Вокруг все было подернуто прозрачной дымкой, земля и деревья казались сотканными из шелка, воздух был густым, мягким и теплым. Травинки нежно обволакивали мои босые ноги и щекотали икры. Ступни вдавились в мягкую землю, подошвы ног обдало приятной прохладой. Ветер сладостно обдувал лицо и ворошил волосы, доставая своими неуловимыми воздушными щупальцами до самого черепа, доставляя мне сказочное наслаждение. Глаз ласкала глубокая, густая насыщенная зелень окружающей листвы, прерываемая темно-алыми вспышками цветов. Кустарник сбоку от меня был похож на сплошную темную стену. Можно было подумать, что, заберись в него, и ты сразу окажешься в другом мире, уменьшишься до размеров травинки, а сам кустарник превратится в непроходимый лес. Эта мысль привела меня в восторг.
Я посмотрел на ближайшее дерево. Ствол его, казалось, был сплетен из бесчисленных мельчайших коричневых чешуек, беспорядочно нагроможденных друг на друга. Образовывая между собой всевозможные геометрические фигуры, они составляли однотонное одеяло коры. Мне казалось, что я видел, как коричневые чешуйки методично расширяются, пропуская прозрачный густой воздух внутрь дерева. Воздух, поднимаясь по каналам ствола, вливался в толстые, мягкие листья, наполняя их собой. Каждый листок был окружен едва заметным ореолом, переливающимся матовыми красками. В зеленой кроне всплывали ярко-желтые пятна плодов. Я не мог оторвать взгляд. Это зрелище похитило все мое сознание.
Наконец, я заставил себя осмотреться получше.
Справа пробегал ручей, извивавшийся стремительной змеей в черной высокой траве. Темно-синяя неровная поверхность воды огибала небольшие мокрые серые камни, спеша уйти под большую скалу, возвышающуюся белой сияющей громадой на неровном горизонте.
С веток там и сям взлетали птицы. С синими крыльями, у них были желтые головы и оранжевое хвостовое оперение. У иных были абсолютно черные тела с ядовито-салатовыми пятнами на брюхе, красные крылья и совершенно белая голова с маленькими черными пуговками глаз.
Перед моим лицом пролетела крошечная розовая птичка, машущая своими маленькими крылышками с невообразимой быстротой. Казалось, в ее теле поселилась стрекоза.
С дерева справа сорвался плод. Упав на землю, он превратился в желтую лепешку. Сочная мякоть брызнула во все стороны, сок окрасил траву в оранжевый цвет. Около плода приземлилась небольшая, однотонно-синяя птица и начала клевать. Подбирая кусочек мякоти, она задирала головку, проглатывала пищу, смотрела на меня своим черным глазом, и опять клевала. В её изящных движениях ощущалась неуловимая грация совершенства.
Наблюдать ее трапезу доставляло мне огромное удовольствие.
Но что-то отвлекло мое внимание - внезапно из пышных кустов слева с протяжным низким гортанным криком вышла огромная серая обезьяна, больше человеческого роста. Она шла на полусогнутых задних лапах, опираясь рукой на длинный сук в руке. Длинная белая борода спускалась до колен, глубоко посаженные глаза с приплюснутой обезьяньей морды посмотрели на меня глубоким, печальным взглядом. Она подошла ко мне и остановилась напротив меня.
Обезьяна показалась мне олицетворением вселенской мудрости, старцем-отшельником в животном обличии, кладезем знаний. Я совершенно не испытывал страха, хотя и чувствовал, что она видит меня насквозь. Более того, я хотел этого, я захотел, чтобы она изучила меня всего, забралась в самые потаенные уголки моей души, вытащила все мое нутро на поверхность и разобралась во всех моих поступках и мыслях. Я возжелал, чтобы она поделилась со мной всей своей животной мудростью! Меня накрыло тягучей волной благоговения. Мои ноги подкосились, я упал на колени. Из глаз брызнули слезы.
Однако, оказалась, что обезьяне нет никакого дела до меня. Постояв немного около меня, она пошла дальше. Коричневые пальцы ее ног при каждом шаге уходили в мягкую землю. Она подошла к ручью, издала еще один крик, на этот раз высокий и пронзительный. Нащупывая палкой брод, она прошла ручей и скрылась на противоположном берегу ручья.
Я все еще стоял на коленях. Я не мог подняться.
Я начал рассматривать землю. Она казалась мне огромным пышным ковром, сплетенным неземными мастерами. Казалось, его ткали на протяжении сотен тысяч лет. Каждая ворсинка была проработана до мельчайших деталей. Падшие листья и трава сливались в одно цельное полотно, и я не мог долго останавливать на одном месте взгляд - от невыносимого наслаждения глаза начинали плыть, изображение теряло четкость, и мне казалось, что я смотрю на громадное, бесподобное в своей неотразимости цветное пятно, отливающего мириадами красок. Края видимого смазывались и превращались в пеструю непрерывную полосу.
Постепенно до меня дошло, что я слышу - обезьяний крик заставил работать мои уши. Я услышал звон ручья, вода побрякивала маленькими колокольчиками, их язычки стучали непосредственно по моим барабанным перепонкам. Звук был фантастически сладостным и проникал в самые маленькие клетки моего воспаленного блаженством мозга. С деревьев полился водопад птичьих песен, снизу его поддерживал мягкий аккомпанемент ветровых потоков. 'Я не вынесу этого наслаждения' - с приторным отчаянием подумал я.
Я лег на спину, трава окутала меня своей неуловимой нежностью. Я посмотрел на небо. Оно было безупречно. Матовое посередине, по краям оно ярко светило белесой дымкой. Я сощурил глаза - мне казалось, это великолепие сожжет их. Я взглянул на солнце - как ни странно, я мог смотреть на него. Оно не резало мне глаз и казалось холодным желтым кругом, нарисованным на стекле небосвода. Яркие резкие пятна летящих птиц рассекали голубой хрусталь на части. От моей неподвижности мне показалось, что я взлетаю сам, поднимаюсь над землей, болезненно сверкающая синева неба приближается ко мне, матовые кроны деревьев проплывают мимо, уходя вниз. Меня охватила иллюзия собственного полета. Я как бы крутился в густом теплом воздухе, поднимаясь все выше и выше. Мое тело скрутило сладкой истомой. Я не мог этому противиться.
Вдруг я заметил, что на мою руку села бабочка, с ослепительно белыми крыльями, размеченными идеально ровными разноцветными кругами. Я уставился на нее. В моей голове не осталось места ни для чего другого - бабочка заполнила своими крыльями всю мою черепную коробку. Она сидела в моей голове, а каждый ее взмах изнутри поглаживал мою черепную кость.
Неожиданно, над моим лицом нависла кошачья морда. Оранжевые шерстинки переливались жирными отблесками, от корней к кончикам. Синие, желтые и красные круги разбегались от центра зрачков к краям кошачьих глаз. Белые усы были неправдоподобно длинными и свисали до самой земли. Маленькие ноздри на влажном темно-розовом кошачьем носу втягивали воздух, изучая мое лицо.
Осмотрев на меня, морда исчезла, не издав ни звука. Я взглянул на руку - бабочки уже не было.
Тогда я встал и подошел к ручью. Наклонив голову, я стал рассматривать воду. Она была непрозрачна. Как пленка, она соединяла два берега. Взяв палку, я сунул ее в воду. Достав ее, я посмотрел на мокрый конец. Большие синие капли нехотя капали на землю и исчезали в траве. Я еще раз сунул палку в воду и опять рассматривал капли. Я был счастлив. Каждая тяжелая синяя капелька, срываясь с сука, устремлялся вниз, расталкивая воздух перед собой. Я видел, как воздушный поток смыкается сразу за каплей с едва слышимым шипением. Мне казалось, что я мог бы смотреть на это бесконечное количество лет. Наконец, собравшись с силами, я заставил себя аккуратно положить палку на землю и оставить это занятие.
Я повернулся спиной к ручью и увидел в черной глянцевой траве рыжего кота, того самого, что подошел ко мне. Он лежал на спине, подставив светлое свое брюхо под солнце. Его шерсть все также переливалась жирным оранжевым цветом. Смешно дрыгая лапами в воздухе, он явно получал удовольствие. Я заметил, что кота щекочет какой-то густой прозрачный сгусток с едва различимыми краями, висящий прямо над ним. Я расплылся в улыбке.
Неожиданно, с ветки огромного дуба слева на землю спрыгнул дикарь, похожий на индейца или какого-то аборигена. Это был первый человек, или подобие человека, которого я увидел здесь. Его кожа была медного цвета, однотонная на всем его длинном и жилистом теле. Из одежды на нем была лишь набедренная повязка из черных листьев. На икрах и запястьях индейца болтались тоненькие коричневые браслеты, сплетенные из гибких веток. Громаду длинных черных волос поддерживала налобная повязка, также сплетенная из веток. Лицо его было располосовано разными красками - красная, желтая, синяя, зеленая, белая, черная полосы шли друг за другом, не оставляя между собой участков нетронутой кожи. Из-за этого мне было сложно разобрать, что выражает его лицо. В руках он держал небольшой самодельный лук, обвешанный разноцветными тряпками. Лоскутки ткани колыхались на ветру и ярко светились.
При виде аборигена кот резко вскочил и исчез в кустах. Из-за дерева справа опять показалась бородатая обезьяна. Исподлобья глядя на индейца, она обогнула ствол и остановилась. Неожиданно человек вскинул лук и выстрелил в примата. Длинная стрела со свистом рассекла воздух и пришила обезьяну к дереву. Ее пальцы разжались и длинный сук выскочил из ее руки. Она оплыла, и, очевидно, упала бы на землю, если бы стрела с болтающимися на ветру лоскутками ярких тканей не удержала ее. Голова обезьяны склонилась на грудь, из ее пасти вырывались равномерные, глухие скорбящие звуки.
Птицы сверху начали жутко кричать, мелодика в их звуках исчезла, осталась лишь резкая, неприятная для моего слуха какофония. В кустах напротив я увидел рыжую морду кота, злобно смотрящего мне в глаза своими переливающимися кругами кошачьих зрачков.
Внезапно я услышал глухой хлопок, исходящий из моей собственной головы, после чего все вокруг, и земля, и трава, и деревья, и птицы, и человек передо мной, всё внезапно стало темно-синим цветом. Темно-синие браслеты на темно-синих запястьях индейца, темно-синий лук с темно-синими светящимися лоскутками. Темно-синие птицы, взлетающие с темно-синих веток с темно-синей листвой. Темно-синяя обезьяна, прибитая темно-синей стрелой к темно-синему стволу. Темно-синее однотонное небо с темно-синим кругом солнца.
От неожиданности я осел на землю.
Я и не заметил, как индеец исчез. Лишь примятая трава напоминала о том, что он стоял здесь.
Постепенно я пришел в себя. Я обнаружил, что мой слух пропал. В испуге я схватился руками за уши. Птицы безмолвно перелетали с дерева на дерево, кроны бесшумно качались на ветру, трава беззвучно колыхалась передо мной. Не понимая, в чем дело, я встал и начал похлопывать по своим ушам в надежде, что это вернет их к жизни. Тщетно.
Я посмотрел на прибитую к дереву обезьяну. Она, до того неподвижная, вдруг подала признаки жизни. Подняв голову, она протянула свою лапу к древку, торчащему из ее груди и резким движением вытащила стрелу. Отбросив ее, она повернулась ко мне спиной и плавно скрылась за деревьями.
Не зная зачем, я подошел и поднял с земли ее посох. Он оказался очень удобным и хорошо прилегал к моей ладони. Я посмотрел на свои руки - они были такими же темно-синими, как и все вокруг.
Слух вернулся ко мне резко, одновременно с красками окружающего мира. От неожиданности у меня заложило уши и зарябило в глазах.
Постояв немного на месте, я дал себе привыкнуть к прежнему многообразию звуков и цветов. Затем, опираясь рукой на посох, я пошел по обезьяньим следам.