Дисклеймер: Рисунки, размеченные в данной книге созданы в генераторе изображений Copilot Designer.
Всевозможные косяки в наличии, но общей восхитительности рисунков это не отменяет.
Бегущая лиса. Книга 2.
Асигару безумной империи.
Вступление.
Лиса-крестьянка.
Эпоха Войн.
Год 525
16 июля.
День отдыха у лесной речки и пять дней пути через лес подарили измученной путешественнице время для восстановления души, но изрядно истощили тело. Сжёгшая себя в недавних боях, покрывшаяся язвами от встречи с высшим демоном, юная лиса могла бы удивиться тому, что не сошла с ума от пережитого, но детский разум переваривал травмы, залечивая себя знанием, что всё она сделала правильно. Она ни в чём не виновата, гады сами полезли, и без неё нормальным людям было бы ещё хуже. Намного, намного хуже! И какой бы сумасшедшей не казалась эта империя, в городе нормальные люди были! Она спасла всех, кого вообще возможно было.
Тяжесть страшных боёв затенялась и вытеснялась сценами, где маленькая лиса притворялась то одной красивой дамой, то другой. Была вся такая взрослая, властная, и её все обожали! Заботились о ней, дружелюбно говорили и слушали с та-а-аким уважением! Прям так, как она, вообще-то, всегда и заслуживала. А то ишь ты! Нищая девочка что-то там лепечет, да? Можно вообще не обращать внимания, да? Хорошо что она - волшебная лиса. Во взрослую богатую тётю превратилась, и сразу стало самое другое отношение! И платья такие красивые! И лейтенант самураев сразу целоваться захотел! Та-а-ак приятно было! А из-за гадов с когтями всё пришлось бросить и убежать. Не дали забрать честно добытые наряды госпожи Хоши и леди Мегуми, даже гадскую бандитку малолетнюю найти и отобрать обратно свои вещи было некогда! А там ведь и купальник, и платье, и школьная форма. Обидно-то как! Ну как тут не плакать?
Медленно приходящая в себя морально, заблудившаяся в бескрайнем лесу и едва переставляющая ноги девчонка физически буквально умирала от голода. Если бы кто-то случайно встретил сейчас на звериной тропе этот обтянутый серой кожей ходячий скелет с ввалившимися потускневшими глазами, то ни за что не заподозрил бы в ней златовласый и синеглазый образ девочки-лисы из светлейших мечтаний миллионов. У бедняги едва хватало сил волочить на себе тридцать пять килограмм дурацкой фольги бутафорских доспехов. Изуродованная коррозией, мятая и грязная, сделанная только для красоты, броня создавала массу неудобств и грозила вовсе погубить свою владелицу при встрече с лесным хищником или злонамеренными людьми. По-хорошему, нужно было бы снять с себя всё лишнее железо, сложить его под деревом и пойти дальше налегке, но бросить блестящую бело-золотую красивость Кицунэ заставить себя не могла. Слишком долго у неё не было вообще ничего, слишком сильно она устала от плохого отношения, чтобы вот так просто взять и бросить вещи, которые с первого взгляда доказывали любому, что перед ним - попавшая в беду благородная леди. Очень красивая, просто страшно замученная. Добрые незнакомцы сразу примут её за принцессу, накормят и пожалеют, отвезут к какому-нибудь городу. Если тут города вообще хоть где-нибудь есть. А она им, в благодарность, подарит колечко, серьги с бриллиантами и золотую нательную цепочку с защищающим от зла и привлекающим удачу амулетиком. Прошлая владелица доспехов, леди-гадина Идзуми, на войну в бижутерии ходила, за это ей огромная лисья благодарность, но могла бы ещё, жадина такая, взять с собой сумочку! Со всякими полезными нужностями, документами благородной дамы и кошельком, полным денег. Наверное, такая сумочка была в карете, которую милая мирная лисичка из пушки подвзорвала. Надо было по обломкам пошарить, но не подумала вовремя, а потом некогда было. Эх...
Двигаясь сквозь лес, по кабаньим и оленьим тропам, девчонка собирала грибы, варила их в каменных плошках и жадно поедала, вздыхая что нет даже соли. Немного ягод на сладкое, пара пучков щавеля на кислое, вот и вся её добыча, но главным образом за счёт грибов, этого хватило для того, чтобы истощённая лисица почти неделю продержалась и не встретила свою смерть где-нибудь под кустом. Вот смеялся бы над ней тот страшный демон! Вот все враги бы обалдели! Златохвостая лиса, ужас всяких злыдней, окочурилась с голодухи и валяется кучкой косточек где-то в лесу! Смешно, аж плакать хочется.
Размякнув от жалости к себе, Кицунэ на миг расслабилась и, вдруг, мир вокруг погас. Она, незатейливо и совершенно естественно, хлопнулась в голодный обморок. Тело, доведённое до предела, выдвинуло решительный ультиматум против любых физических нагрузок.
Остатки питательных веществ в организме перераспределились, обморок плавно перешёл в сон, и Кицунэ несколько часов пролежала, греясь на припекающем летнем солнышке. Очнулась только когда её лица коснулись и начали скрести по коже когтистые лапки. Девочка вздрогнула, шевельнулась, открыла глаза, потратив ещё несколько мгновений на то, чтобы прийти в себя и попытаться приподняться на руках. Перед ней, с интересом наблюдая за большим, неуклюжим существом, на палой прошлогодней листве сидел огромный, с человеческую ладонь размером, тёмно-коричневый жук со сложенными вдоль спины жёсткими хитиновыми надкрыльями. Брюшко его ритмично раздувалось и сокращалось, загоняя воздух в сеть дыхательных канальцев и заставляя жидкости тела активнее циркулировать, омывая все внутренние органы насекомого. Шедевр учёных давнего прошлого, оставшийся с тех времён, когда человечество безудержно развивалось, наивно предполагая, что никогда науке не будет ни удержу, ни предела. Но вот, наука уже шесть веков только деградирует, а на поляне посреди глухого леса встретились два шедевра прошлой и нынешней эпох. Шестилапый трудяга, симбионт из основы новой экосистемы, своими дарами позволившей цивилизации людей преодолеть смертельную нехватку ресурсов, и боевая биоформа, сотворённая гением новой эпохи с одной только целью - нести ужас, смерть и разрушение всем, на кого укажет её создатель.
-- Привет... -- Кицунэ приподняла руку в приветственном жесте и помахала ладошкой. -- Тебе чего? Я ведь не умерла. Да вы, кажется, мертвых тоже не едите, только сок дерева пьёте...
Трещащий дребезг хитина и стрекот потираемых жвал зазвучал со всех сторон. Девочка, вздрогнув, принялась озираться, замечая в древесных кронах десятки других жуков. Угрожающе топорщащих надкрылья и предупреждающе стрекочащих.
-- Тихо! Тихо вы! С ума сошли что ли?! -- на всплеске адреналина вскочив, Кицунэ подняла руки в жесте капитуляции. -- Это потому что я - в металле, да? Но смотрите, он совсем другой! Лесорубы, они все в кольчугах и шлемах, а у моей брони везде дыры! Она - игрушечная, просто чтобы красивой быть!
Жуки по звучанию голоса определили что незнакомый человек из тех, что обычно не причиняют деревьям вреда, оценили защиту незнакомца и решили, что в случае чего запросто отгонят его от своего дома укусами жвал и струйками едкой жидкости из брюшков. Нет опасности.
Пострекотав ещё немного, для острастки, жуки растопырили надкрылья, подбросили себя вверх импульсами Ци из брюшков и загудели, поддерживая свои тушки в полёте взмахами мощных крыл. Сделали круг над испуганно присевшей девчонкой и целеустремлённо полетели куда-то через лес.
Обратно, к своему дереву? А оно едва ли дикое и одиночное, рядом совершенно точно должна быть какая-нибудь деревенька, или хотя бы сторожка лесника!
Удивительно понятливая для своего возраста, Кицунэ, как могла, поспешила за жуками и, после минут двадцати блуждания по лесу, вышла к...
Огромному, уходящему под самые небеса, величественному дереву, раскинувшему над другими деревьями леса исполинский зелёный зонт своей кроны. По стволу ползали и роились среди веток тысячи жуков. Земля вокруг была устлана плодами разной степени спелости и гнилости, от кислого запаха у человека послабее могла закружиться голова.
Кицунэ бросилась, было к плодам, но схватив первый, тут же остановилась. Не сложно было узнать добычу по форме и липкой полупрозрачной соковой массе, что тут же, намертво, приклеилась к её перчаткам. Каучуковое дерево. Плоды собирают целыми контейнерами и перерабатывают для получения резины. Очень полезное дерево, вот только есть его плоды, это всё равно что пытаться грызть велосипедную шину, или ошмётков от лопнувших воздушных шариков нажеваться.
Поглазев пару минут на потрясающего воображение древесного гиганта, девчонка пошла в обход исполина, высматривая домик или уводящую прочь дорогу, но... вокруг были всё те же лесные заросли с непролазно-густым подлеском, с болотистой почвой и звериными тропами. Кабаны приходили жевать палые фрукты. Неужели научились переваривать каучук? Или кучи потом просто наваливали... прорезиненные?
Кицунэ по примеру кабанов попробовала всё-таки съесть один из фруктов. Порезала каменным ножом, положила кусочек в рот и чуть в обморок не упала от чудовищной горечи. Отплевалась и побежала к благоразумно замеченной в отдалении луже, где долго полоскала непослушный от судорог и рвотного рефлекса рот.
-- Ну кто напроэктировал такую несусветную гадость?! -- девочка, в сравнении с другими экспериментаторами, попробовавшими плоды каучукового голиафа, поставила рекорд по минимуму употреблённых нецензурных слов в выражении собственных ощущений. Благородное воспитание, пусть самое начальное, влияло на её поведение и речь. -- Как вот это вот кабаны умудряются есть?!
Утирая слёзы от обиды и волн пробегающей по телу болезненной дрожи, Кицунэ вернулась к дереву и уселась у его корней, но её бродяжничество вокруг поляны, которую создал гигант затенением всех остальных деревьев, не пропало даром. Она собрала, принесла с собой и сложила у корней кучку из восьми грибов. Самых обыкновенных подосиновиков, два из которых уже проявляли явные признаки перероста, но по мнению голодающей лисицы всё ещё выглядящих потрясающе аппетитно.
-- Здесь наверно точно никто не живёт. -- с логичностью пещерно-городского жителя рассудительно бубнила Кицунэ, собирая ветки для костра и разводя огонь подальше от великого древа, чтобы жуки меньше нервничали из-за дыма. -- Сколько иду, а грибы никто вокруг не собирает, и на деревьях нигде никаких признаков лесорубства нету. Наверно, жуки сами семечко взяли и подальше от людей унесли, вырастили себе дом в самой глухой чаще, чтобы их никто тут не беспокоил. Кхе-кхе... дураки жужжучие. Могли бы и другое семечко взять. Яблоню. Или кедр. А на кедре, интересно, орехи круглый год зрелые есть?
Сварив грибы и слопав их всех вместе с бульоном, лиса почувствовала себя чуть лучше. Попробовала каучуковый плод сварить, но только испортила каменную плошку, с трудом отплевалась от попытки пить бульон и сердито перевернула плошку в костёр, залив головёшки горькой жижей, которая тут же зловредно начала вонять жжёной резиной.
-- Гадость! -- прополоскав рот и напившись на ночь воды из всё той же, удачно присмотренной лужи, измученная принцесса собственных фантазий, вернулась к дереву, соорудила себе у корней из земли небольшой закуток с вентиляционным отверстием и забралась в него, спасаясь от бесчисленных полчищ комаров, что с наступлением вечера и смягчением дневного жара, вылетели на добычу крови. Куда подевались из той местности все звери, глядя на собирающиеся в облака мириады мелких кровососов, догадываться юной горожанке не требовалось. Съели их всех! Вот эта непобедимая кусачая гадость и медведей, и тигров, досуха выпила!
Вентиляционную отдушину Кицунэ закрыла растянутой и закреплённой в камне белой блузкой. Многое на себе испытавшая, ткань была всё ещё достаточно прочна, чтобы удерживать комаров и достаточно легка, чтобы пропускать воздух. Сколько могла стоить в трудоднях среднестатистического крестьянина фирменная блузка высокопоставленной благородной леди из Единства Культуры, маленькая лиса не способна была себе даже вообразить, но как бы ни была бы драгоценна ткань, сейчас ею требовалось жертвовать для спасения жизни. Уснёшь вот так, без защиты, а потом от тебя одну выпитую до костей мумию найдут! И чего человеки так плохо к лесной жизни приспособлены? У жуков, вот, все уязвимые места хитиновой бронёй закрыты. Как же завидно! Хорошо им!
Ну да ладно. Зато у Кицунэ - интеллект! Догадалась блузкой окошко закрыть. Теперь и поспать можно.
-- Интересно, я всё ещё в двенадцатом регионе? -- бубня, лиса, как могла, устраивалась удобнее в тесном пузыреподобном убежище. -- Если по кругу ходила, то да. А может уже в десятом, или одиннадцатом. Если всё время на восток шла, без круговых блужданий, то может и в девятом уже. Скоро должны луга начаться. А на лугах в империи... на северо-восточных великих равнинах... много... хлебных полей и ферм...
Ночь прошла совершенно спокойно, и выспавшаяся за прошлый день, Кицунэ проснулась когда небо уже начало светлеть на востоке, но пригревшаяся под землёй и, собственно, никуда не спешащая, она продолжила лежать у своего тряпичного окошка. Ещё чуть-чуть можно поваляться... ещё чуть-чуть...
У воображаемой лисы, свернувшейся калачиком в уютной самодельной норе, дрогнули, вздёрнулись и повернулись уши, когда в утренней тишине она услышала... громкий и горделиво-надрывный крик петуха.
Приснилось, в дремоте? Сама на себя иллюзию навела?
Кицунэ, совершенно уже не воображаемая, вскинула голову и захлопала глазами, прислушалась и услышала ещё один петушиный крик, послабее.
Охнув, лиса заворочалась, сдёрнула тряпку с окошка и выбралась наружу, в прохладу раннего летнего утра.
Ещё один крик петуха. Совсем рядом! Полкилометра, не больше! А вот и второй! Их там два, и они перекликаются!
Лиса засуетилась, поправляя на себе мятую одежду и изломанные доспехи, пытаясь грязными руками с изломанными ногтями расчесать свои волосы, перепутавшиеся и сбившиеся в колтуны. Ладно, ничего страшного. Всё равно видно что она не разбойница и не бродяжка-воровка, а благородная леди, потерявшаяся и несчастная. Красотой своей она всех изумит, когда помоется, поест, и наденет что-нибудь хорошее, что люди дадут ей в обмен на драгоценности.
С просиявшими глазами, окрылённая надеждой лиса побежала в сторону, откуда больше птичьих криков не доносилось, но их было больше и не нужно. Свою позицию перед лисой обитатели курятника уже выставили, как на ладони.
Не дошла до жилья вчера лисица, в самом деле, метров пятьсот. Не успела даже разогнаться, как вылетела, вдруг, на бескрайнее очищенное от леса пространство, покрытое зелёными посевами зреющего овса. Обработанные, окультуренные и совершенно не заброшенные поля! А вон и группа домишек, за простеньким деревянным забором! Как же так-то?! Всю ночь провалялась в лесу, а могла бы, наверное, где-нибудь тут нормально поспать, и поесть! Из-за запаха гниющих фруктов, смешанного с ароматами собранных жуками удобрений наверно не учуяла дыма печей, а из-за гула крыльев и шелеста листвы не расслышала отголосков жизни фермы!
Что-то их и сейчас не особо слышится или чуется. Странно как-то.
Лиса, насторожившись, пробежалась вдоль поля, выскочила на дорогу и уже по ней быстренько добежала до красующейся на краю леса симпатичной аккуратненькой фермы, удивительно тихой и с намертво закрытыми воротами.
-- Простите! -- собравшись с духом, выкрикнула Кицунэ. -- Простите, пожалуйста! Есть там кто?
Тишина могла бы напугать сама по себе, навевая мысли о чуме, убившей всех обитателей, или о дурацких ужастиках про затаившихся монстров, но атмосферу порушили куры, что услышали человеческий голос, подбежали к забору с противоположной стороны и принялись кудахтать, с вопросительными и требовательными интонациями.
-- Эй! Э-э-эй!!! -- Кицунэ подала голос ещё несколько раз, побегала вокруг фермы, а потом, вздохнув, совершила прыжок, приземлилась на вершину забора и хотела отсюда, ловко балансируя, осмотреть внутренний двор, как вдруг, от новой энергоотдачи для прыжка, голова её закружилась, доспехи перевесили и лисица, крайне неуклюже, с лязгом железа и тяжёлым ударом об землю рухнула внутрь кольца деревянной изгороди. Прямиком на собачью будку, которую сокрушила массой доспехов и обратила в ворох переломанных досок. Благо хоть пса внутри не оказалось, иначе чужачка точно получила бы порцию зубов от четвероногого охранника.
Боль от удара вернула Кицунэ в сознание и она, охая, кряхтя и пытаясь не расплакаться, кое-как поднялась.
А вокруг - всё такая же тишина. Никакой реакции на случившееся безобразие. Ни собак, ни людей, только куры, в количестве восьми штук, и двое видимо тех самых, крикливых петухов, ходят вокруг. Издают скрипучие птичьи восклицания и требовательно осматривают вторженку. Столпились и ждут так... как будто несколько дней уже не видели человека. Не получали ни воды, ни каши, обходясь только тем, что удавалось найти самостоятельно во дворе или недалеко за его пределами.
Вышли, настороженно глядя на чужачку, две диковатые серые кошки. Из-за дома, чавкая чем-то, найденным на земле, в развалочку вывалилась свободно гуляющая свинка-двухлеток. Увидела человека, издала пару громких ухающих звуков и ускакала обратно за дом. Чего это она не в загоне? И куры не в курятнике. Что тут случилось? Куда хозяева подевались?
Кицунэ, внутренне обмирая от ужаса, прошла ко входу в дом и, ожидая увидеть мёртвые тела, толкнула дверь.
Пустота.
Беспорядочно раскиданные вещи, следы экстренного сбора всего полезного и панического бегства.
Фуф! Не умерли, а просто убежали, бросив то, что не смогли взять с собой. Наверно мимо банда какая-нибудь проходила, навроде тех, с которыми пришлось в Нихонмацу воевать, вот все испугались и убежали.
Значит - никакой чумы и спрятавшихся монстров? Слава всем богам! И люди живы, и она, несчастная странница, спасена!
В самом деле спасение, ведь попользоваться здесь явно есть ещё чем. Целая ничейная ферма! Самое важное убежавшие конечно собрали, но брошенного вокруг всё ещё очень много. Где-нибудь здесь, совершенно точно, есть еда!
С новыми силами Кицунэ бросилась на поиски и первым делом в металлической хлебнице, защищающей продукты от порчи мышами, нашла целую краюху деревенского хлеба, высохшего до каменного состояния. Выбежала на улицу, вытащила из колодца полведра воды и, сунув в него хлеб, десяток секунд подождала, а потом с жадностью принялась обгладывать слишком медленно размокающий хлеб. Смолотила всю краюху, выпила из ведра остатки воды с хлебной мутью, налила воды сбежавшимся к ней курам и бросилась обратно в дом. Отыскала вход в обычный для северных домов подпол, подняла крышку, нырнула внутрь и через минуту выбралась обратно, бережно держа в руках пузатую стеклянную банку с домашними солениями. Поставила на стол, вскрыла и, вылавливая руками, принялась жадно поедать засоленные вперемешку огурцы, помидоры, зубчики чеснока, стебли укропа и листья хрена. Последние показались ей немного жестковатыми, но были прожёваны и проглочены лишь с чуть-чуть меньшей жадностью, чем всё остальное. Наконец-то нормальная еда!
Банка была опустошена, рассол выпит, шарики чёрного перца максимально культурно сплюнуты в кулак и уложены на стол. После этого лисица, придерживая раздувшееся пузо руками, села на пол, несколько раз тяжело вздохнула и часа на три потеряла сознание. Провалялась мешком, а когда очнулась, и сумела кое-как приподняться на руках, почувствовала, как тело от прояснившегося разума жадно требует трёх вещей - посетить туалет, выпить ещё полведёрка воды и заесть её новой порцией еды. С мясом! Обязательно с мясом! Есть же здесь, наверное, хоть чего-нибудь, вялёное или солёное?
В процессе выполнения требований собственного организма, Кицунэ осмотрела дом и несколько примыкающих к нему строений, обнаружив удобное помещение для естественных нужд, три небольших сарая с раскрытыми нараспашку дверями, барак для наёмных работников, самодельный душ, для которого воду нужно было греть и заливать в большой бак над кабиной. Ближе к дому располагался обнаруженный ранее колодец и кухня для содержавшейся ранее в сараях скотины. Опрокинутые баки для свинского варева валялись за земле, а чуть дальше за кухней был найден склад, открыв который, девчонка охнула от восторга, увидев сваленный грудой картофель, брюкву и морковь, а так же огромный деревянный короб, в котором грудой было насыпано молотое зерно.
Не медля ни минуты, девчонка схватила один из больших баков, ополоснула его, наполнила водой из колодца, поставила на плиту и развела в печи огонь. Дров в поленнице было сложено много, печь радостно поглотила порцию древесины и быстро набрала жар, но большой объём воды в баке закипать не спешил. Кицунэ и доспехи бутафорские с себя в доме сняла, и картофеля с морковью намыла, и соль в доме разыскала, и убедилась что нигде нет никаких запасов мяса, которое можно было бы в супе сварить, а вода в баке так и оставалась чуть тёплой.
Рассерженная лиса вылила две трети бака просто на землю и дело пошло значительно быстрее, но всё равно несчастная девчонка вся извелась, пока вода хотя бы относительно нагрелась.
В теплую воду было торжественно засыпано несколько ковшей молотого зерна, брошены кое-как нарезанные овощи и вбухана половина пачки соли. Что за суп без соли-то?! Обязательно надо соли. Всё хорошо перемешать, закрыть крышкой и оставить вариться.
Пока суп доходил до готовности, Кицунэ взялась организовывать себе душ. Вся ведь в ходе боёв и долгой дороги безобразно перепачкалась, пахнет нехорошо, и вообще некрасиво выглядит. Ужас до чего всякие гады могут довести добрую, хорошую, и благовоспитанную девочку! Так и пнула бы! Слава всем богам, прямо там, в ящичке возле душевой нашлись и две бутылки с шампунем, и большой кусок мыла, и пышная старенькая мочалка. Счастье-то какое! Теперь нужно только водички чуть-чуть нагреть, и надеяться, что хозяева не заявятся домой, когда гостья будет в душевой расслабляться. А то как подкрадутся! Как распахнут дверь! А там она, вся в мыле!
Неудобно получится. Что ей, после такого, придётся визжать и кидаться в болванов шампунями? Как в дурацких мультиках? Нет, наверно всё-таки даже у рассерженных лисьим самоуправством крестьян хватит такта и культуры, чтобы не ломиться в помещение к моющейся девушке.
Со смущением и насмешкой обдумывая самые разные варианты ситуаций, Кицунэ натаскала воды в ещё один большой бак и поставила его на плиту рядом с первым баком, начинающим, мало-помалу закипать. Скоро у нее будет куча еды, и вода для мытья! Она-то уже почти даже и не мечтала! Наконец-то в жизни началась настоящая сказка!
Всё время работы под ногами мечущейся туда-сюда девчонки вертелись кудахчущие куры. С поля, пробравшись через подкоп под забором, пришли две упитанные молодые свинки, привлечённые движением во дворе и принявшиеся протяжным визгом, похожим на утробные завывания, требовать от человека немедленно выдать им каши. В самом деле, сколько можно питаться одной травой?
-- Да сейчас, сейчас! -- пыталась образумить изголодавшееся население фермы сбивающаяся с ног девчонка. -- Сейчас ещё немного разварится, потом остужу, и будем кушать!
Остудить наваристую зерно-овощную бурду тоже оказалось не самой простой задачей. Пришлось и ледяной водой из колодца разбавить, и применить дзюцу для создания обдувающего кашу ветра, и перемешивать всю эту массу здоровенным деревянным черпаком чуть ли не до потери сознания от усталости.
И всё же она справилась. Оттащила охлаждённую кашу к поросячьим корытам и вывалила две трети своего варева под жадные пятачки толкающихся и визжащих свиней. Оставшуюся треть разделила надвое и половину отдала радостно налетевшим на еду курам, а вторую вместе с баком утащила в дом. Сцапала из подставки на столе металлический черпак и пару палочек для еды, сунулась в бак, чтобы наконец-то уделить внимание своей порции кашеобразного месива. В высшей степени культурная и воспитанная девочка, она не ела руками как дикая обезьянка, а ловко загребала бурду черпаком, подносила её к лицу и ловко перебрасывала содержимое черпака палочками себе в рот.
Порции, которую жадная лисица оставила себе, хватило бы на троих людей её комплекции, но Кицунэ уверенно справилась одна и выскребла начисто весь бак. Запила бурду колодезной водой, отползла в сторону, хотела приподняться и хотя бы забраться на старенькое кресло, но кровь отхлынула к желудку, все силы организма бросились добывать ресурс из полученной пищи и лисица, закатив глаза, снова хлопнулась в обморок.
Тикали на стене часы с разряженной наполовину силовой схемой. Ветер шелестел листвой примыкающих к ферме деревьев, жуки гигантского древа прилетели к дому чтобы собрать и унести к корням своей обители поросячий навоз, а в главной комнате брошенного дома, возле выскобленного и опрокинутого на бок бака со свинской кухни, на полу валялась обморочная лисица, с раздувшимся от съеденной каши животом и удивительно счастливым выражением мордочки.
Очнулась Кицунэ от того, что забравшаяся неведомыми путями в дом кошка принялась обнюхивать её лицо и мурчать. Девочка приподняла руку, сгребла животное, прижала к себе и погладила, радуясь близости и довольному мурчанию живого, пушистого существа. Кошка, видимо успевшая соскучиться по общению с людьми, тоже была рада полежать и погладиться. Вторая в это время ходила по столу, переступая через плошки с засохшими остатками еды, обнюхивала посуду и недовольно поглядывала на глупого человека, что ничего путного до сих пор не сготовил. Ни молока, ни мяса, ни рыбы! Опять одними мышами питаться?
Плавно очнувшаяся от обморока, девчонка шевельнулась, проморгалась, заставила двигаться закостеневшее тело и села. Прижала к себе кошку, погладила её и, кряхтя, встала на ноги.
Пролежала она явно несколько часов, время далеко перевалило за полдень и почувствовавшее перемену обстановки, тело обнаглело настолько, что снова требовало еды. Сбросить отходы и поесть. Много и разнообразно! А ещё - лежать и отдыхать! Желательно - не где попало!
Надо же! Отдыхать ему! А служанок и дворецких для принцессы рядом не припасли? Нет? Значит бурда и постель сами, как по-волшебству, тоже не появятся. Переломанная? Истощённая? С обгоревшей и сбоящей нервной системой? Шевелись, разминай закостеневшие мышцы и иди работать!
Кряхтя, Кицунэ заковыляла к выходу, выпустила из объятий кошку и занялась делами. Очистила от золы и растопила заново угасшую печь на скотской кухне, поставила вариться новую порцию бурды, обшарила двор и обнаружила целых четыре куриных схрона, откуда выгребла и унесла в подпол три десятка крупных свежих яиц. Четыре сварила сразу же, два себе, и по одному - кошкам, которые угощение оценили и с этого момента соизволили принять пришлого человека как хозяйку. Вторая, недотрога, даже позволила ей себя погладить.
-- Хорошие, хо-о-орошие! -- приговаривала Кицунэ, наглаживая ластящихся к ней кошек. -- Ну всё, всё, не приставайте, мне работать надо! У меня там курочки и поросята голодные!
Вся такая деловая, счастливая и самодовольная, девчонка провозилась с делами до вечера, но приготовила целый бак зерново-овощной бурды, накормила поросят и кур, закрыла за ушедшими спать птицами дверь курятника, чтобы не забрались хорьки, и заслонила кусками сломанной собачьей будки свинский подкоп под забор, чтобы ночью на ферму не пролезли волки. Повезло, что никакие хищники на оставленных без присмотра зверей до сих пор не напали! Наверное за прошедшие дни человеческий дух от фермы не выветрился, и лесные охотники просто боялись близко подходить. А теперь здесь всюду будет запах Кицунэ, и любое дикое зверьё сразу поймёт, что здесь безобразничать нельзя! Ух она им! Самураев почти не боялась, и волков с медведями наверно тоже не испугается! Почти.
Вода для душа, успевшая остыть пока лиса в обмороке валялась, наконец-то не только была заново успешно нагрета, но и вылита в бак над деревянной кабиной. Сейчас, наконец-то можно нормально помыться! Как раз, когда все дела сделаны.
Для проверки открыв кран в кабине и убедившись что вода послушно льётся, счастливая лиса тут же закрыла его обратно и вприпрыжку побежала к дому. Она во время первого же осмотра дома с ходу определила, что до бегства отсюда людей, в нем жили сразу три женщины и двое мужчин. Вернее двое взрослых, мама и папа, двое подростков и маленькая девочка, лет пяти. И эта семья, забрав всё что считало самым ценным, бросила здесь целую кучу вещей! Очень, очень много всего!
Например, женщина, хозяйка дома, не стала забирать большой комод, в верхнем ящике которого лиса с восхищением обнаружила аккуратно сложенную ночную сорочку, несколько пар носков и чулок разной степени изношенности, а рядом комплектов шесть разнообразного нижнего белья.
Кицунэ выбрала понравившийся комплект, взяла пару чулок и ночную сорочку, в другом ящике нашла ночную шапочку для волос, которую, с умильной улыбкой повертев в руках, положила на кровати. Вытащила из-под кровати оставленные там тапочки, ещё раз полюбовалась на свою добычу, прихватила довольно новое махровое полотенце и побежала обратно к душевой кабине.
Строго оглянувшись по сторонам, не подглядывает ли кто, она оставила тапочки у ящика для ванных принадлежностей и повесив полотенце так, чтобы до него легко было дотянуться из кабины, с содроганием принялась снимать с себя грязную одежду. Успевшую за долгие дни бродяжничества в лесу прикипеть к корке из отмершей плоти и вытекшей из гнойников, засохшей белесой слизи. Чулки, подштанники и нижнее, нательное платье, которое носилось под блузкой и шортами, пришлось буквально отрывать от тела, благо под следами боёв и общения с высшим демоном успела нарасти новая, живая кожа, от которой омертвевшие ткани и грязь отходили целыми пластами, почти безболезненно.
Волосы тоже пришлось сбросить. Упавшие, словно парик, грязные локоны на всё той же корке из омертвевшей плоти, плюхнулись на землю рядом со сброшенными наземь изгаженными вещами. Минут через десять после начала раздевания, пытаясь отдышаться, рукой на импровизированную душевую кабину оперлось совершенно обнажённое человекообразное существо. Тощее, грязное и деформированное, покрытое шрамами от макушки до пяток и способное сейчас не очаровать какого-нибудь случайного свидетеля, а напугать его до паники и бегства.
Как сумела, Кицунэ ободрала с себя кору грязи, освободила ноги из своих изуродованных обносков, открыла дверь деревянного ящика и забралась в душевую кабину. Облилась водой, села на полу, собираясь с силами и отмокая. Облилась ещё раз, второй и третий. Выглянула из кабинки, схватила свою куртку, затащила внутрь и, используя её рукав вместо мочалки, обтерлась с мылом, избавившись от главной раскисшей грязи. Намылилась основательнее, обтёрлась курткой и смыла потоками тёплой воды. После этого, выбросив куртку наружу, принялась пользоваться мочалкой без боязни испортить этот, крайне ценный, предмет. Трижды вымыла себя с ног до головы, оттирая немилосердно чешущиеся рубцы и шишки, на которые наконец-то была направлена свежевыработанная целебная Ци, помогающая выправить в израненном организме самые безобразные изъяны. Ещё два-три дня отдыха, и можно будет снова действовать в полную силу! Не воевать и сражаться, конечно. Нет, ни за что! Она ведь девочка, а не какой-нибудь псих из манги, который кого хочешь взбесит болтовнёй о том, что он должен стать сильнее, и значит ему нужно постоянно с кем-нибудь драться. Ну да, врезала она глупым гадам пару раз, ну так это просто чтобы не лезли, а не из любви кого-нибудь бить. Ещё не хватало из милой доброй девочки в психопатку сумасшедшую превращаться! Все её восстановленные силы нужны только для творения любви, радости и красоты! Ну и ладно, совершенно чуть-чуть сил - придуркам по башкам, чтобы не мешались. Гады! Гады, сволочи! Лезут и лезут! А она опять совсем одна! Где, спрашивается, все те сказочные самураи, которые всегда спасают и защищают волшебных принцесс? А с другой стороны, вот позвала бы она с собой кого-нибудь сильного, вроде того самурайского лейтенанта, который кавалерией командовал, и что? Всегда, каждую секунду бояться, что его из-за неё... убьют? Она ведь не такая уж и... волшебная.
Лиса плюхнулась на мокрые доски душевой кабины и, тяжело дыша, прикрыла глаза.
Ни с кем нельзя сближаться. Никого нельзя к себе подпускать. Слишком... слишком страшно.
Всё тело зудело, восстанавливаясь. Освободившаяся от грязи кожа жадно дышала, насыщая тело живительным кислородом. С разума юной лисицы спадала мутная пелена и в глазах всё ярче разгорался живой огонь, а улыбка, хоть и с тень печали, становилась всё красивее и радостнее.
Часа через три после входа в душевую кабину, из деревянного ящика, открыв грубо сколоченную дверь, через порог шагнула не изуродованная страхолюдина, а вполне себе нормальная и даже привлекательная девушка, завернувшаяся в полотенце и расчёсывающая деревянным гребнем мягкие золотистые волосы, отросшие и опустившиеся ей до плеч.
Положив гребень, она обулась в тапочки, повесила мочалку на место, убрала драгоценное мыло в ящик и с огромнейшим облегчением прислонилась пятой точкой к закрытой двери душевой.
Вокруг царила тишина. Ночь накрыла мирную землю и даже ветер утих, наверное ещё за день утомившись играть листвой деревьев. Пустота, темнота и неподвижность вокруг, только в маленьком окошки спальни большого дома призывно светит огонёк лампы, которую Кицунэ предусмотрительно зарядила энергией Ци и оставила в комнате. Этот огонёк теперь одновременно успокаивал, отгоняя ночные страхи, и манил, призывая создательницу света скорее вернуться.
Кицунэ, улыбнувшись, вдохнула прохладный ночной воздух ещё раз и побрела в дом.
Обе кошки были в спальне. Улёгшиеся возле источника света, они подняли головы и посмотрели на вошедшего в комнату человека. Обычные животные, они чувствовали беду не хуже людей, и явно были рады, что кто-то появился, а значит, всё самое страшное миновало и всё будет по-старому. Человек, с его разумом и способностями, обязательно позаботится об этом месте.
Девчонка погладила кошек, села на кровать и сбросила с себя полотенце, а затем потянулась к приготовленным вещам и принялась одеваться. Надела комплект довольно старомодного нижнего белья, натянула на ноги чулки, потянулась, взяла ночную сорочку и, нахлобучив себе на голову подол, принялась путаться в пышной юбке. Нашарила рукава, продела голову в вырез горловины и мягкая, чистая ткань пышным облаком облекла всю фигуру девочки. Кицунэ даже охнула, обняла себя руками и зажмурилась от удовольствия, а потом вскочила, схватила шапочку для сна и встала перед большим напольным зеркалом, стоящим у стены.
-- Вот! -- она пристроила шапочку у себя на голове и повернулась на месте, позволяя свободно свисающему платью расправиться в этом движении и придать своей владелице максимум очаровательной женственности. -- Смотрите, смотрите! -- девочка обернулась к кошкам. -- Теперь я - точно настоящая ваша хозяйка, да? Настоящая красавица, волшебница, и вообще! -- она бросилась к кошкам, сгребла их и принялась тискать, словно мягкие игрушки. -- Идите, идите ко мне, мои пуси! Скучали, скучали по погладиться? Бросили вас тут, одних, таких маленьких! Лапоньки мои!
Кошки особо не сопротивлялись, и Кицунэ, растратив очередной заряд нежности, уложила их на одеяло. Всё плохое, ужасы и беды, наконец-то отступили и растаяли, остались где-то там, далеко позади. Осталось только одиночество. Тяжелейшая, неутолимая боль, от которой лисья душа покрывалась инеем и бесконечным, ноющим, тянущим ощущением пустоты. Сейчас она так же одинока, как там, в бескрайнем диком лесу, из которого выбралась утром. Нет никого рядом. Не для кого быть такой красивой и замечательной. Она одна, во всём этом доме.
А если пофантазировать? Вообразить, что всё совершенно не так и отстраниться от холодной реальности? Может быть удастся согреться, хоть ненадолго? Представить себя, к примеру, в самом деле вот этой женщиной, женой местного фермера, у которой есть любящий добрый муж и замечательные дети. Они сейчас вне этой комнаты, завершают дневные дела и готовятся укладываться спать, а она... она просто пришла в свою спальню раньше мужа и наслаждается, что у неё в семье всё по-настоящему хорошо.
Муж, который обнимет и скажет "любимая"? Дети, которые назовут её мамой?
С самой хитрой улыбкой на свете, Кицунэ крутанулась на месте, прихорошилась перед зеркалом, а потом приподняла край одеяла и осторожно забралась в постель. Удобно устроилась там, где углубления матраса до сих пор хранили очертания множество ночей спавшего тут человека. Как приятно и тепло! Как же просто, в самом деле, поверить, что сейчас в комнату войдёт красивый, уставший за день мужчина, что аккуратно и мягко заберётся в кровать с другой стороны, а потом потянется к замершей от предвкушения женщине, ласково обнимет её и поцелует! А самая обычная лучшая жена фермера вздохнёт и сомлеет! Потому что это вот и будет та самая, настоящая любовь и нежность, которая никогда, за всю жизнь, не угаснет...
Зелёная, целебная Ци истинного счастья окутывала фигуру девочки, плавно соскальзывающей в мягкий, живительный сон. Кошки, чувствуя положительный заряд, подобрались ближе, поднялись по одеялу, улеглись и свернулись в калачики, одна на груди, вторая на животе Кицунэ. Лиса не возражала. Ей снились муж и дети, счастливая семья, а ощущая сквозь сон вес довольно мурчащих кошек, слишком лёгких для того чтобы создать ощутимую нагрузку на боевой сверхпрочный организм, она не могла не млеть от радости, наслаждаясь что рядом наконец-то есть кто-то живой.
Вернись этой ночью домой хозяева фермы, они бы с выпученными глазами застыли, созерцая умильную картину, и обалдевая от чужой наглости.
Утро встретило Кицунэ прекрасной погодой, ярким солнечным светом и шелестом зелёной листвы в кронах примыкающего к ферме леса. Никем не потревоженная за ночь, похлопавшая спросонья глазами, она вспомнила где находится, вскочила и вприпрыжку побежала к выходу. Влезла ногами в старые мужские сапоги, валявшиеся возле выхода и помчалась к курятнику, из которого выпустила недовольно кудахчущих кур, привыкших свободно гулять по всему двору. Куры с готовностью вышли и простили хозяйку за задержку, когда она щедро сыпанула им зерна из хранилища. С умилением полюбовавшись на жадную суету своих питомцев вокруг корма, Кицунэ побежала к свинарнику и увидела, что крупные звери справились сами. Проснулись, вышли из сарая, раскидали доски над своим лазом и ушли гулять в поля. Вот и замечательно! Все утренние дела сделаны!
Так же вприпрыжку, Кицунэ побежала к дому, сбросила у входа сапоги и, обув тапочки, нырнула внутрь. В главной комнате замешкалась и заметалась, мучимая трудным выбором, но потом всё же нырнула в комнату взрослых и подбежала к большому деревянному шкафу, что стоял здесь, судя по всему, с самого основания дома. Ой, сколько в него всего было понапихано! Полотенца, постельное бельё, занавески для окон, старенькая детская одежда. Всякие не очень интересные вещи, но на деревянных треугольниках вешалок в самой большой части шкафа висело то, что ещё вчера заставило кровь полуживой девчонки закипеть от восхищения и счастья. Штук сто, наверное, нарядов хозяйки этого дома! Ну, может, не сто, а десятка два. Ну, может и не все платья там прям восхитительные такие. Всё равно! Оставив без присмотра лису в своём доме, не надейтесь, что отделаетесь одной одолженной ночной сорочкой и шапочкой!
Открыв дверцы шкафа, Кицунэ нырнула внутрь так, что снаружи осталась только пританцовывающая от нетерпения и восторгов лисья пятая точка, которой в этот момент очень-очень не хватало виляющего пушистого рыжего хвоста. Эта самая точка, накрытая куполом ночной сорочки, танцевала, подскакивая и виляя, а её владелица быстренько перебирала платья, висящие на вешалках. Вытащила одно. Затем второе и третье.
Часа четыре девчонка вертелась, оценивая ткани, фасоны и покрой, прислоняя платья к себе и воображая, как это или то будет выглядеть на ней. Выбрала цветастый сарафан со шнуровкой, к нему блузу с пышными рукавами, симпатичный белый платок и передничек. Удивительно яркие и красиво украшенные. Некому было ей сказать, что это платье - для танцевальных фестивалей, на которых жена фермера лихо отплясывала лет двадцать назад. На картинках журналов манги, иллюстрациях в учебниках по этнографии и на фотографиях жителей севера она видела женщин именно в таких нарядах, а значит, так и должна выглядеть настоящая крестьянка, даже если идёт убираться в сарай, или в поле, на прополку. Да, она видела настоящих крестьянок, в каких-то серых балахонах и чёрных юбках, но это наверное просто потому что у них не было нормальной одежды. Или ленятся. Или им просто всё равно как они выглядят. А Кицунэ вот, не всё равно! Она будет ходить нормальная, модная и красивая! Самая красивая девушка, с самой красивой фермы! А все вокруг будут шептаться: "ах, какая хорошая..."!
Нарядившись в выбранные вещи, лиса потуже затянула шнуровку на сарафане и слегка подкорректировала фигуру, чтобы платье лучше сидело. Минут сорок ещё покрутилась у зеркала, любуясь своим преображением, пританцовывая и хвастаясь сама себе какая она грациозная и изящная, а потом подскочила на месте и побежала делами заниматься. Сполоснула бак и поставила воду, развела огонь в печи, намыла и нарезала овощей. Пока вода в баке грелась, обошла все строения фермы, внимательно осматривая и оценивая, всё ли с ними в порядке, не надо ли чего-нибудь подремонтировать. Убрала и спрятала обломки собачьей будки, обнаружила ещё один схрон с пятком куриных яиц, взяла метёлку и прошлась ею по двору, больше позируя с метлой и воображая какая она замечательная хозяюшка, чем реально что-то делая. При взгляде на небольшой огород, с медленно зарастающими грядками брюквы, лука и моркови, лиса скривилась, терзаемая противоречивыми чувствами. С одной стороны - понятно, что хорошая хозяйка не допустит чтобы её огород зарастал сорняками, но с другой стороны, даже не пробуя, по одним мысленным представлениям, было легко понять насколько это трудоёмкое и нудное занятие - сидеть на корточках и дёргать, дёргать, дёргать траву. Вот были бы у неё, в самом деле, сын и дочь, она бы их сюда и загнала! Никаких книжек, радио, и гуляний с подружками, пока каждый по грядке не выполет! Настоящая хозяйка фермы в самом деле очень мудрая женщина, которой совершенно не стыдно себя воображать. Родила себе помощников, сразу двух, и в этот грядковый ужас никогда, наверное, даже не совалась! Интересно, а сколько нужно было бы заплатить мастеру растений, чтобы он всю мусорную зелень заставил увянуть, а полезные овощи стимулировал на рост? Эх, что фантазировать? Всё равно нет ни денег, ни мастера растений, которому эти деньги можно было бы предложить. Десять тысяч рю! И поцелуй. В щёчку.
Повздыхавшая, что нет рядом мужчины, которого можно было бы привлечь к трудовому подвигу на взаимовыгодных условиях, Кицунэ заметила растущие вдоль изгороди огорода кусты малины, пробежалась через огород и сразу же в них залезла. Тут уж её уговаривать не пришлось! Один вид спелых бордовых ягод притянул пожирательницу вкусностей словно магнит, и она целый час собирала лакомство с колючих кустов, но не в какую-нибудь корзиночку или ведёрко, а прямиком в рот, что мгновенно уничтожало даже намёки на общественно полезную трудовую деятельность.
От опустошительного набега на малиновые кусты, обалдевшую лисицу отвлекли куры, что с интересом зашли в огород через оставленную распахнутой дверь и с довольным кудахтаньем принялись расклёвывать ботву культурных растений.
-- Ах вы, паразиты! -- возмутилась девчонка и бросилась гонять заметавшихся по огороду нахалок. -- Нет бы сорняки клевали! А эти - нельзя! Они растут ещё! Большие и вкусные будут! Совсем не соображаете?!
Выгнав крылатых разбойниц, Кицунэ их пересчитала и, убедившись что все бескомпромиссно выставлены во двор фермы, с облегчением закрыла за собой дверь огорода. Фух! Даже устала! Значит - хорошо поработала. Всё проверила, во дворе прибралась и спасла огород. А что там с кашей-то? Пора бы начать варить, а то время далеко за полдень, обедать пора!
Заправка каши много времени не заняла, а вот ожидание пока она сварится, угрожало стать утомительным. Девчонка покрутилась по двору, взяла оставленную у сараев косу и, отомкнув задвижку ворот, аккуратно выскользнула с фермы, поспешив тут же закрыть за собой дверь. Слишком просто кур со двора выпустить, и слишком сложно загнать и обратно. Лиса, умная девочка, поняла это с первого раза. А вот как косой пользоваться, понять у неё никак не получалось. Она и загребать ею, как граблями, пыталась, и взявшись у лезвия, резать как ножом. И размахивать косой держась за длинную палку пробовала. Что за странная штука? Очевидно же что для нарезания травы нужна, но какая-то вся неудобная, неуклюжая, неправильная. Или в землю втыкается, или в траву зарывается и не режет, а дерёт её. Тут наверное надо три года обучения в институте сельского хозяйства закончить, чтобы понять как это, вообще, работает!
Кицунэ пофырчала, поругалась, сходила на ферму поискать какой-нибудь нож, нашла серп, и дело пошло. Часа за полтора, пыхтя и мотыля над травяным морем цветастой пышной юбкой, она нарезала целый ворох травы, который сгребла в кучу и, посеяв немалую часть по пути, оттащила во двор. Свалила курам, что походили вокруг, посмотрели, а потом с готовностью принялись копаться в ворохе и расклёвывать его.
-- Вот, вот! Учитесь есть такую траву, а не недоросшие культурные растения! Натренируетесь, я вас потом в огород запущу, и вы все сорняки склюёте!
Довольная, что так сообразительно решила проблему прополки огорода, Кицунэ вприпрыжку побежала к скотской кухне, проверила кипящую бурду и, убедившись что та сварилась, сняла её с печи. Куры были заняты травой, свинки гуляли где-то в полях, так что лиса не стала разбавлять ледяной водой и вываливать им корм, а оставила кашу остужаться, сбегала домой за большой кастрюлей и, навалив себе кучу еды, утащила в дом. Чуть-чуть подкрепила силы горячей бурдой, тайком от кур, пряча в кастрюльке, отнесла на кухню десяток яиц, сварила, и всё так же украдкой отнесла обратно в дом, задержавшись у двери и убедившись, что шевыряющиеся в траве куры ничего не заметили. Вот так! А то она знает, как они за цыплят в атаку бросаются! Не хватает ещё, чтобы за яйца пожирательницу избили, и стали свои гнёзда охранять!
Нет, ничего не заметили! Правильно она их отвлекла!
Довольная сверх всякой меры, лиса поставила кастрюльку на стол и побежала в спальню. Встала перед зеркалом и залюбовалась собой. Ах, какая красивая! И умница, и умелица, и хорошая вся такая! Чудо, а не хозяюшка! Теперь наверное она уже совсем как те, кто здесь всегда жил?
Нет, любой сразу поймёт, что она - чужачка. Волосы светлые, и глаза зелёные. По лицу тоже понятно что она из южных истемийцев. А как тут, на севере, любят южан, ей уже раньше, на другой ферме, доходчиво показали. Надо схитрить, и переделаться в гварку! Симпатичную, и со всех сторон похожую на кого угодно из местных! Надо поискать, где-нибудь, наверное, есть фотографии жившей здесь семьи?
Лиса пошарила по комнатам и разыскала в импровизированном тайнике пачку документов. Какая-то макулатура сомнительной важности, по платежам, займам, налоговым сборам и исполнениям трудовых договоров. К нескольким документам прилагались фотографии заёмщиков, а из документов об уплате за образование, лиса определила, наконец-то имена и взрослых, и детей этой семьи.
-- Понятно. -- задумчиво бубнила лисица, перебирая документы. -- Семья Инагаки. Папа Нобуо, мама Куми. Старшая дочка Аой, младший сын Шинго. Аой семнадцать... Куми сорок два... Аой... Куми...
Лиса попробовала оба имени на звучание, мысленно поигралась с ними, выбирая, и приняла решение:
-- Буду врать, что я - Аой! -- расцвела она улыбкой. -- Пока взрослых нет, одна тут хозяйничаю! Ну да, просто оделась в мамино платье. А что? И ничего стыдного! Мама ругаться не будет. Сейчас, только внешность немного изменю.
Фотографий детей она не нашла, но судя по фото родителей, оба были гварами. Нужно соответствовать.
Лиса сняла косынку, сбросила золотистые волосы и, сосредоточившись, отрастила вместо них чёрные, длинною до плеч. Глаза оставила зелёными, ведь на фото не видно было какого цвета глаза родителей, и мало ли как у гвара могли проявиться зелёные глаза? Может в родне кто-то был зеленоглазый, может мутация, может кто вообще знает что ещё? Очень уж нравятся ей зелёные. Как два изумруда сияющих! И потом, когда люди будут спрашивать о жившей здесь зеленоглазой гварке, все им сразу будут говорить, что это на самом деле была хитрая притвора, немножко навравшая всем, кто проходил мимо. И настоящую Аой беспокоить никто не станет. Только пойдут, вздыхая, дальше, о том, что нет ещё одной возможности увидеть ту самую, чудесную красавицу!
-- Инагаки Аой. -- лиса поднялась и плюхнулась на кровать старшей из двух детей, живших в этой комнате. -- Вот у меня и есть всё нормальное, человеческое! И имя! И дом! И... -- она со сладким вздохом крепче прижала к себе листы документов. Те, что были с фотографиями. -- ...Семья...
Первый день и второй, прошли в спокойствии, без малейших происшествий. Никто не появлялся на дороге, не стучался в дверь. Лиса, полностью освоившаяся в новых владениях, благоденствовала и отъедалась, расцветая с каждым днём всё пышнее и радостнее. Перебрала и перемерила весь гардероб матери и дочери, аккуратно всё вынутое из шкафов собрала и повесила на места. Наигравшаяся всласть, довольная до крайности и начинающая обживаться, по-хозяйски занялась уборкой в доме. Собрала и сложила отмокать всю грязную посуду, расставила на места раскиданные вещи, вычистила домашнюю печь. Как сумела, подмела полы. После этого вернулась к посуде, перемыла её всю и расставила на места. Зарядила силовые схемы в светильниках и часах, добралась до морозильной силовой схемы в подполе и влила кучу энергии в её накопитель так, чтобы заряда хватило на много месяцев. Теперь можно было не беспокоиться за сохранность драгоценных банок с солениями и сложенных в корзинку яиц.
Настелила на стол главной комнате найденную в шкафу скатерть, поставила в центр вазочку с букетом полевых цветов. Дом, к чрезвычайному удовольствию девчонки, обрёл вид жилой и опрятный. Важничая и с задранным от гордости носом, Кицунэ разгуливала по своему преобразившемуся обиталищу туда-сюда, как никогда мечтая о похвалах. Вот она какая хорошая! А может быть, если хозяева дома вдруг вернутся, они не станут сильно злиться на поселившуюся тут нахалку? Она ведь им и порядок навела, и курочек от голодной смерти спасла, и о поросятах позаботилась. Узнав что бедной девочке некуда идти, они точно её простят и разрешат остаться! Она ещё немного поработает, все увидят сколько от неё пользы, и обязательно примут, как родную дочь!
На третий день, отправившись нарезать травы для кур, Кицунэ увидела вдалеке движущуюся большую массу чего-то живого, помчалась посмотреть и выбежала к огромному стаду исполинских коров, кочующих с северо-востока на юго-запад. Сотрясающих землю поступью мясистых ног с широченными копытами и опустошающих всю округу по мере продвижения. Высотой в три человеческих роста, тяжеловесные туши животных переваливались с ноги на ногу, разевали пасти, гребли густую траву и скусывали деревья у самых корней. Жуя прочную древесину как мягкий хлеб, коровы заглатывали любую растительность, раздирали стволы и кроны, оставляя на земле только пеньки с характерными следами зубов. Сквозь поля и леса, они катились лавиной, словно чудовищное бедствие и оставляли за собой широкую полосу изуродованной земли с жалкими остатками искалеченной растительности.
Здоровенные сторожевые собаки, охранявшие стадо, перехватили Кицунэ на подходе, обнюхали её и, не восприняли как угрозу. Не стали ни рычать ни лаять. Наоборот, хвостами завиляли и ближе подошли, совершенно без опаски. Крестьянский наряд и запах фермы их успокоили? Да, по всем признакам сразу ведь видно, что Кицунэ не непонятно откуда взявшаяся чужачка, а совершенно нормальная местная девушка! Обрадованная лиса расцвела весенним цветочком и покрасовалась перед собаками, чтобы они ещё лучше рассмотрели, какой у неё замечательный сарафан. И платочек. И фартучек. Собаки посмотрели, оценили, и вожак выступил вперёд.
-- Ув-ву-вуа-буф? -- сказал лохматый великан, размером побольше многих медведей. Вся стая выжидательно замерла, внимательно слушая, что скажет человек.
-- А вы откуда идёте? -- первым делом, долго не думая, брякнула Кицунэ.
-- Буф. -- вожак махнул головой на юго-запад.
-- И что, там нигде никаких людей не осталось?
-- Ву-у-буф. -- обречённый вздох.
-- Наверное сильные банды вокруг ходят, раз все бросили свои дома и сбежали. А вы правильно решили коровок на одном месте не держать, я видела что случается, если их заставить в одной небольшой области пастись без подкормки. Там вот, дальше, -- она указала рукой. -- Громадные дикие леса начинаются, там стадо сможет долго выживать, а потом ваши хозяева, когда вернутся, пройдут по следам и разыщут вас. Только осторожнее, вон в ту сторону не гоняйте, а то там гигантское древо, каучуковое, и в нем рой жуков живёт. Жуки станут своё дерево защищать и нападут на стадо.
Вожак заворчал, оглянулся на остальных и отдал команду ворчливым вздохом. Один из молодых псов сорвался и помчался в указанном лисою направлении, проверять.
-- Вур... вур-р-раги ехсть? -- с немалым усилием комбинируя звуки в слова, вопросил вожак.
-- Враги? -- Кицунэ подумала про бандитов, которые всех напугали. -- Не видела никого. Там вот только лес. Ни ферм, ни дорог. И вокруг ночами ничего не горело, никакой паники не было. Тихо всё.
Пёс кивнул ворчливо что-то буркнул и стая вернулась к подзащитному стаду, чтобы повести их к лесу, который станет животным и укрытием, и кормом.
Кицунэ не могла упустить шанс с детским любопытством подойти к стаду, посмотреть на коровок и впечатлиться их исполинскими размерами. Вот это да! Каждая из громадин размером почти что с дом! Лиса походила кругами, охая и ахая, а потом заметила кое-что важное. Это были не мясные, а молочные коровы! Раза в полтора меньше чем те, которых она видела на юге, но зато с громадным выменем, меньшим животом и удлинёнными ногами, чтобы вымя при движении меньше волочилось по земле.
Интересно, а от них сейчас, пока они бесхозные, можно получить молока?
Приметливая и сообразительная, лиса высмотрела, что в стаде всего трое телят, родившихся, видимо дня два или три назад, но дойных коров штук двадцать. Собаки активно помогают телятам, приспособившись выдаивать своих подопечных и кормиться коровьим молоком, но силы их тоже не безграничны и молока всё ещё огромный переизбыток.
-- А можно мне попробовать подоить? -- спросила она у присматривающей за ней собаки, получила утвердительный "буф" и побежала на ферму, за ведром. Схватила самое большое, вернулась и быстро отыскала стадо, которое собаки по подсказке одного из своих вернувшихся разведчиков, повернули немного правее и вывели на берег широкого оросительного канала.
Живые неповоротливые исполины заходили в канал по брюхо, погружали морды в воду и втягивали её с мощностью промышленных насосов, не обращая внимания на муть, ошмётья водорослей и водоплавающую живность, которая станет питательной подкормкой в крайне неприхотливых для пищи желудках. Напившихся коров собаки отгоняли от источника воды, чтобы не мешали остальным и к таким вот, меланхолично жующим прибрежные кусты великанам, подошла Кицунэ.
Собака толкнула её головой и подвела к одной из коров. Девчонка подставила ведро под раздувшееся вымя, из которого молоко струйками било при малейшем касании и без особого труда, методом несмелых надавливаний, довольно быстро набрала полное ведро. Сбегала на ферму, поставила ведро в подпол, сцапала ещё одно и побежала обратно к стаду.
К вечеру в доме были заняты молоком все ёмкости, свиньи с удовольствием лопали кашу, сваренную на молоке, а упившиеся кошки и сама Кицунэ совершенно счастливые лежали на энгаве и наслаждались закатом. То, что стадо ушло дальше, одновременно и огорчало, так как источник молока пропал, и радовало, ведь даже один такой травоядный гигант мог стать катастрофой для лесов и полей всей округи. Оставалось только надеяться, что лесопилки в этом регионе скоро снова заработают и эшелоны отходов деревообрабатывающей промышленности пойдут на скотоводческие комплексы. Хозяева свои стада непременно найдут. Вон какая за ними борозда разрушений тянется! Найдут, уведут обратно, выдадут кормов, и всё снова станет нормально.
На четвёртый день, проснувшись и сделав утренние дела, лиса для полной красоты намыла окна в доме и задумалась о том, чем ещё заняться. Вроде всё самое важное переделала, один огород остался. Ох! Нет, надо срочно другое придумывать, а то никаких отмазок от прополки не останется. Пожалуй, слишком быстро убывают дрова в поленнице. Вот! Точно! Надо сходить в лес и нарубить ещё. За одно можно взять корзинку и грибов набрать, хороших и вкусных.
-- Решено! -- вскинулась Кицунэ и наставила палец на обернувшихся к ней кошек. -- Иду в лес за дровами, срочно, а то как люди вернутся, сразу начнут болтать всякое про то, что мне, без бумаги с печатью, нигде ничего рубить нельзя! У самих проблем миллион, но они все сразу только ко мне и пристанут! Нет, самая хитрая я именно сейчас схожу, пока никого нет, и на всю зиму дров разом наготовлю! А вы тут, много не безобразничайте. Без меня. Я скоро, туда и обратно!
Она забегала по дому, собираясь. Схватила корзину, повязала платок, выскочила за дверь и обула пусть неказистые, зато крепкие и явно дамские, ботинки. Подошла к колоде для рубки дров, к которой был прислонён тяжёлый колун, взяла его, взвесила на руках и положила обратно. Тяжёлый! Лень таскать.
-- Ну всё, я за дровами! Скоро вернусь! -- она помахала курочкам рукой и вышла со двора, плотно закрыв за собой дверь.
Дорога тянулась на север и юг, одним концом теряясь в засеянных зелёных полях, а вторым уводя в густой зелёный лес. На грунтовом полотне, когда-то давно укреплённом с помощью строительного дзюцу, за прошедшие дни не появилось ни одного свежего следа, ни от колёс телег, ни простого, человеческого. Если не считать, конечно тех, что Кицунэ сама натоптала, мотаясь в поле за травой или к коровьему стаду.
-- Ничего, сейчас ещё больше оживим! -- самодовольно заявила девчонка, направляясь в сторону леса и размахивая корзинкой. -- Походим немножко туда и сюда!
Лес сомкнулся вокруг, при наличии дороги, совершенно не страшный и не вызывающий желания плакать от постоянного чувства что ты заблудилась. Как там другие лисы, в легендах, спокойно живут в дикой природе, Кицунэ было совершенно непонятно. Просто она, наверное, лисёнок домашний и ручной, не привыкший ко всяким дикостям. Поэтому, ни в коем случае не отходя от дороги далеко, Кицунэ углублялась в лес по чуть-чуть и с удовольствием исследовала только тропинки или ответвления главной дороги, обнаружив пару живописных полян, вальяжно текущую речку, руины какого-то замка, безлюдную железнодорожную станцию и большой лесной водоём с заросшими кустарником берегами. В кустах были пробиты проходы, и над бережками установлены мостки. Рыбаки, наверно, постарались.
Гуляла лиса по тропинкам не просто так. Острым глазом и лисьим нюхом в первый раз заметив добычу, она склонилась, пустила Ци из пальцев в землю и сформировала из почвы крепкий каменный клинок. Подбежала, раздвинула листву и резанула, безжалостно отделив от корня большой, пузатый гриб. Корзина её, по мере гуляния по тропинкам, быстро наполнялась и вскоре лисица начала сердито пыхтеть, что мол, ещё не нагулялась, а уже стало вдруг и тяжело, и неудобно.
-- Ладно! Так, зачем я сюда пришла? -- она осмотрелась по сторонам, отошла немного от дороги и нашла первую жертву. Мёртвое дерево с толщиной ствола в обхват пальцами, лишённое веток, но ещё недостаточно трухлявое, чтобы стать бесполезным в качестве дров. -- Вот! Идеально!
Потомок сразу двух генетически изменённых кланов второго поколения, Кицунэ сосредоточилась, протянула руку, коснулась земли каменным ножом и, пустив Ци с элементом Земли по клинку, нарастила его за счёт лесной почвы до размеров меча. Встала в боевую стойку, изменила оттенок изымаемой из биотока Ци и направила в клинок энергию уже с элементом Ветра, заскользившего вдоль лезвия и, выходом за пределы кромки клинка, создавшего дополнительную острейшую режущую плоскость.
Клинок прошёл сквозь древесный ствол, разрезав древесину как мягкое масло. Дерево содрогнулось от корня до макушки и начало заваливаться... прямиком на оставленную лисицей корзину.
-- Ай-вай-вай-вай! -- уронив меч, девчонка упёрлась в бок ствола ладонями, напряглась и, за счёт того что падающее дерево не было особо тяжёлым, заставила его изменить траекторию.
Плюх!
Дерево с шелестом и негромким стуком рухнуло на сухую прошлогоднюю листву, сломавшись при ударе на три длинных куска.
-- Ух! -- Кицунэ утёрла запястьем проступивший на лбу честный трудовой пот. -- Ну почему, стоит подрубить, так деревья всегда не туда падают?! Знают что ли, куда нельзя, и специально целятся, чтоб напакостить?!
Отставив подальше от вредного дерева свою корзину, Кицунэ взяла каменный меч и принялась резать срубленный ствол на удобные для переноски чурбачки приблизительно равной длинны. Пара минут, и дело сделано. Теперь - доставить всё это на ферму. А как? В руках отнести? Неудобно, тяжело, и платье перепачкается.
Значит, придётся потратить немного энергии. Вечером поросятам меньше каши останется... зато будет очень питательной! С грибами!
Кицунэ сосредоточилась, приложила ладони к сухой листве, направила потоки Ци в землю и та задрожала. Глубоко внизу, ниже плодородного слоя, почва спрессовалась в подобие камня, сформировала каменную фигуру и, раздвигая рыхлые слои, начала подниматься. Разверзая землю, из-под палых листьев на солнечный свет вынырнула каменная фигура лошади.
-- Я назову тебя... Кайхаку (серый)! -- самодовольно сказала Кицунэ, погладив каменного коника по голове. -- Ты у меня немного меньше, чем самурайские кони, но у каждой девочки, для счастья, обязательно должен быть свой пони! Так уж получилось, никто не виноват. Вот и не брыкайся, головой не мотай, стой смирно! Будешь моим лучшим другом! Должен же кто-то мне везде помогать?!
Собрав первую охапку из трех обрубков древесного ствола, Кицунэ взгромоздила их на спину своего каменного пони и спина фигуры, под воздействием Ци девчонки, плавно трансформировалась, превращаясь в подобие широкого кузова, как раз такого, чтобы удобнее было размещать поклажу.
Кицунэ быстро собрала все обрубки, уложила их на коняшку и пробежалась вокруг, достаточно быстро выискав ещё одно мертвое дерево. Вернулась к коню, забрала меч и, влив в каменную фигуру немного своей Ци, привела камень в движение. Каменный конь, вполне уверенно переставляя ноги, послушно потопал за своей хозяйкой. Управлять негуманоидной фигурой было немного сложнее, чем человекоподобной, но Кицунэ уверенно справлялась. Ползать на четвереньках у неё хорошо получалось с самого детства!
Долго возиться с дровами не пришлось, хватило всего трёх срубленных деревьев, чтобы нагрузить каменного коня до предела. Фигура становилась неустойчивой, груз угрожал рассыпаться, да и чем больше была нагрузка, тем больше фигура требовала Ци для движения.
-- Вот и ладненько! -- Кицунэ погладила своего помощника по неровной серой морде и взгромоздила на его спину, дополнительно, свою корзину. -- Пойдём домой, Кайхаку.
Было часа три дня, когда она и нагруженный дровами конь вышли с тропы на главную дорогу. Кицунэ подправила и укрепила каменными лентами слегка размотавшуюся укладку дров, приложила ладонь к голове каменной фигуры и вдвоём с самоходной грузовой марионеткой, потопала в сторону фермы. След Ци за ними при этом оставался кошмарный, но кому было его замечать? Совершенно безлюдный, мирный лес. У Кицунэ от счастья пела душа. Погода прекрасная, дело делается, скоро она поест и отдохнёт. Дрова есть, еда есть, у неё целый дом и два больших шкафа с одеждой! А на завтра придумано очень важное занятие!
Кицунэ не могла не думать о железнодорожной станции. Та ведь была не простой платформой, приткнутой к линиям железнодорожного полотна. Ответвлявшаяся от основной, дорога к станции пересекала железнодорожное полотно, уходила куда-то дальше, и в месте пересечения были установлены шлагбаумы, а так же мачта семафора. На такой станции обязательно должен быть дежурный, который шлагбаумы опускает и за семафором следит. И этот дежурный обязательно должен жить где-нибудь неподалёку! Не будешь же работника каждый день туда-сюда из города возить? Он... а вернее она, даже можно не сомневаться, кто-то из местных жительниц, что каждый день катается на работу на велосипеде. И у неё, значит, точно есть настоящая униформа железнодорожницы! За этим очень строго следят, потому что имидж, и всё такое. На ферме ничего железнодорожного не нашлось, но дальше по дороге непременно должны быть другие дома и фермы. Надо пробежаться и посмотреть. Найти и... и... стащить?
А это уже какая статья? За мародёрство? Вот свою непутевую безобразницу и мама, и бабушка, отругали бы за такое! И деды сурово посмотрели, а потом в угол поставили, соплями шмыгать. Но как же хочется униформу железнодорожницы! На станции какие-то дурни в домике все стёкла выбили, и внутри всё разорили, а Кицунэ бы там порядок навела и встречала бы с поезда всех возвращающихся людей!
"Сюда пожалуйста, проходите, вот место для багажа!" "Здравствуйте, добро пожаловать!" "Вам помочь? Вот, проходите на лавочку."
А на ней - серый пиджачок со всеми знаками железной дороги! Юбочка, жилетка. Блузка с галстуком, колготки, туфли, и такая вот модная шляпка! Сразу любой поймёт, что она - сотрудница! Все ей будут радоваться и улыбаться, думать какая она хорошая!
А потом можно будет в этой униформе на поезд забраться, прям к машинистам, и поехать куда-нибудь в управление, где взять и наврать, что она из другого города, откуда был такой же хаос и бегство. У неё сумку украли, вместе со всеми документами. Может, поверят, и дадут работу, с возможностью показать себя? Она же - девочка хорошая, молодая и красивая, пострадавшая от каких-то гадов. Конечно же надо ей поверить, и оформить в самом деле, как сотрудницу железной дороги! Дежурной по станции, или, лучше, проводницей в поезд...
-- Боги в помощь, хозяюшка!
-- И-и-йай!!!
Каменный конь при движении скрежетал камнями и топал, дрова в кузове скрипели и постукивали, а лисица жмурилась от солнца, в мечтаниях совершенно забыв оглядываться по сторонам.
При звуке чужого голоса, каждый волосок на теле незадачливой лисицы встал дыбом. Взвившись словно на пружинах, она кувырком перемахнула через ходячую каменюку с дровами, сцапала полено поухватистее, изготовилась к драке и вытаращила шальные с перепугу глаза на инстинктивно отпрянувшую серо-коричневую фигуру по другую сторону от её коня.
Тощий, нечёсаный и небритый, по-самурайски рослый мужчина лет тридцати пяти, в мешковатой серо-коричневой одежде, с ехидной ухмылкой проследивший за невероятным акробатическим трюком девчонки. Убедившись, что никаким дзюцу она долбануть не пытается, шутник расслабился и убрал руку от рукояти парадного самурайского меча, одного из тех, с какими в мирное время расхаживают аристократы, чтобы подчеркнуть свой воинский статус.
-- Чудесно летаешь. -- заявил незнакомец. -- И панталончики у тебя - ого-го! Симпатичненькие.
-- А ты чего подкрадываешься?! -- став малиновой от стыда и возмущения, Кицунэ сердито поджала рукой широкополую юбку, при прыжке предательски раскрывшуюся, словно купол. -- С ума сошёл?! Напугал, я чуть не умерла! Ты кто такой вообще?!
-- Умереть не умела, но бахнула с испугу здорово! -- незнакомец помахал рукой перед лицом, словно бы разгоняя неприятный запах, полюбовался на багровеющее злое лицо девчонки, ещё плотнее поджавшей юбку, сверкнул глазами и рассмеялся. -- Да я про импульс Ци из пяток! А ты про что подумала?
-- Не знаю! -- тут же гневно огрызнулась Кицунэ. -- Ну всё, господин бандит, пошутили, а теперь идите своей дорогой! У меня денег нет, одни дрова вот!
-- Расхищаешь ценные природные ресурсы империи?
-- Не твоё дело, господин бандит! -- Кицунэ вдруг схватилась за живот, скрючилась и шустро-шустро убежала в лес. Живот от резкого испуга скрутило кошмарно. Только ведь чуть-чуть от ужасов начала отходить, расслабилась, и вдруг опять напугали! Из последних сил воли хватило сдержаться, за кусты убежать, и сохранить бельё в чистоте. Довели, гады! Даже у такой стойкой, во всю психику паническая травма!
Отсутствовала лисица минут десять, а когда вернулась, поправляя на себе одежду, обнаружила незнакомца, сидящего на холке её коня.
-- Где же ты так долго пропадаешь? -- вопросил бродяга, явно сильно смущённый, что его шутка произвела настолько катастрофический эффект. -- Чуть всё ценное в твоей добыче не разворовали, хорошо, что я охранял!
-- Слезь с моего коня! -- красная от стыда и злости, утирающая льющиеся из глаз слёзы обиды, налетела на негодяя Кицунэ. -- Чего пристал?! Иди своей дорогой! Иди! Иди, ну?! А то мне в платье драться неудобно!
-- Ой-ой, ладно, не злись, хозяюшка. -- мужчина, согнанный с каменной фигуры, поднял руки в жесте капитуляции. -- Я же, знаешь, пугать тебя не хотел, случайно получилось. Прости дурака. У меня ничего нет, но хочешь, рыбу тебе дам, в качестве извинения? Копчёную!
При упоминании еды, вожделенного мяса, у лисы предательски расширились глаза, а губы дрогнули, но она тут же взяла себя в руки, сердито засопела и отвернулась.
-- Вот и хорошо! -- просиял незнакомец. -- Я-то думал, с кем бы своей добычей поменяться на хоть какую-нибудь другую еду?! Ты на чём выживаешь? На грибах?
-- На камнях! В печке грею, и ем!
-- Ого, удобно! Экономно! Давай знакомиться? Ты здешняя? Как зовут?
-- Боевая биоформа двести двадцать два!
-- О-о длинно! Я буду звать тебя Двести! Или лучше Два-по-сто?
-- Отвали-и-и! -- Кицунэ ультразвуковым визгом отогнала насмешника подальше, коснулась коня и повела его по дороге в сторону фермы. Задрала нос и сердито отвернулась, когда бродяга догнал её и пошёл рядом, с другой стороны от каменной фигуры.
Бродяга молчал, молчал, выдерживая долгую паузу, а потом вдруг метнулся в лес и вернулся, притащив с мелькнувшей за деревьями полянки небольшой букетик земляники с цветами и ягодами.
-- Вот, держи, красивая. -- он протянул букетик Кицунэ. -- С моими извинениями.
-- Спасибо. -- с тенями сердитости ответила девчонка, плавно меняя гнев на милость. -- Ладно, ты меня тоже прости, я очень уж терпеть не могу, когда ко мне кто-то подкрадывается. Как тебя зовут? Кто ты, и откуда идёшь?
-- Мори Сумитада. -- представился бродяга. -- Не из тех Мори, что в стране Рек, а из тех, что в стране Волн. А южным Мори мы даже не родственники. Когда наш клан заказчику сдавали, задумались как назвать, полистали табели и проглядели, что Мори уже есть. Ну, нам и влепили. Документы оформили, отправили, а когда выяснилось и начался бубнёж, сказали что мы давно люди взрослые, можем сами себя переназвать хоть в Тэнно, и попытаться с этим выжить. Тот чиновник, который просмотрел занятость древнего имени, давно, мол, уволился на пенсию, и даже выговор объявить некому. Да и какая вам, мол, разница? Кланы уж пятьсот лет туда-сюда штормит, осколки, куски, бастарды и самозванцы уцелевших от края до края мира живут и от того что где-то там, в другой стране, есть кланы с такими же названиями, умирать не торопятся. Рисуйте клановый номер после имени на документах, и никто не запутается, кто вы. Из выродившихся от постоянных потерь в боях и кровосмешения Мори юга, или из захиревших от безделья Мори севера.
-- Прям так и захиревших? -- Кицунэ скептически осмотрела бродягу, отмечая, что тот хоть и не мускулист особо, но с ног до головы похож на переплетение канатов из крепчайших жил.
-- Это я таким на морской службе сделался. Здесь, на юге. -- пожал плечами ронин. -- Дома был бы рыхлый, мягкий, и с пузиком. Страна Волн ведь не воюет. Как кто к нам заявится, водоросли или торговые пути отбирать, так мы всей страной сразу лапки кверху задираем, и с подарками, на переговоры ползём. Голыдьба тощая из Горячих Источников нас, представляешь, грабить ходила! А мы что? На медузах и водорослях массу не наешь. Нам бы таких как ты, что камнями питаются... камней у нас там - ужрёшься!
-- Не смешно. -- продолжая строить из себя обиженную девочку, буркнула Кицунэ. -- А что ты тут делаешь? Путешествуешь?
-- Да, лет десять уже как. Надоело дома, на квашеной зелени сидеть и медуз на удобрения сушить. Сила в руках самурайская, объявил себя ронином, и пошёл в великую империю, наниматься. Стражем закона, охранником, бойцом в наёмничью банду. В одном городе нанялся в стражу, поймал шнырей мелких, что баллончиками краски стены разрисовывали, а из них одна оказалась дочкой муниципального бугра, драться полезла, и наставила себе синяков об меня, пока я её паковал. Папаша увидел синяки на руках доченьки, взбеленился, написал на меня заяву, что я избивал и домогался его несовершеннолетней принцессы. Пришлось мне экстренно бежать через половину страны, от каторжных рудников. Благо, у них тут бардак во всём, в следующем городе запросто поверили, что у меня документы украли и взяли портовую зону патрулировать. Ловить контрабандюг, которые иногда так наглеют, что взятки не платят. Года три перекантовался, а потом кто-то наверху с кем-то не поделился, нас служба безопасности накрыла, и я снова удрал...
-- Ты мне так просто это рассказываешь?
-- А чего такого? Ты вот, дрова тоже явно без разрешения волочишь. В империи сейчас иначе нельзя, и ни одного кристально честного человека не осталось. Чего стесняться-то? Да и не отмороженный я совсем, потому как наркота и нелегальные рабы у нас без взяток ходили, до такой степени начальство наглеть в те годы побаивалось. Вот тех, за наркоту и рабов, мы и щемили. Я девять раз за те три года вытаскивал из ящиков и бочек ворованных детей. Один раз сразу четырёх учениц столичной престижной школы лично вытащил! Вот они ревели! Зашли к богатой и доброй благородной даме, щеночков посмотреть, как вдруг ХЛОПА! В ящиках, к извращенцам, поехали. А тут я! Крышки с ящиков сшиб и простыни раздал бедняжкам, чтоб прикрылись.
-- Не врёшь? -- с прищуром посмотрела на хвастуна Кицунэ. -- Знала я таких, двух некоторых, хорошо умели уши погладить, что там спасали, тут спасали. А потом оба с хохота валялись, что я, такая дура, им поверила!
-- Да, вот после таких ублюдков нам, относительно честным людям, хорошенькие девушки и не верят! -- развел руками бродяга и сунул руку за ворот своего истрёпанного кимоно, нашаривая потайной карман. -- Глянь сюда! -- он вынул и показал Кицунэ маленький и невзрачный значок, под стёршейся медной краской на торце которого местами проглядывала белая уплотнённая древесина. -- Официальная награда, за спасение двадцати человеческих жизней! Мы с парнями за годы службы сотни три нелегальных рабов у контров отбили, но нам их на всех разделили, и раздали медные значки. Неча баловать! Даже до тридцати спасённых каждому не дотянули. Как наспасаете по пятьдесят, серебристые раздадим. Ну а уж если до сотни прыгнете, то есть тысячу сто граждан отберёте у бандюг, вручим золотистые! Торжественно и с поздравлениями, пришлём какого-нибудь лейтенантика. -- ронин подбросил значок, позволил ему долететь почти до самой земли, потом поддел ногой и, пинком, подбросил обратно вверх. Поймал на лету и сунул обратно в карман. -- Я эту дребедень с собой таскаю, чтоб с друзьями ржать и любоваться тем, с чем равняет имперское начальство жизни двадцати семи своих граждан. Кусок прессованной деревяшки, обмазанной имитатором меди! Заслужил, дурачок, деревянный значок.
Что-то дрогнуло во всём естестве ронина, и у Кицунэ дыхание замерло от пронзившего её, разрывающего душу, чувства. Вся глубина обиды и оскорбления этого воина, его унижение и оплёванное доброе дело, на миг мелькнули в печальных и мрачных, бесконечно усталых глазах.
Мгновение, и перемахнувшая через каменную фигуру коня, Кицунэ взметнулась перед остолбеневшим парнем пышным облаком мягкой ткани. Пёстрой и белой. Чарующей безобидной и женственной.
Ещё мгновение, и это облако обрушилось на изумлённого ронина, обняло руками и прильнуло, обдав во весь рост вихрем ласковых чувств и желания утешить.
-- Ох й-йо! -- потерявший равновесие от неожиданности, бродяга плюхнулся на пятую точку и опрокинулся на спину, прямо на свои заплечные сумки. -- Рехнулась?! Нельзя на самураев так прыгать! Я же долбануть чем-нибудь мог!
-- Ничего. -- Кицунэ крепче обняла его, прижимая к себе и не выпуская. -- Я... крепкая...