Аннотация: Сноходец в мире снов (тема заезженная). Проды - как получится.
Приходи наяву
Дотронься до этого и скажи:
- То, что я вижу, - я вижу во сне,
Но ты наяву приходи ко мне!
Вот всё, что я могу тебе посоветовать. А там посмотрим, что будет...
"Сны Гуалтьеро"
Так хорошо солнышко светит, так ласково, без напряга, что прямо хочется жить вечно. А осенью тени глубокие, синие, вступишь в такую, как в воду - и затянет навсегда. Подходящее время для связи с тем миром. Так вот, что я вам скажу. Сегодня я открою им дверь. Кому - "им"? Прочтете - узнаете. Если вы это читаете, значит, ничего непоправимого не случилось. Если оно уже случилось - читать некому. Концессионеры не знают нашего языка - вы же не станете учить язык мух или ослов, верно? А "им"... если вдруг "они" решат, что без людей проще - никогда не прочесть написанного. Так что, если вы это читаете, то "они" здесь, концессионеры сбежали, и хоть кто-то из людей остался в живых.
А теперь - по порядку. Я - сноходец. Ага, из тех самых, над которыми вы потешались в конференциях и на личных площадках сети Гнозо и кого пародировали комические тритагонисты. Да-да, я - "лентяй и сибарит", который днем занимается вывозом мусора. Точнее, координирует работу десяти бригад на мусоровозах. Но это к делу не относится, я лишь уточнил, что пишет это не какой-то бродяга, а гражданин со стабильным доходом. Правильнее сказать - имевший еще недавно стабильный доход.
Сноходством я увлекаюсь в нерабочее время. Собственно, увлекаюсь - не то слово, я с этим живу, с детства. Когда-то, еще ребенком, я сильно страдал от кошмаров, и еженощно будил воплями всю семью. Наконец, дяде Анастазию, который тогда еще жил с нами, надоело вскакивать среди ночи и отвешивать мне оплеухи, и он притащил откуда-то ведьму. Настоящую, с нечесаными седыми космами, в многослойных лохмотьях, прикрывавших золотые браслеты, мониста и подвески с чудными знаками. Кажется, она была из ромов или гитан, не знаю. Отец возмутился, а дядя сказал: "Спиро, я в этой богадельне за все плачу - я и буду заказывать музыку". Богадельней он называл нашу семью, потому что детей было много, мать постоянно болела, а отец перебивался случайными заработками.
Так вот, эта ведьма научила меня справляться с кошмарами. Во-первых, можно до них и не доводить. Как только оказываешься во сне среди темной, вязкой и тягучей атмосферы, как только чувствуешь запах тлена или зловонного дыма - просто закрой глаза и кувыркнись назад через голову, а если не в силах даже пошевелиться - просто убери все мысли и ощущения, зрение и слух, нюх и кожную чувствительность. Во сне именно так: то, чего ты не ощущаешь, не видишь - не может тебе повредить. А в реальности все наоборот. После того, как ты прервешь с ним контакт, кошмар отступит - он просто потеряет тебя. Во-вторых, можно кошмар одолеть. Он же питается твоим страхом, а без пищи долго не протянет. Впрочем, легче прогнать его, если ты научишься смеяться над ним. Наш смех - это смертельный яд для кошмаров. Так действовать надо, если кошмар подкрался внезапно, посреди легкого, чистого сна. И третье, что можно сделать - подружиться с кошмаром. Это непросто, но стоит приложенных усилий. Просто предлагать ему дружбу и сюсюкать нельзя, любой кошмар по сути сродни разбойнику: чтобы с ним договориться, надо сперва измордовать его до полусмерти. Это делается бесстрашием и смехом, главное - вцепиться в него всеми органами чувств, чтобы не убежал. Схватить руками, вонзить зубы, оседлать и трепать. И, пока не запросит пощады, не ослаблять хватку.
Есть во сне и другие опасности, много большие, нежели кошмары, но, в любом случае, пугаться нельзя. Да и нельзя их назвать по-настоящему серьезными, это не чума и даже не корь. Ну, убьет ламия или эмпуса одного ребенка - так их у мамы еще семеро. Но то - для семьи, а для меня самого? Поэтому старуха предупреждала, если увижу во сне что-то необыкновенное, привлекательное: красивое или странное животное, вещь, цветок, а когда подрасту - девушку, не прикасаться к ней, даже не тянуться, ибо за всем этим скрывается лик эмпусы. И слишком сладкое пение, притягательная музыка ведут к большей опасности, нежели скрежет камней и грохот обвала. Таков сон - а иногда такой бывает и реальность. Надо ли говорить, что привыкнув избегать девушек и красивые вещи во сне, я также и в реальности вырос к ним равнодушным, что помогло мне сделать неплохую карьеру в городских службах и не растрачивать деньги на развлечения и предметы роскоши. Я заплатил за учебу своих братьев и удачно выдал замуж сестер, я достиг успеха в жизни, но мне стало скучно. Настолько скучно, что и ранняя смерть, и безумие показались мне не столь ужасными рисками, как то было раньше.
И если до того мои сновидения были избеганием опасности, то теперь я стал ее искать. Написал завещание в пользу дяди Анастазия, уволился с государственной службы и нашел работу по профилю, но не столь ответственную, как раньше, съехал из города в опустевший дом на побережье... и пустился во все тяжкие.
О, это не было ни загулом, ни запоем, ни наркотическим безумием - просто каждый вечер в одиннадцать я ложился в кровать, выключал ночник и проскальзывал в сновидение. Мерный шум прибоя лучше любого снотворного погружал меня в нужное состояние, и я отправлялся на поиски приключений. Для этого, правда, требовалось намного больше изобретательности, чем для избегания таковых. В осознанном сне трудно делать то, на что ты способен во сне обычном, например, летать, и это объяснимо. Когда ты вдруг понимаешь, что спишь, то просыпается дневное знание, и отбирает бразды правления у знания ночного, а днем чудеса невозможны. Поэтому важно не давать первому воли, держать мысль, что ты спишь, на самом краю себя. На краю, обрывающемся в пропасть безумия. Тогда можно с легкостью взмывать в небо, нырять в морские глубины и резвиться там с чудными творениями фантазии, не заботясь о необходимости вдоха, можно проходить сквозь стены и повергать врагов одной лишь уверенностью в победе.
Можно листать сновидения, словно книгу, переходя от надоевшего - к восхитительно новому. Достаточно сделать что-нибудь нетривиальное. Например, подойти к стене и, зажмурившись, разорвать ее руками. Из дерева она, камня или кирпича - не имеет значения: если ты уверен в себе, то она поддастся. Шагнуть и открыть глаза. Можно сделать то же самое с потолком. Можно лечь в приснившуюся кровать и уснуть. Последнее - наиболее интересно, так ты уходишь глубже в страну сновидений, иногда заходя столь далеко, что потом приходится просыпаться несколько раз. Всякий раз, проснувшись, необходимо подпрыгнуть и постараться зависнуть в воздухе: если это получилось - ты все еще спишь. Есть и другие признаки сна, например, то, что под прямым взглядом предметы сновидения текут, как вода. Если это так - снова закрывай глаза, вспоминай ощущения реального тела и опять просыпайся.
В одном из таких дальних путешествий и нашлись приключения на мою задницу. В ту ночь я, вопреки обыкновению, долго не мог уснуть, и просто лежал, расслабившись и выкинув из головы лишние мысли. Перед внутренним взором мелькали причудливые картины, каждая, не успевая отпечататься в памяти, сменялась новой, все более далекой от реальности. В конце концов, мое не до конца уснувшее дневное знание перестало их идентифицировать, в то время как пробудившееся ночное с наслаждением связывало их в систему явно не аристотелевой логикой. По окончанию этого периода я ощутил, что погружаюсь в гулкую бездну, и никакие усилия выдернуться назад, в тело, результатов не принесли. Но это было не вязкое болото кошмаров, среда не имела вязкости, она была, скорее, слишком пустой. Я словно падал спиной в открытый космос. Ледяной ужас коснулся меня, но я тут же его пресек. Если бы в реальности я столько пробыл в вакууме, то у меня бы давно взорвались легкие, я же не ощутил ни малейшего дискомфорта в теле. Как не ощущал и тела. В любом сновидении ты как-либо себя чувствуешь, даже если тебе кажется, что смотришь на сцену из парящей вне измерений точки, то, стоит тебе подумать о теле - и оно как бы сотворится из мыслей. Тут же ничего подобного не было. Путешествовало только сознание и память, а все остальное осталось в недосягаемых далях. Неужели я умер? Но, если это царство Аида, то где тогда Стикс? Нет ни берегов, ни реки, ни ладьи, ни Харона. Какой-то неправильный загробный мир для неправильных душ? Что ж, все может быть. Но, пока помню себя - еще ничего не потеряно.
Я силился вспомнить свое тело, прочувствовать его, в конце концов, открыть глаза и проснуться, хотя бы в обычном сне - но нет, никакие воспоминания и усилия не смогли вернуть меня назад. Что ж, если чего-то нет - его можно создать, а если вокруг ничего нет, придется творить из ничего. И я волевым усилием потянул на себя эту гулкую пустоту, сматывая в кокон и надевая на обнаженный разум конструкцию, сотворенную ночным знанием, пока не ощутил себя спеленутым по рукам и ногам то ли младенцем, то ли сумасшедшим. Может быть, я сейчас в палате для умалишенных? Это было бы неплохим решением проблемы. Я подвигал руками, в надежде ощутить узлы смирительной рубашки. Руки отлепились от кокона и разошлись в стороны. Точнее, не руки, а два гибких отростка, как щупальца спрута. Я подтянул их поближе и пошевелил пальцами - они моментально возникли на концах щупалец. Подвигав руками так, как им положено двигаться и обозначив суставы и мышцы, я то же самое проделал и с ногами, а позже... хмм... да, о некоторых вещах умолчу. Последним, что подверглось модификации, стала голова и лицо. Как ни странно, я вполне мог видеть его со стороны, когда, например, поднимал к лицу руку. Такое впечатление, что зрение в моем новом теле не было связано с глазами и попадающим в них светом, а являлось свойством всего тела.
Я работал над собой, и через какое-то время, которое я никак не мог определить за отсутствием каких-либо ориентиров, понял, что тело не только вполне готово, но и весьма совершенно - не то, что мое реальное, с узкими плечами и наметившимся от сидячей работы брюшком. Увы, хоть это меня и порадовало, но вокруг оставался тот же беззвездный гулкий "космос", и что с ним делать, я не представлял. Не было ориентиров для движения, не было стен, которые можно было бы проломить... Но, если я мыслью смог создать тело, возможно, я смогу создать и стену, за которой будет обычное сновидение, а не эта беззвездная тьма? Я измыслил каркас и начал стягивать к нему невидимую плоть темноты. Вовремя опомнился, и додумал дверь - для большей уверенности, что пройти удастся. И правильно, стена получилась, что надо: прочная, черная, словно из обсидиана. Я схватил круглую ручку, зажмурился, дернул дверь на себя - она неожиданно легко скользнула в сторону - и сделал шаг...
Тут же перешедший в падение.
Миг - и я стою посреди внутреннего дворика, а вокруг прозрачная темнота городской ночи, пронизанная светом окон и фонарей. Но архитектура дома не наша и не италийская, это чувствуется и в пропорциях, и в деталях, а, главное, ни фонтана, ни даже питьевой чаши нет: ни в центре дворика, ни у какой-либо стены, а без них городская комиссия дом не примет. Под ногами, опять же, не мраморные плиты, как у патрициев, и не простой песчаник, как у граждан со стабильным доходом, даже не пыль, как у плебса... брусчатка, как в холодных северных городах. И на этой брусчатке полыхает чертеж... пентаграмма. Такое впечатление, что кто-то не пожалел белого фосфора и нанес им колдовской рисунок. И, кстати, этот рисунок - вокруг меня, то есть, я стою в пентаграмме, а на расстоянии с десяток локтей от нее беснуется простоволосая женщина, что-то выкрикивая и потрясая кулаками. Кричит, кстати, не по-нашему, а на каком языке - лишь боги знают. Скорее всего, она иберийка - что-то вроде "эс эсто" и "уна прегунта", вроде, послышалось. И как это я в Иберию умудрился попасть - спать-то ложился дома... А, так это сон! Поздравляю себя - выбрался из кошмара в нормальное сновидение. Аж с души отлегнуло.
Рассмеялся и шагнул через линию. Это же мой сон - в чем уверен, то и получится. Что с теткой стало! Глаза полезли из орбит, пена - изо рта, вся она затряслась крупной дрожью и осела прямо на камни.
- Тетушка! - я подошел к ней и откинул с лица рыжие патлы. - Вам плохо?
Знаю, что глупость, знаю, что во сне любая необычная фигура может оказаться замаскированной хищницей, но что-то в ней было этакое... настоящее. То, с чем моя человеческая суть входила в резонанс. Вы, наверно, знаете: обманки с обличьем знакомых, с запахом и всеми ощущениями, как от ваших близких людей, во сне действуют убого и только так, как вы ожидаете, да и выглядят они не вполне настоящими.
Эта - была живой и действовала, равно пренебрегая моей волей и моими опасениями. Вот и теперь, вместо того, чтобы оскалиться острыми клыками эмпусы, или же, следуя более благоприятному сценарию, броситься на шею, шепча о любви, или же развеяться, словно дым, от моего излишне пристального внимания, она просветлела взглядом и произнесла тихо и с жутким акцентом: "А демоны, вот как, говорят по-гречески..." Потом вцепилась в меня и не без напряжения встала.
"Демон сильный, - она гладила мою руку и заглядывала снизу, с высоты своего невеликого роста, мне в глаза. - Демон сам вышел из пентаграммы. Демон не злится?"
- Что вы, тетушка! - ответил я. - Дурно обижаться на старых людей. Да я и не демон. Разве у меня есть крылья или что-либо другое, чего нет у людей?
- О, у тебя есть то, что нет у людей! - она осмотрела меня с головы до ног. - Ты прекрасен. И еще у тебя нет стыда. Ты - демон.
- Чего же я должен стыдиться? - спросил я. - В этом мире я не совершил пока что ни одного поступка.
- Ты голый! - фыркнула ведьма. - Приличные люди никогда не покажутся на улицу голыми.
Да, это был странный сон. Он оказался весьма прочен, и не рассыпался под моим взглядом. Он был чересчур детален, и детали его были для меня неожиданны. Мы сидели в ведьминской каморке и пили крепкое, сладкое и тягучее вино на травах, и тетка хрипло смеялась, показывая на мой уд и говоря, что будь она лет на двадцать моложе, то обязательно затащила бы меня в постель. Потом она рылась в сундуке, вытаскивая на тусклый свет ночного светильника пыльные тряпки - иначе назвать то, во что мне предлагали вырядиться, было нельзя. Кстати, по-гречески говорила она все лучше и лучше, и я подумал, что это срабатывает мое пожелание. Все-таки, хорошо уметь управлять снами.
- Тетушка, скажите, что на мне должно быть, и я сам придумаю одежду.
Ведьма усмехнулась.
- Только не говори больше, что ты - не демон. Люди себе одежду придумывать не умеют.
- Так как?
- Ну, штаны, рубаха...
- Штаны? - возмутился я. - Как у варвара? Как у скифа или сармата?
- Но-но, демон, - покачала головой тетка. - Я понимаю, грешно такое хозяйство скрывать, только штаны носить надо. Или ты хочешь, как "лиловые", в женских юбках ходить?
- Что за "лиловые"? - удивился я.
- Которые дупу мужикам подставляют, - сплюнула под ноги тетка.
- А, эфебы... я - точно не из таких.
- Тогда бери и надевай штаны! - и она кинула мне нечто столь попугайное, красно-желтое, полосатое, раздутое сверху и узкое снизу, набитое изнутри чем-то жестким и свалявшимся, что даже в руки брать не хотелось.
- Ладно, - вздохнул я. - Будь по-вашему.
И представил на себе наряд скифского конника, за исключением войлочной куртки. Осмотрел себя. Подправил сапоги и наручи. Смотря ладонью, сотворил золотую гривну на шее.
- Так?
- Да... - вздохнула тетка. - Хороша демонская одежда. Как раз чтобы фигуру показывать. Но так тебя каждый определит. Скажет: "вот он, демон, ату, лови!". Придумай что-нибудь другое. Или... знаешь, можно завернуться в плащ. Вот такой, - и она тряхнула очередной пыльной тряпкой.
Я сотворил нечто похожее у себя на плечах, подхватил полы, завернулся, как в тогу.
- Нет, не так, - тетка подошла и сдернула один из углов вниз, да так и оставила висеть, а второй закинула на плечо. - Ну, вот, теперь нужно шляпу... хотя... вот это сотворить можешь? - она снова отправилась к сундуку и вытащила низкую цилиндрическую шапочку темно-винного цвета. - А тут еще перо надо, хоть петушиное...
Я додумал шапочку с черно-зеленым пером.
- Во-от... а теперь поговорим о деле, - произнесла она, переколов перо со лба на бок шапки, отчего я стал выглядеть как легкомысленный галльский подросток.
Ведьма вызвала меня, то есть, не меня, а демона, с исключительно альтруистической целью...
О, да, конечно! Ей нужен был некий "Золотой Глас", скрытый в Рассветной Пуще, дабы никто не смог обратить его против их города. Интересное построение фразы, а? Организовать превентивное похищение наступательного - или осадного? оружия, дабы им не смогли воспользоваться предполагаемые враги, которые не только не выступили в поход, и даже пока и не собирались. Я посмотрел в глаза тетке и качнул головой.
- То есть, вы подбиваете меня на кражу. Я не ошибся?
- Э... Если смотреть на законы, то да. Но разве это остановит настоящего демона?
- А если этот демон попадется на краже?
- Если демон вообще попадется на глаза стражам Омиены, он будет немедленно распылен.
- Тогда тем более мне не стоит появляться в людных местах.
- В Рассветной Пуще безлюдно!
- Неужели? Ну, тогда ничто не помешает тебе самой пойти и взять этот... Золотой Глас.
- Ты не понимаешь! Людей там нет. Зато эльфы, феи, паки и много другой нечисти королевы Данны там очень даже есть! Ты столь же странен, как и они, ты - тоже нечисть, они примут тебя за своего. Меня же - нет. Я - человек, и все, кто живет в городах Благословенной Долины - люди.
- А если не примут? Могу с уверенностью сказать, что я - не менее человек, нежели ты, а, пожалуй, и поболее, - усмешка поневоле растянула мне губы, ибо я-то знал, что это она мне снится, а не я - ей.
- Не лги мне, демон! Ни разу я не встречала людей, что так легко творили бы из ничего! Поверь, если бы ты не смог покинуть ловушку, многие захотели бы воспользоваться твоими способностями.
- Демон точно не смог бы покинуть твою ловушку?
- О, да, это средство проверенное!
- Тобой?
- Да. И не раз.
- Бессовестная ты бабка! - рассмеялся я. - И глупая. Если бы я был демоном, то давно убил бы тебя за издевательства над моими сородичами и друзьями.
- Э, нет! - ведьма погрозила пальцем. - Демонам неведомы узы дружбы и родства, ибо признают они только силу и хитрость.
- Вон оно как... а что помешало бы мне убить тебя просто за то, что ты меня призвала?
- Ох, не знаю! - согласилась она. - Но ведь не убил же?
- Потому что я - не демон, - сказал я, умолчав о том, как обрадовался тому, что вынырнул из пустоты в нормальный сон. - Но это не значит, что я буду рисковать своей шкурой за просто так. Что ты можешь мне предложить? Учти, деньгами я не возьму, и ваши вещи мне без надобности.
- Да кто ж бы тебе деньги-то предложил, - пробормотала ведьма.
- А свобода отправиться, куда хочу, у меня и без того есть.
- Заклинания хочешь? Настоящие, от гильдии магов...
- Зачем они мне? Я - не маг.
- Так чего тебе надо?
- Ты покажи мне все, что можешь дать, а я уж как-нибудь сам выберу.
- Ладно. Но сперва - Золотой Глас. Принесешь его - выбирай, на что обменяешь.
- Учти, ведьма, если мне не понравится ничего из того, что ты мне предложишь - не обессудь, Золотой Глас останется у меня. Кстати, как он выглядит?
Оказалось, что Золотой Глас - это волшебная арфа, способная лишать армии решимости и уводящая воинов от поля сражения. Хранится она в глубине опять же волшебного леса, именуемого Рассветной Пущей, сторожат ее волки, медведи и вороны, а также сам дуб, на котором она висит. Ни одному человеку нет хода в ту пущу, а даже если окажется он там каким-то чудесным образом, то, едва прикоснувшись к арфе, потеряет волю и способность к соображению, при этом не имеет значения, чем он ее коснется - обернутой в плащ рукой, железным мечом или деревянной рогатиной. Само же пребывание подле нее расслабляет тело и внушает малодушные мысли. И лишь королева и ее прямые потомки способны пользоваться арфой без вреда для себя. Ну, и некоторые демоны, сильнейшие из сильных.
- Ну-у, тетушка! - я развел руками. - Я не "сильнейший демон", я - человек, и не смогу вам ее добыть, и только лишь глупо и бесславно погибну. Да и вам она не по руке будет, вы - тоже человек, и к прямым потомкам королевы Данны вряд ли имеете хоть малое отношение. Так что, счастливо оставаться! - и взялся за ручку двери.
- Да погоди ты, торопыга! - ведьма вскочила и ухватила меня за край плаща. - Если передумаешь... вот, держи! - и воткнула в плащ серебряную булавку с алым гранатом. - Достаточно сжать камень зубами - и ты окажешься подле меня.
Я вздохнул и вышел. Что ж, хорошего помаленьку. Пусть сон и предлагает мне приключение, но что-то сегодня я всем этим сыт по горло, и вообще пора просыпаться. Встал посреди улицы, закрыл глаза... вспомнил, что лежу в постели, а за окном катит черные волны Понт Эвксинский. "Благословенная глушь, любезная сердцу провинция...
Твой аромат тухлой рыбы ни с чем не сравнится..." - вспоминаю припев, который раз за разом повторяет нестройный хор из ближайшей пивной, и который обычно раздражает хуже комара, забравшегося под москитную сетку, но сейчас он кажется мне гарантированным обратным адресом для заплутавшей души.
Прочувствовав и даже почти услышав его, я рванулся, открыл глаза...
И увидел вокруг себя ночное зыбко-прозрачное небо, а под собой - недавний сонный, в прямом и переносном смысле, город.
Нет, так нельзя.
Медленно опустившись на какую-то крышу, лег, закрыл глаза, вспомнил себя лежащим в постели, под одеялом, прочувствовал каждое ощущение тела... открыл глаза. Надо мной так же сияли звезды, а вокруг меня спал пригрезившийся город, и никак не хотел меня отпускать.
Я перенесся в тот внутренний дворик, с мерцающей пентаграммой, и стер ее - одним желанием, мгновенно и полностью. Вернулся на приглянувшуюся крышу и продолжил попытки вернуться в реальность.
И, наконец-то, проснулся.
Солнце светило в лицо, и уже давно - кожу пощипывало, а под плащом было жарче, чем в общественной терме.
- Дяденька, вставайте! - повторял незнакомый ребенок и пытался трясти меня за плечо, но его рука раз за разом соскальзывала.
- А? Да-да, сейчас! - я открыл глаза и тут же зажмурился - яркий свет вызвал в них весьма ощутимую резь, брызнули слезы.
Перевернулся на бок, встал на четвереньки, потом в полный рост, вытер лицо, осмотрелся...
Вокруг меня, сколько хватал глаз, раскинулся тот же приснившийся город, но уже в дневной ипостаси.