Полноватый высокий человек, только одним выражением своего властного, жесткого лица вызывал у моряков чувство уважения и даже страха. С офицерами он обращался еще жестче. Закаленный в морских походах, человек талантливый, несомненно, он не мог смотреть на разложение флота, а оно уже где-то начиналось в верхах, именно в офицерских кругах. Я до сих пор помню, как некрасиво обошелся один адмирал с капитаном 2-го ранга в присутствии всей бригады, как унизил его в глазах моряков, можно сказать, оскорбил.
Был строевой смотр. Со штаба флота прибыл адмирал Елкин, холеный, рослый, довольный своей жизнью красавец. Его долго ждали, все устали, и вот при рапорте ему капитан 2-го ранга Чикин сбился вдруг, а затем и вовсе растерялся, было у человека свое на душе, не до смотра ему было: жена болела, и с детьми что-то не ладилось, Короче, дома полная неразбериха. Адмирал свысока пренебрежительно оглядел офицера и бросил ему в лицо: "Вы серый, что штаны пожарника", - громко так, чтобы слышали моряки. Строй дрогнул от смеха, холеный адмирал двинулся дальше. Чикину бы схватиться за кортик, но дворянские времена прошли, а серость осталась.
Наш командир эскадры подводных лодок капитан 1 -го ранга Иванов, я считаю, человек был справедливый, но самодурства у офицеров хватало, чем выше начальство, тем больше его.
Лодка выходила с завода, и Иванов был с нами и на заводских испытаниях, и на ходовых. Так что мы познакомились с его характером вволю. Нас находилось трое в радиорубке: я и двое моих подчиненных, на каких-то полутора квадратных метрах свободного пространства, все остальное забито передатчиками. Вентилятор гонял горячий воздух, я сидел в радиорубке, обнаженный по пояс. Никто не заметил, как появился Иванов. Я уже прикидывал, сколько буду иметь суток - 10 или 15, подчиненные тоже притихли. Он пристально рассматривал меня.
- Спортом занимаешься, молодец! А где так хорошо загорел, ведь еще весна?
- При погрузке аккумуляторных батарей, товарищ капитан 1-го ранга, - ответил я.
- Работайте дальше, - с улыбкой доброй и отческой заключил комэск.
Тут же в отсеке остановил офицера, нас всего отделяла штора на дверях рубки. Он его разделывал, как нашкодившего мальчишку:
- Я вас научу служить как надо! - гневно кричал старший офицер. - Как стоите?.. - и так далее.
И он их действительно учил, ведь все уставы были написаны только для моряков.
Мы зашли в бухту Ракушка, здесь Иванов служил до последнего назначения и знал всех и, можно сказать, все. По радио мы вызвали оперативного дежурного. Иванов просил позвать начальника штаба: "Немедленно!" Тот очень долго не появлялся в эфире, могло быть и нарушение по связи. Нельзя долго находиться в эфире, это закон для подводников - простая истина, которую все знают. Как кричал командир эскадры, когда появился корреспондент.
- Борзов пробегает сто метров, что пуля, а ты десять шагов шел полчаса, - дальше шли одни маты.
Мы стояли, ни живы, ни мертвы - онемели, а что скажешь? Возможно, он был и прав.
И еще раз запомнился мне Иванов. Проходили ходовые испытания. Кроме моряков на лодке были еще и рабочие, теснота неимоверная, ведь лодка не такая уж большая и не рассчитана на два экипажа. Две недели находились в море, нас обеспечивал катер "Труженик" с рабочими. "Труженик" ждал в определенном районе, и все неполадки, что выявлялись в ходе испытаний, устранялись с ходу. А неполадкам не было конца, все устали: и те, что в море были, и те, что ждали на катере, тем более кончались запасы продуктов. Брали ограниченный запас,
только на определенное время. В заданном районе лодка подвсплыла и подняла перископ - огляделись, катера нет. Иванов озверел неимоверно: "Вахтенный, пиши: "Труженик" - сволочь", пиши в журнале. Тот растерянно смотрел на капитана 1-го ранга. "Я тебе приказываю, пиши: "Труженик" - сволочь". Тому ничего не оставалось делать, написал, что приказали, проставил время и дату. Иванов оглядел вахтенный журнал, развернул его с угла на угол и приказывает: "Пиши печатными буквами, в пять сантиметров, с угла на угол: "Труженик" - сволочь". Вахтенный исполнил, как приказали.