Времена года, или современный, быть может, и не очень
объективный, взгляд на некоторые аспекты пребывания
г-на Ульянова В.И. в шалаше на берегу Разлива. Впрочем,
сам факт этого не подтверждается ничем, кроме подробного
описания в учебниках истории эпохи развитого (и не очень)
социализма, а также показаниями немногочисленных и не
слишком известных свидетелей, подтвердить которые они уже,
по давности лет, не в состоянии. Однако, все же интересно...
Помимо отражения в коммунистической эпосе, данное событие
было запечатлено в виде грандиозного сооружения (на деньги
налогоплательщиков), имевшего своей целью привлечение как
местных жителей, так и туристов, имевших несчастье заблудиться
в тамошних местах, не отличающихся развитой инфраструктурой,
а также служившего местом сборища периодически проходивших
шабашей, с попиванием горячительных напитков и последующим
попеванием не менее горячительных произведений в традиционном
советском стиле.
В четырех частях.
ВРЕМЕНА ГОДА. Часть 1.
Где-то, в ночь, под Рождество...
Зима. Как шапкою из пуха,
сугробами укрыт шалаш.
С улыбкой радостной, до уха,
Ильич готовит жирный хаш.
Дымок ноздрями потревожен,
втянувшись тонкою струей,
приправы нужный вес положен
в котел заботливой рукой.
Все по рецепту - был гурманом
с бородкой клинышком сморчок.
Еда закончилась стаканом,
в котором жиденький чаек.
Окно сидит подслеповато
над замусоленным столом,
и тараканы виновато
глядят теснящимся гуртом.
В лесу о чем-то плачут волки,
а в печке - бревнышки смолой.
Покушав, взял бумагу с полки,
и - в писанину с головой.
Цитаты ровными рядами
ложатся споро и легко...
А где-то Чингачгук в вигваме
сидит, отсюда далеко.
Такой же, видимо, мечтатель,
притом - отшельник и изгой,
он далеко не обыватель,
совсем, понятно, не простой.
Зарыта в землю трубка мира,
а томагавк объят рукой;
семья, работа и квартира
остались где-то за горой.
Тропа войны - длиною в годы,
по ней снует: туда-сюда,
в бесплодных поисках свободы,
попутно грабя поезда.
Но перекладина готова,
петля давно в тоске о нем...
Решил когда-то мальчик Вова,
что мы пойдем другим путем!
Один, конечно, в поле воин,
но если - с бомбою в руках.
Он уважения достоин,
внушая всем животный страх.
Пример разбойничий заразен,
всегда найдется ученик,
да толку: крут был Стенька Разин,
но на поверку вышло - пшик!
Четвертовали супостата,
да и повесили ишо.
А жить так хочется, ребята,
при этом - очень хорошо.
Пока, в завьюженном Разливе,
сидит, озябший, как сморчок,
но виртуально - в перспективе,
и в этом дядя знает толк.
Зудит немытая лопатка -
так мы почешем об косяк,
на старых валенках заплатка
пришита наперекосяк...
Наладить надо бы заборчик -
попросим местных мужичков,
да и сушеный мухоморчик -
для просветления мозгов.
Что б воспаленную подкоркой
такого выдать на-гора:
до сей поры, в тоске глубокой,
разводят руки доктора.
Столь убедительного бреда
не доводилось наблюдать -
как прочитаешь до обеда,
неделю не захочешь жрать.
А солнышко все ниже, ниже,
и мысли медленно, как тля,
сползают где-то в область грыжи,
чего-то - непонятно - для.
Чернила кончились - непруха!
И значит, что пора бы спать.
С улыбкой радостной, до уха,
Ильич ложится на кровать.
ВРЕМЕНА ГОДА. Часть 2.
И ранней мартовской порой...
Весна. Не мокро и не сухо,
и где-то грязно, но Ильич,
с улыбкой радостной, до уха,
блестит, как новенький кирпич.
Он рад по нескольким причинам.
Раз дни становятся длинней,
то экономия лучинам -
в душе немножечко еврей.
Ведь с электричеством - проблема:
отключат, срежут провода,
а свечи - пройденная тема:
сгрызают мыши без следа.
Опять же, пост у православных,
нельзя скоромного вкушать,
ему ж, как главному из равных,
спешат излишки отсылать.
И пьет поменьше пролетарий,
не так, как муторной зимой,
да и крестьянин свой гербарий
готовить начал к посевной.
А вывод - после долгой спячки
клиент проснулся и созрел,
что б проглотить слова-подачки:
весна - начало добрых дел!
В заливе льда осталось мало -
пора бы спиннинг доставать,
а то у лунки задолбало
с мормышкой, как дурак, торчать.
Но лучше - сеточку наладить,
совсем другой-же коленкор!
жаль только, иногда нагадить
сумеет местный рыбнадзор.
Да, и о главном. Не о репке,
не о картошке посевной,
теперь ходить я буду в кепке,
а то в ушанке - сам не свой.
Иной же раз, оно бывало,
не узнают, да в темноте
от местных даже попадало -
ведь хулиганы еще те!
С Надюшей только непонятка:
полна мимических морщин,
про педикюр забыла пятка,
а все туда же - про мужчин.
Ни жрать, ни чистых полотенец,
шалаш бомжатником чадит...
И лишь Дзержинский, извращенец,
на это чучело глядит.
Ну ничего, своим, партийным,
прощаю маленький каприз!
И сам-то грешен - по гостиным
искал, бывало, пышный приз.
Но это - лирика. Задача
к апрелю тезис дописать,
а то осточертела дача,
в натуре - воли не видать!
Не то, что, помнится, в Женеве:
живу как этот, олигарх,
комфорт, и о народном гневе,
строчу, парфюмами пропах.
С утра, как растопыришь пальцы,
надев малиновый пиджак,
так скачут шустрые швейцарцы:
мол, что угодно, где и как?
И после местных ресторанов,
да с хором гладеньких цыган,
напишешь хоть пятьсот романов,
пусть даже просто в стельку пьян!
А Лондон - это ли не чудо,
какой там, батенька, футбол,
и сам, частенько, гадом буду,
кричал на ихнем спике - гол!
Одна лишь маечка осталась,
десятый номер на спине...
С ней каждый вечер засыпалось,
прижавшись задницей к стене.
Да было время. Но валюта
иссякла, мать ее растак!
Вот и кукую здесь, покуда
вновь не наполнится общак.
Ну ладно, малость и осталось,
досочиняю - и в тираж,
а там друзьями обещалось
прислать за мною экипаж.
И не какой-то, типа тройки,
куда б по чину не полез,
а символ нашей перестройки:
аж шестисотый Мерседес!
Пусть видят, как, набравшись духа,
буржуазии антипод,
Ильич, с улыбкою до уха,
поехал поднимать народ!
ВРЕМЕНА ГОДА. Часть 3.
Где-то, далеко, идут грибные дожди...
Июль. Жужжит, летая, муха
над неказистым шалашом.
С улыбкой радостной, до уха,
Ильич кимарит голышом.
Со стороны - мужик напился,
такое очень может быть,
но он над тезисом трудился,
как все отнять и поделить.
Всего же было очень много:
считал, не покладая рук,
тут был бы кстати, как подмога,
ему хороший ноутбук.
И денежку давно заначил
на иноземный агрегат,
но кто-то из гостей схомячил -
Дзержинский, люди говорят.
Они, поляки, все такие:
гнилой народец - торгаши!
Да и зачем они России -
гнать надо в шею от души.
Или к примеру взять чухонцев -
все норовят по хуторам;
не напасешься комсомольцев
что б коммунизм устроить там.
Да и без них в стране хватало
лесов, полей и разных рек,
переписать все - года мало,
на это нужен целый век.
А времени осталось мало:
цейтнот же, батенька, сейчас -
а то, еще чего хватало,
придет какой-нибудь Чубайс.
Он быстро подберет законы:
приватизатор, его мать,
не от, что эти гегемоны -
все водку пить да горло драть.
Да норовят все на халяву,
уже достали тут ходить.
Я что, обязан всю ораву
с партийной кассы-то поить?
Как ходоки все соберутся,
то теснотища - караул;
ни сесть, ни встать, не повернуться -
риэлтор, сволочь, обманул.
Коттедж, вода - отнюдь неплохо,
пятнадцать соток и гараж...
Наобещал, развел, как лоха,
а впарил, походя, шалаш.
Напрасно. Так не поступали
с большевиками отродясь,
их все по жизни уважали,
будь ты министр или князь.
И потому прощать обиду
наш дачник твердо не решил,
и заоодно, вздохнув сердито,
он счетчик бедному включил.
Потом, в ноябрьскую пору,
не торопясь, по холодку,
под окна подогнал Аврору,
что б было ясно дураку.
Матросы там еще гуляли,
и помогли, что было сил,
а заодно и Зимний взяли -
хотя об этом не просил.
А дальше все и покатилось,
как телеге без коня...
Так революция случилась,
а то, что пишут - все брехня.
Вокзалы, почты, магазины
толпа смела. Уже потом,
все эти пьяные кретины
его признали вожаком.
И мавзолей соорудили -
он до сих пор внушает страх.
Ну, а риэлтора сгноили
на Соловецких островах.
Июль. Немного свечерело,
жара спадает под окном.
Раскинув на кушетке тело
спит основатель крепким сном!
ВРЕМЕНА ГОДА. Часть 4.
Бабье лето, позднее тепло...
Осенний лист шуршит. Для слуха
такие звуки, как бальзам.
С улыбкой радостной, до уха,
Ильич трусит к двум шалашам.
Второй - от важности момента -
вот-вот грядет переворот,
не чисто для эксперимента,
расширен дачный был оплот.
Тот, старый, крыша из соломы,
удобства где-то во дворе...
С ним, видимо, уже знакомы,
теперь же - Ленин в Октябре!
Вождя с комфортом поселили,
как средней барина руки;
сейчас решалось: или-или,
и ставки были высоки.
Ведь на кону была Россия,
и основатель это знал,
со страстью сказочного Вия
декреты жуткие писал.
Какой процент повесить нужно,
какой - прилюдно расстрелять,
определял, дыша натужно,
закинув ноги на кровать.
И не должны тревожить боле
ни мухи, ни водопровод,
что так и был, по чьей-то воле,
не сделан за последний год.
А дабы лампочка светила,
да не одна, а целый ряд,
жужжал - так партия решила -
японский бензоагрегат.
Приставлен и дворецкий к дому:
блюсти порядок и покой,
еду кухарка дорогому
несла мозолистой рукой.
Обогреватели на стенах,
и безлимитный интернет -
что б лучше думалось о бедных.
О них же, впрочем, дела нет.
Им уготовано другое:
мостить костями путь во власть,
и, раз не хочется покоя,
пусть пошумят, покуда, всласть.
С винтовкой по гнилым окопам,
в степях ли с шашкой - все одно:
другого бедным остолопам
по жизни и не суждено.
Земля лохов родит исправно -
знал самый главный большевик,
а отморозков - и подавно,
сбегутся враз на чей-то крик!
И все равно, на чем разводишь:
землицы пахотной надел,
или сказать - ты, Вася, помнишь,
вчера вон тот тебя задел.
Или сказал чего дурного,
или в скрипучих сапогах,
в пальто, покроя дорогого,
а ты, братишка, все в лаптях!
К примеру - ты живешь в хибаре,
а кто-то выстроил дворец...
И мысли, да в хмельном угаре,
дойдут до дела, наконец.
И все завертится, как надо,
и до назначенной поры,
запросто так, не за награды,
пойдет толпа под топоры.
Зальет кровавыми слезами
на все четыре стороны,
да с замутненными глазами
терзая плоть своей страны.
И, лишь потом, пройдя годами
по искалеченным телам,
голодными очередями
воздастся по лихим делам.
Экспроприация, разруха,
тифозно щурится вокзал...
С улыбкой радостной, до уха,
Ильич о будущем мечтал!