Палестина дышала жарко
И дразнила Иерусалим.
И его венцом наряжали,
И его с крестом повели.
И тряслись его белые руки.
И солёный крест был тяжёл.
Римлянин, бряцая оружием,
Подошёл и сказал: "Хорошо".
Не духовные муки калечили,
А смятенье и суета.
Он стремился распятью навстречу,
Да не знал, что будет вот так.
Как он плакал вчера и молился
В белолунном уснувшем саду.
Но впервые его молитвы
Шли в космическую пустоту.
Положили его, раздетого,
Цепко руки и ноги держа,
И ладони гвоздями пометили,
Человеческий суд свой верша.
Он искал Его. Сыны израилевы,
Потной кучей столпясь под крестом,
С интересом смотрели и славили
Яхве, кесаря и праотцов.
Среди них, незаметные римлянам,
Затесались бесЫ и козлы,
Женщины с коровьими выменами
И уродцы без головы.
Поднимали крест, и под тяжестью
Тела боль пронзала в груди.
Что небесное царство и княжество?
Или, Или! Дойти бы, дойти!
Для чего се вершилось пророчество?
Палестины зной требовал смех.
Он почувствовал в одиночестве,
Что се значит: он - человек.
Но не чувствуя Отчей жалости,
Преклонилась его голова.
- Или, Или! Лама самохфани! -
И заплакал, что смерть такова.

Он проснулся в отваленном склепе.
Дух земли сладко таял в ночи.
И звезда сияла на небе,
В тёмный грот направляя лучи.
Руки-ноги от боли немели,
Пред глазами стоял его крест.
Он воссел на белой постели
И заплакал: "Воскрес, я воскрес!"

16 апреля, 2009, Страстная Пятница.