Начало августа. Пора увяданья приближается, а тут столько грибов появилось, для них самый расцвет наступил. Все, как в жизни, чередуется, уступает место одно другому, и всем под солнцем места хватает. Продуманная закономерность. И не вторгаться в природу надо, а любоваться ею, тихонько входить в нее и, затаив дыха-ние, наблюдать. Тогда можно всего заметить столько, что хватит на всю жизнь впечатлений. А тем более, что все постепенно гибнет, исчезает навсегда из жизни человека. И для потомков наших все это будет сказка: грустная- грустная сказка, только будет ли ей конец - счастливый конец.
Шел проливной дождь, уже не первый день. На стройке такой рабочий день актировался, и сидели рабочие в вагончике, стучали в домино, убивали время: и домой не уйдешь, и работы нет, зато анекдотов вволю наслушаешься. Вот я и закинул потихоньку удочку: "В том году, в эту пору, я нашел такое грибное место, что ступить было негде, боровики шляпами ведро закрывали". - "Да, - поддакнул мне коммерсант - Валера Тишков. Коммерсантом его прозвали за любовь к тряпкам, барахлу всякому. - Вчера на базаре продавали, своими глазами видел", - и сделал большими-пребольшими свои глаза. Не утерпел и
Костя: "Что зря здесь торчать, чай, не курицы - ничего не высидим, надо грибы посмотреть, а то дома жена ругает, по грибам скучает, а дождь может и кончится, третий день льет". Вся бригада смотрела только на Сергея и бригадира Сашу Удалых. Два брата, у обоих по "жигуленку", стоят у вагончика, но работа есть работа. Наконец бригадир решил: "Если хочешь, Сергей, то уезжай, а я здесь побуду, на работе, один за всех, может, что подвезут или еще что-нибудь". Сборы были короткие, по пути заехали по домам, захватили короба, и летел "жигуленок", раз-брызгивая лужи, в грибные места.
"Не сахарные", - успокаивал всех коммерсант, не размокнем, зато подрастем, и у Кости конопушек еще больше будет, как грибы расти будут". Так и ехали со смехом и шутками. Только Сергею приходилось несладко, дорога раскисла, и только его большой опыт и мастерство вождения избавляло нас от купания в грязи. Но вскоре остановились. Лицо Сергея стало еще озабоченнее: "Ну что, Григорий, командуй, что дальше делать?".
"Выметайтесь", - коротко подвел итог я и вылез под дождь, полезли и остальные ребята с машины. А коммерсант уже трусил у края релки, его зеленая панама напол-зла на глаза, и сам он напоминал гриб, ядовито-зеленый, сродни мухомору, но об этом ни слова, шуток он не любил. Наконец Валера издал вопль: "Есть сразу два подосиновика". И уже не было сил его удержать у дороги, он ринулся в кусты, что заяц. Костя мелькнул на другую сторону дороги, только его и видели. Мы с Сергеем еще двигались по тропинке вперед, но уже стали грибы попадаться чаще и чаще, Сергей стал отставать. Увлекшись, они уже ничего не видели, кроме грибов, и я один двигался из всех грибников, еще оглядываясь назад, но им было не до меня. А тут и дождик почти прекратился; тихо-тихо так моросил, и, наконец, прорвало солнце тучевые завесы. На полнеба появилась радуга и, вольно-невольно взоры человечьи всегда прикованы к ней: "Красота-то, какая!"
А радуга сыпанула
свое ожерелье Из рубинов и разных камней.
Грибов пусть будет
и ягод приволье,
Так пляши же,
Народ, веселей!
И озеро, что лежало передо мной, тоже трепетало, искрилось, меняло свою окраску: отражало и солнце и радугу, рыба плескалась то там, то здесь. Все жило, дышало и радовалось жизни, и нельзя пройти мимо и не быть очарованным такой красотой, игрой природы. Там за озером и было мое заветное место, упряталось в дубовых релках, что вплотную подходили к реке.
Наконец я обогнул озеро и углубился в релку, грибов здесь было видимо-невидимо, сыроежки всех цветов: синие, зеленые, красные, желтые, сухие грузди, подосиновики и красавцы боровики. Такое богатство рассыпала радуга, одарила людей, радуйтесь, пользуйтесь моей щедростью, любите природу.
Я уже не брал никаких грибов, кроме белых - все целые, крепкие, точно литые, росли семьями. Бережно я брал их на руки, вдыхал их целебный запах и укладывал в короб, один к одному. Не успел, и оглянуться, как четырехведерный короб был полон. А погода уже наладилась, легкий ветерок разогнал тучи, и сияло солнышко на радость всему живому. Красивые и чистенькие, в ярких одеждах, еще в капельках росы стояли деревья, распрямились примятые водой травы, а грибы были вообще неотразимы в своей красоте, я наблюдал ликование природы.
Оставил я короб на месте, не тащить же его за собой, на обратном пути заберу, место приметное, не ошибусь. Между двумя дубовыми релками расположилась осино-вое мелколесье. Не раздумывая, я нырнул туда и оторопел: один к одному, точно гвардейцы на параде, стояли
подосиновики, и было этого войска не счесть, сила такая, что диву даешься. Быстро наполнился и рюкзак, а грибов не убывало. Жалко было покидать грибное место, а оставлять такое сокровище было выше моих сил. Стал грибы складывать в плащ-палатку. Заглянул и чуть дальше в релочку, что стояла на самом берегу реки, и опять удивился, сколько здесь было белых грибов у самой воды, по кромке берега. Точно купаться вышли к воде, да раздумали. Пенилась, ворчала недовольная река, подмывала берег, вся мутная, и грозная, несла она свои воды. Испугались грибы такой силы и остались на берегу, я тоже не решался искупаться. Да и товарищи, наверное, меня уже потеряли, далеко я зашел; получается, что бросил их.
Одел я короб на спину, на грудь повесил рюкзак, а плащ-палатку с грибами, увязанную, опустил на короб, так она и возвышалась над головой, точно маяк. Двигался я осторожно, а грибы опять попадаться стали, у самой тропинки растут, но нагнуться уже не было сил. В одной из релочек, что я проходил, меня привлек шум в кустах, что-то там трепыхалось. Развьючился я кое-как, облегченно вздохнул и пошел посмотреть, что там творится. А здесь, в ветках, запутался птенец кобчика, птица такая из породы соклиных, бился он в траве да кустарнике. Увидел меня и весь взъерошился, этот ребёнок, принял боевой вид, защелкал клювом загнутым, глаза его страшно вращались. "Не испугаешь, мал еще", - посмеивался я над ним, уж больно грозен-то! Было желание взять его с собой домой, думаю, что прокормить его особого труда не составляло: такую коробочку птенец открывал, что так и хотелось туда положить паута или сразу двух. Но удержался я от такого соблазна, помог выпутаться птенцу на чистое место, знал, что родители обязательно подберут его, не бросят такого красавца на произвол судьбы.
Первым мне встретился Валера Тишков, хотел похвастаться своей добычей, но, увидев меня навьюченного, стих. Пятиведерный короб его был полнехонек, такие же красавцы боровики выглядывали из него, что и у меня. Присели мы отдохнуть у дуба в тени, посвистели своим товарищам. Те откликнулись, и вскоре показался Сергей. Шел он через болото напрямую к нам, весь запыхался, нес полный короб и корзину с грибами, лицо его было потным, но искрилось радостью: "Столько грибов я не видел еще никогда". Сидели мы в тенечке дуба, ребята курили и ждали Костю. Но тот пропал вроде. На наши позывные не отвечал. Ребята начали переживать уже: "Ходил ведь рядом с Сергеем и вдруг исчез". Но не сдержался коммерсант: "Я знаю его: нашел грибное место и затаился там, пока не выберет все, не ответит - рыжие все такие". И действительно, скоро раздался свист, затем еще раз, и на горизонте появился Костя, что-то кричал нам, но нам не было слышно, ветер дул в его сторону и относил слова. Когда подошел он поближе, то стало слышно: "Как я вас обманул всех, места знать надо, где собирать грибы, и как", - и лицо его все расцвело в веснушках от радости, от такой удачи, что никогда и не снилось ему. Короб с грибами и две сетки в руках нес он, оттого и радостный такой. "Ничего, сейчас все пройдет, только не торопитесь", - советовал нам Сергей. И действительно, когда он увидел баррикаду с грибами вокруг нас, то лицо его стало постным, улыбка исчезла: "Ну и хапуги вы, ребята, а Григорий, так и слов нет". Теперь мы смеялись: "Не отчаивайся, Константин: до вечера далеко, больше всех наберешь, попуткой приедешь". Но тут испугался Костя: "Что я, дурак, оставаться здесь, раз вырвался, так и что, потеряться надо, все скучно вам, сами же потом искать будете", - и обиженно присел рядом.
Перекусили тем, что Бог послал нам, да из дома прихватили, и совсем хорошо на душе стало, много ли надо человеку, сам себе создал тюрьму в жизни своей. Спрятал себя в четырех стенах, задымил всю атмосферу вокруг, все отравил, и сам от чада пожелтел, вроде и нет другой жизни вокруг.
Не унимался коммерсант: "Еще сюда приедем, жен возьмем, детей своих". Но в это мало кто верил: жизнь крутит, как хочет, нами, и мы не подвластны самим себе