Года два не удавалось съездить в Карпаты, а уж нынешней осенью решился. Пошел на Краковский базар прикупить рыболовных крючков, а то старые уже поржавели, встречаю на базаре знакомого. Спрашивает:

- Ты чего тут ищещь?

- Да снасти рыболовные, в Карпаты собрался.

- Куда?

- В Гребенив.

- А... - понимающе кивает головой знакомый, - к пани Володимире?

- К ней, - улыбаюсь я. - А ты откуда ее знаешь?

Он пожимает плечами:

- База “Зв"язкiвець”, пани Володимира, кто ж ее не знает...

Купил крючки, пришел домой. Не успел чайник закипеть, в двери звонят. Открываю - брат двоюродный пришел, давно, говорит, не заходил.

Я кофе наливаю, про свои планы рассказываю, о Гребенове сказал, а он:

- Что, к пани Володимире едешь?

- Слушай, - говорю - просто кинозвезда какая-то эта пани Володимира, прямо все ее знают.

- Да я же Карпаты на своем “Москвиче” вдоль и поперек изъездил, а кто там много бывал - все знают, человек известный.

На следующий день с утра пораньше влез я в поезд “Львов - Мукачево”, два с половиной часа еще подремал под стук колес и - пожалуйста - Гребенив! Вышел на станции, вдохнул воздух, повертел головой - Боже мой, красота все же неописуемая. Воздух чистый, прозрачный, небо синее, горы зеленые, тучки чуть ниже вершин плывут. Хорошо, что выбрался.

От станции до шоссе сто метров мимо хат, а там налево. Иду, по сторонам глазею. Яблони в этом году уродили, там красные, там желто-зеленые с веток до земли свисают. Прошел с километр, а базы “Зв"язкiвець” еще не видно. Может забыл уже, давно не был... Мужик какой-то навстречу топает, я притормаживаю:

- Слава Iсусу Христу, прошу пана, а до “Зв"язкiвця” ще далеко?

- Слава навiки! - Он приветственно взмахивает рукой и смотрит на мою удочку:

- А ви що, вiдпочити приїхали?

- Так, на пару днiв...

- То для чого вам той “Зв"язкiвець”, та пiшли до мене! Слухайте, я зараз йду в

магазин, беру пляшку горiлки...

Видимо, он что-то прочитывает в моих глазах, потому что останавливается на полуслове:

- Ви що, може горiлки не п"єте?

- Не п"ю - честно признаюсь я.

Он резко теряет ко мне интерес, машет рукой:

- Тодi йдiть у “Зв"язкiвець”, тут вже недалеко...

И действительно, за поворотом я вижу знакомый мост, а за ним и базу.

Хозяйка Володимира Андриивна Водолага меня узнала, хотя бывал я тут уже давно и не подолгу.

Спрашиваю:

- Панi Володимира, приймете мене днiв на п"ять?

- Приймемо, чому нi - улыбается она.

Мне выделяется привычная “колыба”, сколоченная из досок и фанеры и аккуратно выкрашенная зеленой краской. Пани Володимира выдает постель и стандартный набор: алюминиевые кастрюльку и чайник, миску, ложку и вилку. Электроплитку я прихватил с собой - не люблю готовить на базовской общей кухне.

Еще через полчаса я уже на речке Опир. Закинул удочку, сижу, наслаждаюсь. Летом здесь людей до черта, а сейчас - во второй половине сентября - никого. Только вода шумит на камнях до иногда поезд по мосту простучит. Вокруг - сплошные красивости.

Около полудня звонит на мобильный любимая женщина:

- Васильевич, ты чего не звонишь? Добрался нормально? Уже на месте?

- На месте, на месте. Сижу вот на бережку с удочкой, красотами любуюсь.

Ее голос становится озабоченным:

- С удочкой? Я надеюсь, пойманную рыбу ты выпускаешь?

- Можешь не переживать - выпускаю немедленно - успокаиваю я ее.

Мы договариваемся созвониться вечером и разрываем связь.

Черта с два я бы ее выпустил, если бы что-нибудь поймал. Но я не обманывал. Дело в том, что рыбак из меня никудышний, и за эти пару часов на мой замечательный новый крючок только и зацепилось пару мальков с мизинец величиной. Их даже кошке на базу стыдно нести. Так что выпускать-то я их выпускал, сняв с крючка иногда без губы, но они уже безразлично воспринимали вновь обретенную свободу и тихо уплывали вниз по течению. Так и просидел до вечера.

На следующее утро проснулся в шесть, позавтракал и опять на речку. Утром в горах прохладно, но я одет по сезону, мне хорошо. Сижу, смотрю на поплавок. Потянул резко на себя удочку и вдруг слева что-то в воде ухнуло, плеснуло. Поворачиваю голову - мать честная, оленя испугал! Или не оленя, косулю, даже не знаю, как назвать, ну такая, с белым задком...

Шла себе тихонько по берегу, а тут я рукой махнул - она ушки прижала и в воду! По мелководью перебежала на тот берег, обошла меня, опять через речку перебралась, опасливо оглянулась и грациозно удалилась в лес. Просто, блин, Николай Дроздов, “В мире животных”.

Потом часа через полтора и солнышко появилось, прилетела какая-то пичуга - башка красным светится, хвост синий. Не дятел, а попугаям тут вроде и неоткуда.... Попрыгала по камням и улетела.

С перерывом на обед опять целый день на реке. Все хорошо, только под ноги смотреть нельзя и ходить трудно - весь берег в пустых пластиковых бутылках. Их здесь тысячи. Все усыпано и по реке в заводях крутятся. И еще так будет лет пятьдесят - это тара устойчивая, ее надолго хватит.

Днем на противоположный берег прикатили три хлопца, уместившиеся друг за другом на мотоцикле без номера. Размотали сеть, проворно перегородили речку и стали камни швырять - рыбу гнать. Вытянули сеть, легли на травку перекурить. Один достал из кулька большую рыбину, держа ее за хвост, издалека показал мне и начал что-то весело кричать. Вода шумела, я не разобрал. Да я вообще-то сюда не за рыбой приехал, мне и так хоро??о.

В таком режиме прожил я четыре дня. Пошел договариваться с пани Володимирой об отъезде. Полдень, солнце палит, как летом. Хозяйка за утро набегалась, сидит на лавочке, отдыхает. Я подсел. Договорились об отъезде, повспоминали общих знакомых, потом пани Володимира спросила, чем я вообще занимаюсь. Я сказал, что художник, старинный металл реставрирую. Она оживилась:

- О, а я два роки тому у лiсi свiчник знайшла. Старовинний. Принесла його додому, вiдчистила, як змогла. Треба буде вам принести - показати.

- А звiдки ж у лiсi мiг свiчник опинитися? Якесь непiдходяще мiсце для свiчникiв.

Она ненадолго задумывается:

- Не знаю, але я так думаю - хлопцi зi схрону викинули, коли стало не до свiчникiв. У нас тут схронiв багато було.

Тут оживляюсь я:

- Розкажiть, панi Володимира. Ви ж тут народилися, багато чого пам"ятаєте.

Она пожимает плечами:

- Та не так вже й багато, я ж тодi ще зовсiм мала була...

Опять задумывается, потом поднимает голову:

- Дядька мого застрiлили. Тут, в Гребеновi. Разом з другом його...

У нее темнеет лицо:

- Та свiй же i продав! В них вже i документи були виправленi, хотiли до Угорщини втiкати. А скiльки тут до Угорщини, вон вона - Угорщина - она машет рукой куда-то в сторону. - А попросилися до того... переночувати, вiн взяв, а потiм каже - хлопцi, вам все одно нема чого робити, покосiть менi траву. То вони ще йому траву викосили, а вiн iм поїсти дав, пляшку поставив. Ну, дядько з другом поїли, випили та й заснули. А той.... А потiм приїхали цi.... Та хлопцi вiдстрiлювались, та де там.... Тих же стiльки.... Там їх i вбили.

Пани Володимира замолкает, а потом неторопливо и монотонно начинает рассказывать, как вывозили в Сибирь всех родственников, а мама к тому времени вышла замуж за схидняка, что ее и спасло - не тронули. Потом переходит на себя. А у нее тоже жизнь ох как непросто складывалась. Непросто. Сама растила дочь, вкалывала, как вол. Для участия в праздничных советских демонстрациях, которые пани Володимира почему-то называет парадами, надо было ездить в Сколе.

Она улыбается:

- Олександр Васильович, жодного разу я не їздила в життi. Жодного! Вже начальство мене i впрошувало, i грозило, але я не пiддавалася. Бо я все той Радянський Союз “концлагерєм” називала. Чого менi на паради їздити та ходити?

Она делает паузу, потом продолжает:

- Але от хочеться менi вам розповiсти. У вiсiмдесятому роцi сталася в мене бiда - хата завалилася. Всьо! Жити нема де. А в нас будинки будують, а менi квартири не дають. I поїхала я в Київ, в Президiю Верховної Ради, до Шевченко Валентини Семенiвни. Ви що думаєте, мене до неї пустили? Та я добу просидiла на сходах тої Верховної Ради! В груднi мiсяцi. А все ж таки попала до неї. Вона мене питає:

- Что, гуцулка, зачем приехала?

Я їй розповiдаю, а вона каже:

- Їдь в свiй Гребенiв, дадуть тобi квартиру. А як не дадуть - дай менi знати, ось тобi мої координати.

Я i поїхала. А менi квартири знов не дають. Я знову у Київ. На цей раз вiдразу до неї попала - пустили мене. Питає:

- Ну что, дал тебе твой Касюхнич квартиру? - Касюхнич - то в нас такий перший секретар райкому був.

Я вiдповiдаю - не дав.

А Валентина Семенiвна каже менi:

- Ну то сiдай, гуцулка, я зараз з ним переговорю. - Вона набрала номер телефону i почала говорити. Олександр Васильович, то я зараз вже старша жiнка, я вже на тiй базi “Зв"язкiвець” такого наслухалась, якщо мене розiзлостити, я й сама можу сказати все що завгодно, якi хочете слова - i на х..., i на п.... А тодi, двадцять пять рокiв тому - та я була вся в чорному одягнена, i сама маленька та худенька. Боже, як почала вона з нашим Касюхничем говорити, Олександр Васильович, такими страшними матами, що я вам передати не можу! Як тiльки вона його не називала - як я кажу - i на х..., i на п..., i на б...! Я мертва сидiла!

Поклала трубку i питає мене:

- Ты где остановилась?

- Олександр Васильович, та де я могла тодi в Києвi “остановиться”, окрiм вокзалу? Так їй i сказала.

Виходжу вiд неї, а на мене вже чекають якiсь чоловiк та жiночка. Повезли мене кудись, одягнули з нiг до голови, кажуть - грошей не треба, потiм екскурсiю менi по Києву на двадцять четвертiй “Волзi”, питають - що хочеш подивитися? Я кажу:

- Ботанiчний сад...

Вони смiються, кажуть, вiн зараз закритий, ну нiчого - вiдкриють.

I повезли мене до Ботанiчного саду.

А потiм вiдвезли мене в готель, нагодували в ресторанi, а в номерi квиток в поїзд вже лежить на столi.

Отак я до Валентини Семенiвни з"їздила в другий раз. I квартиру менi Касюхнич дав. А дивився на мене так - якби мiг, то зжер би! Але дав. Я i зараз в нiй живу, дай Бог здоров"я Валентинi Семенiвнi. Я знаю, вона ще жива, стежу по телевiзору. Яка жiнка! Яка жiнка!

Пани Володимира задумывается, молчит, потом печально качает головой:

- А зараз, знаєте, вже нiхто нiкого не боїться, зараз все можна...

И мы переходим с ней на разговор о погоде и красоте Карпат.