Столько лет прошло, а не могу без смеха вспомнить эту историю. Так уж устроен человек, что запало ему в душу, то уже до самой гробовой доски: и плохое и хорошее помнит, иногда только этим и живет, старость ведь никого не ласкает и никого не обойдет, а молодым посмеяться - только здоровья прибавится.
Смрадом дышал кузнечный цех. С грохотом опускались тяжелые молоты, безжалостно хрустели пресса своими калеными челюстями, изрыгая остатки горячего металла, точно объедки. И словно в аду двигались кузнецы, сами похожи на чертей, прокопченные и чумазые, кто с кочергой у печки, кто с клещами у молота, хоть картину рисуй, лишь бы фантазия была. Назвать ее надо: "Ад на земле", разницы большой не было бы. Вот только неизвестно, за что туда попали в этот ад ласточки - эти земные ангелы: строили там свои гнезда, растили своих детей, видно, не хотели оставлять и здесь, в этой беде людей. Только хорошо здесь было черным чумазым воробьям, для них это был дом родной, и они готовы были драться грудью с чистенькими холеными воробьями, которые посягали на их жилище, место под крышей.
Кашлянул, точно подавился, один пресс, раз-другой ударил молот и тоже смолк. Работа встала. Звено кузнецов устроило перекур у пресса, гонец ушел за дежурным слесарем. Сидели ребята, судачили о том, о сем, плевались черной копотью, когда появился слесарь Миша Сажин. Здоровый, спортивного вида парень, играл в заводской футбольной команде, часто бывал на тренировках, то играл где-то на выездах, и времени думать, о работе по специальности было мало, как и желания думать. С упорством обреченного Миша суетился возле пресса, лазил наверх, но все напрасно. Пресс не работал. Он терялся, и все больше делал глупостей. Кузнецы поняли, что
поломка надолго, раз нет специалиста, а пресс не футбольный мяч, его головой не ударишь и ногой не пнешь, да и ласку он тоже - не очень. Не женщина, нужны конкретные знания.
Звеньевой кузнецов Виктор Хитров, щупловатого вида парень и часто довольно ехидный, никогда не упустит возможности подкольнуть - подсечь человека, как рыбак рыбешку, причем с явным выражением удовольствия на лице. Виктор чему-то улыбался, мялся, но сказать не мог и явно мучился от этого, надо было ему помочь высказаться. "Что такое, чему ты улыбаешься?" - пришел я к нему на помощь. Тот смотрел на Мишу Сажина, который сидел на прессе и смотрел, как кот на мышь, которую поймал, а съесть не может: "Понимаешь, хочу сказать ему, что он дурак, да ведь он здоровый, убьет, а сказать знаешь, как хочется".
Я чуть не упал со смеху: "Ну что так мучиться, подойди да скажи, что думаешь". - "Боюсь сказать, - мялся Хитров. - Нет! Здоровый ведь, дурак, убьет!"