Она умела летать. Она уже не раз проносилась над шумными серо-зелёными городами, в которых разговоры людей были подобны на отдалённое жужжание пчёл. Впрочем, она не слишком-то прислушивалась. Она боролась: с ветром, с тяжестью крыльев, с лезущими в голову мыслями. Многие мечтают о полёте, а она устала летать. Она не хотела больше носиться в небе, но не могла отказаться от этого. Её звали то в один дом, то в другой, и ей приходилось снова взлетать и, борясь с ветром, лететь в новый дом, к новому человеку. Может, и не новому, но она никого из них не помнила. Кто-то сыграл с ней злую шутку, поручив помогать нуждающимся в её мыслях и чувствах. О, как это ужасно! Раз за разом выплёскивать свою душу, чтобы тот человек записал всю её, а потом выставлял на всеобщее обозрение и похвалялся ею: "Посмотрите, как я придумал!" А это ведь она, она придумала!
Но она не могла отказаться. Её тянуло от одного дома к другому, от одного человека к следующему...
Она не думала о том, кто же ждёт её там, на том конце невидимой, прочной нити, она ни на что уже не надеялась. Просто - она чувствуя это всем телом - устала, но не могла ничего поделать с этим. У неё не могло быть отдыха.
Она присела было на краешек крыши, но ветер погнал дальше, больно дёрнув за крылья. Показалось, что они сейчас оторвутся... Но они не оторвались. Вечная мука была уготована ей кем-то жестоким.
"И зваться она будет Муза, и предначертано ей будет вечно скитаться, помогая людям творить..."
Муза шагнула сквозь стекло в квартиру. Незримая нить чуть дёрнулась и завибрировала, как сигнал, возвещающий о приходе гостьи.
Он сидел здесь, перед монитором, смотря на чистый лист документа. Она, как обычно, подошла, нагнулась к уху ждавшего её и зашептала. А он улыбнулся и застучал по клавишам: "Муза зашла к нему, и он одной лишь строкой, как ножницами, отрезал сковывающие её путы". Муза почувствовала ужасную боль, когда нечто вечное, неотделимое, отрезали: её крылья, тяжёлые, надоевшие, и нити, связывающие её с миллионами людей.
Он повернулся к Музе всё с той же улыбкой на лице. А гостья его молчала и не знала, что сказать. Непривычная пустота в голове, никаких мыслей, никакой тяжести за спиной. Только тяжесть усталости.
- Отдохни.
Сознание отключилось.
Сколько она проспала, Муза не знала. Она проснулась, лёжа на диване в незнакомом доме. Он, этот высокий мужчина с пронзительно-каре-зелёными глазами, подошёл к ней.
- Ты отдохнула?
Муза ещё не знала. Она давно ведала, что такое усталость, а что такое отдых - нет. Муза только знала, что ей чего-то ужасно не хватает... Она долго думала и поняла, что ей не достаёт полёта, нитей, крыльев, новых домов и людей, шумных мыслей... И она заплакала и испугалась незнакомых ей слёз, начала умолять - и вздрогнула от неестественных слов - чтобы ей вернули крылья. Но этот человек... Она его вдруг вспомнила. Где-то в глубинах её сознания остался его громкий голос сумасшествия. Он кричал, велел ей остаться, а она не могла.
Муза взглянула на дверь в другую комнату и бросилась туда, чтобы забрать свои крылья и лететь отсюда подальше. Она распахнула дверь...
Возле кровати валялось то, что осталось от её чудесных крыльев. На кровати лежало несколько лёгких перьев. Остальными была набита подушка.
Она никогда не слышала такого крика, такого воя, исходящего из её груди. Она рванулась к окну, разбила стекло и бросилась вниз, чтобы в последний раз почувствовать полёт, гудящий клубок мыслей и как её тянет упругой, вечной нитью, но на этот раз не в другой дом, а к земле...