контактирует с добычей в дикой среде в большей или меньшей степени зараженной паразитами, с животными подверженными эпизоотиям, ест рыбу, пьет воду из природных источников, постоянно задевает почву.
Природа - среда повышенного травматизма, открытых порезов и ран, следующих за ними нагноений, источник множества инфекций, паразитов, кровососущих насекомых - разносчиков инфекций. В большинстве случаев первобытные люди понимают причинно-следственную связь возникновения болезней, используют весь нехитрый арсенал врачевания и "природную аптеку". Об окружающей природе эти люди знают почти все, как и об анатомии большинства животных, птиц, насекомых. Вопреки распространенному в цивилизованном мире представлению о грязном и вонючем дикаре, первобытные люди блюдут основы гигиены и личной чистоты. Физически и генетически крепкий первобытный человек мало подвержен мелким хворобам, столь часто терзающим горожан. Полная стерильность столь же опасна для здоровья, как и грязь с нечистотами, в природной среде необходим "гигиенический оптимум" с постоянной провокацией иммунитета.
Представления о "грязном дикаре" объясняются во многом высокомерием самого "цивилизованного человека" долженствующего во всем превосходить "дикаря". Во все времена контакты обычно начинались со встречи воинов, которые всегда в боевых условиях пахнут не лучшим образом и не являются образцами чистоплотности. Как правило, контакт с цивилизацией очень быстро приводил первобытные племена к алкогольной деградации. Алкоголики же и наркоманы, мягко говоря, не самые большие ревнители чистоты в любой обстановке. Тем не менее, факты свидетельствуют, что первые уроки гигиены средневековым европейцам преподнесли арабы, и в дальнейшем нередко сталкивались с народами куда чистоплотней себя. В массе своей "цивилизованные белые люди" окончательно усвоили правила чистоты только к середине ХХ века.
Болезнь не была бы Болезнью, если бы не являлась одним из главных факторов формирования homo sapiens. Рано или поздно заболевает и лесной житель. Тяжело, "беспричинно".
Для первобытного человека "An non spiritus existunt? [(лат.) существуют ли духи?]" - вопрос праздный. Верный своей анимистской методе - везде поселять духов, он одушевляет и болезнь, обращает ее в злого духа поселившегося в теле. Чаще всего с этим духом общается посредник-шаман. Методики лечения-камлания "изгнания духов болезни" прежде всего направлены на вселение в больного уверенности в своих силах, максимальной их мобилизации, способной силою одного самовнушения победить болезнь. На уровне "первобытного простодушия" такая методика лечения срабатывает. Больной подобно Лазарю оживает от слов: "встань и иди!", и бельма спадают с его глаз при магическом пассе: "иди и смотри". Ведь особого выбора нет: смерти от естественного течения болезни человек предпочитает перенапрячь все силы организма в попытке излечиться. Методы борьбы парадоксальны: действовать от противного: clavum clavo [(лат) кол колом, клин клином], войдя в мир чудесного, самому совершить чудо.
Сильный организм при максимальной мобилизации может преодолеть большинство болезней, смертельных для цивилизованного человека. Большинство, но не все. Выстраивается иерархия духов болезней от "мелких бесов" до "верховного демона Зла", с которыми общаются подобно наработанным навыкам общения с иными духами Природы. Духа можно не только победить или испугать, можно умалить, договориться с ним, принести ему жертву в том числе и вместо себя. Жертвой духу болезни может оказаться сложное снадобье или простое питье, что просит больной поскольку окружающим порой кажется, что это не бредящий в горячке больной говорит с ними, но поселившийся в его теле дух.
Болезнь становится частью Картины Мира, ее частной функцией, сюжетом в жизни потусторонних сил весьма реальных в представлении архаичного человека. Борьба с болезнью означает вмешательство в эту жизнь, проникновение в мир иной и участие в жизни параллельных миров. Необходим сведущий в жизни иной специалист.
Шаман спускается в нижние миры, чтобы выкрасть душу больного у похитившего ее демона, либо взлететь в миры верхние где заручиться поддержкой высших сил. Для чего погрузиться в транс, заодно введя в особое состояние духа самого больного. В этом состоянии организм больного сам выбирает: жить ему или умереть без вмешательства цепляющегося за жизнь разума. Мудрость болезни соревнуется с мудростью организма, течение этой схватки не больного ума дело. Разум нужен только на стадии предотвращения болезни или выздоровления. Над кризисом властен только "сторонний наблюдатель" - шаман, главная задача которого активировать vis medicatrix naturae [(лат.) врачующая сила природы].
Нет сомнений, что шаманы открыли первые действенные лекарства растительного и животного происхождения. Во времена голодовок племени пробовали все, что можно запихнуть в рот - от кожи палаток, до коры деревьев, травы и земли. Кто-то травился, кто-то выживал. Мудрые подмечали свойства: рвотное, отхаркивающее, усыпляющее и так далее. С веками накопился немалый опыт природной аптеки. Азы знали все скорей на зверином уровне, подобно медведям поедающим малину или лосям - мухоморы, так и человек паутину со слюной на рану. Все-таки отшельнику нужна походная аптечка на всякий случай. Но варить сложные лекарства, составлять смеси, распознавать различных духов болезни.
Так формируется первоначальная медицина с ее шаманами, стариками-старухами знахарями накопившими немалый опыт. Большинство рецептов на удивление просты и столь же удивительно действенны. Шаман берет на себя функцию врача врачующего все племя, за что племя содержит его в форме приношений богам. Совместно с вождем племени шаман - первый специалист умственного труда живущий за счет "общественных отчислений". Примечательно, что власти достается жребий решать вопрос самый главный вопрос в жизни человека: "жизнь - смерть" в самых примитивных формах уже тем, что воины доверяют вождю свои жизни. На первых порах почти добровольно. Шаманам ответ на тот же вопрос дан в форме "здоровье - болезнь", причем он почти что равен по остроте вопросу власти. Распознай шаман у заболевшего симптомы смертельно опасной инфекции - заразного тут же изгонят из племени и уже не подпустят никогда. Если тот силой самовнушения не убьёт себя на месте. И те и другие случаи зафиксированы. В первобытном обществе его член абсолютно социален, включен в единый организм племени еще сильней, чем крестьянин в организм деревни. Племя - его большая семья, от того вопрос личное - общественное почти всегда решается в пользу второго. Иным решением может быть только изгнание и смерть. К тому же у племени нет больших ресурсов содержать иждивенцев - лишь несколько человек при больших заслугах, следовательно - опыте. Есть же еще старики и старухи, кроме того подрастают дети, рождаются младенцы. А их в худую зиму зачастую относят в лес - лишние рты. Где уж тут содержать больных и калек? С другой стороны кто не калечился - не имеет шрамов от диких животных и рубцов от оружия врагов - тот не воин. А воинов надо беречь, они главные защитники и добытчики. Первобытное существование всегда жесткая, даже жестокая пропорция между необходимым и достаточным. Не стоит забывать, что племя живет в сильной зависимости от законов природы, от биоценоза и факторов его естественной регуляции, среди которых эпизоотии стоит не на последнем месте. Следовательно и эпидемии в человеческой среде включенной в пищевую пирамиду до определенного предела тоже фактор естественной регуляции биоценоза. В какой-то мере шаман это понимает: "Болезнь наслали боги". Противиться воле богов опасно и противно миропорядку, с другой стороны боги тоже не абсолютные владыки - рабства еще нет, следовательно нет и "рабов божьих" - и можно потягаться со злой волей богов, Судьбой и Роком.
Обычно шаман до конца верит в свои силы, верит в духов, верит в загробные миры. Потому будет биться-камлать до последней возможности, оставив инфицированного в племени или недалеко от стойбища. Все-таки свой человек, и все-таки "врачебный кодекс" начал складываться задолго до Гиппократа.
Появление профессии врачевателя свидетельствует об острейшей необходимости в лечении. Можно представить, сколь сильно терзали болезни даже столь крепкие организмы как первобытные. Примечательная деталь: шаман одновременно сочетает в себе функции врача, священника и идеолога, что говорит о семантической близости понятий Болезнь и Смерть, Духи и Боги, Смысл Жизни. Первоначально переплетенные в сознании, поэтому методы разрешения связанных с ними вопросов оказывались примерно одинаковы.
Если настигнет большая эпидемия, то лесные люди воспримут ее довольно спокойно как очередное природное бедствие. Они-то сознают что в Лесу раскидано множество одиночек и одиноко живущих семей соплеменников, состоящих в разной степени родства с больным со смерть которого не пресечется семейный род, извод племенной, род всего человечества. Уединение и отшельничество надежные гарантии от возможного истребления человека эпидемиями. Малочисленность рода людского и его рассеянье по свету гарантирует что эпидемия не разовьется пандемию.
Говоря о страхах гонящих человека их первобытного стада, заставляющих жить одиночкой, страх Болезни оказывался не на последнем месте. На первоначальных этапах малоотличимый от стадного чувства коллективизм способствовал лучшему выживанию "первобытного стада", добыче пропитания, защите от хищников и прочих природных напастей, выживанию и воспитанию детей. В конечном итоге - всплеску численности популяции. Но прирезком росте населения вступали в действие математические законы регуляции численности популяции: истощалась естественная кормовая база, уничтожались крупные источники мяса, иные легкодоступные питательные продукты естественного происхождения. Наступал голод, приводивший к ослаблению популяции. Большое количество и скученность особей ослабленных голодом, особенно если проживали на постоянной стоянке, как при всяком скачке популяции, приводило к всплеску инфекционных заболеваний что "естественном образом", регулировало численность стада. При повальном заболевании особей наиболее здоровых и сильных из стада гнал страх болезни и смерти породившей "боязнь коллектива", "страх толпы" как источника смерти. Страх этот постоянно подкреплялся фактами заболеваний, а впоследствии и ужесточением социальных законов. Коллектив не только источник инфекционных болезней, но и социальных кар вплоть до смертных приговоров, внутрисоциальных стычек, конфликтов, войн, голода как последствия конкуренции за источники питания.
Словно перезрелый плод большой коллектив впадал в деградацию в том числе в форме массовых заболеваний, рассевал семена индивидуалистов-поселенцев по окружающему девственному полю, вскоре обзаводившиеся спутницами. Пары превращались в нуклеарные семьи и продуцировали развитие новых племен-коллективов. Мир был заселен.
Для "деревенского театра" болезнь включена в "репертуар". Драма или трагедия (в зависимости от исхода) которая время от времени должна быть разыграна. При громадной детской смертности на селе смерть малолетних отпрысков оказывалась трагедией только для них самих. Для окружающих - только драма, сколь ни кощунственно звучит такое замечание. Родители горюют, жалеют дитятко, им сочувствует вся деревня, играя роль трагического хора. Все вспоминают, что смертны, на короткий миг погружаясь в себя, и примеряя роль покойника к себе. Об умершем младенце забудут на следующий день, поскольку этому актеру надо скорей сробить замену на супружеском ложе, доказав всему миру что Жизнь сильнее Смерти. Через девять месяцев народится новое дитя. Выживаемость детей в сельской местности до ХХ столетия составляла примерно один к двум - один к одному. Большинство деревенского населения умирало (то есть населения Мира) так и не став взрослыми. Выжившим приходилось жить не только за себя, но и "за умерших".
Болезнь взрослого человека вырывала его из постоянного круговорота трудовой деятельности, несло убыток семье. Особенно если заболевал глава семейства. Но доктор на селе всегда слишком большая роскошь. Как является роскошью сама болезнь: расслабляться некогда. Земля, Хозяйство, Здоровье - вот три кита, три столпа деревенской жизни. Простая, грубая, без изысков, "экологически чистая" пища. Физический труд на чистом воздухе, размеренность жизни, редкие стрессы - идеал "здорового образа жизни". Labor quasi callum quoddam obduecit dolori [(лат.) Труд как бы создает мозолистую преграду против боли].
Крестьянин сведущ в болезнях и здоровье по определению. Подобно лесному жителю он не только отлично знает анатомию животных, но не хуже любого ветеринара должен суметь самостоятельно определять породистось, возраст, состояние здоровья домашних животных. Крестьянин обязан знать правила ухода за живностью, при случае предвидеть и предотвращать заболевания, отделять "паршивых овец", излечивать, подковывать и запрягать, лечить сломанные ноги, вправлять вывихи, принимать роды у скотины, поддерживать породу грамотным спариванием. Скот его собственность, основа прокорма, тягловая сила. Чтобы случайно не его загубить необходимо знать предел возможностей животного, не перетрудить скотину, помнить еще о сотне разных "пере-" через которые нельзя переступать.
Крестьянин так же обязан распознать заболевания культурных растений, самой земли, прилагать силы к их излечению. Схожим образом он относится к себе и членам семьи, большинство болезней лечил простыми и грубыми "народными средствами", не столь изощренными как в дикой природе, но весьма эффективными как у коновала. Физический труд на "свежем воздухе", свежие продукты в достатке, большая детская смертность формируют здоровый физически и психологически не обремененный тип, мало подверженного болезням, не столь уж частую гостью в крестьянских домах. Болезнь исключительное состояние, тем не менее неизбежное. Если уж крестьянин заболел - дело серьезное.
С болезнью в нескончаемое сельское представление вступает тема Рока. Деревня - совокупный психологический организм - не может позволить себе излишнее количество больных, что означает для него всеобщее заболевание. Деревенский дурачок символизировал и реально воплощал сумасшествие этого организма. Он один избавляет от психического недуга всю деревню, личное страдание убогого становится страданием за весь коллектив и всего коллектива, поэтому дурочка носящего в себе свой "сумасшедший домик" содержал "весь мир".
Нормальный селянин - полноценный работник заболев подрывает баланс здоровья всей деревни. Парадокс, большинство болезней в деревне происходят от тяжелого труда. Сельский труженик надрывается, как в прямом смысле так и перетруживая организм, делаясь уязвимым для болезней.
В первую очередь Болезнь это расплата за трудовую гонку, наказание за неразумную растрату "капитала здоровья", поэтому звучит как предупреждение всем о необходимости "экономии здоровья". Умножение "капитала хозяйства" происходит за счет "каптала здоровья", частично "каптала земля". Чрезмерное умножение накопленного богатства подрывает баланс крестьянина с внутренней природой собственного организма, с природой внешней, в том числе и с социальной - деревенским обществом. Стремясь сделаться богатым, крестьянин выказывает стремление сменить роль, выйти в "мироеды" чем нарушает разделение ролей в общине. Жить в деревне надо в гармонии с Природой во всех ее ипостасях, соблюдая баланс.
Пейзан уже не житель Дикой Природы. Качественный скачек Болезни в дерене является скачком Цивилизации, поскольку крестьянин в основном подвержен уже специфически человеческому спектру заболеваний. Контакты крестьянина с "дикой природой" ограничены носят эпизодический и прикладной характер: заготовка дров и строительной древесины, сезонный сбор лесных плодов, лишь иногда - охота и рыбалка.
Данные антропометрии ископаемых останков древних людей свидетельствуют: как только начинается переход в культурном слое от охотничьей культуры к сельскохозяйственной, обнаруживается резкий скачек ухудшения здоровья умерших. Суставы изношены переносом тяжестей, зубы источены постоянным пережевыванием растительной пищи, общие поражения костной структуры из-за дефицита мясной пищи, следы многочисленных заболеваний. Ранее встречающиеся скелеты охотников представляют собой останки атлетически сложенных, физически развитых людей с отличными зубами и крепкими суставами. Вообще следов заболеваний среди останков охотничьих народов очень мало. Да и сохранившиеся до сих пор коренные народы Севера признаны врачами наиболее правильно сложенными и генетически здоровыми людьми. При условии, если этнос не деградировал при встрече с "цивилизацией" - тогда генотип основательно подпорчен наследственным алкоголизмом.
Основные контакты селян внутриобщинные поэтому риск распространения инфекции внутри сообщества велик. От хозяйства не уйдешь, нажитое тяжким трудом очень трудно бросить. Часты контакты крестьянина с домашними животными и открытой землей. При долгом проживании на одном месте в почве накапливаются опасные миазмы в том числе специфически людских инфекций и заболеваний домашнего скота. Почва под отхожими местами и скотными дворами на метры пропитывается остатками испражнений. Образуются многолетние свалки, скотомогильники, людские кладбища. Вскрывать их не рекомендуется (32), поскольку вероятность вынести из почвы затаившиеся там "споры смерти" резко возрастает (33).
(32) Не случайно повсеместно в сельском фольклоре появляется вурдалак, пьющий кровь и тем превращающий в себе подобных укушенных людей. Это образ инфицированного смертельно опасной болезнью. Обитают упыри, как правило, на погостах или это вовсе живущий в гробу мертвец выходящий "на охоту" по ночам. Отсюда распространенное табу на вскрытие могил. Образ страшилки пострашней прямых запретов.
(33) Так Южный Китай является "идеальным инкубатором" множества инфекций, поскольку в этом регионе сходятся множество благоприятных факторов: Почвы, на которых человек живет и хозяйствует несколько тысячелетий, хранят множество штаммов самых разнообразных инфекций. Сельское население живет большими семьями в азиатских замкнутых сельских общинах крайняя скученно. Повсеместна антисанитария содержания живности и при утилизации мусора и нечистот. Обширное применение ручного труда при контакте с почвой и домашними животными. Употребление в пищу множества видов животных, в том числе и диких. Влажный и теплый климат.
Многие биолаборатории позавидовали бы такому обилию и разнообразию "резервуарных животных" для выведения разных штаммов инфекций. Действительно именно из этого региона начинается добрая воловина эпидемий гриппа и эпизоотий, в отличие от схожих районов Индии или мусульманского ареала, где существуют многочисленные религиозные ограничения на потребление мяса табуированных животных.
Особо уязвимы для инфекций ослабленные организмы. Конечно, дает о себе знать и "сельская деградация" из-за близкородсвенных связей ведущая к накоплению наследственной предрасположенности к болезням. Влияет обилие испражнений людей и скота используемых как удобрения и прирост населения деревни с одновременным увеличением поголовья скота. Рост сельской популяции способствует инкубации опасных заболеваний. Накапливается сумма опасных факторов, болезнь существует латентно, выжидая подходящих условий - ослабленных организмов.
Основной источником ослабления организма в деревне - непосильный труд. Целенаправленный подрыв ресурсов организма возможен только в людской среде. Болезнь превращается в социальное заболевание. В Природе надорваться может только жертва, убегающая от хищника.
Пьеса "Болезнь" отыгрывается в своей завязке (как с умершим дитятей). Сам больной должен выступить главным героем. Взяв на себя роль "больного" вступить на путь излечения и найти в себе силы выздороветь, тем самым излечив Всех, то есть спасти весь деревенский Мир. Для этого ему придется войти в первобытный мир, из которого вышли его предки, вернуться в архаичное прошлое активизировав в себе пласт древнего сознания. В действии пьесы это означает пойти к колдуну за снадобьем.
Такой шаг не похож на обыденный визит горожанина к лечащему врачу, на кон ставится душа которую колдун может забрать в обмен на лечение. А то и сама жизнь. Известно какие эскулапы сельские знахари. С другой стороны знахарь единственное существо по поверьям властное над людскими болезнями. Властвующий над жизнью, властен и над смертью. Поэтому сельская публика внимательно следит за действиями больного, напоминающего всем сколь опасно переусердствовать в труде.
На всякий случай мир держится от больного подальше. Больной опасен психологически, но главное - такова его роль, и заразу от него можно подцепить. Заболевший должен совершить подвиг: на время выпасть из сельского психологического круга, стать личностью способной совершить поступок и выиграть собственную битву со смертью. Больной отправляется в неизвестность: в темный лес или на болото к знахарю, поскольку только знахарь самодостаточен в этом мире, подобно Бабе Яге. Больной или его посланец: жена, сын, дочь уходят в темную дремучую чащу, чтобы вернуться со склянкой неизвестной жидкости ("лекарство-яд"). Больной обязан иметь смелость выпить это зелье... и выздороветь. Далее сюжет развивается в жанре мистической пьесы. Ведь никто не знает что потребовал знахарь взамен. Забрал или нет душу больного. Сельская "труппа" пребывает на пороге тайны. К выздоравливающему подходят с опаской, словно к зомби, к заговоренному или зачарованному. Практически излечившись он может оставаться носителем инфекции.
Подрыв собственного здоровья личная, внутренняя причина таящаяся внутри человека. Его собственная проблема. Завязка трагедии где качества главного героя вступают в неразрешимый конфликт с миром. Разрешить конфликт может только фатальная развязка. Смерть кормильца случай исключительный, действительно трагичный, поэтому допускается в сюжете пьесы только в случаях исключительных. В иных жанрах причина должна лежать вне самого героя, но дальше круга общественного театра выйти не может. Происходит "анимация" болезни, хотя не в образе злого духа но в "персонифицированном" виде.
Источник, причина болезни - человек. Скрытый враг, тайный недоброжелатель "сглазивший" старательного и трудолюбивого работника, позавидовавший его семейному счастью, достатку. Или вовсе "наведший порчу". "Без ведьмы не обошлось!".
Иногда подобные подозрения имеет под собой основание, когда двое в роли непримиримых врагов всячески досаждают друг другу не брезгуя подсыпать отраву. Разыграется сельский детектив: "поиск ведьмы", поскольку обладающий такими опасными способностями представляет потенциальную угрозу для всей деревни (скрытый носитель инфекции). Характерно проявление "бытовой магии", обыденное существование чудесного рядом поскольку в театре возможно и допустимо все а присущая человеку тяга к фантазии в крестьянской среде должна находить выход в совершенно конкретных и осязаемых проявлениях. Крестьянин неисправимый "материалист и язычник", для него не существует того что нельзя пощупать или увидеть. Даже Бога он представляет по образу в церкви.
В первую очередь подозрение падает на знахаря, поскольку держащий в руках ключи от жизни, одновременно может спрятать в рукаве ключи от смерти. Но знахарь-колдун необходим деревне как врач и как персонаж. Живет на болоте, ни с кем не общается, потому никого не знает, в том числе и с плохой стороны. Если осерчает, то на весь мир что для него равносильно гибели. По правилам детектива очевидный злодей обычно таковым не является. Настоящий преступник таится под личиной агнца всеми способами стремясь отвести подозрения от себя. Найти его не сложно, он уже "назначен" на эту роль как назначаются актеры в труппе.
Община может принять самые крутые карантинные меры спалив "ведьмака" со всем хозяйством, скарбом, скотом и домочадцами. Чаще прибегают к карантину изгнания, тем самым совершая символический акт не только бактериологической, но и социальной гигиены. Изгнанный из мира символически умирает для него, что лежит вне круга общинных земель то "мир иной".
Какой бы ни был конец пьесы, все ее финалы уже прописаны в сценариях. Умрет больной - выйдет трагедия, выздоровеет - получится героическая поэма, будет долго хворать и угасать на руках у родных - драма. В любом случае болезнь парадоксальным образом оздоровит общинный организм, заставит его психологически переболеть этой болезнью поскольку все переживут одни и те же страхи. И на поминках, и на круговой по случаю выздоровления все будут печалиться или радоваться одному и тому же: избавлению от Рока.
"Сельский театр" жестокий в тоже время необходимый механизм позволяющий пережить страдания ближнего в известной степени легко, "понарошку". Если было бы иначе, если бы все страдания соседей воспринимались как свои собственные то не осталось бы ни времени, ни душевных сил вести хозяйство и возделывать землю.
В противоположность первобытному племени Болезнь не изгоняет людей из коллектива, наоборот, приводит к его сплочению, замыканию "на себя" (34). Пришлые, чужаки всегда могут оказаться носителями инфекции, даже особо опасной. Деревня-организм изолируется от опасного мира. В тоже время условия "сельского театра" создают внутренний карантин вокруг заболевшего, обрекая его на принятие скорейших мер по форсированию течения болезни: или скорейшему ее излечению, или быстрой смерти. Тем самым сокращая время пребывания больного (прежде всего инфекционного) внутри коллектива.
(34) Болезнь, эпидемия может ускорить процессы оттока "избыточного сельского населения". Но лишь ускорить. Уходят только индивиды готовые покинуть сельский круг. Вспышка заболевания может стать стимулом для отселения на хутор или в лес. От инфекции не бегут в город. Для исторжения человека из деревни нужны иные (социальные) факторы. С подъемом уровня цивилизации, факторы изгоняющие людей из общества становятся все более внутрисоциальными и "мягкими". В любом случае, работает правило "выплескивания наружу "избытка жизни", то есть избыточного населения в виде прироста популяции и колонизации им Мира.
Город - "идеальная среда обитания человека", продукт сложных отношений с миром Природы. Он огражден как от прямых контактов с Дикой Природой, так и от сельских "инкубационных" контактов. Болеть в городе нормально. Ведь здесь обитает многочисленное племя докторов способных излечить многие болезни. Страта медицины - социальный иммунитет Организма Города против болезней. Организм горожан значительно слабей крестьянского или "дикарского", поскольку выживаемость высокая а условия жизни "менее здоровые". Всем горожанам время от времени требуются врачебные услуги. Профилактические визиты к врачу одновременно являются необходимым условием гигиены, способом существования и времяпрепровождения. Возможность лечиться означает демонстрацию достатка, социального статуса. Способ вызвать сочувствие к себе, проверка своих отражений "на подлинность". В традициях города визиты близких к больному, принесение подарков, организация ухода и внимания. Наносящий визит демонстрирует свое великодушие, щедрость, выказывает особое расположение к больному. Визитер поднимает свой статус в глазах окружающих, но прежде всего личное самомнение: "какой я хороший". Больной и его домашние отслеживают состав и количество визитеров, их статус, все так же видя в этом собственное отражение. Болезнь - "смотрины перед зеркалом".
Подобное поведение объясняется тем, что городские заболевания - "болезни цивилизации". Инфекционные болезни здесь не смертельно опасны, наоборот, обычны. Постоянный грипп является отдыхом от работы, сменой психологической обстановки. Простуда естественный, порой даже желанный период. В большинстве случаев заболевание не несет непосредственной угрозы окружающим, общественному организму, самому больному. Перерыв в работе не может привести к подрыву семьи или хозяйства, не говоря уже об опасности смерти от посторонних причин.
При победе медицины над опасными инфекционными заболеваниями, на первый план вышли болезни внутренние, "внутрипричинные". Болезнь стала следствием и частью как городского образа жизни, так и личного поведения больного - следствием его "пороков".
Особенно распространено выпячивание возрастных заболеваний, "болезней старости" течение которых становятся чуть ли ни главной темой разговоров горожан преклонного возраста. В лесном становище все старики здоровы, бодры, в здравом уме - поучают молодежь.
В деревне старики тоже крепки, но уже "на пенсии": передали хозяйство сыновьям, потому помогают советом, но иногда и построгать-смастерить что-нибудь могут. Большую часть времени проводят со сверстниками вспоминая ранее сыгранные "пьесы". Старость в деревне понятие не календарное, а физическое. Работник старится не когда приходят пенсионный возраст, а когда иссякают силы для работы и руководства хозяйством. Деревенская старость это "немощь". Болезнь может вывести в понятие "старик" вполне молодого по городским меркам человека, но главная "болезнь" деревни - работа на износ. Именно она сильней всего старит крестьянина.
Только в городе понятие старик синоним слова "больной". Таков город, таков горожанин. "Бодрый старик" в городе сочетание почти абсурдное. Рассуждая о болезнях своих и чужих, старики психологически подготавливают себя к предстоящей смерти, свыкаются с ней. Разговор о смерти табуирован, поскольку говорить такое означает заглянуть в глаза собственной смерти. Такой взгляд означает встать на краю могилы. Поэтому о неизбежном говорится через отражение, разговор о смерти ведется под маской разговора о болезни. Но даже о болезни говорится не напрямую, но тоже через очередные "отражение" и "отражения отражений": обсуждаются методы лечения, свойства лекарств, условия пребывания в клиниках и лечебницах, профессионализм врачей и их персональные качества. И, разумеется, цена лечения которая всегда слишком высока.
Выказывая положенное сочувствие заболевшему в рамках приличий, в отраженном сознании присутствует осуждение болезни. Объективно в этом присутствует доля истины: раз в городе превалируют внутренние причины болезни, то большинство заболевших сами "виновны" в своем заболевании. За глаза говорится вовсе не то, что говорится в глаза. "Не надо было столько пить, гулять, жрать, читать" и так далее... Всякая эмоция в "зеркальном" ханжеском обществе расцепляется, словно белый луч на радужный спектр в стеклянной призме. "Положительное" выпячивается, "отрицательное" скрывается в том числе и в черном ящике семьи. Болезнь несет печали, страдания, труд ухода за больным, расходы на лечение и лекарства. Разумеется, семья принимает вид скорбящих, обычно в рассказах о болезни значительно преувеличивая свои трудности, иногда устраивая из них показуху.
Внутри семьи заболевание (подобно общине-организму деревне) является заболеванием совокупного организма-семьи. В той или иной мере хворью эмпатийно болеют все, что ведет к череде внутренних напряжений, порой скандалов и ссор. Но внешне все благопристойно. В той же мере соседи пытаются по косвенным признакам определить насколько действительно тяжела болезнь, и та ли это вообще болезнь о которой им рассказывают. Поскольку существует целый класс болезней, что следует скрывать от общества. Здесь уж точно "люди ничего хорошего не скажут", поскольку такие болезни не столько опасны для окружающих сами по себе, сколько выдают "порочный образ жизни". В первую очередь, разумеется венерические заболевания. "Неприличные", излечиваемые тайно посредством сделки с врачами в данном конкретном случае чем-то напоминающих знахарей. "Не котируются" в общественном мнении цирроз печени как результат пристрастия к винопитию, не вызывает сочувствия ожирение - следствие чревоугодия, заболевания легких как финал табакокурения. Даже язва подозрительна, как естественный результат желчного и неуживчивого характера. Наркомания вовсе не признается болезнью - только пороком.
"Зеркальность" при неблагоприятных условиях может сослужить дурную услугу, стоит смениться обывательскому мировосприятию которое является "психологическим цементом" городского мира. Вследствие деградации района или закрытия градообразующего предприятия пьянство или наркомания может стать "нормой", обычаем, в конечном итоге "средой обитания". Тогда "окружающая социальная среда" начнет формировать деградирующий тип поведения, в которой не пить или не колоться станет вызовом обществу, угрозой.
В больших городах таковыми часто становятся традиционно замкнутые кварталы люмпенов и бедноты. В последнее время с появлением в Европе и Америке класса "новых бедных" подобные кварталы резко разрастаются, занимая значительные площади мегаполисов, например Амстердама, Лондона, Нью-Йорка.
Отношение к "постыдным" болезням являются лакмусом состояния общества, социальный остракизм к их носителям выявляет "моральное здоровье" общества. Заражение резко понижает статус человека в глазах общества, приводит в действие механизм скандала. Так Болезнь в Провинции косвенно формируют мораль, страх болезни служит социальной гигиене. Страшна не сама болезнь но ее осуждение окружающими. Страх перестать быть полноценным членом общества "разбить собственное отражение", утратить свою личность. Впрочем, болезни и связанные с их лечением хлопоты во многом считается "закономерным наказанием", и не ведут к излишне суровому социальному осуждению. "Выпивает" большая половина населения, примерно столько же ходит "налево". За внешним благополучием и его непременным атрибутом - здоровьем, очень часто обитает порок и его следствие - болезнь. Unde fames homini vetorum tanta ciborum est? [(лат.) откуда у человека такое стремление к запретной пище?]
"Осуждаемая болезнь" как следствие порока, является лишь отражением но не самим пороком. Если ее скрыть, или вовсе не заразиться означает "скрыть отражение", предстать перед публикой полностью "невинным". При известной осторожности соблюдая гигиену многих болезней можно избежать. Но из этой логики следует, что не демонстрируя последствий (отражений) порока формально можно избежать самого порока. Равно и многих иных "прегрешений" к которым относятся физические изъяны, внешние проявления бедности и тому подобное. Никому не хочется видеть своим отражением уродливое лицо. Расцветает косметическая медицина продуцирующая кукольные личики, подправляющая бюсты и торсы. Начинается соревнование искусственных лиц, форм. Идет борьба с бегом времени - с последствиями образа жизни. "Отражение" становится основным методом лечения. Лечат уже не болезнь, но симптомы. Чем больше мир превращается в "большую деревню", чем больше превалирует провинциальное сознание, тем шире медицина превращается в свое отражение.
Понятие "неприличных болезней" принуждает больных не только их скрывать и подозревать у других эти же тщательно скрываемые хвори, но и самим таить свои болячки различной этимологии, лишь бы другие не подумали чего дурного. Большинство заболеваний "неприличных мест" самой заштатной этимологии табуировано, как и многие обычные болезни симптомы которых отдаленно напоминают "неприличные". Врачам стоит больших трудов добиться от пациентов прямого ответа о симптомах.
Процветает мнительность. Больной боится рассказать не только окружающим, но и признаться себе в тяжести своей болезни, поскольку боится смерти, подозревая что окружающие "не говорят ему самое худшее". Болезнь начинает теряться в своих отражениях. Все запутываются, кивая в сторону медицины: "Врачи ничего точно не знают и в наших болезнях не понимают". Отсюда один шаг до ипохондрии, тоже цветущей пышным цветом. Больной стремится встретится не с болезнью, но с ее призрачным отражением, обмануть Болезнь и укрыться в лабиринте отражений, таким мистическим способом обмануть и саму Смерть, представив ей не себя, но отраженный собственный призрак.
На практике сия абстракция означает, что больной начинает бояться визита врача, видя в нем "вестника смерти", боится лишний раз сходить к зубному, опасаясь зубной боли и расходов. Он вообще боится врачей, будто они и есть болезнь, а не ее зеркальное отражение. Вычитывает какие-то странные рецепты в газетах и дешевых брошюрах. Именно дешевых! Если книга дорогая - значит научная. А в науках с врачом соревноваться бесполезно.
Провинциал при всей своей фантастичности остается человеком практичным. "Начать ходить по врачам" для него означает перейти в страту больного человека, признать себя больным и внушить подобную уверенность окружающим. То есть в известной степени заняться самовнушением: "я больной" снижая сопротивляемость организма болезням. Если долго считать себя больным то реальная болезнь обязательно придет, поскольку "болезнь" не столько само заболевание, сколько состояние психики. Лучше (и дешевле) считать себя здоровым: "авось само рассосется", вести образ жизни нормального (не болеющего) человека надеясь на спасительные резервы организма. Поскольку болезнь значительной частью мнительность, а мнительность в отражениях и есть реальность, то во многих случаях такая "метода лечения" оказывается действенной. Но, разумеется, не во всех. Если болезнь настигает провинциала, то уж непременно нечто существенное.
"Предосудительным" оказывается и класс психических заболеваний, хоть город их главный инкубатор. Как и в деревне здесь есть свои "дурачки", проходящие под маркой "городские сумасшедшие". Не столько ретро-элемент привнесенный из деревни страхующий от коллективного сумасшествия, сколько индикатор всеобщего нездоровья. Ведь в Провинции люди большей частью обеспокоены не собственно болезнью (большинство болезней не смертельны) сколько тем, как выглядит их болезнь в глазах окружающих. Страхующим элементом здесь является "всеобщее зеркало" мнения. Поэтому собственные "тараканы" можно скрывать сколь угодно долго, при условии пристойного поведения на людях. Отсюда вялотекущая форма всеобщего психического заболевания.
Если общество впадают в массовые психозы типа фашизма, национализма, доносительства, то "отражение в зеркалах" очень быстро делает заразу всеобщей, стоит лишь слегка сместиться планке "нормы". Психозы это болезненное течение "моды", поскольку люди живут в сюрреалистическом мире зазеркалья, где психические нормы искажены и вывернуты. "Городские сумасшедшие" только вершины айсбергов. Приобретя большую целостность, личность теперь обязана сама преодолевать собственные психические недуги, хранить внутреннее психологическое единство. От того сдерживать порывы безумия в первую очередь под давлением великого "что люди скажут".
Более гуманная среда не отсеивает и не уничтожает людей с психическими отклонениями, до известной степени их изолирует если больные представляют угрозу обществу.
Но выясняется что депрессии в той или иной форме подвержена большая часть городского населения, столь же велики проценты предрасположенности к психическим заболеваниям. "Городской нормой" является болезнь и в каждом собеседнике горожанин вольно или нет подозревает психа, хотя часто у такового только иная форма заболевания. "Псих" звучит как приговор, однако это состояние не следствие личных качеств, пороков, но Судьба, Промысел, Приговор Божий. Quos deus perdere vult, dementral prius [(лат.) кого бог хочет погубить, того прежде всего лишает разума].
В языке горожан огромное количество вариантов обозначения ненормальных состояний психики: "сойти с ума, помешаться, рехнуться, сбрендить, тронуться, ополоуметь, чокнуться, свихнуться, попить молочка бешенной коровы, сбеситься " и так далее, за каждым из которых стоит особое отношение к сумасшествию. Разные причины, разные временные промежутки течения и обострения болезней, их острота и опасность. Присутствие столь тонких оттенков свидетельствует о широком распространении, обычности, "нормальности" подобных заболеваний.
"Система зеркал" служит своеобразным страхующим механизмом от развития психических недугов. "Явной" функцией заставляет каждого члена общества "держать себя в узде", не дает выплескиваться эмоциям, прогрессировать расстройствам. "Скрытой" стороной подобно "волшебному" китайскому зеркалу (35) отражает не только отражение, но и оттиснутые на зеркале знаки. В том числе и "знаки" болезни - неявно проявляющиеся симптомы.
_________________________________________
(35) Идеально отполированные старинные китайские металлические зеркала, на которых под определенным углом зрения становятся видны иероглифы, выбитые на тыльной стороне. Секрет этих зеркал открыт лишь недавно: в местах проявления иероглифов структура металла более плотная, поэтому коэффициент отражения несколько иной. Особенно хорошо видны иероглифы при отражении в другом зеркале.
Психопатологи называют любимой игрой шизофреников: поставить друг против друга два зеркала и рассматривать отражения.
Но если поставить два "волшебных" китайских зеркала, друг против друга - какое из "скрытых изображений" будет проявлено? Данная метафора подразумевает разговор двух душевнобольных, считающих себя здоровыми, и отмечающих признаки сумасшествия у собеседника.
Поскольку психические заболевания сопровождаются повышенным эмоциональным фоном, то вызывают невольный эффект подражания, являясь "заразительными" в театральной интерпретации этого слова. В итоге "отраженная личность" становится сотканной из отражений сотен разнообразных психических болезней с единым "размытым симптомом", пародией на нормальность, сложившейся из множества разнонаправленных векторов.
Мир романов Достоевского, где всем героям можно поставить клинический диагноз, оказывается более соответствующим действительности чем реализм бытописателей, рассматривающих обывателей, как людей изначально нормальных.
Промежуточным состоянием между провинциалом и жителем мегаполиса обозначен столичный горожанин. То есть человек иерархии. Поэтому в его поведении сильны мотивации горожанина и в провинциальном и в "мегаполисном" звучании. Но что же отличает собственно его? Разумеется иерархия: как в распределении врачебного ресурса, так и самой болезни. С первым все просто: на государственном поприще чем выше ранг занимает служащий тем он "ценней для общества", его болезнь наносит больший урон исполнению его обязанностей, поэтому государство обязано мобилизовать лучшие силы медицины на его излечение. В подспудной практике все, разумеется представляется наоборот - чем больше власти в руках сатрапа, тем больше ресурсов он может задействовать. Ведь он ценит свою жизнь в соответствии с градусом служебной лестницы. Соответственно в частной корпоративной практике "власть" заменена деньгами. Болезнь означает отход от дел, следовательно - убытки. С другой стороны вопрос о размерах платы за лечение с умножением личного капитала становится все более праздным.
Интересна иная сторона - "право на болезнь". Мелкая сошка своей болезнью может внести дисбаланс в хорошо отлаженный процесс функционирования бюрократических механизмов. Поломанный винтик могут легко заменить другим. С другой стороны сам "винтик" рассчитывает на карьерный рост, на поощрение начальства, поэтому не хочет прослыть, хилым и болезным - всеми способами скрывает заболевания, тем более тяжелые и хронические, предпочитая переносить их на ногах. Чем-то он похож на профессионального спортсмена берущего рекорды, сокращающего будущее за счет здоровья. Его болезнь превращается в подобие скрытого "порока". Чтож! Это его выбор и его игра.
Иное дело что бюрократические аппараты и частные корпорации знают об этой практике - ценных специалистов берегут, к остальной массе относятся безразлично, заставляя их выкладываться по полной даже в ущерб здоровью. Система "выжимания соков" приносит дополнительные прибыли. Более того, для соискателей продвижения рождает дополнительные стимулы: можно "заложить" ближнего пришедшего с не долеченным гриппом на работу и заразившего весь отдел, можно заботиться о своем здоровье как о капитале на будущее, и портить его конкурентам etc.
С продвижением по служебной лестнице "право на болезнь" приходит в равновесие с положением. Средней руки начальник болеет столько сколько болеет. Он завоевал это право и пользуется им. Единственное табу - психические заболевания и тяжелые хронические болезни. Их он вынужден скрывать, как любой на социальной лестнице до самой вершины. Сумасшедшего короля подданные имеют право сместить, тяжело больного президента могут не выбрать. Разумеется история знает массу исключений - от Ивана Грозного до Рузвельта, но большая часть исключений свидетельствует о силе личности правителя и его харизме.
Чем ближе к вершине пирамиды, тем "право на болезнь" - шире. Собственно "болезнь" здесь уже не заболевание, а замаскированный отдых, или вообще саботаж работы. "Ценный работник" имеет не только право на болезнь, он обязан время от времени "болеть". Его болезнь как награда по "рагу и чину" показывает, что иерарх много порадел на благо государства или корпорации, что все должны проявлять трепетную заботу о его здоровье, следить за ходом болезни и ожидать "скорого возвращения", которое напоминает возврат с битвы победителя, триумфатора.
"Болезнь шефа" - это негласный отпуск для подчиненных, возможность их законно побездельничать без "мудрого руководства", но в тоже время "проверка на вшивость" - всегда найдутся длинные языки которые доложат выздоровевшему, что отворилось в его отсутствие. Такт болезнь в форме "начальник заболел" встряхивает иерархию, придавая столь необходимую свободу - поскольку подчиненным приходится брать на себя инициативу принятия решений и часть ответственности за них. Обычно хорошо развитая система сильно заорганизована, косна, слаба подвержена изменениям при этом не имея легальных способов и путей к развитию. "Право на болезнь" начальника предоставляет ей ту небольшую толику хаоса самоорганизации, при которой она может делать какие-то шаги вперед. С другой стороны болезнь - проверка самого начальника: если работа хорошо организована, то даже длительное его отсутствие не сильно сказывается на работе аппарата.
"Право на болезнь" свидетельствует о приобщении лица к "клану избранных", к номенклатуре являясь дополнительной и немаловажной привилегией власть имущих. "Болезнь" в их среде - эвфемизм отдыха. Не даром в СССР начальство редко "отбывало на отдых", во всяком случае официально - они ездило в санатории и "дома отдыха курортного типа". То есть официально поправляло растраченное "на благо народа" здоровье. В современном мире государственные иерархи = "публичные политики" обязаны демонстрировать свое здоровье нации - поэтому ездят "отдыхать". "Болезнь" при демократиях скрывается, однако это ничего не меняет в сути иерархии и власти. Функционеры так широко же пользуются "правом на болезнь".
Что суть власти не изменилась свидетельствует до сих пор существующая символическая оппозиция "король и шут" - высший иерарх и самый ничтожный служащий, единственный кроме короля имеющий "право на болезнь" как подлинную так и мнимую. "Шуту" просто нечего или почти нечего терять, он в самой малой мере привязан к служебной лестнице, к интересам корпорации - он более всех свободен поскольку от него почти ничего не зависит, соответственно оплата его ничтожна, перспективы роста настолько туманны, что практически равны нулю. "Шут" еще не приобрел иерархических признаков сознания - "многослойного мышления", потому все видит в реальном свете, потешается над порядками. При желании почти каждый может вспомнить подобных "отдельских шутов".
Большинство высших чинов бюрократического аппарата смотрят на свой жизненный путь, на задачи своего: министерства и корпорации с цинизмом "шута". Они утратили любое подобие нормального человеческого облика. Слишком часто они успешно выполняли порученную начальством бессмысленную работу и столь часто же плоды эффективного труда шли в корзину в угоду аппаратным играм, слишком часто произносили "правильные речи" и знают им цену. Им осталась только забота о личном благе и благе своего "избранного круга" - в котором "право на болезнь" одна из "законных" достоинств.
Стоит взглянуть на современных западных работников предпенсионного возраста- все они будто дышат на ладан, словно выжали из себя все силы и находятся не то что на грани тяжелой болезни, почти что на пороге смерти. И стоит взглянуть на современных западных пенсионеров: они неприлично моложавы и патологически пышут здоровьем. Что это? Удачно выбранная стратегия расходования? "Обман фирмы"? Самовнушение? Возможно все сразу: когда мучения окончены, пенсия и пособия заработаны - "жизнь только начинается" - болеть не хочется, просто не имеешь права. Сидеть дома тоже - только активный и здоровый образ жизни сохранит бодрость и здоровье.
Современный Мегаполис доводит логику медицины и болезни до логического финала. Стерильность изгоняет всякую природную заразу. Высокий уровень жизни изводит большинство "городских бед" в том числе "болезни нищеты" и "болезни невежества" (типа туберкулеза) и заболевания из-за "загрязнения окружающей среды". Современные города чисты.
Тем самым человек остается один на один с собственным организмом, что становится главным источником болезней. Из инфекций оставлены только грипп и простуды, служащие предохранительным клапаном от переутомления городской суетой. Все остальные беды исключительно внутренней этимологии.
Если в эпоху промышленной революции человек страдал от различных видов загрязнения, от отходов собственной жизнедеятельности, в том числе промышленной, культурной и политической (имеются в виду войны), то есть становился жертвой собственного недалекого ума, то в постиндустриальном обществе картина радикально изменилась. "Загрязнение" заменилось "стерильностью".
Latet anguis in herba [(лат.) в траве скрывалась змея]. Человеческая природа предстала в "чистом виде", и начала страдать от "избыточной недостаточности", от излишнего комфорта во всем. Резко упали физические нагрузки - на горожан обрушилась эпидемия гиподинамии. Искусственный обогрев и кондиционирование жилища исключили сезонные температурные перепады, убрав естественный тренинг организма. Постоянное обильное питание купировало стресс голода приведя к ожирению доброй половины населения. Любое добавление комфорта неизбежно приводит к аномалиям поскольку исключает необходимые принуждающие природные факторы.
Приходится создавать им искусственную замену: физкультуру лечебную и профилактическую, модные среди людей с достатком тренажерные залы, диеты и лечебное голодание, сауны с бассейнам наполненными ледяной водой, поездки на горнолыжные или тропические курорты. Человек старательно компенсирует недостатки очередными дорогостоящими излишествами, стремясь "быть в форме", тратя на поддержание этой "формы" все больше времени и сил в безуспешной попытке достигнуть физического совершенства.
Медицина становится не "соседской" как в провинции, но частью личной жизни. Входит в жизнь горожанина задолго до рождения гинекологическими консультациями, противозачаточными средствами и препаратами для подъема потенции, венерическими диспансерами к услугам которых родители прибегают еще до зачатья потомства - и не оставляет после смерти, поскольку обязательно медицинское освидетельствование умершего, вплоть до вскрытия в морге. На всем протяжении жизни человек оказывается под неусыпным присмотром врачей, советуется с ними не реже чем с юристами, выстраивая личные планы на жизнь сверяя их с состоянием Здоровья - антиподом Болезни. Болезнь становится настолько привычным и обыденным делом что в половине случаев ей не придается особого значения. Болеть часто в Мегаполисе нормально - болезнь - modus vivendi [(лат.) образ жизни, условия существования]. Как следствие, Нездоровье и Врачевание тоже становятся частью этого образа.
Что сказанное не просто упражнения в построении силлогизмов поясняет статистика: 80% мужского населения городов и не менее 30% женского страдают различными формами депрессии. То есть не меньше половины всех. Депрессия классический пример "болезни без болезни" - физически человек здоров, нет никаких явных признаков психических заболеваний. Окончательное расхождение "заболевания" и "состояния болезни".
Депрессия главный провокатор самоубийств и неадекватного опасного поведения: пьянство за рулем, рискованные поступки, полное безразличие к личной безопасности, etc. - "неявной формы самоубийства". Хроническая депрессия приводит к упадку сил, подрыву имунной системы, к тяжелым физическим недугам, к нервным и психическим болезням. Организм сам избавляется от длительного угнетенного состояния предпочитая мобилизовать силы на борьбу с явной болезнью. Однако депрессия один из самых распространенных, но отнюдь не единственный симптом "городского нездоровья".
В Мегаполисе человек обретает максимальную свободу, доходя до того что волен до определенной степени выбирать болезнь. Например, отпуск в экзотических странах несет большую вероятность заражения тропическими болезнями и многие сознательно идут на риск хотя большая часть предпочитает заранее переболеть букетом этих болезней в легкой форме, сделав себе прививки. Без сомнения наркоман прекрасно знает про опасность заражения СПИДом через шприц, тем не менее в подавляющем большинстве случаев пренебрегает этой опасностью выбирая вымученное удовольствие. Подобный выбор осуществляется с венерическими болезнями, алкоголизмом, самой наркоманией и многими прочими видами.
Сюда же следует присовокупить выбор ожирения и связанных с ним недугов как "свободный выбор жиров и холестерина", хотя болезнью скорей можно назвать сознательный отказ от них. Курение как провокатор рака легких. Пьянство - выбор алкоголизма "добровольного безумия". Даже выбор "здорового образа жизни", лишь выбор спектров болезней. Не смертельно опасных, тем не менее: прогрессирующий артрит и отравление учащенно дышащих легких загазованной атмосферой большого города как следствие "оздоровительного бега от инфаркта". Гормональные перекосы бодибилдига. Сотни прочих "спортивных осложнений". Выбрав "любимую болезнь" горожанин получает и "любимое лечение", давая пищу монстру медицины тоже кстати озабоченную в первую очередь лечением жителей мегаполиса.
Обретя свободу большого города человек не избавился ни от явлений "театра деревни", ни от "зазеркалья провинции", ни от иерархии первобытной стаи, ни от одиночества отшельника. Свобода его заключена в выборе этих театров, лабиринтов, иных миров. Если в деревне или провинции житель не волен избавиться от психологического типа своего поселения, не зная жизни иной участвует в ней "искренне", даже не догадываясь об истинном положении вещей, то в Мегаполисе человек сознательно выбирает роль не живет "ролью" или "отражением", но играет ими. Строя собственные планы, выбирая карьеру он представляет, кем хочет стать и сознательно загодя надевает маску будущей роли которую желает сыграть. Создает image [(англ.) Рекламный или пропагандистский образ, "имидж"; отражение (в зеркале)].
Выбирая круг общения, стремясь проникнуть в те или иные круги общества, он попадает в отраженное мнение этого круга, компании, начинает зависеть от него. Образуется шлейф "второй жизни", которых может оказаться превеликое множество: на работе это один человек, в кругу друзей другой, у любовницы третий, в мире собственных увлечений еще какой-то. Прямая дорога к раздвоению личности, источнику сложных психологических переживаний, внутренних конфликтов, ведущих к столь распространенной в мегаполисе депрессии. Человек страдает от стрессов, источников которых насчитывают десятки, среди которых столь специфический как отсутствие стрессов - "жизнь без событий". Общее психическое нездоровье гасится огромным количеством антидеперессантов, анальгетиков, успокоительных и прочей нервической химии. Потребление этих препаратов в большом современном городе на душу населения недалеко отстоит от ежедневной нормы выдаваемой больным в психиатрических клиниках.
Противоречивая роль психических заболеваний в Мегаполисе в том и состоит, что большой город больше ценит отличия, чем одинаковость. Отличия проявляются где-то в области эксцентричности, граничащей с ненормальностью. Словно демоны из глубин сознания возникает сонм психоаналитиков "корректирующих" личность не давая ей впасть в истинное безумие. Заменяют Я индивидуальным, "не таким как у других" комплексом который начинает восприниматься человеком как "истинное Я". Medicus - amicus et servus insanorum [(лат.) Врач - друг и слуга безумных. ]. Болезнь становится основой личности, равно как источником всех остальных болезней. Заболевания делаются идентификационным признаком, будь то гомосексуализм или наркомания.
Возвращаясь к примеру с наркоманом - разве не болезненный поиск новых ощущений приводит к выбору искусственных заменителей впечатлений, к желанию незаслуженно ощутить высшее блаженство, "раздвинуть границы сознания"? Подобный эффект ранее достигался долгими духовными упражнениями или годами поиска и открытий. Сегодня можно заглотнуть "колесо" или "кольнуться" и увидеть фантастические миры сидя в грязной халупе, испытать невероятные путешествия и приключения не сделав и шага. Финалом такого желания новых впечатлений становится игра со Смертью в образе ее ипостаси - неизлечимой болезни. Сколь лицемерны потом жалобы ВИЧ-инфицированных наркоманов на свою злую долю, на судьбу случайно заразившую их смертельным недугом. "Случайно" заразится СПИДом не испытывая изначально подсознательной тяги к смерти невозможно.