Хорошавин Сергей Aka Nukecat : другие произведения.

Опричник I

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.45*257  Ваша оценка:
  • Аннотация:

    Альтернативная история, XVI век.
    Первенец Ивана IV спасен попаданцем из вод Шексны... Но, что ждет главного героя дальше... Захочет ли он вмешаться в ход истории или предпочтет отсидеться в безопасном углу? Всего через год начнется Русско-шведская война, а затем Ливонская. Будет введена опричнина, а крымские татары сожгут Москву. В силах ли попаданец что-то изменить? И если да, то как это ему удастся?
    (В черновом варианте книга закончена 12.12.2017. + правка от 15.05.2023)


Опричник I

Иноземный мастер

  
  
   В кого-нибудь из вас попадала молния? Вот и со мной не случалось такой беды до самой старости, но всё в жизни бывает впервые. Порыбачил, называется! Очнулся в воде и почему-то у самого берега, а был чуть не в центре Рыбинского водохранилища. Хоть берег и рядом, да место оказалось глубокое -- ухнул с головой, едва успел воздуха хватануть. Заработал руками и ногами, едва на поверхность вынырнул, как на меня сверху кто-то свалился. Рефлекторно ухватил, не успел ничего сообразить, а он как заорёт. Тряхнул головой, разлепил глаза от тины, чтобы глянуть, что за сволочь дитя топит. Ан нет! Не похоже на то: топят обычно по-тихому, а тут суета, беготня, да ещё какая-то тётка голосит недорово, не иначе случайно уронила и теперь думает утопиться или покаяться...
  
   Как выбрался, помню смутно, берег крутой, глинистый, поскользнулся -- чуть младенца заново не утопил. Хорошо сверху подхватили, вытащили, ребёнка забрали. Едва успел им крикнуть, чтоб согрели малыша, вода-то холодная, по-видимому, ключи на дне бьют. Дальше не помню, вырубился...
  
   ...
  
   Когда я пришёл в себя сказать трудно, сквозь мутную пелену только и разглядел что потолок из грубых деревянных досок. Тело ломило, а голова горела. Попытка пошевелиться результата не дала -- сразу же потерял сознание. На следующий раз всё повторилось, тем не менее, при каждом проблеске сознания я вновь и вновь пытался собраться с силами и хотя бы осмотреться. Наконец в очередной раз, открыв глаза и увидев над собой до боли уже знакомый деревянный потолок, я смог зацепиться за эту реальность.
  
   На этот раз голова уже почти не болела, поэтому осторожно повернул её влево: на деревянной скамье сидя спал бородатый мужик солидных размеров, в шубе, расшитой золотой нитью, и в высокой меховой шапке. Интересный у меня бред: ладно хоть бояре, а не черти мерещатся и на том спасибо. Подняв руку к лицу, чтобы проверить температуру, я обомлел: вместо привычной пергаментной кожи с набухшими венами -- крепкий молодецкий кулак, с набитыми костяшками. Забыв об осторожности, напряг мышцы на ногах и руках, со всей дури, до хруста костей, как в молодости, когда я молотобойцем подрабатывал.
  
   Бородатый, увидев, что я очнулся, встрепенулся и крикнул какую-то Марфу. Скрипнула низенькая дверь с высоким порогом: в комнатку степенно вошла женщина, перекрестилась на образа, отвесила поклон мужику и тихо спросила что-то. Тот вскочил и метнулся к двери, на ходу велев ей смотреть за мной, а сам-де с вестью к царю о том, что немец, спасший его наследника, в себя пришёл. Нет, за испанца меня принимали, ещё в Испании, в тридцать седьмом, но чтобы за немца? Хотя стоп, немцами в старину на Руси всех иностранцев называли. Вот это номер! Я что в прошлое попал? Или это всё-таки бред после удара молнией? Если бред, то и ладно, а ну как нет? Пока непонятно. На всякий случай буду исходить из последнего варианта, и пока лежу и жду у моря погоды, стоит обдумать, что делать дальше. Не сейчас, конечно, а когда очухаюсь и на ноги встану.
  
   Помню несколько лет назад, будучи в Нью-Йорке, я зашёл в один из тамошних книжных магазинов, где среди прочей макулатуры мне попалась книжка Роберта Хайнлайна "Farnham's Freehold", в которой главные герои попали в будущее из-за взрыва над их убежищем сверхмощной атомной бомбы. Покупать я её не стал, но мелком всё-таки глянул. Сюжет книги конечно был, бредовый, про господство на всей планете чёрных мусульман каннибалов, но если всё-таки предположить, что я из-за удара молнии переместился в другое время, то в какое именно?
  
   Судя по маленькому оконцу подклети, затянутому то ли бычьим пузырём, то ли слюдой, напрашивается вариант Позднего Средневековья или начала Нового времени, когда на Руси ещё не умели оконное стекло делать. Впрочем, если речь идёт о царе, то тут вариантов немного: первым царём был Иван IV, он же Грозный, кстати, у него вроде как первенец как раз в реке и утонул, когда государь на богомолье по монастырям отправился. Причём случилось это именно на Шексне, часть которой позже и стала Рыбинским водохранилищем. И было это летом тысяча пятьсот пятьдесят третьего года, вроде как в июне, когда Казань уже была взята, а Астрахань ещё нет, и Русско-шведская война ещё не началась. Могу, конечно, ошибаться, но, скорее всего, я в это время и попал. Не особо оно мне нравится, впрочем, дальше будет ещё хуже: войны, голод, эпидемии, и на сладкое -- Смута! Хотя до неё ещеё дожить нужно, а это не факт что получится.
  
   Впрочем, в этой эпохе мне устроиться намного проще, чем, к примеру, веком-другим ранее. Самый лобовой вариант -- идти в наёмники, благо государь в этом качестве не брезговал вербовать даже пленных немцев во время Ливонской войны, да и при штурме Казани, насколько помню, генуэзские арбалетчики участвовали. Что ни говори -- это наиболее реальный вариант: знания и опыт есть и немалые, холодное оружие и прочие способы смертоубийства знакомы не понаслышке, стреляю хорошо, но с той поправкой, что из нарезного огнестрельного оружия, которого здесь, скорее всего, нет. Стрельцы правда уже появились, их Иван IV как раз и учредил за пару лет до взятия Казани. Но для меня это, всё равно что микроскопом гвозди забивать, приходилось с мушкета как-то палить, когда в Америке был, там подобный аттракцион для туристов вполне доступен. И вывод я для себя сделал однозначный: с таким фейерверком под носом дай бог без глаз не остаться, не то что целится. Мне бы снайперскую винтовку, но чего нет, того нет.
  
   В поместную конницу мне дорога заказана, луком владею по нынешним меркам откровенно слабо: этим нужно заниматься систематически, а не как я, только в юности, пару лет, когда в лесу на пару с башкирскими ребятишками браконьерил, пока мне батя ружьё не купил. Но эти навыки я давно растерял, так что особо хвастать нечем. Если потренироваться месяц, может и смогу с пяти саженей в белку попасть. В юности, по крайней мере, получалось, но сейчас и во всадника на лошади промажу, даже если он на месте стоять будет. Верхом подолгу тоже уже лет десять не ездил, разве что как седлать коня ещё помню, но тут одних знаний мало -- нужна выносливость и привычка. Так что прямой мне путь в стрельцы, точнее, иноземную пехоту, глину месить на приступах или в крепости сидеть.
  
   Такой вариант меня совершенно не прельщает, тем более что навоевался в своё время, пока по ранению не комиссовали. Жаль что, по основному профилю, мне вообще ничего не светит: Тайной канцелярии у нынешнего государя пока нет, да что там говорить: Разбойный приказ и тот появится вроде только лет через двадцать, а пока даже Разбойной избы не существует. А коль и была бы, кто ж меня туда возьмет? К тому же опасно: сразу вляпаешься в политику, и тут же бояре сожрут, пискнуть не успеешь. Они те ещё затейники, а мне чтобы понять, кто есть кто, несколько лет вникать нужно в местные нюансы. Сынки боярские то, кому из них, чей дед или отец кому вровень будет, с малолетства учат, чтобы потом до хрипоты в местнических спорах лаяться друг с другом.
  
   Тем не менее есть и другие варианты: насколько помню, мастеровые в это время прилично получают, а уж иноземные мастера -- тем более. В этом деле я тоже знаю немало, второе, уже мирное, инженерное образование у меня как раз по металлургическому профилю, к тому же в последние лет десять увлекался минералогией, пусть и на любительском уровне, но худо-бедно сфалерит распознать смогу. Так что, вариант сказаться иноземным мастером самый беспроигрышный. Заодно и время не придётся терять на всякие заутрени и прочие обедни, от которых православному ну никак не отвертеться.
  
   С выбором нации мудрить нет нужды, я на испанском говорю, как на родном, хотя сейчас испанский нечета современному, но думаю тут лингвистов должного уровня не найдётся, чтобы меня разоблачить, да и диалектов в эти времена не счесть. К тому же все образованные люди Европы общаются сейчас в основном на латыни, а мне её изучать в Белгородской Духовной семинарии как раз довелось. Если изображать "гишпанца", мне даже имя придумывать не нужно, старое подойдёт, которое я во время гражданской войны в Испании использовал. Алехандро Торрес-Дель-Рио, вполне аристократически звучит, но без претензий на конкретный титул. Да кто будет разбираться, что Торрес-Дель-Рио маленькая деревушка на севере Испании?
  
   С малой родиной понятно, теперь вопрос где я учился ремеслу? Вот беда, из серьёзных инженеров того времени никого не помню, кроме Георга Бауэра, который Georgius Agricola[1]. Он, кстати, ещё жив, но скоро упокоится от передозировки религии в организме -- прибьют его в Хемнице протестанты во время религиозного диспута. Так что труд его жизни, De Re Metallica Libri XII выйдет уже после его смерти. Приходилось, кстати, эту работу читать, когда в латыни практиковался. Стоп, мне вместе с ней ещё одна книга тогда под руку попала.
  
   Точно: De La Pirotechnia, и автора её как помню, звали Ванноччо Бирингуччо, в последние годы жизни был главным литейщиком Ватикана[2]. Умер он в 1539 году, и спрашивать в случае чего будет не у кого, тем более что я мог там работать как подмастерье, а их тогда с десяти лет брали в учение, а то и ранее. Я сейчас себя лет на двадцать чувствую, самое большее -- на двадцать пять, наверно и выгляжу так же. Можно года два-три накинуть, тогда вполне достоверно будет выглядеть, что проработал в Риме как минимум года два. И получится, что родился я в тысяча пятьсот двадцать пятом году, и к моменту смерти мастера мне было двенадцать лет. Почему ушёл? А новый мастер меня невзлюбил, вот и выгнал.
  
   Остаётся вопрос, где и что я делал ещё четырнадцать лет. Если на двенадцатилетнего пацана мало, кто внимание обращает, то взрослый следы оставит по-любому. С учётом этого, будем считать, что занесло меня в Португалию, а оттуда с экспедицией будущего святого Франсиско Хавьеры в Мозамбик, Индию и Цейлон. Затем с португальцами вернулся на Мадагаскар и с экспедицией Лоренсу-Маркиша и Антонио Кальдьеро исследовал побережье Африки, после чего вернулся в Европу, затем нанялся матросом. Позже оказался проездом в Антверпене, и там, узнав от немецкого купца, что государь ищет иноземных мастеров, отправился в Московию, благо подвернулся китобойный корабль, отправляющийся на север.
  
   Дальше проще: корабль вмёрз во льды, а когда начали кончаться припасы, на лодке, которую тянули с собой от одной полыньи до другой, добрались до устья какой-то реки. Поднялись по течению, где попались на глаза каким-то лихим людям. Те убили купцов и большую часть остатков команды и забрали лодку с товаром. Дальше добирался уже один, по болотам, пока не вышел к реке. По дороге питался чем попало, всю дорогу маялся животом, потому и оказался в кустах, когда государь со свитой на струги поднимались. Увидел, что дитя невинное тонет, бросился спасать, а опосля совсем обессилел и свалился в лихоманке.
  
   Собственно вроде всё, легенда получается добротная, пускай проверяют, и накладно выйдет, и не даст ничего, а по датам и по логике событий всё сходится. Да и не будут они проверять, люди в это время больше на дела смотрят, чем на слова. Теперь обдумаю планы, вопрос, зачем я сюда пожаловал, наверняка будет задан. Наилучший вариант завести своё дело, например, кузню. На жизнь хватит, платят в это время за работу прилично. Причём так прилично, что накопление первоначального капитала в промышленности долго ещё буксовать будет. Не знаю, станет ли это одной из причин, почему мы отстанем в развитии от Европы, но подозреваю что да. А единственный способ избежать этого: внедрять более совершенные методы производства, и в первую очередь -- металлообработки. Сейчас, насколько помню, на одного человека в год и килограмма железа не производится. Увы, методы производства настолько несовершенны, что из руды извлекается лишь малая часть железа, да и проковка криц по трудоёмкости дело весьма затратное...
  
   Даже подходящее место знаю, где завод строить. Нет, не в Туле, там местные пусть сами, тем более что основную часть руд ещё не открыли. А вот рядом с Муромом, на противоположном берегу притоки Оки есть реки Железница и Выксунка, и по их берегам есть запасы железной руды, причём неплохой, практически без серы и фосфора, зато с примесью марганца. Позже выксунский чугун даже в Европе будет славиться своим качеством и особой прочностью, но завод там братья Баташевы поставят только через двести лет. К тому же рядом расположено Гремячевское месторождение доломита, да и глины с песком в окрестностях хватает, так что проблем с огнеупорами не будет. Как, впрочем, и с лесом. Пока эти земли не шибко заселены и будут осваиваться только с середины XVIII века, когда местную мордву окрестят.
  
   Но наёмным работникам нужно платить, да и самому на что-то жить, пока построенное не начнёт доход приносить, а денег у меня ни алтына. С другой стороны, должен государь за спасение наследника отблагодарить? А как иначе, вот тому же лекарю Ральфу Стендишу он прямо по прибытии отвалил семьдесят рублей, это кроме других подарков, а приехавшему вслед за ним врачу Ричарду Рейнольдсу -- все двести. И как показала практика -- зря! Насколько англичане оказались хорошими специалистами мне не ведомо, но вот распознать, каким образом травят государя и его семью, не они смогли. Уже в XX веке, когда вскрывали склепы и делали экспертизу останков, оказалось, что ртути в них прилично. Однако способ отравления так и остался неясен. А ведь Царь повадки своего окружения знал и как мог, берёгся, но кто-то нашёл способ обойти предпринимаемые им меры предосторожности.
  
   Как бы ни спорили в наше время про зверства Грозного царя, но сам их факт никто не отрицает -- время было такое. К тому же ртутное отравление ведёт к агрессивности, а поводов достаточно, те же бояре пока берегов не видят, так что власть подобру не отдадут, от неё и в нашем времени мало кто добровольно отказывается. А сейчас они ещё и долю от государевых налогов получают, насколько помню. Так что совсем без кровопролития никак, но другой вопрос будет наводить порядок, вменяемый правитель, или параноик, потерявший душевное равновесие из-за гибели любимой жены, видящий везде измену, да ещё и полубезумный вследствие регулярного отравления. Вот и получается, что сейчас у меня есть возможность хоть немного изменить ход истории к лучшему.
  
   Впрочем, сейчас у меня основная проблема -- легализоваться, а там посмотрим. Что-то, кстати, царь не идёт. Ан нет, вон и шаги слышны, половицы тут скрипят, незаметно подкрасться большая проблема если что.
  
   ...
  
   К моему удивлению, вошедший оказался совершенно непохож на Ивана Васильевича. История не сохранила портрета этого человека, но коллегу в нём я прочувствовал сразу...
  
   Разговор с Иваном Михайловичем Висковатым, думным дьяком и главой Посольского приказа получился непростой. Как-никак в это время единственная разведка Московии при его заведении и обреталась. Говорили мы на латыни, благо я её неплохо знал ещё с Белгородской Духовной семинарии, как и церковнославянский с древнегреческим. Но светить знание этих языков во избежание ненужных вопросов не стал, а вот латинский как раз сейчас основной в общении образованных людей Европы, так что по их понятиям я его знать могу и даже должен, в отличие от двух других.
  
   Всё прошло как по маслу: моя легенда сомнений не вызвала, напротив, была принята более чем благосклонно, похоже, серьезные у них тут с мастерами проблемы. Вопросы, конечно, были, но в основном о моей работе в Италии и о путешествии в Индию. Испания и Португалия дьяка интересовала мало, встрепенулся он только при рассказе о серебре Нового Света.
  
   Моё желание заняться поиском руд и выделкой железа вызвало у него неподдельный восторг, и вкрадчивый вопрос на тему: а могу ли я пушки лить. Вопрос хитрый -- скажи да, и есть риск провести остаток жизни на Пушечном дворе, а оно мне надо? Пришлось развести руками: мол, как льют, видал, но за малостью лет до сего дела не допускали, сам процесс и некоторые тонкости помню, но смутно, пробовать надо, может быть, что и получится. Глава Посольского приказа, вздохнув, и молвил, мол, нет так нет, но ежели выйдет, государь ценой не обидит и милостями своими не оставит. Затем он поинтересовался, знаю ли иных мастеров добрых, готовых в Московию перебраться.
  
   Прикинув, что более удачного момента может и не подвернутся, я посоветовал отправить, кого-нибудь в Хемниц, к Георгу Бауэру, дабы пригласить того в Москву, не забыв при этом рассказать об изданных им книгах по металлургии и рудному делу. Кроме немца, упомянул венецианца Джамбатисто Бенедетти[3], посетовав, что где искать сего математика и астронома, ума не приложу, но дело того стоит, ибо труды его могут великую пользу дать, в том числе и для дела ратного. И добавил, что коли, не удастся сыскать или уговорить, то есть ещё его учитель -- Никколо Фонтана, по прозвищу Тарталья[4], который разбирается в тех делах ничуть не хуже и сам человек довольно приметный, так что найти его легче. Упомянул так же о враче и профессоре математики Миланского университета Джироламо Кардано[5].
  
   После чего плавно перешли к вопросу о железоделательном заводе. Вполне ожидаемо основным камнем преткновения стал срок освобождения от податей. Я-то помнил, что Строгановы себе выбили аж двадцать урочных лет налоговой льготы, и не скромничая, накинул ещё пятерку, попросив все двадцать пять, но Висковатый настаивал на двенадцати, мол, и того много ж. Как обычно -- сколько ни проси, получишь половину потребного. Но сдаваться не наш метод, решил я и начал сетовать: дескать, посол Имперский Сигизмунд в своих "Записках о делах Московитских" писал, что Муромские пока дикие и непролазные, трудов нужно положить немало, а ну как татары или местные тати с набегом придут и пожгут всё? Посему расходы на огневой припас, да людишек ратных будут изрядными. В общем, торговались как в Одессе на привозе, до хрипоты...
  
   Я особо не удивлялся, благо читал в записках Сигизмунда Герберштейна про любовь московитов спорить и торговаться с иноземцами, поэтому упрямо стоял на своём. В результате сошлись на том, что решать сие государю, но двадцать лет никаких податей и оброков с завода и с угодий не брать. Деревенек приписанных к заводу, как это во времена Петра делалось, мне не досталось, по причине почти полного отсутствия оных в данной местности. Дозволено было лишь людей нетяглых брать за свой кошт, тех кои своей охотой на ту землю сядут, да на завод возьмутся в работы. Им же быть обельными от оброка и тягла, а детям их и внукам так же. Боярских же людей беглых, да татей в работы не брать.
  
   А ставить заводы на реках Железница и Виля. Руды искать и уголь жечь от Оки и Вереи до Вилетьмы, там же и жито сеять, дабы для людишек свой хлеб был в достатке, а коли надобно, то и борти ставить или иные промыслы заводить. Если мне не изменяет память, это даже немного более размеров будущего Выксунского района. Впрочем, какой-то щедростью тут и не пахло, сейчас эти земли доходов практически не приносили, в перспективе прибыток намечался немалый, причём без особых затрат со стороны государства.
  
   Далее, разговор зашёл о рудах медных, а паче серебряных. Мол, коли найти оные, то ставить печи плавильные, дабы медь лить, а урочный срок им -- десять лет, а по серебру пять, после чего с меди брать треть и с серебра треть. На сей ушлый расклад, я заметил, что за пять лет едва вложения окупить выйдет, потому искать серебро, никакого резона нет. Дьяк почесал в затылке и сказал, если государь добро даст на десять, так тому и быть. На том и порешили. На вопрос когда ждать царёвой грамоты, Висковатый выразился неопределённо, мол, государь в отъезде, даст бог, через пару-тройку дней будет на Москве, а пока, де погуляй, пару провожатых и толмача Посольский приказ, для такого дела выделит.
  
   В тот же день прогуляться не вышло, при попытке встать на ноги меня повело и если бы не Иван Михайлович, то я непременно рухнул на пол. Следующие два дня я учился ходить заново и только на третий день, в субботу нашёл в себе силы на вылазку из царских палат.
  
   ...
  
   Древняя Москва за пределами Кремля и боярских палат не впечатлила: грязь, вонь вполне средневекового разлива. Проезжая часть вымощена только от Кремля до Никольских и Спасских ворот, причем бревнами, а в остальном, как повезет. С этим делом не особо: шаг в сторону с мостовой и сразу попадаешь в жидкую грязь, но для моих спутников, похоже, это дело привычное, идут, как ни в чем не бывало, хлюпая сапогами по жиже. Ноги держали меня более или мене сносно, хотя временами стрельцам приходилось меня поддерживать, чтоб не упал.
  
   Они оба были крупные, кряжистые, едва не с меня ростом, в лазоревых суконных кафтанах. От Посольского приказа нас сопровождал худой низкорослый грек-толмач, с длинной бородой и выкаченными глазами: хоть сейчас на икону в образе святого мученика пиши. Одет он, правда, не в пример богаче служилых: роскошная парчовая шуба, несмотря на середину июня, шапка с собольей опушкой, красные сафьяновые сапожки. Со мной грех сравнивать, одёжи с царского плеча я пока не получил, дьяк тоже не расщедрился, пришлось надеть то, в чем упал за борт: штормовку, брюки да яловые сапоги. Со стороны чисто матрос, потерпевший кораблекрушение, или разбойник, конвоируемый на лобное место. Служка, когда мое просохшее одеяние выдавал, явно норовил поинтересоваться заморской одеждой и особенно косил глазами на обувь, но грек пресек сие в зародыше одним свирепым взглядом -- мол, не по чину спрашиваешь.
  
   Встречный народ перешептывался, поглядывая на меня и сопровождающих. Поначалу мне предложили пройтись по торгу, да по лавкам иноземных купцов, но такой вариант я отверг: успею на заморские товары посмотреть, сейчас же интересует незатейливый ширпотреб. В конечном счете, большинство технологий выгодно доводить до массового производства, а для этого нужно представлять: что нужно и по каким ценам, поэтому торг в Китай городе мы тоже проскочили, после чего, перейдя по наплавному мосту на другой берег Яузы, пошли по торговым рядам.
  
   Поскольку денег у меня с собой не было, от слова совсем, если не считать завалявшиеся в кармане медяки советских времен, Висковатый по окончании разговора сжалился и от щедрот своих вручил мне сотню московок серебром. Вот на эту сумму я и приценивался: как оказалось, сильно не разгуляешься. Точнее погулять то, как раз выйдет, а вот купить что-то серьезное, увы: столько стоит девять четвертей ржи, или два с полтиной пуда семги, или три длинных осетра. Из одежды рубля хватить как раз на холщовую рубаху, штаны, нагольный овчинный полушубок да пару сапог. А вот одна шуба как у толмача тянет больше чем на сотню, не иначе с царского плеча получил. Впрочем, не привык я щеголять, мне важнее удобство одежды и практичность.
  
   Из портняжных рядов подались на конный рынок. Приценился: за рубль можно купить корову и десяток-другой кур в придачу, или быка четырехлетку, а вот хороший конь стоит восемь и более, лошадка похуже -- около трех. Аргамак же, полсотни и более. Дальше осмотрели плотницкие ряды, где все, от саней до амбаров, и даже готовых изб. Небольшой дом -- три-четыре рубля, более крупный, квадратов под семьдесят, уже как минимум десять.
  
   Прошлись по ремесленным и кузнечным рядам, железо оказалось довольно дорогим, что порадовало: пуд в крицах более четырех алтын, уклад, как здесь называют сталь, еще дороже. Причем сталь так себе, ломкая, явно с примесями. Топор в зависимости от размера и назначения от одного до двух алтын, коса-горбуша -- две денги и более, замки по-разному, но тоже недешево. Поинтересовался у мастеровых насчет заработков: кузнецы не бедствуют, как и игольщики, замочники и прочие, а вот у поденщиков доход вдвое, а то и втрое меньше, алтын в день, не более. Впрочем, они тоже не голодают, на эти деньги в Москве дней пять вполне можно прожить. Плохо другое, кузнецов тут всего ничего, да что говорить -- всех мастеров работающих с железом от силы сотни три, а в остальных городах и того менее.
  
   Беда, однако. Видать, придется учить с нуля основную массу, сманить если и получится, то немного, дай бог десяток. Так что кузнечное производство быстро не подтянуть, придется поначалу на чугунном литье выезжать, ну да не беда: ядра и пушки казна купит и еще попросит. Металл для литья бронзы в Московии привозной, и стоит люто: медь около двух рублей пуд, олово, смотря по купцу, но тоже не дешево. Если чугунные орудия, хотя бы втрое дешевле поставлять, и казна немало сэкономит, и я внакладе не останусь. Но тут важно качество обеспечить: такие чугунные орудия, как при Петре I лили, для самих пушкарей не менее опасны, чем для противника.
  
   Пока считал да прикидывал, обнаружил, что идем мы не обратно, а куда-то в сторону. Поинтересовался у грека. Тот ответил, что сегодня у брата одного из стрельцов именины, посему тот всех на угощение и пригласил. Вот народ, никакой дисциплины! Вместо службы решили свалить пожрать да выпить на халяву. Впрочем, такие времена, тут порой и воеводы, как помню, забивали на указ царя ехать к войску "на ратный подвиг", так что приходилось туда их коваными в железо везти под конвоем. Но это лирика, сейчас мне не с руки протестовать, с утра уже времени прошло прилично -- проголодался.
  
   Дошли до места без приключений, если не считать непролазные грязи на слободских улицах. Двор у именинника оказался приличных размеров, с сараем, амбаром и хлевом, а вот изба так себе, небольшая, с печью по-черному -- без трубы, потолок весь черный и запах как в коптильне. Войдя внутрь, через низенькую дверь с высоким порогом, мои сопровождающие перекрестились на образа и пожелали здравия хозяину дома и другим присутствующим. За грубо сколоченным, столом из толстых скобленых досок сидели родственники именинника: двое братьев, да дядька с племянником. Особых разносолов не было: щи с капустой и говядиной, пироги, каша, квашеная капуста да квас, хотя стрелец и порадовал, что де хорошо не как в прошлом годе, когда именины пришлись на понедельник, то есть постный день. А в следующем году, на среду выйдет, так что снова вместо пирогов с мясом придется довольствоваться рыбными.
  
   Сначала степенно помолились перед трапезой, затем выпили за здравие по чарке хлебного вина, закусив квашеной капустой, после чего хозяйка притащила горшок со щами, которые пришлось хлебать вместе со всеми из одной большой миски, закусывая пирогами. Удивили ложки с очень коротким черенком -- неужто они дерево экономят? Или это чтобы никто мясо из щей не таскал раньше времени с глубины? Затем в ту же миску наложили каши. Понятно теперь, почему эпидемии в средневековье не редкость, при таких обычаях, они, вообще, норма. Одна надежда, авось пронесет.
  
   Покончив с кашей, выпили еще по чарке и хозяева со стрельцами завели долгий разговор на разные темы. Грек-толмач откровенно клевал носом, а чуть позже склонил голову на стол и задремал. Я прислонился к печке, прикрыл глаза, и сделал вид, что тоже сплю. Братовья хозяина оказались не слободские -- как и их покойный родитель, они по-прежнему жили в полусотне верст от Москвы, в деревеньке Молоди. При этом названии я реально вздрогнул. Меньше чем через двадцать лет недалеко от нее будет жарковато, но за год до этого и в Москве полыхнет изрядно. Ох, и в непростое время меня занесло.
  
   Ближе к вечеру пришел старший сын хозяина, здоровый детина, даже и не скажешь что восемнадцати нет. Что примечательно -- грамотный, стрелец, который нас привел на именины, похлопотал в свое время за племянника, пристроил смышленого парнишку к писарям в Посольский приказ, учится. Стоит присмотреться к отроку, да при случае к себе сманить, образованные люди в России пока редкость. Решив не откладывать на потом, приоткрыл глаза и обратился к нему на латыни: кто, мол, таков, тот удивленно повернулся ко мне, и с запинкой, подбирая слова, ответил! А вот это уже серьезно, такого упускать никак нельзя.
  
   Толкнул в бок грека и поинтересовался, не осерчает ли Иван Михайлович, ежели я парня к себе заберу -- без переводчика мне всё одно никак. Тот открыл глаза, почесал загривок и развел руками, сам де о том и спросишь с утречка. Собственно мне его ответ и не нужен был, больше интересовала реакция отрока, а она оказалась вполне положительной. Мой вопрос он явно понял и, повернувшись к отцу, что-то тихо спросил. Тот степенно кивнул, затем обратился ко мне через толмача, кто таков и по каким делам на Москве. Изложив вкратце суть дела, я упомянул, что платить готов изрядно, благо польза от людей знающих грамоту в моем деле будет немалая. Ни да, ни нет, сказано не было, похоже, здесь привыкли такие дела основательно решать, да, и вечерело уже, толмач торопил: как стемнеет, улицы перекроют, после чего всякое хождение запрещено будет.
  
   До царских палат добрались без приключений. Грек отпустил стрельцов, и, послав меня в сторону знакомой двери, куда-то ушел, не иначе писать отчет, или донос, что, в общем, без разницы. Я зашел в знакомую комнатку, где не обнаружил ни боярина, ни Марфы и без особых затей завалился спать -- вымотался так, будто весь день лес валил.
  
   ...
  
   Утром меня разбудил незнакомый отрок, загремевший мисками по столу, непонятно откуда появившемуся в комнате. На его попытку что-то сказать я махнул рукой -- мол, не разумею вашего варварского наречия. Вспомнив, как это принято у гишпанских кабальеро, перекрестился, и, прочитав на латыни, отче наш, сел за стол. Паренек, видя мое полное нежелание вести с ним беседу, выскользнул за дверь, а я приступил к трапезе. Особыми изысками и не пахло, всё та же квашеная капуста, пареная репа да хлеб. Вспомнив, что вчера говорил брат именинника, сообразил -- сегодня, похоже, постный день, разносолы отменяются...
  
   Едва закончил, прискакал грек с сопровождающим, и обрадовал: сегодня у нас посещение Пушечного двора. Чувствую, он явно выполняет поручение Висковатого, всеми силами склонять меня к этому делу. Ничего, я в эти игры тоже играть умею: посмотреть, конечно, можно, но на что-то большее пусть не рассчитывают. Не дам я вам пока пулемета, ребята...
  
   Нет, я не жадный, но четко знаю одну истину: правители, в эти века, получив даже небольшое военное преимущество, моментально начинали задирать тех, кто рядом, надеясь, отхватить кусок от их территории. Причем зачастую даже не посчитав а окупятся ли хоть когда ни будь затраты, доходами с оттяпанной территории? А, учитывая, что в соседях у нас ныне Крымское Ханство, за плечами которого Османская Империя, во главе с Сулейманом Великолепным, результат может быть летальным для Московии. Это не Швеция, которую Иван IV в 1557 году и так принудит к миру всего за три года войны, это очень серьезно. Крымский хан в это время имеет армию соизмеримую по численности и боеспособности c той, которую Иван Васильевич способен выставить на Южном направлении, а если учесть помощь османов и ногайцев, то и превосходящую. И всего через каких-то восемнадцать лет, в 1571 году он превратит Москву в обугленные руины.
  
   Выйдя из Китай-города, мы прошли Никольские ворота и оказались на берегу Неглинной, прямо напротив цели своего путешествия. Не обращая внимания на стрельцов, стоявших на воротах, прошли внутрь: народ сновал во всех направлениях, работа кипела. Один из мастеров выбежал нам навстречу и с явной гордостью сегодня сообщил, что начата подготовка к отливке пушки изрядного калибра. Похоже, моего провожатого здесь знают в лицо, не удивлюсь, что он один из тех, кто курирует производство артиллерии в Московии. Впрочем, оно и понятно, мастера все сплошь немцы да итальянцы, на русском говорят не сказать, чтобы очень.
  
   На Пушечном дворе одновременно шла работа над несколькими другими орудиями более скромных размеров. Благодаря тому, что все они находились на разных стадиях производства, мне удалось ознакомиться с технологией отливки того времени во всех деталях. Сначала на точеный деревянный стержень конической формы навивали просоленный жгут, который покрывали несколькими слоями глины с промежуточной просушкой. Для первых слоев бралась жирная глина, смешанная с толченым кирпичом, а затем в тонко помолотую глину подмешивался волос, судя по всему, конский. После окончательной сушки заготовки мастер срезал излишек материала специальным шаблоном, формируя наружный профиль будущей пушки. Затем на ней закрепляли цапфы, декоративные фигурки, надписи и прочую лепнину, сделанную из смеси воска, сала и толченого угля.
  
   После долгой просушки готовую модель обмазывали смесью сала и масла, поверх которой снова наносили слоями глину с наполнителями, каждый раз основательно просушивая. Затем на форму для прочности накладывали поперечные и продольные железные обручи, скрепляя их между собой. После окончательной обмазки глиной и сушки на огне выбивали стержень, который тянул за собой жгут. Затем освобожденную форму обжигали, установив вертикально в яму, одновременно вытапливая восковые детали, после чего удаляли остатки модели.
  
   Готовую форму ставили вертикально в яму, утрамбовывая вокруг нее землю, после чего устанавливали в нее ствольный стержень, сформированный по специальному шаблону из глины вокруг стального прута. Эта операция была настолько ответственной, что ее производил сам мастер. Завершив приготовления, по литьевой канавке пускали металл из печи, после чего оставалось ждать, пока он остынет. Вынув форму из земли, разламывали ее, освобождая пушку, а затем удаляли сердечник и очищали канал ствола.
  
   На Пушечном дворе, несмотря на воскресенье, работа кипела. Народа было немало: одних мастеров два десятка, плюс ученики и прочие специалисты, вроде кузнецов, плотников, подвящиков и канатчиков, зелейных и селитренных. Ко всему прочему сотни полторы подсобных рабочих. Лили не только пушки, но и колокола, паникадила и прочую церковную утварь. Технология отливки колоколов была, на мой взгляд, более изощренной и вплотную приближалась к литью в земляную форму, если не обращать внимания на то, что методы формования и материалы применялись совсем другие.
  
   Дойдя до места, где готовили к отливке разрекламированную толмачом пушку, я отловил мастера и завел с ним беседу. Грек заметно напрягся, но ничего не сказал, хотя выпученные выше всяких пределов глаза, сами за себя говорили, что сей процесс, вызывает в нем противоречивые чувства. Буквально с первых слов, когда в ответ на мою речь, немец представился Каспаром Ганусом, я понял, что мне повезло столкнуться с автором той самой Кашпировой пушки и будущим учителем Андрея Чохова.
  
   Мастер поинтересовался, не случилось ли мне добираться сюда через немецкие земли и если так, то нет ли каких новостей из его родных мест. Я ответил, что добрался сюда окружным путем, в немецких землях побывать не сподобился, посему удовлетворить его любопытство, увы, не могу, после чего плавно перевел разговор на работу. Долго поговорить нам не дали мои сопровождающие, но и того, что я услышал, хватило, чтобы основательно испортить настроение. Прочитанная когда-то книга De Re Metallica, не совсем выветрилась из головы, и для меня стало очевидно, что немец не знает и половины там написанного. С учетом того сам Георг Бауэр имел смутные представления о многих вещах, моя задача стала казаться еще более сложной. Не то чтобы невыполнимой, но одно дело, когда есть, кого поставить себе на замену, и совсем другое, если никто из них не знает элементарных вещей, само собой разумеющихся, для любого советского школьника седьмого класса...
  
   Достаточно вспомнить, что в это время не имеют понятия о кислороде, а свинец, олово и висмут считают разновидностями одного и того же металла. Большинство процессов ведутся наугад, без расчетов, зачастую совершенно неэффективно и не при тех температурах. Как мастера умудрялись при этом получать хоть какой-то результат, полная загадка. Тот же висмут, даже в небольших количествах резко ухудшает свойства меди, а на чугун негативно влияют сера и фосфор, но как бороться с тем, о чем даже не знаешь? Так что качество металла в это время больше зависит от состава руды, чем от мастерства кузнеца или литейщика. Да что там говорить -- здешние литейщики еще более сотни лет оптимальный состав бронзы подбирать будут.
  
   А ведь если задуматься, в этом мире лишь я один знаю многие тривиальные вроде бы тонкости черной и цветной металлургии, что с одной стороны дает мне фору, а с другой лишает всякой надежды на какую-либо значимую помощь со стороны местных мастеров. Даже обучить кого-то будет большой проблемой, хотя бы потому, что современной терминологии пока не существует. Единственный вариант учить кого-то с нуля, в том числе и языку, но и с этим проблемы, так как вызовет ненужные вопросы. Разве что учить на латыни, но опять возникает проблема с отсутствием работников умеющих читать и писать, если не брать в расчет отпрысков из знатных родов, которых вроде как учат грамоте, хотя и не факт что всех поголовно. Хотя, если с парнем что у стрельцова брата приметил, всё выгорит, то будет сильно полегче.
  
   С этими мыслями я вошел в ворота Китай-города. Проходя рядом с Гостиным двором, грек предложил зайти, посмотреть на товары. На этот раз с моей стороны особых возражений не было, тем более что времени до вечера оставалось прилично. Получив согласие, толмач ломанулся вперед как наскипидаренный, но причина такого поведения стала понятна, едва он затащил нас к персидскому торговцу тканями, который встретил его с распростертыми объятиями, как старого знакомого. Разговаривали они на фарси, который я немного знал, благо пришлось погонять басмачей в Средней Азии в двадцатых годах.
  
   Пока стрельцы рассматривали разложенные в лавке шелковые ткани, я прислушался к разговору. Говорили они разной ерунде, вспоминая общих знакомых и былые годы, что никак не вязалось с тем энтузиазмом, с которым мой переводчик рванул в лавку, но когда перс передал ему небольшую шкатулку, открыв ее на секунду, чтобы показать содержимое, мне стало многое понятно. Легкий запах гашиша напомнил о тех временах, когда мы перехватили караван контрабандистов с таким грузом. Вот оно как! Стоит присмотреться к этому кадру более основательно. Не факт, конечно, что он сам употребляет, но всё может быть. В любом случае зарубку на память сделаю: авось да пригодится.
  
   Сделав вид что, заинтересовался отрезом шелковой ткани, спросил через грека о цене. Торговец начал цветисто расписывать достоинства товара, но толмач махнул рукой, мол, незачем зря надрываться. Тот, повертев пальцами, озвучил цену. Дороговато, однако, выходит: рубль и пять алтын за аршин, жаль, что я об устройстве ткацкого станка имею смутные представления, озолотился бы на их производстве. Хозяин лавки, видя мою задумчивость, начал было торговаться, но я махнул рукой и направился к выходу.
  
   Прошлись по рядам, разглядывая товары и прицениваясь. Кроме ткани торговали коврами, юфтью и сафьяном, пряностями, изюмом, черносливом, миндалем и сахаром. В москательных лавках продавали мыло, ладан, краски, камедь, квасцы и что удивительно -- нефть. Она в основном шла на приготовление красок, так что цены были соответственные. В тех рядах, где торговали европейские купцы, из тканей в основном продавалось сукно, атлас и бархат тоже имелись, но совсем в мизерных количествах. Торговали металлами и сырьем: медью и сурьмой, свинцом и оловом, ртутью и киноварью, сулемой и бурой, купоросом и серой. Железо, ножи, ножницы, замки, иголки, булавки тоже имелось в наличии.
  
   К сожалению, получить реальное представление о ценах было непросто, первоначально купцы заламывали и в пять и в десять раз дороже нормальной цены, и лишь вдоволь наторговавшись, спускались с коммерческих небес на землю. Впрочем, по словам толмача, московские купцы в торговле с иностранцами вели себя подобным же образом. Мысленно плюнув на этот нэпманский вертеп, я предложил сопровождающим возвращаться обратно, благо уже начало вечереть. Возражений не последовало, и мы отправились восвояси.
  
   На следующий день мне, мягко говоря, нездоровилось от местных деликатесов, так что у стрельцов и толмача вышел внеплановый выходной. К вечеру немного полегчало.
  
   ...
  
   Утром, во вторник, меня разбудил Висковатый, обрадовав, что государь прибыл и ждет меня на трапезу. Я ожидал попасть на царский пир, вроде описанного Сигизмундом Герберштейном, однако реальность оказалась намного скромнее: небольшая комната, посреди которой стоял дубовый стол и лавки вокруг него, да пара сундуков по углам, и никакой огромной свиты из князей и бояр в дорогих одеждах. Кроме Ивана Васильевича, в комнате лишь двое рынд-телохранителей, знакомый уже грек, да боярин с острым взглядом опытного интригана -- может рановато для пира, или я чином не вышел для иных почестей. Ну да ладно, я не тщеславный, переживать не буду.
  
   Царь, чуть помедлив, спросил через толмача подобру ли, поздорову ли ехал, а Висковатый тут же стал нашептывать мне на ухо, как отвечать:
  
   -- Отвечай государю так: "Дай Бог, государь, чтобы ты был здрав на многие лета. Я же, ныне по милосердию Божью и по твоей милости, здоров"
  
   К этому я добавил чуток от себя, спросив о здоровье наследника, на это царь ответил, что тот хвала Господу, жив и здоров и поблагодарил меня за его спасение, после чего велел сесть и что-то сказал греку. Тот встал из-за стола, подошел к сундуку, что стоял в углу комнаты и отпер его. Затем повторил ту же операцию со вторым.
  
   -- Государь жалует тебя за спасение наследника шапкой горлатной, шубой на соболях, доспехом добрым, саблей кызылбашской, аргамаком со своей конюшни, да пятью сотнями рублев серебром! -- перевел грек очередную часть протокольной фразы.
  
   Иван Михайлович опять стал подсказывать мне на ухо правильный ответ, я же подумал, что уже начал уставать от всех этих церемоний. Да и перед кем мы тут комедию ломаем? Ну да ладно, пусть тешатся, такое уж время...
  
   ...
  
   Когда вручение подарков закончилась, я поинтересовался у Висковатого насчет обещанной грамоты, на что тот ответил, мол, сие позже, а пока "царь трапезничать желает". Грек запер сундуки и отдал мне ключ, сообщив, что их тотчас же перенесут в мою каморку, после чего повел меня в другую комнату. Она оказалась намного более просторной, чем прежняя. В центре ее стоял поставец, с множеством золотой и серебряной посуды, обставленный столами на которых стояли маленькие сосуды с уксусом, перцем и солью. Кликнули служек подавать на стол. Те вошли и выстроились вдоль стены. Сначала мне по обычаю поднесли хлеб-соль, со словами:
  
   - Великий государь Иван Васильевич, Божиею милостию царь и государь всея Руси и великий князь, делает тебе милость и посылает тебе хлеб со своего стола.
  
   Сначала подали водку, затем внесли трех жареных журавлей, которых ели подливая уксус и добавляя соль и перец. Позже на стол выставили кислое молоко, соленые огурцы, груши. Принесли и другие блюда, в том числе и мясо разных видов, жареное да вареное, а также различные напитки: мальвазию, фряжское вино и меды нескольких видов. Боярин, который, кстати, оказался не кем иным, как Алексеем Федоровичем Адашевым, на пару с главой Посольского приказа, уговаривали меня отведать всё это. Если бы я не читал об этом в записках Герберштейна, то непременно заподозрил московитов в намеренном спаивании, с целью уломать меня на более выгодные условия. Вот только им в любом случае ничего не светило. Споить того, кто в свое время на пару с матросами глушил стаканами "балтийский чай" задача сама по себе непростая, а если учесть что сейчас я закусывал от души, скорее невыполнимая.
  
   После очередного кубка я спросил у дьяка, хватит ли тех денег, что пожаловал мне государь, на обустройство железоделательного завода. Тот пожал плечами, ответив, что сие ему не ведомо, но пожалованных пятисот рублей вроде должно хватить, особенно если нанимать местных за корм да плату малую, либо просить тяглых людишек с посошной рати, что дешевле выйдет, потому как к работам они привычные, да и корм в поход им положено свой иметь. Вот только найдет ли государь посоху, неведомо, большая часть под Казань была послана, да покуда там и оставлена на работах. После чего дьяк, немного подумав, добавил, что хлеб лучше закупить в Коломне, али в Рязани, а скотины и в самом Муроме в достатке, да рыбные ловли там изрядные. Видя, что мы о чем-то говорим, государь поинтересовался темой нашей беседы. Висковатый, накладывавший в этот момент себе на блюдо чего-то из яств, встрепенулся, явно желая опять насоветовать, как и что отвечать, но я упредил его, тут же выложив суть вопроса. Уже изрядно выпивший грек, не обращая внимания на знаки, подаваемые своим начальником, перевел это царю.
  
   Тот с удивлением посмотрел на меня, потом на Ивана Михайловича и спросил о чем речь. Глава Посольского приказа завертелся как уж на сковородке, объясняя причину задержки с жалованной грамотой, тем, что во веки веков таких льгот никому дадено не было, и без слова государева никак сие не можно. Иван Васильевич жестом остановил его и, повелев принести бумагу и принадлежности для письма, спросил меня о сути дела. Изложив все, о чем было говорено ранее, я добавил к этому просьбу выделить сотню, али две стрельцов для бережения от татей, покуда укрепления не возведем, для чего еще и посошной рати надобно сотни три-четыре. Про медь и серебро решил не упоминать, всё одно татары казанские да черемисы бузят, так что до конца 1557 года за Камень идти рано. Впрочем, медь и в Казанском крае есть, но как ни крути, туда тоже пока никак. Так какой смысл три-четыре льготных года впустую терять?
  
   Обельные лета на заводы, что за Окой, государь велел писать двадцать пять, как я и просил, а вот нетяглым, кои на моей земле осядут, от оброка и тягла быть обельными на двадцать лет. Тем же, кто в работы на завод возьмется, тягла не нести, пока они при деле мастеровом обретаться будут, и детям их и внукам так же. Заводы же ставить на реках Железница, и Велетьма, а так же на всех их притоках, там же и иные промыслы заводить, а коли потребно в ином месте, о том челобитную подать государю вновь. Руды искать и уголь жечь от Оки и Вереи до Вилетьмы, там же и жито сеять, выпасы да сенокосы держать, а в лесах борти ставить, дабы воск на литье имати. Цену на ядра оговорили по восемь алтын и две денги за пуд, чуть меньше чем я хотел, но тоже приемлемо, а вот за чугунные пушки казна готова по двадцать пять алтын платить с пуда веса, ежели добрые будут.
  
   Стрельцов мне Иван Васильевич обещал дать, правда лишь сотню, и то лишь до начала зимы, а кроме них выделил две сотни посошной рати с Рязани, на тот же срок. Еще обещали для бережения окрестностей полсотни татар, из числа посланных из Касимова в Муром с неделю назад, покуда своими ратными людишками не обзаведусь. Пока грек писал грамотки для воевод на Рязани да Муроме, Висковатый пояснил, что хоть корм посохе и полагается иметь, но не единожды было, что положенного тяглецам сполна собрать не могли и народишко к концу года с голоду пух. Так что лучше прикупить и хлеба и скота, лишним сие точно не будет.
  
   Возвращаясь к себе, я вспоминал настороженный и в то же время пытливый взгляд Адашева. Всё время тот зыркал на меня, явно оценивая. Не думаю, что он сильно опасался самой возможности моего влияния на царя, но подозреваю, что такой вариант явно учитывал. Зная его характер и дальнейшую судьбу оптимально с ним не пересекаться вообще. Чувствую, пока он в силе -- конкурентов не потерпит.
  
   ...
  
   Вечером, при свете закатного солнца, пробивающегося через оконце, я засел за подсчеты. Цены я уже примерно знал, теперь осталось прикинуть потребное количество хлеба и соли. Здешняя минимальная норма потребления пятнадцать пудов зерна на человека в год, из этого и буду исходить. Кормить мне эту ораву придется до конца октября, так что минимум по пять пудов надо брать. Получается полторы тысячи пудов по десять копеек за четверть, или сорок два рубля двадцать восемь алтын и три денги. Плюс соль, пятнадцать грамм в сутки или по трети пуда на человека. Это еще три рубля. Бычков на мясо купим в Муроме, там они дешевле. Рыбы наловить и сами сможем.
  
   Прикинул затраты на обслуживание домны на семь сотен пудов чугуна в сутки, получилось совсем уж лихо: пять с половиной сотен человек, на которых придется тратить почти по двести рублей в месяц! Причем это только денежное содержание, а плюс еще провиант, одежда и обувь и много что еще. Купить-то всё это мужикам будет негде. Похоже, не выходит у меня каменный цветок -- будем урезать, причем вшестеро по объему выплавки. Пересчитал заново. Получилось уже более вменяемо: всего тридцать восемь рублей и двенадцать алтын в месяц, так что денег которые останутся после закупки провианта и затрат на плотину, хватит надолго.
  
   Провиант для рабочих я посчитал до начала сентября, то есть до конца следующего года, с этим, учитывая местный обычай платить жалование лишь раз в год, особых проблем не возникнет. Одно обидно - затраты всего втрое ниже, а объем чугуна уже вчетверо, что ни говори большие домны экономичнее, но сейчас увы, не потяну. Построить еще, куда ни шло, но эксплуатация в копеечку влетит, есть риск, что концы с концами не сойдутся, и придется идти на поклон к ростовщикам. А процент у них совсем небожеский! Те же попы пятую часть с долга за год считают, да еще мудрят с записью долга так, что глазом моргнуть не успеешь, как всё им отойдет.
  
   Когда смеркалось, заглянул Иван Михайлович, пожурил за подставу, мол, государь был шибко недоволен, что заранее он ему суть дела не разъяснил. А когда успеть: едва приехав, сразу меня потребовал к себе привести? Я развел руками, уж извини, так получилось. Не давая ему развивать далее скорбную тему государевой немилости, спросил, принято ли, ежели есть потребность в деньгах заложить, али продать государев подарок, скажем ту же шубу. Висковатый усмехнулся и ответил, что это многие делают, и ежели нужда припечет да надумаю продавать, то он сам готов купить, уж больно соболя хороши. Спросил о цене, внимательно отслеживая невербалику. Дьяк задумался, почесал затылок и сказал, что рублей сто он даст. Соврал, естественно, глаза вон как забегали, когда отвечал, явно дороже шуба стоит. Впрочем, пока я торопиться не буду, успею продать если что.
  
   Вспомнив о сынишке стрельцова брата, спросил, можно ли его взять как толмача с собой. Глава Посольского приказа махнул рукой -- забирай, раз нужен, указ чтоб быть ему при заводе, завтрева напишу, после чего, попрощавшись, ушел.
  
   ...
  
   С утра нашел Висковатого, забрал грамоты к Муромскому воеводе большого полка Василию Семеновичу Серебреному, да к стрелецкому голове, Михайло Дмитриевичу Ласкиреву, что переходил под мое начало. Заодно и указ о том, что быть Сеньке Васильеву, сыну Заболоцкого писцом при заводе гишпанского мастера Лехандра Торесова, а жалования положить за счет завода же два рубли в год серебром, да хлеба десять четвертей. Я когда увидел приписку про хлебную выдачу, сделанную явно другой рукой и более светлыми чернилами, тут же понял, чьих рук сие дело. Да и размер у нее изрядный, Сеньке можно хоть сразу по приезду в Выксу семейство заводить -- прокормит!
  
   Ай да Михалыч! Отомстил качественно за подставу, ничего не скажешь, причем месть тонкая, с истинно восточным коварством, кто не знает тот сразу и не поймет. Но я то этой эпохой интересовался и представляю, как хлебные цены скачут в зависимости от урожая. В этом году тридцать пять пудов обойдется менее двух рублей, а в начале 1570-х придется тратить по семнадцати с полтиной, да что там говорить -- не далее чем через три года во время сбора урожая пойдут дожди, а за Волгой озимые побьет морозом. Вот только цен 1557 года по Москве, Рязани да Мурому в летописях не сохранилось, но если ориентироваться на 1560 год, когда пшеница была по одиннадцать алтын, то мне хлебное жалование писца в двенадцать рублей встанет.
  
   С другой стороны, работников голодом морить не с руки, так что сельским хозяйством придется заняться вплотную -- земли мне для этого отведено изрядно. Насколько помню, в Выксунском районе около пятнадцати тысяч гектар пашни, по нынешним меркам это около тринадцати тысяч десятин, остальное леса, луга и болота. На одну десятину тут сеют пару четвертей или полкади, то есть чуть более центнера на гектар. При урожайности сам-двадцать получается сто сорок пудов с десятины. Сейчас же и сам-пять за счастье считают, а ежели более, то и за чудо. Насколько помню, почвы за Окой в основном местами супесчаные, местами дерново-подзолистые, а это далеко не чернозем. Но с другой стороны там леса, а если по палу сажать, то в первый год сам-десять, считай в кармане, а если с погодой повезет, то и сам-двадцать. Вот только это удовольствие недолгое, пару-тройку лет и всё -- ищи новое место или удобрения.
  
   Хотя в том же Египте и без них обходились, там с ежегодными разливами Нила столько ила на полях оседает, что урожай сам-сто практически норма, а у нас и климат холоднее и лето короче, да еще и кроме навоза на поля вносить нечего. Впрочем, насчет удобрений вопрос решаемый. Читал я в конце восьмидесятых статью про сапропель, который пополам с торфом самое то. К тому он же еще и природный гербицид с фунгицидом в придачу. Одна беда, сушить их нужно и смешивать, а без механизации это дело уж приличных трудозатрат потребует, ни много, ни мало, а пару тысяч пудов в первый год на десятину положить нужно, а желательно раза в полтора-два больше. Такие объемы на телегах возить надорвешься, так что нужно по месту смотреть, где торф и сапропель есть, а затем по близости соответственно и пахать.
  
   А вот для картошки земля в Выксунском районе в самый раз, жаль, что ее-то пока в Московии и нет... Стоп! Я же пакет не выложил, которые мне друг из Финляндии привез! Там кроме семян картофеля еще и перцы, и томаты, у нас таких купить негде, вот и попросил прихватить собой из родного Эспоо. Машинально схватился то место где карман на штормовке, слава богу, на месте пакет, не сперли! Висковатый истолковал мой жест по-своему и усмехнулся: и в самом деле, со стороны, похоже, будто я за сердце схватился. Ладно, будем считать, что мы в расчете.
  
   ...
  
   Попрощавшись с Иваном Михайловичем, я отправился за Семеном в Посольский приказ, дорогу в который мне указал дьяк. Причем его объяснения были настолько примерными, что здание оказалось вообще в противоположной стороне от указанной. Подозреваю, что таких шуточек с его стороны еще немало будет -- явно затаил обиду. Эх, сводить бы его в шинок, да напоить до поросячьего визга с последующим братанием! Вот только где тут подобные заведения, и есть ли они, я не в курсе. Помню, некоторые иностранцы писали, что все их по приказу государя вынесли загород, но вот в какое время? Уже или позже? Единственный годный вариант -- спросить у своего нового толмача, который как я полагаю явно засланный казачок, уж больно всё складно получается: те же именины, и грамоте учен, и латынь...
  
   Неспроста это. Но я-то и не против такого расклада: лучше заранее знать, через кого дезу сливать, всё одно экономия времени. Теперь еще его самого бы найти, темновато в приказе, писцы сидят, сгорбившись над грамотами, перьями скрипят, а важный дьяк ходит меж столов, да подчиненных шпыняет, почем зря. На меня едва глянул, и дальше пошел -- эка невидаль, проситель пришел, да судя по одежке не из знатных. А надел бы я шубу с царского плеча, он, поди, мигом в чувство пришел. Ну да ладно, сам приведу, это я умею, благо в свое время года три с инспекциями ездил, по поручению товарища Лаврентия.
  
   Не сдерживая командирского рыка, объявил, что прибыл по государеву делу и ткнул местному бюрократу грамотой чуть не в морду. Тот моментально принял подобострастную позу, и по складам сочтя документ, велел Заболоцкому живо собираться, а, дойдя до строк, где было расписано жалование парня, так и сел на лавку, заохав. Видать от души Висковатый расщедрился. Сенька, услышав озвученное, зарделся, как красна девица, и метнулся кланяться, но я остановил сие, выразившись в том смысле, что это де лишь полагающийся оклад, а коли рвение его в делах, сообразным будет, то и сверх того будет дадено. А как иначе? Перевербовку начинать нужно сразу, чтобы знал, кому он обязан, и чья рука на самом деле кормит. Хотя проверять буду регулярно, и не да бог проколется.
  
   Пока парень собирался, я осмотрелся вокруг, и, заметив сырость и плесень по углам приказной избы, попенял дьяку о нерадивости и преступном небрежении. Тот непонимающее округлил глаза. Пришлось пояснить, мол, будучи у латинян имел беседу с известным врачом и профессором Миланского университета Джироламо Кардано, который открыл мне секрет, что недуг кровохарканья вызывается плесневелыми испарениями, а лечения от него никакого нет. И надобно чистить гнилые места раз в неделю, обдав кипятком, а опосля каждый день проветривать, дабы смрадный воздух изошел вон.
  
   Едва вышли из приказа, спросил Сеньку, где можно угостить Висковатого винами заморскими, за труды и содействие, как это в гишпанских землях полагается. Тот пожал плечами, мол, невместно ему о сем знать, ибо в лета еще не вошел, чтоб хмельное пить, а коли, есть нужда, то вина у иноземных купцов на Гостином дворе купить можно. Но сегодня среда, день постный, потому всё одно хмельного православным нельзя.
  
   Ну, нет, так нет. У нас и других дел навалом. Посему сразу пошли к стрельцам, опасаясь, как бы они ни отплыли без нас. На причале нашли Ласкирева и предъявили ему государев указ. Впрочем, оказалось, что волнения напрасны, всё одно ранее понедельника, ни о какой отправке и речи быть не могло -- струги пока не проконопачены да не осмолены, к тому же половина стрельцов еще не прибыла.
  
   ...
  
   Следующие дни прошло в суете: на пару с Семеном мы обегали половину Москвы, закупая всё что, может потребоваться для строительства завода. Нужно было практически все. Тот же шанцевый инструмент, и пусть у посошной рати есть свой, но как всякий инструмент он имеет свойство ломаться. Интересовали меня в первую очередь кирки и лопаты. Вот тут-то меня и ждала засада -- лопаты в то время были в основном деревянные железом лишь по кромке окованные, а кирки отсутствуют как класс! Конечно, супесь и песок ими копать можно, но скорость работы замедлится как минимум вдвое. А ведь желательно еще со стороны верхнего бьефа положить экран из суглинка, чтобы уменьшить фильтрацию воды чрез плотину. Кирки тоже могут потребоваться, хотя камень для дренажного банкета можно и привозной использовать. Ну не помню я, есть ли он где поблизости от Мурома. С другой стороны, там его не так уж и много нужно.
  
   В общем, как ни крути, а местные кузнецы, кого не спрашивал, за вменяемое время нужное количество шанцевого инструмента отковать не взялись. Поэтому я в итоге плюнул и решил делать всё на месте, для чего прикупил комплект инструмента для кузницы за пять рублей. Вышло недешево, но по-другому никак, тем более что за сотню лопат у меня запросили как минимум восемь рублей, а мне их нужно вдвое больше. Да и ждать запрошенный мастерами месяц, я никак не мог. Посчитав, во сколько мне обошелся инструмент в пересчете на пуд железа, понял, что ушлый дьяк меня кинул с самого начала. За грубо выкованную наковальню, молоты, клещи и прочий инструмент пришлось выложить двадцать алтын за пуд, а ядра, которые должны быть намного точнее, оценили всего в восемь алтын и две денги за пуд. Уберег, понимаешь ли стервец государеву казну от разорения!
  
   Впрочем, не я первый начал эту игру, посмотрим, чья в итоге возьмет, тем более что при литье чугуна в земляную форму я свои триста процентов прибыли получу! Хотя если честно, то и более: литье даже в мое время один из самых дешевых и технологичных способов, шестипудовое ядро ковать из трех десятков криц куда как сложнее и дольше. Потому и цены на готовые изделия тут аховые, в шесть-семь, а порой и в десять раз дороже самого железа. Да и топлива на выплавку в домне намного меньше нужно. У здешних домниц потери тепла запредельные, потому как мелкие они и без горячего дутья. Соответственно и выход железа скромный, а потом еще и крицы во время выбивания шлака в горне греть нужно и не раз...
  
   У нижегородских купцов взяли несколько точильных кругов, причем, что интересно, все как один с квадратным отверстием для посадки на вал. Заскочили на Пушечный двор, забрать кружала для обмера ядер, и опять-таки меня удивили местные мастера своей ушлостью: постарались сбагрить тяжелые в работе заказы, и повесить на меня все крупные калибры, в том числе и для не отлитой пушки. А там диаметр ядра ни много, ни мало, почти две трети метра. Посчитал в уме вес и ехидно спросил через толмача, а точно ли их из чугуна лить надобно? А то из камня тесать -- это не к нам, у нас там его и ломать негде, и каменотесов нет. Почему не с чугуна? Вес считали? Нет? А надо бы, потому как семьдесят два пуда ядро выйдет. Если и сможете закатить в жерло, порвет вашу пушку при первом выстреле.
  
   На лай подошел мастер, поинтересовался, в чем вопрос. Выслушав, взял у незадачливого дьячка, Государев наказ, зачеркнул там несколько строк и забрал у меня наиболее монструозные кружала. Когда опозорившийся дьяк убежал, от греха, я спросил нельзя ли прикупить немного пороха. Увы, всё зелье на Пушечный двор шло через казну, и продавать на сторону его запрещалось. Впрочем, с пустыми руками я не ушел: сторговал у мастеров две дюжины бракованных пищальных стволов. Надо сказать, ковали их тут вручную, сворачивая разогретую полосу металла в трубку, проковывали, пока она не сваривалась по шву. Затем рассверливали будущий ствол. А под конец, заварив казенник, пробивали затравочное отверстие и испытывали. Несмотря на мастерство кузнецов у некоторых экземпляров при выстреле усиленным зарядом шов прорывало.
  
   За такое дело кузнецов, естественно, отнюдь не хвалили и взыскивали за металл и уголь. Кое-что еще можно было исправить, но времени на это уходило изрядно, так что мое предложение избавить их от лишней работы за сходную цену восприняли с пугающим энтузиазмом. Запросили вроде немного, всего пятую часть цены готовой пищали, но на всякий случай пересчитал на вес: вышло не так уж и дешево, за ствол весом в одну пятых пуда цена как за пуд железа. С другой стороны труда в проковку тоже прилично вложено, поэтому махнул рукой, мол, показывайте товар. Из всего предложенного я выбрал в основном те стволы, которые разорвало у казенника. Укоротить да заново проковать не проблема: хоть какое-то вменяемое оружие под рукой будет. И так мне эти закупки встали изрядно, как минимум три коровы хватило бы купить. По весу тоже немало вышло, почти на десять пудов: пришлось отправить стрельцов за телегой на рынок, чтобы отвезти товар на струги, где сдать его стрелецкому голове на хранение.
  
   На обратном пути снова заглянул в Гостиный двор: интересовали некоторые заморские диковины, что по идее могли водиться у иноземных купцов. В ряду, где торговали подобными вещами, взял несколько кусков магнитного камня и пару крупных друз хрусталя, с прицелом выточить из них линзы, потому как здешнее стекло меня просто ужаснуло своим низким качеством. Свили и мошка практически во всех изделиях, кроме венецианских. Однако цены на них совсем уж запредельные. Буду по возможности налаживать свое производство, тем более что без теплицы ни как -- тот же картофель из семян только через рассаду можно вырастить.
  
   Как стекло варить знаю, но тут проблема, в том, что температуры нужны довольно высокие, если использовать относительно доступный в этих краях поташ. И для этого печь нужна очень приличных размеров, хотя на крайний случай поначалу можно сварить натрий-кальциевое. Это проще будет. Сначала сделать фритту в горшках, а из нее уже листовое в глиняных формах плавить, тем более что мне особо прозрачность не к чему -- свет будут пропускать и ладно. Со временем, когда мастера руку набьют, можно и на что-то приличное замахнуться, тем более что сырье практически под боком. Гусь-Хрустальный как раз выше по течению, на одноименной реке был построен, вот только чтобы завод строить опять придется на поклон к государю идти, еще одну грамотку выцыганить, а пока рановато из стороны в сторону метаться.
  
   Попутно купил меди, свинца, олова, ртути, антимония, серы да ямчуга, как здесь селитру называют. Причем она явно не калийная -- едва пощупал, пальцы сразу влажными стали. Скорее всего, с сильной примесью кальциевой или натриевой, но мне сойдет. Чуть дальше, у немцев, взял бумаги, чернил и красного воска, выбрав максимально похожие на те, что были на моей обельной грамоте. У торговцев тканями приобрел несколько красных шелковых шнурков и кипу хлопка-сырца, как ни странно, здесь они и им торгуют, как впрочем, и шелком. Выбирал долго и придирчиво -- не особо он чистый, на мой взгляд, чувствую, придется промывать и основательно, мне ведь не на рубашку.
  
   Напоследок решил купить вина для дьяка, решив послать за ним Сеньку, пригласить ближе к вечеру на беседу. Выбирал долго, ушлые греки пытались всучить мальвазию, сладкую как мед -- глядя на их хитрые физиономии, даже пробовать, не стал, у этих станется добавить свинцового сахара в свой товар. Фряжское меня не впечатлило еще на пиру у государя, так что остановился на полусладком, по словам немца, с виноградников Мозеля, из винограда позднего сбора. Мелочится, не стал, взял пару ведерных бочонков, хотя по деньгам вышло сурово. Впрочем, и качество было отменное.
  
   ...
  
   С Иваном Михайловичем мы засиделись до полуночи, благо поговорить было о чем. Я старался выяснить местные политические расклады, он же выспрашивал в основном об Индии и сопредельных странах, в частностях о Персии. По вкрадчивым вопросам Висковатого, причина столь настойчивого интереса стала понятна: казна испытывала сильную потребность в селитре, своей давно уже не хватало, а все основные поставки шли с запада и по объемам совершенно не устраивали царя. Попытки же покупки белого товара за тремя морями, которые предпринимались еще во времена Ивана III, деда нынешнего государя, успехом не увенчались. Персы совершенно не горели желанием продавать стратегическое сырье неверным[6]...
  
   Одновременно дьяк исподволь пытался выяснить, не ведом ли мне секрет того, как делают ямчуг в заморских краях, и отчего его там столь изрядно. Тут я ничем особо помочь не мог, климат в России холодный, потому и мало селитры получают в селитряницах. В Индии можно ее даже из земли добывать, вот только доставка морем, если учесть отсутствие флота, совершенно нереальна. Есть, правда, еще один вариант: в низовьях Волги, есть места, где для нитрификации условия вполне подходящие, но пока там ногайцы, так что опять не вариант. Впрочем, упоминать об этом, я не стал: такой козырь стоит придержать до времени.
  
   Долгая война Московии на пользу явно не пойдет, даже победоносная поначалу, как Ливонская. Не будь ее, скорее всего и не было бы Люблинской унии, после которой Ивану Грозному и его потомкам пришлось иметь дело с единым литовско-польским государством. Сейчас рано на эту тему с главой Посольского приказа говорить -- не поймет и не оценит, но пока время терпит. Посему сказал, что каких-либо особых секретов у басурман выведать не сподобился, и перевел разговор на другую тему, спросив, как обстоят дела с приглашением упомянутых мной иноземных мастеров. Оказалось, в Хемниц послов он уже послал, а вот до остального пока руки не дошли. Уже неплохо -- а ну как получится Бауэра в Московию переманить?
  
   Спросил, не поскупился ли государь в посулах немецкому мастеру. Оказалось ничуть: условия Агриколе предлагались воистину царские -- годовой оклад в двести рублей, жилье на царском подворье, да провиант всяческий ему и ближним, коих с собой возьмет, причем не хуже чем иностранным послам положенный[7]. А всех хлопот за эту роскошь: учить мастеров рудному делу, да литью. Синекура еще та, мне бы такое предложили, скорее всего, я и не стал бы ввязываться в сомнительную аферу с постройкой завода. Но теперь уже поздно задний ход давать. С другой стороны, как ни посмотри -- всё одно сплошная польза. Появятся грамотные мастера, будет и кого к себе переманить, благо в вербовке я поднаторел в свое время.
  
   Подпоил я Ивана Михайловича знатно, он уже изрядно клевал носом, благо мозельское было отличное и шло на ура, а из закуси лишь рыба да хлеб. Я к таким делам привычный, а вот дьяка развезло в лучшем виде. Для начала спросил о Казанских делах, что там да как, всё одно Муром-то рядом. Дьяк поскучнел лицом и поведал, что татары казанские подбили луговых черемисов на бунт супротив государя, к тому же в Казани еще и моровое поветрие объявилось, дела пока идут из рук вон плохо. Как будут развиваться события дальше, я помнил, и потому решил перевести разговор на московские дела: там еще несколько лет война с черемисами продлится, незачем дьяка заранее расстраивать.
  
   Впрочем, смена темы не сильно помогла: пьяный Висковатый тут же начал жаловаться на Сильвестра и Адашева, мол, вертят Иваном Васильевичем, как хотят, а Посольский приказ и его, верного слугу государева затирают, как могут -- вот царь и не ценит заслуг немалых. Кроме того, подбивают к войне супротив крымского хана, желая урвать вотчины и наделы в южных землях, а сие никак не можно: Девлет Гирей войско имеет немалое, да и турки за него вступятся. У Сулеймана воев вдвое, если не втрое больше. Я в меру поддакивал, тем более что во многом был согласен, не время пока Крым воевать, вот де помрет султан, тогда и стоит пытать счастья. А первое дело -- Тану взять, да удержать. А будет там войско государево, не рискнет собака, крымский хан в набег идти...
  
   Пользуясь моментом, перевел разговор на дела европейские, не забывая подливать собеседнику вина. Для затравки сказал, мол, слышал, похвалялись свейские торговые люди в портовом кабаке: закупает их король свинец и зелье, не иначе быть войне. Ежели отправит войско морем в Або и Выборг, то непременно с московитами, а нет, так с датчанами. Иван Михайлович уже с трудом улавливал нить разговора, отвечая невпопад заплетающимся языком и вместо обычных для него пространных речей, на озвученную шведскую угрозу скупо сжал до хруста кулак, видать в том смысле, что мол, пусть только сунутся!
  
   Выпили за победу, точнее выпил только он и тут же вырубился. Я отставил кубок и вышел во двор. Простоял несколько минут на свежем воздухе, а вернувшись обратно, проверил пульс у дьяка -- спит! Отлично, а теперь скрести пальцы на удачу, надеюсь, печати у него с собой, не зря же я всё это затевал? Ага, вот они, в кожаном кошеле! Разложил листы на столе, расплавил на свече воск и сделал пробный оттиск. Неплохо вышло, не отличить от настоящей грамоты, только эта чистая, без текста. Теперь остальные...
  
   Спустя пятнадцать минут печать вернулась на родное место, а у меня скопилась две дюжины листов с разнокалиберными печатями и несколько резервных оттисков на воске. Наиболее ценной добычей оказались две: Посольского приказа и печать для подорожных. Не забыл я и перстенную печать самого дьяка -- а ну как пригодится? Куда там до меня Атосу, ему такое и не снилось! Спрятал добычу в сундук, в рукав шубы и, заперев на ключ, улегся спать.
  
   ...
  
   С утра пришел Сенька и растолкал дьяка. Тот, причитая, о больной голове и пропущенной воскресной заутрене, кряхтя, встал и побежал по делам государственной важности. У меня же были другие заботы -- отплытие было назначено на следующий день, так что сегодня был последний шанс купить всё недостающее. Прихватив с собой толмача и привычную уже к моей беготне охрану, мы рванули сначала в Китай-город. Первым делом закупил у персов хорошей древесины на ложи, из комля турецкого горного ореха, затем в другом ряду приобрел подходящей кожи для чехлов и отправил всё это со стрельцами на пристань. Мы же с толмачом пошли дальше по рядам.
  
   В москательном ряду, в одной из лавок, куда зашли уже на всякий случай, обратил внимание на белую как снег пудру, спросил у грека-торговца, что это и откуда? Тот стал расхваливать товар столь цветисто, сколь и невнятно, так что Сенька запарился переводить. Спросил заново: откуда товар и что за товар? Торговец снова завел ту же шарманку заново. Вот ведь нэпман недоделанный! Не хочешь по-хорошему, можно и иначе. Демонстративно положил ладонь на рукоять сабли и отчеканил[8]:
  
   -- Nereden? Bu ne? Bu ne kadar? Cevap ver, beni kizdirma!
  
   -- Beyaz magnesia biri Tesalya, efendim! -- Ответил грек, втянув голову в плечи, и, помявшись, назвал цену.
  
   -- Cok pahali!
  
   -- Sadece sizin icin, yar? fiyatina, efendi.
  
   -- Ceyrek fiyatlari!
  
   -- Ucte bir fiyata.
  
   -- Anlastik!
  
   -- Yine gelin, efendi! -- сказал грек на прощание, когда мы, расплатившись, уже выходили из лавки, и тихо буркнул под нос, -- Ben yine de kandirdi bu oglu esek!
  
   Кто бы сомневался, даже с такой скидкой, цена запредельная, по сути этого добра в Греции тонны, да и за Окой его хватает, правда там не магнезия, а доломит, так что сначала нужно будет повозиться. А мне желательно сразу чистую и перемолотую, пусть и немного. Есть для нее как минимум пара интересных применений. Кстати, стоит еще бумаги прикупить, да и всего прочего. Заодно зайдем, пожалуй, в стекольный ряд и к медникам.
  
   Потратив более получаса, я так и не нашел ничего подходящего: тратится на дорогую муранскую посуду с богатой отделкой совершенно не хотелось. Уже собрался уходить, когда заметил стоящую в углу оплетенную бутыль. Странно, а я то думал, что бутылки в это время еще не производят, да и у виноторговцев вино было либо в бочонках, либо в глиняной посуде или в кожаных мехах.
  
   -- Che cosa e questo? -- поинтересовался я[9].
  
   -- Il vino cotto. -- лениво сказал торговец, и предложил отведать вина.
  
   По его красному лицу было заметно, что он уже изрядно преуспел в этом деле. Мне же после вчерашнего возлияния даже смотреть на это дело не хотелось. Объяснил ему, что меня интересует сам сосуд, а не его содержимое.
  
   -- Fiasco mezzo quarto. -- ответил он, пожав плечами.
  
   -- Quanto costa?
  
   Вопрос поставил итальянца в тупик, он почесал в затылке и развел руками, а потом снова предложил выпить. Впрочем, его можно было понять, продажа копеечной, на фоне остального товара, винной тары, просто не укладывалось у торговца в голове, тем более что в ней еще оставалось вино, которое было некуда перелить. Пришлось соглашаться с его предложением и совместно опустошать тару. Сеньку послал погулять -- мал еще хмельное пить...
  
   Вино оказалось довольно неплохим, но к моему огорчению его оставалось еще много, примерно треть бутыли. Чересчур большие кварты у итальянцев, даже початую ее половинку мы осушали добрых пятнадцать минут, после чего вернулись к вопросу о цене. Заморский гость торговался чисто по привычке, запросив, поначалу, пять венгерских золотых. В ответ я развязал кошель, и сыпанув пригоршню местного серебра на стол предложил оценить свой товар в этой валюте. В итоге сошлись на сорока копейках серебром, хотя поначалу он запросил почти три рубля. По мне так и это запредельно, как-никак двухнедельный заработок местного пролетария! Но что поделать, в Муроме вряд ли что-то подобное купишь, а оставаться по вечерам без освещения или разориться на свечах мне как-то не улыбается.
  
   Закончив дела в Китай-городе, мы с толмачом отправились за реку, к медникам. Там прямо на месте я договорился изготовить нужные мне детали, тем более что у одного из мастеров была в наличии подходящая медная посудина, требовавшая минимум переделок. Затем мы отправились в слободу к Сенькиному отцу -- получив от меня рубль серебром в виде части годовой зарплаты, парень решил оставить большую часть денег родичам. Там заодно и отобедали, а ближе к вечеру я забрал у мастера заказ и потопал к себе, в Кремль.
  
   ...
  
   На следующий день, я спозаранку наведался в Посольский приказ, попрощаться с Висковатым, а заодно занести ему в качестве презента второй бочонок вина. Дьяк в долгу не остался и отдарился пистолетом с колесцовым замком, нюрнбергской работы, заодно вручив мне подорожную грамоту, позволявшую пользоваться ямской гоньбой, а в придачу еще и письмо к Коломенскому воеводе, Юрию Ивановичу Темкину-Ростовскому. Попрощавшись, я отправился на пристань, где уже грузили струги. Сенька, как было уговорено, дожидался меня там. Прихватив полдюжины стрельцов, мы отправились за сундуками с казной и шубой. Коня, подаренного государем, из царской конюшни я решил не забирать.
  
   Отправились уже после полудня, благо подул свежий попутный ветерок. Ближе к вечеру, пришлось идти на веслах. На мой взгляд, шли ничуть не медленнее прежнего: река виляет прилично, а прямой парус не шибко эффективен на острых курсовых углах, да и оснастка простейшая, не особо сманеврируешь. Когда начало смеркаться, пристали к берегу, стрельцы сошли, прихватив с собой весла чтобы раскинуть шатры. Я же этим хозяйством не озаботился обзавестись, так что Ласкирев, пригласил меня к себе, вместе с Заболоцким. Опять пили, причем в основном местное пиво, прихваченное еще из Москвы...
  
   Сенька от хмельного отказался, зато сваренную на костре кашу с постным маслом наворачивал, так что за ушами трещало. Говорили в основном о делах ратных. Михаил Дмитриевич воевал почитай сорок лет: то с татарами, то с ливонцами да литвинами. А в прошлом году участвовал во взятии Казани, после чего с государевым войском вернулся в Коломну, а оттуда в Москву.
  
   Крымцев, как противника, он оценивал высоко, отмечая, однако, что крепости они брать, не любят, да и не умеют, предпочитая обходить их стороной, а вот в отношении ливонцев высказывался презрительно, мол, нет в них прежней силы духа, не то, что при его прадеде. Ныне же они почитай поголовно торгаши, а не воины. Что касается поляков и литвинов, тут, по его словам, всяко бывало, но в основном наши их били, хотя под Оршей шибко не повезло. Он-то сам с воеводой Никитой Оболенским утечь успел, а многие кто в плену сгинул, а которые вона тока в прошлом годе вернулись. Впрочем, всё одно тогда Сигизмунд, король польский, Смоленск так и не смог отбить -- наш город остался. Долго тогда воевали, а если б не набег крымцев, то и Полоцк наверняка бы смогли взять, да вон оно как вышло...
  
   ...
  
   Через три с половиной дня неспешного пути добрались до Коломны. Местный воевода, Юрий Иванович Темкин-Ростовский, узнав про наше прибытие, пригласил к себе, отужинать. Устроился он с изрядным комфортом, в двухэтажных хоромах, с кирпичной подклетью, и массивной трубой, возвышавшейся над крышей. А вот в других домах, по дороге, я такого архитектурного элемента не заметил, остальные явно топят по-черному. Посыльный, по скрипучей лестнице, через крытые сени провел нас на второй этаж, в трапезную. Узкие оконца палаты были затянуты бычьим пузырем, так что было довольно темновато. Боярин, встретив нас, справился о том, как добрались и поздорову ли, велел разжечь свечи и подавать на стол.
  
   Начали с холодных закусок: икры, заливного и копченой рыбки. Не обошлось и без непременной квашеной капусты и соленых огурцов. Затем подали жареных в сметане карасей и запеченного осетра. Чуть позже подали горячую уху из стерляди, кашу и пироги. В течение ужина Михайло Дмитриевич с Юрием Ивановичем и князем Федором Семеновичем Звенигороцким вели неспешную беседу. Я в разговоре не участвовал, поскольку едва начали трапезничать, Сенька, сидевший в уголке, увлекся едой, забыв о своих прямых обязанностях толмача. Ну, да и ладно, пусть старые знакомые поговорят, а я послушаю.
  
   Поначалу вспоминали былые битвы и походы, затем с ратных дел перешли на интриги при государевом дворе, но чем больше было выпито, тем чаще разговор заходил о бабах. У всех троих были немалые семьи, и вопрос за кого сосватать своих дочек стоял, похоже, остро. Спорили о разных кандидатах, обсуждая их самих и родню до седьмого колена, вспоминая, кто из их предков, чем отличился и в каких чинах был. Под это дело уговорили кувшина три пива и множество разных закусок.
  
   Под конец подали десерт: сладкую выпечку, фрукты, орехи, тертые в меду, вишневую сладкую наливку и прочие деликатесы. Заболоцкий с сожалением посмотрел на всё это великолепие и, пощупав набитый живот, тяжело вздохнул -- видать не рассчитал свои силы.
  
   ...
  
   Среди ночи проснулся от зуда, разжег свечу, осмотрел постель, и точно -- вши. Не царские палаты у боярина, однако. Там-то их не было, впрочем, там лавка голая была, а тут две составлены, а сверху что-то вроде перины -- вот в ней-то у них и логово. Скинул на пол эту сибаритское излишество, стряхнул с себя насекомых и улегся на голое дерево. Больше живность не беспокоила.
  
   С утра, наскоро перекусив, мы с толмачом пошли на рынок. Рынок невеликий, надо сказать, не Москва всё-таки, но точильщик тут всё-таки был. Арендовав за полушку его нехитрый агрегат, я примостил снизу точильного камня купленную тут же лохань с водой и начал доводить до ума бутылку из-под вина. Задача была непростая: осторожно, чтобы не треснула бутылка, сточить дно, так чтобы получилось что-то вроде стекла, как у керосиновой лампы, но за час с небольшим я с этим делом управился. После чего мы вернулись обратно и я начал собирать всю конструкцию воедино.
  
   Вставив в горловину медного сосуда с широким дном и расширяющимся горлышком туго подогнанную по диаметру тарелку, с отверстиями для фитилей, я установил стекло. Затем закрепил на горлышке бутылки крышку с прорезями для воздуха. Снизу кольцами из толстой проволоки прикрепил три медные пластины, затем их загнутые концы просунул в заранее просеченные щели в верхней крышке. Осталось только заправить лампу маслом и испытать, впрочем, это дело лучше отложить до вечера, благо тронемся в путь только завтра. Ласкирев еще с вечера заспорил с Темкиным-Ростовским, чьи стрельцы лучше учены огневому бою. Так что после обеда у них намечаются показательные стрельбы, а такое зрелище я пропускать не хочу.
  
   Не мешает и самому попрактиковаться, благо есть из чего -- подарок Висковатого пора уже опробовать в деле. Заодно рука к оружию пусть привыкнет, чай не наган или маузер. Тут и рукоятка по-другому расположена и баланс не тот, так что тренировка не помешает. Для начала стоит проверить и возможно просушить порох, да и пуль отлить хоть с десяток. Что примечательно, ствол нарезной. С одной стороны точность стрельбы выше, но заряжать его намного дольше, чем гладкоствольный. Впрочем, давно уже пора разобраться с этим карамультуком, а то пылиться без дела, всё руки не доходят.
  
   Следующие полчаса я провел, изучая подаренное Иваном Михайловичем оружие. Мало того, что оно было нарезным, так ко всему прочему еще и казнозарядным. Да, именно так! В массивный казенный конец ствола вставлялась небольшая зарядная камора с приделанной к ней полкой для пороха. Причем калибр пули и каморы были чуть больше чем у ствола. Прочистил ствол, отлил несколько пуль и, выйдя во двор, немного пострелял. Качество местного пороха не впечатлило. С одной стороны он уже был гранулированным, хотя и без полировки, не говоря уже о графитировании, но вот состав, судя по нагару, содержал гораздо больше угля и серы чем дымный порох моего времени. Да и селитра явно не на все сто процентов калиевая.
  
   Пистоль под такое зелье точно не заточен: нарезы забило после третьего выстрела, причем казенную часть ствола еще и свинцом. Пришлось опять чистить, чтобы как следует пристрелять оружие. Сама пристрелка особых проблем не доставила. Закрепив между двумя бревнами ствол, отстрелял по мишени две серии по три выстрела, и убедился, что мастер свое дело знал неплохо -- с двадцати шагов пули ложились довольно кучно, не выходя за пределы мишени. С полусотни с трудом получалось попасть в бревно более аршина в обхвате, к тому же приходилось брать прицел прилично выше, сказывалась форма пули и довольно небольшой калибр вкупе с малым зарядом пороха. Навскидку не более сорок пятого, а дульная энергия, судя по отдаче с поправкой на вес оружия и пули, пожалуй, даже меньше. В общем, с таким на волка выходить опасно, не говоря уж про медведя, но по двуногим машинка рабочая, если стрелять саженей с пяти-шести.
  
   Со скорострельностью тоже беда: сама замена каморы занимает всего ничего, но еще нужно взводить колесцовый замок и время от времени чистить ствол от нагара. Так что в промежутках между выстрелами даже одиночный лучник успеет утыкать противника стрелами до состояния ежика. Кстати, при чистке обнаружил забавное обстоятельство: нарезы оказались прямыми. Стало понятно, почему на расстоянии в полста шагов кучность так резко падала. В общем Висковатый, похоже, опять в своем репертуаре: нате боже, что нам негоже.
  
   Единственное преимущество -- от пули не увернуться, в остальном же это не оружие, а одно огорчение, особенно если учесть что порох на затравке запросто может отсыреть и подвести в самый ответственный момент. Впрочем, с этим можно в какой-то мере бороться хотя бы той же упаковкой заранее отмеренных зарядов в сверток из промасленной бумаги. Вот только ее дороговизна сильно напрягает, как и низкое качество. К тому же порох на полке всё одно не уберечь.
  
   К обеду окончательно убедился, что всученный дьяком подарок годится только чтобы передарить его кому другому или в крайнем случае продать: на ковре его роскошная отделка будет смотреться замечательно, да и застрелиться из него в случае чего вполне получиться. А вот позориться перед стрельцами с этим чудом я не хочу, да и не смогу, потому как после двух дюжин выстрелов замок перестал взводиться, а внутри что-то начало побрякивать.
  
   После обеда наши стрельцы таки уделали охламонов местного воеводы с разгромным счетом, хотя в основной массе, на мой взгляд, стреляли и те и другие в основном не шибко хорошо. Стреляли поначалу с тридцати шагов в надетый на шест мешок, набитый сеном. Затем расстояние удвоили, после чего, никто из коломенских не смог попасть в нее ни разу, а из ласкиревских четверо отличились завидной меткостью. Один из них вообще не разу ни промазал. Когда в очередной раз перезаряжали пищали, я постарался рассмотреть процесс во всех подробностях и обнаружил таки причину снайперской стрельбы: в отличие от остальных, не сильно себя утруждавших, эта четверка "мушкетеров" заворачивала пулю в тонкую кожу и с усилием загоняла ее шомполом. В результате при выстреле бултыхание в стволе отсутствовало, и точность стрельбы была выше. Мало того, у остальных пули были отлиты абы как: не только облой на месте стыков половинок пулелейки не убран, литники, и те не отрезаны. Калибр стволов тоже удивил, мало того, что он невелик, так еще и разный: от четверти вершка до одной третьей.
  
   ...
  
   На следующий день отплыли из Коломны в Рязань, и хотя расстояние до нее всего на два десятка верст меньше, добрались за два с половиной дня. В отличие от Москва-реки, скорость течения Оки вдвое быстрее, да и изгибов у нее куда как меньше, так что большую часть пути шли под парусом, да при свежем попутном ветре. С другой стороны, напрямик от Москвы до Мурома чуть более трехсот верст. Если верить Сигизмунду Герберштейну, воспользовавшись услугами ямщиков, всего за трое суток можно преодолеть вдвое большее расстояние, а я уже больше недели потратил и при этом большая часть пути еще впереди.
  
   По приезду Ласкирев пошел искать местного воеводу, князя Шемякина-Пронского, а мы с Заболоцким отправились в Торговый посад, чтобы прикупить зерна. Стрельцы половину хлебной выдачи в Москве получили, а оставшуюся им надлежало по отбытию в Казань в Нижнем Новгороде забрать, вместе с жалованием. А вот на посошную рать, ждущую нас тут хлеб стоит сразу закупить, одними деньгами сыт не будешь, да и дороже хлеб в Муроме. Хотя мне проще было бы серебром за работу рассчитаться, с зерном возни много, но случись неурожай и всё -- работа встанет. А ведь был он и в 1553 году, не по всей земле Московской, но был. Вот только не ведомо мне, где именно и почему. Так что лучше подстраховаться.
  
   Шли мы в обход, вдоль стен Рязанского кремля, на противоположную сторону от порта и Рыбацкой слободы. Месить грязь по городу я не захотел, а что ее там полно, сомнений не было, не Москва чай, да и в той бревенчатая мостовая тоже лишь местами была. Ходили и приценивались долго: зерно прошлогоднего урожая большей частью было прелое, порой даже с плесенью, и в малом количестве. Однако под конец повезло: в конце рядов стояли подводы Рязанского Духова монастыря. Товар был добрый, без изъяна, видать амбары не чета купеческим да крестьянским. Узнав сколько нам нужно хлеба, монах ахнул и посетовал, что на торг и двадцатой части того не привез, да и в амбарах почитай и половины не найдется. Я через толмача успокоил, мол, подождем, всё одно людишек-то кормить надобно. Ежели ныне нет, так и не беда, как урожай новый поспеет, сразу и купим, что сейчас недоберем.
  
   Завели разговор о цене. Сговорились по десять копеек за четверть ржи, да овес по семь копеек, а пшеница по двенадцать с полушкой[10], но с условием, что хлеб из монастырских амбаров заберем сами, благо нам всё одно мимо них плыть. Последние слова монах произнес приглушенно, предварительно осмотревшись по сторонам, нет ли кого поблизости. Оно и понятно, с тех четырех с лишним сотен четвертей, которые были в наличии в амбарах, весовое, мыто да писчее шибко накладно выйдет, а тут можно и не платить. Ну и ладно, с меня-то вообще взятки гладки: суну ярыжке свою грамотку в морду и ручкой помашу.
  
   А ведь немалая польза от такого документа, и соблазн адский: хоть сейчас вези хлебушек в Холмогоры, да продавай там втрое дороже[11]. Купить сотни на четыре рублей и к осени почитай втрое больше вернешь! Да что там к осени, к тому времени и дважды можно успеть обернуться. Вот только сильные у меня сомнения, что Михайло Дмитриевич на такую аферу подпишется: прямой мужик, почти не подкупный, хотя до пива падок. Но всё одно столько ему не выпить, да я и предлагать не буду, а ну как обидится, а мне с ним еще работать.
  
   Оставив возы на попечение служке, монах повел нас к Ипатской проездной башне, за которой находился Свято-Духов монастырь. Игумен был в отъезде, в Москве, так что вопрос с закупом будущего урожая на корню не удалось, а вот содержимое амбаров мы приобрели по сходной цене. На поверку ржи оказалось чуть более трех сотен четвертей, овса полста, столько же и пшеницы, остальное добрали ячменем и горохом. Для стрельцов и посохи хватит, да еще и лишку останется. Хотя запас нужен, что для рабочих, что на посев, тем более что цены вполне божеские -- не московские и уж точно не как на Северной Двине или в Новгородских землях. Всё вместе потянуло на четыре с половиной сотни четвертей, и обошлось всего сорок три рубля и десять алтын с полушкой. Заодно выцыганил у эконома изрядную кипу старых пергаментов за мзду малую, а то всю дорогу жалел, что мало бумаги купил, а она, чувствую, ой как пригодится.
  
   Грузится, решили утром, но, разыскав стрелецкого голову, я узнал, что нашим планам не суждено сбыться. Вместо отдыха под крышей отплываем сразу после обеда, потому как Юрия Ивановича, Ласкирев не застал, зато нарвался на другого воеводу -- Никиту Васильевича Шереметева, с которым был на ножах по прежним, казанским делам прошлых лет. Он же естественно, никакого постоя в Стрелецкой слободе не выделил, зато облаял, на чем свет стоит. Когда Михайло Дмитриевич немного отошел, рассказал ему о закупленном зерне, и предложил встать на ночлег ниже по течению -- всё одно грузится долго, так что далеко не уйдем, а в монастырских погребах можно и пару бочек пива сторговать для служилых. Так и порешили.
  
   ...
  
   Груженые хлебом струги шли тяжело, да и ветер был слабоват, а погулявшие с вечеру стрельцы садиться за весла желанием не горели -- им торопиться некуда, вся жизнь впереди. Чем позже до поля брани доберешься, там лучше, тем более что подгонять не кому, командир всё одно -- спит на головном струге, с немцем на пару...
  
   Немец, то есть я, на самом деле не спал, но делать особо было нечего, Ока течет неторопливо, знай, смотри в небо да на берега, поросшие ивами. Скучно! От Рязани до устья Железницы около полутысячи верст, похоже, доберемся не быстрее чем за неделю с лишним, а то и две потребуется, особенно если ветра не будет или совесть у служилых не проснется. Дремлют заразы! За весла, после вчерашнего, никакого желания у горе вояк не наблюдается. Посоха, глядя на них, тоже филонит. Такими темпами мы можем и до осени и не успеть построить всё намеченное, а то и до первого снега проваландаемся. Что-то мне подсказывает, что по будним дням стоит сухой закон ввести. Пусть в субботу отдыхают до положения риз.
  
   Через пару часов ветер окреп, пошли резвее. Чуть ближе к обеду проснулся стрелецкий голова, ополоснул опухшее лицо забортной водой, посмотрел на всё это безобразие и дал транды своим подчиненным. Расслабленность и лень с бойцов как ветром сдуло, по жребию сели за весла, после чего, сменяясь, гребли до самого вечера. Ночевали в стругах, посменно стоя на карауле, потому как еще до темноты заметили идущих рысью татар. Может из Касимова, не поймешь издалека. А ну как нет? Крымские тут тоже порой шалят, посему по десятку стрельцов на каждом струге всю ночь сидели с заряженными пищалями и зажженными фитилями. Обошлось.
  
   Владения касимовского царя Шигалея мы прошли, почти не останавливаясь, только предъявили государеву грамоту тамошним мытарям, чем несказанно их огорчили. До устья Железницы добрались лишь на девятый день пути, вечером. Дошли бы и за шесть дней, но мели и перекаты задержали нас изрядно, местами пришлось даже выгружать часть народа, чтобы облегчить струги. Предлагал же мне Михайло Дмитриевич еще под Рязанью остановится на денек и сколотить пару дощаников для хлеба! Пару дней бы точно сэкономили. Зря я его не послушал, думал -- перестраховывается.
  
   ...
  
   Наутро, разгрузив один струг и взяв с собой Заболоцкого с полусотней стрельцов и таким же количеством мужиков из посошной рати, мы пошли бечевой выше, а остальные же под присмотром Ласкирева продолжили строить дощаник. Провести груженные хлебом струги вверх по течению Железницы даже не пытались -- уж больно мелководна речушка в устье. Я по пути делал промеры и наносил их на тут же прорисовываемую карту. Надеюсь, историки простят меня за соскобленный древний текст, если конечно сей пергамент вообще не сгниет от сырости лет через сто или двести...
  
   Через три часа добрались до устья Выксунки, где и причалили. Выгрузившись, начали разбивать лагерь и готовить обед в ожидание подхода остальных, а мы с дюжиной стрельцов и тяглых отправились вверх по течению на разведку. Речка, зажатая между холмов более чем тридцатиметровой высоты, как нельзя лучше подходила для строительства плотины. По моим прикидкам тут уровень воды метров на пятнадцать или даже на двадцать можно поднять, но объем работ для меня пока неподъемный -- денег не хватит и времени. Поэтому поначалу обойдется небольшими размерами плотины, даже чуть меньше чем были у Баташевых. Уровня воды около пяти метров мне вполне хватит, тем более, что больше, скорее всего за весенний паводок и не наберется. А дальше продолжим, когда денег заработаем. Изначально я примерно так и планировал.
  
   Уточнил объем работ на месте, получилось вполне сносно. Даже силами одних тяглых ближе к концу октября все работы по возведению плотины закончим. Стрельцов к работам привлекать смысла не вижу, не факт что они к тяжелой работе привычны, всё-таки москвичи, да еще большей частью новики, в этом году верстанные. Некоторым едва пятнадцать годков стукнуло. Задору много, а вот опыта и силы, увы, не шибко.
  
   С мужиками о жаловании договорились к взаимному удовольствию, денга с полушкой в день да плюс корм, где им такие условия еще предложат. В Казани им ни копейки не заплатят, и кормить не будут, тягло оно и есть тягло -- даже корм и тот свой должны иметь. А когда я завел речь о том, что в субботу нужно скотину закупить, и мол, нет ли кого в этом деле сведущих, а то самим же потом это мясо есть, тут уж они совсем обалдели. Да и Сенька от удивления поперхнулся прежде это чем перевести. Еще и переспросил, правильно ли понял. Насколько помню, не принято тут эдак народец баловать. Вот только не выгодно мне мужиков на голодном пайке держать, не шибко они тогда наработают, а чем быстрее закончим с плотиной и домной, тем быстрее вместо расходов доходы пойдут.
  
   Сегодня четверг, так что послезавтра стоит в Муром наведаться, а пока основная задача построить жилье. Избы с учетом времени на сушку леса отпадают сразу, до зимы просушить точно не успеем, да и при первом набеге те же черемисы сожгут всё с гарантией. Единственный рабочий вариант -- землянки. В свое время в Сибири их использовали для размещения войск переброшенных из центральной части. Возводятся быстро, топлива для печи им много не нужно, да и защита приличная даже от мелких ядер будет. Хотя в наличии пушек у местных повстанцев я сильно сомневаюсь, но чем черт не шутит. Несколько штук малого калибра, от силы, так что хоть такая защита лишней не будет. Строго говоря, обычная землянка фортификационным сооружением не является, но то обычная. В нашем же варианте будет скорее гибрид с блиндажом, с поправкой на специфику местного вооружения.
  
   Для начала я накидал по сделанным замерам карту рельефа и прикинул место для строительства. Вышел совсем другой расклад, очевидно, что поселение строить, не там нужно, где его Баташевы заложили. Да и плотины лучше по-другому расположить: немного выше по течению, что на Железнице, что на Выксунке. Тогда и объем земляных работ меньше, и городок получается хорошо защищенным естественными преградами. С одной стороны будет Верхневыксунский пруд, с другой -- Запасный, причем втрое длиннее, чем в моем времени, почти до самого устья Вили. Нам многократное использование воды, как у Баташевых не к чему, они этим вынужденно занимались. Мощность водяного колеса в двести лошадиных сил считай предельная, причем само колесо при этом выйдет по размерам, просто гигантское, чуть не под десять саженей диаметром. А вот если использовать мутовчатое, да с правильным каналом подачи воды, там и под тысячу не предел. Турбина она и в Африке турбина.
  
   Жаль, сейчас такую роскошь не осилить, меди да олова у меня в нужных количествах нет, а делать деревянную времянку нет смысла -- долго не проработает. Так что пока плотину Запасного пруда пока отложим, мне в первую очередь нужен высокий уровень воды на верхнем бьефе Верхневыксунского, чтобы с воздуходувной механикой не мучится, а сразу заложить тромпу. Она практически вечная, в отличие от мехов, особенно клинчатых, которые сейчас используют. Да и давление не сравнить, если к пятнадцати метрам плотины еще и получится траншею для подземной части тромпы прокопать хотя бы метров на пять, то пары атмосфер за глаза хватит на любую домну, что сможем построить. Двенадцать-тринадцать метров высоты для древесного угля из мягких лиственных пород почти предел, потому как прочность у него меньше чем у кокса, а значит, на большее и замахиваться нет смысла.
  
   Холм, на котором я решил строить будущую Выксу, порос смешанным лесом: дуб, липа, клен, местами березняк. Морильные пруды заложим выше по течению Железницы, это первоочередное что нужно сделать, тем более что объем работ не велик: дуба на холмах растет немного, едва пятая часть. Часть из них мы, пожалуй, оставим, а вот всё остальное придется вырубить, как впрочем, и весь лес у подножия холма. Там, ближе к берегу, почва песчаная, потому растет в основном сосна, что весьма кстати: пустим ее на землянки. Хотя даже если их рубить в три наката, едва ли выйдет двадцатую часть потратить, тут же в сумме придется вырубать пару тысяч десятин, ладно хоть не в первый год, а по мере заполнения пруда. После заполнения даже на пять метров, как минимум почти триста десятин под воду уйдет. К тому же то, что рядом, всё одно рубить придется сразу: совершенно не годиться, чтобы кто ни попадя, под прикрытием леса подкрадывался.
  
   К обеду разметили места под жилье и прочие постройки. Сами землянки, я решил расположить широкой подковой, вокруг вершины холма, имевшего со стороны слияния Выксунки и Железницы похожую форму. А между собой связать их крытыми ходами сообщения, перекрыв в три наката бревнами, и насыпав сверху пару метров грунта, со слоями глины и дерна поверх. После чего сей импровизированный вал утыкать несколькими рядами заострённых кольев. А по середине каждого хода обходной путь вокруг внутренней огневой точки, и вытяжная вентиляция, чтобы не задохнуться от порохового дыма. Пока жестяных труб нет, так что вместо них используем бревна с выдолбленной сердцевиной, сначала расколотые пополам, а потом соединенные обратно и скрепленные деревянными гвоздями, забитые в просверленные буравчиком отверстия...
  
   По периметру обороны -- по две выносные огневые точки на каждую землянку, соединенные с ней крытыми ходами. Каждая примерно на дюжину стрелков, так же добротно перекрытые сверху бревнами и грунтом, с вентиляционными каналами из дубовых досок над каждой амбразурой. Чуть позже ближе к центру, на верхушках самых больших дубов, позже оборудуем скрытые наблюдательные пункты, а сам склон сделаем более крутым, всё одно грунт для плотины нужен, так что тут его и возьмем. Собственно экономия на земляных работах и есть основной бонус всей задуманной фортификации. Строили бы обычную деревоземляную крепость, вроде тех, что ныне на засечной черте стоят, пришлось бы возводить валы да башни, а это куча лишней работы и потеря времени.
  
   С южной стороны выкопаем канал для слива избытка воды из Верхневыксунского пруда в будущий Запасный. Заодно прикроем и самое опасное направление, хотя бы частично затруднив противнику нападение с той стороны. Хозяйственные помещения будут в центре: амбары, склады, кухня, столовая и бани. И самое главное колодцы, причем не открытые, а как положено в приличной крепости -- подземные. Позже, когда решим вопрос с кирпичом, возведем и водонапорную башню, а пока хватит и родника бьющего на западном склоне. Пока все: фронт работ определен, а сейчас идем дальше, нужно место под первоочередные вырубки леса на уголь разметить. Руду тоже стоит поискать, особенно на тех участках, которые под воду уйдут, потом с глубины ее уже не взять.
  
   К вечеру основную часть работ мы завершили, попутно я отметил на карте несколько мест возможного залегания руды: окраска растительности там была чуть иная, а это верный признак изменения состава почвы. Жаль, что сейчас копать нечем -- весь шанцевый инструмент остался на стругах. К тому же вечереет, пора возвращаться к устью Выксунки, стрельцы уже волком смотрят. Оно и понятно, бегают непонятно куда и зачем, голодные и усталые, пока остальные за обе щеки кашу у костра наворачивают, аж сюда запах доносит.
  
   Поужинав, расстелил на траве штормовку и разобрал замок пистолета подаренного Висковатым. Поломка оказалась не такой уж страшной, управился примерно за час. Хоть какое-то оружие под рукой будет, если не считать сабли. С ней, кстати, тоже стоит повозиться, мне шашка привычнее, будет возможность, обязательно рукоять поменяю да клинок переточу, благо камни точильные есть. Подвес тоже поменять придется, благо привык к черкесскому варианту еще с гражданской войны. Им и работать быстрее получается при внезапном нападении.
  
   ...
  
   С утра прибыли Ласкирев и остальное воинство, приведя бечевой дощаник с хлебом. Струги они временно отогнали в Муром, оставив их там под присмотром десятка стрельцов. Посмотрев на мою разметку, Михайло Дмитриевич ехидно поинтересовался, а не много ли башен для такого городка. Пришлось объяснить ему, что к чему. Поняв, что частокола не предвидится, он возмутился, мол, как можно без острога то, пожгут же первые залетные, и людишек поубивают, как пить дать. Предложил ему поджечь кусок дерна. Стрелецкий голова почесал в затылке и нехотя согласился по данному пункту, зато выразился в том смысле, что буде конные татары придут с набегом, то сходу холм возьмут и устроят всем секир-башка.
  
   Молча подвел его к обрыву небольшого оврага, разделявшего холм почти пополам с северной стороны, и махнул рукой, мол, поди заберись. Преодолеть сходу шестиметровую, почти отвесную земляную стену, да под огнем с обоих флангов само по себе развлечение еще то. А на сладкое противнику будет заготовлен еще и залп картечи практически в упор. При этом такие потери нечем не компенсируются -- взять сходу узел обороны не выйдет, бойницы узкие, да и при необходимости их изнутри можно наглухо закрыть. Но даже если каким-то чудом супостату удастся попасть внутрь, то опять его ничего хорошего не ждет: стрелки успеют покинуть помещение, завалив за собой ход, если противник многочисленный или просто закрыв дверь на засовы. Но и в том случае если они погибнут геройски на посту, всё одно выйти на оперативный простор враг не сумеет -- на середине внутреннего хода упрется в амбразуру, из которой опять схлопочет картечи, и придется ему опять ломать дубовую дверь под огнем в упор.
  
   Идею Ласкирев оценил, особенно когда прикинул высоту будущего крутого склона и тут же предложил усадить его ивняком, тогда де через несколько лет там черт ногу сломит, а заодно корни и рукотворный обрыв укрепят. Получиться что-то вроде засеки. С одной стороны вполне разумно, но вот беда -- прятаться в зарослях смогут не только наши секреты, но и злоумышленники. Но если так ушами хлопать, так они и за печкой в бане могут притаиться, а вот то, что дождями размывать не будет, это несомненный плюс. Крытые стрелковые ячейки он тоже одобрил, хотя и посчитал, что они маловаты. С другой стороны всё одно столько народа у меня нескоро будет, чтобы их все заполнить. Городок-то я с дальним прицелом сразу на пару тысячу человек минимум планирую, чтоб потом не чесать в затылке, кого куда приткнуть. Но сразу тут столько не прокормить, да и по деньгам кисло выйдет. Года через два али три -- куда не шло, тогда и более прокормить сможем.
  
   Закончив с внешним периметром, перешли к компоновке внутренних построек. По этому поводу спорили так, что Сенька даже охрип переводить наши темпераментные речи. Однако здравое зерно в словах стрелецкого головы было и частенько. С той же конюшней он на все сто прав, по-другому ее размещать нужно -- ближе к заводу, да с ледником я промахнулся. Великоват, однако. Лучше несколько штук сделать рядышком, да внутри перегородками разделить, а то мясо запросто рыбой провоняет. Впрочем, с этим спешить пока не будем, на первое время хватит и четырех небольших. Тем более, если из сырого леса делать, они недолго прослужат. Да и избытка мяса в ближайшее время не предвидится.
  
   Льда, однако, зимой запасем по максимуму, есть между холмами овражек, куда солнечные лучи не попадают, там и сейчас проплешины снега еще с весны не растаяли, а если еще и бревнами перекрыть, да хвоей утеплить, а сверху дерн положить, то и до зимы пролежит. Строительство будем начинать с амбаров для зерна и землянок по периметру холма, остальное может и подождать. Причем землянок построим поначалу, только семь или восемь, остальные позже, из сухого леса возведем.
  
   Вместе с Заболоцким и дюжиной человек спустились к устью Выксунки, за инструментами. Оказалось с этим делом у нас обстоит небогато -- лопат едва с десяток, причем все деревянные, окованных железом ни одной нет, топоров, правда почти полсотни, а всё остальное осталась на стругах, в Муроме. Зато обнаружилось пара бочек с пивом. Неспроста это, явно народ решил отдохнуть от трудов, пятница всё-таки. Попенял Ласкиреву на этот прокол, тот только руками развел, мол, не углядел, бывает. Хитрит, однако, Михайло Дмитриевич, ой хитрит. Порадовал его, что совсем забить на работу не получится, нехай посошные работают посменно, тем, что нашлось, а завтра всё одно на торг, за скотиной идти, и не дай бог опять про инструмент никто не вспомнит.
  
   Заранее разметил основной фронт работ по плотине, чтобы случись нам задержаться в Муроме, или где еще, народ бездельем не страдал. Сначала разметил места расположения двух противофильтрационных зубов из суглинка, рвы под которые велел копать с врезкой в водонепроницаемый слой на метр. С этим придется попотеть, а вот дальше работа будет нехитрая: сваи из срубленных стволов, обжечь да забить в два ряда по обеим сторонам от реки, а затем подрезать грунт со склона и водить его сюда, да сразу трамбовать плотно. Причем сваи бить не вертикально, как здесь принято делать, а под углом, чтобы сразу получить нужный профиль насыпи. На подчищенном листе пергамента, из монастырских запасов, набросал чертеж станка для этого дела. Объяснил, несколько раз, в том числе и на пальцах. Правда, сначала пришлось с нескольких попыток добиваться, чтобы суть идеи понял мой толмач, а потом нормально всё перевел.
  
   Вроде поняли и даже сумели повторить своими словами. На всякий случай особо отметил, что со стороны верхнего течения Выксунки нужно укладывать вплотную к сваям слой глины в аршин и трамбовать со всей дури, чтобы уменьшить потери за счет фильтрации воды через тело плотины. А саму речку перекрывать пока незачем, пусть течет, покуда паводковый водосброс не закончим. Если перекрыть раньше времени, то нужно рвать жилы в авральном режиме, а оно нам надо?
  
   Некоторое время наблюдал за работами, но когда увидел, что мужики собрались таскать землю в рогожах на волокушах, сообразил что тачки пока в Московии не в ходу. Попытался объяснить Ласкиреву на словах, но всё одно пришлось рисовать, а потом снова показывать на пальцах что и как. Под моим руководством за час одну тачку сделали. Скажу честно, не ахти получилась, да что там -- жуть натуральная: колесо рубленое заодно с осью из дубового комля, борта из толстых досок, колотых из цельного бревна, баланс не к черту. Возить это чудо, да еще груженое, в одиночку оказалось тяжеловато, так что следующие велел уменьшить в размере на треть.
  
   Пока вроде все, теперь осталось разобраться с рудными местами. Взяв с собой Сеньку, да дюжину тяглых с инструментом, пошли на место. До полудня проверили наличие руды в пяти перспективных местах. Три из них меня порадовали, руда залегала неглубоко, достаточно богатая и в приличных количествах. Часть вообще оказалась пустышкой, а еще в двух основной пласт лежал под слоем глины, хотя отдельные куски попадаются чуть не на самой поверхности, но копать уже тяжело, особенно деревянными лопатами. Впрочем, эта руда достаточно высоко на склоне, так что успеем добраться до нее и после заполнения пруда.
  
   Осталось решить вопрос с углем, пока по-простому -- в угольных ямах пережигать будем, а домницу на первое время сложим по старинке, из глины. Для лопат и топоров нам и кричное железо подойдет, из него же попробуем сделать сварную реторту для сухой перегонки древесины. Деготь, скипидар и уксус нам не помешают. Правда есть сомнения, что вот так сразу всё получится. Не приходилось мне крицы проковывать, передельного чугуна или металлолома в свое время хватало.
  
   Пока наши сопровождающие перетаскивали в рогожах добытую на пробу руду, мы с Сенькой пошли глянуть, как идет строительство. Как я и велел, самые толстые и ровные стволы клали в сторону: для ограждения насыпи плотины. Два амбара для зерна уже закончили, для первых землянок бревна тоже нарубили и очистили от коры и сучьев. На месте их будущего расположения срезали дерн и теперь копали вширь и вглубь. Верховодки в этом месте нет, так что проблемы с сыростью нам не грозят, тем не менее, всё одно пол велел трамбовать мятой глиной, осенние дожди и весеннюю слякоть еще никто не отменял. Дренажные канавы тоже проложим, но позже, первым делом -- крыша над головой. А еще печи нужны, но с этим сложнее, кирпич пока взять негде, хотя глина есть, всё одно сушить да обжигать дело не быстрое, так что поначалу придется из камней класть, да щели глиняно-песчаным раствором замазывать.
  
   Нашел Ласкирева, объяснил что за беда, тот почесал затылок, что-то припоминая, затем отправил полсотни вниз по течению за камнем и песком. Где он их усмотрел, я не понял, впрочем, мы то рано утром шли, полусонные, могли и пропустить. Остальных мужиков он разделил: одних рубить лес, других копать землю. Стрельцов отправил поочередно нести караул. А как иначе, мы же сейчас фактически на самой границе, и черемисы с казанцами могут нагрянуть, и крымцы, если в набег пойдут, могут этой стороной пройти на Муром. Сейчас не половодье, перейти Оку им проблем не составит на бродах.
  
   ...
  
   На следующий день встали рано, едва рассвело и, перекусив, чем бог послал, отправились с Сенькой и полусотней стрельцов и тяглых в Муром. Для перегона скотины нам столько народа не нужно, но я убедил Михайло Дмитриевича вернуть оставленные там струги, когда обсуждал с ним утром, где лучше сделать крытый навес для скота. Случись чего, нам и ноги унести будет не на чем. Без груза они устье пройдут легко, а вообще стоит при первой возможности эту проблему решить. Там всё-таки не гранит и даже не известняк, углубить фарватер задача посильная, даже с учетом доступных нам подручных средств.
  
   Ветер как назло был слабый, пришлось идти на веслах. От устья Выксунки до Мурома по воде около полусотни верст, так что добрались уже после полудня и сразу пошли на торг. Скотины там оказалось с избытком, да и цены порадовали: прилично ниже московских. Особенно дешевы бычки. Изначально я планировал купить десятка два голов, не больше, но по таким ценам скупиться не стал и взял полсотни, в том числе и десяток коровенок: молоко, сметана, сыр лишними не будут. Несколько бычков сразу пойдет на забой, пару наилучших на племя оставим, а остальных кастрируем: волы нам тоже нужны, к весне без тягловой скотины никак не обойтись.
  
   Крестьяне в здешних местах на лошадях пашут, им кормов меньше нужно, но они и стоят минимум втрое дороже. Нам же нужно пахать много, занимая для этого минимум народа, чтобы успеть несколько раз обработать пашню, как этого требует агротехника XX века, а уж кормов заготовить с таким количеством народа, как у меня запланировано сподобимся всяко-разно. Впрочем, сено можно просто купить, поспрашивал на всякий случай: цены вполне божеские.
  
   Денег я захватил с запасом, поэтому закупил еще и соли, хотя Заблоцкий пытался меня отговорить, пытаясь убедить, что дешевле будет купить ее в Нижнем. Но терять несколько дней на дорогу туда и обратно никакого желания не было. Ладно бы много ее нужно было, но нам туда смысла нет ехать из-за десяти алтын экономии. Позже успеем, потому, как соли взяли всего треть от потребного количества -- больше тридцати пудов на торге не нашлось. Курицы стоили по деньге с полушкой, так что ими я тоже пренебрегать не стал, взял сразу четыре сотни с петухом в придачу. Напоследок договорился с местными о поставке овощей будущего урожая, в том числе капусты и знаменитых Муромских огурцов.
  
   Отправил к стругам часть стрельцов: отогнать скотину, да отнести соль и прочее добро, а сам пошел искать работников, но через полчаса успел пожалеть, что поторопился с покупкой. Всё одно в Нижний Новгород придется ехать. В Муроме нанять почитай некого, городок невелик, да еще и Иван Васильевич, будучи тут проездом после взятия Казани изволил в городе Благовещенский монастырь заложить[12]. Ну ладно бы не было тут ни одного, так их только в самом городе три, да еще один поблизости, в семнадцати верстах. А теперь весь местный люд на его строительстве занят. Точнее строят пока только церковь, до монастыря дело пока не дошло, но раз государь игумену с братией казны отсыпал, да грамоту с красной печатью дал, то за этим дело не станет[13].
  
   Можно конечно подождать с наймом, но лучше уже сейчас начать делать запасы руды и угля, чем зимой мерзлую землю долбить. Посошных на это дело я отвлекать не хочу, у них и так работы много, да и смысл их учить рудному делу, если они к зиме всё одно в Казань уйдут. Впрочем, кое-кого нанять нам повезло и в Муроме. Увидал тут же на торге дедка с внуком, что торговали кожей. Судя по латаной одежке, и голодному взгляду пацана, дела у них шли не ахти. Попросил Сеньку расспросить, что да как.
  
   Оказалось, что в прошлом году его старший сын отправился в Нижний Новгород с товаром, да не вернулся. Видать лихие люди ограбили да убили до смерти. Жинка его с горя занедужила, да аккурат к осени и померла. Вот и остались дед с внуком одни. Жили тем, что постепенно распродавали остатки товара, и пережить зиму шансов у них не было. Как работник старый кожемяка был не ахти, о чем он сам и предупредил, а вот подсказать, что к чему, да со временем выучить себе смену вполне годился. А нам шкуры не каждый день мять да дубить, на пару с помощником да без спешки вполне справиться.
  
   Закончив дела торговые, я решил навестить местного воеводу Василия Семеновича Серебреного, забрать обещанную государем полусотню касимовских татар. Однако тут меня поджидал неприятный сюрприз: грамота была адресована к воеводе большого полка, князю Серебряному, а татары оказались в подчинении воеводы сторожевого полка, князя Давида Федоровича Палецкого, которого в Муроме в тот день не было, как впрочем, и самих татар. Пришлось не солоно хлебавши вернуться на пристань. Часам к пяти тяглые переправили скотину на другой берег Оки и неспешно погнали ее к нашему лагерю, а мы, отправив с ними деда с внучком, со стрельцами на двух стругах пошли к Нижнему Новгороду.
  
   Идти туда пришлось хоть и по течению, но первую пару дней исключительно на веслах, потому как дул в основном встречный ветер. Я уже мысленно прикинул, что эти две сотни верст нам как минимум встанут в неделю пути, но на третий день ветер спал, и через два дня мы причалили у подножия Нижегородского кремля. Каменные башни и стены выглядели очень внушительно, но насколько я помнил, как оборонительное сооружение особой роли они уже не играли. Максимум -- уберегут местных жителей от набегов черемисов и татар в ближайшие годы. Памятуя об этом, решил долго не задерживаться: получиться нанять хотя бы полсотни мужиков, ждать не будем, сегодня же пойдем бечевой обратно.
  
   Собрал стрельцов и велел Заболоцкому перевести: за каждого нанятого мужика по прибытию на место плачу нашедшему по копейке, а условия такие: лес валить, да землю копать денга с полушкой в день, да мой корм, кто в кузнечных делах сведущ -- плачу две копейки первое время, далее по мастерству добавлю. Иных мастеров слать ко мне с Сенькой, с ними отдельно разговор будет. Сами сели тут же у стругов и стали ждать.
  
   Долго ждать не пришлось, через семь минут пришли сразу трое устюжан, правда не совсем кузнецы, но ребята честные и врать не стали -- как есть, сказались простыми молотобойцами, и поинтересовались оплатой. Сбивать цену не стал, хотя две копейки да при пятидневной неделе, это около пяти рублей в год, а столько даже московским стрельцам не платят. Мужики подивились, а я добил их, сказав, что ежели кто учиться кузнечному мастерству будет, то еще добавлю и немало.
  
   Через несколько минут прибыло еще пополнение, на это раз -- бурлацкая ватага из двух дюжин человек, пришедшая с Холопьего городка по весеннему половодью с персидским купцом, да застрявшим тут из-за черемисов и татар, поднявших мятеж после Казанского взятия. Это очень даже кстати, тем более что они с ходу согласились поработать и на постройке плотины. Причем сговорились на тех же условиях что и для остальных. А после полудня народ повалил косяком, так что ближе к вечеру решил, что пора бы сворачивать лавочку. На лицо явный перебор, вместо планируемой полусотни набрали вдвое больше. С одной стороны хорошо, теперь точно до холодов плотину закончим, а с другой -- чем мне их потом занять то? Да и хватит ли припасов?
  
   Впрочем, по осени всё одно собирался Духов монастырь навестить да зерна нового урожая прикупить, так что эту проблему решим. К тому же угля неплохо бы заранее нажечь, да и руды накопать. Перед отплытием прикупили еще соли -- лишней она не будет, тем более что зерно для посева не мешает протравить хотя бы в рассоле. Собственно первоначально его именно так и протравливали[14]. Подивившись дешевизне воска у приезжих купцов, купил за два рубля и десять алтын пару пудов для отливок, кроме того, взяли пару бочонков льняного масла и целый воз деревянной посуды. Незачем мужикам себе миски строгать, время тратить, тем более что миска с ложкой стоит всего полушку. Причем это в розницу, а нам за двадцать алтын четыре сотни штук отдали.
  
   ...
  
   Обратный путь занял у нас почти девять дней и то благодаря попутному ветру, который дул большую часть пути. Хотя первые сорок верст вели струги бечевой, заодно сравнил бурлаков со стрельцами -- разница ощутимая, своих денег ватага точно стоит. По дороге приметил, что берега сплошь поросли желтым донником. В свое время, еще до Хрущева его начинали массово сеять на полях вместо пара, но потом началась эта суета с кукурузой, а про донник как-то резко забыли. А жаль, он ведь не только зеленое удобрение[15], но и отличный медонос[16], к тому, же растет на самых неплодородных и засоленных почвах, постепенно улучшая их.
  
   Стоит послать скосить да заложить его в селитряницы, мне селитры немало потребуется, и для пороха, и для азотной кислоты, и чтобы медь с примесью свинца и висмута при необходимости можно было без электричества рафинировать. Турбодетандер пока недостижимая мечта, там и материалы нужны специальные, и знания специфические. Помню, в тридцатые годы ими сам Капица[17] занимался. Впрочем, сейчас даже обычный поршневой детандер не осилить, к тому же для него обязательно воздух осушать, иначе льдом забивается. Но пока при получении стали, придется обойтись кислородом термически разлагаемой селитры, благо на инструмент металла нужно совсем немного, даже не пуды -- фунты.
  
   В Муром заходить не стали -- незачем, да и прошли мы его ближе к вечеру, когда торг уже стих, так что к обеду субботнего дня мы причалили в устье Выксунки. Еще на подходе видел кое-что новенькое: вот не помню, чтобы я вообще заикался о постройке причала. Видать надоело стрельцам при высадке скользить по глине, вот и напрягли посоху соорудить мостки.
  
   Вскоре подоспел Ласкирев. Пока народ разгружал, мы отправились на строительство плотины. Осмотрев тело будущей плотины, я прикинул выполненный объем работ, и немало удивился: за прошедшую неделю по моим прикидкам можно было выполнить примерно одну двадцатую общего объема работ. Но по факту сделано почти втрое больше. Специально проверил плотность трамбовки в нескольких местах, а ну как халтурят? Однако ничего подобного выявить не удалось -- трамбовали грунт на совесть, не придерешься. Вкрадчиво поинтересовался у стрелецкого головы, как посошному люду работается. Тот удивленно ответил, что при такой кормежке, да щедрой оплате грех спустя рукава работать. Однако его ответ меня не удовлетворил, явно, что-то тут нечисто.
  
   Взяв с собой толмача, пошел говорить с народом. Говорил долго, пока не выяснил всё досконально. Во-первых, с категорией грунта я ошибся, точнее с нормой выработки. Посчитал как суглинок, а тут в основном легкая в работе супесь, причем копать ее не нужно, подрезай дерн, да отваливай в тачки со склона, а это намного быстрее и легче. Глину для водозащитного экрана возят почитай с самого берега. Во-вторых, мужики по привычке работали, с утра и до вечера, с перерывом лишь на обед и послеобеденный сон. Я же в расчетах машинально использовал восьмичасовой рабочий день.
  
   Общая календарная продолжительность работ в итоге у меня вышла завышенной почти втрое. Впрочем, ближе к осени день станет короче, да и когда дело дойдет до строительства дренажного банкета, так что всё может оказаться и с точностью до наоборот. Особенно если учесть, что откуда придется возить камень, я пока не знаю. Но это вопрос решаемый, достаточно спросить Ласкирева, он в прошлый Казанский поход этими местами ходил. Сначала, однако, стоит определить фронт работ для мужиков, нанятых в Нижнем Новгороде.
  
   Откровенно говоря, Михайло Дмитриевич меня не сильно порадовал. Камень был, но на полпути к Нижнему Новгороду. Впрочем, немного облегчало дело то, что он был не сильно далеко от берега Оки, и в виде валунов -- бери да вози к реке. Деваться особо некуда, других мест поблизости я не помню, стрелецкий голова тоже, а пока основная задача: построить пару домниц для выплавки кричного железа, да наковать инструмента. Этим я поручил заняться двум десяткам из вновь прибывших, еще два отрядил на выжигание угля, остальных же вместе с ватагой бурлаков и двумя дюжинами стрельцов отправил за камнем. По предварительным расчетам нам его нужно было около восьмидесяти тысяч пудов. На стругах возить упаришься, проще сколотить прямо на месте пару дощаников размером поболее, да привести сюда бечевой.
  
   Закончив разговор, стал подниматься на холм и на полпути застыл в недоумении: было же говорено, что никакой частокол не нужен, нет же -- всё одно начали строить. Привычка вторая натура! Пришлось спускаться обратно для приватной беседы со стрелецким головой. Как оказалось, пока посоха заканчивала строить землянки, стрельцы за каким-то лешим впряглись в работу, набили заостренных бревен в два ряда и насыпали между ними грунта. С одной стороны на данный момент оно и в правду не лишнее, особенно по ночам, но с другой потом-то всё одно придется разбирать, потому, как в мои планы такое укрытие для противника точно не вписываться.
  
   Это только кажется, что так надежнее и безопаснее, но если задуматься и учесть вооружение хоть татар, хоть черемис, такая ограда навесной стрельбе из лука вообще не препятствие, а вот стрелять по ним издалека из затинных пищалей и пушек малого калибра, снятых со стругов, будет мешать, если их конечно ставить на центральном раскате, как изначально предполагалось. По стенам же малую артиллерию распределять, смысла нет: маловато ее у нас: затинных пищалей едва с десяток, а пушек вообще только две. Начнем лить чугун, поставим ограду из решеток, чтобы все вокруг просматривалось и простреливалось.
  
   Ласкирев поначалу удивился и спросил, чем мне привычный тын не угодил. Пришлось взять кусок бересты и иглой нацарапать схему обоих видов укреплений, и показать разницу в количестве караульных, потребных для сплошного тына, к которому ночью можно подобраться в любом месте нужно практически незаметно. При этом их можно и подстрелить и прирезать тихонько, а попробуй сделать тоже самое, если они сидят невесть где. Причем чтобы до них добраться, нужно перелезать через забор, сквозь который тебя видать издалека, да еще и острые наконечники поверху этот процесс делают "особо приятным". Сообразив, что к чему, Михайло Дмитриевич пожалел, что у нас пока нет возможности отлить подобные решетки.
  
   Вечером осмотрел точильный станок с ножным приводом, сработанный плотниками, заодно и в деле испробовал: переточил клинок сабли, да гарду убрал. Подвес я заменил еще ранее, когда кузницу отстроили, да горн выложили. Теперь буду ежедневно по утрам тренироваться, чтобы навыки восстановить.
  
   ...
  
   К концу месяца закончили землянки и крытые стрелковые ячейки, связанные с ними ходами сообщений. Кроме того, построили две большие бани и просторную избу с кухней и двумя дюжинами грубо сколоченных столов, на восемь человек каждый. Сложили так же и печи для обжига руды и выплавки железа, не шибко большие, но с принудительным дутьем. Кожа для клинчатых мехов у нас уже была, причем в избытке: каждую субботу кололи по одному волу, в скоромные дни стрельцы свободные от караулов отлучались на охоту. Первое время особыми успехами они похвастаться не могли, но кое-какая добыча всё-таки была. Один раз даже завалили медведя, но в основном обходились рыбой, которой было в избытке, да изредка зайчатиной или дичью.
  
   Еще до отъезда я запретил валить все крупные деревья, что были вне зоны будущего затопления, в том числе и выше по течению Выксунки. В субботу утром, когда народ отдыхал от работ, я услышал отчетливый звук топора в южной стороне. С толмачом и дюжиной стрельцов мы пошли на звук. Ходить по лесу тихо стрельцы не особо умели -- ломились как кабаны, но, тем не менее, нам удалось подобраться незаметно. Источником шума был мужичок, долбивший приличного размера дерево. Услышав шаги он обернулся и увидев нас попытался спуститься вниз и утечь, но десяток разом вскинутых стволов заставили бросить его топор и покорно ждать своей участи.
  
   Велел Заболоцкому расспросить пленника, кто таков и что тут делает. К моему удивлению оказалось, что это местный, то есть не из Мурома или окрестных русских деревень, которых на этой стороне Оки почитай и нет, а из мордвы. Дерево он собирался сгубить для новой борти, и занимался этим делом в наших местах почитай каждый год. Во как! Мед конечно дело хорошее, но зачем губить столетнее дерево, когда можно сколотить улей и прикрепить его между ветвей... примерно в этом духе я и выразился. Сенька аж поперхнулся, даже переводить не стал, а уставился на меня. Как так? А вот так -- и работы меньше и безопаснее. А еще неплохо делать их из досок потоньше, да в два слоя, с утеплением между ними, чтобы пчелам легче было холода перенести. А внутрь улья рамки с листами воска установить. И крепить можно между двух стволов на веревках. Тогда и медведю добраться до лакомства никак не выйдет. В общем если хочет ставить борти в моем лесу, то только так и ни как иначе.
  
   Мужика, представившегося как Кежеватонь Овтай, мы отпустили, и об инциденте фактически забыли, а меньше чем через неделю, когда я с молотобойцами ковал уже, черт знает, какую по счету лопату из очередной крицы, он пришел сам и приволок с собой улей. Вместе с ним был молодой мордвин, судя по чертам явно близкий родственник, который и помогал ему переть это чудо. Юноша оказался сыном, это стало ясно, как только он назвал себя. Как оказалось именно Овтайтонь Тумай, и делал улей, выслушав наказ отца. Переврал бортник мои слова капитально, да и парень понял всё по-своему.
  
   Вместо горизонтального улья он сделал вертикальный, и соответственно рамки оказались узкие и вертикальные. В верхнюю, довольно массивную планку крепились две более тонкие боковые, согнутых внизу и скрепленных деревянным крючком. Никакой вощины не было, хотя сделано всё было толково. Не знай, я местных реалий, решил бы, что тут работал грамотный студент второкурсник, обучающийся на инженера-конструктора. Всё сделано просто и очень технологично для имеющегося в наличии более чем скромного инструмента. По следам обработки заметно, что обошлись лишь топором, ножом да буравчиком. А вот с наружи выглядело всё это пень пнем: пройдешь мимо в десяти шагах и не заметишь.
  
   Я подозвал Заболоцкого, и пока Сенька переводил наш с Овтаем разговор, заметил, что Тумай с интересом поглядывает на откованные еще с вечера топоры, которые два плотника насаживали на рукояти и, особенно на железные лопаты. Такой момент упускать не следовало, и я предложил ему поработать у меня некоторое время в учениках. По-русски он говорил плохо, но мое предложение понял скорее по жестам, чем, по словам и вопросительно посмотрел на отца. Тот почесал затылок и поинтересовался условиями. Мелочиться я не стал и положил на первое время два рубля в год, причем на моем корме, да в придачу пять четвертей ржи для его семьи в качестве компенсации за работника. Судя по тому, насколько быстро и не раздумывая, мой собеседник дал согласие, условия на его взгляд были очень щедрыми[18].
  
   ...
  
   Через несколько дней к нам опять пожаловали гости. На это раз отец Тумая пришел не один, а с парой односельчан. Интересовали их лопаты, косы и топоры. Припомнив те цены, что видел в Москве в кузнечных рядах, скинул цену за топор до алтына с денгой и полушкой, а за лопаты попросил три алтына, на две денги дороже, чем хотели за них московские кузнецы. Уж больно там много ковки. По поводу кос развел руками: пока не ковал и сколько на них уйдет времени, не знаю. Овтай торговался не долго, и скорее для приличия, чем ради выгоды, потому как максимум чего он добился, так это скидки полушку с топора, и то исключительно потому, что заказал три десятка. Лопаты ему показались, то ли дороговаты, то ли он не был уверен, что найдет на них покупателя. В любом случае больше пяти штук он заказывать не стал.
  
   Едва я закончил с бортником, как на меня насели двое остальных. Эти оказались прожженными торгашами, но это им не особо помогло: кивнув на Тумая, я попросил толмача растолковать, мол, видите, чей сын ковать помогает? Вот его отцу и цена ниже, а когда своих чад в учение приведете, тогда и поговорим, только цена для Овтая всё одно хоть на полушку, но ниже будет, как для первого.
  
   Проводив гостей, я закончил работу и, прихватив с собой, отправился в очередной раз осматривать строительство плотины. На данный момент четверть объема работ уже была выполнена, и по моим расчетам выходило, что плотину мы закончим не позднее второй трети сентября. С одной стороны это радовало, но с другой стало ясно, что в первоначальных расчетах я ошибся, и если бы не нанятые в Нижнем Новгороде работники, до холодов могли бы и не успеть. Кроме того, часть работников пришлось отрядить на сенокос, и на расчистку вырубленных делянок под посев озимой ржи, а так же на сбор лекарственных трав и корней, в первую очередь девясила, на который у меня были особые планы. Оставшуюся после ошкуривания бревен кору и обрубленные сучья так же собирали, чтобы пережечь их позже и внести перед посевом в землю. Дерн со склона холма частично использовали для увеличения плодородного слоя, частично оставили для будущих огородов внутри ограды.
  
   ...
  
   В пятницу пожаловали прежние спутники Овтая -- мордовские купцы, и привели троих великовозрастных чад мне на обучение. Попытку заикнуться о заказе я пресек, сказав, что об этом речи вести рано -- пусть сначала ученики покажут свое усердие и мастерство, а в конце месяца приходите. На первые несколько дней я отдал их в полное распоряжение Тумаю, чтобы тот научил их элементарным вещам, которые уже знал, а потом и сам занялся их обучением. К концу недели стало понятно, что как минимум от двоих хоть какой-то толк будет. Одного, самого бестолкового и ленивого, отослал обратно.
  
   К середине августа мы полностью обеспечили себя топорами и шанцевым инструментом, сковали несколько лемехов и даже успели выполнить заказ бортника. Кстати, пахать по старинке, тягая одиночный плуг за впряженным в ярмо быком, я посчитал несусветной глупость -- незачем отвлекать столько народу от дела. Посему сделали сразу многолемеховые, благо тяглового скота у нас было в избытке, легкий супесчаный грунт позволял избавиться от пней и крупных корней срубленных деревьев. Испытывали их по несколько раз в день в течение почти целой недели, устраняли недостатки и снова испытывали. В итоге в субботу, четырнадцатого числа, под вечер этот кошмар благополучно закончился, и я признал нашу работу годной в дело.
  
   Плуги получились удобные, с регулируемой высотой вспашки и съемными отвалами, потому как не было у меня уверенности стоит ли тут пахать с оборотом пласта. К тому же секции крепились так, чтобы можно было менять ширину рядов. Попробуем разные варианты, а потом посмотрим, где урожай больше снимем.
  
   Начало сева, после совета со сведущими в этом деле местными старожилами из Мурома наметили на понедельник, шестнадцатое августа. Для озимых выбрали несколько мест, в том числе и те где рос донник, зеленую массу которого мы закладывали в селитряницы, утепляя их на зиму съемными соломенными матами и прикрывая сверху колотыми пополам бревнами для защиты от избыточной влаги. Заодно рожь и на месте будущих огородов посадили, чтобы подавить сорняки. Конечно, ее мощная корневая система может доставить проблемы, но копать-то мы и не будем: просто насыплем сверху слой земли с перепревшим навозом и вызревшим компостом, благо этого добра у нас к весне будет в достатке. А пока из удобрений, внесли только отходы, оставшиеся от выжигания древесного угля. Свои овощи под рукой милое дело. Они хоть и стоят буквально копейки, но мотаться за ними в Муром откровенно далековато.
  
   Единственная проблема может быть с фосфорными удобрениями: с одной стороны свободные от караула стрельцы регулярно снабжают нас в изрядных количествах свежей рыбой, которую уже сейчас солят и копят впрок, а кости и чешуя исправно идут в компостные кучи. Вот только, сколько там будет фосфора и хватит ли его на огороды и поля, мне не ведомо. Впрочем, есть одно очень богатое месторождение недалеко от Коломны. Просто так придти и взять, конечно, не выйдет, эти земли все сплошь, где поместные, а где и вообще боярские вотчины, но это думаю не беда, нужно будет -- договоримся, не с самим хозяином, так с Иваном Васильевичем...
  
   ...
  
   Закончив возню с сельхозтехникой, я выкроил время для давно уже лежавших без дела пищальных стволов, купленных еще в Москве, на Пушечном дворе. Место для работы выбрал в отдалении от основных построек, за кузней, всё-таки что химия, что огнестрел дело опасное. Отвлек от работы троих плотников, которые за половину дня сколотили мне стол, навес над ним и установили трубу вытяжки из выдолбленного бревна. Все деревянные поверхности велел промазать жидкой глиной -- хоть какая-то защита от огня, хотя если и сгорит, не велика беда, восстановим.
  
   Сначала отковал заготовки для развертки и держателя резца, дал задание плотникам сделать несколько вариантов копира для нарезки, а сам занялся доводкой инструмента и отработкой схемы механики. О том чтобы склепать на коленке гильзы и думать не стоило: нужного по свойствам металла, инструмента и тем более оснастки у меня не было. Поэтому остановился на револьверной схеме заряжания.
  
   Местными мерными инструментами пользоваться у меня не было возможности, по причине их отсутствия, потому пришлось выгрести из кармана своей штормовки завалявшуюся там мелочь времен СССР. Размеры медных советских монет я помнил, благо приходилось ими измерять не раз в свое время. Четыре монеты по три копейки и пять по две копейки как раз равны ста семидесяти восьми миллиметрам, что больше четырех вершков всего на две сотых миллиметра. Так что вершок у меня вышел чуть более круглый -- сорок четыре с половиной миллиметра, а не сорок четыре и сорок пять сотых как в Московии.
  
   Со стальными барабанами я пока заморачиваться не стал, потому как ничего лучше плохонького кричного железа и сделанного из него цементированием уклада пока не доступно. Зато есть медь и олово, пусть дико дорогие, но зато удобные в работе и в виде бронзы более пластичные. Для начала слепил восковую модель, из того воска что прикупил в Нижнем Новгороде, затем, сделав на ее основе форму из магнезии с добавкой молотой глины и отлил пробный экземпляр. Он вышел довольно тяжелым, как минимум в полпуда весом, зато на двадцать зарядов и с толщиной боковых стенок в шестую часть вершка. Как показали испытания, такая толстая стенка каморы оказалась явно избыточной -- хватило бы с избытком и одной девятой вершка, то есть примерно пяти миллиметров.
  
   Внутренний диаметр камор выбрал по имеющемуся каналу ствола, то есть примерно три седьмых вершка, что фактически на полмиллиметра больше двенадцатого калибра в моем времени. Тратить время на перековку стволов не было смысла, всё одно новые делать придется, а эти хотя бы сверлить не нужно, а то у меня сейчас даже материала для ружейного сверла под рукой нет. Для финишного сверления обошелся развертками, из свернутого прямоугольного прутка, со скошенными гранями. Естественно, качество и износостойкость вышли удручающими, но на особую долговечность этого инструмента я и не рассчитывал.
  
   Пули отлил из свинца с добавкой сурьмы, дымный порох у меня был, хотя его оставалось уже мало, в крайнем случае, можно будет уговорить Михайло Дмитриевича поделиться стрелецким запасом. Как показал опыт по выщелачиванию селитры, практически вся она, как и та, что я купил в Москве, была кальциевой, так что пришлось поработать над улучшением зелья, переварив ямчуг с поташом, полученным из золы. В новой тройной смеси я довел количество селитры до трех четвертей, и применил горячее прессование, для чего использовал один из привезенных стрельцами валунов, разогрев его суть выше температуры кипения воды. В сумме всё это уменьшило гигроскопичность зерен и добавило пороху мощи, однако стоило мне двух разорванных пробных стволов, да и третий ствол тоже раздуло, хотя там заряд был уменьшен уже вчетверо, а вот барабан выдержал.
  
   Впрочем, до охтинского мой порох еще не дотягивал, как минимум вдвое: оно и понятно, уголь и тот выжжен не по уму, а он тут главный компонент. Но куда деваться, нет у меня под рукой ольхи или крушины, срубленной весной, да ошкуренной сразу после рубки, после чего просушенной год под открытым небом и столько же под навесом. Причем это еще не все требования к древесине, которые нужно соблюсти, чтобы получить качественный порох. Их куда больше, по мне так проще "ружейный хлопок" Кристиана Шёнбейна сделать, тут всё только в наличие хлопка и нужных кислот упрётся. А вот способ решения проблем с промывкой и сушкой мне известен. Впрочем, пока придется использовать дымарь, но более качественный в сравнении с нынешним.
  
   ...
  
   Немало времени ушло и на состав для капсюлей. Получить хлорат калия электролизом проблем не составило, та соль, что мы закупали в Нижнем Новгороде, явно была со Строгановских варниц и содержала приличную часть примеси сильвина, а уж отделить его от галита -- детская забава. Тем более что мне нужно было всего пару грамм. Металлов для простейших гальванических элементов у меня было в избытке: серебро, медь, свинец, олово, ртуть, железо. Выбрал свинец и железо, пусть напряжение и не велико, зато цена самая низкая, олово и медь уже прилично дороже, что уж там говорить про серебро. Батарею пришлось, правда, собирать аж из пятнадцати элементов, но всё одно не из двух с лишним тысяч как Василию Петрову.
  
   Серную кислоту я получил из серы и селитры[19], а затем из смеси серной кислоты и селитры уже азотную[20]. Посуду для кислот использовал свинцовую, собственноручно отлитую из ранее купленных запасов, для остальных экспериментов пришлось покрывать глиняную посуду стеклянной глазурью. Хорошо хоть не пришлось варить фритту из поташа, извести и песка. Для приготовления порошка глазури хватило и осколков стекла, оставшихся от дна бутылки, использованной мною для светильника.
  
   Впрочем, как ни крути, а стекольное производство со временем заводить придется, тем более что сырья в округе в достатке. Золу для получения поташа скоро девать будет некуда, известь тоже не проблема, да и пески стекольные имеются, хотя по качеству они чуть хуже, чем в урочище Шиворово, где спустя дести лет купцы Мальцевы построят свою стекольную мануфактуру. Ту самую, вокруг которой возникнет Гусь-Мальцевский городок, в 1926 году переименованный в Гусь-Хрустальный.
  
   После изготовления кислот основной проблемой чуть не стал спирт. Чтобы сделать из меди хотя бы аламбик, нужен был грамотный мастер медник, а его-то под рукой и не оказалось. Пришлось выкручиваться народным способом и сооружать аппарат из котелков и глиняных мисок, на глазирование которых, кстати, ушли все остатки стекольного порошка. В качестве сырья использовал часть пива, привезенного стрельцами из Рязани. Для надежности перегнал несколько раз и в итоге получил четверть литра спирта.
  
   Нарезка стволов заняла почти целую неделю, первые тройку запорол, что впрочем, с таким материалом и не удивительно: сначала держатель резца оказался слабоват, а затем подвела незамеченная при осмотре раковина. Но в итоге я таки получил пять вариантов с разным шагом нарезов. Отстреляв их одиночными зарядами, выбрал один, давший наибольшую кучность и приступил к самой конструкции. В первоначальном варианте решил использовать автоматику перезарядки на отдаче ствола. Получилась довольно массивная конструкция из дубового бруса, в которой ствол при выстреле скользил по направляющим ствольной коробки вместе с барабаном, а затем возвращался обратно мощной двуперой пружиной. Барабан же удерживаемый защелкой на раме, сначала проворачивался на одну двадцатую оборота, а затем подводился к стволу и фиксировался в этом положении эксцентриком, связанным рычагом с основанием казенной части.
  
   Чтобы уменьшить прорыв газов между казенником ствола и барабаном пришлось использовать лабиринтную схему в виде концентрических конусов проточенных на ответных частях. Совсем избежать этой беды, правда, не вышло, мешала невысокая точность изготовления, но всё-таки такого фейерверка как у обычных револьверов не наблюдалось. В целом схема получилась вполне рабочей, хотя калибр стоило уменьшить и желательно как минимум вдвое, но тут всё упиралось в прочность свинцовой пули. С крупных нарезов пулю и то порой срывало, особенно на сильно закрученных твистах, но делать оболочечные пули с медной рубашкой пока возможности не было. Да и медь была не сильно хорошего качества, даже для капсюлей пришлось ее рафинировать, сначала отжигая в небольшой печи, теряя с угаром чуть не половину металла, а потом еще и проводить окончательную очистку селитрой, что тоже себестоимость не снижало.
  
   Впрочем, довести свои эксперименты до натурных испытаний полноценного прототипа я не успел, помешали неотложные дела. Мужики закончили сев за четыре дня до первого сентября, то есть по местным меркам до начала нового года. Всего посеяли двести шестьдесят десятин ржи, да около пятнадцати -- озимой пшеницы-ледянки. В итоге запасы зерна в наших амбарах сильно поубавились, притом, что по большей части сеяли не по две четверти, как принято, а всего по одной. Лишь на небольшом участке, в двадцать десятин, на южном склоне холма, где успели уложить ранее снятый плодородный слой со дна будущего пруда, сеяли по полной норме, которая, кстати, оказалась в полтора-два раза ниже принятых в моем времени. Впрочем, ничего удивительного -- здешнее зерно заметно мельче.
  
   С учетом того, что успели подъесть мои работники, осталось около восьмидесяти пяти четвертей. Причем более половины из них -- овес, да немного ячменя с горохом, отложенных на посадку весной, ржи не осталось совсем, а пшеницы всего десять четей, так что поездку в Духов монастырь за зерном нового урожая откладывать явно не стоило, а то зимой лебеду есть будем, с березовой кашей на пару. Поэтому, отдав распоряжения по поводу строительства и хозяйства, и попарившись в недавно возведенной бане, на следующий день я с Заболоцким, бурлацкой ватагой и полусотней стрельцов на двух стругах отправился в Рязань.
  
   ...
  
   Всю дорогу я жалел, что не вышло уговорить Ласкирева, сменить парусное вооружение на гафельное, чтобы можно было идти круто к ветру. Стрелецкий голова уперся, сославшись на то, что имущество казенное и ему за него отвечать если что. Как назло почти всё время дул встречный ветер, так что на путь до Рязани у нас ушло две с лишним недели. Впрочем, грех жаловаться, шли ходко, где на веслах, где бечевой, и в итоге за день проходили верст по тридцать, а порой и более.
  
   На место прибыли часам к десяти утра, в субботу. Служка Свято-Духова монастыря встретил меня как родного и буквально за руку потащил к игумену, что показалось мне весьма подозрительным. Однако святой отец лукавить не стал и выложил всё как на духу. Ларчик открывался просто: урожай в Рязани в этом году собрали обильный и цены на рожь в Рязани упали до неприличия низко. Всё бы ничего, можно зерно и придержать, но как назло на монастырских землях урожай оказался так велик, что амбары смогли вместить не более двух третей. Так что часть хлеба стояло в копнах, а недели через две-три могли зарядить дожди, так что часть урожая могла запросто сгнить.
  
   Закупаться одной только рожью в мои планы не входило, но цены на пшеницу и ячмень нового урожая меня не порадовали -- они оказались даже чуть дороже тех, по которым я приобрел первую партию. Так что вариантов не оставалось и после недолгого торга мы сошлись на пяти копейках с полушкой за четверть. В целом закупка без малого полутора тысяч четвертей зерна мне обошлась в семьдесят пять рублей, два алтына и три денги. Больше закупать не было смысла, и так оба струга будут изрядно перегруженными. Теперь хлеба хватит, чтобы тысячу человек год кормить, а у меня пока только сотня работников. Да стрельцов и посоху три сотни, впрочем, им недолго осталось у меня харчеваться -- скоро в Казань отбудут. Плотину уже в этом месяце закончат, и все. Другой вопрос удастся ли их раньше срока спровадить? Служилые еще, куда не шло, им, что тут службу нести, что там, разница невелика, хотя кормежка у меня обильная, да и воли больше, а вот мужикам в Казани никто платить не будет -- тягло оно и есть тягло...
  
   После обеда отправив струги с грузом назад, я с Сенькой и пятеркой стрельцов отправился в Москву, воспользовавшись подорожной грамотой данной мне Висковатым в день отъезда. При необходимости добраться до места можно было бы к вечеру следующего дня, но желания трястись день и ночь в седле у моих спутников не наблюдалось, так что мы дважды останавливались на постой и лишь через пару дней добрались до Москвы. Само по себе удовольствие оказалось весьма недешевым: десять верст по алтыну за каждую взятую лошадь, постой по деньге с полушкой с человека, да харчи по дороге, так что все вместе обошлось мне в два рубля и тринадцать алтын с полушкой [21]. К тому же, несмотря на отдых, многочасовая тряска в седле меня порядком измотала.
  
   Добравшись до места, мы избавились от лошадей, вернув их ямщикам, и отправились в корчму перекусить и как следует отдохнуть. Впрочем, первое заведение подобного рода мы миновали, зажав носы от вони. Сенька весело пояснил: ветер де со стороны Рачки дует, а откуда она вытекает -- вестимо[22]. Поэтому мы миновали Васильевский луг и Солянку, где, кстати, ароматы тоже не баловали обоняние, после чего двинулись в корчму у Покровских ворот.
  
   ...
  
   Еще толком не перекусили, а Сенька уже весь извертелся: оно и понятно -- почитай в полуверсте от дома, видать кусок в гордо не лезет, до того охота родных повидать. Ну да ладно, заслужил мой толмач отдых, да и дел для него сегодня не предвидится, скорее, наоборот, без него кое-что проще провернуть нужно. Вспомнив, с каким усердием он вертелся вокруг Тумая и его соотечественников, прилагая все силы, чтобы изучить язык местной мокши, решил вознаградить парня авансом. Выдал двадцать алтын, пояснив, что сие за усердие в языках, а коли к лету выучиться говорить с мордвой, то с грядущего года будет не два рубля, а три получать, а сейчас может бежать в слободу, родителей проведать.
  
   Спровадив Заболоцкого, я отпустил стрельцов отдыхать, выдав им по алтыну, а сам приступил к первой фазе задуманной операции. Взял на две денги постных пирогов, купил за двадцать алтын у пропившегося посадского его зипун, поршни да шапку, после чего переоделся и пошел к ближайшему храму. Местный язык за три с лишним месяца худо-бедно я начал понимать, но сойти за местного и думать было нечего, поэтому троим юродивым, сидевшим на паперти, я объявился как служилый немец. Поначалу приняли они меня весьма кисло, но от угощения не отказались, хотя и долго принюхивались к пирогам -- не скоромные ли?
  
   Слово за слово, поведал я им: получил де от государя землицу с тяглецами за службу ратную, да семена на посев, а давеча сон привиделся -- года через три, вымокнет дождями всё жито, инде морозами хлеб побьет, да не токмо у меня, а по всей земле Московской. Народец же с голоду разбежится и придет мое хозяйство в разорение полное. Правда, ли сие, али бесовское наваждение мне неведомо, а что делать ума не приложу. Не знаю почему, но идея очередного голода и мора для этих святых людей оказалась столь привлекательна, что они даже не удосужились дать мне какой либо совет. Впрочем, мне был он и не особо нужен. Удостоверившись, что подготовленные зерна упали на благодатную почву, я покинул блаженных, предоставив им возможность вдоволь поспорить на любимую тему.
  
   Вернувшись в корчму я переоделся в свое и воспользовавшись тем, что мужик у которого я купил его одежонку, спит пьяным сном, бросил ее рядом на лавку. Не факт что он вообще вспомнит что-то, когда проспится, а если и вспомнит, возмущаться вряд ли станет.
  
   ...
  
   На следующий день я с утра поспешил в Посольский приказ. Сенька должен был явиться туда ближе к вечеру, так что мне стоило переговорить с Висковатым раньше, без свидетелей. Однако Ивана Михайловича на месте я не застал, а в ответ на мой вопрос получил лаконичный ответ: думный дьяк у государя, а доколе задержится, неведомо. Чтобы скоротать время направился в Китай-город, пройтись по лавкам Гостиного двора.
  
   Потратив пару часов на беготню по рядам, я решил, что пора на этом закругляться, тем более что ничего интересного для себя не нашел. Проходя неподалеку от лавки персидского торговца тканями, я заметил, как из нее вышел грек, который был ранее приставлен ко мне в качестве толмача. Меня он не заметил, похоже, сильно спешил, и явно не к портному -- не иначе снова за заветной шкатулкой приходил. Времени хватало, и я решил проследить за ним. Но едва мы покинули Китай-город и направились в сторону Посольского приказа, я понял, что тяну пустышку. Впрочем, я так и так собирался возвращаться, поэтому прибавил шагу, обогнав грека, и первым подошел к крыльцу, где и столкнулся с Висковатым. Поговорить, правда, не вышло, Иван Михайлович только отмахнулся, мол, недосуг, позже подходи, после чего резво направился в сторону царских палат в сопровождении нескольких дьячих несущих ларцы с документами.
  
   Дожидаться Заболоцкого я не стал, велев толмачу, как придет, послать его к нам в корчму. Заодно разузнал у грека, где находятся государевы конюшни, после чего поспешил в указанном направлении, чтобы глянуть на царский подарок. Придя на место, с грехом пополам объяснил степенному конюху, что мне нужно. Тут мне помогла дотошность московской приказных бюрократов, всучивших мне ко всему прочему и подробную опись того, чем меня государь пожаловал за спасение наследника. Без сей грамотки, найти нужного жеребца нам бы точно не удалось, потому, как одних только аргамаков тут был даже не десяток, а может быть и не одна сотня.
  
   Увидев жеребца, я буквально застыл на месте, настолько он был похож на моего Марата. Тот же вороной окрас, белые щетки задних ног, и белое же пятно на лбу. Маратом его назвал прикомандированный к нам матрос-пулеметчик с одноименного линкора, который и ссадил с аргамака его прежнего хозяина метким выстрелом из трехлинейки. Нрав у ахалтекинца[23] оказался бешенный, первое время он сбрасывал всех, кто пытался его оседлать, но через пару недель мне удалось найти к нему подход, и с тех пор мы были неразлучны. А потом, спустя три года, он принял пулю басмача, предназначавшуюся мне -- почуял засаду в заброшенном кишлаке, встал на дыбы, и вынес меня с траектории выстрела...
  
   Мой сопровождающий между тем счел написанное в грамотке: "Жеребец аргамачей ворон, во лбу звезда, грива направо, задние ноги на счотки белы, 5-ти лет, цена 200 рублев", и кивнул, мол, всё верно, тот самый. Однако когда я заикнулся о том, чтобы забрать коня с собой, замахал руками: конюший ныне в отлучке, а без него как можно! Пришлось отложить это дело до завтра, а пока возвращаться обратно на Гостиный двор, да прикупить вина, для вечернего разговора с главой Посольского приказа.
  
   По дороге в Москву, я заметил несколько мест, где вдоль берегов Оки и выше, по Москве-реке, имелись выходы фосфоритов Егорьевского месторождения[24]. Не бог весть, какие объемы, если оценивать по запросам моего времени, но сейчас этого более чем достаточно -- всего-то и нужно раз в год пару дощаников вниз по реке сплавить. Цену на сырье я прикинул еще по дороге, хотя рассчитать ее точно, не зная содержание фосфора для данного месторождения трудновато. Впрочем, если ориентироваться по минимуму, то на выращивание двадцати четвертей ржи достаточно и пяти-шести пудов исходного сырья, и если покупать его по денге за пуд, то даже при цене пять копеек за четверть зерна это вполне будет окупаться прибавкой урожая. Однако, зная, как в ближайшие годы скакнут цены в результате неурожаев, таких низких цен на зерно можно не опасаться.
  
   С одной стороны всем этим я мог бы и сам заняться, но, во-первых, жалко терять время, а во-вторых, позарез нужно, чтобы Иван Михайлович был мне обязан, и в первую очередь заинтересован в успехе моих дел. Самому ему такими делами заниматься наверняка невместно, да и времени не найдется, а вот найти толкового человека сможет, да и поспособствовать ему с получением грамотки на добычу. А доходы от нового промысла пойдут в основном в кубышку самого дьяка и со временем, когда весть об удивительном средстве для повышения урожая разнесется среди местных, вырастут до вполне солидных величин. Мне же хватит и того, что я заработаю на новых плугах совмещающих вспашку и внесение удобрения, которые еще только предстоит разработать, но за этим дело не встанет.
  
   ...
  
   Встретиться с Иваном Михайловичем мне удалось лишь ближе к вечеру. Дьяк выглядел устало и поначалу разговор не клеился, но после нескольких кубков вина он заметно повеселел. Первым делом он поинтересовался, как идут дела со строительством, не надобно ли чего. Я же в ответ подробно рассказал, как движутся работы, про жилье, про укрепления, да про то, что плотину скоро закончим, а к началу лета, бог даст, и выплавку металла начнем. Упомянул и про то, что успели изрядно землицы расчистить от леса, да рожью засеяли, а ежели будет добрый урожай, так и с голоду пухнуть не придется. Да еще вот какое дело -- под Коломной, когда верхами вдоль берега шли, углядел каменья, вроде тех, что в заморских странах встречались. Те али не те, испробовать надобно, но шибко похожи...
  
   Тут Висковатый сразу уши навострил, хотя уже изрядно хмельной был, а нюх у него тот еще, сразу почуял, что прибытком запахло. Пришлось показать, да пояснить, что размалывают их в муку, да заделывают при пахоте в землю, от того урожай бывает обильный. Посему надобно бы проверить, а ну как тот самый камешек? Да вот беда, строительство оставить надолго не могу, а к кому обратиться на Москве с таким деликатным делом -- не ведаю. Потому и надобно сыскать того, кто бы до зимы сплавил по Оке до устья Железницы тысячу пудов, на пробу.
  
   Дьяка даже уговаривать не пришлось, сам заявил, что де кого надобно он и сам сыщет, и мужичков с соседних деревенек тяглых ему даст, о сем беспокоиться незачем, вопрос только в цене. Я поначалу предложил полушку за пуд, мысленно пожалев, что местной монеты меньшего достоинства нет, и особо тут не поторгуешься. Висковатый посчитал в уме и усмехнувшись сказал, что ради двух с полтиной рублей желающего найти еще можно, но и мужичкам что то заплатить да надобно. Я намекнул, что ежели дело пойдет, то разговор не о тысяче пудов в год будет идти. А коли не судьба, так и ладно -- мой убыток будет, он же ничем не рискует и не денги не тратит на это дело. В итоге сговорились по алтыну за берковец, или три рубля за весь груз.
  
   Чтобы перевести разговор на другую тему поинтересовался, как идут дела с приглашением тех иноземцев, коих я ранее "сосватал" Посольскому приказу. Оказалось, что Георг Бауэр уже в пути, причем, памятуя неудачу с миссией Шлитте, следует он совместно с посольством и в русских одеждах, так что есть надежда проскочить недружественные земли без проблем. Венецианского математика Джамбатисто Бенедетти, люди Висковатого нашли и пока обхаживали, как могли, однако тут Иван Васильевич то ли поскупился, то ли не слишком высоко оценил его полезность, но годовое жалование ему предложили вчетверо меньше чем обещанное Агриколе. Тарталью найти не вышло, а миланский профессор Кардано от разговора с московскими дипломатами вежливо уклонился.
  
   А вот в отношении врачей посланцы думного дьяка развили весьма бурную деятельность по вербовке. Нимало не смущаясь, они начали подбивать клинья к Коломбо[25] в Риме и к Фаллопио[26] в Падуе. Услышав имена объектов вербовки, я едва не захлебнулся вином, и с трудом сдержав улыбку, посоветовал Ивану Михайловичу, не мелочиться, а сразу заняться переманиванием Андрея Везалия[27] и Бартоломео Евстахия[28]. Глава Посольского приказа естественно смысла шутки не понял и энергично кивнул, записав названные имена. Думаю, собрать весь этот террариум под одной крышей будет нереально, хотя если получиться, результат грозит оказаться непредсказуемым: то, что они друг с другом заново переругаются и так понятно, но зато дух конкуренции будет на уровне -- может чего толковое и выйдет.
  
   В очередной раз свернул тему и спросил Висковатого, что за важные дела не дали нам с ним переговорить днем, ежели конечно сие не государева тайна. Дьяк почесал затылок, прикидывая, а затем поведал, мол, особой тайны в том нет, половина Москвы уже о том судачит. Явилось де божьим людям знамение, что будут вскоре мор и глад, егда дошло сие до государя, сам дьяк подле оказался, ино ему сие имати. Послал ярыг поспрошать, не крамола ли то дружков Матвейки Башкина, внеже в подклети ноне сидит, до розыска. Токмо юроды невесть что плетут, мол, спустился ангел горний в печали и рубище, да глаголил истое: быть третьего году гладу и мору. Мол, знамение сему -- зарядят дожди великия во время жатвы, да мороз жито побьет и множество народа от глада изомроша по всем градам[29]. Не в первой чай, говорят, авось и ноне обойдется. В общем, как я понял, моя попытка не особо удалась.
  
   Перевел разговор на Башкина, спросив, кто, мол, таков и чем отличился, да так что в холодную угодил. Саму эту историю отчасти я знал, но без деталей, впрочем, как историки моего времени. Особенно врезалось в память то, что Висковатый схлопотал в процессе расследования этого дела изрядное наказание -- трехлетнюю епитимью[30]. Не стоило ему вообще не заикаться о новых иконах, потому как это косвенное обвинение в адрес митрополита Макария, а при таком раскладе результат практически предсказуем. Конечно, трехлетнее отлучение от причастия не смертельно, но для православного той поры довольно неприятно -- вроде поражения в правах, как это было принято в сталинские времена.
  
   Основная же беда даже не в самом факте наказания, а в том что, попытка свалить Сильвестра оказалась безуспешной, причем сам дьяк засветился как сторонник родственников царицы Анастасии. С учетом того, что он изначально примкнул к Адашеву с Сильвестром, случившееся должно было сильно осложнить ему жизнь и дальнейшую карьеру. Кстати, подозреваю, что именно такой исход дела и привел его много позже в стан заговорщиков, а в конечном итоге -- на плаху...
  
   В мои же планы такое не вписывалось, поэтому слово за слово я начал вплетать в монолог главы Посольского приказа отдельные, вроде бы ничего не значащие реплики, которые в итоге должны были привести его в нужный момент к решению остаться пассивным в вопросе обвинения Сильвестра. Особых гарантий не было, я не настолько хороший специалист в этом деле, хотя и увлекался в свое время, в том числе и такими методами косвенного внушения.
  
   Остается надеяться, что в нужный момент мои закладки сработают, и думный дьяк вовремя прищемит язык, не доводя дело до конфликта с Макарием и Сильвестром. В конце концов, Висковатого окончательно сморило и он, заснул, прикорнув на лавке рядом со столом. Мне пришлось ночевать тут же, потому как стемнело, и улицы уже давно были перекрыты, а бдительные сторожа вылавливали припозднившихся прохожих подозрительного вида и препровождали их в съезжую избу.
  
   ...
  
   Утром, по дороге спросил Висковатого, нет ли каких новостей по поводу шведских приготовлений, о которых я упреждал его в свое время. Дьяк помрачнел и ответил уклончиво, мол, есть вести и вроде как я во многом прав, а более того мне знать к чему[31]. То ли шведы на самом деле уже начали приготовления, то ли сработало правило, что кто ищет тот всегда найдет, и глава Посольского приказа поставил своим людям задачу в таком ключе, что не найти подтверждения военным приготовлениям соседей они просто не могли. Как бы то ни было, но в отличие от моей реальности с посылкой войск тянуть однозначно не будут, а Густава Вазу в ближайшее время ждет неприятный сюрприз.
  
   Попрощавшись с Иваном Михайловичем, я забрал своего аргамака и приведя его к корчме, кликнул стрельцов. Через пару минут из дверей вышел Заболоцкий и порадовал, что эти охламоны с утра отправились на рыбный рынок -- ухи им, видите ли, с бодуна захотелось, а то у корчмаря не допросишься, говорит, мол, рыбы нет, оно и понятно: осерчал он на них, ладно хоть со двора не согнал. За что? То история темная, когда толмач вернулся от родителей, служилые уже мировую пили, но видать у хозяина осадочек остался. Со всеми этими приключениями в путь выехали только после обеда.
  
   Цена ямской гоньбы до Мурома меня откровенно напрягла. Вместе с парой ночей постоя на ямских дворах, это удовольствие быстрой езды обошлось мне в три рубля, пятнадцать алтын и три денги. В Нижнем Новгороде я бы мог купить на эту сумму три пуда воска! Причем харч у нас был свой: толмач прихватил изрядный запас домашних пирогов, всемером едва смогли съесть за три дня.
  
   По дороге задумался о шведских делах: всех деталей Русско-шведской войны 1554-1557 года я, конечно, не знал, но кое-какое представление о ней имел. При этом меня напрягала явная не состыковка с тем ошеломительным поражением, которое потерпели шведы и совершенно мизерными результатами победы для самих русских. Густав Ваза, судя по его паническому отступлению и подготовке к эвакуации остатков войск из Або, явно осознавал, что поставил страну на грань национальной катастрофы. Армия была фактически разгромлена и деморализована, в казне пусто, а русские войска дышали шведам в затылок. И при этом, каким-то образом шведы умудрились выйти сухими из воды. То ли Иван Грозный не был заинтересован в скудных северных землях, то ли Стен Эрикссон не поскупился подкупить Алексея Адашева, но никакой особой пользы от этой победы Россия не получила. Даже заключенное на сорок лет перемирие шведы нарушили гораздо раньше.
  
   Как и что произошло на самом деле, можно только гадать, но то, что для Ивана Васильевича финские земли не особо интересны, на мой взгляд, очевидно. Мне же доступ к некоторым тамошним месторождениям в будущем очень бы пригодился, значит озаботиться решением данной проблемы нужно сейчас. Да и спокойнее даже на своей территории вести работы будет. Есть в это время у шведов неприятная привычка лезть на чужую делянку, чтобы урвать там то, что им не принадлежит. Такие повадки нужно отбить по возможности раз и навсегда!
  
   Изучая в свое время историю Выборгского замка, я отметил для себя интересный факт: в 1553 и в 1555 годах Густав Ваза некоторое время жил там и лично руководил постройкой укреплений. Раз уж благодаря моей наводке русские воеводы начали свои приготовления гораздо раньше, есть неплохой шанс застать основатели шведской династии в самый неудобный для него момент, фактически со спущенными штанами, так что, думаю, стоит проработать все детали предстоящей операции по приезду в Выксу. Упускать такую возможность просто грех.
  
   Муром встретил нас нерадостно -- хоронили погибших во время набега черемисов. Взять город им не удалось, но без жертв не обошлось. Зашел к воеводе сторожевого полка, насчет обещанной Иваном Васильевичем полусотни касимовских татар: Давид Федорович оказался на месте, государеву грамоту прочел, но сильного желания выполнить изложенные в ней требования я в его глазах не заметил. С другой стороны, пойти поперек государевой воли он тоже не спешил. В итоге, после увещеваний уговоров и пререканий, сошлись на том, что трех десятков всадников мне хватит за глаза для конных разъездов и бережения от татей. Упредить всё одно успеют. Взамен же недоданных по грамоте татар, он выделит для моих ватажников два десятка пищалей, разумеется, с отдачей, после того как в них отпадет надобность. К ним в придачу -- свинца, пороха да фитилей, этого добра у воеводы было изрядно, а вот с людьми было туго. Долго задерживаться в Муроме не стали, после обеда переправились на другой берег по наплавному мосту и, погоняя коней, пошли вверх по течению Железницы.
  
   Всю дорогу меня терзали нехорошие предчувствия, которые по приезду оправдались лишь отчасти, хотя по началу, увидев дымок над лесом, я ждал гораздо худшего. Переправившись через Выксунку, мы спешились и стали взбираться на холм. Из-за построенного Ласкиревым частокола пока было не понятно, что именно дымит. Заметили нас издалека: сначала кто-то заорал: "Татары!". Затем бухнули несколько выстрелов из пищалей, а спустя минуту я услышал отборный мат стрелецкого головы. Пока добирались до ворот, я поневоле вникал в тонкости местной обсценной лексики. Разнос Михайло Дмитриевич устроил не столько за то, что стреляли, не разобрав в кого, сколько за пустую трату припаса. И то, верно: попасть из стрелецкой пищали с сотни саженей можно только случайно, да и убойной силы у пули едва ли хватит на таком расстоянии, всё-таки у большинства стволов калибр далеко не мушкетный.
  
   Въехав во внутренний двор, я с облегчением заметил, что дымят остатки одной из бань и угол избы-столовой, расположенный рядом с нею. Разглядев Ласкирева на затинном помосте, потребовал незамедлительно изложить всё по порядку. Тот показал провинившимся кулак и стал спускаться. На людях стрелецкий голова говорить не стал, махнул рукой, пойдем де, поснедаем чем бог послал. Расположившись на скамье, в попахивающей гарью столовой, Михайло Дмитриевич, не дожидаясь пока мне с Заболоцким принесут ужин, начал свой рассказ.
  
   А дело было так: набег стрельцы фактически проспали! Отряд, состоящий из черемисов, чувашей, мордвы и казанских татар напал ночью. До сотни бунтовщиков перебрались через частокол и, не заметив впотьмах землянок, пробрались в самый центр поселения. Там они успели поджечь два из трех наиболее крупных зданий, то есть собственно одну из бань и столовую. Со второй баней у них не заладилось -- лес толком не просох, да и доставляли его до места после дождя по глине, посему огонь быстро потух. К тому времени хлебопеки, что топили печь в кухонной пристройке, дабы успеть к утру испечь хлеба, сообразили, что дело неладно и подняли шум. Как потом рассказал один из них, приспичило ему по малой нужде, он и пошел, а дверь оказалась подпертой снаружи жердью, да и гарью от горящего угла потянуло.
  
   Баня к тому времени уже вовсю полыхала. Это и сыграло на руку стрельцам, которые с нескольких сторон, прямо из бойниц землянок и стрелковых ячеек вдарили огненным боем по хорошо подсвеченным силуэтам мятежников. Среди нападавших началась паника. Основной отряд налетчиков, карауливший у северных ворот, чтобы в случае чего перехватить разбегающихся, ломанулись на помощь, попутно сняв караул, но дальше их встретили не менее "дружелюбно". Причем и в хвост и в гриву! Недаром я в свое время велел заложить там пару стрелковых ячеек для усиленного наряда. Вот туда-то и рванули по ходам сообщения мои ватажники, в отличие от желторотых новиков, бывавшие и не в таких переделках.
  
   Своего оружия у бурлаков не было, так они прихватили его у едва проснувшихся стрельцов, вместе с припасом. Пока заряжали, противник уже перебрался через ворота и поспешил на помощь поджигателям. И сразу же получил в спину залп из двух десятков пищалей, а затем с левой и правой сторон, из бойниц землянок, направленных в сторону внутреннего двора, откуда по ним начали палить стрельцы.
  
   Из прорвавшихся через ворота татей, как минимум половина успела развернуться и под градом свинца уйти обратно в лес. Из поджигателей унесла ноги едва пятая часть, а то и менее. Убитых на месте было немного -- десятка два-три, но оказать помощь пленным сразу после ночного боя никто не удосужился. В итоге к утру, из шестидесяти семи человек, запертых во второй бане, больше сорока отдали богу душу. Остальные дожили до нашего приезда, и теперь ждали своей участи. В целом, вместе с теми, кто лег у ворот, противник потерял около сотни, считая захваченных в полон.
  
   У нас дела обстояли намного лучше: среди посохи и моих мужиков потерь не было, потому, как они и проснуться толком не успели, не то, что принять участие в бою. Среди ватажников тоже никто не пострадал. Шестеро стрельцов было убито, с дюжину ранено, причем трое тяжело. Погибшие оказались как раз теми самыми ротозеями, которые проспали нападение и были вырезаны сонными на своих постах у ворот. Остальные пострадали в основном от неосторожности при стрельбе. У троих разорвало пищали, то ли из-за неверно отмерянного заряда, то ли из-за остатков пыжей в стволе, пятеро получили ожоги от фитилей, неудачно подхватив из рук заряжающих поданную ими пищаль. И в довершение трое пострадали при попытке тушить баню.
  
   К тому времени как закончили "разбор полетов" уже начало темнеть и все дела я решил отложить на утро, велев только накормить пленных, да усилить караулы. Ласкирев кивнул, но по его усмешке я понял, что такую перестраховку он считает явно лишней. Мол, после такого разгрома кто ж сунется сызнова? С одной стороны может и так, но если этот отряд, часть большего по численности, то противник вполне может, повторить попытку. А ну как их заинтересовало, что так усиленно охраняют стрельцы? Лучше не рисковать и быть начеку!
  
   ...
  
   С утра велел разобрать остов сгоревшей бани и строить на ее месте новую, на этот раз из просушенного леса, и во избежание снаружи все бревна обмазать жидкой глиной, а драночную крышу осмолить, чтоб не гнила, да поверх уложить слой дерна. Затем пошел к реке, осматривать строительство плотины. По большому счету оно было уже завершено: дренажный банкет уложен, а срубы для перекрытия устья реки начали заполнять камнями. На всю ораву народу работы там уже не нашлось и большая часть посохи, на пару с моими мужиками, рубили лес на уголь.
  
   Проверив отвалы глины, сделанные еще в прошлом месяце, я отрядил полсотни рабочих лепить кирпичи для печей. Размеры пришлось немного изменить, потому как они никак не получались близкими к стандартам моего времени. Так что в итоге длина и ширина стали чуть меньше: пять с четвертью и два с половиной вершка соответственно, а вот с высотой я почти угадал, полтора вершка оказались всего на пару миллиметров больше нужной величины. При таком раскладе двойной кирпич выходил в три с четвертью, но пока в нем нужды не было, потому как внутреннюю кладку, будем делать фасонными блоками, чтобы уменьшить прогар швов. Вот только делать их из местной глины не выйдет, не огнеупорная она ни каким боком.
  
   Посему две дюжины мужиков и столько же ватажников под прикрытием двух десятков касимовских татар направил за огнеупорной глиной на другой берег Выксунки. Расположение этого месторождения я представлял себе довольно приблизительно, а тратить пару дней на поиски слишком расточительно. Пришлось отправить с отрядом Тумая, который бывал там пару раз с отцом. Лежало оно верстах в шести-семи от нашего поселения, так что задержки особой не будет: туда два часа ходу, да обратно с грузом не более трех с полтиной, а уж накидать пятнадцать подвод полусотне рабочих было нехитрое, вернутся еще затемно.
  
   Не лишним было бы еще привезти доломита для лещади и фурм, но Гремячевское месторождение располагалось довольно далеко, особенно если по Тёше, да вверх по течению, а добираться туда через буреломы, пока по лесам сидят недобитые повстанцы опасно. Долговечность же футеровки зоны дутья из огнеупорной глины будет конечно ниже, но первая домна фактически полигон для отработки технологии и вылавливания просчетов и ошибок. Так что пока придется смириться. Всё одно долговечной домна не будет, особенно есть учесть, что нам придется ее строить зимой, пусть и внутри деревянного, отапливаемого короба.
  
   Впрочем, все эти дела никуда не денутся, так что будем их решать в рабочем порядке, а сейчас две первоочередные проблемы: что делать с теми, кто сидит под замком, а так же с остальными, которые наверняка прячутся по лесам. Успокаивать себя как стрелецкий голова, что они убежали сломя голову неведомо куда и боле не вернутся, я точно не буду. Буду считать, что они где-то рядом, получили подкрепление от тех, что атаковали Муром и готовят новое нападение. Отсюда первоочередная задача: вычислить их месторасположение и уточнить численность, после чего решить, что с ними делать. Если их мало, разберемся сами, а своих сил не хватит, пошлем за подмогой в Муром, да и местную мордву постараться привлечь стоит.
  
   С последним откладывать не стоит: пошлю Кичая, одного из моих кузнецов, что из местной мокши, в родную деревню, пусть прояснит обстановку. То, что его отец в торговле с нами заинтересован, это понятно, но чем дышат остальные, большой вопрос -- среди нападавших тоже мордва была. Жаль, что они все ушли, ни один не попался, теперь не узнать, участвовали ли в нападении местные. Исключать такой вариант нельзя, здешний народ без сантиментов, подвернется случай соседей безнаказанно пограбить -- терзаться душевными муками не станут.
  
   Дошел до кузницы и отозвал в сторону Кичая. Разница между нынешним наречием и мордовским языком моего времени была приличная, но худо-бедно, что именно от него требуется, подмастерье понял. Кроме всего прочего, велел ему взять с собой пяток топоров и десяток кос-горбуш, откованных ранее, да несколько ножей в подарок отцу и местным старейшинам. Чтобы быстрее обернулся, дал ему коня и пятерых касимовских татар для охраны.
  
   Закончив с этим, решил заглянуть к пленным. Охрана была поставлена на уровне, пара стрельцов у входа, да еще трое вокруг, по одному с каждой стороны. Похоже, Ласкирев задал им трепку -- службу несли исправно, не как на днях. Двое зашли за мной и встали по сторонам двери. Внутри оказалось темновато: предусмотрительный Михайло Дмитриевич заставил стрельцов заложить оконца обрезками бревен, так что теперь свет проникал лишь через узкие щели, из которых явственно тянуло холодом. Узники сбились в кучку в центре бани, подальше от окон, но не все: в дальнем углу -- два трупа.
  
   Жестами велел стрельцам вынести тела на улицу, там осмотрел. Оба убиты ножом, раны свежие, в обоих случаях один точный, хорошо поставленный удар под нижнее ребро, в сердце. Свои убили? Могли! Не думаю, что обыскали их настолько профессионально, чтобы не пропустить небольшой, хорошо спрятанный нож. Хотя мог и кто-то из караульных отомстить, если среди убитых оказался его друг. Пристально посмотрел на стрельцов. Один отвел взгляд. Он? Не факт. Но если и он, тогда что? Я ему не судья, да и не в моей власти его наказывать за это. Но не думаю, что стоит перекладывать эту проблему на Ласкирева, у него и так забот хватает. А парнишку я запомню, пока в Казань с остальными не отбудет, буду за ним поглядывать.
  
   Отложив все дела, я занялся судьбой оставшихся в живых: прежде всего, велел их накормить, а затем, кликнув толмача, попытался разузнать, говорит ли кто из них по-русски или хотя бы по-мордовски. Таковых не оказалось. В конце концов, пришлось звать одного из касимовских татар, который выступил в роли переводчика. Ничего нового я не узнал: пришли пограбить, да эвон как вышло...
  
   Но один интересный момент прояснился: двое убитых черемис и были как раз теми заводилами, кто подбил остальных идти в набег на Муром, а позже на наш поселок. Но на вопрос кто их порешил, все пленные разводили руками -- дескать, спали, никто ничего не видел, не слышал. Ножа при обыске тоже ни у кого не оказалось. Не поленился: осмотрел все помещение, проверил печь, и даже велел стрельцам поднять половицы -- ножа не было. Краем глаза поглядывал на попавшего под мое подозрение караульного, но тот ничем себя не выдал. Дело было глухо, да и никто особого энтузиазма в поисках виновного кроме меня не проявил, поэтому пришлось перейти к более насущной проблеме: решать, что делать с остальными пленниками.
  
   Держать их и далее в тесном и холодном срубе было чревато. Месяца не пройдет, как половины не досчитаемся. Да и кормить бездельников тоже нельзя: мужики не поймут! Они в поте лица трудятся, не филонят. Определить черемисов на работы? Опять проблема: верхнюю одежонку у них еще раньше поимали, почитай чуть не в исподнем оставили. И обратно ее не вернуть, какой никакой, а трофей. По нынешним временам, причем немалый, даже латаный полушубок -- ценность. А новый так и вдвойне! Стрельцам московским годовой оклад в четыре рубля положен, а городовым всего два. Вот и попробуй, отними!
  
   Эх, обменять бы их на наших пленных, разом бы проблему решил. Но думаю это, вряд ли, того же Салтыкова луговые черемисы отказались отпустить, хотя им и выкуп предлагали и отмену дани. Сейчас наверно поздно -- в ноябре они к ногайцам прибегут, просить у Измаила его сына на княжение, да снятой с русского воеводы кольчугой хвастать. Только ногайский мурза им откажет, нет ему в том выгоды -- он торговлю с Москвой ведет, а не с Бухарой как его брат Юсуф.
  
   С другой стороны попытка не пытка, попробую, вдруг что выгорит. У меня и кандидат на это дело есть: вон молодой парень сидит, а рядом не иначе отец или на край дядя, уж больно характерное сходство. Если так, то у него хороший стимул будет, пусть не воеводу, так простых ратников на обмен найти. Выдернул парня, отвел в свою мастерскую и глазу на газ переговорил. Нынешний диалект луговой мари отличался от нашего, но желание друг-друга понять было обоюдным, так что в итоге мы с ним по большому счету договорились. После разговора позвал Ласкирева и объяснил ему ситуацию. Попросил тряхнуть своих ухарей на предмет верхней одежды, которую с молодого черемиса естественно сняли как трофей. Когда изъятое имущество принесли, я отпустил парня, дав в дорогу провианта, двадцать алтын серебром да два месяца сроку.
  
   ...
  
   Остаток дня я потратил на планирование будущей операции. Густав Ваза уже сейчас находится в Выборге -- руководит работами по восстановлению и усилению укреплений города. В 1555 году он снова там появится, и займется строительством на Замковом острове, где и будет жить до окончания работ. Островок невелик, всего восемьдесят на пятьдесят семь саженей размером, да и стены к берегу вплотную не примыкают, так что с учетом массивных построек разместить там большое количество войск не выйдет. По моим прикидкам пять сотен гарнизона -- предел. Русские крепости на засечной черте на тысячу квадратных саженей имели гарнизон не более двух сотен, и это с учетом, что постройки деревянные, а у шведов стены башен в три метра и более, так что там еще теснее.
  
   Вот только относительная малочисленность гарнизона не сильно мне поможет, если в лобовую ломиться. Чтобы взять такой замок сходу, требуется как минимум трехкратное преимущество, и плюс к тому стену взломать в нужный момент. Иначе выйдет как в реальной истории: потопчутся наши в округе три дня и уйдут. Впрочем, есть у меня знания, которые у нынешних полководцев напрочь отсутствуют. Пороховые мины подвести под стены там не выйдет, потому как основание острова сплошной камень, а вот рвануть их бризантной взрывчаткой вполне возможно. Шеддит, шимозу или на крайний случай ксилоидин я получить сумею, да и полсотни скорострельных ружей для штурмовой группы сделать за полтора года не проблема. А вот патронное производство, на наладку которого и пять и десять лет может уйти, мне разворачивать ни к чему, хватит и капсульных ружей со сменными барабанами. Разница в скорострельности с пищалями всё одно будет критическая.
  
   Из обычного фитильного мушкета один выстрел в минуту -- уже подвиг. При этом боец себя подсвечивает в темноте, так что стреляй -- не хочу. А с револьверной капсюльной винтовки отстрелять барабан можно за две секунды, и за секунду сменить и это если не особо спешить. Плюс, даже с учетом более короткого ствола, втрое большая дальность за счет продолговатой пули обтекаемой формы. Впрочем, стрелять более чем на двести метров в Выборге не потребуется, там таких расстояний нет. Лучше облегчить оружие и за счет этого носимый боезапас увеличить. Стоит еще часть бойцов гранатометами вооружить, естественно простейшими -- на дымном порохе. Оптимально было бы в подствольном варианте, если получится в разумный вес уложиться, а нет так можно и отдельный агрегат сделать. С гранатами без особых затей -- вышибной заряд, соизмеримый со стандартным ружейным, накольный взрыватель ударного типа, да заряд взрывчатки. Рубашку с готовыми осколками делать пока не требуется, не те задачи.
  
   Для начала прикину, сколько нужно взрывчатки, чтобы гарнизон перед штурмом до состояния полной не боеготовности довести, и какой для этого калибр пушки нужен. Что такое контузия я в курсе, видел, как бойцы в себя по два-три дня придти не могут после обстрела крупным калибром. Причем это те, кому подфартило рядом не оказаться, а которым не повезло, обычно неделями в госпитале отлеживались, причем некоторых позже подчистую списывали. Оптимально будет пудов двенадцать разом запульнуть внутрь замка -- тогда хватит всем, даже трехметровые стены не спасут, потому как окна там не бронированные, и даже вряд ли вообще чем-то прикрыты кроме слюды и деревянных ставней. Впрочем, это от взрывчатки зависит, можно и меньшим количеством обойтись, если она мощная.
  
   Проще всего сделать нитрокрахмал, но у него есть свои минусы. Для шеддита требуется хлорат калия или натрия и флегматизатор, в качестве которого подойдет, например ворвань или спермацет. Вот только чтобы получить хлорат, нужен либо хлор, либо электричество. Для изготовления шимозы, по старому методу начала XX века, нужна не только 44% азотная кислота, 98% серная, а так же натриевая селитра и естественно сам фенол. С ним, как я надеюсь, проблем не возникнет, тем более, что и пиролизную печь и дистиллятор для перегонки жидких продуктов пиролиза древесины мы скоро начнем строить. Основная проблема в азотной и серной кислотах, для которых нужно серу и селитру, причем в весьма приличных количествах. Если селитру из селитряниц через год-полтора года мы получим, благо ерундой с ворошением куч я настрого запретил баловаться[32], то с серой сложнее. Хороший товар государь скупает первым, а то, что можно купить у иноземцев после царских закупщиков и стоит дорого, и по количеству мизер, и по качеству швах.
  
   А вот селитры хватит, причем с избытком. Учитывая, что в доннике, скошенном с одной десятины примерно полдюжины пудов азота, то при вызревании в селитрянице даже при потере двух третей, как минимум на два пуда азота можно рассчитывать. В пересчете на кальциевую селитру это порядка двенадцати с половиной пудов. На калиевую же -- почти семнадцать. Донник мы сняли, считай, с двухсот сорока десятин, так что на четыре тысячи пудов калиевой селитры можно рассчитывать, а с учетом того, что мы приняли меры по уменьшению потерь то и на пять или даже больше.
  
   Впрочем, потери при литровании тоже будут, но как ни крути, что потеряем, то обратно в землю пойдет, как удобрение. Пусть даже в итоге тысяча пудов чистой селитры выйдет, нам этого вполне хватит. По ценам это не много не мало, а соизмеримо с той суммой, что государь мне за спасение наследника отвалил. Хотя о деньгах тут вопрос не идет -- селитра, для нас это и порох и взрывчатка, и качественная инструментальная сталь, и чистая медь без вредных примесей. Такие вещи в нынешние времена серебром не измерить: они или есть у тебя или нет, и нигде ты их не купишь. Сейчас в первую очередь нужен порох и взрывчатка, но для них еще сера требуется в приличных количествах. Хотя, в крайнем случае, можно и на основе нитрата калия взрывчатку сделать.
  
   Что самое обидное: знаю я, где можно серу добыть, но пока Иван Васильевич Астрахань брать не пойдет, соваться туда опасно. До Самарской Луки путь по Волге лежит, причем в ближайшие четыре года малыми силами там не пройти -- разграбят караван не далее чем у устья Камы. Англичан кстати и позже грабили, причем наши же казаки. Есть правда один интересный вариант, но вот выгорит ли он большой вопрос. Впрочем, до следующего года о нем думать рано, хотя выйти на Строгановых лучше бы пораньше. С деньгами у них на данный момент уже неплохо, с сотню-другую казаков им нанять вполне по силам, а соль для них дело родное, знакомое. Вот только нужно от государя жалованные грамотки на Эльтон, Булухту и Баскунчак получить, а иначе бывшим новгородским купчишкам я не компаньон, а мальчик на побегушках. Оно мне надо? А будет документ на право добычи, разговор совсем другой пойдет.
  
   Но это пока только планы, так что стоит подстраховаться, на случай если ничего не выйдет. Потому изначально буду рассчитывать на шеддит, пусть даже на основе хлората натрия, а будет сера и селитра -- избыток шимозы в заряде лишним не будет. В крайнем случае, уменьшить заполняемый объем всегда можно. Кстати, он выходит немалый -- диаметр шара получиться как минимум в четырнадцать вершков. Такой, пожалуй, только в ту дуру и влезет, что мастер Каспар готовил к отливке. Посчитал вес самой мины, получилось шестнадцать пудов, а вместе с зарядом все двадцать два. Что-то уж шибко запредельно! Сделать сможем и до места доставить тоже, если зимой по санному ходу. А вот заряжать такую "дуру" в ствол будет тяжко.
  
   Придется обойтись более скромным вариантом. Точность будет чуть хуже, но это вполне компенсируется площадью накрытия. Ограничил вес заряда тремя пудами, а калибр восемью вершками, в итоге после трехчасовых расчетов стала вырисовываться примерная концепция реактивной мины общим весом в десять пудов. Впрочем, это для варианта с литым корпусом из чугуна. Если делать из кованого железа, можно вес уменьшить, а заряд увеличить. На край можно делать вообще из кожи с горячей масляной пропиткой. Хотя за последний вариант, как-то стыдно перед стариком Густавом -- такой дешевкой его "угощать", да и точность чувствительно ниже будет -- уж больно разброс размеров велик получится.
  
   Впрочем, дальность особая мне не нужна, дистанция пять сотен саженей максимум, скорее всего и с более близкого расстояния стрелять можно: тут надо смотреть по взрывчатке и по рассеиванию, чтоб своих не контузило при промахах. В целом с ракетами вроде ясно. Запускать их можно будет с железного или с деревянного станка, который, правда, получиться одноразовым, потому как сгорит от выхлопа, но нам это даже на руку -- все следы в воду! По моим прикидкам хватит и двух дюжин, впрочем, точное количество определим после результатов стрельб, когда замерим параметры эллипса рассеивания.
  
   Теперь что касается винтовок -- калибр придется использовать довольно приличный, на это как минимум две причины: во-первых, малый будет сложнее сделать с тем оборудованием и инструментом которые мне по силам на данный момент, а во-вторых, оптимально выводить противника из строя одним выстрелом, даже если на нем доспехи. Так что две седьмых вершка или примерно полдюйма будет самое то. Пуля весом в пять-шесть золотников, и заряд такой, чтобы разгонял ее до четырех с половиной сотен, больше на дымаре не стоит и пытаться. По энергии это практически эквивалент ружья двенадцатого калибра, но точность за счет нарезов будет прилично выше, да и дальность тоже.
  
   Вес пятизарядного снаряженного барабана у меня вышел примерно ста шестидесяти восьми золотников или два фунта без четверти, а само ружье -- порядка семи с полтиной, заряженное -- девять с четвертью или чуть меньше четырех килограмм. С пятью запасными, заранее снаряженными сменными барабанами, и сотней подготовленных зарядов, упакованных в бумагу, общий вес приблизится к двадцати пяти фунтам, что, в общем-то, близко к пределу выше которого перегружать бойца нежелательно. Впрочем, сотню зарядов во время Выборгской операции таскать нет смысла, хватит и половины, а сэкономленный вес позволит добавить к вооружению бойца пару гранат и холодное оружие. Подозреваю, что с запалом для гранаты придется повозиться, потому, как там обычно ставиться спиральная пружина, а я кроме двуперой или ленточной пока ничего другого сделать не смогу -- элементарно нет проволоки, да и пружинной стали для нее. Впрочем, это задача чисто инженерная и мне она вполне по плечу.
  
   ...
  
   Заняться разработкой конструкции в этот день у меня не вышло -- к вечеру вернулись посланные за огнеупорной глиной мужики с сопровождающими их татарами. Об этом известил меня Заболоцкий: без приключений там не обошлось, на обратной дороге верховые заметили небольшой отряд бунтовщиков, шедший в сторону Нижнего Новгорода. В азарте обошли их с фланга, обстреляли из луков и погнали прямо в сторону основного отряда.
  
   Ватажники и тут показали себя: встретили противника дружным залпом, чем окончательно деморализовали не ожидавших подобного поворота событий мятежников. В результате большую часть взяли в полон, а за остальными пустились вдогон касимовские татары и изловили ежели не всех, то, по крайней мере, большую часть. Мысленно обматерил неуемных героев: еще одна орава дармоедов мне на шею, но делать было нечего, что сделано, то сделано. Пришлось даже похвалить и выдать по алтыну серебром, а особо отличившимся в деле по пять. Одно радует -- ободрать, как липку пленников не успели, или резонно решили, что гнать их по холоду в исподнем не дело, а уж на месте исправить это упущение я не дал.
  
   В какой-то мере проблема с привлечением к работам пленников решилась. Теперь, благодаря спасенной от продуванивания одежде вновь захваченного полона, стало возможно выводить их на работы посменно. Впрочем, заставлять работать силой я никого не собирался: хочешь усиленное питание -- тачку в руки и вперед, а нет, так и дальше можешь сидеть на постной каше да жидких щах, ожидая выкупа или обмена.
  
   На следующий день, с утра, я навестил узников и озвучил всё выше сказанное. Судя по тому, что из сорока шести человек, кроме трех шибко хворых и одного татарина с холеной мордой, согласились работать практически все, "гнилой интеллигенции" среди них явно не наблюдалось. Татарин если и тянул на "цвет нации", то уж скорее в военном плане: больно характерные мозоли у него на руках -- такие зарабатываются исключительно многолетними ежедневными упражнениями с саблей и луком, а никак не с пером или кистью.
  
   Троих раненых велел переместить в один из свободных закутков в землянке с ватажниками, потому как один из них в какой-то мере был сведущ в травах, о чем доложился еще в Нижнем Новгороде, при найме на работы. А вот с татарином я решил поговорить особо, но не сейчас, а ближе к вечеру, под хороший обед. Он ведь явно мурза или что-то в этом роде, так что стоит с ним обстоятельно побеседовать, такой человек немало знать может, да и держится шибко высокомерно, даром что пленник.
  
   ...
  
   Разговор состоялся уже ближе к ночи, потому как к обеду вернулся Кичай с сопровождающими, да не один. С ним нагрянула целая делегация местной мокши, в том числе и Овтай. Старейшины хотели обсудить вопрос защиты от набегов, в то время как отец Тумая прибыл в основном повидать сына, не забыв впрочем, и дела торговые. На это раз его интересовали не только топоры, но и лопаты, причем в изрядных количествах. С этим задержки не стало -- большая часть работ была уже окончена и нужды в инструменте, сделанном ранее, не было, так что я продал Кежеватоню сотню лопат и столько же топоров. Моя казна разом пополнилась почти на десять рублей, что впрочем, не сильно утешало, поскольку срок расчета с посохой уже был близок.
  
   Решив не откладывать, с этим, оставил гостей за трапезой, а сам зашел к Ласкиреву, но оказалось, что ушлый стрелецкий голова подсуетился и тут, отправив гонца с грамоткой в Москву. Понятное дело, что сидеть в тепле и сытости, что ему, что стрельцам нравилось куда как больше, чем гонять мятежных черемисов и чувашей по луговой стороне или куковать в голодной и чумной Казани. Вот и бил он челом государю, мол, защиты ради завода железоделательного, столь для дела воинского потребного, надлежит им быти тут, а на Казани не быти...
  
   Глядя на то, как я озадачено чешу в затылке, Михайло Дмитриевич успокоил, мол, де не горюй, не объедим, корм в Муроме получен, жалование стрельцам за весь год выплачено, а что касаемо посохи -- тут сам решай. Коли в них нужды нет, так отправим в Муром. По поводу провианта я махнул рукой: не в нем дело, да и хлеба запасено изрядно, и леса вокруг богатые и рыбные ловли -- морозы придут, так полные амбары дичины и рыбы набьем, с голоду пухнуть не будем. А вот работой обеспечить не смогу, с той, что осталось, и мои люди справятся, да и не по плечу она неопытным новикам, неспроста я мужиков в Нижнем Новгороде отбирал токмо знающих да толковых. Посоху еще куда не шло, можно хоть лес рубить послать, а вот стрельцов не решусь, толку от них в этом деле ноль, зато убиться на лесоповале дури точно хватит. И без дела оставлять их никак нельзя: как пить дать не позже чем к весне забалуют.
  
   На сей раз, пришел черед чесать в затылке самому стрелецкому голове, видать за долгий воинский век довелось ему и с этой бедой столкнуться. Для меня тут особой проблемы не было б, будь я их командиром. Впрочем, пока секретами, чем занять бойцов, делиться намерений у меня не было, пусть помучается в раздумьях, глядишь, в следующий раз сообразит со мной посоветоваться, а не будет вот так вот ставить перед фактом.
  
   То, что Иван Васильевич ему добро даст, я практически уверен: сотней стрельцов в Казани больше, сотней меньше -- не велика важность. А вот сожженный завод означает отсутствие приличной толики ядер для артиллерии и это уже ой как серьезно. Железа выпускают нынче на Руси не шибко много, а чугуна почитай, совсем не льют. Каменные же ядра в работе непросты, да и свинца для обливки требуют, а он недешев. Кованые из железа в работе тоже не сильно проще, да и мастера там нужны грамотные, простой молотобоец не справится. Отковать из нескольких пятифунтовых криц ядро весом в полпуда задача непростая, но решаемая. В пуд, али в два, уже сложнее, а уж шестипудовое сладить -- такая морока, что хоть вешайся. Так что расчет у Ласкирева был верный, да и особо возражать мне не с руки, вот только не люблю, когда такие вещи у меня за спиной проворачивают.
  
   Вернулся в трапезную, завершить разговор со старейшинами. Эх, переговорить бы мне с ними с глазу на глаз, но Заболоцкий похоже запах снеди почуял, да сам прискакал, незваный, так что пришлось обсуждать всё через толмача. Сначала поинтересовался, участвовал ли кто из окрестной мокши в нападении. Старики кривить душой не стали, ответив, что были и такие. Нет, не с их деревни, да и с соседних тоже никто на посулы мятежников не поддался, а вот из тех, что за Тёшей десяток, али два, уговорам поддались, соблазнившись обещанной добычей и возможностью показать свою удаль. Однако, вернувшиеся "батыры" домой ни с чем, мало того, что стали объектами насмешек односельчан, так еще и получили на орехи от старейшин и родителей, которым не улыбалась возможность ответных карательных мер со стороны русских.
  
   В ответ я заверил, что зла не держу, мол, что взять с дурней, которые старших не слушают. Старейшины согласно закивали и поспешили перевести разговор в другое русло. Судя по всему, успехи Овтая в торговле, не давал спокойно спать многим односельчанам, однако пришлось их немного притормозить, мол, опоздали любезные! Нет пока товара, закажете -- будет через пару недель или более. Нет денег, возьму воском, или шкурами, в общем, думайте, а как надумаете, приходите.
  
   ...
  
   На разговор с татарином я пригласил стрелецкого голову, который по-татарски говорил отменно, а вот толмача звать не стал, незачем ему при этом разговоре присутствовать, тем более что латынь стрелецкий голова еще с прошлой войны с литвинами немного знал, хотя и лексикон у него был бедноват. Я же от Михайло Дмитриевича знание языка особо не скрывал, но и в полной мере не показывал, так что говорили мы, мешая латынь, немецкий и русский. Кроме как во вновь поставленной бане говорить было негде, вести во внутренние помещения через крытые ходы и показывать ему хотя бы часть нашей системы обороны я желанием не горел. А ну как сбежит? После всего случившегося на караул у меня особой надежды нет, так что ну его от греха подальше.
  
   Поначалу разговор шел вокруг да около: мы с Ласкиревым прощупывали мурзу, а он нас. Расчет на то, что после сытного обеда клиент "поплывет" не оправдался, то ли татарин действительно оказался столь непрошибаемым, то ли последовательно потеряв сначала источники дохода и статус, а затем и свободу, теперь цеплялся за иллюзии, что всё скоро перемениться и станет как раньше. По ходу разговора я всё больше убеждался в последнем варианте, уж больно он высокомерно и нагло себя вел.
  
   Однако оказалось что кое какие основания для такого оптимизма у пленника имелись: как только Михайло Дмитриевич перевел мои слова, что де государь ныне послал в Казанский край большую рать и всем бунтовщикам скоро придет секир-башка, как мурза зашипел и брызжа слюной стал вещать, что самому бы государю на Москве до зимы остаться и видит Аллах, что скоро мы сами у него в яме сидеть будем. Лицо Ласкирева стало наливаться кровью, как я остановил его жестом и спокойно сказал, что коль эти надежды связаны с походом Юсуф-Бия[33], то они тщетны: далее Серпухова и Каширы ногайцам всё одно не пройти! А если есть, о чем поведать государю, пусть не таит, а Иван Васильевич его милостью своей не обидит, а то и на службу возьмет и поместье даст.
  
   Не давая сказать в ответ не слова, я кивнул стрелецкому голове на выход и мы покинули помещение, оставив пленника под присмотром охраны. Всё что мне нужно было, я слышал и видел: лучик надежды, мелькнувший в глазах татарина, утвердил меня в своей догадке: есть басурманину, о чем с Иваном Васильевичем поговорить! Видать не последней сошкой был, да и сейчас не на последних ролях у повстанцев, подозреваю, что именно он и курировал в этом отряде диверсионные операции и держал связь с казанскими татарами, да ногайцами. Вот и ладно. Только сам я не поеду, и тут дел хватает, да и говорил с ним формально не я, а Ласкирев -- ему и карты в руки. Когда я сообщил это Михайло Дмитриевичу, он молча кивнул и крепко пожал мне руку.
  
   А ведь умен! Сразу понял, какую услугу я ему оказываю: куда как на меньшем люди карьеру делали. А тут и ратная доблесть налицо и пленник важный, и весть о набеге. Хотя, как я думаю, о набеге и в самом деле ведают. Исмаил наверняка уже упредил о планах своего братца[34].
  
   ...
  
   На следующий день я проверил, как идут работы, да озадачил часть народа откровенно бившего баклуши изготовлением больших чанов для брожения. Ячменя у нас после посева еще осталось около двадцати четвертей, посему пустим их на солод, да столько же пшеницы и полсотни четвертей ржи. Благо, как иноземец, право на производство хмельного, я имел, да и в грамоте сие было прописано. Однако если оживившийся при упоминании и солода стрелецкий голова думает что его ораве что-то обломится, так я разочарую -- к тому времени как всё перегоним, подготовим обожженные дубовые бочки и зальем настаиваться. Что старку, что ржаное или ячменное виски я наловчился делать еще во времена, когда генсеком стал мой коллега по конторе, и внезапно со спиртным стало туго[35].
  
   Ласкирев, кстати, спозаранку отправился в Москву, взяв с собой десяток стрельцов да столько же касимовских татар, которые должны были довезти их до Мурома на своих запасных лошадях, а затем вернуться обратно. У меня же прибавилось забот: с утра зарядил дождь, да такой плотный, что к обеду половина работ встала. Срубленный накануне лес и добытую руду вывезти не было никакой возможности -- дорога превратилась в такое месиво, что волы с трудом тянули за собой возы, выбиваясь из сил. Велел прекратить издеваться над животными и перебросил всех освободившихся на выделку кирпича.
  
   С одной стороны на пару недель работы хватит, но что дальше. Глины у нас хоть и с двойным запасом, а всё одно скоро занять посоху будет нечем. Рубить лес в такую погоду конечно можно, но благодаря дождю вода прибывает быстро: площадь-то водосбора не маленькая, так что тот, что у самой воды можем и не успеть вывезти. Отправить народ копать руду? Так ее и так уже с избытком, как минимум на полгода работы домны хватит. Угля же пока маловато, часть уйдет на обогащение руды, часть на обжиг кирпича, кроме того и на плавку стекла еще потребуется. Пусть у нашей стекловаренной печи размеры будут достаточно скромные, но останавливать ее, как и домну, нельзя -- потому как после этого ее считай, заново возводить придется. К тому же завершим мы ее куда как раньше домны, для запуска которой всё одно нужно весеннего паводка ждать, чтобы пруд заполнился.
  
   Стекло, конечно, товар нужный, но в моем случае скорее затратный: особых прибылей с него я не ожидаю, с технологией мудрить не вижу смысла, так что листовое стекло вполне может выйти мутное, да пузыристое. Нам-то для теплиц и такое сойдет, а вот везти его за тридевять земель, чтобы продавать подешевке, смысла нет. На крайний случай в Нижний Новгород еще можно: дело нехитрое: загрузил дощаник и плыви по течению. А вот в Рязань или в Москву бечевой вести и дольше и дороже. Хотя зачем? Про Муром-то я и не подумал, а ведь там сейчас церковь и монастырь строят. Если выйдет с игуменом насчет витражей договориться, то затраты на теплицы я окуплю многократно. Нужно только с цветом поэкспериментировать, благо есть у меня и меди, и марганец, и железо, да и серебро на такое дело не жалко. Селитра, уголь и сера тоже имеются, так что большую часть всей палитры окрасок с этим арсеналом можно получить.
  
   Вот только всё это пока отложить придется, стекловаренную печь мы закончим не ранее конца декабря или начала января, а сейчас нужно решать вопрос с транспортировкой леса. Можно конечно уложить деревянные брусья да пустить по ним что-то вроде бычьей конки, только насыпь делать уже поздно -- грунт водой пропитан как губка. За камнем бы послать, да только мятежники наверняка до самого снега вокруг виться будут, а устроить засаду на реке, когда дощаник обратно бечевой поведут, дело плевое. Впрочем, есть еще один вариант, не шибко долговечный, но за неимением лучшего и такой сгодиться.
  
   ...
  
   Постройка деревянной колеи шириной в два аршина и длиной в триста саженей продолжалась до середины октября и в сумме заняла у нас около трех недель. Объем работ оказался нешуточный: на каждый аршин пути пришлось вбивать по паре полуторасаженных обожженных свай, не считая шпал-поперечин и самих дубовых рельс. На эти работы я отрядил две трети посошной рати, остальных послал спешно рубить остатки леса у кромки воды. Можно было бы ускорить эти работы чуть не вдвое, но своих мужиков отвлекать от выделки кирпича я не стал -- его нужно сделать как можно быстрее, да просушить перед обжигом, благо навесы для этого поставлены загодя.
  
   Несколько наиболее толковых плотников всё же пришлось выделить для постройки станка для изготовления колес и самих вагонеток. В качестве тягловой силы пока будем использовать ножной привод -- колесо диаметром в три аршина и пару мужиков покрепче внутрь. Передача на вал, куда будет крепиться отрезок бревна, через деревянные шестерни, коэффициент передачи подберем позже, всё одно ошибки в первом варианте неминуемы. С учетом полусырого дерева, сей агрегат проработает не долго. Впрочем, нам в перспективе всё одно нужно строить более капитальный, и не столь узкоспециализированный, когда будет возможность использовать чугунное литье.
  
   Дополнительные кучи для выжигания угля заложили на небольшом холме, восточнее поселка, таким образом, нам удалось почти на треть сократить протяженность путей. К одной из них, ради эксперимента, я велел добавить крытую галерею, с продолговатыми глиняными корытцами на дне, в надежде, что таким образом удастся собрать хотя бы часть жидких продуктов пиролиза, пока у нас нет возможности делать металлические реторты. Позже их можно будет перегнать для разделения на фракции, а сейчас будем накапливать в больших бочках.
  
   Там же, чуть в стороне, начали возводить печь для обжига извести и три для обогащения руды. Рядом будут складские помещения для сырья и готовой продукции, но их придется строить из кирпича, потому как хранить свежевыжженный уголь в деревянных постройках слишком опасно, есть у него нехорошая склонность к самовоспламенению. Даже крышу придется использовать с пропиткой фосфоритами, или хотя бы обмазывать доски глиной, пока человек Висковатого нам груз не доставит.
  
   По настоянию Ласкирева, по периметру холма заложили шесть крытых стрелковых ячеек и пару небольших землянок, соединенных с ними ходами сообщений, чтобы внезапно застигнутые работники могли там укрыться. Позже, когда дожди поутихли, начали соединять их крытым ходом с основным поселением. Впрочем, мятежники нам более на глаза не попадались, предпочитая держаться подальше от конных патрулей. Союзная мордва была в этом деле более удачлива, им дважды удавалось отлавливать отбившие стайки бунтовщиков. Впрочем, вопросов, что они с ними сделали и куда подевали, я не задавал, это их полон -- им и решать.
  
   ...
  
   К началу ноября мне в какой-то мере удалось отработать основные узлы конструкции револьверного ружья. Пулеметный барабан был безжалостно перелит: первоначальный вариант я решил делать из бронзы по максимуму, всё одно железо пока в наличии только кричное, а столько ковать здоровье у меня не казенное. Лишь стволы остались железные, из тех, что купил на Пушечном дворе. Проковав их на оправке, я снял разверткой, предварительно цементированной углем в глиняном тигле, технологический припуск, после чего отшлифовал насколько смог самодельным хоном.
  
   Для проточки лабиринта с казенной части ствола пришлось соорудить деревянный станок-кондуктор с коваными вставками и сделать торцевую развертку. Для нарезки использовал примитивный копир, правда, с нарезами переменного шага, все-таки пули у нас свинцовые, как бы не сорвало с нарезов. Долго экспериментировать с твистами не пришлось, опыт я в этом деле имел, так что в принципе все три варианта оказались рабочими, тем более что достаточно длинный барабан позволял поиграть с пулями разной длины и соответственно массы.
  
   Но совсем без проблем не получилось: первый же тестовый отстрел выявил низкую долговечность ствола, особенно в месте стыка лабиринтной схемы. Если сами барабаны страдали не сильно, то стволу приходилось куда как более тяжко: из сотни выстрелов достававшихся устью ствола на каждую из камор, с учетом пяти камор и пяти сменных барабанов в штатном комплекте приходилось всего четыре. Единственным доступным на данный момент решением было компенсировать эту проблему возможностью обточки торца казенной части, для чего я заложил в конструкцию компенсационную шайбу, имевшую несколько вариантов толщины, что обеспечивали взаимозаменяемость нового и обточенного ствола.
  
   Возможность быстрой замены ствола позволит не только использовать их разную длину, но и в небольших пределах менять калибр. Например, увеличить его на пару миллиметров или наоборот -- уменьшить, когда появиться такая необходимость. Пока же я остановился на ранее выбранном варианте: длина нарезной части -- ровно один аршин, калибр в две седьмых вершка, вес пули в пять золотников и навеска пороха в два с половиной золотника. Порох естественно не местный, на том тоже стрелять можно, но, увы, скорость падает вдвое, и будет примерно на треть ниже звуковой. Дальность соответственно тоже не порадует. Впрочем, тут как раз и можно использовать возможность увеличения калибра -- тяжелая пуля медленнее будет терять скорость на траектории, да и менее мощный порох позволит практически безнаказанно уменьшить толщину стенок барабана даже при увеличении навески.
  
   Для меня подобные огрызки погоды не делают, зато будет отличная возможность сбыть изношенные экземпляры по хорошей цене -- достаточно рассверлить ствол и патронник. Подозреваю, что подобное оружие у местных пойдет на ура, если не особо гнаться за ценой. Такое уже было в моей истории с берданками, которые переделывали под гладкоствол и продавали охотникам. Но это дело далекого будущего, первые образцы едва ли к весне будут, да и то пока только тестовые. Ударно-спусковой механизм у меня не отработан даже в чертежах, вместо него временное решение: двуперая пружина с выкованным на конце бойком и привязанная к ней веревочка: тянем на себя, отпускаем и ждем выстрела или осечки. Барабан пока тоже приходиться поворачивать вручную, прижим и тот временный -- клином, но прототип уже стреляет, причем с неплохой точностью. Пороха, правда, жалко, но деваться некуда, по-другому ресурс у ствола не узнать, хорошо хоть глиняная мишень позволяет не расходовать свинец впустую.
  
   ...
  
   За первую неделю ноября завершили две новые ветки дороги: на север, к плотине, и на юг, так что с вывозом леса теперь проблем больше возникнуть было не должно. Новые колеи не смотря на вдвое большую протяженность строилась быстрее, потому как сваи не били, клали брус на обычные шпалы: всё одно через каких-то полгода эти места уйдут под воду. Однако до холодов успеем срубить и вывезти не только всю деловую древесину, но и большую часть дерна: плодородная земля нам ой как пригодиться. Огороды я заложил не шуточные, на полста десятин. Первый год придется садить в основном репу, капусту да огурцы и немного картофеля выращенного из семян. Именно по этой причине строительство стекловаренной печи я ускорил, без теплиц нечего и думать о рассаде. С их отоплением проблем не будет: сучьев, коры и прочих отходов после рубки лет на пять хватит. На нормальный уголь этот мусор не годится, а вот на газ для печи запросто, особенно если водяного пара добавить.
  
   В субботу вернулся Ласкирев, да не один, а большим отрядом стрельцов и поместной конницы. С ним прибыло трое бояр: Василий Иванович Токмаков-Нозреватый, Иван Петрович Яковля и Иван Васильевич Шереметев Большой. Имена первых двух мне ничего не говорили, а вот последнего я помнил. Не далее как через год с небольшим государь пошлет именно его на крымские улусы во главе войска. Воевода сумеет захватить обоз Девлет Гирея, идущего на русские земли, и в числе добычи окажется не много, не мало -- шестьдесят тысяч коней, в том числе и двести аргамаков.
  
   Для того чтобы отогнать добытый табун в русские земли, ему придется отправить с ним почти половину ратников, а с остальными принять бой при Судьбищах, в котором полягут многие, а сам он будет ранен. Только спустя год от выкупленных пленников русские узнают, насколько велики были потери крымцев, и как спешно крымский хан бежал с русских земель. Удивительно, но тогда никто не считал это победой, несмотря на то, что несколько тысяч русский воинов остановили набег всего татарского войска, целью которого были отнюдь не окраины, а сама Москва. Тем не менее, это событие вошло в турецкие летописи, где по понятным причинам численность русских была преувеличена.
  
   Пообщаться с "ужасом крымцев" мне пока не удалось -- стрелецкий голова привез-таки царев указ, который фактически приписывал его отряд к моему заводу в качестве постоянной охраны. Подозреваю, что он просто улучил подходящий момент, после того как Иван Васильевич поговорил с мурзой. Как бы то не было, а писано черным по белому: "и оберегать от черемисы и прочих мятежников без срока, доколе государь иное не повелит".
  
   Кроме того, Михайло Дмитриевич привез еще и письмо от государя адресованное мне, в котором тот интересовался, смогу ли я людишек тяглых, кои к посошной рати приписаны выучить науке воинской, как от ворога беречься. За труды сии государь обещал положить мне жалование по ста рублей в год. Перечитав послание повторно, благо оно было писано в два столбца, один из которых был переводом на латынь, я так и не понял, в чем собственно состоит это самое обучение. Не иначе Михайло Дмитриевич сдал с потрохами всю мою здешнюю фортификацию?
  
   Так и оказалось! Однако в ответ на упрек, что не мешало сначала посоветоваться со мной, Ласкирев развел руками: куда деваться, ежели государь все подробности набега выспрашивал, да еще и дьяка посадил с помощником, дабы всё записали. Особенно впечатлила царя высокая эффективность обороны при столь малых затратах времени и денег на строительство, потому он и рассудил, что грех не воспользоваться возможностью.
  
   Жалование дело, конечно, хорошее, да беда в том, что выбранный мною способ фортификации работает только при грамотной привязке к местности, наличие же артиллерии у противника резко снижает его эффективность. Раскатать в ноль мои укрепления можно запросто, хотя это по нынешним временам и дорого обойдется -- порох не дешев, да надо его немало, с таким то качеством. А уж если вспомнить убогий ассортимент снарядов нынешней артиллерией, не знающей бризантных взрывчатых веществ, то и в самом деле задача та еще, но решаемая при должном упорстве. Опять же против крымских татар такие укрепления -- милое дело, если конечно с ними османов с артиллерией не будет.
  
   Некоторые из этих соображений я и высказал Ласкиреву, не обращая внимания на сопровождающих его воевод, но меня снова удивили -- именно что и нужно возведение небольших укреплений, где караулам и станицам можно будет укрыться от мелких отрядов крымцев. При постройке обычных древоземляных укреплений Большой засечной черты, расход леса изрядный, а чем дальше в Дикую Степь, тем больше проблем с транспортировкой, а то, что место особливое требуется, так и крепости где попало, отнюдь не строят. И то еще важно, что мою фортификацию замаскировать можно изрядно.
  
   К разговору подключились и прибывшие воеводы, и по задаваемым вопросам я понял, что как ни крути, а придется вспоминать курс фортификации и переносить его на бумагу хотя бы в урезанном варианте, иначе не отстанут. Писать буду естественно на латыни, а уж там сами думают, как перевести.
  
   ...
  
   На следующий день, еще до рассвета отдал распоряжение кухонным мужикам приготовить для гостей подобающую трапезу, благо до Рождественского поста оставалось еще целая неделя. Правда, сначала пришлось не только объяснить, но и показать, как готовить главное блюдо, рецепт которого еще не был известен на Руси. Затем показал воеводам небольшой участок обороны: тот самый, у ворот, на котором были остановлены нападавшие. Не сказать, что увиденное их сильно впечатлило. Предложил им попасть из лука внутрь. Попробовали и убедились, что поразить цель внутри проблема еще та, геометрия мешает. Для того чтобы попасть в амбразуру, прикрытую сверху дубовой колодой стрелять нужно практически лежа. При стрельбе издали, стрела из-за снижения траектории так же достигает цели под углом и опять-таки утыкается в нижнюю колоду...
  
   Зато изнутри противник как на ладони, к тому же на время перезарядки можно прикрыть любую из амбразур толстой деревянной створкой на шарнире или вообще запереть ее на засовы. Поджечь дерево тоже не просто, в чем Шереметев не поленился лично убедиться. Но обмазано глиной оно было от души, так что все усилия воеводы оказались напрасными. Чтобы попасть внутрь, сначала нужно выбить внешнюю дубовую дверь, а затем вторую, не менее прочную, к тому же расположенную в узком тупичке, в самом конце поворачивающего под углом в девяносто градусов крытого хода сообщения. Причем и в том и другом случае всё это нужно делать под огнем из амбразур: сначала наружных, а потом внутренних, через которые коридор простреливаться насквозь. Из внутренних, кстати, и копьем пырнуть можно, потому как расстояние невелико. Но дальше будет еще веселее: один взятый узел обороны мало что решает -- защитники отойдут на второй рубеж, и начинай всё сначала. Вся суть такой системы фортификаций, не стоять на смерть, на одном рубеже, а отходить без потерь со своей стороны, постепенно уничтожая силы противника.
  
   В осаде держать тоже замаешься: запасы воды благодаря нескольким колодцам неограниченные, чай две реки рядом, да почва песчаная, а провианта можно запасти на несколько лет, благо амбары просторные. В итоге бояре сошлись на том, что без артиллерии взять, конечно, можно, но людей придется положить изрядно. На одного защитника минимум десяток, а то и более. Татары точно штурмовать такое укрепление не полезут, не дурные чай. А вот супротив литвинов так не выстоять, от больших осадных орудий, да при точном попадании это не защита, они и двухаршинные каменные стены разрушат, буде в том нужда возникнет, хотя ядер и пороха уйдет немало. Когда, закончив осмотр, выбрались наружу, Токмаков-Нозреватый заметил, что всё-таки срубы тесноваты, а если бы места внутри было чуть более, неплохо бы поставить туда пару пушек. Иван Васильевич возразил, что от бунтовщиков и дробовых тюфяков достаточно. Пушки тут лишние, тут и дымовые каналы не спасут, разве что по углам поставить несколько отдельных башенок. А так и это лишнее: ну какой тут противник, одни черемисы да мордва с чувашами, все почитай без пушек.
  
   Бояре спорили бы еще долго, да с кухни уже начало тянуть всякими вкусностями, и я сказал гостям, а не пойти ли нам перекусить чем бог послал. Обед удался на славу, пусть и не было такого изобилия блюд, как принято на пиру у государя. Особенно боярам понравились приготовленные под моим руководством диковинки: пельмени из говядины с бульоном, вареники с творогом и хинкали. Хачапури-лодочки с яйцом тоже оценили, а вот лавашу предпочли привычные караваи и пироги. С хмельным у меня было негусто, точнее вообще никак -- не предлагать же гостям разведенный спирт, но тут выручил Михайло Дмитриевич, велевший стрельцам выкатить бочку с пивом непонятно когда и где купленную.
  
   Пировали долго, лишь Ласкирев несколько раз отлучался проверить, как несут караулы его люди. На мой взгляд, это было уже явной перестраховкой: прибывшие вместе с воеводами шесть сотен поместной конницы наверняка еще вчера распугали всех бунтовщиков в округе. Впрочем, помещики, как прибыли, так и уедут, прав стрелецкий голова -- незачем его бойцам расслабляться. На третий раз Ласкирев прискакал как взмыленный и радостно сообщил нам, что на опушке леса конный разъезд касимовских татар обнаружил на свежевыпавшем снегу следы мятежников. По его словам там прошло человек пять не более, так, что это явно лазутчики, а значит, остальные, скорее всего не ушли далеко.
  
   Шереметев вскочил, опрокинув кувшин с пивом, окатив хмельным напитком сидящего у края стола Сеньку, остальные бояре встали, обойдясь без каких либо разрушений и потерь. От выпитого их изрядно штормило, но остановить боевой задор уже было невозможно. Выйдя на крыльцо, они разом заорали в три глотки, веля седлать коней своим людям. Михайло Дмитриевич тоже рванул за ними, но я придержал его за рукав и укоризненно покачал головой: куда тебе геройствовать, велел государь завод от ворога беречь, так и не гневи бога, сиди, где велено -- всяко целее будешь. Стрелецкий голова, опомнившись, виновато кивнул и вернулся за стол.
  
   Минут через сорок или более поместная конница во главе с воеводами выступила в поход. Хотелось, конечно, тряхнуть стариной, горячая кровь в молодом теле так и толкала в седло, но холодный рассудок был против подобных авантюр. Справятся и без меня, к тому же коня подходящего нет, разве что у татар просить, аргамак-то пока не объезжен, да и жалко его, а ну как подстрелят? И вообще -- дел невпроворот, так что некогда мне по лесам за татями гоняться.
  
   ...
  
   Остаток дня потратил на разработку ударно-спускового механизма. Извел несколько листов пергамента на это дело и в итоге остановился на простом, но весьма надежном варианте. Двуперая пружина, взводимая толкателем, проходящим внутри паза нижней части рамки барабана, эксцентриковый курок и отдельный боек с предохранительной скобой. Получилось великовато по длине, но тут уж ничего не поделать, нормальная пружинная сталь пока отсутствует, придется использовать обычный уклад из цементированного железа и компенсировать более низкую прочность за счет размеров детали. Можно было бы использовать кремнистую или бериллиевую бронзу, но о них пока тоже можно только мечтать.
  
   Перезарядка пока будет ручная, подвижным цевьем, но это решение тоже вынужденное, потому как отработать газоотводный вариант быстро не получается. Правда альтернативы ему нет: в горячке боя можно не заметить затяжного выстрела, а это может привести к срабатыванию заряда в тот момент, когда камора окажется напротив рамки. Даже если сам боец не пострадает, то про оружие можно сразу забыть: энергии вполне хватит чтобы разорвать барабан и покорежить всё остальное. Это, кстати, было основной бедой картечниц с ручным приводом, так что газоотвод всё одно делать и доводить до ума, но позже. Осталось еще продумать механизм поворота барабана и по большому счету механика будет готова. Прицельные приспособления оставлю напоследок, тем более что их, возможно, придется делать в двух или даже в трех вариантах, если вспомнить о конверсионных стволах. Баллистика на дымаре и на бездымном порохе может получиться разная и удастся ли обойтись одним прицелом еще вопрос.
  
   ...
  
   На следующий день я выковал пять заготовок под пружины, уложил их в горшки с древесным углем и бычьей кровью, а затем поставил в печь, цементироваться. Затем продолжил изготовление остальных деталей механики. Тумай с самого утра крутился рядом, пришлось умерить его любопытство, поставив ему задачу на грани возможного: отковать оправку, а на ней несколько стволов. Особо я на успех в этом деле не надеялся, но хотя бы в затылок дышать перестанет, соседняя, большая наковальня всё-таки в трех саженях. Что интересно, двое его соплеменников вместе с устюжанами любопытством не страдали, скажешь ковать лопаты или топоры -- куют, в чужое дело не лезут. Оно конечно хорошо, но звезд с неба они не хватают, ничему новому сами не учатся, во всё нужно носом ткнуть. С другой стороны экономия: жалование поднимать, как в свое время обещал, не требуется.
  
   Ковку, цементирование и отжиг деталей я закончил только к среде, после чего приступил к шлифованию и финишной доводке. Один комплект был готов уже к вечеру, однако при первоначальной сборке выявилась несколько просчетов с размерами, так что пришлось часть деталей подтачивать, причем иные не по одному разу. Поручи это кому из работников, так не факт что справятся. Пожалуй, большую часть мелочевки придется всё-таки лить из бронзы, пусть она и дороже железа в двадцать раз, но зато быстрее в разы -- свое время я дорого оцениваю, а больше поручить пока некому.
  
   ...
  
   Утром вернулась поместная конница, причем явно не с пустыми руками: позади неспешно тащились множество запасных лошадей с волокушами, а чуть впереди на арканах вели пленных. Я кликнул, было, Сеньку, но он не отозвался, пришлось идти за Ласкиревым и просить его, чтобы велел мужикам, топить баню, да заколоть вола. Завтра пятница, постный день, так пусть сегодня бойцы мясца вдоволь поедят, тем более что через четыре дня начнется Рождественский пост, придется сидеть на одной рыбе, а в постные дни и ее будет нельзя.
  
   Кликнул Заболоцкого, но безрезультатно: на своем месте его не оказалось, да и помнится, не видал я его не вчера, не днем ранее. Первые верховые уже начали въезжать в ворота, как я углядел-таки потерявшегося толмача, который ехал рядом с Шереметевым, важно восседая, на чьей-то запасной кобыле. Вот ведь паразит! На подвиги его потянуло! А если бы убили? Что мне тогда делать? Уши оборву!
  
  
   Суть дела оказалась в следующем: черемисы несколько деревенек на той стороне Тёши разорили, частью мордвы, а по большей части чуди белоглазой. Взрослых, да оружных всех побили, а остальных согнали в свой лагерь лес валить, да землю копать. В момент штурма пленники сидели в ямах тихо как мыши, и не будь Сеньки, никто бы и не догадался, что там кто-то есть. Оказалось, что повстанцы именно их и заставили стоить засеку, да не успели толком, хотя даже раскат для пушек возводить начали. С одной даже стрельнуть пытались, да уберег Господь, никудышные у них пушкари оказались, с зарядом ошиблись, вот и разорвало.
  
   Те, что целые остались воеводы порешили в Казань везти, а разорванную мне оставить, дабы перелил заново, да для бережения от ворога поставил, где пригоже. Поблагодарил за подарок, да извинился, что покуда разговор придется отложить, потому, как первым делом надобно ребятишек обогреть, да накормить. Боярам же и воинству православному уже велено трапезу готовить, и баню топить, там и поговорим.
  
   После чего велел Сеньке перевести малолетнему пополнению, чтобы шли в баню, а сам, прихватив Ласкирева, пошел по землянкам, собирать с мира по нитке. Легко сказать, а набрать пусть даже ношеной одежды с четырех сотен мужиков на полторы сотни подростков оказалось задачей непосильной. Выручили опять-таки воеводы, велев своим людей поделиться захваченным во время боя добром, большей части снятым у убитых. Щелока у нас хватало, а вот желающих отстирывать кровь не особо, так что заняться этим пришлось самим пацанам.
  
   Кстати, среди них оказались и девчонки, однако делить баню на женскую и мужскую половины возможности не было, но это и не потребовалось. Несколько месяцев плена, постоянный голод и страх смерти притупили чувства, так что на такую ерунду они и внимания не обращали. Расспрашивая ребят, я узнал, что из тех, кого захватили, выжила едва половина. Родных у них не осталось, кого убили на месте, кого позже, при попытке отбить пленников, остальные тоже вряд ли выжили -- все запасы на зиму мятежники выгребли подчистую.
  
   Вспомнив про потерянных родителей, многие загрустили, так что перевел разговор на другую тему, ободрил, мол, с голоду, да холоду помереть не дадим, позже и ремеслу научим, у кого к какому душа лежит. Хоть пахать, сеять, хоть борти ставить, охотится, да рыбу ловить, а кому железное дело приглянется, то и этому научим. А кто к воинскому делу желание имеет, так и тому дело найдется.
  
   ...
  
   Пока вновь прибывшие отмывались в бане, да там же перешивали одежду на свой рост, я велел протопить три больших пустовавших землянки как следует, да застелить там полы брусом. С обувью решать проблему с ходу не получилось, а удержать сорванцов от беготни нечего и думать, так пусть хоть не по земляному полу носятся. На первое время придется обойтись лаптями, благо их плести умеют все от мала до велика, но, учитывая удручающе короткий срок службы[36] этой обуви, без нормальной нам всё одно не обойтись.
  
   Кожи для сапог на всех точно не хватит, так что пока придется обойтись суррогатным вариантом -- чоботами, благо их умеет делать не только старый кожемяка с сыном, но и многие из ватажников[37]. А вот на зиму потребуется что-то потеплее. Есть правда надежда, что выручат те шкуры, которые обещали в качестве оплаты за железо соплеменники Овтая. Но сколько и когда, это вопрос, так что лучше для подстраховки закупить в Муроме кожи и войлока, или шерсти, тем более что скоро настанут морозы и лишнюю скотину начнут колоть на продажу, да везти по санному пути в Москву и Нижний Новгород.
  
   Одна беда -- незапланированные расходы с каждым днем уменьшают мои финансы, и даже продажа инструмента через мордовских купцов не позволяет свести концы с концами. Придется максимально ускорить строительство стекольной печи, это даст возможность дотянуть до того момента, когда заработает домна, и пойдут первые поступления из казны за ядра. На листовом стекле особо заработать не выйдет, с качеством у нас проблемы будут поначалу, а вот масляные лампы, по типу той, что я собрал[38], пойдут на ура. Они и в XVIII веке спросом пользовались, всё-таки яркость у них в дюжину раз больше чем у свечи, а вместо дорогого воска -- более дешевое масло, которое, кстати, годится не только на освещение, но и как сырье для подошв. Вот только серы у меня маловато[39]. Как не крути, а задумаешься об экспедиции на Самарскую Луку.
  
   В следующем году будет самый подходящий момент: Исмаил таки уговорит Ивана Васильевича начать поход на Астрахань, так что по всему течению Волги русские рати на пару с волжскими казаками наведут грандиозный шухер. Правда Исмаил, пообещавший военную помощь обеспечить ее, фактически не сможет, но, тем не менее, Астрахань всё равно будет взята. Вот тут-то под шумок можно и закрепиться, используя тот же фокус, что проделали в свое время русские войска, построив Свияжск под носом у Казани. Впрочем, не всё так просто, без пушек будет тяжеловато, наверняка найдутся желающие попробовать нашу оборону на прочность. А пока нет домны, все, что нам пока доступно -- перелить подарок воевод на более мелкие орудия. Так что, не мешает его осмотреть, да прикинуть, сколько там металла.
  
   Попутно зашел в кухонную избу, велел заколоть три десятка кур да сварить бульона, а белое мясо с костей снять, тушить в горшках, да оставить, как есть под крышкой, на холодке, им же на субботу. Пусть детишки и некрещеные, и вроде как к болящим относятся, но пятницу им блюсти придется, чтобы других во грех не вводить, да и после нескольких месяцев житья впроголодь всякое бывает с обильной пищи. Вот и побережемся, дабы антисанитарию не развести ненароком. Кстати, именно по этим соображениям я отвел им землянки поближе к отхожему месту, могут ведь не добежать, а минирование местности отходами жизнедеятельности в мои планы не входит.
  
   ...
  
   Боярский подарок оказался типичной медной пищалью, калибром в шесть гривенок и длиной около пяти аршин. Толщина стенок была приличная, но, тем не менее, у орудия разорвало казенную часть, я уже начал было грешить на качество металла, как заметил, что с той стороны, где был вырван кусок металла его толщина менее вершка. Видимо при заливке сплава центральный стержень отбило в сторону, а мастер этого не заметил. Хотя странно, испытать то он орудие был должен, если конечно его не отливали в полевых условиях из собранного с миру по нитке медного и оловянного лома. Кстати, полное отсутствие характерных для этого времени украшений на стволе указывает именно на последнюю версию.
  
   Прикинул вес ствола по геометрии. Получилось примерно пудов шестьдесят пять, хватит как минимум на восемь или даже десять четвертьпудовых десантных единорогов, нужно только испытать качество металла. Впрочем, эта проблема решается просто: отолью ружейный пятизарядный барабан и сравню с теми, что делал ранее. Причем как по весу, так и по максимальному выдерживаемому заряду. Плотность меди на двадцать два процента больше олова, поэтому рассчитать их соотношение в сплаве несложно. А уже по результатам будет ясно, сколько и чего нужно добавить. Впрочем, этим можно будет заняться и позже, сейчас пора вернуться к воеводам, послушать о подвигах ратных. Они это дело любят, только дай похвастать, будут до утра заливаться. Хотя после первой звезды им придется без хмельного обойтись, ибо пятница.
  
   ...
  
   Заболоцкого я оставил, вроде как в помощь детям: по-русски они практически не говорили, а он в мордовском уже изрядно поднаторел, так что справится. Их ведь разместить нужно, да объяснить что да как, заодно и Сенька мне в разговоре с воеводами мешаться под ногами не будет. Я еще в прошлый раз спросил бояр о московских раскладах, да об Адашеве, но они зыркнув на толмача дипломатично увели разговор в эмпиреи военной мысли. Оно и понятно, парень то на их взгляд явно чей-то подсыл, то ли Висковатого, то ли самого Адашева. Хоть царев ближник вроде бы касательства к Посольскому приказу и не имеет, а возглавляет Челобитный, но в переговорах с иноземными послами не раз и не два замечен. Вот и гадай, как скоро донесут, о чем тут говорено было?
  
   Одна беда -- разговорить эту старую гвардию под пиво дохлый номер, к тому же времени дотемна не шибко много осталось, а посидеть они любят с чувством, с толком, с расстановкой, да и закусывают от души. Придется тратить мой неприкосновенный спиртовой запас на такое дело. Так что завтра с утречка, похмеляясь капустным, да огуречным рассолом, буду страдать от первого на Руси "ерша". Слабое утешение, но дело того стоит, уж больно нехорошие ощущения у меня были после встречи с этим "видным деятелем Избранной Рады". Аж холодок по спине. Я к таким вещам привык серьезно относиться, интуиция меня столько раз спасала, что и со счету сбился. Бывало так, что вроде нет резона подставы ждать, ан нет, веет холодком могильным от человека, а потом и в самом деле оказывается, что это неспроста.
  
   Заодно решил продемонстрировать боярам свою лампу, а ну как заинтересуются, да закажут, и заодно мне бесплатную рекламу сделают. Пошел к себе, но по дороге меня остановил Тумай, таки выполнивший мое задание по ковке стволов, причем, очень неплохо: сколько я не смотрел на свет -- огрех не заметил. Готовых изделий было столько, сколько я велел сделать, вот только заготовок рядом с его наковальней, как помню, валялось чуть не вдвое больше. Спросил об этом. Кузнец потупился и, вздохнув, покаялся: покуда разобрался, что к чему, да приноровился к работе, несколько штук запорол.
  
   Ободрил, сказав, что завтра глянем, может, что исправить можно, а ныне он может считать себя мастером, и мало того, что я ему жалование поднимаю на рубль, так еще и с каждой вещи будет десятую долю с прибыли получать, да свое клеймо на нее ставить. А покуда ему другая задача будет: отковать две дюжины полос для пил в три аршина длиной, в полтора вершка шириной, да толщиной в шестнадцатую часть вершка. Времени на то ему дал до конца Рождественского поста, потому как кровь из носу, но к весне нам лесопилка нужна, уж больно много возни с досками, если их из цельного бревна колоть да вытесывать. Сразу такое дело не сладить, посему попробовать нужно заранее, чтобы ко времени всё работало. Так что срок ему к концу Рождественского поста, а коли справиться раннее -- вознагражу за усердие щедро. Для изготовления деревянных частей пилорамы дал ему в помощь троих самых опытных плотников.
  
   Закончив с этим, забрал лампу и кружки для пива, которые в свое время попросил вырезать одного из мужиков поднаторевшего в этом деле. Снаружи они были одинаковыми, но одна из них имела меньший вдвое объем, за счет утолщавшейся к низу стенки и более толстого дна. По дороге забрал из погреба малый бочонок с пивом, предварительно влив в него триста грамм спирта. Убедившись, что вкус если и изменился, то не сильно вылил туда же остатки. Если бояре всё это вылакают, то на каждого придется как минимум по поллитре в водочном эквиваленте, не считая градусов в самом пиве.
  
   ...
  
   Заряженное пиво сделало свое черное дело с пугающей быстротой. В бочонке оставалась еще треть, когда бояр развезло до полной потери бдительности. Оценив их состояние, я решил, что лучшего момента для демонстрации лампы и ждать не зачем. Выставил ее на стол, снял стекло и разжег от свечи. Контраст оказался потрясающим, как-никак яркость лампы, с фитилями пропитанными солями магния у меня вышла в дюжину свечей.
  
   Первым пришел в себя Шереметев и деловито поинтересовался, что сие за диковина. За ним начали задавать вопросы и остальные. Основной проблемой оказался вопрос почем это чудо стоит. Отлить металлические детали хоть из бронзы, хоть из серебра, ежели бояре его предоставят -- не проблема, а вот цена вопрос интересный. Поторговались немного, как без этого. В итоге сошлись на том, что окончательно ясно будет позже. Сам-то светильник дело нехитрое, а вот стекло еще получить нужно и сколько оно обойдется пока неведомо.
  
   Иван Васильевич попутно поинтересовался, а нельзя ли небольшую походную лампу слить со слюдяными оконцами, дабы с собой возить, да грамотки разбирать при случае по вечерам. Признаться, такой вариант я изначально упустил, хотя то, что слюду уже используют в это время, был в курсе. Действительно неплохое решение: проблем с перегревом куда как меньше, да и не бьется, вот только самой слюды у меня нет, но думаю это проблема решаемая, в крайнем случае, сами найдут и материал и мастеров. На том и порешили, к тому же и по цене сошлись: две малых лампы за три рубля. За эту цену я бы и десяток мог сделать, но тут вопрос престижа, и уж на этом Шереметеву я дал отыграться над остальными. Пообещал, что поставлю на лампах не только год, когда слиты, но и то они как есть первые на Руси.
  
   Остальные бояре обиженно засопели -- как же, обошел их воевода, это ж какой ущерб родовой чести. Успокоил, ежели, мол, хотите, так и вам такие же отолью, год-то тот же будет стоять, а на тот случай, как вдруг кто из иных бояр прознает, да закажет, я и месяц укажу. Повелись как дети, кошели расстегнули...
  
   В качестве задатка я взял по полтине с каждого, как раз по себестоимости меди и олова, потребных для изготовления. Если с лампами всё прошло как по маслу, то вопрос касательно Адашева вновь повис в воздухе: не горели они желанием что-либо лишнее болтать на эту тему, даже хмель не помогал, видать даже друг друга опасались. Чувствую не всё тут так просто, как историки позже писали. Впрочем, еще один момент в памяти всплыл: сам то Шереметев как раз из того же круга людей, что в Избранной Раде состояли. Если так, то ему тем более нет смысла меня посвящать в эти дела.
  
   ...
  
   Поздним вечером написал письмо царю по поводу обучения посошной рати, предложив ему куда как более интересный вариант: я учу самых толковых из тех, что строили укрепления нашего поселка, да так чтобы они потом могли свой опыт другим передать. А чтобы усердия добавить, тех из них, кто в учении преуспел, надобно переводить в служилое сословие, с освобождением от налогов и тягла, а обучившим дюжину учеников, давать поместье в полста десятин. Да за каждого последующего выученного еще землицы прирезать, хотя бы пару четвертей, вот тогда дело пойдет.
  
   Тут признаться, я сделал изрядную закладку на будущее, потому как кроме собственно фортификации намеревался учить еще и прочим знаниям, необходимым для создания автономного поселения на границе, вплоть до кузнечных работ и агротехники. Для нынешнего времени даже мой минимум знаний в области растениеводства даст хороший результат. Пока даже протравливание семян никто не применяет, а уж о роли азота, калия и фосфора могут смутно догадываться и не более. Впрочем, фосфор пока еще и не открыли.
  
   Есть и еще один резон подойти к делу серьезно: анализируя в свое время доступные мне данные по поводу введения опричнины, я уяснил, что одна из основных проблем, которую решал Грозный, была в создании военной силы, в лояльности которой он мог быть уверен. Учитывая, постоянные заговоры против него боярской верхушки, желание разумное, вот только решение было выбрано из рук вон плохое. Уж больно велик, оказался соблазн для проходимцев, так что конечный результат был вполне предсказуем. Но деваться ему сейчас некуда: на данный момент государь может положиться только на несколько стрелецких полков. Поместным же войском командуют представители боярских родов, да и формируется оно по большей части из их людей.
  
   Альтернативный вариант -- создание регулярного войска он, кстати, тоже пробовал, набирая иноземцев, в основном немцев. Но содержать такое войско, соизмеримое с поместным, слишком разорительно. Думаю, что наиболее оптимальным вариантом будет частично скопировать шведскую систему индельты. Естественно с поправками на местные реалии, учитывая, что основным противником будут татары, не лишним будет добавить кое какие полезные организационные нюансы из казачьего обихода. Неплохой шанс прикрыть южную границу, освободив поместное войско для ведения войны Ливонии, потому как избежать конфликта с Орденом, вряд ли получиться.
  
   Подходящих кандидатур у меня как минимум десятка три из двухсот человек посошной рати будет, да несколько своих мужиков, себе на смену: не всё же время самому учить. Времени у меня и сейчас не особо, а к началу Ливонской войны совсем туго станет. Нет у меня пока возможностей ее предотвратить, даже подходов к Адашеву и то найти не могу, а сценарий реальной истории, по которому будут дальше развиваться события, меня откровенно не устраивает.
  
   С одной стороны, как спаситель государева наследника я мог бы попытаться оказать влияние на Ивана Васильевича, но пока всеми делами заправляет Избранная рада, толку с этого будет мало. Адашев с Сильвестром не сами по себе, за ними бояре, дворяне и духовенство. А у бояр и дворян в Ливонии свои выгоды есть: новые вотчины и поместья не лишние, к тому же страна богатая, есть что пограбить, да и просто полон набрать, да на свою землю посадить тоже хлеб.
  
   Духовенство с купечеством там тоже интерес имеют. Кому новые приходы и сокрушение еретиков-лютеран, а кому доступ к балтийской торговле без немецких посредников. А оплачивать это праздник жизни будет государь из своих доходов, что с миру по нитке собраны. Причем налоги вырастут за годы войны в несколько раз, что приведет к массовому разорению податного сословия и запустению многих земель.
  
   Самое грустное в том, что ничего не изменишь: даже если Иван Васильевич сам не захочет, а в Ливонскую авантюру его всё одно втравят. У слишком многих в этом деле интересы сходятся, и к тому же слишком легко повернуть дело так, что выбора у государя не будет. Отношение к собственному престижу у него ревностное, судя по сохранившейся переписке. И для бояр это не секрет, они в той же среде росли, сами готовы в опалу попасть, но честь рода не уронить невместным назначением. Так что подловят Ивана Васильевича, как пить дать, да так что хошь не хошь, а воевать придется.
  
   ...
  
   С утра собрал ватажников для поездки в Муром, за кожами и скотом, заодно прихватил письмо государю, чтобы отправить его через местного воеводу. Стрельцов с собой брать не стал, потому, как Иван Васильевич Шереметев вызвался меня сопровождать, сославшись, что де так и так нужно заглянуть по казенным делам, да заодно в церковь зайти, перед походом помолиться. Оку еще не сковало льдом, потому пошли на стругах, прихватив дощаник для погрузки скотины.
  
   Однако отплыть, можно сказать, не успели: едва отчалили от пристани, на берегу восточном Железницы появилась небольшая группа черемисов. Поместные встрепенулись, потянули луки из саадаков, но я углядел среди остальных того парня, чей отец сидел у нас в плену, дожидаясь обмена, и остановил вояк. Велел причалить, соскочил на берег и пошел ему на встречу. Успел-таки стервец, да еще и на две с лишним недели ранее оговоренного срока. Судя по всему, он не с пустыми руками пришел: вон на опушке связанный бородач стоит, причем, судя по одежде явно не из боевых холопов.
  
   ...
  
   Все формальности по обмену я поручил вовремя подоспевшему Ласкиреву, а сам отправился в Муром. Несмотря на это из-за задержки добрались туда уже под конец дня, но до окончания торговли всё-таки успели. Цены на скотину ближе к зиме упали, так что, прикинув имеющиеся запасы сена, я решил купить пять дюжин бычков по двадцать пять алтын за голову, да столько же коров, на пять алтын дешевле. С кожами мы опоздали -- всё успели раскупить заезжие купцы. Из прочего прикупили еще кур и конопляного масла, в том числе и для освещения, потому как в планах у меня было установить как минимум по паре ламп в каждую землянку. На всё это в сумме ушло больше четверти оставшихся денег. Впрочем, жалование посохе было выплачено еще в начале сентября, а оставшихся ста двадцати семи рублей на текущие нужды пока хватит.
  
   Едва закончили дела на рынке, как вернулся Шереметев, отправившийся сразу по прибытию с визитом к местным воеводам. Причем обратно он явился не один. Видать по дороге успел заглянуть на строительство храма, потому как кроме воеводы Давида Федоровича Палецкого, с ними за компанию пришел и игумен Благовещенского монастыря. Я, было, начал ломать голову, с чего бы это им понадобилась моя скромная персона, однако когда князь пригласили меня отужинать, а Иван Васильевич шепнул, чтобы я прихватил с собой лампу, кстати, взятую в струг при отплытии так же исключительно по его просьбе, цель визита мне стала понятна.
  
   Пока добрались, уже стемнело, на небе появились первые звезды. Взглянув на них, игумен перекрестился, произнес хвалу господу и ускорил шаг. Судя по запахам, на ужин явно готовили скоромное, дабы себя побаловать в последние дни перед Рождественским постом. Прошли в просторную горницу, перекрестились на иконы и сели. Стол ломился от птицы, мяса и рыбы, кувшинов с пивом, вином и хмельным медом тоже хватало. Квашеная капуста, соленые огурцы, пироги и кулебяки и прочие заедки всех сортов так же имелись в наличии.
  
   Разговор о деле Давид Федорович начал лишь как следует перекусив. Зашел он шибко издалека: спросил, как дела, да нет ли в чем надобности. Вспомнив о двух десятках касимовских татар, что не были выделены в прошлый раз, он поинтересовался, не отпала ли в них нужда, а то де ежели надобны, так изволь забрать -- бунтовщики поутихли, да и войско немалое государь послал в казанские пределы. Отказываться не стал, народу у нас в несколько раз меньше чем в Муроме, так что как защита от мятежников дополнительные верховые разъезды лишними точно не будут. Уладив этот вопрос, перешли к тому, что интересовало хозяина дома.
  
   Я совершенно не удивился когда, Палецкий, узнавший от Шереметева про мою лампу, захотел оценить ее на деле, а после демонстрации вполне ожидаемо поинтересовался можно ли заказать это чудо. Вот только в отличие от остальных, его интересовали совсем не штучные количества, а за цену воевода торговался так, что я заподозрил, что он неспроста носит свое имя. Иван Васильевич аж подавился вином, глядя на наш торг. Перевести приличную часть бронзы на осветительные приборы мне особо не улыбалось: отливка единорогов была куда как более приоритетной, но Давид Федорович, торговался как на привозе и в итоге выцыганил у меня договоренность на отливку двух дюжин светильников по рублю и пять алтын за штуку.
  
   Игумен Благовещенского монастыря, дождавшись, окончание торга, улучил момент и завел елейным голосом речь о том, что было бы богоугодным делом отлить для будущей церкви паникадило. Причем, судя по его аппетитам, он претендовал минимум на дюжину светильников куда как большего размера, чем тот, что я сделал. Прикинув общий вес вместе с цепью и подземным механизмом, я озвучил цену -- сорок рублей, уточнив, что сие только материал. За работу мы не возьмем не алтына, но взамен осенью следующего года, нам нужен будет народ для уборки урожая. Не бесплатно, разумеется, каждому работнику будет выделена толика от сжатого хлеба. Скажем, десятую часть. Если же с деньгами на металл будут трудности, можем взять медным да оловянным ломом и старыми вещами, на всё про всё: пятнадцать пудов меди, да полтора пуда олова.
  
   Сговорились, что вопрос об оплате будет решен к концу поста. Подозреваю, что он рассчитывал собрать пожертвования с посада да окрестных мужиков, впрочем, какая мне разница -- всё одно стекольная печь раньше готова не будет. А сама отливка много времени не займет, благо механизм и само устройство проще простого. Что же касается украшений, то это вопрос я полностью перевалил на самого заказчика. Найдет мастеров, пусть присылает, нет -- будет ему простое паникадило без пошлой роскоши. Своих людей у меня пока всё одно нет. Хотя конечно завести их смысл есть, с расчетом на будущее. Это для походных ламп простота и легкость самое то, но чувствую лиха беда начало. Думаю, года не пройдет, начнут бояре для своих дворов на Москве заказывать такую "хохлому", что без мастеров и не сладить.
  
   Закончив говорить о делах, перешли к беседе о том, о сем. В свое время еще до вылазки против повстанцев зашел у нас как-то с воеводами разговор о дальних краях, о стране Хинд, и прочих чудесах за тремя морями, куда Афанасий Никитин в свое время хаживал. Вот на эту тему Шереметев и свернул, тем более, что я по озвученной еще Висковатому легенде там тоже бывал. Впрочем, и в реальности мне Индию приводилось посещать, хотя не совсем с официальным визитом, да и ее историю я знал неплохо, так что было что рассказать. Но побасенки про алмазы, что в горе родятся, да про золото раджей и пряности это одно, а дело куда как важнее. Посему я вплел в свой рассказ историю о том, что де у одного раджи есть лекарь, что лечит раны, полученные в боях хитрым способом. А делает он так: кладет в чан, священный символ Ом, слитый из серебра и символизирующий святую троицу из Брахмы, Вишну и Шивы, заливает ключевой водой, да кипятит. А сей водой промывает раны, да тканью в ней же выдержанной их покрывает туго. От того раны затягиваются быстрее. А те кто моют в той воде руки перед принятием яств редко бывают нутром скорбны.
  
   Игумен заерзал, на скамье, но я продолжил мысль: "видя сие, удумал я вот что -- нешто святой крест такое чудо не сотворит? Думаю, немалая польза Христову воинству будет от этого" Тут "святой отец" насторожился и вкрадчиво поинтересовался: уж не католический ли крест я имею в виду? Изобразил удивление и пояснил: "раз Господь даровал, в своей мудрости сей земле православную веру, то и крест, как мыслю, православный должен быть. И кипятить разумею надобно столь долго, чтобы успеть "Отче наш" сорок раз прочитать, не менее" А надобно для пущей действенности сии кресты освящать, и церкви в том прибыток немалый будет, и помощь христову воинству польза.
  
   ...
  
   На следующий день, мы на пару с Шереметевым, который, воспользовавшись моей лампой, чуть не полночи корпел над вестью о сокрушении бунтовщиков и своих славных победах над ними, послали гонца с письмом к государю. Затем пошли на пристань и после недолгих сборов отплыли. Оку уже основательно прихватило льдом, так что местами приходилось ломать лед веслами. Тем не менее, до устья Железницы добрались без особых происшествий. Дальше пошли бечевой и к вечеру прибыли в Выксу.
  
   Первым делом я навестил стрелецкого голову. Оказалось, кроме того ратника, что я видел, черемисы привели еще с десяток, правда, сразу показать их не решились: некоторые буквально дышали на ладан. Впрочем, черемисы, что их привели, по словам Ласкирева, упитанность тоже не отличались. Голодно у них видать, что не мудрено -- наши воеводы еще прошлой осенью их землю разорили, да этой весной многим там не до сева было. Думаю, многие из них питаются лишь тем, что в лесах добудут.
  
   В сравнении с ними, те пленные, что были взяты во время налета на Выксу, выглядели как с курорта. Причем особенно они отъелись в последнее время, когда стрельцы наловчились по снегу выслеживать дичь и набили ее столько, что я велел прекратить охоту. Амбары быстро оказались под завязку забиты мясом, а соли осталось едва на еду. Как назло сильных морозов пока не было: вот полону и перепало от щедрот.
  
   Дети, освобожденные боярами из лагеря повстанцев, тоже начали поправляться, хотя времени прошло всего ничего. Кстати, стоит послать гонца к Овтаю, за медом для них, заодно и весь воск, сколько найдется, прикупим, потому как тех запасов, что у меня остались едва хватит на групповую модель деталей светильника. Причем только на полдюжины комплектов, а заказано втрое больше, да и для себя отлить нужно едва ли не столько же. Плавить бронзу три раза вместо одного откровенно напрягает. С одной стороны и угля у нас в избытке и долговечность печи не шибко важна -- всё одно для отливки единорогов нужно строить другую, раз в десять больше по объему. Но такая расточительность, как серпом по одному месту, видать сказываются военные годы, когда экономия ресурсов и времени была делом выживания всей страны.
  
   Решив первоочередные дела, прошелся по строительству. Стекольные печи уже заканчивали, так что к концу декабря думаю, запустим, хотя зарекаться я бы не стал, некоторые места перекладывали уже дважды. Опыта мужикам явно не хватало, хотя размер ванной печи с поперечным направлением пламени не ахти как велик, по меркам моего времени: размер варочного бассейна был около двух саженей длиной, два аршина шириной и аршин глубиной. Саму варочную печь уже практически завершили, на очереди были загрузочные карманы, рекуператоры для подогрева воздуха и горелки. По поводу долговечности этого сооружения особых иллюзий у меня не возникало -- проработает два-три месяца и ладно.
  
   Ориентировочная производительность печи, по моим прикидкам получиться от двухсот до пятисот пудов в сутки[40], впрочем, реальное количество будет больше зависеть от того, сможем ли мы столько переработать в продукцию. Если с низкосортным толстым листовым стеклом особых проблем не ожидается: цепляй на железный прут-затравку, да тяни через щель в керамической лодочке и подрезай в размер, то выработка посуды упрется в количество работников и их мастерство, которого взять неоткуда. Ладно, хоть железо уже есть и стеклодувные трубки сковать найдется кому. Правда тут еще проблема: возводимая рядом печь для отжига такие объемы может и не потянуть -- посуда то она больший объем имеет в отличие от листа.
  
   Впрочем, посуда дело не первоочередное, сейчас главное успеть сделать стеклоблоки для возведения теплиц. Если картошку из семян вырастим в следующем году, а еще через год получим нормальный урожай, то проблема с продовольствием будет решена. Заодно и свиней можно будет завести: без картошки свиноводство не слишком выгодно, не репой же хрюшек кормить. У нее и урожайность меньше, не говоря уж о питательности, да и с хранением проблем больше. С картошкой мы всяко прокормимся, даже при самой скромной урожайности для выращивания в поле в пересчете на здешние реалии выходит от тысячи до тысячи четырехсот пудов с десятины[41]. Это вам не рожь, для которой в нынешние времена и семьдесят пудов за хороший урожай почитают[42].
  
   ...
  
   В воскресенье утром явились мордовские купцы с односельчанами, причем не с пустыми руками. К моему огорчению меда они привезли совсем ничего, пудов пять не более, весь как есть -- в сотах, то есть воска там фунтов десять от силы, зато кож и шкур торговцы захватили с избытком. С одной стороны и это хлеб, теплая одежда на зиму нам нужна позарез, у кого поизносилась, а у кого и не было вообще, да и мед пригодиться. Одно жаль: для отливок мне нужно не просто много воска, а очень много. Нет никакого желания возиться с глиной как это на Пушечном дворе делают, да и точность не та выходит, не даром у них пушки одного калибра чуть не на полвершка отличаться могут. Видимо придется самому пасеки заводить, тем более что доски к весне у нас будут.
  
   Впрочем, до весны еще дожить нужно, а пока пришлось принять то, что было, тем более что товар на обмен, который их интересовал, оказался у нас в наличии: топоры, косы да лопаты. Их запросы я уже изучил, так что отковали загодя, впрочем, и тут не обошлось без неожиданностей -- увидев, что именно кует его сынок, Овтай заинтересовался пилами. Пришлось слегка охолонуть ушлого купчину. Дескать, пока сами не знаем, выйдет ли что из этого, да и делаем для себя, не на продажу. Хотя, ежели получится, что удумали, то какой разговор, заказывай, но лукавить не буду -- дешево не выйдет купить.
  
   Вроде внял, но сразу переключился на нашу другую новинку: железные пешни на толстом дубовом черенке, которые я велел отковать для пробивки льда прорубей на берегу Железницы и постепенно наполняющегося Верхневыксунского пруда. Незачем нам зимний замор рыбы устраивать, лучше мы ее сами съедим, благо ее тут кишмя кишит. Да и кости на фосфорные удобрения лишними не будут. Кстати, с утра проверил -- плавучие мостки со срубом под полынью в квадратную сажень размером уже сделали в нужном количестве. Эх, на Велетьму бы еще послать мужиков, как помню, в советские времена, там рыбхоз был и довольно крупный. Но пока опасно: пусть воеводы тех мятежников что были и вывели подчистую, мало ли кто еще по лесам шлёндает.
  
   А Овтай таки выудил у меня всю подноготную, что да зачем. Впрочем, смысла скрывать такие вещи от него я не видел: а то местные не знают, что если прорубь пробить, что туда рыба набивается подышать? Да и не конкуренты мы в этом деле: у меня грамотка на Железницу с Выксункой, Вилю да Велетьму, а его деревенька почитай в верховье Сноведи. В итоге он сторговал пару на пробу, за три алтына штука, с уговором скинуть две денги если позже закажет дюжину или более. К моей лампе тоже присматривался, но, узнав цену, только охнул и замахал руками, мол, дорого несусветно, себе бы взял, но за полцены. Оно и понятно, здешние цены на медь да стекло кусаются и пребольно, особенно с моей наценкой за работу.
  
   Закончив торговые дела, навестил детвору, проверил, как устроились, заодно обрадовал медком, выделив целый бочонок, да велел кухонным мужикам напечь для них блинов -- пусть поправляются. А чтобы ребятишки не скучали, озадачил их пошивом одежды для самих себя. Да наказал каждому самому шить, а самым молодым помогать в том сообща, рассказать и показать, что да как. Конечно, этот вопрос было можно решить куда быстрее, благо среди ватажников и посохи нашлись бы мастера портняжного дела, но тут важнее не скорость, а развитие мелкой моторики. Но некоторые моменты кроя пришлось показывать самому, в частности, как делать карманы, в том числе и накладные. Они и у московских портных не особо в почете, а местные, их похоже, вообще игнорируют.
  
   После обеда посетил гончарную мастерскую, где проторчал до самого вечера, объясняя работникам, что именно мне нужно изготовить. Вроде поняли, хотя окончательно видно будет лишь по результату. Собственно можно было делать перегонные аппараты и из меди, но для наших объемов это слишком разорительно. Так что пока придется обойтись керамическими, покрытыми глазурью. Конструкция получается немного иная, не разу шарантский аламбик, скорее пародия на португальский. На своей родине, в Японии этот агрегат называется ранбики и имеет то преимущество, что изготовлен полностью из керамики.
  
   Причем с учетом того, что керамика давления держит не особо, придется и со способом нагрева помудрить. Особых сложностей, правда, не вижу: сложим цилиндрическую печь с песчаным подом, а аппарат в песчаную подушку с плотной забивкой установим, да и диаметр носика для слива конденсата будет немаленький. Плюс ко всему предохранительный клапан: притертый глиняный усеченный конус в специальном гнезде. Если что, его просто вышибет, а отверстие там такое, что даже не рука -- голова пролезет, так что рвануть не должно.
  
   По пути зашел к плотникам, которым еще до отъезда дал задание сделать деревянные формы для отливки восковых деталей для ламп. В самом деле, не вручную же их лепить, тем более, что теперь, вместо шести штук нужно делать три десятка. Осмотрел всё внимательно, некоторые формы сравнил прикладывая друг к другу: не сказать, чтобы абсолютно размеры ответных частей совпадают, но видно что мужики старались. Да и грех придираться, всё равно подгонку придется делать, а некоторые детали, вообще паять на оловянно-свинцовый припой, потому как конструкцию, для упрощения отливки некоторых деталей, пришлось разбивать на элементы. Зато получилась фактически непроливайка -- при падении на бок масло всё одно внутри останется, правда из-за этого объем резервуара используется на треть, зато безопасно.
  
   Вечером, когда уже стемнело, заглянул к воеводам. Раньше не рискнул, как чувствовал, что в последний день перед постом удумают бражничать! И ведь угадал, даже не по их красным лицам, а по тому перегару, что, висел в помещении, это было ясно как божий день. Об Адашеве я более не спрашивал, зато по полной программе пытал о подробностях войны супротив крымцев. А как иначе: надобно же мне знать, к чему готовить своих учеников набранных из посошной рати. Разговор затянулся, опыт в этом деле имели все, даже Ласкирев, впрочем, ему говорить первым не по чину, чай не князь и тем более не боярин. Так что в тот день до него и очередь не дошла, потому продолжили и два следующих вечера обсуждать ту же тему.
  
   ...
  
   Отливку и сборку ламп закончили только на третий день Рождественского поста, в четверг, перед обедом. Опробовав заказ и расплатившись, воеводы с воинством отбыли в Казань. С одной стороны мои мужики вздохнули облегченно, навоз-то убирать приходилось именно им, с другой -- я жалел, что не нашел повода задержать поместную конницу еще на несколько дней. На шесть сотен народа у них тысяча восемьсот лошадок, и каждая в день дает более полпуда навоза. По большей части эту ораву пасли ниже плотины, по берегам Железницы, но своих аргамаков бояре и их ближники держали в наскоро построенных загонах, и овса для них не жалели. За одиннадцать дней лошадки оставили в поле более ста шестидесяти тонн "удобрений" -- больше чем девять десятков коней касимовских татар за полгода.
  
   Правда, теперь моя конница укомплектована до полусотни сабель, а численность четвероногого поголовья выросла до полутора сотен хвостов, даже немного больше: у одного из вновь прибывших кроме обычных запасных коней я приметил еще и кобылку-трехлетку, причем явно текинской породы. Еще по прибытию в Выксу, выгадав момент, когда рядом не было никого из воевод, я спросил этого татарина, откуда сие чудо? Оказалось трофей, взятый при набеге на ногайские улусы в прошлом году, причем якобы из табуна самого Юсуф-Бия. О продаже хозяин даже и слышать не захотел, но покрыть её моим аргамаком не отказался, особенно когда я предложил за будущего жеребенка тридцать рублей.
  
   За всеми остальными заботами, я как то упустил, что основной вид транспорта тут лошадки, и без своего конного заводика придется покупать мало-мальски приличных скакунов за совершенно неприличные деньги. Тем более что всего через несколько лет численность поголовья скотины у ногайцев резко сократиться, из-за бескормицы и болезней. Так что при следующей поездке в Москву, обязательно прикуплю дюжины две-три ногайских кобыл, пусть их потомство и не будет чистокровным, но всё же куда как более пригодным для моих целей в сравнении со слабосильными крестьянскими лошадками, которым в базарный день двадцать пять алтын цена. С деньгами у меня пока не особо, но эту покупку откладывать не желательно, заодно стоит продать подаренный дьяком пистолет -- если хотя бы дюжину рублей за него я выручу, это как минимум еще пара-тройка молодых кобылок.
  
   ...
  
   К началу декабря ребятишки как следует отъелись и окрепли, да и обувь с зимней одеждой были уже обеспечены, так что с утра начал выводить их на пробежки, в том числе и лыжные. Со "ртами", как тут звали лыжи, интересно вышло: признаться думал поначалу, что они в эти времена уже повсеместно в порядке вещей, а оказалось не совсем, чтобы так. Кое-где действительно были в ходу и вполне массово, а местами в диковинку. Те же черемисы и мордва использовали их как нечто само собой разумеющееся, а вот московские новики ходить на них не умели вовсе. Здешние лыжи несколько отличались от современных. Они были разные: одна из них, ходовая, практически нормального размера, а вторая -- толчковая, короче и шире.
  
   Как назло среди моих мужиков специалистов именно по лыжам не оказалось, так что пришлось заказывать их у мордвы. В результате Овтай таки получил столь желанную лампу, хоть и без слюды, что впрочем, его ничуть не расстроило. Подозреваю, что добыть несколько небольших обрезков, для него сложности не составит. На всякий случай уточнил, что мне нужны лыжи одинаковой длины и ширины, причем нескольких разных размеров. Сколько и каких, написал на листе бересты, да попросил поспешить с заказом. Вдохновленный возможностью получить вожделенную лампу отец Тумая устроил всё в лучшем виде и через три недели после начала поста я получил заказанное. Заодно он учел мои сетования по поводу малого количества воска и собрал с односельчан и соседей пудов восемь. Как я и ожидал, воск оказался толком не очищен, но большой беды в том не было -- положить в холщовый мешок, да расплавить в кипящей воде, чтобы отделить от меда и остатков расплода мы и сами сумеем. Зато цена на него оказалась почти вдвое дешевле, чем в Нижнем Новгороде -- всего двадцать алтын за пуд. А если учесть, что расплачивался я собственным железным товаром, то экономия получилась многократная.
  
   Чтобы поставка воска для Кежеватоня стала приоритетной, я специально добавил ему к каждому купленному десятку топоров, кос или лопат по лишней паре, да пояснил почему. Хотя свою пасеку заводить всё равно придется -- чувствую, не потянут местные производители нужных нам объемов. Хорошо хоть ядра можно лить и без воска, там особая точность ни к чему: у государевой артиллерии калибр гуляет как минимум на полпальца в обе стороны. С единорогами уже сложнее -- там для повышения точности зазор нужен минимальный, да и заряд у них невелик, чтобы его еще за счет прорыва газов уменьшать. По остальным отливкам тоже глину нежелательно использовать: ее и сушить нужно послойно и брака больше получиться. В общем, как ни крути, а без воска в товарных количествах совсем беда!
  
   До прочих отливок дело еще не скоро дойдет, а вот артиллерия сейчас для меня имеет наибольший приоритет. Без нее отправляться на Самарскую Луку и уж тем более на Эльтон или Баскунчак полное безрассудство. Пулемет, конечно тоже дело хорошее, но там пока конструкция настолько сырая, что речи об его использовании и быть не может. Вдобавок расход капсюлей напрягает: у пулемета он равен количеству пуль, а у единорога всего одна капсюльная трубка на выстрел с несколькими дюжинами картечных пуль. К тому же надежность единорога в сравнении с пулеметом просто запредельна -- кроме станка там просто нечему ломаться.
  
   С материалом у меня на данный момент порядок полный: проверка состава сплава пушки подаренной воеводами показала, что мастера, которые ее лили, с этим делом не особо напортачили. В разрыве оказалась виновата неверная центровка технологического стрежня ствола. Как я и предположил, из-за некачественного крепления его отбило в сторону при литье, а сам состав бронзы оказался вполне пригодным для ствола, так что отливку можно начинать в любой момент. Кстати, в первоначальных расчетах веса орудия я немного ошибся: взвешивание, на собранных недавно мужиками рычажных весах, показало, что металла в боярском подарке семьдесят два пуда и семь фунтов. При условии принятия всех возможных мер по уменьшению величины угара при плавке и отливке, можно смело рассчитывать на десяток шестипудовых единорогов или на дюжину весом по пять с половиной пудов. Второй вариант, на мой взгляд, более предпочтителен, прочность стенок будет та же, поскольку уменьшить вес можно за счет отказа от торели и вингарда, а недостаток массы ствола компенсировать за счет лафета.
  
   Калибр я выбрал близкий к тому, что в свое время использовался в реальности: примерно четыре и восемь десятых дюйма, или точнее -- две целых и три четвертых вешка, то есть сто двадцать два миллиметра с четвертью, если переводить в метрическую систему. Хотя это скорее перестраховка, на случай если не получится достаточно точно выдерживать диаметр ядер при отливке. Хотя запас там такой, что можно и пятнадцатифунтовым ядром заряжать, вот только отклонения от шарообразной формы должно быть минимальным. Над размерами конусной зарядной каморы пришлось поразмыслить, и покорпеть с расчетами. Дело тут было вот в чем: рано или поздно от дымного пороха придется отказаться, но сейчас его использованию альтернативы нет. Потребное количество качественного дымаря -- три четверти фунта на один выстрел, на двенадцать стволов да по четыре дюжины зарядов в сумме дают почти одиннадцать пудов.
  
   С моим примитивным оборудованием в одиночку даже десятой части не сделать до начала лета, так что придется либо готовить себе смену, либо использовать местное "зелье", которым меня снабдил Муромский воевода. На заряд его нужно поболее, как минимум фунта два, так что тут либо зарядную камору увеличивать, либо для местного пороха применять конструкцию унитарного боеприпаса с увеличенной длиной заряда. Последний вариант мне кажется наиболее разумным, но без расчетов пока не ясно так ли это на самом деле. Всё одно придется уменьшать и вес картечи и пыж другой использовать, качество-то не ахти, да и скорость сгорания не шибко подходит для ствола с длиной канала всего в четыре калибра. Так что оптимально всё-таки озаботиться своим пороховым производством, на что опять-таки придется выбивать у государя грамотку. Впрочем, мне так и так к нему обращаться придется по поводу Самарской Луки да соляных озер.
  
   Что касается лафетов, то их придется разрабатывать в двух вариантах: сухопутный и корабельный. Груза у нас будет много, так что сподручнее добираться до места по воде, да и обратно тоже. На месте придется устанавливать орудия на раскатах, а поначалу и вообще в чистом поле, хотя как помню там скорее холмы. Раз так, то прикрыть строительство пушками с судна не выйдет, да и в случае экспедиции на Эльтон или Баскунчак, легкий колесный лафет жизненно необходим. Суда будем строить с нуля, струги и тем более дощаники не подходят для такой экспедиции. Хотя струги в самом крайнем случае сгодились бы, но Ласкирев уперся и не соглашается "портить" казенное имущество установкой гафельного вооружения. А без него маневренность не ахти, и против ветра идти -- сразу можно забыть.
  
   Так что придется ладить свой транспорт, но тут всё упирается в то, что нужного количества хорошей парусины купить просто негде, для этого нужно ехать туда где ткань массово производят, то есть на Север. Лен-сырец, правда и тут дешев, но качество уже не то, да и кому его потом прясть и ткать, а главное на чем? Нет у меня ни мастеров по этому делу, ни станков. Найти людей и купить оборудование можно, но как ни крути -- опять таки не здесь, так что к весне точно не успеть. Пока проще всего делать одно крупное коневодное судно и пару небольших дозорных стругов, или что-то вроде казацких чаек. Они и без паруса вполне ходкие, хотя небольшой кожаный парус, как на поморских кочах, вполне реально сделать. Козьих шкур в той партии, что мы купили у мордвы, хватает. Впрочем, если качественная ткань в нужном количестве подвернется, да по вменяемой цене, можно будет и прикупить. На чайку холста уйдет алтын на двадцать-тридцать, а вот на расшиву потребуется куда как больше, на веслах плыть будет тяжко, так что особо и вариантов не вижу.
  
   С конями у меня, правда, не особо, а татары же своими делиться не будут: не принято это у них. Как конный дозор использовать -- слова супротив не скажут, на то и посланы, а вот чтоб лошадок у них взять для дела -- не дождешься. Впрочем, волов у меня теперь достаточно, да сена с избытком, так что к весне они будут в достаточно хорошей форме и для пахоты той землицы, что успеем расчистить от леса и для экспедиции в Нижнее Поволжье. К тому же я еще раньше велел построить полноценный хлев, да не один, хотя рязанская посоха между собой и переговаривалась, что, де блажит немец, где ж это видано -- избу для скотины ладить.
  
   Тепло у них там, пока климат не испортился и особых морозов нет: так что и в дождь и в снег ютиться живность на дворе, максимум рачительный хозяин навес сладит или приплод в избу заберет на время холодов. Еще больше удивило их мое распоряжение выкопать на месте закладки каждого хлева яму глубиной в аршин, да смешав разрыхленную землю с известняком, уложить ее обратно и утрамбовать. Распространяться о том, зачем я это делаю, не стал -- если швейцарский способ получения селитры ту не в ходу, пусть это побудет пока секретом.
  
   Одно плохо, я пока не знаю насколько здешние бычки сильнее лошадей, так что придется построить наклонные беговые дорожки с ограждением, как на коноводных судах позднего типа и посмотреть, что можно выжать по максимуму из местной скотины. Заодно и конструкцию отработаю. Дальше проще: расположим эти дорожки в два ряда, разделив на две группы с общим валом, обгонными муфтами свяжем их соответственно с левым или правым редуктором гребных колес. Можно было бы и винты отлить, но пропульсивный коэффициент у гребного колеса выше, да и на мелководье проблем меньше, подсасывать нос судна к грунту не будет. А самое главное, бронзы едва на пушки хватит, да и они куда как важнее...
  
   А так, если из металла ладить, то по массогабаритным параметрам винт выгодней, но рассчитывать гребные винты мне не приходилось, а времени на натурные эксперименты вряд ли хватит, потому как других дел по горло. Да и мощность на валу не столь большая будет, чтобы масса колес стала запредельной. Если предположить, что вол может выдавать в долговременном режиме пару лошадиных сил, то для того чтобы разогнать до четырех-пяти узлов расшиву на пятнадцать тысяч пудов хватит и двух дюжин голов. Изначально я ориентируюсь на спокойный десятичасовой ход, по четыре часа работы с двухчасовым перерывом на отдых в полдень.
  
   Строить судно придется однозначно на Оке. По Железнице ее ни как не провести, уж больно узко, а тратить время и силы на расширение русла бессмысленно, да и непосильно. С расчетным водоизмещением размер у судна выйдет немалый: при длине по килю в двадцать две сажени и ширине в четыре без четверти, максимальная осадка будет полтора аршина. Если сделать больше, то в межень по Волге в некоторых местах не пройти: плотин то пока нет, зато есть мели. Заниматься же разгрузкой и преодолением оных на виду у ногайцев не слишком разумно. Соблазн пограбить под шумок будет для них слишком велик, тем более что люди Юсуф-Бия особых симпатий к подданным Московского Государя не испытывают.
  
   А раз так, то и готовиться к экспедиции будем со всей тщательностью. Кроме единорогов очень желательно дюжины две коротких дробовых стволов, для вооружения чаек, калибром в три четверти вершка, причем максимально простых, чтобы с их изготовлением справились ковали, нанятые в Нижнем Новгороде. Не хочу отвлекать на это дело Тумая и других мастеров, для них более сложные задачи найдутся. Успеем до отплытия отлить такие же из чугуна, поставим их и на чайки и на расшиву. Если же нет -- обойдемся и теми, что успеем отковать до весны.
  
   Проблема только в самой картечи. Для выделки железной или чугунной из ковкого чугуна, нужны прокатные валки для производства круглого проката и формующие барабаны, вроде тех, что используются при производстве шарикоподшипников, пусть и с меньшими требованиями к чистоте поверхности и точностью. Вот только пока их даже делать не из чего, чугун будет не раньше мая, а сколько времени уйдет на отжиг, я пока не знаю. Но в любом случае оснастка получиться довольно массивной: даже для ближней картечи чугунные пули придется делать весом в двенадцать золотников, то есть диаметром чуть более половины вершка, не говоря уж про дальнюю, весом в тридцать шесть золотников.
  
   Причем, калибр последних будет чуть менее четырех пятых вершка -- почти как у дробовых тюфяков, но не факт что получится такими пулями стрелять на приличную дальность, с точностью проблемы могут возникнуть. На расстояниях до пятидесяти саженей куда как эффективнее мелкая картечь. Однако изготавливать оснастку еще и для нее нам пока не под силу, так что обойдемся железной сечкой.
  
   ...
  
   Пока шла подготовка к запуску стекловаренной печи, я отрывался с пацанами на лыжах. Бегали с самого раннего утра, пока некоторые не начинали валиться от усталости. С остальными продолжали пробежку уже пешком, заодно тренируя глазомер, определяя расстояние то до стога сена, то до дуба на опушке. Некоторых я выделил особо: если и во всем остальном преуспеют, будут у меня стрелки, а со временем и настоящие снайпера. Оружие для них рано или поздно будет -- это дело времени и ресурсов, были бы люди способные им владеть на уровне.
  
   К сожалению, из тех, кто имел соответствующие задатки, почти все были слишком молоды для участия в Выборгской операции, до которой осталось чуть более года. Семнадцать лет к началу 1555 года исполниться только шестидесяти семи, но из них всего двое обладают глазомером, требуемым для снайперской стрельбы. Пятерым самым талантливым стрелкам нет пока и четырнадцати. Как назло среди них единственная из девчонок, проявившая интерес к стрельбе. Остальные особы женского пола в наших пробежках участвовали в основном за компанию, а Стай это безумно нравилось. Чуть позже я приметил что она, соревнуясь с парнями, легко попадает шишкой в дупло дуба с весьма приличного расстояния, да еще и при свежем боковом ветре. Позже, когда начал проверять глазомер у детворы, она тоже оказалась первой, да и по всем прочим параметрам, кроме силы и выносливости не уступала лучшим.
  
   На третий день декабря, в пятницу из Мурома прискакал гонец из Москвы с ответом на мое послание и письмом от Висковатого. Иван Михайлович порадовал меня сообщением о том, что затея с добычей фосфоритов с места сдвинулась, землю государь ему отвел, где было надобно, да толковой человек на то дело поставлен, так что через неделю как вскроется Ока, груз отправят, а на Муроме его ждать еще пару недель спустя. Закончив чтение, я наскоро набросал ответ и перешел к остальной корреспонденции. Иван Васильевич мой вариант обучения посошной рати одобрил, оговорив особо, что за каждого ученика по окончании учебы мне будет выплачено по пять рублей. За тех же, кто в будущем своих учеников наберет да обучит, уже по сорок рублей. Кроме того, государь прислал отдельную грамоту, в которой подробно описывалось, какие пожалования полагаются самим ученикам, с наказом зачитать ее им для пущего усердия.
  
   Утром следующего дня, я собрал посоху, после чего велел Сеньке зачитать царев указ и дал время подумать до вечера. По рабочим делам я общался с мужиками уже почти без помощи толмача, разве что звал его в тех случаях, когда нужно было прояснить смысл того или иного не понятного термина, но тут случай особый. Все-таки государева грамота!
  
   Отказались в итоге немногие, из двух сотен не более трех десятков, да и то в основном семейные или в годах. Остальные на таких условиях готовы были в огонь и в воду! Что я им собственно и устроил, начав с помощью Заболоцкого учить латыни, геометрии и арифметике. А как иначе -- для нормального изучения фортификации это совершенно необходимые знания, без которых никак. Большая часть терминологии моего времени пока хождения не имеет, да и при знании латыни у них появиться возможность продолжить обучение хоть у Агриколы, хоть у других иноземцев. А ну как подсылы Висковатого сманят в Москву Бенедетти или Тарталью. Естественно я знаю некоторые вещи, которые нынешним гениям неизвестны, например, по части баллистики или криптографии, но эти знания весьма специфичны и утилитарны, а во многих других разделах математики серьезные пробелы: не было у меня потребности в этом. Так что русскую математическую школу всё-таки будут создавать итальянцы и никуда от этого не деться.
  
   ...
  
   Через пару недель ко мне пришел Михайло Дмитриевич, давно уже поглядывавший со стороны на наши утренние пробежки с пацанами и последующие занятия с посохой. Я со своей стороны тоже посматривал на его подчиненных и видел как стрельцы медленно и неуклонно начинают дуреть от безделья. К тому же снега намело по колено, так что вылазки на охоту прекратились, по той прозаической причине, что никто из них как на лыжах ходить не умел, за исключением нескольких человек. Хватило всего нескольких дней, чтобы в свободное от караулов время начали твориться всякие безобразия. Играли в зернь, пили, иногда дрались...
  
   Я выслушал стрелецкого голову и ответил, что пошлю к Овтаю гонца немедленно, а покуда будет стрельцам другая работа: снег на реке чистить, да полыньи пешнями быть. Заодно и запасы рыбы пополним. На днях же, после запуска лесопилки, коли всё пойдет по плану, мои мужики короба на полозьях сколотят, а затем их надобно заполнять льдом с реки, да закатывать в наши ледники. Так что работы стрельцам на пару недель хватит, а там, глядишь, уже и лыжи готовы будут.
  
   В обед зашел к Тумаю, осмотрел изготовленные полотна пил: всё оказалось сделано очень качественно, благо времени прошло почти пять недель и с запасом. Вместо восьми штук, все двенадцать. Поинтересовался. Оказалось, опасаясь наделать брака, мастер отковал заготовок с запасом, но бог миловал: не одной не запорол. Зубья на первых образцах он вырубал зубилом, потом додумался до специальной просечки и дело пошло намного быстрее. А вот разводки я на пиле не заметил. Спросил и про это: Тумай почесал затылок и ответил, мол, больно толсты, обломать побоялся, потому проковал его слегка на клин, чтобы зубья шире полотна вышли. Набросал ему чертеж приспособления, однако посоветовал сначала попробовать, как есть, может и так не заклинит, всё-таки разница в толщине как минимум в десятую долю вершка есть.
  
   Оставив Тумая разбираться с этим, пошел посмотреть, как обстоят дела с воловьим приводом, точнее приводами, поскольку их делали пять: один на пилораму и четыре на стеклодувную печь -- по количеству горелок. Первый образец уже собрали и проверили. Конструкция получилась пока что сыроватая, но работала, а вот как с долговечностью увидим позже. Заодно определим, какие детали нужно делать сразу с запасом, для полевого ремонта и сколько штук. Это тут кузня под боком, а на Волге, на судне не разгуляешься, разве что небольшой горн для сварки и правки деталей получиться установить. Велел мужикам погонять агрегат до конца дня, и если не сломается, тащить его утром к Тумаю, чтобы тот подключил его к лесопилке и всё проверил.
  
   Закончив с плотниками, пошел осматривать стекловаренную печь. В принципе всё было уже готово, даже рекуператоры закончили. Вот только их пришлось делать довольно скромными, волы всё-таки не тромпа, если большое сопротивление потоку будет, устанут быстро. На случай если на нужные температуры выйти не получиться предусмотрен и резервный вариант: прямой нагрев каналов, для чего сделали нагреваемые воздушные и газовые каналы в виде свода арочной печи. Угля конечно при этой потратим жуть сколько, да и долговечность никакая будет, но лучше ее многократно сократить, чем совсем без стекла остаться.
  
   Остаток дня ушел на доводку ударно-спускового механизма револьверных ружей. Набросал несколько вариантов, сделал для них деревянные прототипы, опробовал срабатывание вручную и по самому оптимальному из получившихся вариантов изготовил восковые модели. Изготовить их выйдет только в понедельник, когда будем лить первые единороги. Они идут блоком по четыре штуки, так что металла с запасом, хватит и на дополнительные детали, благо оружейные барабаны и сегодняшние заготовки по объему не велики. Если что новую партию с изменениями или без, будем отливать еще через пару недель, уже в январе.
  
   Под конец дня вспомнил, что послать гонца к Овтаю я запамятовал, нашел Кичая и наказал с утра отправляться в путь. На лыжах он бегал еще быстрее, чем видимо и заслужил свое имя[43]. Второй кузнец-мордвин, Тингай, запросился с ним, повидать родителей, но я отказал, вдвоем им быстро не обернуться, да и работы много.
  
   ...
  
   В конце декабря, взяв с собой вызволенных из плена ратников и два десятка стрельцов, Михайло Дмитриевич отбыл в Москву. Отправил с ним письмо государю, о том, как продвигается обучение, заодно предложил летом построить силами учеников из посошной рати малую крепость на Волге, там, где руды найдем, коих в наших местах не имеется. А на земли те попросил грамотку жалованную, лет на пятнадцать, о чем приложил отдельную челобитную. Не забыл приложить и челобитную на пороховую мельницу, присовокупив, что для тех пушек, что лить буду, здешний порох негож, а надобно свой делать. Принимать же крепость просил послать Ивана Васильевича Шереметева Большого, потому как он с той фортификацией знаком изрядно и любое нестроение враз увидит. Дабы тех, кто сию науку не уразумел к делу не ставить! Иначе никак не можно -- за каждый огрех христианской кровью платить придется.
  
   Заказанные лыжи Овтай прислал только на следующий день, так что обучать стрельцов пришлось мне самому, впрочем, учить всех не потребовалось, обучив восьмерых оставшихся в Выксе стрелецких десятников, велел им заниматься с остальными. Можно конечно было поручить это дело Стай, но по-мордовски стрельцы не понимали, ни слова, а Стай по-русски говорила пока довольно плохо. Да и будут ли дворянские отпрыски слушать девчонку, да еще из инородцев?
  
   Вот и пришлось потратить пару дней, хотя времени катастрофически не хватало, а через два дня, аккурат первого января тысяча пятьсот пятьдесят четвертого года, запустили стекловаренную печь и эти несколько недель мне напомнили лето осень сорок первого. Спал только урывками, едва выкраивал время на занятия с посохой и своими воспитанниками. Сначала запустили лесопилку, затем собственно печь. Если с первой было проще, и после первого пробного распила десятка бревен ее остановили на доработку, то варка стекла продолжалась тридцать восемь дней, двенадцать из которых ушло на прогрев. В итоге, в начале февраля ее пришлось остановить из-за катастрофического износа кладки в зоне горелок, грозившей частичным обрушением свода.
  
   За двадцать шесть дней эксплуатации успели сварить более двенадцати с половиной тысяч пудов стекла, изготовили из него двадцать три тысячи стеклоблоков, а так же шестисот грубых полуведерных бутылей, выдутых механическим дутьем, от воздуходувки на бычьем приводе, в специально сделанные формы. Блоки же изготавливались по более простой технологии. Через притопленную в стеклянном расплаве керамическую лодочку железным прутом через щель вытягивался лист, затем гнулся с двух сторон и подрезался в размер. На него накладывался точно такой же, только повернутый на девяносто градусов, стыки защипывались специальными железными щипцами, после чего практически готовый блок отправлялся в печь для отжига. Блоки выходили довольно увесистыми, фунтов по пятнадцать-шестнадцать, но, учитывая кустарность инструмента и технологии, делать их из более тонкого стекла я не рискнул, тем более что его качество оставляло желать лучшего.
  
   Такое количество продукции далось нам на пределе сил, фактически на обслуживании печи посменно работало двести сорок семь человек, а почти все остальные работы пришлось остановить. В самой печи по моим подсчетам еще оставалось около пары тысяч пудов стекла и шихты разной степени готовности. После остывания и разборки часть пойдет на стеклобой для загрузки в новую печь. Впрочем, с этим уже особой спешки не было, я планирую ее строить не ранее осени, пока же соорудим небольшой круглый горн для выработки ламповых стекол и цветного стекла для витражей из готовой фритты. По топливу на единицу продукции получиться намного затратнее, но сам по себе объем работ не велик, да и народу занято будет немного, всего дюжина мастеров в три смены. Подходящих людей я уже приметил, пока варили стекло и делали блоки и бутыли. Им в помощь дам по паре ребятишек каждому, пусть учатся.
  
   Образцы цветного стекла в отдельных тиглях уже опробовали, количественный состав примесей подобрали, так что дело за малым, уточнить какого цвета сколько нужно. Для этого придется навестить игумена Благовещенского монастыря и обрадовать возможностью изготовления железных рам и витражей для них.
  
   ...
  
   С теплицами мы задержались прилично, впрочем, до начала июня еще три месяца. Высаживать рассаду в открытый грунт раньше рисковать не стоило -- а ну как заморозок. Для подстраховки часть растений есть смысл вообще оставить в теплице, на семена. А на освободившееся место посадить томаты и перцы. Деревянные плошки для рассады наточили загодя на примитивном деревообрабатывающем станке с воловьим приводом. Построили печь по центру теплицы и отвели от нее в стороны две кирпичные стены с арочными проходами и дымовыми каналами внутри верхней части. Остекление закончили во вторник, в первый день марта, через две недели после начала просушки домны.
  
   К этому времени лесопилка работала уже две недели, а рядом строилась вторая -- на расшивы досок требовалось много, тем более что их я решил делать крытыми. Хотя в мое время вряд ли кто назвал бы кто досками, по толщине они больше смахивали на брус, но именно это нам и требовалось. Защита от стрел лишней не будет, ногайские луки конечно не турецкие, но тоже имеют приличную дальность, особенно при навесной стрельбе. Хотя на таком расстоянии убойность уже никакая, но при здешнем уровне медицины близком к нулю, любой раненый -- потенциальный покойник.
  
   Получить стрелу в пушечный порт, когда его открываешь для выстрела, вероятность тоже не нулевая, поэтому, когда Тумай и его соратники по кузнечному ремеслу закончили с деталями для воловьих приводов, поручил им заняться изготовлением железных касок и кирас. Расковывать крицы в лист задача не из легких, но к счастью орудийных расчетов у нас будет на каждой расшиве всего по двенадцать, а защита нужна только наводящему, так что для троих мастеров с молотобойцами сделать к концу мая две дюжины комплектов работа вполне посильная. Если управятся раньше, успеем отковать с дюжину дробовых стволов, для чаек, на случай если из чугуна отлить, и как следует отжечь не выйдет.
  
   Хотя, это скорее перестраховка, потому как пока строительство домны идет с опережением графика, а вешняк для водяного колеса закончат уже к концу недели, если и второй, для водяного молота, который будет готов к началу апреля, а значит с доспехами управимся куда как быстрее. Единственная проблема -- револьверные винтовки: несмотря на то, что все детали отлиты, заниматься подгонкой и собирать всё приходиться мне одному, если не считать троих пацанов, проявивших недюжинную тягу к механике. Вот только они пока освоили простейшие операции, а что-то сложное им поручать еще рано. Хорошо хоть учатся быстро.
  
   Впрочем, первая дюжина экземпляров собрана и испытана. Удалось даже добиться приемлемой взаимозаменяемости деталей: если первые отливки после попытки подогнать вручную отправились в брак, то во второй партии я внес полученные опытным путем поправки на усадку металла. В отличие от цветных сплавов моего времени здешние оказались настолько непросты в работе, что скучно не было. Но со временем, как я думаю, мы качество бронзы подымем на нужный уровень, сейчас на эти работы просто не хватит.
  
   Пока же и такой вариант приемлем. Единственный момент, который оставалось скорректировать -- избыточный запас прочности некоторых деталей. С этим я и в самом деле переборщил. По самым скромным прикидкам экономия должна получиться в сумме около фунта, если не более.
  
   ...
  
   В пятницу, в обед вернулся Ласкирев, с новой наградой от государя, однако на вопрос за что получил очередную золотую монету на шелковом шнурке, подробностями делиться не стал, а первым делом перекусил и отправился отсыпаться после дороги. К вечеру для нас истопили баньку, там, без лишних ушей мы и поговорили. Утренняя таинственность стрелецкого головы объяснялась просто: он и сам толком не знал, что именно настолько важное узнал государь от бывших черемисских пленников. Так что тут можно только гадать, тем более, что кроме очередной "висюльки", Михайло Дмитриевич получил еще и двести четвертей хорошей земли под Москвой, причем как следовало из грамоты -- в вотчину. Я лично склонялся к варианту, что Ивана Васильевича могла так порадовать информация об именах предводителей мятежа и их месторасположении этой зимой. Именно это позволило бы подавить восстание быстро и с минимальными затратами, впрочем, что на самом деле поведали государю освобожденные ратники -- нам осталось неведомо.
  
   Не забыл государь и обо мне, прислал со стрелецким головой ответ на посланное ранее письмо, где удовлетворил мою просьбу о присылке Шереметева Большого для приема "экзамена" у посохи. К письму прилагались грамоты, в том числе и на пороховую мельницу, с обельным сроком на десять лет. На поиск руд и крепость он так же дал добро, однако просил дождаться прибытия воеводы, коему будет поручено охранять строительство, а затем и оценивать работу учеников, как было говорено ранее. Вдобавок Иван Васильевича прислал еще и жалованную грамоту, прочитав которую я почувствовал себя практически Колумбом, получившим из рук Фердинанда и Изабеллы должность вице-короля Индий. С таким документом можно не только на Самарской Луке место застолбить, но и о Баскунчаке с Эльтоном задуматься: фактически это было право на поиск полезных ископаемых и их добычу от верховьев Камы до самой Астрахани. Впрочем, о полной монополии на поиск речи не шло, однако пять заповедных лет государь мне от своих щедрот выделил. И то хлеб, хоть и будут конкуренты, но все известные мне интересные места можно успеть прибрать к рукам и за меньшее время.
  
   Одна беда -- народа у меня маловато, и денег пока не особо хватает, чтобы еще нанять. Видимо всё-таки придется брать в долю купцов Строгановых: у них сейчас и люди есть и деньги. Не самый лучший вариант: люди они ушлые, палец в рот не клади, откусят по локоть. Есть и другие не менее богатые купеческие фамилии, но насколько помню, все они завязаны на торговлю со шведами и ливонцами, к тому же основные операции ведут далеко от наших мест. Торговля с Астраханью пока заглохла, да и не знаю я никого из купцов, что ей занимался, а знал бы -- не факт, что получилось бы соблазнить их добычей более дешевой соли, риски немалые. Как не крути, нужно посылать гонца в Нижний Новгород, амбары у Строгановых там имеются, а значит, есть и приказчик который за ними присматривает...
  
   Вопрос только кого послать? Тут нужен толковый человек, чтобы и найти смог и не особо при этом мельтешил на глазах у местных, не зачем им даже гадать, кому и зачем понадобилось налаживать контакты с богатыми солепромышленниками. Ни к чему своими же руками настраивать против себя мелких торговцев на пустом месте. Ведь не разберутся поначалу, что к чему, а кипеж всё одно подымут, а там недалеко и до превентивных мер с их стороны. Красного петуха нам подпустить они естественно не смогут, потому как все меры безопасности приняты заранее, ввиду опасности набега мятежников, а вот стога с сеном к примеру осенью следующего года спалить -- это запросто.
  
   Впрочем, это проблема не основная, главная же дешевизна соли. На Москве конечно цены выше, но в местах добычи они не велики и потому желание рисковать ради не шибко большой разницы в прибыли может возникнуть только у крупных солепромышленников и таких прирожденных авантюристов как Строгановы. Но и тут нужно выжать максимум из ситуации: не для себя, для них. Наша расшива, при водоизмещении в пятнадцать тысяч пудов, за раз может привезти не более девяти тысяч семисот пятидесяти, и то если ее оставить с голым корпусом, без припасов и оружия. На деле же едва ли больше восьми, то есть на шестьсот рублей, если считать по пятнадцать денег за пуд.
  
   Столько она стоит в том же Нижнем Новгороде, в Муроме на две полушки дороже, а вот в Холмогорах как помню вдвое всего семь-восемь денег за пуд, так что прибыль вроде как велика. Но на деле есть еще затраты на харч, оплату наемного народа и самое главное пошлины: они везде разные, и довольно чувствительны. В той же Москве с пуда нужно заплатить пошлин ни много ни мало -- четверть от цены соли в тех же Холмогорах, где она на данный момент самая дешевая. Деньгами выйдет семьдесят пять рублей экономии на налогах, да более ста рублей на транспортных расходах, а в сумме -- четверть всей выручки, так что Строгановым можно предложить даже половину с конечной цены.
  
   В целом для Строгановых достаточно причин для участия в моей затее. Себестоимость добычи ниже, транспортировка дешевле, от пошлин моя государева грамотка прикроет, и никаких конкурентов! Думаю им понравиться. Детали сотрудничества набросаю максимально подробно, чтобы ни один вопрос не остался, не проработан, но с окончательным вариантом определимся только после переговоров. Лучше всего договариваться напрямую с Аникеем Федоровичем, но на край сойдет и любой из его сыновей.
  
   А в Нижний Новгород разумнее всего отправить Заболоцкого. Парень он толковый, грамотный, к тому же ни разу не было, чтобы что-то перепутал или сделал не так из порученного. Единственный прокол у него вышел с самовольной отлучкой вместе с войском, но и тут он отличился. К тому же с дотошностью у него всё в порядке, что не поймет, то переспросит, и это тоже стоит использовать, прежде чем лезть к соляным амбарам, пусть покрутиться по торгу, разузнает, что почем. Мне это может пригодиться, а заодно и купцам успеет примелькаться до рези в глазах и цель приезда обозначит, до такой степени, что желающих вопросы задавать будет очень мало.
  
   Суть дела я изложил в письме, велев Сеньке расписать в самой привлекательной форме все выгоды, не забыв упомянуть и о проблемах, но с непременным приложением способа их решения. Толмач превзошел себя и документ вышел на славу, так что должен старик клюнуть, тем более что от такого лакомого куска трудно отказаться. Не знаю, сколько Строгановы сейчас соли продают, но если не ошибаюсь восемь тысяч пудов это практически годовой объем их соляной торговли к концу века. А ведь при необходимости я могу размер поставок удвоить, и даже учетверить, были бы деньги для найма людей, о чем, кстати, было упомянуто в письме в виде тонкого намека. Скрепив письмо своей недавно сделанной печатью, с роскошным медведем, державшим в одной руке ружье, а другой опиравшимся на бочонок, вроде как с порохом, я вручил письмо гонцу.
  
   ...
  
   Переговоры со Строгановыми удалось провести только в конце марта, когда строительство домны уже подходило к концу, причем Аникей меня себе ровней видимо не счел и послал сына, и что примечательно -- не старшего. И место выбрал, чтобы подчеркнуть, кто есть кто. В озвученную мне посыльным версию об строительстве новых амбаров в Нижнем верилось слабо. Впрочем, я его понимал, мы с Григорием практически одногодки, да и это я нуждаюсь в деньгах, а у него они есть. Пришлось оставить строительство под приглядом Еремея Котова, брата Матвея -- атамана бурлацкой ватаги. Старший братец ему под стать и ростом и силой, но на нем ватага, которая несет реальную охрану внутреннего периметра Выксы, потому как, несмотря на все принятые меры, стрельцы, особенно молодые, давно уже скурвились до последней возможности.
  
   Те, которых я постоянно привлекал к работам и лыжному патрулированию окрестностей, в какой-то мере дисциплину блюли, но три десятка самых молодых за время отсутствия Ласкирева забили на службу всерьез и надолго. По утрам прятались так, что найти было невозможно, днем пили, играли в зернь, задирали моих пацанов, пока несколько раз не огребли от них в особо крупных размерах. Физподготовкой и рукопашным боем мои ребята занимались уже второй месяц, да и с детства неплохо драться умели. Остальные стрельцы держались от этих безобразий в стороне, но насколько их хватит, было неизвестно, и потому надеяться я мог только на своих людей.
  
   К Котовым же, я присматривался с самого начала, проверял всяко, но проколов они не допускали. Мало того, именно их умелое руководство ватагой во время нападения на Выксу черемисов и спасло меня от разорения. Так что за порядок можно не беспокоиться, при необходимости ватажники успокоят любого, если не добрым словом, то пудовыми кулаками.
  
   ...
  
   Дорога вымотала все нервы, на Оке лед уже потрескивал, и приходилось двигаться вдоль берега, а когда попадались маленькие и не очень речки, то становилось еще хуже. Через Тёшу у примеру пришлось строить переезд из бревен, иначе сани с грузом могли проломить подтаявший лед. А саней у нас было немало -- целый караван с железом и прочим товаром. В не зависимости от исхода переговоров в накладе не останемся, товара у меня на полторы сотни рублей: топоры, косы, серпы, лопаты, пилы, последних, правда, немного, в основном делали для себя, но с запасом, а с собой взяли лишь полдюжины, чтобы рынок прощупать. Вот они нам и пригодились, деревья валить.
  
   Прибыв в Нижний Новгород, я сперва оставил Заболоцкого с тремя мужиками торговать нашим товаром, а сам пошел по торгу, не столько прицениваясь, сколько желая примелькаться купцам и обозначить цель своего визита. Интересовался всем, но особенно воском, льном и медью. В последнем случае мне даже повезло, один купчина продавал большую партию меди и довольно дешево. Но желающих не было, медь была не ахти, ломкая, видимо количество вредных примесей превосходило все разумные пределы. Без предварительного огневого рафинирования в работу она явно не годилась, но мне это как раз на руку -- будь иначе, и цена была бы другой, и уже раскупили бы большую часть.
  
   Сговорились мало того, что чуть не по цене свинца, так еще и с оплатой товаром -- тут, правда, пришлось скинуть, но не шибко много, потому как, увидев захваченные образцы железных лопат и прочего инструмента, купец особо не торговался. Оно и понятно, при таком раскладе ему и пошлину ни с продажи меди, ни с покупки инструмента и металла платить не потребуется, а свои шансы сбыть товар еще кому-то он давно уже трезво оценил. Наш же товар отменный, качество за зиму мы подняли изрядно, а по тем же лопатам конкурентов нам вообще нет -- никто такие еще не делает. В итоге со всеми скидками девяносто шесть пудов меди обошлись мне в семьдесят два рубля, причем не серебром, а товаром, на который еще месяца полтора особого спроса не будет.
  
   Даже с учетом угара при огневом рафинировании, я как минимум теперь смогу удвоить количество единорогов и соответственно построить вторую расшиву, тем более что времени в запасе еще достаточно. Впрочем, будет ли в этом нужда, зависит от исхода переговоров. Но пока в соляные амбары идти было рановато, прошелся еще по торгу и не зря -- набрел на мужика продававшего серу. Та же история с качеством: сера была с песком, приставшими осколками кирпича, явно сбитая с трубы медеплавильной печи, скорее всего откуда-то из-под Казани, или с низовьев Камы, где медных руд тоже хватает. Цена была не сказать, чтобы высокая, но и не совсем бросовая, потому видать и задержался купец на торге.
  
   Перебрал несколько кусков, прикинул выход в чистом виде -- дороговато, но если расплатиться товаром, то смысл есть, тем более что сера мне и сейчас не помешает, хотя всю партию брать не стоит. В селитряницах селитра пока не полностью созрела, а чуть модернизированным швейцарским способом, из ям при отхожих местах, мы ее пока получили не особо много. Серы же на пуд пороха нужно всего четыре фунта, так что даже если ее выход после отгонки будет не более половины, всё равно трех пудов хватит за глаза. Только дюжину пудов пороха вручную качественно не перетереть, это не полфунта -- руки отваляться: придется часть меди временно пустить на пороховые бегуны или пресс, всё одно купленный металл чистить нужно, вот и будем делать это в два этапа, разница в угаре несущественная получится.
  
   Однако только за товар купчина серу продавать отказался напрочь, посетовав, что и так издержался, а когда всё распродаст неведомо, так что ему бы деньгами, хоть рубль с полтиной. Торговались четверть часа и в итоге сошлись, что я беру половину выставленного на торг товара, за который даю запрошенные полтора рубля серебром за пуд, а остальное товаром: топорами, лопатами, косами.
  
   ...
  
   Прежде чем перейти к делу, я показал Строганову наши изделия, причем не только продукцию наших кузниц, но и масляную лампу, благо один экземпляр я прихватил с собой. После демонстрации Григорий поинтересовался ценой, однако, услышав ответ, охнул и сказал, что за такие деньги охотников купить найдется немного. Я развел руками, мол, медь да олово дороги, да и мастеров к литейному делу гожих кроме меня никого нет, так что пока дешевле никак не выйдет. А вот ежели с железа делать начнем, да с хоть дюжину человек на замену себе обучу, так и цена будет иная.
  
   Сынок Аникея Федоровича оказался настырным и тут же начал меня выспрашивать. Интересовался, из железа буду ковать, как у нас принято, али лить как англичане и немцы, и сколько стоить будет. Да нельзя ли заранее сговориться, если в цене сойдемся, чтобы всё как есть продавать только им, а другим бы купцам сего товара не продавать. Ох и хватка у парня, сходу для своей семейки монополию на торговлю выбивает! А ведь я могу и наказать за жадность, пусть не сразу, но если договор хитро составить, да увязать с обязательством выкупа всей партии по оговоренной цене, чтобы его "посадить в лужу" при необходимости.
  
   Потому как кроме технологии литья, которая масштабируется относительно слабо, есть еще технология штамповки и большая часть деталей ламп можно изготавливать по ней, причем за счет уменьшения толщины стенок изделия их материалоемкость снизиться в разы и соответственно упадет себестоимость, хотя для железа не так уж и критично. Года через три-четыре вполне сможем освоить, чай не тазы, аршинной ширины катаного листа не требуется. Кстати, можно и вообще без листа обойтись поначалу, горячей ковкой в форме. В общем, грех упускать такую возможность накинуть поводок на ушлую семейку, тем более птичка сама летит в сеть.
  
   Поторговался немного, чтобы не спугнуть и в итоге клиент клюнул. Сговорились, что дорогие лампы с бронзы, меди али серебра и тем паче золота я волен, продавать сам, а вот железные да чугунные скупают Строгановы, причем берут все, сколько есть по обговоренной цене. Литые светильники оценили в пятнадцать алтын, кованные же в десять алтын. Цену на стекло обсудили отдельно, впрочем, узнав про возможность использования слюды, Григорий настаивать на фиксированной цене в этом случае не стал и оставил на мое усмотрение, тем более что торговля стеклами для ламп под его монопольное право не попадала. На последнем я настаивал особо и тут уступок он от меня добиться не смог. Договор в двух экземплярах тут же настрочил Заболоцкий, после чего перешли к основному делу.
  
   К соляному договору мой собеседник подошел еще более обстоятельно, обсуждая не только главное -- количество, сроки и цены, но каждую несущественную мелочь. Это конечно похвально, но при всей дотошности пару моментов он прохлопал, и куда более важных, чем всё остальное, потому как считать надобно и думать, а не важности на себя напускать перед "немцем"...
  
   Когда в договоре написано что "немец" "обязуется привезти две тысячи пудов соли или более", а далее говориться об обязательстве противоположной стороны своевременно оплатить груз "как будет явлен", да еще и разгрузить это всё "того же дни", то надо уточнять, а на сколько именно это самое "более" может быть. Потому как вместо двух тысяч пудов, по уговоренной цене соли в алтын за пуд, я могу "явить" и раз в восемь-девять больше, благо вторая расшива к сроку поспеет. Хотя я и сам бы в такое не поверил на его месте. Не делают пока таких кораблей на Руси[44], подобный тоннаж речных судов только в следующем веке востребован будет.
  
   Но факт есть факт, на днях я по сделанной масштабной модели тщательно проверил реальное водоизмещение. В итоге оно оказалось на тысячу пудов больше предварительных расчетов, и с учетом распределения груза, припасов, людей и скотины, теперь каждое судно могло взять по десять тысяч пудов соли, да еще и место для серы оставалось. Так что, если я себе часть соли не решу оставить, на что имею право согласно договору, речь идет уже не о шестидесяти рублях серебром, а более чем о полутысяче...
  
   Деньги-то такие у Строгановых есть, вот только кто же будет более двух пудов серебра "на всякий случай" в Нижнем Новгороде держать? Тем более что в этом году его мятежники взять пытались. Впрочем, никакими особыми бедами Григорию моя хитрость не грозит, "войду в положение", подожду, сколько нужно, да еще и уменьшу долю товара, подлежащую выкупу. Остатки же отправлю в Выксу, да в Рязань с Москвой. И лишний доход, и Аникеев сынок мне обязан будет, особенно если я о его проколе, отцу ничего не скажу.
  
   ...
  
   С утра снова прошел на торг, но на этот раз я не столько смотрел товар, сколько искал людей для экспедиции за солью. В первоначальном варианте я рассчитывал нанять три десятка казаков в качестве возниц, но посчитав все детали, пришел к парадоксальному выводу, что при найме полусотни человек затраты будут меньше. И дело тут было вот в чем: если количество возов с шестнадцати увеличить до двух дюжин, то вместо пятидесяти с лишним дней нужное количество соли с Баскунчака мы успеем доставить за тридцать три, а увеличение скорости расшив на смешные три четверти узла сократит время пути по воде на восемь дней. Плюс разгрузка на Самарской Луке будет на пару дней короче. В итоге вместо почти трех с половиной месяцев, уложимся в два с половиной. Двадцать шесть дней экономии, или сорок рублей серебром.
  
   При таких раскладах я в принципе мог бы обойтись и без Строгановых, но при этом риск не успеть расплатиться вовремя со своими мужиками из-за отсутствия денег превосходит все разумные пределы. Конечно, в это время такое обычно терпели, и даже государева казна порой задерживала жалование, но зачем мне снижать у людей мотивацию и безнадежно подрывать свою репутацию толкового хозяина? К тому же любой форс-мажор сдвигающий сроки недели на две-три мог привести к тому, что в Рязань или Москву дойти водой мы уже не успеем -- Ока покроется льдом. А своих лошадок у меня нет. Потому Строгановский аванс в размере пятидесяти рублей именно то, что страхует меня от этих неприятностей...
  
   Хорошо хоть охрану специально нанимать не нужно: две дюжины касимовских татар, да столько же моих мужиков в качества артиллерийской обслуги будет достаточно. Своих воспитанников я пока за реальную военную силу не считаю, для них это первый реальный боевой выход, да и большая часть останется на Самарской Луке, под защитой укреплений, которые будет возводить посоха. Точнее она сейчас этим занята, на месте останется только собрать предварительно подогнанные, а затем разобранные и погруженные на расшиву комплекты, да присыпать землицей, а поверх дерн уложить. Опробованный и зарекомендовавший себя метод, который в свое время был приметен при строительстве Свияжска, с той разницей, что архитектура фортификационных укреплений у нас немного иная.
  
   ...
  
   Пока мои ребята шныряли по торгу, выискивая подходящие кандидатуры, я присел у стругов и продолжил подбивать оставшиеся не решенными детали обеспечения экспедиции. Не считая татар, которым сподручнее идти берегом, общая численность пассажиров у меня как минимум сотни полторы, так что провианта нужно соответственно тысячу триста шестьдесят пудов. Это примерно две седьмых наших запасов хлеба, впрочем, не одним хлебом же я буду народ кормить. Рыбы и дичины у нас наморожено - за год не съесть, тех же пельменей разных видов, в леднике чуть не три сотни пудов.
  
   На Выксе если что и так найдут что сготовить, а ладить на судне кирпичную печь для выпечки хлеба и прочей готовки, как это сейчас принято на тех же галеонах, слишком накладно по весу, так что придется обойтись коваными. Неплохо было бы сборные чугунные печи отлить, но боюсь, не успеем -- первым делом нужно наладить производство ядер для государя. Так что пока будем ковать из кричного железа, соединяя полицы обручами, как это на старинных бомбардах делали. Зато будет можно и пельмени сварить, и лапшу, и уху. А уж пару подчалков к расшивам в варианте плавучий ледник, мои плотники сделают быстро. На утепление пойдет распушенная еловая хвоя, благо заготовили ее по тунгусскому способу с большим запасом, и даже после утепления всех стационарных ледников еще весьма прилично осталось. Льда тоже наморозили много, так что проблем с продовольствием как таковых нет от слова совсем.
  
   С оружием сложнее: из ружей собрано всего сорок штук, хотя деталей отлито на сотню. Остальные придется доводить до ума в пути. Пока же те, что готовы осваивают мои будущие стрелки. В основном этим заняты мордовские пацаны, из мужиков же -- только ватажники, у остальных душа больше к мирному труду лежит. С артиллерией тоже проблемы имеются; вторую партию единорогов тоже еще предстоит отлить, но на это времени нужно немного. А вот с вооружением чаек вообще беда. Из-за подготовки к началу весны почти всё время кузнецы были заняты ковкой инструмента или деталей для быководного привода и лесопилки. Так что чайки вооружать нечем.
  
   Единственный вариант -- сократить вооружение расшив, с двенадцати единорогов до десяти, тогда дробовых стволов хватит и на полдюжины чаек. Впрочем, у меня на такой москитный флот народа не наберется, да и незачем. Зато не придется второй комплект кирас для пушкарей делать, благо испытания показали, что с единорогом справляется расчет из двух человек, так что хватит и сорока человек артиллеристов.
  
   А ведь неплохой вариант! На месте можно будет снять по четыре орудия для охраны чумаков, оставшихся шести, тем не менее, хватит, чтобы разогнать ногайцев, если таковые захотят поинтересоваться, нельзя ли у нас чем поживиться. К тому же сторожевые чайки им сильно испортят жизнь еще до попадания в зону обстрела единорогов -- незачем крупный калибр в дело пускать, если мелким обойтись можно. Причем хватит и трехфунтового единорога, то есть с диаметром канала ствола вершок и три четверти, но в отличии от шуваловского, вес можно уменьшить в два или даже два с полтиной раза. Большая дальность нам не нужна, да и проблемы с лафетом, в отличие от артиллеристов XVIII века, как решить я знаю.
  
   Сто восемьдесят саженей для такого "малой артиллерии" реально за глаза, особенно если маневренность чаек учесть. А дальше в дело вступит основной калибр. Если пришвартоваться в том месте, где в моем времени находится Ахтубинск, до противоположного берега саженей двести, или чуть больше, что для дальней картечи вполне достижимо. А кто намека не поймет, для тех у нас и ближняя есть, а это ни много, ни мало, почти восемь десятков пуль в одном картузе, каждая весом в двенадцать золотников. Пули, правда, кованные в примитивной форме, и не сказать что особо круглые, ну так нам не на выставку и не на продажу. Картузы жесткие, из деревянных дисков с высверленными отверстиями, посередине -- скрепляющий дубовый штырь, а снаружи стянуто пеньковой веревкой. Не самый лучший вариант, но для железных поддонов у меня пока нет жести.
  
   Кроме этого есть и пара особых зарядов снаряженных продуктом, сделанным из первых партий наработанного фенола: гранатная картечь, диаметром в вершок и одну двенадцатую, по калибру равная сплошной картечной пуле весом в один фунт, с простейшим ударным детонатором и зарядом шимозы в шесть золотников. Заряд конечно маловат, но в радиусе двух-трех саженей от эпицентра разрыва находиться очень нежелательно, потому как корпус хоть и отлит из олова, но снаружи имеет дополнительную оловянно-свинцовую рубашку, составленную из двух полусфер и нашпигованную перед заливкой готовыми осколками в виде железной сечки. Выглядит изделие не сильно красиво, и в изготовлении не очень технологично, потому как много ручной работы, но тестовые глиняные манекены разносит в клочья. Так что беззубыми мои деревянные "мониторы" никак не назовешь.
  
   Похожие гранаты я думаю использовать в Выборге. Полдюжины экземпляров уже готовы, осталось снарядить, причем заряд шимозы там вдвое больше, а сама конструкция у них иная. Из дорогого олова сделана лишь внутренняя оболочка, для защиты шимозы от контакта с другими металлами. Наружная же -- из первого в этом мире рукотворного полимера, приготовленного из льняного масла, смешанного с мелко перемолотой серой и готовыми убойными элементами в виде стальной сечки, поэтому гранаты получились такие, что любой карман рвут в клочья за сутки. Впрочем, когда будет возможность изготавливать чугунные или стальные шарики, мы этот момент исправим, а сейчас что есть, то есть. Не знаю, подвернется ли случай их использовать, но запас карман не тянет.
  
   Жаль, что пока, несмотря на доступность сырья, нам не удалось получить магний, а то бы я и осветительными снарядами единороги укомплектовал. Но к концу года планирую этот вопрос решить. Штурмовать Замковый остров придется ночью, чтобы не дать противнику реализовать свое преимущество в численности, поэтому как минимум осветительные гранаты нужны однозначно.
  
   ...
  
   Через полчаса стал подходить народ. Первыми пожаловали крестьяне из деревушки, которую еще в начале зимы спалили луговые черемисы во время набега на нижегородские земли. Две дюжины мужиков с женами, стариками и малыми детьми. С одной стороны грех отказать, земли у меня в избытке, и зерна на посев и прокорм хватит, да вот беда -- не вправе я тяглых на землю сажать. Отказывать не стал, но разъяснил, что решить сей вопрос может только государь, так что опишу ему и ежели даст добро, то выделю место, где поселиться, а покуда могу приютить до весны, чтоб меж двор не шатались.
  
   Едва решил вопрос с погорельцами, потянулись казаки и прочий гулящий люд, причем в количествах куда как больших чем мне надобно. Озвучивал условия: на время пути до места жалование -- денга в день и мой корм, да по алтыну в день во время рейсов за солью. Это уже за риск, потому как в расшиве за надежным бортом сидеть это одно, а по степи с обозом -- совсем другое. В сумме деньги немалые -- за два с полтиной месяца выходило рубль, семь алтын и две денги, не считая моего корма! Желающих соответственно оказалось не просто много, а как есть все до единого. И немудрено, потому как голодно казачкам в это время, работы считай, нет -- потому как не сезон.
  
   Вот только их набралось уже сотни две, а мне лишь четверть потребна. Тут дело чуть до драки не дошло: те, кто ранее подошли, требовали гнать остальных к такой-то матери, а они тоже не дурные -- уперлись. Пришлось даже вразумить ударом под дых одного особо горячего казачка, схватившегося за нож. Остальных успокоил добрым словом, пообещав дать шанс всем, и ежели кто в возницы не попадет, так на строительстве крепости поработать сможет, а там и на государеву службу есть шанс попасть. А кто в кузнечном деле сведущ, могут у меня при заводе остаться.
  
   Таковых нашлось немного -- всего семеро, но и это хлеб. Ковалей мне отчаянно не хватает уже сейчас, дальше, когда передел чугуна на железо освоим, будет еще хуже. Работы много, а рук свободных, вместе с теми, что сейчас нанял, едва дюжина наберется, не считая кузнецов. С другой стороны, повезло там, где не ждал -- трое гулящих оказались с Хлынова. Что бы мне с того, пользы, да вот какой поворот: приходилось им и до Астрахани хаживать, не с купцами, скорее наоборот, гостей заморских пощипать довелось. Так что им объяснять, как соляные озера искать без надобности, они и сами это знают...
  
   Дело поворачивалось интересно. Теперь самому мне на Баскунчак ехать незачем, эти путь найдут, туда всего сорок пять верст, а озеро в поперечнике шестнадцать, так что мимо проехать, это постараться нужно. К тому же рядом горка имеется, высоты немалой для такой низины, и весьма характерная -- красного цвета. Ее в степи издалека видно!
  
   Ближе к вечеру вернулся с торга Заболоцкий с мужиками, порадовал -- распродали почти весь товар, за минусом того, которым я расплачивался с купцами. Выручили чуть более тридцати рублей. Из-за остатка терять еще один день я смысла не видел и скинул остатки Строганову за полцены, кроме пары пил и двух десятков лопат.
  
   ...
  
   На следующий день нас ждал неприятный сюрприз -- вскрылась Ока, и начался ледоход. Теперь нужно было спешить, потому как в районе Тёши, как помню подъем воды, на период паводка может достигать трех-четырех саженей. Соответственно устья притоков преодолеть будет непросто, придется подниматься вверх по течению, где нет подпора из Оки, да еще и мосты наводить. Мне же нужно было в Муром. Пришлось оставить Заболоцкого за старшего, и взяв с собой часть татар перебраться на другую сторону по льду Волги, как можно дальше от устья Оки.
  
   До Мурома мы добрались только в среду, тридцатого марта. Первым делом заглянул к воеводам, отдал их заказы и забрал остаток денег. Торопился не зря: поместная конница уже вовсю готовилась к походу -- на берегу смолили струги, готовили припасы. Впрочем, Давид Федорович успокоил, что ранее начала июня всё одно не отправятся, того не хватает, этого, и самая беда -- зелья мало для пушек. Дело то поправимое, пороховая мельница в Муроме есть, но ранее чем через месяц всё одно не успеют. К тому же с Москвы судовая рать покуда лед выше по течению не вскроется, подойти не сможет. А ее ждать велено...
  
   Перекусил у боярина, чем бог послал, заодно отправил гонца с письмом государю, где сообщал ему о возникшей проблеме с тяглыми погорельцами. Ближе к обеду, отправился к игумену Благовещенского монастыря, узнать, как обстоят дела с потребным для работы металлом. Увы, меди собрали чуть более половины, пудов восемь, остальное придется докупить, хорошо хоть с оловом порядок, его оказалось с избытком -- почти два пуда. На большую часть деталей хватит, по остальному металлу сговорились, что возьму деньгами, благо их собрать оказалось проще. По правде сказать, и этого почти что хватает, потому как часть деталей, которые внутри будет, я могу запросто из железа сделать, а четырнадцать рублей серебром отпущенные на покупку недостающего металла мне за работу пойдут.
  
   Решив вопрос с паникадилом и его оплатой, перешел к тому, зачем собственно приехал в Муром. Разговор завел издалека -- поведал о попытке варки стекла, показал цветные образцы, мельком заметив, что, несмотря на то, что стекловаренная печь у нас "прекратила свое бренное существование", но стекла осталось в избытке, и ежели надобно, можем и витражи сделать, да рамы к ним отковать. За ценой гнаться грех, чай не венецианцы. О сумме говорить пока рано, всё зависит от размеров витражей и их рисунков и соответственно количества ковки и объемов обработки стеклянных пластин.
  
   Тем не менее, игумен, похоже, опасаясь, что стекло обойдется дорого, поинтересовался, нельзя ли заказать отдельно кованые рамы, а уж вставить слюду они и сами сумеют. Тут я его успокоил, что слюда выйдет дороже вдвое как минимум. То есть вроде как цену стекла я озвучил демпинговую, но на деле просто грабительскую. Слюды дешевле восьми рублей за пуд просто не найти, а большие куски без изъяна могут и в двадцать раз больше стоить, так что четыре рубля за пуд стекла вроде как по-божески. Но на деле-то себестоимость стекла у меня едва ли более п, да и то лишь потому, что печь быстро из строя вышла. Потому как даже маленькая печь ванного типа намного экономичней плавки фритты и стекла в горшках -- там больше атмосферу греешь, да и выход продукта мизерный, а не сотни пудов в день как у нас.
  
   Судя по предварительным расчетам, на имеющееся количество окон потребуется порядка дюжины квадратных саженей стекла, или при толщине в четверть вершка примерно восемьдесят пудов, что обойдется монастырю в четыре сотни рублей серебром, да плюс еще сотню за рамы. Впрочем, в сравнении со стоимостью строительства каменной церкви это мизер, а уж весь монастырский комплекс, пожалуй, им раз в двадцать дороже обойдется. Кстати, там тоже окна потребуются...
  
   ...
  
   В пятницу, первого апреля ближе к обеду мы вернулись в Выксу, а вот наш обоз еще нет. Видать крепко застряли в пути, им как минимум в семи местах нужно переправы наводить. Причем, скорее всего на Тёше, потому как из всех правых притоков Оки, от устья до Железницы, этот самый полноводный, да и площадь водосбора как помню там несколько тысяч квадратных верст, всего лишь вдвое меньше чем у Москва-реки.
  
   Первое что бросилось в глаза на въезде в поселок -- виселица, на которой ветер раскачивал пару стрельцов в одном исподнем, со скрученными локтями и без сапог. Похоже Михайло Дмитриевич мои намеки на необходимость принятия суровых мер истолковал хотя и своеобразно, но, тем не менее, очень правильно. Как бы то ни было, прежних пьяных обормотов, что примечательно, было не видно: по улице никто не шатался, песни не орал...
  
   Проезжая под "глаголью" отметил для себя, что смутьяны знакомы мне более чем. Это ведь они тогда стояли на карауле у бани, когда двоих пленных мятежников кто-то прирезал. Некогда было мне ими тогда заняться, теперь эвон -- висят. А кому другому такие дела не поручить, нет у меня таких специалистов, но скоро они нужны будут кровь из носу: у меня на производстве секретов появиться как блох на собаке. Так что стоит уже сейчас начать спецов для контрразведки готовить, тем более что несколько подходящих кандидатур среди моих пацанов найдется. Но сначала поговорю со стрелецким головой, выясню, чем эти двое висельников отличились.
  
   Впрочем, сразу встретиться с Михайло Дмитриевичем не вышло. В Выксе его не было, как и самих стрельцов. Охрану периметра несли ватажники, а проштрафившиеся подчиненные Ласкирева, по словам Матвея Котова, ушли вверх по Железнице, и ждать их раньше вечера не стоило. Похоже, стрелецкого голову всё-таки вдохновил пример моих ребят, и теперь государевым воям предстояло в полной мере хлебнуть всех прелестей марш-броска с полной выкладкой, благо подробностями проведения этого "воспитательного средства" я успел по секрету поделиться с их начальником...
  
   Кроме всего прочего, оказалось, что еще на прошлой неделе прибыл обещанный Висковатый струг с фосфоритами. Матвей, как было оговорено ранее, глянул, что прислано, сверяясь с выданным мною образцом, затем послал мужиков разгрузить судно, а сам расплатился с купцом. Печь для обжига была почти готова, но Котов решил дождаться меня, и не страдать самодеятельностью, тем более, что я обещал вернуться назад на пару дней раньше, не приняв в расчет ранний ледоход на Оке. Так что теперь пришлось разъяснить ему, что да как, впрочем, заняло это не более получаса, ватажник всё схватывал с полуслова.
  
   В ожидании вечера не стал терять времени, прошелся по Выксе, просмотрел, как идет работа. На соседнем холме как раз шла разгрузка угольной печи. Сортировку угля проводили тут же. Крупные и средние куски грузили в вагонетки, покрытые изнутри глиной, после чего отвозили в хранилище, мелкие на месте дробили, сбрызгивая водой, чтобы исключить самовозгорание и везли на тачках на южный склон, где уже была распахана земля под огороды. Уголь конечно не низкотемпературный как было бы желательно, но от такого польза тоже есть, влаги он удерживает немало, а в засушливый период отдает ее обратно. Заодно угнетает развитие насекомых и вредителей, особенно нематоду и проволочник, что для картофеля то, что доктор прописал. Кстати, от филлоксеры уголь тоже защищает, впрочем, виноград у меня всё одно не вырастет, а до эпидемии этой напасти в Европе еще несколько столетий[45]...
  
   Подошел к углежогам и обрадовал их, что эта закладка была последней. Теперь печи пора разбирать на кирпич, как остынут, и возводить на новом месте -- ближе к домне, тем более что туда лес возить будет в разы ближе. Причем поначалу строить будем лишь одну печь и ту временную. Остальные уже со сменными чугунными ретортами, а две, совсем небольшие, каждая на пару реторт, сделаем для выжигания бурого и шоколадного угля [46]. Но пока нет чугуна, нет смысла и строить, потому, как величину усадки отливок таких размеров посчитать заранее малореально.
  
   Взяв с собой главу артели с помощником, повел к достраивающейся домне, показать, где ладить печи. Кстати, сама домна выглядела внушительно, несмотря на не шибкую высоту: всего пять саженей от лещади до колошника. Вокруг ее, расширяющейся улиткой, вилась галерея охлаждения, выполнявшая так же функцию нагрева дутья. Причем сечение каналов пришлось делать с большим запасом, чтобы не тратить время на расчеты и не мучиться вопросом, а хватит ли. Двухаршинная улитка вентилятора располагалась внизу и была целиком сделана из сваренных вместе полос металла. Сколько нам пришлось возиться, чтобы ее отцентровать, даже вспоминать не хочется. Хорошо хоть не пришлось роликовые подшипники делать, обошлись баббитовыми, из олова с добавкой сурьмы и серебра.
  
   Галерея для очистки колошниковых газов, проложенная на вершине узкой насыпи протянувшейся в сторону холма, добавляла своеобразной законченности индустриальному пейзажу. Меня не столько беспокоила экология, сколько было жаль терять то, что можно использовать с толком. Серы в местной руде практически не было, так что на получение абгазной серной кислоты рассчитывать не приходилось. А вот аммиачную воду в некотором количестве получить вполне реально. Сколько ее там выйдет большой вопрос, но нам любое дополнительное количество селитры только в плюс. Вдобавок боковые части насыпи будут использоваться для подвоза руды и угля.
  
   Кстати, новую большую печь для плавки меди, расположенную неподалеку, тоже подключили к подобной галерее, но более короткой и узкой. В самом металле примесей не так много, но здоровья они точно не добавляют. А если получится раздобыть руды, то содержащаяся в ней сера нам тоже пригодится. Тем более что я знаю, где их искать, хотя на данный момент не все места доступны для эксплуатации. Месторождения в будущей Воронежской области помешают разрабатывать крымцы, да и глубины там от двадцати двух саженей и более, хотя руда хороша, кроме того, в составе есть еще и никель с платиной. Причем содержание меди в той руде около четырех-пяти процентов.
  
   В Карелии с медью тоже богато, но слишком далеко от Выксы и слишком близко к шведам. Про Урал пока вообще разговора нет, пока туда никак, а вот казанская сторона, от меня никуда не уйдет, тем более что историю Саралинского завода я вкратце знаю, и пленные шведы мне в отличие от Петра I без надобности -- сам справлюсь[47]. Заодно можно обеспечить работой тех, кого пришлось взять в Нижнем Новгороде. Это без малого полторы сотни лишних пар рук, которых придется так и ли иначе чем-то занять, чтоб не барагозили. Время сейчас подходящее, русские воеводы распугали всех мятежников, и у казаков и прочих гулящих людишек есть шанс. Выживут, еще работы подкину, а нет -- значит не судьба.
  
   Хлеба я им дам, инструмент тоже, оружия у них и своего хватает, но могу и добавить, а вот деньгами баловать не стану -- по осени заплачу за руду, если таковая будет, а нет, так извиняйте братцы, у нас не богадельня. Впрочем, им пока еще до Выксы добраться нужно, струги простроить, да как следует подготовиться. Вот только где взять рудознатцев знающих как выглядит медная руда? Самому же ехать время жалко, от устья Камы до места двести верст, то есть примерно неделя пути, да назад дня три. Даже если дня за три-четыре выйдет управиться с поисками, две недели считай псу под хвост. Впрочем, сие худший вариант, при полном отсутствии ветра, когда под парусом уже никак и придется грести против течения.
  
   Стоп, а я ведь только своих мужиков при найме опрашивал, кто что умет и знает, а среди посохи о том, слова молвлено не было. А ну как есть кто среди них с рудным делом знакомый? С одной стороны конечно еще дед Ивана Васильевича немцев приглашал, чтобы медь на Цильме искать, но с другой стороны не всё так просто. Достаточно вспомнить, как те же сиволапые мужики находили месторождения и железа и меди в XVIII веке, причем началось это еще как помню до Петра I. Оно и понятно, сейчас они перед государевыми дьяками норовят сказаться ни в чем не сведущими, чтобы тягло новое на свой же хребет не схлопотать, а я-то живой деньгой буду платить и щедро.
  
   Решив не откладывать этот вопрос, я закончил с угольщиками и направился в сторону плотины. По дороге зашел на лесопилку, проверил, готовы ли доски для ульев, конструкцию которых прикинул еще до отъезда в Нижний Новгород. Оказалось что, мой заказ выполнен, так что я немного задержался и совместно с плотниками собрал один экземпляр для образца. Улей получился достаточно массивный, потому как тонких досок у нас пока не вышло, минимум, который удалось получить на нашей лесопилке -- один вершок, при более частой установке полотен бычий привод уже не тянул. Впрочем, как помню, мой сосед пчеловод делал ульи со стенками всего лишь чуть-чуть тоньше.
  
   Рамки пришлось делать из квадратного бруска такого же размера, распиливая пакет из досок повторно. После обработки рубанком их размер стал на одну восьмую вершка меньше, так что в итоге вес улья вышел два пуда и десять фунтов, а с учетом меда, который может поместиться на десяти рамках, к осени всё это хозяйство может потянуть пудов на пять-семь. Посему, чтобы не усложнять жизнь будущим пчеловодам сразу приделали ручки для переноски. Проблема оставалась с покраской, но пока время терпит и можно подумать над этим позже.
  
   Тут же ладили каркас для двух плавучих пасек, узких и длинных плоскодонок, с заранее просчитанной осадкой. Других вариантов обеспечить переправку пчелосемей к очередному месту взятка просто не было: пока вокруг сплошные леса и передвигаться можно только по рекам. Тем более что именно по их берегам в основном и расположены основные массивы цветоносов. Чертежи набора я закончил еще на прошлой неделе, и с изготовлением проблем не было, учитывая, что большая часть шпангоутов была однотипной.
  
   Сложности возникли с креплением утепляющих щитов, без которых обойтись было невозможно в принципе: если по Железнице спуститься до Выксы проблем не составит, то гонять пасеку на Велетьму и обратно удовольствие то еще. Так что предполагалось их полностью автономное существование в течение всего срока службы, а доставку меда и воска можно и небольшими лодками обеспечить. На решение проблемы с утеплением у меня ушло более часа, после чего я двинулся к берегу Железницы, где посошные собирали расшиву и укреплений для самарской крепости.
  
   ...
  
   Конструкцию расшивы я в свое время продумывал довольно долго. Основная проблема была в малой осадке судна и большом водоизмещении. В моем детстве, когда еще не были построен каскад плотин на Волге, имелось приличное количество мелей, а в нынешнее время еще и реки мелководнее, так что полутора аршина -- максимум, и то при полной загрузке. Поэтому пришлось делать расшиву широкой и практически плоскодонной, если не считать выступающего на 5 вершков киля, изготовленного из массивного дубового бруса.
  
   Кроме него имелось еще два боковых, на расстоянии двух аршин от основного. Жестко соединенные часто расположенными шпангоутами, они формировали, скелет жесткости судна. Обшивать судно планировалось в два слоя диагональной обшивкой из вершковой сосновой доски, причем, поверх основной обшивки толщиной три вершка, сделанной встык и скрепленной со шпангоутами железными болтами. Суммарная толщина борта в пять вершков вполне достаточная защита от стрел, а с учетом того, что высота борта по миделю почти три сажени, взять судно на абордаж, используя лодки, довольно непросто. Внизу трюм, над ним первая палуба, а сверху -- вторая, орудийная, прикрытая двухвершковыми досками. Верхняя палуба с ограждением из тонкого бруса, с надстройкой по центру.
  
   По сути, получалось очень похоже на корейский кобуксон, с той лишь разницей, что вместо гребцов приводить в движение судно будут две дюжины волов, расположенных на первой палубе, в центральной стойловой галерее шириной две сажени. По бокам от нее выделено место для полукают, с открытым проходом вдоль борта. На протяжении шестнадцати саженей через каждый аршин -- ружейные бойницы. То есть суммарный бортовой вес залпа одной только первой палубы тянет на сорок восемь стволов, а если к этому добавить еще и шестнадцать бойниц орудийной палубы, то получается очень серьезно. Беда в том, что для полноценного вооружения нужно хотя бы полсотни револьверных ружей на одну расшиву, а у нас пока собрано только две трети от этого количества.
  
   Впрочем, это оказалось не самой основной проблемой, куда сложнее было скомпоновать силовую часть, и в первую очередь удаление отходов жизнедеятельности. Две дюжины волов это в сутки как минимум пятнадцать пудов мочи и сорок пять навоза. И всё это нужно как-то убирать с расшивы, причем выкидывать за борт, не вариант. Не подымается у меня рука, мало того, что Волгу загаживать, так еще и столько удобрения терять. К тому же будет чем занять тех, кто больше всех накосячит за предыдущий день.
  
   Эту проблему я решил комплексно, защитив трюм от протекания глиняной подушкой уложенной на настил, и уложенными поверх нее половинками выдолбленного бревна, по одному на каждую сторону галереи. От каждого стойла в них шел сток, отдельным лотком, так же защищенным глиняной прослойкой. Валы для передачи вращательного момента пришлось вынести за пределы галереи, впрочем, ночью мы всё одно двигаться не будем, по причине отсутствия освещения, так что скрежет под рундуком отдыхающих не побеспокоит.
  
   Гребные колеса разместил по бортам, в центре судна. Габаритные размеры в данном случае естественно вырастали по сравнению с кормовым вариантом, но ради маневренности этим стоило пожертвовать. Зато при необходимости мои деревянные "мониторы" смогут развернуться практически на месте, за счет реверса направления вращения колес. К тому же решается проблема с выгрузкой отходов жизнедеятельности -- достаточно было подтянуть "навозные" подчалки вплотную к корме и всё накопленное за день перегрузить в них. Точно так же можно загрузить в расшиву сено для быков и провиант для экипажа.
  
   Проблемы, как я и предполагал, возникли с обгонными муфтами. Все остальные узлы привода успели отработать еще на лесопилке. На данный момент пришлось использовать вываренные в льняном масле ролики из дуба, сделанные на недавно построенном токарном станке с воловьим приводом. Остальные детали для муфты были из аналогичного материала, тратить на них бронзу было бы слишком расточительно. Как ни странно и такие обгонные механизмы в целом работали нормально, но вот по поводу их долговечности оставались сомнения, но тут ничего не поделать -- клена поблизости нет вообще, а сухую березу всю извели на уголь. Дуб же, к сожалению, имеет небольшую кислотность и для масла это отнюдь не полезно. Так что на случай поломки мы сделали по дюжине запасных комплектов, тем более что возможность вывести шестерни передачи из зацепления позволяет осуществлять ремонт на ходу.
  
   А вот что касается реверса, тут всё куда как проще: две дубовых шестерни на подвижной оси, одна из которых, входя в зацепление с перпендикулярно расположенной шестерней гребного колеса обеспечивает вращение по часовой стрелке, а другая -- против часовой. Вместо зубьев вполне для нынешнего времени традиционные круглые штыри вбитые в обод, имеющие то преимущество, что их замена не составляет большого труда, да и запас можно сделать такой, что хватит и на год и на два.
  
   Артиллерийское вооружение изначально предполагалось разместить на крытой верхней палубе, по шесть пушек на каждый борт, позже я планировал уменьшить их число на два орудия, при этом, одновременно сохраняя суммарный вес бортового залпа, для чего по одному орудию нужно было поставить на нос и корму, на вращающейся платформе. Однако отработать ее конструкцию мы явно не успеем.
  
   В дороге было время подумать, так что мне пришел в голову другой вариант: увеличить количество орудийных портов и станков до шестнадцати, а в случае атаки с одной стороны снять пушки с другого борта, и установить их на угрожаемом направлении. Решение в свое время опробованное и себя оправдавшее. Правда, там порой использовались даже рельсы, потому как пушки были тяжелые, мне же это без надобности. Расчету перенести ствол орудия вполне по силам и вручную -- вес единорогов без лафета получился всего около пяти с половиной пудов. Таким образом, вместо двенадцати орудий на судно можно ограничиться всего восемью или десятью, при этом, не снизив, а напротив, увеличив мощь картечного залпа.
  
   Остальной металл пойдет на пороховую мельницу и трехфунтовые десантные единороги. В реальности таких орудий не выпускали, не было для них ниши в военной тактике ни в XVIII веке, ни веком позже. Да и в моем же случае это вынужденный компромисс: поставить на чайки четвертьпудовые единороги конечно можно, они тяжелее всего на два пуда, но придется дополнительно укреплять набор, что прилично утяжелит само судно, а вот этого как раз бы не хотелось.
  
   Проверяя, как идут работы, я поинтересовался у посошных мужиков, нет ли среди них сведущих в рудном деле. Как и следовало ожидать, таковых не оказалось, всё-таки они из Рязани, а там с рудами не особо.
  
   ...
  
   Ласкирев с воинством вернулся поздно вечером, впрочем, я его ждал, велев заранее топить баню и готовить ужин. Пятница день постный, но по несказанной мудрости того кто придумал считать начало нового дня с первой звезды, нормально перекусить нам это точно не помешает, как впрочем и выпить. Тем более что, кроме больших бочонков со спиртным было заложено несколько малых, в которых нет нужды в трехлетней выдержке. Качество конечно чуть хуже, зато в зависимости от объема срок сокращается до года, а то и до шести месяцев.
  
   Поприветствовав стрелецкого голову, я кивнул на виселицу и спросил:
  
   -- Допрыгались?
  
   -- Истинно говоришь, тот ирод, что волосом черен, как есть, с ножом прыгнул, -- Михайло Дмитриевич, распахнул малиновую ферязь, явив моему взору рассеченные пластинки бехтерца, и продолжил -- Не надень доспех, чаю не говорил бы с тобой.
  
   Присмотревшись, я внезапно понял -- удар то знакомый, поставленный, такой убивает сразу, ежели на человеке кольчуги нет или паче того -- доспеха. И те двое черемис были так же убиты, теперь уж и не узнать, за что и почему. Впрочем, не велика беда, проживу и без этого. Более спрашивать ничего не стал, просто пригласив Ласкирева в баню, попариться, да отдохнуть с дороги.
  
   Под горячим веником Михайло Дмитриевич немного отошел, а после, в предбаннике, за узким потемневшим столом, уставленным нехитрым угощением, хряпнув чарочку старки под соленые грибочки, сомлел до кондиции. Если по поводу произошедшего задавать вопросы я смысла более не видел, но другую проблему решать стоило незамедлительно. Несмотря на хорошие отношения со стрелецким головой, стрельцы мне тут более ни коем разе не надобны. Тем более что и просил то я их у государя на время. А задержались они тут лишку ни много ни мало, а на целых полгода.
  
   Учитывая характер Ласкирева, зашел я издалека. Мол, дескать, через пару месяцев идти нам в ногайскую сторону, крепостицу строить, да промышлять, чем земля та богата, а буде повезет, так и городок там ставить. Здесь, на месте Котовы приглядят, Еремей за делами, а Матвей за порядком, а кому там смотреть? А ведь некому будет. Мне, покуда посоха государем урок положенный строит, потребно далее с казаками идти, чуть не до самой Астрахани, за солью, али еще куда. К тому же часть казаков придется оставить на строительстве, а за ними глаз да глаз, а ну как озоровать начнут, без пригляда? Кто их в чувство приведет? Кроме как стрелецкому голове почитай и некому.
  
   Слово за слово, чарка за чаркой, уговорил я Михайло Дмитриевича тряхнуть стариной. Не последним из аргументов было и то, что принимать работу посошных "выпускников" будет Иван Васильевич Шереметев Большой, с которым тот успел сдружиться.
  
   ...
  
   С тех пор как на лещадь домны были загружены дрова, и началась просушка, прошло уже около шести недель. В понедельник вода в пруду, благодаря обильному паводку, уже достигла той минимальной отметки, при которой можно не беспокоиться о нормальной работе водяного колеса, приводящего в действие улитку вентилятора. Горн домны раскалился докрасна, а прогреваемая кладка успела окончательно просохнуть до самого верху, и можно было приступать...
  
   По моей команде мужики начали чистить длинными загнутыми металлическими прутами лещадь, после чего поставили порог и замазали щель глиной. Затем домну набили древесным углем до самого распара, забив предварительно пространство между порогом и распаром угольным мусором пополам с землей. Когда засыпанный уголь разгорелся и начал оседать, угля добавили до двух третей и стали ждать покуда огонь не выйдет наверх, после чего засыпали пару колош угля вперемешку с легкоплавким шлаком от домницы, а сверху добавили несколько колош угля же, но уже с рудой постепенно увеличивая количество оной. После заполнения всей домны открыли фурмы и, дождавшись появления первых капель шлака, установили фурмы и начали легкое дутье, постепенно его увеличивая.
  
   Тумай и пара его соплеменников стояла рядом и внимательно слушала мои пояснения. К сожалению не всё можно было показать вот так сразу, кое-что пришлось просто рассказывать, например как контролировать температуру домны. С одной стороны дело нехитрое, если знаешь: надобно разогреть домну -- засыпь несколько колош чистого угля, остудить потребуется -- добавь побольше руды, а если идет нормальный ход, знай себе соблюдай установленную пропорцию.
  
   А дальше следи, как поднимется чугун со шлаком до уровня фурм -- останавливай дутье, отбивай заделку темпеля, да шуруй рабочим ломом по лещади, отбивай приставшие жуковины, да спускай шлак по пологу, через порог. После чего надобно, заделав набойку порога, пустить дутье еще минут на десять-двенадцать, а потом пробить нижнюю заделку и выпустить чугун через летку. Тут важно хорошо прогреть лещадь, иначе первый чугун может застыть и тогда "балдой" его не расшевелить -- придется работать "соколом" и есть риск расшатать кладку. Впрочем, нас эта беда миновала, потому как, зная о возможной опасности, я предпочел перестраховаться. В крайнем случае, пусть мы потеряем на долговечности кладки, чем угробим домну в самом начале.
  
   Первый чугун мы получили ближе к утру. Решив поначалу не рисковать, я начал с ядер, хотя формы были готовы не только для них, но и для более важных отливок: пары щековых дробилок, пяток барабанов для шаровых мельниц, да трех комплектов деталей установок для проката картечи, а также для прокатных валков под пруток. Но сначала отлили нескольких якорей-лягушек и полдюжины чугунных единорогов с весом ядра в четверть пуда. Длину ствола при этом увеличили до десяти калибров, чтобы можно было полноценно использовать местный порох. Отливали их в первую очередь потому, что стволы еще предстояло подвергнуть томлению в закрытых коробах с песком при температуре порядка девятисот градусов. С термометрами у нас пока глухо, но в данном случае в них нужды нет -- при топке дровами без принудительного дутья это предельная температура. Сильнее разогреть, как не крути, не выйдет. Тут важнее равномерность нагрева, а вот это как раз решается за счет массы печи и загруженных материалов, в частности песка. Позже, когда начнем использовать регенеративные нагреватели дутья, можно будет отжигать чугун в специально сделанных нишах кладки, чтоб была экономия на топливе и кирпича для колонн потребовалось меньше делать.
  
   Несколько суток я спал, выкраивая время между плавками, которые шли с промежутком в шестнадцать часов. Не обошлось и без происшествий: во время загрузки шихты один из мужиков замешкался и получил серьезный ожог от горячих доменных газов. Когда пошел первый чугун, мы занялись литьем. Сначала попробовали, как выходят ядра, после чего оценив качество чугуна отлили долгожданные щековые дробилки, барабаны и валки для проката заготовок под картечь. Из шлака я велел лить плиты для защиты второй очереди плотины. Ее всё равно придется строить, если я хочу иметь возможность катать листовую сталь и жесть. Приблизительные расчеты показывали, что даже для самого скромного двухвалкового стана с шириной проката в аршин потребует больше мощности чем может дать нынешний пруд, да и то при условии снижения скорости проката до минимума.
  
   Впрочем, пока говорить обо всем этом было рано: потребное количество рабочих рук, необходимых, чтобы возвести всё за один сезон, приближалось к четырем тысячам человек. Пока не только нанять такую ораву не на что, и даже дай мне Иван Васильевич столько посохи, мне их не прокормить никоим образом. Раньше, чем соберем урожай, да государь рассчитается со мной за ядра и думать нечего. Тем более что мне сейчас приходится разрываться на части и параллельно контролировать работу по очистке серы и подготовку форм для отливки деталей пороховой мельницы. Хорошо хоть через три дня Тумай настолько хорошо разобрался во всех тонкостях рабочего хода домны, что смог подменить меня в натаскивании в этой премудрости Тингая и Кичая, и я смог заняться тем, что без меня всё одно никто не сделает.
  
   ...
  
   За три дня я успел собрать и отладить еще дюжину ружей, время от времени отрываясь, чтобы глянуть, как там дела с домной. Без происшествий там по-прежнему пока ни дня не обходилось: несмотря на все принимаемые меры, ожоги разной степени тяжести для начинающих литейщиков были практически нормой, но, тем не менее, дело шло, люди учились. Со временем освоятся, и накрепко запомнят регулярно повторяемую им технику безопасности, а пока мазь от ожогов и кипяченые холстины для повязок чуть не каждый день востребованы.
  
   Селитра и сера для пороха уже были приготовлены, уголь запасен заранее, мельницы для приготовления двойной смеси тоже были готовы, так что после сборки бегунов можно было приступать к его изготовлению. Барабаны для картечи пока шлифовали, параллельно собирая саму конструкцию. А щековые дробилки уже работали во всю, к немалой радости мужиков, дробивших раньше руду вручную, молотами.
  
   К обеду пятницы прискакал Заболоцкий. Обоз, по его словам, застрял на Тёше, что было не самой главной бедой -- часть казаков, из тех, что прибыли в Нижний из Новгородчины слегли с лихоманкой. Всё бы ничего, но те симптомы, которые описал Сенька, меня сильно насторожили, поэтому я велел татарам седлать коней и через час мы выехали. По дороге заставил вспомнить толмача все подробности: кто и когда занемог, на что жаловался, и так далее. По всему вырисовывалась очень знакомая мне по двадцатым годам картина заболевания. Жар, немного спадающий днем, ломота в мышцах, бессонница, отечность. Сыпи пока ни у кого вроде не было, но лиха беда начало, через пару дней, если я не ошибаюсь, она должна появиться.
  
   На следующий день, прибыв на место, мы подтянули плот, на котором переправлялся Заболоцкий, повыше по течению и перебрались на другой берег Тёши, после чего я осмотрел заболевших казаков и гультяев. У троих уже явно выраженные "кроличьи глаза" и ярко красные губы. Сухая горячая кожа почитай у всех кто слег, печень и селезенка тоже увеличена. У двоих уже развился тифозный статус: возбужденная бессвязная речь, помрачение сознания, агрессивность. Потрогал затылочные мышцы, так и есть -- вполне отчетливая оцепенелость, а так же обильная и многообразная сыпь, та самая, когда часть пятнышек при надавливании исчезает, а часть -- нет. Этот возможно заболел первым.
  
   Вопрос, как и где? Инкубационный период две-три недели, плюс порядка пяти дней до появления сыпи и еще максимум девять пока она не пропадет. Итого заразиться он должен был тридцать пять дней назад, или менее. Если же Сенька не ошибся насчет сыпи, то вообще меньше тридцати. Сегодня десятое, выехали из Нижнего мы двадцать седьмого марта, а нанимали казаков за день до этого, так что заразились они точно не в Новгороде, оттуда за шестнадцать дней не добраться. Возможно, был с ними кто-то еще, заразившийся раньше, а потом заразивший остальных либо контактно, либо через платяных вшей. Либо среди них есть кто-то к заразе перенесший болезнь бессимптомно и являющийся до сих пор носителем. Такое тоже бывает.
  
   Впрочем, наличие последнего легко выяснить. Хотя пока в этом нет особой нужды -- всё равно всех больных и контактировавших с ними придется в карантин на два месяца законопатить, как раз до отъезда на Самарскую Луку. Пустующие землянки у нас есть, как раз на отшибе. Их еще в том году для углежогов строили, теперь пустуют, потому как лес что валили под боком, весь закончился, а новую печь ближе к домне заложили, да и остальные там же будут стоять, только уже ретортные и более высокопроизводительные.
  
   Вот только чтобы теперь перебраться на другой берег голову поломать придется. Тёша разлилась широко, мост навести нереально, а переправлять всех на одном плоте, что срубили мужики для Сеньки, замаешься. Нас двоих с лошадьми он кое-как выдержал, но в обозе дюжина телег с грузом и две сотни человек. Час в одну сторону потратили, а всё переправить, сотню рейсов туда и обратно как минимум потребуется. На всё про всё больше двух недель потратим, если даже с утра до вечера этим заниматься. Проблема, однако!
  
   Можно было бы больше плотов настроить, но как назло почти весь инструмент в Нижнем Новгороде распродали, осталось с дюжину топоров у возниц, да и лес тут мелковат, для Сенькиного плота его чуть не полдня таскали с той стороны холма. В довершение всего хлеб кончается, хотя и брали с запасом, но я рассчитывал только полсотни человек набрать, а их втрое больше. Хотя не начнись паводок так рано, уже бы были на месте.
  
   С другой стороны, хорошо, что первые симптомы появились до приезда в Выксу, можно сказать в чем-то даже повезло, потому как неизвестно, сколько бы народа успело заразиться. Но на данный момент ситуация попахивает полной катастрофой. Ладно, хоть не чума, которая легочным путем передается, сыпной тиф только через вшей или при контакте. Но подозреваю, что и этого хватит -- если сейчас не ввести карантин, то через неделю тут каждый второй болен будет. Но пока большая часть народа еще работоспособна, значит, шансы обойтись малой кровью еще есть.
  
   Из двух с полтиной сотен человек, десятка три уже не работники, а еще семеро -- кандидаты на отпевание. Первым делом, пока остальные не слегли, строим землянки, человек на двадцать-тридцать каждая, благо дерева на них много не нужно. Вентиляцию делаем на совесть, потому время от времени придется делать полную прожарку от насекомых -- полы всё-таки земляные. Топоров всего дюжина, значит, тридцать шесть человек на рубку леса, чтоб друг друга подменяли, по мере усталости. Лопат двадцать две штуки, соответственно сорок человек, с двумя десятками лопат посылаем срезать дерн, а еще сорок из него стены выкладывать будут. Верховодки тут хватает, да и морозов особо не ожидается, значит, заглублять землянки и делать их стены слишком уж толстыми, смысла нет.
  
   Остальных делим на три группы, одна из которых дерет березовую кору на деготь, чтобы землянки окуривать, вторая займется заготовкой елового лапника для лежанок, и молодых ивовых веток для отвара. Третью берем с собой и, прихватив пару лопат, идем искать, нет ли где поблизости девясила. Уксус у нас еще есть, тут без него разве что хлеб едят, а в мясо и в рыбу завсегда добавляют. Проварим с кислотой рубленые корневища и получим фруктозный сироп, пусть и не очищенный, а на горячем сладком отваре, несколько дней народ протянет, к тому же к утру можно из ивовых веток сплести "морды" для рыбы -- ее тут навалом. А татар я отошлю в Выксу, тут им повезло -- с больными они контактировать не могли в принципе, потому как команды переправляться не было. Заодно передадут ватажникам, чтобы пригнали струг с рожью и вяленой рыбой.
  
   ...
  
   Несмотря на полученный в прошлой жизни иммунитет, после тифа перенесенного в двадцатые годы, возвращаться в Выксу я сразу не рискнул, а провел на берегу Тёши месте с остальными еще месяц. За это время мы потеряли человек сорок казаков, троих из погорельцев и одного из моих возниц, правда, в последнем случае дело было не в болезни, просто не повезло -- медведь-шатун задрал во время рыбной ловли. Большая часть народа поправилась, но пока о возвращении не могло быть и речи. Карантин два с половиной месяца никто не отменял, да и нет им смысла теперь до нашего поселка идти. Чтобы народ не маялся бездельем, после того как первоочередные работы закончились, отправил всех, кто еще не заболел, или хотя бы нормально на ногах держаться на сбор девясила.
  
   Сейчас это единственный имеющийся под рукой источник сахара, если не считать мед. Но меда как раз не так много, да и не будешь его переводить на твердое ракетное топливо, тем более что он жидкий. А девясила в этих местах оказалось на удивление много, несмотря на то, что я велел брать лишь тот, что с крупными корнями: c десятины выходил по пять-шесть сотен пудов корневищ. За две недели, собрали урожай как минимум с шестнадцати десятин, да накрепко запомнили место. После прибытия плотов с досками для стругов на сборе пришлось оставить на сборе сырья только мужиков и возничих, а казаков отправить на постройку стругов.
  
   Вместе с лесом пришло известие от Ласкирева, что среди пленных черемисов нашлось двое, ранее работавших на плавке меди в Казанском крае, как раз у того мурзы, что так удачно переметнулся в стан противника благодаря нашим с Ласкиревым уговорам. Причем нашел их Еремей Котов, который присутствовал при моем разговоре с посохой, он же, уговорил их помочь в поиске руды в обмен на переправку всех пленных домой, потому как, помнил мои попытки сбагрить их с глаз долой еще до начала зимы. Тогда они совершено не горели желанием мерзнуть и голодать по дороге, да и сейчас добраться самим им точно не светило, русские воеводы жгли деревни, вешали непокорных бунтовщиков и опустошали их земли. Так что без моей защиты черемисы сами бы не рискнули добираться домой. А нам как раз по пути, впрочем, дома у них нет -- их деревеньки царские воеводы пожгли еще в год взятия Казани, и есть шанс, что они согласятся обосноваться там, где мне нужно. Все-таки лучше иметь под боком тех, кто уже давно с тобой сотрудничает, пусть изначально и не по доброй воле, чем неизвестно кого.
  
   Кроме всего прочего Михайло Дмитриевич переслал и письмо от государя, с указом о выделении погорельцам землицы, правда, не на тех условиях, что в моей грамотке: обельный срок Иван Васильевич им всё же урезал до десяти лет. Выбор места был оставлен на мое усмотрение, выразившись в гибкой формулировке "...где для заводского дела будет пригоже", так что над этим предстояло еще подумать. За что особо спасибо: основную головную боль царь таки с меня снял -- теперь я мог по своему усмотрению "сажать на землю" всех кто "...из иных краев по скудости аль недороду пришед и челом бьет". Само собой, себя казна, при этом, не обидела, возложив обязанность выплачивать все полагающиеся с крестьян сборы на меня.
  
   ...
  
   В Выксу я вернулся в четверг, пятого мая, на двадцать седьмой день после первого контакта с больными. К этому времени, плотники возвели для меня в стороне от основных строений, небольшую избу с пристройкой для кузни, и перенесли туда часть инструмента, куда мы с Сенькой и переселились. Наши контакты с остальными я сократил до минимума еще на месяц, так, что распространение заразы удалось предотвратить. Заодно собрал оставшиеся револьверные винтовки, исключая установку деревянных деталей, потому как для дезинфекции приходилось их выдерживать несколько часов в остывающей печи, при температуре в полторы сотни градусов.
  
   Параллельно я работал над пороховой мельницей и отдельными узлами агрегата для проката чугунной картечи. Формирующие барабаны шлифовать уже заканчивали, так что была надежда, что как минимум по полсотни зарядов к каждому единорогу мы сделать успеем. А возможно и больше, пусть и не очень скоростной агрегат выходит, всё-таки мощность привода от водяного колеса маловата, но дюжину картечных пуль в минуту производить должен. А это не много не мало -- шесть зарядов, по сто двадцать пуль в каждом, всего за час, или более тысячи за неделю.
  
   Агрегат для дальней картечи вышел еще менее шустрым, но ее много и не нужно, уж слишком расточительно такой стрелять. Потому как вместо ста двадцати картечин, там всего тридцать шесть, да и количество попаданий, на расстоянии трех сотен саженей, не впечатляет. В щит высотой в сажень и в пять длинной попадает едва шестая часть. А вот на ста -- больше половины, но там и ближняя картечь достаточно убойна. Сможем освоить жестяные поддоны, тогда можно рассчитывать на большее, а пока в качестве полумеры будут кожаные с пропиткой маслом с серой и последующим прогревом для полимеризации. Жесткость у них пониже, но и то хлеб, потому как, в отличие от первых, деревянных, хоть часть пуль на дальних расстояниях в цель попадает[48].
  
   Первую расшиву к этому времени уже начали собирать в рабочем варианте, в тихом затоне на Оке, недалеко от устья Железницы. В качестве прикрытия от возможного нападения лихих людишек или казанских мятежников, вместе с материалами и оборудованием я отправил дюжину татар и восемь орудий с полностью укомплектованными расчетами. Перестраховка, конечно, но лишней она не будет, тем более что орудия так и так потом на суда ставить. Для чаек, которые уже были закончены, оставалось только купить парусины, благо деньги, вырученные при продаже товара в Нижнем Новгороде, это позволяли.
  
   По поводу пушек для чаек я всё больше склонялся к тому, что от трехфунтового единорога толку будет мало, картечное действие у него откровенно слабовато, а вес не намного меньше чем у пятигривенкового. В итоге, взвесив остатки пушечной бронзы, и тщательно посчитав, сколько ее потребуется на отливку единорогов обоих видов, я принял решение ограничиться двумя пятигривенковыми -- по одному на каждую чайку, с тем, чтобы довести количество четвертьпудовых единорогов на расшивах до двух полных дюжин. Вес легких единорогов вышел порядка трех с половиной пудов и, несмотря на чуть более слабое картечное действие, выявленное при испытаниях, они вполне себя оправдывали за счет вдвое меньшей отдачи.
  
   Вдобавок к ним для каждой чайки из чугуна отлили по восемь коротких дробовых стволов, да по две дюжины для расшив и столько же для крепости. Специально делать картечные пули для них не стали, остановившись на уже освоенной ближней картечи весом в двенадцать золотников, скомпоновав ее по дюжине штук в берестяном картузе. Калибр пришлось увеличить с изначально планируемых трех четвертей вершка, до вершка с четвертью, а заряд пороха усилить до восьми золотников нашего пороха или двадцати четырех местного. Особой дальностью эти недомерки похвастать не могли, едва обеспечивая поражение противника на дальности полета стрелы, но для отражения внезапного налета конницы, при швартовке у берега, или нападения на воде, с лодок, они вполне годились. Что же касается будущей крепости, то тут они особой роли не играли, на ее вооружение пойдут чугунные единороги. Остальная часть чугуна от плавок последней недели пошла на более мирные цели: несколько дюжин станин разных размеров, для будущих станков, которые потребуются нам через год-полтора. Этого времени как раз хватит для естественного старения отливок.
  
   ...
  
   Пятого июня я вывел Марата из стойла в загон, где его дожидалась кобылка текинской породы. Раньше покидать карантин я не рискнул, да и смысла не было: жеребенок появиться примерно через одиннадцать месяцев, а в мае в эти времена еще холодновато, что чревато простудами. Поэтому нет смысла рисковать. С учетом того, что с первого раза кобылы обычно не беременеют, так что нужно будет устроить им еще одну встречу. В таких делах стоить подстраховаться, ибо ставка велика -- есть отличный шанс сохранить чистокровную текинскую породу, пусть даже в виде единичных экземпляров. А это позволит при необходимости приливать кровь текинцев тем же ногайским лошадкам. Пока же я могу рассчитывать только на Марата, но жеребцы живут не особо долго, так что со временем ему потребуется замена.
  
   ...
  
   В пятницу, десятого июня, перед самым отправлением на Самарскую Луку, я выкроил время, чтобы проконтролировать высадку картофеля в открытый грунт. Первые ростки появились уже во второй половине марта, и за это время основная масса рассады вымахала вершков на семь-восемь, а некоторые экземпляры и более. Возни с ней было не меряно: сначала приходилось проветривать раз в день посаженные семена, открывая крышки плошек, а когда они проклюнулись и немного подросли, пересаживать в небольшие берестяные туеса, а за полмесяца до посадки выносить всю эту ораву из теплицы на закаливание. Предвидя эти хлопоты, я с самого начала выделил часть народа для работ в тепличном хозяйстве, причем прикомандировал к ним временно несколько человек посошных. Пусть учатся, через пару лет будут рядом с укрепленными городками на Южном направлении картошку сажать.
  
   Основную массу высадили часто, с расстоянием между растениями в пять вершков, а самые крупные стебли рассады приберегли для наиболее плодородной и хорошо удобренной земли, посадив их, на расстоянии аршина друг от друга. Если с погодой повезет, то немного картофеля на еду и в этом году получим. Остальную мелочь посадим на следующий год. Причем всю выкапывать не будем, там, где земля лучше, оставим каждый третий куст, да укроем от мороза как следует, а в следующем году получим ранний урожай. Этот способ я у соседа по даче подглядел. Правда он сажал нормальный семенной картофель в положенные сроки, а часть оставлял, чтобы в апреле-мае полакомится свеженьким.
  
   Остальную часть огорода засадили капустой, огурцами и разной зеленью, а отдельную делянку, весьма приличных размеров, отвели под посадку девясила, выбрав самые крупные корневища. Растущего в лесу, в виде дикоросов, нам очень скоро будет не хватать, а так можно быть уверенным, что в ближайшие три года проблема сахаром в какой-то мере решиться. Быстрого результата тут ждать не стоит, но других вариантов просто нет: сахарный тростник у нас не вырастет, а сахарная свекла на данный момент таковой может называться лишь условно, потому как в ней сейчас чуть больше одного процента сахара, поэтому и придется использовать, то, что под рукой.
  
   В остальном всё шло своим чередом: первая чугунная печь для выжигания угля вступила в строй, домна исправно выдавала металл, из которого тут же лили ядра и пушки. Разве что попытка использовать чугун для легких единорогов бесславно провалилась. Несмотря на увеличение веса с пяти с половиной пудов, до девяти, первое орудие разорвало после седьмого выстрела удвоенным зарядом, второе -- после девятого, притом, что бронзовые, с куда как меньшей толщиной стенки, выдержали даже выстрелы с трехкратным количеством пороха. Пришлось увеличить толщину стенок, доведя вес ствола до тридцати пудов, при длине в десять калибров, потому как использовать подобную артиллерию совместно с конницей всё одно было уже нереально: отставать будет, хоть восьмерку лошадей впрягай. Так что пока орудия пойдут на усиление обороны Выксы и крепости на Самарской Луке. К мобильному варианту вернемся, когда будет первая сталь.
  
   ...
  
   В путь мы отправились двенадцатого июня, в воскресенье, ранним утром. Впереди шли ертаульные чайки, за ними расшивы с подчалками на буксире. Замыкали караван стрелецкие струги. Шли резво, хотя когда подул свежий боковой ветерок, и на чайках подняли паруса, остальные суда моментально начали отставать. Я ехидно посмотрел на Ласкирева и спросил:
  
   -- Зришь, аки борзо грядут?
  
   -- Гораздо! -- ответил стрелецкий голова и, помолчав, добавил: -- Егда рек еси, аз мыслил еда блазнил еси.
  
   Что ж признать свою ошибку, лучше поздно, чем никогда, хотя, сколько же времени в пути мы потеряли раньше из-за нежелания Михайло Дмитриевича переделывать парусное вооружение. Да и сейчас струги идут на веслах, потому как от прямых парусов при таком ветре толку мало.
  
   В Муром мы заходить не стали, нужды в том не было, остановились только у устья Тёши, где нас ждали казаки и прочий гулящий люд. Один из подчалков с провиантом им отдали, да высадили черемисов, которые должны были идти вместе с ними до устья Тоймы. На четвертый день и стрельцы, и казаки, отстали из-за встречного ветра, мы уже к обеду причалили в Нижнем, они же туда добрались только затемно. Так что я успел пройтись по торгу, глянуть товар, а под конец дня зашел к Строганову. Самого Григория Аникеевича на месте не было: уехал по делам дня три назад, но его приказчик насчет нашего железного товара указания получил загодя. Предыдущую партию он уже успел распродать, так что взял сразу рублей на пятнадцать, сокрушаясь, что более денег пока нет.
  
   Тут я ему ничем помочь не мог, тем более что самое интересное продавать в одни руки намерений не имел. А товар был знатный -- чугунные котлы разных размеров. Видано ли: котел в пуд весом всего двадцать пять алтын, самый завалящий медный втрое дороже, да и кованный не сильно дешевле, потому как в конечной цене от стоимости материала едва не шестая часть, а всё остальное работа. У меня же реальная себестоимость изделий из литого чугуна порядка двух-трех алтын за пуд веса. Натуральная золотая жила! Но времени, чтобы распродать тут в розницу хотя бы десятую часть, у нас точно нет. Потому пришлось пойти на хитрость: провести демонстрацию товара, с приготовлением пельменей разом в шестнадцати котлах. В итоге не только накормил своих людей, но и нашел нескольких купцов готовых, со скидкой пять алтын с пуда, взять в сумме рублей на двенадцать.
  
   ...
  
   На следующий день вышли с рассветом. До Казани я планировал дойти чуть менее чем за четыре дня, небольшой запас времени был, так что решил проверить режим экономичного хода, удлинив при этом ходовой день в полтора раза. Хитрость в том, что воловий привод у нас разделен на четыре группы -- две носовых и две кормовых, каждая на шесть стойл с беговыми дорожками. Любую секцию, работающую на свой вал, при необходимости можно отключать от гребного колеса, что дает возможность отдохнуть волам, в то время как другие работают. Первые пару дней мы шли по четыре часа утром и вечером, делая остановки в середине дня для отдыха.
  
   После движения в течение дня в новом режиме стало ясно, что с половинной мощностью скорость расшивы с четырех с половиной узлов падает до трех и четырех пятых, естественно без учета скорости течения. Однако за счет удлинения ходового дня с восьми часов до двенадцати, пройденный путь напротив, вырастает с шестидесяти двух с половиной верст, почти до восьмидесяти. Таким образом, уже к концу третьего дня мы должны будем почти до самого устья Казанки. В сумме же весь путь до слияния Ахтубы с Волгой по моим расчетам займет на шесть дней меньше, так что при отсутствии форс-мажорных обстоятельств нам хватит времени, чтобы добраться от Камского устья до места впадения в нее Тоймы и потратить несколько дней на разведку медной руды.
  
   Впрочем, в первую очередь интересен левый берег Камы в частности Мензеля, приток реки Ик. Где именно по ее течению расположен будущий Ахметьевский рудник неизвестно, но поискать стоит. Из ста пудов его руды выходило тридцать пудов меди, для меня это просто подарок, пусть той руды до конца года добыть выйдет совсем немного. Сейчас даже три тысячи пудов вполне решат большинство моих проблем, как-никак это почти тысяча пудов меди. А завод там и позже можно построить, сырья хватит, благо вся Камская сторона на сплошной полосе медистых песчаников лежит.
  
   ...
  
   Форс-мажор нарисовался на следующий день ближе к полудню, в виде дюжины челнов вынырнувших из устья Ветлуги и направившихся в нашу сторону с явно недружелюбными целями. Сидевшие на носу лодок более чем демонстративно держали в руках изготовленные к стрельбе луки. Расстояние до противника, подходившего к нам с левого борта, не превышало три сотни саженей, так что я велел заряжать пушки картечью, а носовую -- ядром, а сам вызвал на верхнюю палубу своих парней и пару пленных черемисов в качестве переводчиков. Была у меня надежда обойтись малой кровью, но переключить передние галереи, на улитки вытяжных вентиляторов, я на всякий случай велел, и как оказалось -- не зря.
  
   Договорится, увы, не вышло, похоже, нападающие воспринимали нас как добычу и не более. Атаку они продолжили, налегая на весла со всей дури. Когда расстояние сократилось до двухсот сорока саженей, а мои ребята заняли свои места у стрелковых амбразур, я скомандовал зарядить носовую пушку ядром и открыть огонь. Столб воды поднялся в двух саженях от борта передового челна, но прыти у гребцов от этого не убавилось, видимо противник не оценил серьезность наших намерений. Требование остановиться, озвученное переводчиком только подхлестнуло нападающих, и тогда я отдал команду "Огонь всем бортом". Расшива отчетливо вздрогнула, а вентиляционные трубы, расположенные по центру корпуса, внезапно выбросили клубы порохового дыма, придав нашему кораблю вид заправского парохода.
  
   Полюбоваться это впечатляющее зрелище кроме меня было некому, зато противник в полной мере "оценил" действие нашей картечи. Из пятисот семидесяти картечных пуль покинувших стволы шести орудий левого борта в цель попала едва лишь шестая часть, но и этого оказалось достаточно -- пара передних челнов с перебитыми веслами и выбитыми гребцами отвернула в сторону, остальные сбавили ход. А через минуту ударили еще четыре пушки, которые обслуга успела перетащить и установить на свободные станки. Один из челнов практически разорвало на две части, видимо впопыхах расчет по ошибке зарядил орудие дальней картечью. Остальным тоже досталось изрядно.
  
   Перезаряжать орудия я не счел нужным, противник и так оказался деморализован и обратился в бегство. Однако грохот стрельбы разбудил Ласкирева, отдыхавшего на второй расшиве, который спросонья не разобрался в чем дело и велел тамошним пушкарям стрелять. Залп дальней картечи перебил весла и разломал борта еще у трех лодок, а четвертую переломил пополам. После такой демонстрации силы самые сообразительные стали прыгать в воду, сообразив, что шанс быть разорванным в клочья там куда как меньше. Покинутые лодки понесло вниз по течению, а часть медленно затонула.
  
   Дальше всё пошло наперекосяк: перед залпом Михайло Дмитриевич естественно позабыл отдать команду на включение вентиляции, а после, кашляющий от дыма механик, переключил только рычаг левого борта, оставив на правом колесе полную мощность. Естественно судно начало разворачиваться, почти не сбавляя при этом хода и пока там сообразили, в чем дело, вторая расшива вылетела с фарватера и пошла в направлении правого берега. Механик с перепуга остановил колеса совсем, хотя рулевой уже начал разворот на прежний курс. Естественно потеря хода самым плачевным образом сказалась на радиусе циркуляции и не успев довернуть совсем чуть-чуть эти охламоны сели на мель у самого берега. В это время ертаульная чайка, позорно прохлопавшая засаду черемисов, вернулась назад и стала преследовать противника, пытающегося добраться до берега.
  
   Глядя на этот цирк, я только смог произнести: "Вот же Титаник, твою мать!" Больно уж похоже с курсом получилось, разве что вместо айсберга подвернулась отмель, что тоже особо не обрадовало: судя по скрежету сели серьезно, просто так не снять. Подозреваю, что как минимум весь остаток дня уйдет на разгрузку, а значит, в Казань придем на день позже. Впрочем, сейчас важнее не это -- пора остановить раздухарившийся экипаж чайки: эдак они всех перетопят, а мне пленные нужны. Не полон, конечно -- этого добра и так хватает, едва нашел способ как от прежних пленников избавиться. А вот поговорить с этими "флибустьерами речных просторов" стоит и очень внятно, так чтобы и сами запомнили, и другим передали, что на мои караваны нападать шибко больно и обидно.
  
   Велел спустить на воду две лодки, специально предназначенные для таких случаев. Не шлюпки конечно, просто долбленка с наращенным в одну доску бортом, но на дюжину человек каждая, не считая сорока пудов груза. Меньше чем с четвертью сотней стрелков я на берег не полезу, чай не дурной. Черемисы тут на своей земле, откуда прилетит -- поди угадай. Значит безопасность по максимуму, как и огневая мощь. Сам тоже прихватил оружие: шашку и пояс с парой револьверов калибром в две седьмых вершка и шестью запасными барабанами.
  
   Дальность у них поменьше, чем у ружей, всё-таки ствол не в аршин длиной, а всего шесть вершков, но с пятидесяти шагов, да со станка, восемь из десяти пуль в пятивершковый круг укладывают. Жаль, что пока такие на поток поставить нереально -- стволы отбирал самые лучшие, да еще и хонинговал с особой тщательностью. Каждая пуля оклеена вощеной бумагой, чтобы освинцовку ствола к минимуму свести, порох тоже отборный, с высокой плотностью прессовки, притом полированный, да еще и отсортирован по размеру зерна. В общем, товар штучный цены немалой, но для себя не жалко, другим -- если только в подарок, да и то, если человек шибко нужный будет. Кстати, два экземпляра как раз для Шереметева и припасены, правда, там ствол хуже, можно сказать рядовой, но кто ж сравнивать-то будет? А вот один, самый лучший, я оставил для подарка другому Иван Васильевичу, тому самому, который еще пока не Грозный.
  
   ...
  
   Стрелять однако, не пришлось, сопротивление никто толком не смог оказать, тех кто избежал смерти от картечи или от удара веслом по голове, выловили и связав, побросали на дно чайки. Кое-кто успел добраться до отмели на противоположном берегу, куда их снесло течением, но там их по большей части изловили касимовские татары, что шли берегом. Унесли ноги только те, кто первыми повернули свои челны после первого залпа, ну да бог с ними, теперь время тратить на погоню нет смысла -- среди пленных оказались шудовуй[49] и пара его сыновей, так что разговаривать было с кем. Остальные напуганы, а эти держаться гордо, хотя их тоже колотит от адреналина. Оно и понятно -- время суровое, слово гуманизм, поди, и в Европе не везде слышали, зато по части пыток, казней и прочих развлечений победителей -- полное раздолье.
  
   Впрочем, мне их пытать ни к чему, всё что нужно и так узнать можно. Отправил дюжину своих ребят в темпе пробежаться по берегу, найти место, где эти ухари швартовались, перед тем как вступить на сколькую стезю изменчивой пиратской удачи. Сам же остался на месте, велев казакам с ертаульной чайки, принести веревки и соорудить из ближайших деревьев несколько глаголей, а остальным нести караул. Черемисы, глядя на это дело, сильно приуныли, хотя до попыток взывать к милости победителей не дошло.
  
   Вскоре подошла и вторая чайка, так что на берегу стало весьма людно. Прикинув, что полсотни человек всё-таки будет маловато в случае внезапного нападения, отправил часть вновь прибывших забрать с расшивы полдюжины пушек на полевых лафетах с обслугой, да человек сорок стрельцов. Через полчаса вернулась моя разведка, обнаружившая не только место стоянки, но и тропинку, ведущую к деревеньке. Чуть раньше прибыли стрельцы и пушки и теперь можно было говорить предметно. Михайло Дмитриевич, как я убедился, на расправу скор, посему желательно решить вопрос мирно, покуда он занят.
  
   Шудовуй оказался человеком сообразительным и поэтому колебался недолго. Стоило мне намекнуть, что если мы не договоримся, пока воевода закончит со стрельцами снимать судно с мели, то нянчиться с ним никто не будет. Всех бунтовщиков ждет петля, а деревню государево воинство непременно спалит, чтоб впредь никто в этих местах грабежом да разбоем не промышлял. А вот ежели покаяться, да присягнуть Москве, то напротив, можно надеяться на милость и щедрые подарки. Коли повоевать охота, так и за этим не станет, но против тех на кого государь пошлет.
  
   Однако всё оказалось не так просто. Стрелецкий голова, едва прибыв, хмуро посмотрев на потенциальных висельников, заявил, что им надобно непременно ехать в Москву, прихватив приличные дары и аманатов, дабы там уже присягнуть на верность непосредственно пред лицом государя. Я предложил подкинуть их до Казани и свалить это дело на тамошних воевод. Но Михайло Дмитриевич хотел непременно сам сопровождать новых подданных в Москву, и отговорить его от этого удалось лишь с большим трудом. Пришлось даже пообещать написать государю письмо, чтобы не дай бог, казанские воеводы не присвоили сей подвиг себе.
  
   ...
  
   В Казани мы с Ласкиревым задержались в ожидании Шереметева, который не усидел на месте и отправился с отрядом усмирять очередных бунтовщиков. Строительство шло полным ходом: одних только псковских каменщиков во главе с Ивашкой Ширяем было две сотни, а стенщиков и ломцев вообще без счету. От старой Казани, по правде говоря, после штурма осталось немного: ханская мечеть, ханский дворец да еще три каменных здания. Заправлял строительством Постник Яковлев, тот самый, что через год должен начать строить в Москве Собор Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву.
  
   Пока было время, написал очередное письмо государю, расписав в лучшем виде деяния стрелецкого головы. Заодно намекнул, что для быстрейшего усмирения мятежа луговых черемисов неплохо бы давать всем прекратившим бунтовать и присягнувшим на верность, освобождение от налогов лет на пять, потому, как взять с них особо нечего, а гонять по лесам выйдет в разы дороже. Вместе с письмом отправил еще и отдельную челобитную на постройку медеплавильного завода в Казани.
  
   По ранее данной грамоте искать руды я мог и по Каме, и вниз по Волге от Камского Устья. Но ставить завод на месте будущей Елабуги, или где еще, будет накладно из-за большого количества охраны, потребной для бережения от ворогов и татей. Охранять придется не только рудник, но и сам завод, и лесорубов с угольщиками. Выгоднее поначалу выгрести богатую руду с Ахметьевского рудника, а медь выплавить под защитой казанских стен. Заодно там и работных людей проще найти, либо с Нижнего Новгорода завербовать. Добычу же на месте проще организовать силами казаков, да и местных к этому делу привлечь стоит. Им дополнительный заработок хорошим подспорьем будет, особенно через три года, когда за Волгой весь хлеб погибнет от дождей.
  
   Обельный срок я испрашивал по максимуму, упирая на то, что возить руду придется с разных мест, потому как где сыщем и сколько, пока неведом. А буде завод без сырья год простоит али два подряд, а ну как опосля сызнова такая беда случиться, да не раз и не два, то и проку не выйдет с сего дела, токмо сплошной убыток. А вот ежели обельные лета до двадцати продлить, то и новые руды искать мочно и дело надолго не встанет. Инде сказывали черемисы, что в полон взяты: закопушек и дудок брошенных, в том краю несметно, да шибко малы. Посему мыслю: есть там медные руды, но сыскивать их потребно неустанно.
  
   Что интересно, завод на самом деле строить даже не нужно, медеплавильные печи есть в районе Северо-Восточной башни старого Казанского Кремля, правда их сначала раскопать нужно из-под обломков и пепла. Так что потакать мздоимству и вводить псковских каменщиков в искушение не придется, и так полностью каменные стены тут только в следующем веке возводить закончат.
  
   ...
  
   В четверг, дождавшись Шереметева, мы отправились в путь. Взять весь отряд на борт и речи не было -- под рукой воеводы в поход шло ни много, ни мало, две с половиной тысячи человек. Впрочем, это лишь малая часть сил отправленных на завоевание ханства. Остальные на Самарской Луке только отдохнуть остановятся, а потом пойдут берегом до Переволоки, там, где Волга ближе всего к Дону, и на Астрахань -- сажать Дервиш-Али, ногайского протеже, на ханский трон. По мне так дурость очевидная, это и в Казани ничем хорошим не заканчивалось, и тут не выйдет, потому как, править он будет между трех огней: с одной стороны Крым, с другой -- Москва, да еще и ногаи под боком. А уж при таких раскладах на его верность рассчитывать, по меньшей мере, наивно.
  
   Впрочем, меня больше занимали не военные дела, а то, как долго будет стоять войско там, где я буду строить крепость. Вопрос не праздный, каждая лошадка это минимум полпуда навоза в сутки, так что лишний день постоя даже одного передового полка под командой Ивана Васильевича, это ни много, ни мало -- около четырех тысяч пудов дефицитного в тех местах удобрения. В следующем году, когда будет семенной картофель, это будет кстати. Озимую рожь, кстати, посеем еще этой, осенью, пару старых плугов я захватил, но для ржи вопрос с удобрениями в первый год не особо актуален. Да и не столько она для урожая, как для улучшения почвы -- корневая система у нее глубокая и тянет питательные вещества с глубины более двух метров, а заодно сорняки неплохо глушит. Донник посадить тоже желательно, он и как сидерат хорош и как сырье для селитры и компоста.
  
   Но это всё вторично, важнее другое: научить как бы невзначай новым для XVI века методам агротехники почти две сотни человек, которые в свою очередь будут учить тех, кого начнут селить вдоль южной окраине Московского государства. Вроде мелочи, но в сумме мои нововведения дадут несоизмеримый затратам результат. Одно только протравливание семян и использование "зеленых удобрений" чего стоит, не говоря уже про картошку. Пшеницу или рожь во время набега запросто сжечь можно, а вот попробуй то же самое проделать с картофельным полем.
  
   ...
  
   -- Добрые самопалы! -- сказал Иван Васильевич, поменял барабаны и отдал одному из моих стрелков, на перезарядку.
  
   Вообще-то на поясе, который шел в комплекте с револьверами, было еще восемь запасных барабанов, но как раз всё это добро Шереметев впопыхах оставил на судне: уж больно хотел испытать подарок. Едва лишь мы достигли Камского Устья и пристали к берегу, воевода, не дожидаясь пока разобьют лагерь, отправился пострелять. Расположился он под раскидистым дубом, рядом с которым и велел разбить свой шатер. Я же прихватил сумку с двумя дюжинами зарядов и теперь наблюдал, как тает ее содержимое, и прикидывал дальнейшие планы.
  
   Потеря нескольких дней была не сильно критична, так что я склонялся к тому, чтобы отправится на двух чайках, вверх по Каме, до устьев Тоймы и Мензели. Казачьи струги от нас вновь отстали. Куда плыть они знают, но вверх по течению им подниматься дня на два дольше, так что у меня в запасе чуть ли не неделя, чтобы дойти до места и провести разведку местности. Особой надежды на знания рудного дела тех двух пленных черемис нет, поспрашивал я их на досуге, те еще "рудознатцы" -- лучше глянуть самому, раз уж такой случай подвернулся.
  
   Для моих планов медь тоже важна, однако сера и соль пока на первом месте, как и возведение крепости на Самарской Луке. С этим, правда, посошные и сами справятся, я их так натаскал в строительстве укреплений, что уже и объяснять не нужно, что и как делать. Вписать в рельеф местности тоже смогут, недаром я с самого начала отобрал самых толковых и назначил десятниками, а позже их учил особо. До Вобана большинству из них еще пока далеко, но лет через десять не удивлюсь, если некоторые из них станут ничуть не хуже хваленого маркиза, была бы практика, особенно по части черчения. Одна беда -- бумага нужна. Не дело на бересте чертежи карябать: что там можно сложнее землянки начертить?
  
   Решено! Как только казна рассчитается со мной за ядра, отправлю людей в новгородские пятины закупать коноплю для бумаги, заодно и льна прикупят для парусины, и ткачей поищут да сманят сколько выйдет. Что бумага, что паруса и канаты рано или поздно пригодятся, при этом мне потребуется самое наилучшее качество, которое кустарные промыслы стабильно обеспечить, не способны в принципе. Оборудование для бумажного производства мне немного знакомо, что же касается ткацких станков, тут уж придется смотреть на те, какими местные пользуются. Улучшить имеющуюся конструкцию, мне как инженеру, куда как проще чем с нуля придумывать.
  
   ...
  
   Утром, в субботу наш караван разделился: обе расшивы пошли дальше, вниз по Волге, а я со своими ребятами на чайках -- вверх по Каме. Кроме восьми десятков воспитанников, прихватил с собой только тех двоих черемисов, что имели дело с выплавкой меди, два десятка стрельцов из числа самых надежных, да Сеньку. Боезапас взяли по максимуму, как к ружьям, так и к нашей малой корабельной артиллерии. Риск конечно был, но не испытай я моих стрелков в боевой обстановке сейчас, это как пить дать аукнется позже, в том же Выборге. И последствия могут быть куда как серьезнее.
  
   Расстояние до устья реки Ик, в которую сейчас впадает Мензеля, порядка двухсот пятидесяти верст, так что на чайках как раз поспеем туда за пару дней, а если ветер будет попутный, так и быстрее. Актазицкий рудник пока подождет, первым делом разведаем Ахметьевский, тем более что особой протяженностью Мензеля не отличается -- она длиной всего сто пятнадцать, максимум сто двадцать верст. Три дня туда, четыре на поиски, пара дней, чтобы добраться до Камского устья, да еще три-четыре -- до Самарской Луки. То есть всего восемь ночей для тренировочных вылазок, чтобы в условиях приближенных к боевым, хотя, если честно, какие уж тут "условия приближенные к боевым": обычный ночной марш-бросок и наблюдение -- максимум что им светит.
  
   Языков брать нам тут не резон, диверсии устраивать тоже -- портить отношения со здешним населением я не хочу. Официально эти места конечно в состоянии войны с Московским государством, но по факту войска сюда Иван Васильевич пока не посылал, за исключением войск, посланных для разрушения крепости на Каме, в устье реки Меши, построенной марийским князем Мамич-Берды в прошлом году. Так что кровь здесь не льется, ни с той, ни с другой стороны и не нам это начинать. Не то что мои ребята к серьезной работе не готовы, как никак уже более полугода тренирую, в Абвере столько времени разве что разведчиков глубокого тыла натаскивали и то не всегда, а на обычных диверсантов больше двух месяцев не тратили, да и у нас со сроками похоже было. Но тогда война была, а у меня пока спешки особой нет, немец к Москве не рвется, можно готовить качественно, по максимуму и без компромиссов. Тем более что большая часть программы подготовки диверсанта-разведчика на данный момент не актуальна.
  
   Картография пока в зародыше, радиодело за отсутствием оборудования тоже отпадает. Прыжки с парашютом и вождение транспорта, в том числе потенциального противника изучать не требуется -- авиации нет совсем, а всё разнообразие средств передвижения ограничено лошадьми и волами. Хотя если сравнивать с теми же татарами, по поводу верховой езды пока все достаточно скромно, но со временем, когда будут свои лошади, это можно будет наверстать. Знание оружия вероятного противника тоже пока касается лишь вооружения местных черемисов, и тут как раз всё в порядке: ножом и луком моя мордва владеет с детства. Марийскому языку я их тоже немного натаскал, в том числе и на пленных, хотя особой нужды в его знании и не было, но по себе знаю, что каждый новый изученный язык дается легче предыдущего, так что это задел на будущее. В общем, объем изучаемых знаний пока в разы меньше чем у диверсанта моего времени, так что можно сосредоточиться на углубленном изучении того, что реально нужно именно здесь и сейчас.
  
   ...
  
   Первые две группы ушли едва начало темнеть. Задачу поставил простую: разведать дислокацию деревень противника вверх по течению Камы на пять верст от самой реки в глубину. На какое расстояние вверх по реке нужно пройти не уточнял, предоставив решать сами, тем более что нужно успеть вернуться к реке до рассвета, устроить там укрытие, после чего ждать пока не подойдут чайки. Первая группа пошла по левому берегу, вторая -- по правому. Для разведки моего времени задача плевая, особенно учитывая то, что никакого противодействия контрразведки противника не предполагается за отсутствием оной. Но попробуйте всё тоже выполнить без часов, без компаса и карты.
  
   По опыту предыдущих марш-бросков знаю, что верст десять в час с такой нагрузкой мои ребята могут держать несколько часов подряд. Тридцать верст, они несколько раз преодолевали и менее чем за пару часов, но на территории противника рискованно, устанут до почти полной потери боеспособности. Так что оптимален первый вариант. Пока не стемнеет, часа три-четыре у них есть, к тому же сегодня полнолуние и небо ясное, так что до сорока верст они пройти успеют. Возможно, чуть больше, хотя на их месте я всё остальное время потратил бы на создание временной замаскированной базы, но тут уже им решать: время учебы закончилось, пора сдавать экзамен. Причем, по второй части задания его будут принимать те две группы, что остались со мной, это для них тоже своего рода тест, только уже на поиск укрытия "условного противника".
  
   ...
  
   Сколько провожал своих подопечных за линию фронта в прошлой жизни, и всякий раз самое тяжелое в моем деле было -- ждать возвращения. Как бы не готовил ребят, а случиться может всё что угодно. Чтобы не изводить себя понапрасну всегда старался в такой период загрузить себя работой, по возможности с полным напряжением сил, чтобы некогда было думать... Вот и сейчас решил использовать проверенный метод, тем более что много чего нужно решить, и желательно не торопясь.
  
   Основная проблема, которая встанет у нас в ближайшее время -- станки. Получить приемлемую сталь из чугуна с помощью малого бессемеровского процесса особых сложностей не составит. Объемы, конечно, будут невелики, но с поправкой на мое время, а для нынешнего века это очень серьезно. Уже построенная малая домна дает разовую плавку под восемьдесят пудов. С учетом потерь при конвертерном процессе на выходе получим больше шестидесяти, то есть ни много ни мало -- тонну стали. Вот только та пара станков, что у нас сейчас в наличии, для серьезной обработки стальных деталей не годятся. Уж больно у них точность невелика, в основном за счет слабости сочленений деревянных элементов -- даже станины там из дубовых колод, да и общая масса станка явно недостаточна, чтобы качественно гасить вибрации при обработке крупных деталей.
  
   Станины для новых станков изготовим из чугуна, вдобавок к тем, что уже успели отлить и заложить на естественное старение, а вот со шлифовкой направляющих придется повозиться. Особенно для высокоточных, по понятиям нынешнего времени, станков. Хотя как решить самую сложную проблему я знаю, но для этого нужно строить новую стекловаренную и отжиговую печи, да закупить в Москве олова. Тогда сможем отлить из стекла поверочные плиты. Одна беда: задача это нетривиальная по сложности, и охлаждать их в зависимости от размера может потребоваться вплоть до года и более. Увы, теплопроводность стекла не велика, а размер плит нам требуется немалый. Пока же придется обходиться шлифованными чугунными. Они, которые конечно сильно будут уступать шаброванным по многим параметрам, но тут без вариантов -- кроме меня никто этой технологией не владеет.
  
   Хорошо хоть абразивы у нас есть, но пополнением их запаса тоже стоит озаботиться. Но с этим пока не всё просто, на той же Самарской Луке есть и точильный камень и жерновой, причем последний аж в трех местах. Вот только, места где шла добыча, я знаю по названию деревенек Сызранского уезда конца девятнадцатого века, а их-то пока и нет вовсе. Есть, конечно, Брусяные горы, одна на реке Соплессе, вторая на Вое, но это уже Печора, отроги Урала, а туда пока ход заказан по понятным причинам, хотя камень там хорош, спору нет. Опять же и под Москвой этого добра хватает, и тоже в нескольких местах, причем подозреваю, что кое-где его уже добывают. Строго говоря, желательно иметь как можно более богатый ассортимент материалов. Для серьезной обработки нужны и твердые и мягкие, причем с разным размером зерна, и разной его твердостью, так что даже на Самарской Луке желательно провести полноценный поиск, а заодно поднатаскать моих ребят в азах геологии.
  
   В целом вопрос с абразивами решаем, так что пора перейти к кинематической схеме станков. С учетом того, что в окончательном варианте привод у нас предполагается от тромпы, первая ступень будет достаточно скоростной, так что, с учетом имеющихся на данный момент технологических возможностей, червячный привод -- это наиболее подходящий вариант. Все детали, естественно, из бронзы, качество стального или чугунного литья поначалу может подвести, это не ядра, тут точность совсем иная нужна, да и с обработкой у нас пока туго. Для этих целей собственно станки и делаем.
  
   Причем первая ступень понижающей передачи оптимально сделать внешней, в отдельном корпусе, снаружи, потому как ее в отличие от станков менять не придется. Дальше несколько понижающих зубчатых передач и механизм Нортона, правда, несколько модифицированный. Хотя вряд ли тут так будут называть многоскоростную передачу с помощью накидного зубчатого колеса на подвижной рамке. Впрочем, это решение исключительно для резьбонарезного станка. На остальные токарных, предназначенных для массовой обработки деталей, не требующих особой точности, можно обойтись трехскоростным механизмом с многовенцовым блоком зубчатых колес.
  
   На вертикально-сверлильных станках, вообще хватит ременной передачей от общего понижающего привода, тем более что особой мощности для них не требуется -- крупные отверстия пока проще сразу закладывать при расчете формы для отливки. На серьезные шлифовальные и фрезерные станки, с высоким качеством обработки пока замахиваться рано, хватит и простейших. И так в сумме тут работы года на два-три, но если среди тех парнишек, что я дал Тумаю в обучение, удастся хотя бы пару ему подобных самородков найти, то дело пойдет куда быстрее. Всё одно, по лесам бегать с оружием, они пока маловаты, да и физическую форму еще не набрали.
  
   ...
  
   Первую разведгруппу мы забрали ближе к полудню. Ушли они недалеко, верст на тридцать, зато замаскировались изрядно. Когда часовые поиски не дали результата, я посчитал экзамен завершенным и сошел на берег сам. Но даже мне потребовалось минут семь, чтобы обнаружить замаскированную базу, расположенную как ни странно всего в сотне шагов от условленного знака -- креста размером в пару саженей, выложенного из поручного материала на берегу Камы. Ребята толково использовали местные условия, в частности упавшую, по-видимому, в начале половодья, из-за подмытых корней иву, и теперь лежавшую чуть наискось течения реки. Обильно осевшая поверх ветвей тина и прочий мусор, нанесенный паводком, создали неплохое естественное убежище.
  
   Впрочем, помня мой наказ делать всё основательно, с возможностью как минимум месячного пребывания, экзаменуемые не поленившись прокопаться вглубь, установить нары из жердей, и натаскать лапника. Вот на нем-то они и прокололись, впрочем, случайно оброненную еловую веточку, размером чуть меньше ладони, просмотреть немудрено. Плюс к этому их выдал свежевыкопанный суглинок склона, который они, помня мои уроки, относили на плащ-палатках подальше и топили в реке. С этой стороны нареканий не было, сделали всё толково, а вот про то, что прилипает к подошвам, они умудрились забыть, и это их тоже выдало. Вблизи, правда, заметить такой мизер просто нереально, но я то смотрел издалека, и с такого расстояния дорожка следов вдоль берега была вполне отчетливой. Дальше дело техники. К тому же это дерево в первую очередь привлекло мое внимание -- уж больно подходящее место по всем параметрам. Слишком! На таком обычно и сыплются...
  
   После того как мои подопечные вышли из схрона, устроил разбор полетов. Сначала порадовал, тем, что поисковая группа не смогла их найти, затем огорчил, объяснив по каким признакам, удалось обнаружить так тщательно обустроенную базу. Под конец вновь порадовал -- вряд ли кто еще смог бы их обнаружить кроме меня, но, тем, не менее, отметил, что допущенные ошибки стоит учесть на будущее. Под конец попенял, на то что, не смотря на мои уроки, они не сделали запасной выход.
  
   И вот тут ребята меня удивили. Выход они таки сделали и толковый: прокопали в углу ухоронки суглинок до дернового слоя и подперли его толстыми жердями с учетом того, чтобы если кто будет проходить сверху, не провалился и не обнаружил укрытие. При необходимости же подпорки можно выбить, а заранее подрезанный по краям квадрат -- выдавить наружу и оперативно покинуть убежище. Про вентиляцию помещения, кстати, тоже не позабыли, что пошло им в моих глазах сильно в плюс. Причем сделали ее достаточно грамотно, с отводом через сердцевину трухлявого пня. Для летней базы в принципе нормально, хотя зимой дым от печки будет демаскировать, но придираться не стал, потому, как экзамен в целом они выдержали.
  
   Вторая группа, высаженная на противоположном берегу ушла на дюжину верст дальше. Укрытие что они устроили для долгого пребывания совершенно не пригодное. К тому же при обнаружении способа унести ноги фактически не оставалось. С точки зрения текущего момента вариант идеальный -- на развилке огромного дуба, на высоте четырех с половиной саженей от земли. Одному, двоим, на край группе из четырех-пяти человек отсидеться можно, но только сутки, не более, а что потом? Да и по большому счету найти их по следу, используя собак можно было бы запросто. Любая толковая ягдкоманда взяла бы их за жабры в течение пары часов, даже без четвероногих помощников. А уж выкурить с верхотуры -- элементарно.
  
   Впрочем, тут я излишне строг: пока что такой тактикой поиска диверсантов не владеет никто, но опять-таки стоит предвидеть возможность ее появления, пусть даже и не сразу. Пара лет интенсивного применения на территории противника диверсионных отрядов и почти с гарантией найдется тот, кто сможет дать адекватный ответ -- не стоит недооценивать предков, толковые люди встречаются во все времена. В любом случае второй группа экзамен, на мой взгляд, провалила.
  
   ...
  
   К тому времени как мы добрались до места устья Мензели, впадавшей ныне не в Каму, а в реку Ик, каждая группа успела сделать по две ходки. Проколы, конечно, были, но в целом я был доволен. Местность, в которой предстоит работать, группы теперь знают, и следующее, более сложное задание, надеюсь, выполнят. Впрочем, всё это уже на обратном пути, пока же задача иная -- геологоразведка. Теорию, как мог я им дал еще зимой, но, увы, без наглядных пособий, в виде образцов минералов, за отсутствием оных, тут им полевая практика нужна. Хотя особых надежд в этом плане я не испытываю, слишком мало времени отведено на всё про всё, да и геология бассейна Камы не чета тем же Кареле, Коле и Мурману.
  
   Тем не менее, удача улыбнулась нам почти сразу! Чуть выше устья Мензели, на одном из поворотов русла паводок подмыл берег и обнажил то, что примерно полмиллиарда лет назад было деревом, представший ныне довольно редкое минеральное образование, своего рода образец псевдоморфоза древесного ствола. Сей минерал, найденный обер-гиттенфервальтером Волковым, был впервые описан в 1830 году и получил название волконскоита в честь Светлейшего князя, Петра Михайловича Волконского[50].
  
   Основная прелесть найденного минерала -- в наличии окиси хрома, в пределах от двенадцати до тридцати процентов. Ближайшие известные мне, и относительно доступные в данный момент, месторождения этого металла находятся в Карелии, причем значительная часть из них довольно мелкие по запасам. Да и разработка под боком у шведов забава еще та. Так что порадовали меня ребята этой находкой, нет слов.
  
   В течение пары часов мы осмотрели местность вокруг находки и изрыли весь берег, добыв в сумме примерно чуть более двухсот десяти пудов волконскоита. В чистом виде, с учетом потерь, это от двадцати до пятидесяти с лишним пудов хрома. Такого количества нам хватит не только для хромирования стволов, но и для изготовления кой какого инструмента, в том числе и медицинского. Кроме того, сам по себе оксид хрома -- основной компонент знаменитой пасты ГОИ, которой нам тоже потребуется немало.
  
   К сожалению, за весь остаток дня больше найти ничего не удалось, так что на следующее утро мы двинулись дальше. Две группы шли по берегу, остальные остались на чайках. Веслами работать ребятам много не пришлось -- ветерок уверенно нес нас к верховьям Мензели. Из графика мы пока не выбивались, так что на месте всё проверим тщательно и чувством, а ну как еще какие находки подкинет госпожа удача?
  
   ...
  
   Мои ожидания оправдались: добравшись до места, нашли то, что искали и даже больше. Пройти мимо было бы сложно -- обвалившиеся и заплывшие землей ямы, оставшиеся от более ранних выработок красноречивы донельзя. О том, что тут велась добыча, смекнет любой, а я еще и знал, сколько здесь еще осталось медной руды. Нужно только копнуть чуть глубже. Как помню, даже после своего восстановления, через десять лет по окончании Северной войны, работал этот рудник аж до конца века, добывая по большей части по тысяче пудов чистой меди в год. Причем численность рабочих была менее полусотни. Используя современные методы, можно немного повысить выход металла, но и без этого можно смело рассчитывать на семьдесят тысяч пудов. Важнее другое: заменив ручные толчеи на дробилку с водяным приводом и применив промышленную взрывчатку для вскрытия пласта можно на порядок увеличить годовую добычу.
  
   Пара пробных дудок порадовали -- основной пласт руды толщиной от четверти до половины аршина находился всего в двух и в трех саженях от поверхности соответственно. Оконтурить рудное тело мы сейчас конечно не сможем, нет у нас установки для пробного бурения, а копать вручную несколько десятков шурфов просто некогда. Но свою задачу ребята выполнили. Первая извлеченная из недр русская медная руда под пламенем плавильной трубки дала пробный королек весом в осьмушку золотника. Рудный камень представлял собой мягкий шифер, смешенный с крепкою галькою, так что вручную тут возни будет прилично и моя мысль насчет использования взрывчатки очень кстати. Но с этим придется подождать, то, что есть у нас собой -- просто слезы по промышленным меркам, да и извлекать это из готовых изделий я и сам не рискну и ребятам не позволю.
  
   Пока придется казакам и черемисам долбить пласт кирками и ломами, тем более что большие объемы меди нам пока не к чему, а продавать её я не планирую, хватит и той трети, что по условиям грамоты выкупит казна. Есть и еще один резон выработать месторождение максимально быстро: через десять лет казенную долю придется отдавать задарма, в качестве налога, если конечно государь не расщедрится и не удвоит обельный срок. В любом случае если и нет, то к тому времени основную часть сливок мы снимем, и будет не так обидно, да и заводик можно продать, хоть тем же Строгановым. Сами же будем ладить новый. Кстати, у самих солепромышленников под боком есть приличное по запасам меди месторождение, которое откроют, но уже в следующем веке. Содержание меди там примерно впятеро меньше, но, тем не менее, это втрое выше порога рентабельности при плавке меди методами нынешнего времени.
  
   Поговорю-ка я осенью с Григорием, с моей грамоткой можно начать разработку Григоровой горы на шестьдесят лет раньше. Рудознатцев опять же дам, впрочем, их еще поднатаскать нужно, но там и задача куда как проще. Коли точное место указано, любо-дорого искать. Самому же мне хватит и других месторождений -- взять те же Палыгорский и Забабкинский рудники, которые обеспечивали Аннинский завод, выдававший, кстати, меди за год почти вшестеро супротив Саралинского. Сейчас туда соваться пока рановато, да и руду до завода доставлять будет слишком опасно, но лет через десять самое время настанет.
  
   ...
  
   Обратный путь для моих ребят был труден и тернист -- каждое утро одна из них уходила на задание, в полдень ее подбирали, и затем вместо нее шла другая и так по кругу. Местность разведана, так что особых проблем с местными не возникло, а вот с остальным было невесело: темп задавали ходкие чайки, которые на веслах, проходили по течению до пятнадцати верст за час. Так что к месту стоянки мои воспитанники добирались совершенно вымотанные. Первое время приходилось иной раз ждать очередную группу по часу и более, но к тому времени, как мы дошли до устья Камы, результат таких экстремальных тренировок можно было уже считать удовлетворительным: появился опыт, научились держать правильный темп.
  
   Тем не менее, из восьми десятков человек, как минимум два десятка в основной фазе Выборгской операции я решил не использовать. Ребята работали фактически на пределе сил, так что разумнее не рисковать и использовать их в качестве расчетов моей "реактивной артиллерии", тем более что поручать это кому другому тоже не стоит. До Камского устья мы добрались тридцатого июня, однако пришлось задержаться на сутки, в ожидании стругов с нанятыми казаками, чтобы передать им черемисов-рудознатцев. Дальше шли с ветерком и на четвертый день пристали у места впадения реки Сок в Волгу.
  
   Строительство толком еще не началось, если не считать наскоро возведенных крытых ячеек для стрелков и небольших раскатов для пушек, сложенных из пластов дерна, для прочности пробитых насквозь кольями под встречными углами. Оно и понятно, нужды спешно стоить те же землянки или собирать избы не было -- одна из расшив сразу ушла дальше, за солью, вторая осталась на разгрузке, и места в ней хватало для всех. Отряд же Шереметева раскинул походные шатры поблизости. К моему сожалению, стоянка обещала быть недолгой: предполагалось, что поместная конница под командой Иван Васильевича тоже примет участие в военных действиях против Астраханского ханства.
  
   Рассказ Ласкирева о стычке с черемисами и особенно о действии единорогов так зацепил Ивана Васильевича, что тот непременно хотел самолично посмотреть, так ли хороши новые пушки. Но тут уперся Михайло Дмитриевич, которому я строго наказал заряды без нужды не тратить. А откуда взяться нужде, если окрестные башкиры и ногайцы при виде русского войска откочевали, куда подальше от греха? Вот и пришлось боярину ждать моего возвращения. Впрочем, задержка оказалась не велика: с момента начала швартовки каравана в устье реки Сок прошло всего пять дней. Тем не менее, насколько я помню, в моей истории русские войска миновали переволоку между Волгой и Доном двадцать девятого июня, а уже второго июля были под Астраханью, которую взяли практически сразу. Так что Шереметев туда если и поспеет, то лишь к шапочному разбору. Впрочем, оно и к лучшему -- не нужно ему лишней эйфории в организме от легкой победы, потому как в следующем году у него противник будет серьезный -- сам Девлет Гирей с войском.
  
   Наскоро перекусив, я просмотрел план крепости, что коллективно сочинили выборные десятники от посохи и в целом его одобрил. Царев курган в качестве центра обороны подходил как нельзя лучше, с высоты в тридцать с лишним саженей, из легких десантных единорогов отлично простреливались все окрестности и даже часть Волги, отделенной от крепости двумя полосками земли, между которыми протекала небольшая речушка. Саму же Волгу разделял надвое остров шириной в триста саженей и длиной порядка двух верст.
  
   Если там построить две каланчи с пушками, то получим полный контроль над судоходством вверх по течению, мышь не проскользнет, расстояние до берегов всего ничего: четыреста саженей до западного и триста -- до восточного. Тут даже картечью достать можно, если дальней. Чуть ниже по течению расположено самое узкое место Самарской Луки -- Жигулевские Ворота. Но там ширина реки саженей семьсот и более, тут нужно единороги на обоих берегах ставить, или использовать дальнобойные. Иначе на таком расстояние можно достать только ядрами, что не особо эффективно из-за невысокой точности гладкоствольных орудий. Шрапнели же у меня пока нет, хотя сами снаряды и шрапнельные пули не проблема, а вот дистанционные трубки, так сразу, сделать не выйдет. На отработку конструкции и эксперименты с подбором состава потребуется немало времени, причем моего личного.
  
   Впрочем, это планы на будущее, а сначала нужно дождаться весны и оценить уровень паводка, а потом уже смотреть, где и что строить. Пока же планы иные: выше по реке Сок, как помню, расположено месторождение, на котором в будущем возникнет Серный городок. Мне по большому счету хватит той добычи, что пойдет с Серной горы, но не стоит вводить Ивана Васильевича в искушение, пусть у него будет свой источник серы для выделки пороха. А то подмахнет, как-нибудь под настроение указ об изъятии столь потребного предприятия в казну. Если сам не додумается, так найдутся среди бояр и дьяков "добрые люди" -- насоветуют, за этим дело не станет. Тут нужно работать на упреждение, предотвращая проблемы до их появления.
  
   Просто указать место не выйдет, могут и не найти, так что придется самолично показать Ласкиреву, где и что расположено, раз уж он назначен воеводой Сокского острога -- ему и распоряжаться тут всеми делами. Моя же задача минимальна: прикинуть возможные объемы добычи, ее трудоемкость и потребную численность работников. Пока же наведаемся туда налегке, в компании Шереметева и его конницы, захватив с собой полдюжины медных единорогов с расшивы, благо лафеты у нас есть. За этим задержки не будет -- можно отправляться хоть завтра. Своих бойцов тоже возьму, лишняя тренировка им только на пользу.
  
   Есть и еще одна причина для похода -- выше по течению от будущего Серного городка, есть небольшая речушка, приток реки Сок, которая в мое время звалась Камышла. Именно там, в октябре 1768 года, Оренбургская физическая экспедиция, во главе с профессором Берлинского университета Петром Палласом обнаружила редкое явление природы -- нефтяной ключ. Впрочем, о том, что "на реке Сок нашли много нефти и медной руды", писалось еще в январе 1703 года, на страницах первого номера газеты "Ведомости". Так что район однозначно перспективный, хотя и довольно опасный по нынешним временам. Как помню, некоторые ногайские мурзы: "... до Казани докочевали" ... на Ике реке от Камы ..." летовали. Даже спустя почти век посадские того же Лаишева косили сено на другом берегу, лишь в те годы, когда "... ногайские и крымские люди не приходят".
  
   Нефть мне нужна, не сказать, чтобы позарез, но лишней точно не будет. Много у нее есть применений, тут и смазочные масла, которые заменить просто не чем, и топливо, и даже взрывчатка. Работать с толом куда как спокойнее, чем с шимозой, хотя она и мощнее и делать ее проще. Впрочем, промышленный метод изготовления тринитротолуола мне не потянуть, но есть и более простой, единственная беда -- выход готового продукта там куда как скромнее. На промышленные масштабы добычи "черного золота" замахиваться рано, но не отщипнуть свою толику, оттого что лежит буквально под ногами, просто грех. Для начала и полсотни бочек хватит, тем более что больше мы с собой не взяли, да и те, что есть, пока еще с содержимым. Освободить их дело не хитрое, особенно те, что с пивом, стрельцам только дай команду -- за неделю опустошат!
  
   ...
  
   Ногайцы наскочили внезапно, обрушившись на передовую сотню из поросшей ивняком неглубокой старицы, зажатой между двух холмов правого берега. Наши силы в этот момент растянулся вдоль берега на добрую версту, так что момент с их стороны был выбран крайне удачно: стрельцы и пушки с прислугой тащились позади. Основная же часть конницы, под командой Шереметева, как раз оказалась на линии огня. Наши чайки противник, судя по всему, не воспринял в серьез, поэтому и не подумал отступать, когда они направились к берегу, где кипел бой. На первый взгляд преимущество было на стороне нападавших: их было чуть больше полутысячи, против конной сотни и двух суденышек.
  
   Но буквально через минуту ситуация кардинально поменялась: наша сотня развернула коней и на рысях рванула назад, под прикрытие основных сил. Преследовать их ногайцы благоразумно не решились, переключившись на подходящие к берегу чайки. Расстояние было еще великовато -- саженей двести, может чуть более, так что пришлось подпустить противника чуть ближе и только тогда скомандовать "Огонь!". Первый выстрел дали гранатной картечью, благодаря чему удалось напугать ногайских коней и серьезно притормозить атаку противника. За это время ребята успели перезарядить орудия и выстрелить сызнова. Картечь двух пятигривенковых единорогов пришлась противнику не по вкусу, но два десятка выбитых из седел всадников и несколько бьющихся в агонии коней атаку не остановили. Многие из атакующих схватились за луки и первые стрелы, пускаемые навесом, уже начали падать почти рядом с бортами расшив, когда мои ребята, перезарядив орудия, дали еще один залп. После чего добавили еще и из бортовых "дробовиков".
  
   На этот раз нападавшие потеряли ранеными и убитыми почти вдвое больше. И тут же по моей команде в дело вступили стрелки -- менее чем за пару секунд восемь десятков стволов выпустили четыре сотни пуль и многие из них нашли свою цель. Практика у ребят была отменная, зарядов я не жалел, как и времени на обучение. А вдоль реки нам на помощь во весь опор неслась Шереметевская конница. Правда, ей предстояло преодолеть почти полверсты до места стычки, но ждать ногайцы не стали, и повернули вспять. Но в этот момент по ним вновь ударили картечью оба единорога, а затем начали свою кровавую жатву успевшие перезарядится стрелки. Причем валили толково -- целя в тех, кто вырвался вперед, что только добавило паники. К тому же задним всадникам пришлось отворачивать в сторону, чтобы объехать павших лошадей и раненых.
  
   К тому моменту, когда Шереметев достиг места событий, бой, по сути, кончился. Тех, кому посчастливилось уйти, было немного, едва ли треть, остальные остались на земле. Раздосадованный своим опозданием к месту сшибки, воевода велел преследовать противника, что, на мой взгляд, было почти бессмысленно. Таки и вышло -- добравшись до оставленного в глубине старицы коша, ногайцы пересели на свежих коней и легко оторвались от погони. Однако толк от сего предприятия был: всадников было немного, и уходили они в спешке, так что приличная часть лошадок досталось преследователям.
  
   Я же со своими бойцами занялся ранеными и убитыми и заодно послал подоспевших касимовских татар ловить лошадей оставшихся без всадников. Убитых оказалось около трети, но и большая часть раненых шансов выжить не имели: на таком расстоянии картечная пуля весом в двенадцать золотников творит страшные вещи, даже при попадании в конечности. Да и свинцовые пули из револьверных винтовок особой гуманностью не отличались, они, будучи, хотя и легче на семь золотников, начальную скорость имели в полтора раза большую.
  
   Сначала оказали помощь тем, у кого еще были шансы. Хирургию поля боя я давал в минимальном объеме: обработать рану, наложить жгут, самый край -- экстренная ампутация конечностей. Этим собственно и пришлось заниматься. Закончив с медициной, ребята сноровисто обшарили тела, собрали оружие, доспехи и всё прочее. Материальная ценность сама по себе была вторична, важнее тренинг моральной устойчивости в реальных условиях. Одно дело обыскивать муляж, пусть и с настоящими кровью и кишками недавно убитого кролика и совсем другое -- настоящий человек, буквально несколько минут назад еще бывший живым. Некоторые побледнели, двоих стошнило, но поставленную задачу выполнили все. Очередной экзамен был сдан и сдан неплохо!
  
   После возвращения отряда отправленного на преследование противника, мы с Шереметевым и Ласкиревым подвели итоги сражения. Было заметно, что Иван Васильевич весьма заинтересовался моими ружьями и особенно нашей малой артиллерией, однако старается этого не показывать. Думаю, разговор в любом случае состоится, но явно не сегодня и не завтра, не любит боярин спешки в таких делах.
  
   Наши потери были не велики, из моих так вообще никто не пострадал, а среди поместной конницы оказалось десятка три раненых да четверо убитых. Однако я был разочарован -- показать Шереметеву четвертьпудовые единороги в деле по большому счету не удалось. В какой-то мере эту горечь скрасила добыча: доспехи и оружие мне были без надобности, и я обменял их на три сотни лошадей, в дополнение к тем, что удалось выловить нам самим на поле боя. Обмен, конечно, был неравноценный, иные доспехи были бухарской работы, да и сабли булатные попадались, а кони были в основном ногайские от трех до шести рублей, не дороже, но торговаться смысла не было, то, что мне нужно я получил. К тому же времени, чтобы торговаться с каждым из помещиков за его долю, просто не было, так что поменяли баш на баш. А уж там они пусть сами делят, кому что достанется. Оставшиеся вещи упаковали в тюки и погрузили на чайки.
  
   Мера не лишняя, поместные у меня доверия не вызывают в принципе. Хотя после боя, прежнее, весьма пренебрежительное отношение к "инородцам" сменилось на сдержанное уважение и откровенное опасение такой запредельной смертоносности моих бойцов. Тем не менее, у служилых, тащить все, что плохо лежит, похоже, заложено генетически. Войной живут, добычей и ясырем, поместья же у большинства мелкие, да и оклад государь большинству не великий платит, лишь бы ноги не протянули. Вотчинные те, куда еще не шло, по большей части справные, но насчет добычи тоже не промах, это у них в крови, и не в первом поколении. Вся беда опричнины в том, что именно из этих людей Иван Васильевич и стал позднее создавать замену прежней военной аристократии.
  
   ...
  
   Рано поутру, когда все еще спали, посмотрел самое интересное, из числа снятого с одного из убитых. У этого ногайца доспехи и оружие были из числа наиболее дорогих, а конь так вообще загляденье -- гнедой кабардинец лет десяти, к сожалению, мерин. Что, в общем-то, понятно, хотя и обидно. [51] Стоит он не сильно дешевле моего текинца, хотя продавать на сторону совершенно не хочется. Беда в том, что это не мой личный трофей, его мои сорванцы умудрились отловить, причем не давался он им долго, но от мертвого хозяина далеко не отходил, потому, в конце концов, и взяли.
  
   Впрочем, это подождет, сейчас же главное та грамотка, что обнаружили в седельной сумке. Документ оказался весьма примечательным. Бумага явно та же, что у моей жалованной грамоты -- даже водяные знаки совпадают, мало того чернила такие же и что уже совсем неожиданно, так это то, что некоторые особенности почерка писавшего смутно похожи. Писано правда на фарси, но в то же время, положив рядом оба текста, я не мог отделаться от ощущения, что их писала одна и та же рука. Однако ощущения это одно, а доказательства совсем другое, хотя если поделиться своими догадками с Висковатым, то вопросы греку буду задавать совсем не я, и уж точно не на свежем воздухе. Но, что если я ошибаюсь и подведу человека под пытки без особых на то оснований?
  
   Полноценный перевод документа мне пока не под силу, потому как если разговорный фарси я более-менее знаю, то читаю уже не особо хорошо, как-то не выдалось времени для практики. Тем не менее, суть содержимого примерно ясна: автор документа, в числе прочего, сообщал ногайцам о походе русских на Астрахань, и что немаловажно о численности направленных туда сил. Вот только каким боком тут замешан грек? Хоть убей, не вижу я для него интереса в отправке такого послания. Риск есть и немалый, а выгода? Непонятно...
  
   ...
  
   На пятый день мы прошли больше половины пути, и я в полной мере получил возможность оценить эффективность передвижения по реке. Не связывай нас хвост, в виде поместной конницы, проходившей не больше чем по две дюжины верст в день, мы уже были бы на месте, потому как ветер дул исключительно добрый. Но тут уж ничего не поделать, основная задача не добраться как можно быстрее до конечной цели, а показать путь стрелецкому голове.
  
   Как я понял из бесед с Шереметевым, который мы вели на привале, еще одной проблемой поместной конницы было снабжение. Обоз сковывал движение, как минимум вдвое ограничивая дневной переход, а отказаться от его использования означало резко снизить оперативный радиус действий. Впрочем, и обоз не был панацеей, чем дольше длительность похода, тем больше провианта требовалась, в том числе и самим обозным лошадям. Тут было над чем поработать, взять хотя бы те же телеги или сани, если речь шла о зиме. Если оптимизировать конструкцию и в первую очередь размеры колес, добавить рессоры, заменить упряжь, а полозья саней оковать листовой сталью -- результат будет поразительный.
  
   Пока же максимум оперативной дальности для поместного войска по таким глухим местам невелик: без обоза -- примерно дней пять, максимум неделя, потом нужно или как-то пополнять запасы или поворачивать обратно к базам снабжения. С обозом пара месяцев, самый край -- три, но это путь в одну сторону, на обратной дороге лошадкам придется обойтись одной травой, если она к тому времени будет. Парой лет ранее, во время последнего, победоносного казанского похода, полки Мстиславского шли по чувашским землям, прикрывая от нападения ногайских людей выдвижение царской рати к Казани. Хлеба им хватило дней на девять, и выручило их лишь то, что места те были богаты рыбой. А вот добыть иного провианта не всегда получалось. Государь тогда настрого запретил грабить чувашей, а возможность купить, за отсутствием тех, кто мог бы продать, выдавалась не всегда.
  
   При таких раскладах любой поход на значительные расстояния, к примеру, до крымских улусов, рисковал превратиться в полную катастрофу. Вариантов решения было масса, но даже самые простые упирались в кучу мелких проблем. Взять тот же консервированный хлеб, что в свое время активно использовал вермахт. Выпекать то его не сложно, проблема в упаковке, качество нынешней бумаги и ее дороговизну я уже успел оценить. Полевые кухни, достаточно легкие чтобы поспевать за войском, мне пока тоже не потянуть -- нужен листовой прокат, потому как ежели вручную ковать, то цена запредельной будет. Для пехоты можно было бы сделать и сборные, из чугунного литья, вот только много ли той пехоты? Московских стрельцов если с десяток статей будет, и то хорошо. Даже не десятая часть войска, да и толку от них на южных рубежах не много -- там война идет мобильная, крымцы свое преимущество в подвижности и выбор места удара основных сил используют на все сто.
  
   Есть, конечно, и другие способы долго хранить продукты питания. Взять тот же казахский курт или башкирский курут. Приходилось мне им частенько перекусывать еще в детстве, как-никак бабушка по материнской линии башкирка. И как его делать тоже знаю. Но тут беда иная: не так много у меня коровенок, чтобы обеспечить хотя бы на пару месяцев даже нынешний отряд Шереметева, а под Судбищами у него людей втрое больше будет, даже после того как он часть с добычей отошлет на Русь.
  
   Скотины, положим, прикупить не проблема, но тут опять-таки всё упирается в людей. Не могу я столько народа оторвать от заводских дел, по большому счету наоборот еще бы людей нанять. Да вот не просто это, как оказалось. Гультяев, вроде тех казаков ко всякому делу не приставишь, за ними глаз да глаз нужен, а крестьян сманивать чревато, да и не откуда особо. Разве что опять Иван Васильевичу писать, чтобы отвел мне удел на той же Вологодчине, да деревеньками пожаловал. Он наверняка выгоду для войска оценит, но недоброжелателей среди бояр я наживу точно.
  
   Пусть даже и земли и крестьяне государевы, тем не менее, некоторые за сам факт начнут ненавидеть да козни строить, а как иначе -- будут шептаться, мол, иноземец царя охмурил, не иначе! К тому же технологию желательно заранее отработать, оборудование сладить, какое потребно. Если всё вручную делать, то народа потребуется немало, а откуда его в тех краях столько взять, да и кормить всех придется. А желательно наоборот, чтобы не десятки работников, как сейчас, одного служилого кормили, а один-два, край -- три.
  
   Кстати, стоит подумать и насчет оборудования для производства макарон, урожай у нас по всем приметам будет немалый, овины для просушки и амбары для хранения хоть и построены, но как бы их мало не оказалось. Когда сеяли, я больше чем на сам-пять не рассчитывал, на край сам-восемь в тех местах, где когда-то давно были пойменные земли. Кое-где примерно так и будет, а вот вдоль реки, чуть выше уровня разлива в половодье, там, где донник рос, как минимум сам-сорок возьмем, если с погодой повезет. Жаль, что мы там сеяли на десятину всего по три с полтиной пуда, надо бы раза в три более, потому что хороший урожай на таких землях можно получить только в течение двух-трех лет. Впрочем, осенью, после уборки урожая засеем поля вновь, а на третий год, весной, посадим овес, после чего вновь настанет черед донника.
  
   Впрочем, особых проблем с площадями под зерновые не предвидится -- к концу года у нас освободится немало земли: леса на уголь нужно много, а в тех местах, что уйдут под воду, его практически не осталось, к концу лета вырубим все. Для новой домны топлива нужно в три-четыре раз больше, а строить ее придется в любом случае, старая едва справляется с государевым заказом, на свои нужды толком не хватает. К тому же есть у меня предчувствие, что того количества ядер, которые мы поставим к зиме, Иван Васильевичу после начала войны со шведами покажется мало, да и те же чугунные котлы и сковороды рвут с руками, а уж если цену снизить вдвое, то купцы в очередь встанут.
  
   Но тут другая проблема, себестоимость чугуна у нас и так не высока, а вот литейщиков на такую прорву продукции у меня пока не хватает, особенно толковых -- это ведь не ядра, тут масса тонкостей, как в прямом, так и в переносном смысле. Набрать бы людей, да обучить, но в том же Муроме или в Нижнем Новгороде свободного народу не шибко много. В последний раз в основном такие ухари попались, что не к любому делу приставить можно. Да что там говорить! Если посчитать, сколько нужно рабочих рук, для реализации всех моих планов в ближайшие пару лет, то и тысяча человек проблемы не решат.
  
   Взять ту же постройку второй очереди плотины: там объем работ в двадцать с лишним раз больше чем у первой, и чтобы управится за один сезон нужно три с полтиной тысячи человек. А не будет плотины, не будет привода для нормального прокатного стана, в результате чего большую часть моих планов реализовать не выйдет. Те же плуги, сеялки и прочая сельхозтехника с использованием ковки требует куда больше трудозатрат, а уж про консервированные продукты без листового проката можно сразу будет забыть. Сейчас они интересны только в военном плане, да в качестве резерва на случай неурожаев. Если в последнем случае как-то еще можно выкрутится с использованием стеклянной тары, то в поход такое везти слишком рискованно.
  
   Не будет решена проблема со снабжением, нечего и думать об освоении земель между Доном и Окой. Что в свою очередь ставит крест на попытках как-то сгладить последствия изменения климата. А они будут предельно катастрофическими и Ливонская война тут особо ни при чем. Как помню, к 1574 году, в том же Муроме, из семи с лишним сотен дворов жилыми останутся чуть более сотни[52]. Местами и похлеще будет. Единственный способ не допустить голода и последующего мора -- обеспечить центральные и северные районы зерном за счет новых земель на юге. Если не получится, то всё пойдет по накатанной колее, как это было в моей реальности.
  
   Картофель в какой-то мере может облегчить положение, но его распространение дело не быстрое, да и не хранится он долго в отличие от зерна, к тому же на подбор сортов уйдет время, потому как при выращивании из семян единообразия не будет. Впрочем, по первому времени можно с подбором сортов не заморачиваться, а сажать сразу несколько и уже на месте смотреть, какие из них дают наибольший урожай. Но тут всё упирается в наличие людей знающих как выращивать эту культуру, а их в избытке пока не наблюдается. К тому же если вспомнить, сколько времени ушло на то, чтобы крестьяне начали сажать картофель добровольно, жуть берет. Так что к этому вопросу стоит подойти максимально осторожно, чтобы не спровоцировать картофельного бунта.
  
   ...
  
   Пятнадцатого июля мы уже были у цели и что примечательно, за всю дорогу дольше не случилось ни одной стычки с ногайцами или кем нибудь еще, хотя говорить об отсутствии противника поблизости, не приходилось. Небольшие группы всадников на протяжении всего пути следовали в приличном отдалении, однако попыток приблизится к нашему отряду, не делали. Похоже, первое столкновение произвело на них неизгладимое впечатление. Тем не менее, я велел расчетам орудий зарядить единороги картечью и для сбережения от сырости укрыть орудия заранее подготовленными кожаными чехлами.
  
   Запах сероводорода мы почувствовали еще до того как добрались до места. Серное озеро оказалось невелико в размере, его площадь составляла меньше десятины. Слой сине-зеленых водорослей, пурпурных и зеленых бактерий на дне придавал воде бирюзовый цвет. Вода в него поступала из четырех серных источников, изливаясь в виде небольшой речки в реку Сургут, которая в свою очередь впадала в реку Сок. Дно озера было покрыто грязью вперемешку с выделившейся в чистом виде серой. Слой был весьма внушительным.
  
   Пока остальные разбивали лагерь, прихватив своих ребят, обследовал серные источники. Замерил у каждого из них площадь сечения русла, прикинул скорость течения, проследив за брошенной в воду щепкой. Точность без секундомера конечно приблизительная, но по предварительным прикидкам суммарный суточный дебет получается в пределах от трех до шести тысяч кубометров[53]. Судя по количеству сероводорода в воде, годовой объем поступающей в озеро серы может оказаться от пяти сотен до полутора тысяч пудов, возможно и больше[54]. То есть примерно столько же сколько, сколько добывали в лучшие годы на Серной горе, причем тут штольни бить не нужно.
  
   Если учесть слой, что залегает на дне, в первые годы можно взять и в разы больше, но народа потребуется немало, плюс ко всему необходима охрана. Производительность нынешних методов добычи серы не шибко впечатляет, так что нужно как минимум пять сотен душ, чтобы обеспечить требуемый объем добычи, да стрельцов для охраны хотя бы пару сотен. Но лучше количество рабочих рук удвоить или даже утроить, чтобы на пятерых работающих по два охраняющих не приходилось. Потому как каждый служилый будет получать не только корм из государевых житниц, но и жалование из казны, и себестоимость получаемой серы в пересчете на пуд вырастет.
  
   К вечеру предварительные расчеты я закончил, но разговор с Ласкиревым на эту тему решил отложить: завтра вечером или край послезавтра сделаем пробную выплавку серы, благо глиняные горшки у нас есть. Лишь бы дождя не было, иначе можно не надеяться, что несколько пудов ила, взятые из озера на пробу, как следует просохнут.
  
   ...
  
   Дождя я опасался совершенно зря: весь следующий день на небе не появилось ни тучки. Припекало так, что уже через пару часов послеобеденного отдыха мы приступили к пробной выплавке серы. Первым делом окончательно просушили сырье в припасенных горшках на малом огне, затем, накрыли их крышками и обмазали глиной смешанной с мелкой глиняной крошкой полученной из кусков заранее обожженной глины. В дальнейшем вместо нее можно будет использовать осколки горшков, которых при таком методе выработки серы всегда в избытке. Во времена Петра I, не особо мудрствуя, для заделки использовали чистую глину, но она и сохнет дольше и частенько дает трещины, через которые часть серы улетучивается. Так что шамотная добавка будет нелишней.
  
   К утру проверили, как идет процесс, разбив один из горшков: результаты обнадежили, серы на стенке горшка осело достаточно много. Проблема в том, что одноразовое использование горшков потребует немало работников для их выделки, не даром Петр I пригнал сюда столько народу. Времени же на то чтобы оптимизировать процесс и тем более изготовить соответствующее оборудование, у меня пока нет. Нам и на Серной горе пока придется подобным способом добывать, но там хоть какое-то количество крупных кристаллов серы имеется. Так что поначалу можно сливки снять, а дальше видно будет.
  
   По уму нужно строить печь постоянного действия, с подачей сырья в область нагрева, например шнеком. Одна беда -- железо тут не годится, разогретая сера его прожигает быстро, да и нет у нас возможности изготовить что-то подобное. На изделия такие габаритов наши судовые кузни не рассчитаны. Так что пока других вариантов пока нет, так что придется использовать самый примитивный способ добычи стратегического сырья.
  
   Разговор с Ласкиревым состоялся вечером, в шатре Шереметева. Сошлись на том, что закладку серного завода придется отложить как минимум до следующего года: пока нет нужного количества работников, да и не поспеть собрать их до осени. Кроме того, требуется доставить провиант и инструмент, построить укрепления, а это возможно не ранее следующей весны. Посему решили не тратить время и утром отправляться в обратный путь. После чего разговор свернул на дела военные.
  
   -- Эко с двух малых пушек да пищалей твои вои с три сотни ногаев побили, остальные ж едва утекли! -- сказал Иван Васильевич, и добавил: -- Токмо не пойму, чем твои пушки добры, и малы и коротки, а вот поди ж...
  
   -- Сие так, малы да легки, чтоб за войском поспеть, -- ответил я, -- А порох по иному делан, да пули не камены, а чугунные, да уложены в туеса кожаные, в масле вареные. Оттого и бьют злее и дальше.
  
   -- А супротив доброй крепости сии пушки негожи! -- заметил Михайло Дмитриевич. -- Хоть неделю пали, каменной стене убытку не будет.
  
   -- Деревянному тыну, однако ж, не устоять, особливо ежели ядрами бить! -- заметил Шереметев.
  
   -- Можно и ядрами, но сии пушки не для осады, тут иные потребны, зато в этих и шести пудов веса нет.
  
   -- Однако ж палят они люто! -- согласился стрелецкий голова. -- Пищаль стрелецкую заряжать почитай втрое дольше, а тут эвон как...
  
   -- То пищаль, сначала порох отмерь да засыпь, затем пыж клади, да пулю прибей, да на полку засыпь, -- усмехнулся я, -- А тут заряд с дробом в едином куле разом в ствол прибил, да запал вставил и стреляй. Покуда крымцы али ногаи на полет стрелы доскакать успеют, два раза, а то и три железного гостинца отведают.
  
   -- А скажи-ка, сколь велики у них ядра? -- поинтересовался воевода, -- Мнится мне, шибко сии пушки легки, дабы добрым ядром бить.
  
   -- Ядро гривенок двенадцать, а коли легким дробом снаряжать, по двенадцать золотников пуля, то десять дюжин, а тот, что в тридцать шесть золотников весом -- три дюжины надобно. Заряд же в две трети гривенки, ежели порох нашей выделки, а коли с Муромской зелейной избы, то втрое более.
  
   -- С дюжиной таких пушек, да крымцев в следующем году встретить! -- заметил Шереметев, -- Года три набегов можно не ждать.
  
   -- Коли государь меди и олова к осени пришлет, к весне успеем и более. Даст бог, и пять дюжин сладим, а даст Бог, и сотню. Однако пороха много за зиму не выделать, да и ямчуга почитай совсем чуть, серы тож.
  
   -- О том не печалуйся, егда в Сокольский острог вернемся, отпишу государю, еще в этом годе все, что потребно пришлет, -- ответил Иван Васильевич, -- Ямчуги и серы, олова и меди сколь надобно будет, людишек попрошу, дабы ты их пушкарской премудрости учил. Сотню, по числу пушек!
  
   -- Сотни мало, сие не ваши пушки, где один пушкарь учен, а остальные с посада взяты и окромя как принеси-подай, от них никто ино и не ждет. У меня при пушках все учены, и свое дело ведают исправно, да не только палить могут да припас готовить, а буде надобность, так и новиков всем премудростям обучить сподобятся.
  
   -- Ты реки сколько потребно, -- сказал воевода, -- Коли надобно, государь со всех ближних весей посоху пришлет, али посадских. В пушкарский чин много желающих, опять же их иной год платьем али сукном жалуют, и жалование платят доброе.
  
   -- Мыслю так: коли расчет на пушку четверо, то на сто -- четыре сотни надобно. Однако ж, а ну как более сладить успеем до весны, или кто из пушкарей божьей милостью помре?
  
   -- Сотен пять надобно просить, -- сказал Ласкирев. -- Мнится мне, не все сию науку одолеть смогут.
  
   -- Тогда уж сразу тыщу! -- решительно рубанул Шереметев. -- А кто в учении усердия не явит, поедет сюда, городок Серный строить, да серу плавить. И пусть до скончания века тут живут!
  
   -- Сие уж как государь повелит, -- заметил стрелецкий голова. -- А вони здесь изрядные, и премерзкие, аки в аду.
  
   ...
  
   Шереметев отбыл утром следующего дня, мы же с Ласкиревым остались еще на сутки: нужно было выбрать место для острога, а заодно более подробно картографировать местность. Время у меня было, первая расшива с солью придет с Баскунчака еще не скоро, поэтому собираться в обратный путь пока еще рано. Касимовских татар и пушки мы отправили вместе с воеводой, а сами пошли вверх по течению. Основной целью наших поисков были месторождений серы, нефти и медной руды открытые экспедицией Палласа.
  
   Нельзя сказать, что места тут были совсем уж необжитыми: то там, то тут на берегах виднелись небольшие деревушки. Таковые и прежде встречались нам по пути, но мурзы и тарханы, хозяева местных владений при виде нашего отряда предпочитали не попадаться на глаза, поскольку противопоставить такой силе при всем желании ничего не могли, а мирных жителей, как формальных подданных русского царя, Шереметев заповедал трогать строго настрого. Даже провиант и еду велел не отнимать силой, как это привыкла делать поместная рать, а покупать за справедливую цену. Но теперь, после отъезда воеводы ситуация изменилась.
  
   По крайней мере, так решил для себя Михайло Дмитриевич, начавший подбивать меня дать ему людей, чтобы вкупе со стрельцами согнать несколько сотен местных, и определить их на строительство Серного острога и тамошние промыслы. То, что своих сил может и не хватить, он таки понимал: полсотни стрельцов это вроде и много, но случись чего, они не спасут. Эти поползновения Ласкирева я пресек на корню -- не хватало нам еще бунта и последующей раздачи плюх от государя! За то, что стрелецкий голова заводик в этом году строить не начал, царь слова в укор не скажет, потому как нет людей и всё тут, а вот за дурные известия в сердцах и опалу наложить может. Взвесив за и против, новоиспеченный воевода Сокского острога, согласился со мной, что от добра, добра не ищут!
  
   Однако ограничить контакты с местным населением не вышло, в устье одного из притоков, воды которого были подернутые отчетливой нефтяной пленкой, располагалась татарская деревня. В отличие от остальных мелкопоместных феодалов, здешний тархан напротив сам пошел с нами на контакт. Как оказалось неспроста, интерес у него имелся: земли эти были получены его прадедом от казанского хана Магмед-Аминьня еще в 1505 году. Позднее, его дед получил тархан и от представителя другой ханской династии, казанского хана Сафа-Гирея. Впрочем, с падением Казани толку от этих бумаг было не особо и теперь же ушлому татарину требовалось подтверждение прав на землю уже от русского царя.
  
   А права были даже мне на удивление: и сам основатель рода и его дети с внуками, по словам татарина, получили освобождение от налога в любой форме, за исключением необходимости выставлять в поход оговоренное количество всадников. Даже если Габдулла Хусейнов и не соврал, наивно ждать такой же щедрости от Ивана Васильевича, тем более что предок татарина, получил сие пожалование за участие в боевых действиях Казанского Ханства против Москвы, при Иване III, деде нынешнего государя. Но у меня тут свой интерес есть, и если договоримся, могу и поспособствовать, черкнуть пару слов в очередном письме, а там уж как повезет -- будет царь в добр да весел, может и повезет. В ответ на это татарин понимающе закивал.
  
   На вопрос же, что интересует меня, я ответил одним словом, причем по башкирски: "ер майы". Как называли нефть в это время татары, мне было неведомо, а вот про башкир точно знал что "земляное масло" им знакомо еще со времен Чингисхана, войска которого они и снабдили зажигательными снарядами. И снабдили, видимо в достаточном количестве, потому как те в течение трех дней сломили сопротивление защитников Бухары. Кроме нефти, насколько помню, там использовались еще деготь и живица. Не удивлюсь, если и селитру добавляли, не тогда, так позже...
  
   К моему удивлению татарин сразу понял, что меня интересует, и порадовал тем, что ему известен не только нефтяной ключ, что расположен неподалеку от деревни, но и еще один выше по течению речки, в устье которой мы остановились. Однако нефти эти ключи давали совсем мало, ее едва хватало на смазку тележных осей, да лечение различных хворей у местного населения. Как ни крути, а без бурения нам не обойтись, но при таких раскладах выгоднее организовать добычу на Самарской Луке, там и с доставкой проблем меньше и само месторождение крупнее.
  
   В итоге пришли к полюбовному соглашению, устраивающему обе стороны. Хусейновы люди будут собирать "земляное масло" в оставленные мною бочки, а сам он поедет со мной до Сокского острога, а позже в Москву, причем не просителем, нет. Таких там хватает, со всех концов державы едут. А вот службу государю сослужить -- совсем иное дело! И не только службу сослужить, а и самому мошну набить. Сморю, заинтересовался! Что ж, будем ковать пока горячо. Вынул жалованную государеву грамоту, счел ему место, где расписано, про поиск руд, да про мое право заводы ставить, где потребно.
  
   Не дожидаясь вопроса, а каким бесом тогда он-то мне нужен, пояснил: свой завод, что за Окой, присмотра требует, там дело большое, хлебное, а тут присмотреть поставить некого. А и был бы кто, поди гадай как он с местными уживется, опять же с ногаями договариваться надобно, чтоб лиха не творили, а кому как не единоверцу с ними говорить легче? Опять же работников лучше местных привлечь, потому как работа на сезон и куда пришлых потом до лета девать -- одуреют от безделья, да бражничать начнут и безобразия творить. Всё одно получается лучше частью дохода поделиться, зато проблем потом не знать. Да и не в деньгах дело, мне больше сырье нужно, та же сера, "земляное масло", да много что еще.
  
   А самому Габдулле выгода тоже прямая: мимо меня заводик поставить можно только через пять лет, когда срок заповедный истечет, а к тому времени он уже развернется вовсю и иные ему не конкуренты будут. А то, что найдутся ушлые купцы, можно не сомневаться, серы тут много, ино по дороге приметили несколько ключей серных, да пару выходов руды из которой серу топить можно. Самая же выгода еще и в том, что все иные будут воеводе подчинены. Покуда Михайло Дмитриевич в Сокском остроге сидит, беды в том большой нет. А ну переведут куда, или не дай бог помрет, а взамен поставят вора да мздоимца? То-то и оно! Взвоют тогда купчишки -- дело хлебное не оттягает, так на правеже замучит. А кто за мной записан, до того руки коротки: государь мне один судья, а иных на своих землях сам судить волен. А земли мои там, где завод решу ставить! О том в государевой грамоте писано доподлинно.
  
   Тут я ни на йоту не соврал, формулировка тарханной грамоты хоть и была стандартной по тем временам, но боярина али дьяка, в руки которого царь мог передать юрисдикцию над моими делами, царь не прописал, получалось, что кроме него никто другой права не имел в мои дела лезть. Вторая же грамота позволяла взять под свою юрисдикцию не только ту землю, где ставился завод, и велась добыча руды, но и потребное количество близлежащих лесных угодий, дабы обеспечить функционирование заводских печей топливом. Надо ли говорить, что уговаривать Габдуллу более не пришлось, ушлый татарин быстро оценил все выгоды положения. Сговорились, что к концу лета следующего года он доставит в Сокский острог все, что сумеет добыть к тому времени.
  
   Про месторождения серы тоже душой не покривил, и в самом деле имелись по течению реки и серные ключи и мергели да известняки с включением серы. Нашли даже выход медистого песчаника, вот только содержание металла оказалось до обидного малым. Смысла заниматься самому, ничем из найденного, не имелось, потому, как выработка будет чуть, а затраты солидные. Особенно на охрану! Про медь вообще речи не шло, просто не выгодно. Можно конечно флотацией обогатить до приемлемого уровня, вот только зачем? Есть более богатые места, притом относительно безопасные.
  
   ...
  
   Впрочем, зря я зарекался строить тут собственный заводик. Нашли мои ребята место знатное, и ни где-нибудь, а в пяти верстах от реки Сок, откуда до Сокского острога всего верст десять вниз по течению. Хорошо, я не стал отменять их тренировки на местности, хотя и посчитал вопрос уже решенным. Выход нашли вроде небольшой, но богатый. Образцы были просто великолепны: очень крупные кристаллы серы, а вот те же кристаллы на гипсе вкупе с целестином. На Самарской Луке он тоже встречается. Полезный минерал: годится как добавка для стали делающая ее морозостойкой, и не только -- на красные сигнальные огни он тоже идет, в свое время это был стратегический материал. Вот расщепленный кристалл барита или как его порой называют -- "роза пустыни", а вот барит на кварце, "железный цветок" арагонита и еще с десяток образцов, с которыми предстоит разобраться позже.
  
   В образцах по большей части преобладают гипс и кристаллическая сера, да и остальные минералы, тоже практически все сульфаты. Часом уж не Водинское ли месторождение мои ребята зацепили? Помниться кристаллы серы такого размера в основном там и находили. Вот только если начать его разработку сейчас, да малыми силами, то за обельный срок и сотой доли не добыть, а потом придется в казну отстегивать немалую толику. Ладно, не треть, как с серебра и меди, а только пятую часть.
  
   Впрочем, ближе к Волге ребята нашли еще несколько выходов серы, совсем небольших. Их и будем разрабатывать, а через пару лет дойдет и до Серной горы на Самарской Луке. Сразу за нее браться тоже не след, серы там много, как и работы. К тому же одними ломами и лопатами хоть и можно обойтись, но желательно иметь более качественный инструмент, а так же промышленную взрывчатку. Тогда основные сливки можно выбрать быстро, а потом большую часть людей на Водинское месторождение перекинуть.
  
   Но первым делом я сбыл с рук Михайло Дмитриевича и Габдуллу Хусейнова, отправив их на одной из чаек в Сокский острог. С ними же отбыли стрельцы и часть моих ребят, которым я наказал отдохнуть пару дней, а затем загрузиться провиантом и возвращаться сюда.
  
   ...
  
   Привлекать к добыче серы посоху я не стал: незачем мне тут лишние глаза, тем более что за первые два дня удалось добыть сто двадцать пудов! Оно и понятно: полтора пуда кристаллов в день на человека -- невелика работа, тем более что саперные лопатки да топорики есть у каждого. После прибытия остальных добыча пошла еще быстрее, однако через пять дней добыча упала до пуда, а к середине второй недели -- до тридцати фунтов на человека. К началу третьей недели августа, аккурат в субботу работы мы свернули, тщательно подчистив следы. Засыпали последние место добычи известняком и мергелем вперемешку с песком. Шансы что кто-то наткнется на наши выработки практически нулевые, потому как на этой стороне реки еще несколько лет никто селиться не будет, опасаясь ногайских набегов, но не в моем обычае полагаться на авось.
  
   Уж слишком высоки ставки: мелкие выходы серы мы подчистили практически в ноль, а вот Водинское месторождение едва зацепили, по сути, убрав только то, что на поверхности. Серной горой заниматься в этом году смысла я не видел, и так наша добыча превысила девять с половиной сотен пудов. Причем по большей части это была практически чистая кристаллическая сера, кроме которой нам удалось добыть еще пудов восемь барита и чуть более двенадцати с половиной -- целестина. По моим расчетам гонец, посланный Шереметевым, должен был прибыть с ответом уже на днях, к тому же подходил срок возвращения первой расшивы с солью. Вторая подойдет позже, через пару недель, но ждать ее я вряд ли буду.
  
   В том, что воевода сумеет убедить государя в необходимости скорейшего производства пушек, я не сомневаюсь: Иван Васильевич Шереметев Большой в военной сфере имеет приличное влияние на царя и к его словам тот прислушается непременно. А если учесть что поход на крымские улусы так и так планируется, то такой весомый аргумент, относительно крупного калибра, будет весьма кстати.
  
   ...
  
   За время моего отсутствия в Сокском остроге посошные уже успели закончить первую часть работы, завершив возведение ходов сообщения и блиндированных землянок под казармы, и начали закладку центрального пушечного форта для дальнобойных чугунных единорогов. В центре некоторым диссонансом из общей картины выбивался каменный дом воеводы, первый этаж которого уже возвели. Впрочем, каменный -- это сильно сказано, известняк всё-таки не гранит. Однако другого материала поблизости видать не нашли. Первая расшива с грузом уже стояла на якорях в устье Сока.
  
   Первым делом я навестил Шереметева, который тут же с порога меня "обрадовал" тем, что ответ на посланное царю письмо, им получен уже как два дня назад:
  
   -- Окромя тех ядер кои ранее велено лити, потребно чугунного дроба выделать, сколько мочно! -- сказал он, и добавил: -- Пушки сотню, або две и более тако же велел государь лить. Олово да медь будут в достатке аккурат к началу года, и ямчуги с серой тож привезут. Людишек же государь с полтыщи послал со своих вотчин, токмо далече им добираться, ранее третьей недели октября не жди.
  
   -- О тыще говорено было, -- заметил я, -- А что до дроба, так дороже он будет, чай не ядра, мешкотное дело его ладить.
  
   -- То верно, о тыще речь шла, -- сказал воевода, -- Однако обождать надобно. Пока жито не в амбарах, лишних рук не найти. Что касаемо цены на дроб, о том государь в грамотке отписал.
  
   Взяв грамоту, я пробежал ее глазами, найдя нужное место: и действительно, этот момент тоже не ускользнул от царя, а может, из бояр кто-то подсказал. Впрочем, не шибко он расщедрился, всего по пять алтын за пуд прибавил. Для меня вполне сносно, а вот кому другому поручи -- взвоют. Сорок копеек за пуд кованого железа по нынешним временам совсем уж дешево, те же шведы свой металл в полтора раза дороже продают и отнюдь не в изделиях. Однако грех жаловаться, прибыль всё одно приличная.
  
   Тревожит другое: если и дальше всё таким манером пойдет, слишком крепко все военные заказы на меня завязаны будут, что не шибко хорошо. Ладно, пока иностранных шпионов на Руси немного, но и англичане тропку уже протоптали, а уж немцы и вообще на Пушечном дворе трудятся. Много времени не потребуется, чтобы узнать, что к чему, было бы желание. Как начнется Ливонская война, к гадалке не ходи -- появятся не в Ливонии, так в Литве желающие решить проблему с усилением "Московита". Меня конечно уже сейчас так просто не возьмешь, но чувствовать себя мишенью напрягает изрядно.
  
   Нужно работать на опережение, посему, как приеду в Выксу, поговорю с Еремеем: осенью как ядра в Москву отвезем, деньги будут, заодно и грамотку у государя испрошу на железоделательный завод на реке Гусь, что в Оку впадает выше Касимова. Дам Котову в помощь Кичая, мужиков наймем местных, а не хватит так еще и из Рязани. Справятся, хотя на первый пуск домны стоит еще и Тингая послать, чтобы без недоразумений вышло. Ладно, остальное потом, а то Шереметев уже ждет, явно что-то обсудить хочет. А ведь неплохой вариант его в наши дела впрячь, сам считай, напросился!
  
   -- Невелика корысть, но не ради нее... посему исполню все, как есть! -- ответил я воеводе.
  
   -- Окромя того, что в грамотке писано, велел государь спросить можно ли сии пушки на Москве лить, да порох для них делать! -- спросил Иван Васильевич.
  
   -- Коли литцы московские уразумеют, как медь чистить, да формы ладить, отчего ж нет: выучу их сему делу, -- сказал я, -- А с порохом быстро не выйдет, на то время немалое потребно. Тот же уголь загодя готовить нужно, да что уголь -- лес на уголь и тот отлежаться должен.
  
   -- И то ладно, -- кивнул воевода. -- Пришлет государь тебе московских литцов в учение, но ранее зимы их не жди, ноне пушек много льют, работы невпроворот.
  
   -- До весны всё одно успеть можно, -- сказал я, -- О ином кручинюсь: под богом ходим, случись, что со мной, станет дело, потому надобно еще один завод ставить, да к Москве поближе.
  
   -- Вон ты о чем! -- удивился Шереметев. -- За чем же дело стало? Али мастеров нет?
  
   -- Есть мастера, как им ни быть! -- сказал я, -- Однако, почитай земли то вотчинные да помещичьи. Не почину мне с боярами да государевыми служилыми тягаться. Вот коли с именитым кем в долю войти...
  
   -- А много ли денег на сие потребно? -- спросил Иван Васильевич. -- Аз добычи в прошлые годы имал изрядно, а коли надобно, так и занять могу по-родственному у братьев.
  
   -- Не в деньгах дело, -- сказал я, -- Оно, конечно, смотреть на месте надобно, во сколько всё встанет, но в тысячу, али в полторы всяко уложимся. Людей надобно, а где их взять! Плотину строить, да домну, да сам завод, да чтоб к осени в работу пустить, тут сотен шесть, а то и восемь работников потребно.
  
   -- Найти людишек не велика печаль, -- усмехнулся боярин. -- Есть у меня вотчины и под Коломной и под Рязанью, сотни три людей после полевых работ выделю, к тому в самой Рязани ноне воеводой брат мой, Никита Васильевич сидит, у него и поспрошаю, сотни две, а то и три тяглых поди найдет, да у Шигалея в Касимове с сотню попрошу. Остальных можно из числа охочих в Коломне да окрест набрать. По рублю в год им положить...
  
   -- Мало, я своим по три полушки за день плачу, да хлебный припас и прочий корм. За год только деньгами -- два рубля и двадцать пять алтын.
  
   -- Эка напасть! -- удивился Шереметев. -- Нешто эдак мужиков баловать можно?
  
   -- Так и работают не за страх, а за совесть, и я не в убытке. Однако и по-иному можно: жалование не деньгами давать, а долей с доходов, окромя хлебной выдачи. Выгода в том прямая всем. Опять же никого неволить не надобно -- сами со всем усердием работать будут, да друг за другом смотреть и учить неразумных по-свойски.
  
   -- Оно конечно так, -- согласился воевода. -- Но однова ж, такого отродясь не водилось, чтоб черный люд баловать.
  
   -- Ты Иван Васильевич, сам рассуди: года с три или более пройдет -- самые справные деньжат накопят, чугунное ремесло уразумеют, да и задумают свое дело открыть. А мы им в том поможем. Государю челом бить будем, чтобы грамотку обельную дал, да своими деньгами в долю войдем, дабы быстрее спорилось. Глядишь лет через десять в твою мошну не с одного заводика доход, а с пяти пойдет.
  
   -- Ох и хитер ты гишпанец! -- всплеснул руками Шереметев. -- И то верно, и родовой чести в том порухи никакой, и прибыток немалый.
  
   -- Тут не только наша корысть, но и государь доволен будет! Впору не у шведов железо закупать, а сами его "в немцы" везти.
  
   -- И то верно! -- сказал Иван Васильевич. -- Токмо не дают ливонцы нашим купчикам торговать. Воют торговые людишки от их каверз.
  
   -- Сию беду лишь едино лечить -- свои порты строит, да флот! Без торговли морской не можно государству...
  
   -- Городок в устье Наровы поставить можно, а вот флот, -- задумался боярин. -- Кому его строить? А построим суда, кто за море на них пойдет?
  
   -- Пока некому строить, но дай время -- будут мастера! И моряки будут. Доколе портов нет, откуда взяться им, без костей мясо не нарастет...
  
   Посидели, помолчали. Иван Васильевич плеснул вина в кубки, протянул один мне. Не люблю мальвазию. К тому же мучают меня подозрения, что сахар там по большей части свинцовый. Отставил в сторону и в ответ на удивленный взгляд Шереметева пояснил:
  
   -- Отравы берегусь! Несколько лет в Риме прожил, случалось видеть, что в сладкие вина торговцы кладут, ежели год холодный да винная ягода сладости не набирает. Свинцовый сахар дешев...
  
   -- Эвона как! -- удивился Иван Васильевич и тоже отставил кубок.
  
   -- Поди, узнай какого года то вино, может и нет в нем той отравы, а ну как есть? Сразу-то не поймешь, а дни свои укоротишь изрядно.
  
   Шереметев вздохнул, позвал кравчего и велел убрать с глаз долой кувшин с мальвазией. А я подождал, пока тот затворит дверь, и продолжил:
  
   -- Потому только свое пью, благо государь в милости своей, своей жалованной грамотой дозволил мне хлебное вино и водки делать, для домашних нужд. Коли не побрезгуешь отведать, пошлю на расшиву за бочонками. Как знал, будет в том нужда.
  
   -- Отведаю непременно, -- ответил Иван Васильевич, заметив, однако: -- Хоть и не по чину тебе меня угощать, аз местом пред государем выше буду!
  
   -- По чину хозяин дома угощать должен, а воеводой на сей городок, Михайло Дмитриевич поставлен.
  
   -- Михайло с утра со стрельцами ушедши. Гоняет как сидоровых коз, дабы не разбаловать, бает, ты сему научил.
  
   Вон оно как! Не забыл Ласкирев мой урок выходит...
  
   -- С сотней? -- удивленно спросил я.
  
   -- Ногайцев опасаешься? -- усмехнулся Шереметев. -- Так зря! Государь еще с весны повелел до полной статьи служилых сверстать, надысь четыре сотни прибыли, аккурат с судовой ратью.
  
   Выходит Ласкирев то теперь полковник, а это отметить надобно. Я кивнул воеводе и приоткрыв дверь кликнул своих бойцов, велев передать на расшиву, чтобы прикатили три бочонка с соответствующими отметинами. Заодно велел своим кухонным мужикам приготовить рассольник, благо его приготовление они освоили, а все нужные ингредиенты у нас на подчалке еще остались. Завтра он однозначно пригодиться.
  
   Едва успел подумать, что государь весьма серьезно отнесся к укреплению острога, как меня отвлек воевода:
  
   -- К слову, о расшивах, -- вопросительно начал Иван Васильевич, -- Баяли посошные, что одну из них сами строили, нешто так!
  
   -- Строили, -- ответил я, -- Сами, да не всё. Однова мои мастера смотрели, чтоб всё по росписи было, да по чертежу.
  
   -- Я так мыслю, -- продолжил Шереметев, -- Ежели на Дону, да на Сосне броды перекрыть, то крымские мурзы будут реже к нам наведываться!
  
   -- Непросто сие, чай бродов-то немало? -- уточнил я.
  
   -- Так не враз! В следующем году на Муравском шляхе перекрыть и то ладно.
  
   -- Там расшивы легче да быстрее надобны, -- сказал я, и пояснил: -- Да не волов впрягать, а лошадок. Тянут они вроде и хуже, но вола рысью разве пустишь?
  
   -- А пошто меньше, -- спросил боярин. -- Али твои глубоко сидят и им брод не пройти?
  
   -- Разгрузить, так пройдут, однако много груза в таком деле не надобно. Мои-то девять тысяч пудов берут, к чему столько? Две дюжины медных пушек, да судовые станки к ним, да сотни по две зарядов на триста восемьдесят пудов потянут. Пушкарей с подручными сотня, да стрельцов полста, доспех и оружие считай еще девять сотен. Запас хлебный и прочий на всё лето -- тысяча пятьсот пудов.
  
   -- Менее трех тысяч пуд выходит, -- удивился воевода. -- Нешто втрое меньшую расшиву потребно? Ан нет, погоди, овес-то для лошадей ты не счел!
  
   -- Верно! -- ответил я, -- Но нешто их всё лето на судне держать надобно? Дошел до брода, на якоря встал, а лошадки пусть пасутся. Как станицы да сторожи упредят, заводи их на судно и жди крымцев.
  
   -- Коням овес нужен! -- продолжил Шереметев, -- Много они на одной траве у тебя вытянут?!
  
   -- Пусть так, тогда расшива на пять тысяч пудов груза нужна. Вдвое легче моих будет, да и казне они во столь же дешевле встанут, а коли тяглых посохе в помощь дать, так и более.
  
   -- Отпиши ка ты о сем государю, -- посоветовал Иван Васильевич, -- Я в корабельных премудростях мало смыслю...
  
   -- Непременно отпишу, а заодно и челом ударю, чтобы грамотку на устройство завода дал. Только я так мыслю надобно еще и игумена Рязанского Духова монастыря в долю взять.
  
   -- А к чему сие? -- удивился воевода. -- Нешто без него никак не можно?
  
   -- Корысть в том есть и немалая. На постройку плотины людей не три-четыре сотни надобно, а у монастыря народ есть, как страда минует, дадут. Опять же хлеб. С твоих вотчин много привезти не выйдет, да и у меня хватит ли своим, покуда не ведаю. Да и десятину всё одно платить, чай не латинянин ты, а православный. Потому десятую часть и дать в долю, аккурат в счет десятины.
  
   -- Ежели так, то непременно! -- сказал Иван Васильевич. -- И людишек дадут и жита, дабы дело быстрей пошло. Никита в письме помянул, де в сём годе урожай под Рязанью обильный ждут. Не в цене хлеб-то будет.
  
   В этот момент дверь в светлицу отворилась, вошли двое стрельцов, которые, поставили на стол один из бочонков, перекрестившись на образа, поклонились боярину, после чего отправились за остальными. Я наполнил пару кубков, поставил один из них на стол и произнес:
  
   -- Здрав будь, боярин!
  
   -- Эх, хороша! -- крякнул воевода, одним движением опустошив кубок. -- Отведай ка балыка, сей осетр с Астрахани, и вкуса отменного.
  
   Старка пошла хорошо, и осетрина действительно оказалась великолепной. Закусив копченой рыбкой, я подвинул к себе блюдо со стерляжей ухой, а Иван Васильевич предпочел холодные закуски. После второго кубка и он перешел на горячие: с поварни принесли поросенка с хреном и большое блюдо жареной баранины.
  
   -- А барашек хорош!
  
   -- Исмаила люди шли на Москву торг вести, так Михайло с них за провоз полста голов взял, да кобыл пяток, -- сказал боярин, отрезая поросячью ножку. -- Покуда они у реки станом встали, до завтрева. Дале на Москву идти мыслят, там торг вести хотят.
  
   -- Обожди ка Иван Васильевич, дам наказ моим людям сторговаться с ногайцами, покуда они на Москву не ушли!
  
   Вышел на крыльцо, велел разыскать Заболоцкого. Тот нашелся буквально минуты через три, видать сам шел на запах. Вот тут я его и огорчил, наказав сторговать у ногайцев за котлы кобылиц да баранов, а коли есть шерсть, так и ее прикупить. Сенька, прихватив несколько человек, убежал на расшиву за товаром, а я, велел караул упредить, когда явятся стрельцы и вернулся в дом. Пока ждали Ласкирева, я краем уха слушал Шереметева, который после трех кубков старки перешел на любимую тему о ратных подвигах, и размышлял, какую мину замедленного действия подложил под нынешний государственный уклад.
  
   Пара железоделательных заводов погоды, конечно, не делают, но лиха беда начало! Лет через пять, когда о доходах боярина узнают другие, многие крепко задумаются, а кое-что и начнет действовать. Получить у государя грамотку вроде моей некоторым из них труда не составит, Иван Васильевич будет только за: чем больше железа и чугуна, тем меньше зависимость от закупок у шведов и немцев. Массовое производство потребует много рабочих рук, которых придется оторвать от земли. Особой проблемы в этом нет: использование моих многолемеховых плугов, с регулируемой глубиной вспашки, совмещенных с сеялкой и конных жаток позволит быстро решить проблему с повышением производительностью труда оставшихся на земле крестьян. Не сейчас, конечно, там пока еще работы много, конструкция у сеялки откровенно сыровата, а жатки и сенокосилки еще предстоит разработать, но пяти лет на это точно хватит.
  
   У царских и крупных боярских вотчин проблем с закупкой такой сельхозтехники не возникнет. Тем более что тот же Шереметев им пример подаст, я для этого ему несколько штук специально, через пару лет дам на пробу, причем в рассрочку лет на пять, чтоб уж совсем дешево казалось. Монастырские хозяйства тоже смогут позволить себе такие траты. А вот служилым дворянам в своем большинстве придется кисло. На ста пятидесяти десятинах содержать такую технику и потребных для нее тягловых животных накладно, особенно волов. Им даже аренда не поможет, разве что объединять посошно, что думаю, будет весьма непросто. А раз так, то еще лет через шесть-семь напряженность начнет расти, и если к тому времени ничего не менять в принципах комплектования поместного войска, и рано или поздно недовольство служивых выльется в серьезные проблемы. Причем найдутся умные головы, которые сумеют сложить, дважды два и ткнуть пальцев в истинного виновника своих бед.
  
   Так что придется очень чутко отслеживать тенденции и постараться своевременно подтолкнуть царя к радикальным реформам в военной сфере, которые снимут напряженность среди поместных дворян и одновременно подымут их боеготовность. Но беда в том, что он и сам на данный момент не контролирует ситуацию -- во главе Челобитного приказа стоит Алексей Адашев. А он, как я помню по разговорам с Висковатым, этот канал обратной связи государя с народом и прочими просителями, контролирует плотно, придерживая те челобитные, кои, по его мнению, могут доставить государю "ненужную докуку". В том числе естественно и жалобы на себя и своих людей. Так же в свое время делал Генрих Ягода, который, как и Адашев кончил весьма печально.
  
   ...
  
   Михайло Дмитриевич со стрельцами поспел аккурат в полдень. Я со своими бойцами встретил его у ворот. Зрелище было душераздирающее: если те, кого он начал тренировать еще в Выксе, держались относительно неплохо, то остальные как один напоминали "умирающую лебедь".
  
   -- Сколько ж верст ты их гонял Михайло Дмитриевич? -- спросил я. -- Краше в гроб кладут!
  
   -- Не шибко далече, -- ответил стрелецкий голова. -- Верст на шесть, али на семь отсюда ходили.
  
   Кто-то из моих воспитанников не сдержался, прыснул от смеха. Оно и понятно после тренировок в реальной боевой обстановке, на которых им доводилось преодолевать вдвое большее расстояние за куда как меньшее время, реакция предсказуемая. Однако есть разница: пусть выкладка при этом у них была даже больше чем у стрельцов, зато не приходилось тащить на плече тяжелую пищаль, придерживая другой рукой хлопающую по ногам саблю. Весь груз распределен грамотно, так что его едва чувствуешь -- это я лично проверял в свое время. К тому же обувь у них не чета стрелецким сафьяновым сапожкам. Красоты особой в черных, яловых сапогах не много, зато толстая подошва из фактиса отлично амортизирует ударные нагрузки, короткие шипы в виде срезанного конуса не скользят, а усиленные берцы и носок предохраняют ноги от травм.
  
   Ко всему прочему постоянные силовые упражнения держат ребят в хорошей физической форме. А тех новиков, что получил в качестве пополнения стрелецкий голова никто толком и не учил даже как правильно ходить, тем более бегать, а это тоже уметь нужно. Хотя как можно бегать в том, что у них на ногах я смутно представляю. Даже после легкого дождя аттракцион "коровы на льду" гарантирован -- гладкая кожаная подошва других вариантов не оставляет. Об этом и зашел разговор, когда Михайло Дмитриевич присоединился к нашему с Шереметевым застолью.
  
   Чуть позже подтянулся и Заболоцкий, да не один: с "лучшими ногайскими людьми". Скота у них было немало, однако в цене с моим посланцем они не сошлись, и желали договориться с самим хозяином. К тому же наш товар им не подходил -- слишком мелковат, на большее кочевье, в несколько десятков кибиток, такого не хватит, а несколько штук мелких они брать не хотят, потому что так и дороже выходит и мороки с готовкой больше. Мы же котлы подходящего объема, отливали исключительно для собственного пользования: на расшивы, да для заводской кухни, потому как полторы сотни литров не то, что на бурлацкую ватагу, на целую деревню -- лишку будет. С другой стороны раз уж подвернулся такой случай, грех не воспользоваться возможностью прикупить баранов вместо двух алтын и три денги за голову, всего за алтын с полушкой. В Муроме столько гуси стоят!
  
   Деньги у меня есть, хотя и не слишком много. Разве что часть придется заранее отложить на жалование казакам, что посланы за солью. Этих не попросишь подождать, ребята они хмурые, такой шутки не поймут. А они мне еще пригодятся -- соляной промысел дело не только прибыльное, но и очень важное, потому как соли в дореволюционной России всегда не хватало. И хотя солеварен сейчас хватает, что в Перми, что на Соловках, да и в иных местах, но леса они переводят до куба на каждый пуд соли. Так что исподволь придется подминать под себя соляную торговлю, используя ресурсы Баскунчака и прочих соляных озер Нижнего Поволжья.
  
   Кстати, Строгановы от этого не особо пострадают, потому, как соль я в основном планирую продавать через них, к тому же уверен, что они быстро смекнут заняться медью, как только разработка недр Григоровой горы принесет мне первые барыши. То, что Григорий Аникеевич согласится войти в долю, я ни капли не сомневаюсь, выгоду он чует за версту, а после продажи моей соли у него и деньги свои появятся. Если что и будет нужда испросить у отца, так только благословение. Впрочем, это дело грядущее, сейчас нужно определиться с закупкой скота.
  
   Всего у меня денег на данный момент двести тридцать четыре рубля шесть алтын и две денги. При этом за один только вывоз соли с Баскунчака и Булухты, казакам нужно заплатить в сумме пятьдесят рублей, тринадцать алтын и две денги, то есть по алтыну за каждый день, который они пробудут в переходах от соленых озер к берегу Волги. Вдобавок, пока они на расшивах борта подпирают, им еще по денге в день капает, что мне обойдется самое меньшее еще в восемь рублей, одиннадцать алтын и две денги. Если конечно задержек в пути не будет. То есть на всё про всё -- пятьдесят восемь рублей и двадцать пять алтын без двух денег. С учетом же возможной задержки в пределах одной недели как минимум шестьдесят с полтиной рублей нужно отложить.
  
   А вот тут хорошая, в общем-то, привычка не класть все яйца в одну корзину, сыграла со мной злую шутку. Полсотни рублей я припрятал в Выксе, в надежном месте. Так что сейчас у меня за вычетом казацкого жалования в наличии всего сто двадцать пять рублей. Баранов на эти деньги можно едва ли не всех скупить, а вот кобылок дешевле, чем по два с полтиной рубля, ногайцы отдавать не хотят. Больше чем на полсотни голов у меня денег нет. Ко всему прочему как минимум четверть сотни рублей разумно будет оставить на непредвиденные расходы, так что всего на сорок лошадок можно рассчитывать. Неплохо бы сменять их на трофейных коней, что мои ребята взяли, но о том еще сговориться нужно. Вот этим я сейчас и займусь...
  
   ...
  
   Торговались мы долго и если бы не виски, из второго бочонка, не в жизнь бы мне не уговорить ногайских купцов на такие цены. Впрочем, на их решение во многом еще и подарки повлияли: пара вязанок полосового железа и дюжина чугунных котлов, пусть и не таких больших, какие они хотели взять на продажу, сделали свое дело. Сотню кобыл трехлеток мне уступали по два рубля за голову, забирая пять дюжин трофейных коней в среднем по три с полтиной рубля. То есть я на этом еще вроде как даже заработал десять рублей! Правда они ушли в качестве уплаты за баранов по цене алтын за штуку, да еще полсотни своих пришлось добавить. Большая часть из этих пары тысяч голов пойдет на убой еще до зимы, потому как овчинные тулупы нужны не только моим бойцам, но и кой кому из мужиков. Поизносили они свою одежку, а справить обнову считай некогда -- работы невпроворот.
  
   Самим гнать скот нам несподручно, потому договорились, что ногайцы отгонят его в Выксу, где заодно обговорят с моими литейщиками заказ к следующему году, какие котлы им потребны и сколько. Заодно Тумай размеры снимет с их кибитки, потом прикину -- а вдруг выйдет на ее основе полевую кухню для кочевников Исмаила сделать. Вопрос очень актуальный, потому как затраты топлива при этом резко снижаются, а в степи с ним небогато. К тому же через три года, в 1557 года, в Нижнем Поволжье, из-за изменения климата начнутся проблемы с продовольствием, которые будут иметь катастрофические последствия для Ногайской Орды. И в этой ситуации очень желательно поддержать нуратдина Исмаила, чтобы склонить часть родов оставшихся после смерти Юсуф-Бия на стороне его сыновей к переходу под руку Москвы.
  
   В отличие от государя, которого с Исмаилом связывали дружеские отношения, я радел последнему не по доброте душевной. Сохранение Большой Ногайской орды, в том виде, как она есть, объективно выгодно. Во-первых -- это возможность закупать по вменяемым ценам мелкий и крупный рогатый скот, а так же шерсть и прочие продукты кочевого животноводства, притом платить не серебром, а металлоизделиями, минимизируя, таким образом, его утечку за пределы страны. Во-вторых, свято место пусто не бывает, случись, что с ногаями -- их место легко займут другие кочевники. И не факт что с ними получится быстро договориться. Самим же нам быстро такие площади заселить не выйдет, да и не пригодна их большая часть под земледелие...
  
   В этом году даже Серный городок не удалось заложить, только Сокский острог. Правда, закрепились мы тут капитально. Шестнадцать четвертьпудовых чугунных единорогов, в форте на верхушке Царева кургана, уже сами по себе сила. Ядром они бьют не на шесть сотен саженей, как десантные, а на две версты, дальней картечью правда всего на двести сорок саженей, но и этого хватит, чтобы отбить желание атаковать острог. А ведь кроме форта, холм опоясан ходами сообщений, большинство из которых завершаются крытыми огневыми точками на две дюжины стрельцов каждая. Всего их шестнадцать штук, так что плотность огня будет довольно высока даже при использовании обычных пищалей, не говоря уж про тюфяки и затинные пищали, которых прислали с Москвы десятка по три.
  
   Применять методы фортификации, пока еще не созданные Вобаном, но уже усвоенные под моим руководством будущими фортификаторами из числа посошной рати, тут не стали. Менее чем двумя сотнями человек даже начинать бессмысленно бастионы возводить! Хотя теперь, возможность вроде как появилась: Шереметев просто не счел нужным упомянуть о такой ерунде, как присланные вместе со стрельцами четыре сотни тяглых с семьями. Похоже, государь решил всерьез закрепиться на этих рубежах. А я наоборот, слегка оплошал: с одной стороны крепость в устье реки Сок для меня имеет наибольшую выгоду, а вот для более быстрого освоения края очень желательно сразу закрепиться в устье Самары, чтобы затем начать строительство засечной черты вверх по течению реки. Хотел обсудить этот вопрос с воеводами, но они уже перешли от куры с лапшой под старку к хоровому пению, так что общение с ними пришлось отложить.
  
   Улучив момент, поинтересовался у Сеньки, сколько соли привезли казаки. Оказалось, что трюмы они загрузили полностью, причем исключительно баскунчакской солью. Для булухтинской же, заняли один из хлебных подчалков. Причем в сумме они успели сделать семь рейсов. Так на данный момент я стал богаче примерно на девять тысяч двести пудов поваренной воли и на семь с половиной сотен -- глауберовой. Кстати, рыбка, которой меня потчевал Шереметев, оказалась привезенной ими же, на втором подчалке, о чем Иван Васильевич деликатно промолчал. Эти ухари догадались после первого же рейса часть соли пустить на засолку рыбы, на ловлю которой с самого начала отрядили часть возничих, благо я набирал их по двое на каждый из возов. Недостаток соли они восполнили, в седьмой раз, сначала сгоняв на Баскунчак и загрузив там половину возов, и лишь потом отправившись на Булухту.
  
   Собственно я так бы ничего и не узнал, если бы не острый нос одного из моих людей, учуявшего запах спиртного из кладовой, находившейся в том же отсеке, где и пороховой погреб, ключ от которого я перед отплытием передал пушкарскому старшине. Видимо он не удержался и откупорил одну из бочек, после чего повторял это регулярно. А вчера забыл забить пробку на место. Дальше всё было делом техники: учуяв запах, казаки выломали кусок доски, подставили какую-то посудину и слили в нее спиртное, вбив острие сабли между досок дна бочки. Если это они смогли сделать, не привлекая к себе внимание, то после распития всё тайное ожидаемо вышло наружу. Язык за зубами держать в подпитии им было несвойственно.
  
   Мало того они вовлекли в свои безобразия часть стрельцов из нового пополнения, но тут же получили по рогам от Ласкирева, который пресек бардак на вверенной ему территории со всей жестокостью. Вешать, правда, никого не стал, но две дюжины моих казачков сейчас сидели в холодной, как и десяток новиков присланных из Москвы. В общем, весело погуляли.
  
   ...
  
   В воскресенье пятнадцатого августа, мы начали собираться в обратный путь. Напоследок я наказал Ласкиреву держать набедокуривших до прибытия второй расшивы, на которой им и надлежит идти в Нижний Новгород. В качестве сопровождающего выделил им Заболоцкого -- пора парню привыкать к серьезным поручениям. Чтобы казаки не задирали парня, оставил ему десяток своих бойцов. Их уже реально побаивались: шила в мешке не утаишь, а слухи пошли, собственными ушами слышал, как кто-то вещал желторотым новикам, как полусотня "стрельцов гишпанца" побила "тыщу ногаев", "поимав несметное количество добра и полона".
  
   Кстати, насчет полона: первая помощь, оказанная раненым, дала свои результаты. Выжило на удивление много, почти половина -- то есть около сотни. Знатных ногайцев среди них не оказалось, так что на выкуп надеяться не приходилось. Причем в основном выжили молодые, что тоже неудивительно. Поэтому я решил отвезти в Выксу и приставить их там к делу. Отработают несколько лет, отпущу домой с очередным караваном купцов, если конечно не захотят остаться.
  
   В целом поход оказался очень удачным, даже без учета груза второй расшивы. Копченую осетрину я, кстати, у казаков изъял, не всю конечно и естественно не задаром. Впрочем, от тех, что не погорели на пьянстве, и соответственно не попали в холодную, особых возражений я не услышал. Рыбу и готовили на продажу по большому счету. Тот же Шереметев купил для своих пудов двести, Ласкирев же деньги, выделенные на стрелецкий корм, тратить не стал. Оно и понятно, сами наловят, тем более что две сотни пудов соли я ему оставил. Да еще со второй расшивы велел взять пудов триста. Взамен стрелецкий голова обещал загрузить соленой осетриной свободный подчалок. За две недели стрельцы успеют ее немало набить. На всякий случай уточнил, как будут солить, а то мало ли? На этот счет Михайло Дмитриевич успокоил, есть среди посошных знакомые с этим делом, ведают и как потрошить и сколько соли класть. У него и сейчас небольшой запас есть, потому и не польстился на предложение казаков -- мол, они и солить то толком не умеют, ежели б не подсушили рыбку дымом, пропала бы как пить дать.
  
   От предложения забрать половину засоленной рыбы я отказался, потому как кроме девяти тысяч пудов поваренной соли, в расшиву погрузили еще и девятьсот шестьдесят пудов серы, целестин, барит, а так же оставшуюся после обмена на коней добычу. Борта у нас запасом, можно и вдвое перегрузить при необходимости, тут всё дело в мелях, но такой перегруз нам ничем не грозит, осадка увеличилась не сильно, запас еще есть. А вот "небольшой" запас Ласкирева оказался солидным, половина вытянула бы на шесть сотен пудов. Да и некуда было по большому счету запихнуть такой подарок. Не в навозный же подчалок его грузить, и уж тем более не туда где глауберова соль. Саму ее конечно можно потом почистить, но к чему столько лишней работы, да и рыба рискует пропитаться этим ценным химическим сырьем, которое по совместительству является отличным слабительным.
  
   Теперь о грустном. Из сотни стволов, проблемы возникли примерно у трети, причем у дюжины из них очень серьезные: в основном трещины в местах сварного шва у ствола. У одного разорвало барабан, и бойца спасла только бронзовая накладка на рамке ствольной коробки. Для нее я подбирал состав с максимальной пластичностью, хотя основное назначение защита не от разрыва, а по большей мере от загрязнения. Проверка состояния нарезов тоже не сильно утешила, пока износ не велик, но уже заметен. А ведь отстреляли не так много: тренировки проводили в основном "всухую", лишь на конечном этапе я решил не мелочиться и дал ребятам в течение пяти дней поупражняться от души. После чего, кстати, пришлось перетачивать торец казенной части из-за начавшегося разгара.
  
   Запасных сменных стволов у нас было всего два десятка, и то благодаря тому, что я разделил процесс изготовления оружия на отдельные операции. Ложи по заранее сделанному образцу ладили плотники. Железную полосу в трубу ковали Тумай и Тингай, черновой обработкой ствола занимались мужики -- работа там была простая, но и с ней не каждый из них мог справиться, приходилось учить с нуля. Шлифование и нарезку под руководством Тингая делали мои ребята, те, что постарше. На шести копирах много времени это не занимало, но и брака хватало -- "внутришлифовальные станки", таковыми можно было называть только в насмешку. Сборку осуществляли младшие, которых я натаскал на первых образцах. Особых хитростей не было -- упрощал конструкцию как мог. Контроль качества осуществлял я сам, больше поручить было некому. Тумай, единственный кто мог меня заменить, был плотно занят ковкой.
  
   Если считать трудозатраты, то в сумме на одно ружье уходило более ста восьмидесяти человеко-часов. Полмесяца, с учетом двенадцатичасового рабочего дня! Кабы не бронзовое литье основной массы деталей, время изготовления можно было бы смело учетверить. К сожалению, в этом крылась и проблема: стремясь облегчить оружие, я, создавая прототип, боролся за каждый грамм веса, как мог, и этот не могло не сказаться на запасе прочности. Качество литья оказалось не совсем ровным, и часть ударно-спусковых механизмов вышла из строя еще при первом серьезном отстреле во время обучения моих парней на Выксунском полигоне. Крошились бойки ударников, ломались пружины, всё было вполне ожидаемо и как то уже буднично. С заменой проблем не было -- лили с запасом. Но зарубку на память я себе сделал: тестировать детали нужно заранее, до сборки. Каждый механизм! И как минимум на пару сотен срабатываний, потому как у нас уже после пяти десятков четверть стволов имели по этой части серьезные проблемы. Так что без испытательного стенда никак.
  
   И второе: без стальных стволов тяжко, а значит, нужен пусть небольшой, но конвертер. Если делать большую часть деталей стальными, то пуда стали хватит на пять-шесть винтовок, так что объем в полста пудов более чем достаточен: работы потом мастерам на полгода хватит, чтобы слитки в стволы и прочие запчасти превратить. Основная сложность, как обеспечить продувку кислородом? Селитра у меня есть, но вот над агрегатом для получения из нее кислорода придется поразмыслить, в основном над конструкцией, за материалами заминки не будет. Обожженный доломит вполне подойдет, а кожух для кладки можно и чугунный отлить. Перед работой прогреть его градусов до пятисот, потом заложить внутрь селитру, притереть крышку, и кислород подать в конвертер.
  
   При малом бессемеровском процессе давление большое не нужно, напротив, проникновение кислорода в глубину металла нежелательно, особенно, с учетом того, что мы к нему до двух третей воздуха будем подмешивать. Чистый кислород гнать в конвертер слишком расточительно, поэтому особого смысла тратить селитры втрое больше я не вижу, качество стали и так будет приемлемым. Хромирование стволов тоже подождет, сберегу хром для пулеметов, потому как альтернативы им нет. Единорог всем хорош, кроме одного -- на тачанку его не поставить, отдача хоть и не запредельна, но чувствительна. Хотя для удержания бродов ничего лучше не придумать: легкие, скорострельные, заряд невелик, опять же картечь я могу делать сотнями пудов. Одна беда, крымцы не дурные, раз нарвутся, другой, а на третий задумаются.
  
   Вот только долго они думать не будут, потому как решение на поверхности: шайтан с ними с бродами, найдут места, где течение невелико, да и начнут вплавь перебираться. Для малого отряда это проблем не составит, а гонять за ним армию никто не будет. Прикрыть же все такие места обычным способом сил не хватит. Для этого нужны мобильные отряды, причем небольшой численности, но при этом вооруженные так чтобы и пять дюжин бойцов могла атаковать несколько сотен татар, а отбиться хоть от тысячи. Все решения кроме пулеметных тачанок заведомо хуже. Скорость у них приличная, отставать не будут. На три расчета нужно всего дюжину человек, остальные верхом в качестве прикрытия и разведки. Так что пулеметами заниматься рано или поздно придется.
  
   Впрочем, сейчас у меня более насущная задача: подготовка визита в Выборг. Тем более что мысль за всё это время на месте не стояла, а вертелась где то в подкорке и теперь первоначальный план немного стоит скорректировать. Перед тем как угостить шведов тяжелыми "чемоданами" с шимозой, очень желательно их как следует пугануть, чтобы не шлялись по стенам замка, а прятались внутри башен и строений. Заодно будет больше шансов не зацепить старика Густава -- он не дурной, на рожон лезть не будет, да и свита, скорее всего, поможет "царственной тушке" укрыться в безопасном месте.
  
   Для начала можно флешетами угостить. Особая точность нам ни к чему, пойдет и обычный заостренный пруток с продавленными "на горячую" ребрами-стабилизаторами. Тем более что пруток мы теперь катать можем -- валки я делал на четыре калибра. Заготовки от двенадцатизолотниковой картечи будут в самый раз. Испытаем, как поведут себя варианты с разной длинной, а потому отольем комплект барабанов, вроде тех, что используются при периодической прокатки труб, но само собой с другим профилем. Для стрельбы можно использовать что-то вроде тонкостенной мортиры: миномет не миномет, но близко. Тем более что оптимизировать конструкцию нам без надобности: телега увезет и ладно. Тем более что нам это "орудие" на один раз нужно, после чего надобность в нем отпадет: уж очень под узкую задачу заточено.
  
   После того как "особо важные шведы" расползутся по щелям, нужно проредить защитников замка. Для этого будем использовать те же реактивные мины, но в осколочном варианте: по центру в оловянном стакане уменьшенный заряд и двенадцатизолотниковая картечь вокруг него. В завершение несколько особо весомых фугасных аргументов с тремя пудами шимозы каждый. После чего можно надевать противогазы и брать шведов тепленькими, естественно тех, кто к этому моменту еще не остынет...
  
   ...
  
   Расшива мерно шлепала плицами колес, день клонился к вечеру и багровый закат постепенно катился за горизонт. Ертаульная чайка миновала старицу Старой Камы, до Камского устья оставалось совсем немного, менее десяти верст. Ветер дул боковой, ровный и крепкий, так что мы отстали от передового дозора саженей на четыреста или более. Стайку лодок, выскочившую из старицы, я заметил не сразу. Их было много, но определить точное количество на таком расстоянии не получалось. О намерениях, сидевших за веслами, можно не гадать -- отнять и поделить, то есть банальный грабеж проплывающего мимо купеческого каравана, со смертоубийством или без оного, коли обираемые согласятся беспрекословно расстаться со своим добром.
  
   Причем засада была устроена грамотно, чувствуется опыт: пропустили вперед, теперь догоняют, используя преимущество в скорости, за счет легкости лодок и численности гребцов. Нашим назад не прорваться -- поздно, а против течения не уйти, через пару верст догонят, даже если ветер не стихнет. Будь это обычные купцы, исход предсказуем: взяли бы за жабры тех, кто на переднем струге, остальные всё одно мимо не пройдут, так что всяко раскошелятся...
  
   Но у нас другой расклад, на ертаульной чайке усиленная группа моих бойцов, их там сорок человек, десяток на расшиве, да на второй чайке еще двадцать, да две дюжины казаков. Вот только пятигривенковый единорог на носу установлен. Станок-то для пушки и на корме есть, но успеют ли перетащить? Или сядут за весла и попробуют оторваться?
  
   Ага! Выбрали второй вариант, и начали постепенно отрываться. В очередной раз пожалел, что не было у меня в свое время нужного количества коней, пришлось ориентироваться на волов, а их рысью особо не пустишь. Менять же тяглую силу, после того как взяли трофеи смысла никакого -- долгий ход с такой нагрузкой, только быки и вынесут, под конную же тягу нужно всё перестраивать, передаточное число у редуктора менять, да и количество голов как минимум раза в полтора увеличить. Вот я и отправил коней в Выксу, с сопровождающими, что ушли с купцами Измаила.
  
   Да что такое! Ведь оторвались уже саженей на двести, нет же -- остановились, парус спускают. Противник тоже расслабился -- думает, что клиент созрел, можно грабить. А мои разворачиваться начали! Причем хитро: один борт в одну сторону гребет, другой в другую, не будь течения, та вообще бы на месте вышло. Интересно, кто такой сообразительный? Выживет, уши оборву! Для профилактики! Ага, снова парус вверх и рванули навстречу...
  
   Хорошо идут, поубивал бы камикадзе! Прямо в середину строя, хотя какой там, у противника строй? Сбились в кучки, радуются -- добыча сама плывет в руки. Чувствую, сейчас вам руки-то напрочь оторвет: единорог заряжен штатно, с пустым стволом плавать запретил настрого. Бортовые чугунные дробовики, правда пустые, там борт пониже к воде, да и заряд от влаги защищен слабо. Но это пять секунд, не больше, там чистить куда как дольше, хотя до пяти выстрелов подряд можно и без чистки делать, ствол короткий, чуть под конус, почти всё вылетает -- проверяли еще на Выксе. Причем именно мои архаровцы! Надеюсь, помнят?
  
   Ага! Единорог бабахнул, картечь ударила в скопление лодок по правому борту, а бойцы ружья достали. Не все -- несколько человек скинули чехлы с дробовиков, пошел заряд, капсульная трубка, готовы! Еще раз бьет единорог, теперь по левому борту. Грохочут ружья, расстояние для них плевое -- всего семьдесят саженей. А вот лучникам стрелять рановато, тем более что на передовой чайке, у меня все ребята в кирасах. После боя на плёсе, где я с дрожью ждал, когда стрелы начнут втыкаться в их тела, решил: обойдутся пушкари на расшиве и без доспеха, им и борт неплохую защиту дает.
  
   Место боя уже в ста саженях от нас. Эх, бинокль бы, или подзорную трубу на край! Впрочем, на зрение не жалуюсь, черемисы это, повстанцы мать их! Да они ... отступают? С чего бы? При их численности, это глупо, да и храбрости им не занимать, в прошлый раз на картечь перли до упора. Ан нет, просто грести перестали, вот их течением и сносит. Впрочем, ничего хорошего, весла то они на луки поменяли и презлые все. Кто остался в живых...
  
   Еще раз бьет единорог, расчищая чайке фарватер от перегородившей его одинокой лодки. Картечь, даже двенадцатизолотниковая, да с дистанции в полста саженей, для легкой лодки -- страшное дело. От гребцов остались только кровавые ошметки, нос лодки вынесло напрочь и она шустренько идет ко дну. А с чайки в этот момент бьют дробовики, чуть наискось, потому как до остального противника еще саженей сорок. Ему бы стрелять начать, расстояние лучше не придумать, но куда? Порох-то дымный, а ветер как назло почти полностью стих и поменял направление румбов на шесть. Если сначала дул сбоку, теперь почти что параллельно течению реки. Так и плывет чайка среди дымовой завесы подгоняемой ветерком.
  
   Среди черемисов дураков не оказалось: в белый свет, как в копеечку, никто стрелять не стал. Оно и понятно, чайку, и ту из-за дыма толком не видно, не то что людей, стрелы с наконечниками из железа, костяными кольчугу не пробить, а железо немалых денег стоит. Куда как сподручнее потом из трупа свою стрелу вырезать, чем нырять за ней на дно. А тут никакой гарантии, да и опасно: лягут мои бойцы под прикрытия борта, и в кого тогда стрелы полетят, тем более что дымное облако как раз уже между черемисами? Ага, ветерок чуть усиливается, но натянуть луки черемисы вроде как не успевают. Едва на чайке поняли, что находятся точно между противником, начинают работать перезаряженные ружья, и дым снова начинает укрывать борта. Вот только дробовикам это не помеха, как и единорогу: залп картечи вспарывает воду и крушит борта лодок. Несколько человек летят за борт, и вода вокруг них быстро краснеет от крови.
  
   Мои пушкари ждут команды, но я не спешу, нужно пропустить чайку и поравняться с противником, чтоб уж наверняка. А ведь держаться черемисы, не бегут! Хотя нет, по правому борту, на одной из уцелевших лодок кто-то в шикарном доспехе, отдает приказ, и все кто может, послушно берутся за весла. Вот только они по большей части разбиты картечью, да и мало осталось тех, кто может грести, а расшива в шестидесяти саженях, причем с каждой минутой она продвигается вперед, а противника наоборот -- сносит под прицел наших пушек. За плеском плиц и шумом воды трудно расслышать, какие именно команды отдает черемисский предводитель, но действует он толково. Вытащили из воды раненых, сильно разбитые лодки бросили, перебравшись на остальные, и начали резво отходить к берегу. Нельзя такого ушлого вояку отпускать. Не сможем догнать -- пристрелю!
  
   Дым, закрывающий чайку, относит ниже по течению, и уже видно, как там начали поднимать парус. Еще не навоевались? А ведь успели их черемисы обстрелять, вон на передней банке перевязывают раненых. Убитых вроде нет. А что с тем противником, что слева по борту? Ага, вижу, в сторону противоположного берега отворачивают, но уйти им некуда, протоку Старой Волги мы миновали, и проскочить туда, не попав под нашу картечь, у них не выйдет. Единороги заряжены, расстояние саженей сто, не больше, как поравняемся, будет чуть меньше, идут то не шибко, большая часть не гребут, а сидят, привалившись к борту, а кое-кто и на дне лежит, если выбросить за борт не успели.
  
   Кричу вслед обходящей нас чайке, чтобы разворачивались к правому берегу -- не дать уйти основной группе противника. Не столько услышали, сколько увидели, куда я показываю. А уж что делать с противником они знают и без меня. Вторая чайка тоже меняет курс, но пока она далековато, идут на веслах, потому как ветер встречный.
  
   А вот теперь пора. Привод переключен на вытяжку дыма, расшива замедляет ход. Командую "Огонь!" и залп из шести стволов разносит лодки по левому борта. Жаль не все, ну да ладно, за дюжину секунд им далеко не уйти. Пушкари у меня руку набили на этом деле. Стреляют они не особо хорошо, а вот заряжать могут хоть с закрытыми глазами, на рефлексах, сказываются тренировки на полигоне с утра до вечера. Впрочем, со стрельбой дело наживное, им пока ядром в окно попадать не нужно, потому как картечью бьют, а для нее вместо прицела и компас годится. Перезарядили? Теперь командую "Оба борта Огонь!" Все, тех "морячков" что слева, можно списывать на берег, плавсредства у них теперь могут идти в одном направлении -- ко дну! По правому борту несколько лодок собрались туда же, но как минимум половина на плаву, в том числе и та, что с предводителем. Везучий!
  
   Догоним! Привод опять на колеса, руль на борт, плицы пенят воду, и расшива неспешно разворачивается по широкой дуге, неуклонно прижимая противника к берегу. Я держу в руках свой лучший ствол и жду. Дойдут до берега -- буду валить "главаря". Расстояние саженей сорок пять, успели чуток оторваться, когда мы ход сбросили, но теперь догоняем. Нет не успеем! До берега девять саженей, восемь, шесть, пять... первая лодка причалила! Вскидываю ружье...
  
   Черемисский предводитель, перебрасывает ногу через борт. Удачно он повернулся, можно и не убивать: есть шанс, что живым возьмем. Дожимаю спуск, и приклад привычно бьет в плечо. Пуля разворачивает тело на пол оборота и откидывает его обратно, в лодку. Из нее уже все выбирались на берег, но пара человек увидев такое дело, перегибаются через борт и пытаются помочь раненому встать. Так не пойдет! Снова вскидываю оружие и выпускаю в каждого по две пули, чтоб уж наверняка. Меняю барабан, и обернувшись к десятке моих стрелков ставлю задачу: до лодок противника не допускать! Вовремя, еще трое развернулись обратно на мои выстрелы. Кто ж он такой, что за него они жизнью готовы рисковать?
  
   ...
  
   Верхняя палуба была забита народом: к почти, что сотне пленных ногайцев добавилось сотня с лишним черемис. Надеюсь, их сородичи больше не будут нападать, потому, как если они обстреляют расшиву, пленникам я не позавидую. Всё что их защищает -- тонкий фальшборт высотой в аршин. Угораздило же моих орлов начать вязать всех, кто подвернулся под руку! Адреналин он такой, не всегда головой думаешь, как надо. Хотя тут скорее моя промашка: едва узнав от раненых кого, они неслись выручать сломя голову, я сам забыл про все дела. Для Ивана Васильевича и его бояр это имя пока не на слуху, но я знал, что Первая Черемисская война тянулась так долго в основном благодаря талантам Мамич-Берды. А сейчас его нужно было спасать!
  
   Пуля попала ровно туда, куда целил -- в ягодичную мышцу, и поскольку расстояние было не велико, она прошла навылет. Вот только внутри раневого канала наверняка остались кусочки кольчуги и одежды. Поэтому я с четверкой ребят в темпе уволок раненого на расшиву, где в моей каюте, под рундуком хранился кофр с хирургическим инструментом. Полнотой ассортимента, и качеством металла хвастать пока рано, но это всё-таки лучше, чем ничего. Инструменты успели сделать только простейшие, зато несколько наборов, причем к каждому имелся круглый пенал для стерилизации, сделанный из посеребренной меди. Ими нам уже пришлось поработать, после стычки с ногайцами, затем инструмент тщательно отмыли и заново стерилизовали.
  
   Мамич-Берды повезло, что пули, которые мы используем, достаточно твердые из-за добавления сурьмы. Будь они из мягкого свинца, так бы легко он не отделался! Я хоть и стрелял не в упор, а с сорока с лишним саженей, рана получилась серьезная, и соответственно крови он потерял изрядно. Некроз тканей пока не развился, но времени-то прошло всего ничего. Пока хирургический инструмент стерилизовался в котле с водой, я прочистил рану зондом и промыл ее, благо было чем: отвар шалфея и ромашки для раненых ногайцев готовили ежедневно.
  
   Худо-бедно, для лечения гнойных ран они годились. Куда как лучше показал себя разведенный наполовину водой чесночный сок. Но его оставим на крайний случай, потому как, чеснок, закупленный в Муроме, закончился еще в конце зимы, а молодого, озимого, осталось слишком мало, хотя сажали его, как мне казалось, в изобилии, да и с собой взяли от души. Однако почти весь он ушел на еду, да на раненых -- гнойных ран у ногайцев хватало. Та же участь постигла и корневища хрена, хотя большая часть всё-таки ушла на еду, еще до того как мы добрались до устья реки Сок.
  
   Любит здешний народ эту приправу, особенно к мясу и рыбе. На будущее сделал себе заметку: держать большой запас этого добра на расшивах. Мало того, идучи вниз по течению, обязательно грузить на палубу подчалков ящики с землей и посаженным туда чесноком и хреном, сколько влезет. Заодно ассортимент трав расширить стоит, уж слишком бедноват.
  
   ...
  
   Операция прошла без особых эксцессов, хотя опыта у меня в этом деле не шибко много, тем не менее, несколько раз оперировать мне доводилось. Повезло еще, что тут случай достаточно простой, всё-таки не внутриполостное ранение, да и пуля, пролетев сорок с лишним саженей, часть скорости уже потеряла, а иначе наворотила бы она дел. От анестезии в виде чарки спиртного Мамич-Берды отказался. Оказалось он мусульманин, хотя большинство черемис пока что в основном язычники. Надо отдать должное, терпел пока сил хватало, хотя временами и дергался, потом потерял сознание и работать стало легче. Зашивать рану я не стал, хоть она и длиной не более пары вершков, но гной там всё одно будет, а значит удалять нужно. Жаль, что пока катетеров у нас нет, но тут уж ничего не поделать -- работаем тем, что есть.
  
   Закончив с Мамич-Берды, я пошел на верхнюю палубу, осмотреть остальных раненых. В отличие от марийского князя, "оккупировавшего" каюту расположенную рядом с моей, остальные ютились под открытым небом. Из девяноста шести ногайцев большая часть чувствовала себя неплохо, но двое, скорее всего покойники, а если выживут, останутся инвалидами. Странно, что еще они живы: ампутация не помогла, гангрена пошла выше, придется опять резать. С черемисами дела обстояли куда как проще, те, кого зацепило легко, смогли выплыть, остальным же не повезло. Тяжелораненых было немного, среди них были лишь те, кого подстрелили на берегу или упавшие не за борт, а в лодку. Таких оказалось человек семь, впрочем, и легкораненые имели все шансы уйти на погост, если им не оказать помощь.
  
   Может быть, прозвучит цинично, но опыт для ребят просто бесценный, тем более что слишком обширными знаниями теории я похвастать не могу. Хорошо хоть память у меня крепкая -- чему учили, всё помню до сих пор. Жаль мало учили, а самому как-то недосуг было, да и потребности не возникало, я больше на профилактику упирал во всех ее видах.
  
   ...
  
   В понедельник к вечеру мы добрались до Казани. Казаки и черемисы, отправленные за медью, уже успели вернуться, на что я никак не рассчитывал. Поговорив с их старшинами, узнал причину столь раннего возвращения: в те края откочевали ногайцы, так что оставаться на месте стало опасно. После пары стычек, в которых казаки потеряли две дюжины человек убитыми, решение уносить ноги было единодушным. Опять же пороха и свинца оставалось мало, да и струги почти под завязку были загружены рудой. В Казань они прибыли на три дня раньше нас, причем казаки тут же успели "отличится" затеяв поутру пьяную драку со стрельцами, за что самые буйные теперь сидели в холодной.
  
   Первым делом мне пришлось наведаться к воеводам, отложив всё остальное на завтра. Как оказалось, ныне в Казани сидели Иван Андреевич Куракин да Федор Григорьевич Адашев. Впрочем, их годование в городе, подходило к концу, скоро им на смену должны были прибыть другие бояре. Впрочем, и сейчас тут было тесно: кроме упомянутых ранее Адашева с Куракиным, присутствовали присланные в Казань на вылазки и в посылки боярин Михаил Васильевич Глинский, князья Дмитрий Иванович Хилков и Федор Иванович Кашин, а так же городничий Григорий Нечаев, сын Карамышев. Кроме них присутствовали уже знакомые розмыслы посланные Иван Васильевичем на строительство Казани: Постник Яковлев да Ивашка Ширяй.
  
   Чтобы разобраться, кто тут отвечает за судьбу набедокуривших казачков, много времени не ушло. Едва услышав, о чем речь городничий Григорий Карамышев махнул рукой: "мол, забирай, да накажи им накрепко, ино в следующий раз одними плетьми не отделаются, вздерну и вся недолга". Но просто так уйти мне не дали -- пригласили откушать, чем бог послал, и как оказалось, неспроста.
  
   Знал бы, кто сделал моим лампам такую рекламу, непременно бы дольку малую отстегнул! Хотели все, даже не отличающиеся особой знатностью и богатством Яковлев да Ивашка Ширяй. Впрочем, им освещение реально было нужно, всё-таки инженеры, хоть и средневековые. Остальным скорее требовалась роскошь и показное великолепие. Причем в пугающих количествах. Не иначе друг перед другом марку держат. Ну не поверю я, что боярину Михайло Васильевичу Глинскому вот так вот позарез и срочно нужны две сотни масляных ламп, причем обязательно с гербом, да еще не просто литым, а отделанным эмалью в положенные цвета. Десяток еще ладно, но все-то зачем? Не будет же он гербовые лампы в каждом нужнике вешать? Ага, еще масло ему непременно елей с росным ладаном...
  
   Только причем тут я? Чем хочешь, тем и заправляй, но нет, обязательно другим обозначить нужно. Другие не отставали, разве что строители были скромны и не претендовали на особые украшения, это понятно -- им для работы и простые пойдут, лишь бы светили хорошо. Оно конечно хорошо, эти деньги лишними не будут, но уж больно некстати. Сейчас надомной государев заказ висит: пушки лить, картечь, да капсульные трубки ладить к зарядам, какая без них скорострельность? Зима конечно долгая, но мне ведь еще и пушкарей учить и к Выборгу готовится. А там работ непочатый край, только и успел перед объездом проверить, какой с девясила выход сахара получается, да несколько пробных зарядов испытал. Опять же серу перетопить, селитру литровать, да серную и азотную кислоты получить надобно, для нитрования фенола.
  
   Пожалуй, стоит в чувство этих любителей роскоши привести, а то в сумме уже семь сотен ламп получается. Ладно бы только детали отлить нужно было, но нет -- князья возится со слюдой, не хотят, им стекло подавай, причем цветное. И откуда узнали? Где Казань, а где Муром с его Благовещенским монастырем? Ох, зря я игумену образцы оставил, растрепал он, похоже, про стекло кому ни попадя, и не просто растрепал, на слова такую стойку обычно не делают, явно еще и показывал! Ладно, выкручусь...
  
   -- А скажи ка Михайло Васильевич, нешто все две сотни с гербами, да со стеклом витым двухцветным надобны? -- обратился я к Глинскому. -- Дворне в людскую, да в поварню к чему столь лепые? Опять же в нужник нешто такие поставишь?
  
   -- И то верно, -- ответил боярин. -- Ни к чему челядь баловать. Две пары с золота отлей, с гербами чин по чину, да с серебра дюжину, с гербами тож. Иные все с меди, просты, и стекло бело. А надобно дюжин десять. Сочти сколь денег, да молви ждать сколь долго.
  
   -- Коли золото и серебро свое пришлешь, гербовые продам по два рубля, да стекло по полтине! -- сказал я. -- Простые ж по рублю и пять алтын пойдут, да стеклом бело в алтын и четыре денги ценой.
  
   -- А коли, нет? -- спросил воевода.
  
   -- Тогда возьму по весу, да пятина на угар, работа и стекло так же как ранее, а злата нет ни золотника! На Москве не скоро буду, а есть ли в Муроме и Нижнем, о том не ведаю.
  
   -- Злата я пришлю, -- сказал боярин. -- И серебра тож. На Казани с неделю пробуду, а далее в Москву дорога. Готово-то когда будет?
  
   -- Стекольную печь после Рождественского поста сладим, так что стекла готовы к Пасхе будут. Без них тебе и лампы ни к чему...
  
   -- В том спешки нет, -- важно сказал Михайло Васильевич, покручивая усы. -- Лишь бы лепо было.
  
   Отлично, заказ уже больше чем на пять дюжин "похудел", теперь остальных в разумение привести осталось...
  
   ...
  
   Сильно сбавить общее количество не получилось, однако то, что гербовых ламп заказали всего четыре дюжины из общего количества в четыре с лишним сотни, в какой-то мере утешало. Теперь справимся! Модели деталей из дуба пропитанного маслом у нас есть, так что литьевые формы можно на поток поставить, там работа нехитрая. Совсем другое -- корпеть над каждой заготовкой, вручную собирая рисунок из восковых деталей. И так моим пацанам работы привалило!
  
   Хороший получился заказ, знатный можно сказать, сам того не ожидал: один аванс в размере четверти цены потянул на сто сорок четыре рубля, то есть чуть меньше двух дюжин фунтов. Впрочем, еще и серебра для отливки корпусов сорок с лишним фунтов обещали скоро прислать, но уже в слитках. Для бронзовых ламп металл грех было бы требовать и так беру за каждое изделие весом в фунт, как за полпуда бронзы, так что придется прикупить олова в Нижнем Новгороде или в Москве.
  
   Однако эти проблемы на утро отошли на второй план. Не прошло и часа, как я отправил здоровых черемис и ногайцев, под присмотром своих бойцов, на расчистку развалин медеплавильных печей в районе Северо-Восточной башни старого Казанского Кремля, случилось непредвиденное. Я как раз осматривал рану Мамич-Берды, когда на борт расшивы взлетел запыхавшийся один из моих десятников -- Каргаш, который был как раз командиром той группы, что охраняла полон. С его слов я понял, что двое работавших на расчистке, провалились в какую-то яму. Одевшись для выхода в город и прихватив пару масляных ламп и бухту каната, мы отправились в Кремль.
  
   Яма была невелика, но глубина ее внушала опасения, видимо потому никто не решился туда лезть без веревки. По краям ее уже успели слегка расчистить, чтоб не засыпало мусором и пеплом и теперь, в полутора саженях от поверхности, было видно дыру шириной в пару аршин в обвалившемся кирпичном своде. Похоже, подземный ход, вот только откуда он ведет и куда? Передав одну из ламп Каргашу, я велел бойцам положить поперек раскопа бревно и привязать к нему канат, после чего спускаться вниз, а сам стал снимать шубу, подаренную царем. Издержки местного менталитета -- в обычной одежде чертовски трудно вести конструктивный разговор даже с местным городничим, не говоря уж про князей и бояр, так что приходиться носить, несмотря на жару.
  
   Пока я переодевался, ребята вытащили обоих черемис. Падение с трех саженей редко бывает смертельным, но одному не повезло, видимо он упал первым, а второй, пытавшийся уцепиться за края кирпичного свода, вызвал дальнейшее обрушение кладки. Один из кирпичей при падении разбил голову лежавшему внизу черемису. Наскоро осмотрев его, я вдохнул -- не жилец. Черепная травма слишком серьезная, для того чтобы надеяться на выздоровление. К тому же операцию такого уровня мне не осилить -- не специалист я в этом. Второй отделался вывихом, ему уже начали оказывать помощь, так что я стал спускаться.
  
   Ход оказался длинным и, судя по направлению, он шел в направлении от Ханского дворца к озеру Кабан, проходя к его берегу чуть в стороне от Северо-Восточной башни. Дойдя примерно до стен Кремля, мы уперлись в завал, и вынуждены были повернуть в другую сторону. Дойдя до развилки, пошли прямо в сторону Ханской мечети: осмотреть ход, ведущий во дворец, мы успеем и на обратном пути.
  
   В подвал мечети мы не попали, там тоже оказался завал. В направлении Тайницкой Башни, ход шел чуть под уклон, а лампа, поставленная на пол, явственно показывала, что кислорода ей там маловато. Полностью не гасла, но горела уже не столь охотно. То ли всё еще сказываются последствия пожара при взятии города, и где-то что-то тлеет, то ли просто угарному газу выйти некуда. Одно ясно: если спустимся вниз к реке, то рискуем не вернуться, так что идем назад!
  
   Попытка пробраться под развалины дворца тоже не удалась. Мало того, один из моих бойцов умудрился обрушить часть кладки, так что нас едва не завалило. При этом его напарник Шиндяй, которому я временно передал лампу и ее уронил и сам упал. Когда кирпичная пыль, поднятая моими архаровцами, немного улеглась, лампы на полу не обнаружили: улетела в провал, возникший в боковой стене. Пришлось оттуда ее вытаскивать, рискуя оказаться погребенными под очередным камнепадом. И вот тут-то Шиндяй обнаружил в стене нишу, в которой покоился небольшой просмоленный бочонок, обвязанный толстой пеньковой веревкой, с петлями для переноски. Судя по размерам - двухведерный, или чуть больше.
  
   Шиндяй с напарником попробовали его вытащить, не вышло, слишком тяжел. Ухватился за веревки -- едва оторвал от земли. А ведь, я как в кузне полгода проработал, ствол единорога в одиночку таскаю, а в нем с литниками вместе больше семи пудов. В бочонке две дюжины литров, самый край -- тридцать, а весит по ощущениям около пятнадцати пудов. Но для такого веса его как минимум железными гвоздями нужно до верху нагрузить. Покачал из стороны в сторону, и с удовлетворением отметил, что там что-то пересыпается с боку на бок. Похоже не полный он, и это уже интересно, потому как близко к плотности серебра.
  
   ...
  
   Провозились мы с извлечение находки на поверхность до самого обеда. Я загодя послал гонца к городничему и воеводам. Мысли о том, чтобы вскрыть находку по-тихому даже в голову не приходило -- если там ханская казна, то, как ни крути, слухи пойдут, слишком многие видели, как мы бочку из-под земли выворачивали. Но вскрыть всё-таки надо, потому как везти не пойми что в Москву, к государю неохота. Потому и подстраховался, послав за городничим и воеводами. Заодно велел ребятам сбегать в татарскую слободу, куда Иван Грозный выселил оставшихся в живых местных жителей, привести муллу и кого-нибудь из беев, лучше не одного. Уж больно меня печать на дубовой пробке заинтересовала, а ну как они знают чья?
  
   Ждать пришлось недолго, татар привели, едва лишь я успел переодеться, городничий пришел чуть позже, а вот бояре не спешили, хотя возможно моего гонца к ним просто не пустили, время-то, как раз для послеобеденного сна. Что ж, подождем час, а пока взвесим, благо большой шестидесятипудовый контарь у меня имеется. Надо сказать, статусная вещь по нынешним временам, купчикам такое иметь не положено, надо что-то взвесить -- добро пожаловать к весовщику. Я же об этом позаботился, когда грамотку на поиски руд по берегам Камы и Волги выбивал. А как иначе? Буду, скажем, расчет вести со своими же работникам за добытое, и что мне тогда в Казань возвращаться, чтобы всё перевесить?
  
   Примерно в этом духе и изложил, а государь в положение вошел, да велел дьяку вписать сие в грамотку. Удобно, слов нет, так что мы не только контарь с подвижной гирей сделали, но и обычные рычажные весы разных размеров, терези, как их тут зовут, на тот случай если придется небольшой груз взвешивать. Гири отлили из чугуна, благо в качестве образца при последнем закупе олова специально попросил ровно пуд взвесить, да отдельно гривенку большую, гривенку малую и так вплоть до осьмушки. Хотя, если захочу на торге ими пользоваться, придется гирьки клейменные покупать. Правда пока они мне были без надобности, но скоро думаю, потребуется, всё одно дешевле обойдется, чем весовое за целую расшиву соли платить.
  
   В итоге оказалось, что вес бочонка чуть больше семнадцати пудов. Видимо в основном серебро, золото если и есть, то немного. Пока я обо всем, об этом размышлял, приведенные татары стояли в ожидании, бросая любопытные взгляды на бочонок. Спросил, ткнув в печать, ведает ли кто, что сие означает? Татары подошли к бочонку, осмотрели, переглянулись, и один из них нехотя выдавил из себя:
  
   -- Сие тамга Чапкуна Отучева...
  
   -- Бают, казнил его хан аккурат перед последним штурмом, -- сказал из-за моей спины подошедший Григорий Нечаев, сын Карамышев.
  
   Татар отпустили, сами стали ждать воевод. Те пришли через полчаса, и я уже при них срезал печать и вынул пробку. Бочонок наклонили, и в мою ладонь плеснул серебряный ручеек: монеты были в основном русские, еще деда нынешнего государя, Ивана III, но попадались и персидские и даже несколько золотых кругляшей с арабской вязью. Забив пробку обратно, я попросил Карамышева составить грамотку о том, что видел, а сам поставил бочонок на попа и стал разогревать сургуч. Бояр же попросил тоже достать свои печати.
  
   -- Счесть бы надобно казну-то! -- сказал Федор Григорьевич Адашев.
  
   -- То не наше дело, -- ответил я. -- Дьяки государевы на Москве сочтут. Мое дело доставить в целости, для того и печати наложить просил.
  
   -- И то верно! -- кивнул Михайло Васильевич Глинский. -- Токмо, не мала ли казна?
  
   -- Чаю тут доля малая, -- ответил я. -- Где иное припрятано, пока неведомо. Недосуг мне искать, в Нижний Новгород надобно, а оттуда в Москву. Сами ищите, покуда время есть.
  
   -- Знать бы, где искать, -- вздохнул Куракин. -- Нешто всё вокруг копать?
  
   -- Нет в том особой хитрости, -- сказал я. -- Людишкам Ширяя всё одно кирпич да камень нужны дабы стены да башни строить, так пусть и раскопает ход подземный, там его много. Авось что и найдет, а нет, так и не велика беда.
  
   ...
  
   Остаток дня заняло взвешивание руды и расчет с казаками. Руды добыли не шибко много, всего тысячу двести пудов, если бы не высокое содержание меди: такое количество курам на смех. Сложность возникла с определением устраивающей обе стороны цены. Но этот вопрос удалось решить: когда взвешивали рогожные мешки с рудой, я брал из каждого по образцу и отдавал черемисам дробить ее, а по окончанию смешав все, взял часть и проверил паяльной трубкой.
  
   Получилась четверть по весу. Очень неплохо, с учетом того, что я брал не самые лучшие образчики, а скажем так, довольно средние, чтобы не особо прогадать в итоге. По самым скромным прикидкам как минимум на триста пудов меди рассчитывать можно. Правда, ее еще выплавить нужно, так что я полагал справедливым уплатить казакам четверть от рыночной цены: сто тридцать пять рублей. Они же хотели треть, то есть -- сто восемьдесят. В итоге сошлись на ста пятидесяти рублях, примерно по рублю и двенадцать алтын каждому.
  
   Получив расчет, большая часть отправилась пропивать, но кое-кто, не желая терять хлебную работенку, остался...
  
   ...
  
   На следующее утро мы отправились в Нижний Новгород. На восстановлении медеплавильных печей я оставил черемис и ногайцев, а так же в качестве присмотра за ними Шиндяя с его десятком и тех казаков, которые решили и далее работать на меня, впрочем, таких набралось немного, всего десятка три. После выплавки руды, которая должна была занять недели три или чуть более, они должны были вернуться сразу в Выксу, для чего мы оставили одну из чаек и пару стругов.
  
   Путь до Нижнего Новгорода занял почти неделю, почти всё время ветер дул хоть и слабый, но встречный, так что прибыли на место мы только после полудня, во вторник, первого сентября. Вторую половину дня провели на торге, распродав оставшиеся чугунные котлы и выручив тридцать рублей и двадцать алтын. К Строганову я зашел уже под вечер, обрадовав его, что часть товара прибыло. И сделав паузу, сказал сколько именно...
  
   Радостное выражение с лица Григория Аникеевича стерло моментально, стоило ему лишь счесть, сколько он, по оговоренной цене алтын, должен выложить за девять тысяч пудов. За минусом той полтины, что я брал у него в виде аванса, получалось еще двести двадцать рублей, то есть без трех с полтиной фунтов пуд серебром. У него же в наличии было всего восемьдесят. А ведь молодец, запасливый, потому как с учетом ранее выданной мне суммы, этого хватило бы как минимум на четыре тысячи пудов, вместо уговоренных двух, но никак не на девять.
  
   Как не крути, попал парень. Договор-то на торгу заверен, так что исполнить его он обязан точь-в-точь, чтобы не уронить свою репутацию. Она по нынешним временам для серьезного купца дороже денег будет и ему это объяснять не нужно, сам понимает. И что самое неприятное -- денег ему из купцов местных никто не даст! Я не зря на торгу крутился. Как-никак урожай нынче хороший, цены упали, и кто поумнее, давно ринулись по селам и весям хлеб скупать, а у остальных денег особо и нет.
  
   ...
  
   Разговор у нас получился долгий и местами вполне душевный. Войдя в положение Григория Аникеевича, я согласился предъявить к оплате соль только на ту сумму, которой он располагает. Впрочем, это его не сильно успокоило. Оно и понятно, если я завтра начну на торгу соль продавать, хоть по пять копеек за пуд, перебью цену купчишкам и в первую очередь Строганову. У него своей соли более полутора тысяч пудов, и продает он ее по два алтына, на две деньги дешевле всех прочих, за что его тут шибко сильно "возлюбили".
  
   Отметил для себя, что цены к осени выросли, видимо догоняя спрос. Хотя не Москва конечно, но и не Ненокса, где, по слухам, пуд две копейки стоит. Впрочем, там и технология иная, рассол качать по трубам не нужно, знай себе, рапу черпай да выпаривай. Хотя соль тоже не шибко хороша. Та же, что я привез с Баскунчака, Григорию понравилась: оно и понятно, белая как снег и без всякой горечи, здешняя-то по большей части серая, и горчит слегка, а порой и сильно. Остальные нам не конкуренты, а потому будем делить рынок на пару: он ведет торг в Нижнем Новгороде, во Владимире и Ярославле, Казань, Муром, Рязань и Москва остаются за мной.
  
   Такая постановка вопроса Строганова устроила, хотя при упоминании Москвы он заметно встрепенулся, но промолчал. Видать, не всё так просто, не иначе пробовал уже, да московские купцы крылья подрезали? Вполне возможно, народ там во все времена был ушлый, и против других завсегда договаривались, даже если меж собой грызлись постоянно. А вот спрашивать его я не стал, просто прикинул: ныне на Москве сорок тысяч дворов, если считать по три-пять человек на двор, выйдет от ста двадцати до двухсот тысяч населения. При минимальной потребности в десять грамм соли в сутки, в год нужно от двадцати семи до сорока пяти тысяч пудов. При цене в девять алтын две деньги за пуд, выручка будет от двух семисот до четырех с половиной тысяч рублей. Хорошие деньги, но не шибко большие, видимо Гриша еще не в той весовой категории, вот и получил по шапке...
  
   А мне, что с того? Буду на Москве, пригляжусь, что к чему, а к весне построим пяток расшив, и пойдут они за солью. Грех не использовать эту возможность. Но соль-солью, а у меня и другой интерес есть:
  
   -- Вот еще, какое дело Григорий Аникеевич, -- сказал я. -- Государь наш Иван Васильевич, многие ему лета, в милости своей повелел мне руды искать от Казани и далее по Волге да Каме, а коли найду -- заводы ставить.
  
   Строганов промолчал, явно не спеша обозначить свой интерес к теме. Но невербалика выдала его на корню.
  
   -- А в грамотке государевой говорено особливо, чтоб никтоже иной пять лет там руды не искал и заводов не ладил! -- продолжил я, внимательно наблюдая за реакцией.
  
   Ишь как проняло, когда про заповедный срок услыхал! Заерзал, будто на ежа сел.
  
   -- Однако везде не поспеть, а время идет, посему так мыслю: ежели на паях с надежными людьми дело начинать, оно вернее будет.
  
   Ага, заинтересовался! Самое время брать в оборот.
  
   -- Нашел я на Каме медну руду добрую, эвон глянь, да приглядись! -- сказал я ему, протянув кусок оруденелого древесного ствола.
  
   Строганов покрутил образец в руках, поковырял пальцем, что-то видимо смекнул для себя, но виду не подал. Вернул, не сказав не слова, и стал ждать, что я скажу дальше.
  
   -- А нашли мы ее недалече от русла реки, -- продолжил я, -- Прожилки видел чай? Мыслю так: дерево сие было палое, да солью медной напиталось, потому не сгнило, а в руду обратилось.
  
   -- Не шибко я в рудах смыслю, -- подал, наконец, голос Григорий Аникеевич. -- К чему сей сказ?
  
   -- А к тому, что коренная руда выше по реке лежит! -- ответил я. -- Пусть она и не столь богата, как эта, но ее там много. Там завод ставить надобно, на вашей земле!
  
   -- В долю, мы войти можем, -- задумчиво протянул Строганов. -- Но ту руду найти еще надобно.
  
   Однако вон как повернул! Вроде как одолжение мне делает. Хитер!
  
   -- Найти, не велика беда, -- сказал я. -- Весной пошлю к тебе людишек, они сыщут. Вот только дело иметь хочу с тобой, ни к чему мне в долю брать тех с кем и словом не перемолвился.
  
   -- Коли аз един в долю войду, -- сокрушенно сказал Григорий. -- Отец денег не даст на завод.
  
   -- Нет в том нужды, -- сказал я. -- Не полушки с тебя не спрошу, а четверть прибыли твоя, ежели людишек для завода найдешь, да за делом смотреть будешь, чтоб всё справно шло.
  
   -- Четверть мало, -- потянул Строганов. -- Треть хочу.
  
   -- Накрепко запомни Григорий Аникеевич, торговаться со мной можешь, когда я тебе товар продаю. А коли в дело зову -- даже не думай! Грамота государева на меня писана, руду мои люди искать будут, деньги опять мои. От тебя же малого жду -- работников найти, да доглядеть за всем. Иному пятую часть предложил бы, а то и осьмушку, тебе же четверть даю, цени! Сей завод не последний, справишься, буду и далее с тобой дела вести, а нет, так кого другого найду, хотя бы и брата твоего младшего, Семена. Через год он аккурат в возраст войдет.
  
   Угроза реальная, к тому же за ним грешок с невыполнением договора, который я могу и не спустить, а чем ему это грозит, он тоже понимает. Посмотрим что победит: жадность или осторожность. Ага, судя по выражению глаз, решение он принял. Быстро, однако...
  
   -- Согласен на четверть? -- спросил я. -- Или мне в Сольвычегодск гонца послать?
  
   -- Согласен!
  
   ...
  
   Письменный договор, мы заключили уже на следующий день, пока шла разгрузка соли. Составил нам его местный подьячий из местного приказа, за мзду малую. Притом никакой конкретики не было, даже место где будет ставиться завод, не упоминалось, зато четко прописано, какую долю прибыли кто получает и сколько кто вносит в дело. То, что Строганов входит в дело, не внося не единой полушки, так удивило подьячего, то он дважды переспросил, всё ли верно расслышал. Чаю слушок, обязательно пойдет, на то и рассчитано: теперь не я деловых людей искать буду, а они меня.
  
   Впрочем, таких условий как Григорию, я им не дам. Пятая часть в лучшем случае, а то и о восьмой речь вести буду, как и сказал вчера Строганову. Затраты на медеплавильные заводы не велики, важнее иметь право на добычу руды, а оно у меня есть, в отличие от остальных. Вот только воспользоваться этим преимуществом нужно максимально быстро, чтобы за пять лет, камские земли заводами покрыть, да все рудники под себя подгрести. Причем тут даже не в деньгах дело, технология нынче такая, что и леса пожгут в разы больше и меди серьезно меньше получат, оно мне надо, чтоб вот так впустую добро переводили?
  
   Получив деньги за соль, я еще раз прошелся по торгу, прикупил тридцать пудов воска, весь, что смог найти. В среднем вышло вдвое дороже, чем в свое время мне его продавал Овтай, но деваться было некуда -- форм для литья мне потребуется много, сколько получим с тех двух плавучих пасек пока неизвестно. Цены на скотину были невелики, даже чуть упали, если с прошлым годом сравнивать. Не сравнить с Казанью: если тут за быка просят двадцать алтын, то там все двести. Хоть сейчас скупай и вези обратно...
  
   С другой стороны мне и самому скотина нужна: и мужиков кормить, и как тяглая сила. В итоге, те деньги, что за соль выручил тут же ушли на закупку сотни бычков и такого же количества коровенок. Заодно прикупил по бочке льняного да конопляного масла. В итоге денег у меня осталось чуть боле семидесяти рублей, если не считать те полсотни что в Выксе в тайнике лежат. Много что еще надо бы купить, но нам еще в Москву ехать, так что придется пока обождать -- мало ли какие непредвиденные расходы возникнут.
  
   После обеда я, взяв чайку и три дюжины своих бойцов, отправился в Муром. Остальные под прикрытием расшивы, погнали скотину берегом прямиком в Выксу. Всю дорогу дул хороший, крепкий ветер, так что за весла практически не садились, а весь путь занял менее пяти дней. В понедельник, седьмого числа, ближе к вечеру мы причалили и я, сойдя на берег, сразу направился к игумену Благовещенского монастыря.
  
   ...
  
   Как оказалось, свое слово насчет выделения людей на сбор урожая, он сдержал. Причем дважды: первую партию из сотни мужиков, с которыми у него было уговорено, игумен отправил, когда Матвей Котов прислал в Муром гонца. Да спустя пару дней пришлось просить еще столько же народа, потому как стало ясно, что имеющимися силами с уборкой не справиться. Бывшие когда-то пойменными, земли, лежавшие втуне столетиями, выстрелили невиданным урожаем сам-шестьдесят, пшеница, правда, уродилась не столь обильно, но и тут было грех жаловаться, тем более что сеяли мы ее совсем немного, всего пятнадцать десятин.
  
   По словам игумена, мужики работали с рассвета до заката. Не остались в стороне и остальные: пацаны и девчонки, из числа спасенной из плена мордвы, вязали снопы, складывали копны. Даже часть моих работников приняла участие, хотя снять много людей с обслуживания домны у Котова не получилось, государев заказ всё-таки. Потому и просил подмогу повторно. К счастью бог миловал, погода не подвела, и весь урожай успели убрать до дождей.
  
   Впрочем, я прибыл в Муром совсем не для обсуждения "битвы за хлеб", так что пришлось свернуть разговор к делу: сейчас самое время разделаться с рамами для витражей. Заодно будет, на чем обучить тонкостям литья тех, кого пришлет государь. Игумен в ответ на мой вопрос, готовы ли наброски витражей, велел служке открыть сундук и вынуть оттуда свиток. Развернул, глянул: да уж, ну и запросы у них! Впрочем, за те деньги, в которые я нашу работу оценил, они на это имеют полное право. К тому же мои работники на таком заказе имеют шанс получить бесценный опыт, а слухи, которые непременно пойдут -- практически гарантированно принесут нам новых заказчиков. Конкретные сроки оговаривать не стал, сославшись на то, что лучше сделать не быстро, а хорошо. Что примечательно, игумен, отнеся к этому с пониманием...
  
   ...
  
   Муром мы покинули только к обеду следующего дня, потому как много времени ушло на измерение оконных проемов в той части здания церкви, что уже успели возвести. На торг я тоже успел заскочить, и как оказалось не зря: удалось сманить на Выксу десяток мастеров: кожемяк, шорников и сапожников. Что оказалось весьма не просто: от добра, добра они не искали, заработки у них были и так приличные. Однако слушок о Выксе уже шел, не иначе стрельцы натрепали, когда в Муром ездили за пивом, да рыбу продать. Мужики осторожно спрашивали, правда ли что в скоромные дни у нас почитай весь год мясо дают, в постные рыбу, а по субботам да воскресеньям -- блины с медом и всякие разносолы. Верилось им в такое с большим трудом, однако я тут же подтвердил. Мол, что есть, то есть: хозяйство большое, скотины много, хоть и не каждый день колем, но частенько, к тому же ноне одних только баранов у ногайских людей сторговали тьму.
  
   Тут уже и другие начали интересоваться, но в конечном итоге решились только молодые мастера, не отягощенные семьями. Ну да ладно, лиха беда начало, думаю, в следующем году еще прибегут. Лишь бы толк от них был, а то просто так воевода тяглых отпускать не захотел, пришлось решать вопрос полюбовно. Что примечательно, речь не о взятке шла. Он тут хитро вопрос повернул, мол, тягло за посадских мужиков, что я забираю исполнять надо? Надо. А раз так, то надобно ему железа полосового, топоров да лопат. Нет, не задаром -- боже упаси! Казна заплатит, лишь бы цена была сходной.
  
   Пришлось договариваться и о цене и о размерах поставки. Не скажу что в убыток, нормально договорились, хотя в том же Нижнем Новгороде я бы полосовое железо на четверть дороже продал. Подозреваю, что Муром в таком количестве не нуждается. Сдается мне, что пролежит оно на дворе у воеводы только до первых морозов, а потом по первопутку с обозом в Москву пойдет -- там цены вдвое, а то и втрое выше. Хотя лопаты да топоры, воевода действительно для дела брал, как-то не шибко он за них торговался. Оно и понятно: казна всё стерпит, чай не на продажу.
  
   Хотел сэкономить, а получилось, что дешевле в Москве тех же мастеров нанять. Впрочем, время -- деньги, мне эти мастера нужны, чтобы своих людей выучить, потому как дед, которого в прошлом году взял, совсем плох, а внучок пока мал, чтобы других учить, не будут его старшие слушать, а без этого не учение будет, а пустая трата времени. К тому же у него к оружию страсть, чуть не углядишь -- ищи в кузне у Тумая, среди других пацанов...
  
   ...
  
   В Выксу мы прибыли, утром следующего дня, отмахав остаток пути на веслах: попутный ветер стих еще вчера, так, что пришлось попотеть. Первым делом нужно было организовать погрузку ядер в подчалки, а заодно выяснить, какую часть государева урока успели выполнить за то время, пока я отсутствовал. По моим расчетам за прошедшие с момента пуска домны сто пятьдесят восемь дней мы должны были выплавить почти девятнадцать тысяч пудов чугуна. Однако, полистав сшивку из бересты, что вели мои мастера, я обнаружил, что произведено примерно на три тысячи семьсот пудов больше.
  
   Новость сама по себе вроде бы хорошая, однако, посчитав пропорцию, я понял, что для этого рабочий объем домны должен был вырасти как минимум на тридцать семь процентов. Причина напрашивается сама собой -- выгорание футеровки. Запас я закладывал, но не в полдюжины кубов объема. Так что домну нужно останавливать, пока не началось разрушение кладки. Жертвы среди мирного населения мне не нужны! Их и так хватило с избытком за время ее эксплуатации. Однако странное дело -- вроде огнеупорность найденной нами глины сам проверял, и она оказалась вполне на уровне, но вот пойди ж ты! Видать за работничками недосмотрел...
  
   Дойдя до литейного двора, я велел Тумаю перекрыть подачу воздуха в домну. Когда остынет, разберем часть кладки -- будет уникальное наглядное пособие: доменная печь в разрезе, в натуральную величину, а заодно и исторический памятник русской металлургии. Тумай предложил было последнюю плавку слить, но я махнул рукой, всё одно чугуна у нас, судя по записям, теперь с запасом, даже чугунной картечи успели накрутить аж четыре с половиной тысячи пудов. Разве что тридцатишестивершковой успели сделать всего пудов двести, после чего таки запороли привод барабана. Да и пес с ней! Для моих целей сейчас в основном требуется именно ближняя, двенадцативершковая картечь...
  
   Заказ по ядрам естественно тоже выполнили, да плюс ко всему еще отлили еще с дюжину углевыжигательных реторт по образцу первой. О том у нас с Тумаем и его соплеменниками особо говорено было, что де как с ядрами закончат, так сразу и лить. Так что печалится не о чем, тем более что новую домну заложим уже сегодня, благо чертежи готовы еще с весны. По высоте она будет всего на сажень с аршином выше, а вот объем, за счет увеличения диаметра, вырастет впятеро: вместо пятнадцати кубов, все семьдесят пять!
  
   Причем многие технические решения, которые я намереваюсь применить, относятся к категории "впервые в истории металлургии", местной, конечно. В первую очередь, магнезитовые огнеупоры для области фурм, которые, кстати, будут бронзовые, охлаждаемые водой, а так же чугунные водяные холодильники для тела домны, что позволит увеличить срок работы домны до нескольких десятков лет при условии своевременного ремонта. А самое главное -- регенеративный нагрев воздуха. С одной стороны строительство "кауперов" отодвинет ввод домны в эксплуатацию как минимум до мая следующего года, но взамен мы получим возможность массово отжигать чугунные отливки, проводя обезуглероживание чугуна. Это позволит снизить в них количество углерода, хоть до уровня стали, хоть до почти что чистого железа, не тратя при это дополнительного топлива. Да при выплавке чугуна оное новшество даст огромную экономию топлива и прилично подымет производительность. По моим расчетам до конца следующего года выплавка чугуна превысит суммарное годовое производство железа во всем Русском государстве.
  
   Впрочем, сбыт пока особого беспокойства мне не доставит: ядра и картечь казна еще несколько лет будет потреблять во всё возрастающих количествах, да и производство чугунных отливок, в особенности котлов, съест любые излишки. Самим бы на сталь и железо хватило в следующем году. Другое дело будет, когда мы запустим Гусевский завод, вот тогда начнется некоторый спад цен на железо и изделия из чугуна, но для того всё и затевается, хотя конкурировать придется практически с самим собой, что не слишком выгодно для кармана, но необходимо для развития внутреннего рынка и экономики в целом.
  
   Кстати, через несколько лет можно будет частично компенсировать расходы за счет наших "западных партнеров"! Английская королева Елизавета I, которая на данный момент еще даже не пришла к власти, очень опрометчиво запретит вывоз из страны чугунных пушек, а желающие их купить останутся, потому как пушки у англичан хороши, в отличие от остальных товаров, на которые по большому счету нет никакого спроса. Вот тут-то можно и помочь законопослушным джентльменам, нежелающим нарушать запреты собственной страны, в их благородном желании набить карманы. А то, что мои чугунные пушки будут столь же тяжелы, как и те, что выпускают остальные, так это даже хорошо: тяжесть это надежно... и выгодно!
  
   Что же касается государева заказа на единороги, то по результатам полевых испытаний назрело немало изменений. Калибр два и три четверти вершка вполне годится в качестве средних полевых пушек и основного вооружения речных судов. Нужно только увеличить длину ствола на три калибра. При этом с учетом более высокой точности изготовления ядер, их реальный вес теперь можно довести до дюжины гривенок или десять артиллерийских фунтов. Если увеличить длину ствола до двенадцати калибров, а заряд до трех фунтов, то выйдет вполне серьезное орудие, с достаточной дальнобойностью, при этом не слишком тяжелое, по моим расчетам вполне реально уложить вес ствола пудов в двадцать, а суммарный вес орудия вместе с передком, в шестьдесят. Таким же сделать и массу зарядного ящика. Если запрягать четвериком, скорость движения позволит практически не отставать от поместной конницы.
  
   Одна беда, при частой стрельбе, с учетом увеличенного заряда, потребуется либо охлаждать орудия после каждых пяти выстрелов уксусом, либо использовать не оловянную, а марганцовую бронзу. Плюс в том, что марганец у меня уже есть, хотя и в виде шлака, благо выгорает этот металл при продувке чугуна воздухом куда активнее железа. Впрочем, торопиться с этими стволами не стоит, отольем для эксперимента с десяток к весне и ладно. К тому же для них штатный лафет от старых единорогов не подойдет, придется проектировать более тяжелый, а удастся на это время выкроить или нет, бог знает.
  
   Что же касается пятигривенковых единорогов, то особого смысла их использовать их в качестве полевых орудий не вижу: делать для них облегченный лафет -- лишнее, а при использовании штатного, вся экономия в весе не превысит и двух с полтиной пудов, при вдвое более слабом картечном действии. В общем, единственная их ниша -- противоабордажное вооружение легких и средних судов, либо усиление противоштурмовой крепостной артиллерии.
  
   ...
  
   До обеда я занимался разметкой нового строительства. Кроме новой домны, на подготовку материалов для которой требовалось не более пары дюжин работников, предстояло еще строительство второй очереди плотины. Тут как нельзя, кстати, пригодились муромские мужики, как раз к обеду закончившие обмолот ржи. Денег у меня было не шибко много, да и серебро их не особо интересовало, а хлеба по результатам обмолота, они должны были получить по двадцать пять пудов на нос! Так что переговоры несколько затянулись.
  
   Сошлись на компромиссном решении: те, кто вернуться на строительство после отправки хлеба в Муром, получат за работу солью и железом из расчета по гривенке соли и половине гривенки железа за каждый день работы. Естественно на моих кормах, этот вопрос обговорили особо. По большому счету дополнительные две сотни работников для планируемого объема работ -- слишком скромно, чтобы завершить строительство второй очереди плотины хотя бы к концу 1555 года. Для этого нужно нанять как минимум три тысячи человек. Вот только где их взять?
  
   Так что пока придется ограничиться подготовительными работами: возвести чуть ниже по течению от старой плотины подошву основания, а так же выкопать и выложить отлитыми из шлака плитами колодцы для увеличения высоты водяного столба тромп: их будет минимум пять. Две временные, небольшие, для привода домны и маломощного прокатного стана, либо для продувки стали в конвертерах, их мы запустим уже после окончания весеннего паводка. Три более крупные пустим в строй только через пару лет, потому как они рассчитаны на полное заполнение пруда. Две из них будут приводить в движение прокатный стан с шириной клетей в аршин и два вершка, третья -- остальное оборудование металлообрабатывающего завода, который еще предстоит построить.
  
   Жаль, что поднимать высоту верхнего бьефа выше отметки в сто одиннадцать метров над уровнем моря нерационально, и так уже по предварительным расчетам объем работ превысит триста шестьдесят тысяч человеко-дней. Если даже оплачивать труд работников по здешним весьма скромным меркам, то есть по три полушки в день, то больше половины тех денег, что я получу за ядра, уйдет на плотину. Причем такой объем работ даст мне увеличение напора всего втрое, с пяти до пятнадцати метров. Остальное придется добирать за счет глубины колодца. Конечно, на триста с лишним футов как Чарльз Тейлор на реке Монреаль я заглублять не планирую, мне и пяти саженей за глаза хватит. Хотя если получиться пройти все десять, еще лучше: три с половиной атмосферы давления для привода прокатного стана намного лучше, чем две с половиной. Самой же домне хватит и полутора, благо она не шибко велика по высоте.
  
   ...
  
   К концу дня мы завершили расчеты с муромскими мужиками, отсыпав им более пяти тысяч пудов ржи и выделив им один из дощаников, чтобы довезти этот груз до Мурома. После этого, пришлось решать вопрос о том, сколько сеять озимой ржи на вновь освобожденных от леса землях. Тут всё упиралось не столько в площади сколько в проблему, куда девать последующий урожай, если он вдруг окажется, хотя бы наполовину столь же обильным. В итоге я решил, что из пятисот двадцати десятин озимые будет сеять на трехстах шестидесяти, а остальные пойдут под огороды, для которых вполне годятся и не шибко удобные для вспашки склоны. На тех же двухстах сорока десятинах, которые дали рекордный урожай решили сызнова сеять озимую рожь. Впрочем, в следующем году подобной урожайности я уже не ждал и потому велел увеличить ному высева до семи пудов на десятину.
  
   Попутно я проверил, как обстоят дела с моими плавучими пасеками. Как не странно по деньгам наибольший доход обещали принести медвежьи шкуры. Мишки, как дурные, лезли на борт, и если бы я предусмотрительно не вооружил своих мужиков, им бы пришлось несладко, Всё лето они больше отбивались от топтыгиных, чем занимались непосредственно пасекой. Нельзя сказать, чтобы в остальном всё было плохо, но и на максимум в этом году выйти не удалось. На двух плавучих пасеках к осени оказались заселены всего сорок два улья из девяноста шести, остальные так и остались пустыми. Меда получили прилично, а вот с воском дела обстояли скромно, взяли едва по паре фунтов с улья, так что набралось чуть более двух пудов. Правда, больше половины воска и меда осталось на рамках, жадничать не стали -- пусть лучше пчелиные семьи переживут зиму без хлопот, наши проблемы дополнительные два-три пуда воска не решат.
  
   Видимо придется при первой же возможности начинать разработку торфа. Торфяной воск пусть и не так ароматен, как пчелиный, но как замена оного при литье вполне пригоден, единственная закавыка -- для его экстракции нужен бензин, так что придется подождать, пока люди Габдуллы Хусейнова не выполнят своих обязательств по поставкам "земляного масла". Сам же торф после экстракции воска тоже в дело пойдет, как помню, подружка моего внучка что про Выксу рассказывала, упоминала как во время гражданской войны там домна как раз на торфе работала. Поначалу вроде как торфяной кокс использовали, а потом и прессованный торф в чистом виде в дело пошел.
  
   Подозреваю, что там свои тонкости есть, с которыми так сразу не разобраться, но на чистый торф в виде топлива я и не собираюсь замахиваться, тем более что при его коксовании много чего интересного можно в качестве продуктов пиролиза получить. Сейчас вопрос топлива для меня становится критичным. Новая домна благодаря горячему дутью и высоте в шесть саженей будет иметь расход угля на пуд чугуна в два с половиной раза меньше, но и производить она будет чугуна впятеро больше, так что потребное количество топлива удвоится. Себестоимость за пуд при этом составит чуть более денги с полушкой. Но это для чугуна, а вот со сталью и железом сложнее. Из-за недостаточного количества кремния в чугуне для малого бессемеровского процесса, возможно, придется производить дополнительный перегрев в вагранке, а на это тоже уголь потребуется.
  
   Впрочем, всё это придется отложить до возвращения из Москвы, а пока основная задача погрузка ядер и картечи и подготовка подарков для Ивана Васильевича. Основные гостинцы готовить не нужно: бочонок с ханским серебром лежит у меня под замком на расшиве, там же, в соседней каюте мается Мамич-Берды с простреленным седалищем. Осталось мелочи, вроде картофеля и помидор с перцами, а так же лампы. С последним сложнее, золота у меня нет, да и с серебра отлить, покуда не удосужились, так что придется ограничиться бронзовой. Хорошо хоть смотрится она достаточно богато, с государевым гербом, раскрашенным эмалью: снять копию с печати, что на моей грамоте проблем не составило, остальное -- дело нехитрое. К тому же стекло сделали витое, из нитей разной окраски, такого изыска пока не встретишь. Впрочем, за мастеров с острова Мурано, не поручусь -- эти могут, но в любом случае палитра цветов у них скромнее.
  
   Самый же главный подарок -- обычный отрезок бревна, правда, пропитанный в качестве антипиренов фосфоритом. По сути, это подарок не столько государю, сколько Висковатому, потому как конфуз вышел: когда я осматривал домну, Матвей Котов огорошил известием, что мои мужики, копавшие руду неподалеку от берега Оки, обнаружили там залежи фосфоритов, причем в двух местах. Что это такое, они естественно не поняли, но за ними еще с утра увязался Ванька, внучок нашего деда-кожемяки. С его сверхъестественной способностью оказываться там, где происходит что-то интересное, мимо обжига фосфоритов он тоже не прошел, и как они выглядят, запомнил.
  
   Так что теперь поставки с Егорьевского месторождения нам не нужны. А чтобы труды Ивана Михайловича не пропали втуне, самый подходящий момент сосватать фосфориты в качестве пропитки для древесины. В одной только Москве более сорока тысяч дворов, рынок сбыта огромный. Причем мое дело, только показать, а дальше пусть дьяк сам крутится: при его близости к государю, двинуть идею в массы проблем не будет.
  
   ...
  
   Вечером я заглянул проведать Ваньку с дедом. В землянке старик жить не захотел, так что мужики за день сладили ему небольшую избу, к которой уже позже пристроили кожевенную мастерскую и прочие хозяйственные постройки. Однако там его не оказалось. Обычно, дед после работы сидел вечерком на завалинке, или если было прохладно, как нынче, в избе у теплой печки, но сегодня его там не было, как впрочем, и внука. Видать на реку пошли, сети проверить, а значит скоро будут. Пока ждал, заметил в углу, на лавке ворох придавленной поленом бересты. Подумал, было, что это на растопку заготовлено, но заметил, что на верхней бересте что-то нацарапано. На первом листе оказался набросок домны, расположенный в центре, а по краям зарисовки отдельных деталей. С каждым следующим листом мое удивление только увеличивалось. Рисунки почти всего, что мы построили за прошедший год, сменялись зарисовками деталей механизмов, привода расшивы, лесопилки и прочего...
  
   Дальше пошли уже собственные фантазии мальца. В одном устройстве я уверенно опознал "мальтийский крест", правда, сделанный довольно замысловато, большая часть остальных была мне тоже знакома, зато над парой штук пришлось поломать голову, прежде чем я понял, для чего они предназначены. Если бы я верил в переселение душ, то решил бы, что именно в этого пацана воплотилась мятежная душа Леонардо Да Винчи. Вот только в отличие от итальянского гения Эпохи Возрождения, этот уникум ничему и нигде не учился, кроме того, что подсмотрел вокруг себя. Как можно не заметить такой самородок у себя под боком? Он же каждый вечер вертелся рядом, даже когда я посоху учил азам арифметики и фортификации...
  
   ...
  
   В Москву мы отправились только в субботу, погрузка ядер на расшиву заняла немало времени. Несмотря на то, что соль почти всю оставили в Выксе, захватив лишь тысячу двести пудов, перегруз вышел приличный, почти что вдвое, впрочем, даже с таким грузом осадка опасений не вызывала. Сесть на мель нам тоже не грозило: зарядили дожди, и уровень воды в Оке вырос как минимум на дюжину вершков. Так что единственный минус оказался в том, что скорость судна упала почти на полузла. Несмотря на то, что мы шли, максимально используя светлое время суток, до Коломны добрались только через двенадцать дней.
  
   Всю дорогу я занимался математикой и геометрией с Ванькой и дюжиной других наиболее сообразительных мальцов, набранных из числа спасенных пленников. Кстати, когда я писал челобитную государю, в которой просил пристроить моих воспитанников в ученики иноземным математикам, выяснился любопытный факт: Иван оказался тезкой царя, то есть Васильевичем по отчеству. А вот с фамилией вышел казус. Как на самом деле зовут деда, я не знал, кличут Кожемякой и ладно. Но, оказалось, что и внучок о том не ведал: скрытный оказался дедок. Откуда он появился в Муроме, никто из местных не ведал, но в те времена он был при деньгах и легко сосватал одну из местных красавиц из семьи зажиточного муромского посадского. Не смотря на возраст, он был силен и ловок, так что местные парни, не простившие "пришлому", который увел у них из под носа завидную невесту, получили самый лютый укорот!
  
   Некоторые предположения у меня были, уж больно говор у деда был характерный: вятский. Подозреваю, он из числа хлыновских разбойничков, в свое время хорошо погулявших по Волге. Как бы то ни было, пришлось писать моего протеже в челобитную Иваном Васильевичем Кожемякиным. С остальными было проще. Не то что я надеялся, что такое именование проскочит через дотошных подьячих, не по чину, однако, но челобитную-то к делу присовокупят и для истории имя будущего гения, если что, сохранится полностью, а большего мне и не надобно.
  
   В Москву прибыли в последний день сентября, к позднему вечеру. Наутро я наведался к Висковатому, который порадовал меня, сообщив, что Георг Бауэр уже прибыл в Москву, Джамбатисто Бенедетти дал согласие на переезд, и помог найти своего учителя Никколо Фонтана, по прозвищу Тарталья. В Москву они, правда, доберутся не ранее начала мая. С врачами обстояло куда как более скромно, пока что можно было рассчитывать только на прибытие Андрея Везалия, что, в общем-то, неудивительно. Остальные и так неплохо устроились, и только ему было некуда деваться из-за непрерывной травли развязанной приверженцами средневековой схоластической медицины. Хорошо, хоть его не придется долго ждать, прибудет вместе с остальными.
  
   Кроме этих, довольно известных в мое время светил науки, подсылы Висковатого сговорили и несколько подающих надежды студентов из итальянских университетов. О большинстве из них я никогда ничего не слышал, разве что имя Пеллегрино Данти показалось мне смутно знакомым, но насколько я помнил, того картографа звали Игнатием[55]. Далее разговор плавно перешел на дела московские...
  
   Подробно обсудить не вышло, главу Посольского приказа ждали дела в Кремле, да и мне пришлось отправиться с ним на пару. Остаток дня я потерял практически впустую: Иван Михайлович сдал меня с рук на руки дьяку, который с какой-то болезненной дотошностью начал согласовывать, что и в каком порядке я буду говорить государю. Впрочем, деваться было некуда, прием у государя предстоял вполне официальный, не как в первый раз, так что формальности пришлось улаживать заранее.
  
   ...
  
   Передача полоняников прошла без сучка, без задоринки, разве что Мамич-Берды пришлось нести на носилках, рана еще толком не зажила, так что ходить он пока не мог. Двое ногайских сотников, попавших нам в руки после побоища на реке Сок, передвигались на своих двоих, хотя рука у одного до сих пор не гнулась: картечная пуля в свое время натворила дел, хорошо кость не задело, иначе бы точно пришлось ампутировать. Затем последовал черед найденного в Казани бочонка с печатью Чапкуна Отучева.
  
   И тут случилось первое "отступление от протокола", причем спровоцированное самим Иваном Васильевичем, который поинтересовался, какая награда ждала бы за подобную добычу в моей стране.
  
   -- О том не ведаю, ибо мал был, когда увезли меня на чужбину, -- ответил я, -- Слыхал от гидальго, что королю Кастилии и Арагона служат, те отдают своему государю пятую часть с золота, что в Индиях с боя добудут. Четыре пятых же меж собой делят, по чину и заслугам.
  
   Адашев, встрепенулся и зашептал что-то царю на ухо. Хоть я на слух не жалуюсь, но расстояние было приличным, так что удалось разобрать только: "...много хочет ...и четверти хватит...". Ай да молодец! Как за казну грудью встал, только зря ты так, сейчас боком выйдет.
  
   -- Мыслю так, государь, сие добыча тех твоих слуг верных, что Казань брали, -- продолжил я, -- Какую же часть выделить тем, кто кровь проливал, едино в твоей власти, иному се решать невместно.
  
   Алексей Федорович аж поперхнулся и моментально умолк. Быстро соображает, но заранее просчитывает плохо, ох зря он с этим влез, время придет -- царь всё припомнит.
  
   -- Верно, мыслишь, сие мне решать, -- сказал Иван Васильевич, после чего чуть повернулся в сторону окольничего и продолжил, -- Велю сию казну ханскую раздать вдовам да сиротам, тех, кто под Казанью головы сложил.
  
   Адашев не проронив ни слова, поклонился, подтверждая волю государеву и лишь спустя минуту мельком зыркнул в мою сторону. Я же продолжил, рассказав о найденных серных ключах и заложенном нами Сокском остроге, с приложением чертежа, на который я потратил последние листы купленной ранее бумаги. На этом чинный прием закончился, а следующие полтора часа прошло в обсуждении планировки крепости, правда приличия были соблюдены: государь объявил, что желает трапезничать и мы перешли в другие палаты, где и провели время в ожидании, когда всё будет готово для царского пира.
  
   Впрочем, заскучать Иван Васильевич не дал. Несмотря сгрудившихся вокруг бояр, он постоянно подзывал меня, чтобы пояснить тот или иной момент на чертеже крепости. Место мне выделили самое, что ни на есть захудалое -- на самом краешке скамьи, да еще и ближе к входу. Оттуда и приходилось каждый раз пробиваться к царю через толпу высокородных царедворцев, а потом протискиваться обратно. Выглядело это предельно издевательски, но я отлично понимал причину: вели государь поставить мне скамью рядом, ох и нажил бы я сегодня врагов! А так вроде и боярской родовой чести не умалил своим возвышением не по чину, и о деле государевом отчитался.
  
   Если на кого и шипели бояре, так на Адашева, который включился в процесс обсуждения самозабвенно, явно решив отыграться за мою подставу с казанской казной. И в какой-то момент у него почти получилось: кроме собственно крепости и отдельных элементов укреплений, я в свое время добавил и эскиз единорога, без особых подробностей, указав только основные размеры и вес орудия со станком и без оного. Вот к этому Алексей Федорович и прицепился. Не знаю, что именно он наговорил Ивану Васильевичу, то тот подозвал меня вновь:
  
   -- Слуга мой верный, Алешко Адашев в сомнении, -- произнес государь, -- А так ли хороши твои пушки, как Шереметев Большой сказывал?
  
   -- Не за мзду ли? -- тихо и вкрадчиво произнес, ни к кому не обращаясь, окольничий, и сердито зыркнул на меня.
  
   -- Воистину в делах ратных, что-либо на веру принимать, смерти подобно! -- ответил я, и добавил: -- А каковы пушки в деле, своими глазами видеть надобно. Коли велишь -- покажу. Потребно токмо мишени подготовить, да установить, где укажешь...
  
   -- Быть по сему, место позже укажу! -- сказал государь, -- А ежели, что для дела надобно, к Ваньке Висковатому обратись.
  
   Алексей Федорович явно хотел что-то добавить, однако, услышав последние слова царя, счел разумным промолчать. Похоже, он уже начал воспринимать меня как противника более чем всерьез. Вот на этом, пожалуй, и пора заканчивать противостояние, тем более что момент вполне подходящий -- пусть думает, что последний удар остался за ним, и я капитулирую. Приглашу его к себе вечерком, поговорить о делах, да разногласия наши разрешить. Он человек умный, и уже наверняка, если не разумом, так шкурой царедворца почувствовал, что такого врага как я лучше не заводить. При боярах рядом с ним светиться не буду, попрошу Ивана Михайловича ему передать мое приглашение, тем более что мне с Висковатым так и так решать вопрос с необходимыми материалами для предстоящих полевых испытаний нашей артиллерии.
  
   Кстати, о единорогах. Если бы вопрос стоял только о доказательстве сравнительной эффективности перед более-менее подготовленными специалистам по артиллерии, мне кроме листа бумаги, чернильницы и пера ничего и не потребовалось бы. Простая математика: возьмем ту же Кашпирову пушку весом тысяча двести пудов, которую можно зарядить пятнадцатипудовым ядром или аналогичным зарядом картечи, в котором картечных пуль по двенадцать золотников весом будет четыре тысячи восемьсот штук. Если из той же бронзы отлить единороги, то хватит на двадцать дюжин стволов, при этом суммарный залп тянет на двадцать две тысячи восемьсот картечных пуль, что почти в пять раз больше.
  
   И это только один залп! А их за минуту можно сделать до пяти. Потому правда темп чуть упадет: придется банить и охлаждать орудия, вот только Кашпирову пушку зарядить, дело не быстрое, подозреваю, не один час на это уйдет. Впрочем, и так вполне очевидно, что эффективность единорогов будет выше даже не в разы, а в десятки раз. К тому же есть и еще один нюанс -- картечный сноп у единорогов в разы короче, благодаря чему при правильно определенной дальности и точно выбранном угле наклона ствола куда как меньше картечи улетит мимо цели. Что же касается Ганусовского монстра, то им хорошо только по походным колоннам бить, если же стрелять по атакующей цепью коннице, то большая часть картечи зароется в землю, не долетев до цели, либо пролетит над ней. Про мобильность на поле боя можно и не говорить, тут и так всё ясно.
  
   ...
  
   До начала пира злыдень Адашев еще раз попытался сделать мне пакость. На это раз он сыскал за мной такую "вину", что мне и не в жизнь бы в голову не пришло, что этим можно вызвать неудовольствие государя. А вот поди ж ты! Оказывается брать на себя затраты на те чугунные пушки, что я поставил в Сокский Острог, мне невместно. Да и все остальные расходы на строительство крепостицы надлежит упомянуть в описи и представить государю, дабы казна выплатила всё как положено. Пришлось заверить Ивана Васильевича, что и в мыслях не было тем государеву честь умалять.
  
   Ай да Адашев, и ведь наверняка думает, что мне насолил! Вот только я не с милостей царских живу, я деньгу зарабатываю, а тут он мне даже подсобил, потому как по оговоренной ранее цене, даже сами тридцатипудовые стволы казне обойдутся в пятьсот восемьдесят два рубля с полтиной. Да лафеты двадцать рублей, а картечь и ядра к ним -- еще три сотни, да пятнадцать пудов пороха. С этим, правда, промашка вышла, о цене на зелье уговора не было, а считать по той, за которую казна его закупает у иноземных купцов, едва затраты отбить выйдет. Впрочем, не стоит забывать и остальное, что мы Сокскому острогу на обзаведение оставили: котлы чугунные, железо полосовое, гвозди, скобы и замки.
  
   Да плюс к этому по пять рублей за каждого обученного мною и сдавшего экзамен посошного фортификатора, а их сто пятьдесят шесть человек набралось, так что в сумме казне придется выложить семьсот восемьдесят рублей, да за ядра к большому государеву наряду, что заказаны в прошлом году, еще четыре тысячи триста. Жаль, что заряды к не отлитым еще единорогам только предстоит сделать, а то бы и их предъявил разом к оплате. Но и так эффект будет изрядным. Так что не буду откладывать:
  
   -- На Яузе судно мое стоит, дозволь государь человека послать за бумагами!
  
   -- Дозволяю! -- кивнул Иван Васильевич.
  
   -- Прибыл со мной на том судне, Габдулла Хусейнов -- продолжил я: -- Прадед его получил тархан на земли в верховьях реки Сок от царя казанского Магмед-Аминя. Дед же имал тархан от Сафа-Гирея, что на казанский стол в то время сел, а ноне Казанское Царство ты под свою руку взял и хочет оный Габдулла в верности присягнуть, дабы и далее теми землями владеть.
  
   -- Звать Габдуллу Хусейнова на пир! Гостем моим будет! -- повелел государь.
  
   К началу пира татарин естественно опоздает, что впрочем, не удивительно: путь из Кремля до берега Яузы и обратно не близкий, но похоже такие мелочи тут никого не беспокоят. Объяснив посыльному, как добраться до судна и кому передать мою записку, я стал ждать начала пира. Не прошло и несколько минут, как бояре встрепенулись и гурьбой рванули с места. Вскоре и мы перешли в просторную, роскошно украшенную палату, уставленную вдоль стен лавками с вышитыми полавочниками, к которым были приставлены столы, накрытые разукрашенными скатертями. Посреди палаты стояло множество поставцов с золотой посудой.
  
   Последнее выглядело особенно издевательски, если учесть что гостям поплоше персональной сервировки не полагалось. В их число попал и я на пару с Георгом Бауэром, с которым меня усадили за один стол. Рядом с нами оказались еще двое иноземных мастеров: литейщики с Пушечного двора Кашпир Ганусов и Корт Гартман. Им тоже достался одна тарелка и нож на двоих. Я пожал плечами, достал из вшитого в шубу кармана небольшой серебряный футляр и вынул из него столовый нож и ложку с вилкой. Что кстати не ускользнуло от внимания Агриколы, захотевшего осмотреть сию диковинку. Мастер Георг подивился тонкости литья и поинтересовался именем мастера и поначалу не поверил что это работа местного литейщика, а не немца или литвина. По его словам так тонко передать детали способен далеко не каждый мастер в Европе.
  
   Оно и понятно, литье в кокиль с подогревом формы, да еще под давлением здесь ни кто еще не освоил. Ну а мы секретом делиться не станем с иноземцами, выведать же непросто даже ели кто и сумеет попасть в литейку -- специальные патроны создающие давление за счет генерации углекислого газа делают совсем в другом месте, под моим присмотром, а без этого лить столь мелкие детали с подобной точностью не получиться. Собственно и мои мастера пока пробуют свои силы на всякой мелочи, вроде ложек-вилок и прочего.
  
   Наработка опыта процесс не быстрый, но деваться некуда: лить в обычные формы, заказанные государем единороги, конечно можно, но, во-первых, эти формы в отличие от кокилей -- одноразовые, а во-вторых -- их качество меня откровенно не устраивает. Раковины и пузыри только для картечи не смертельны, но со временем придется и гранатами стрелять и ядрами, и вот тут с точностью уже могут быть проблемы. Лить же орудия цельными, а потом рассверливать долго и затратно, к тому же долговечность канала ствола серьезно страдает.
  
   Опять же разобраться с режимом подогрева формы, освоить качественную шлифовку и полировку легче на небольших деталях. Заодно повысим точность и качество деталей для револьверных винтовок, попутно чуть снизив их вес. Впрочем, всю эту экономию сожрет крышка рамки барабана, в необходимости которой я убедился в ходе испытаний в реальных боевых условиях. Дело тут не столько в необходимости уменьшения воздействия на стрелка прорыва газов между устьем ствола и барабаном, хотя и это тоже важно. Куда как актуальнее максимально предотвратить возможность загрязнения -- в бою всякое случается, и оружие на землю роняют и просто плюхаются с ним в грязь, так что лишней эта мера не будет.
  
   Тем более, что рамка так и так состоит из двух половин и добавление такой детали на работе с оружием при заряжании не особо скажется. Единственная проблема -- литая не вариант, слишком тяжелая выйдет, но к весне у нас будет готов небольшой прокатный стан, а уж отштамповать рамки из бронзовой ленты не проблема. Приходилось, как-то внедрять штамповку взрывом, так первые формы вообще ледяные делали, и ведь работало! В этом методе есть, правда и минусы, но пока нет нормального пресса, выбирать не приходится.
  
   ...
  
   Пир тем временем шел своим чередом, после холодных закусок под традиционную чарку водки, наступил черед лебедей, причем мне государь пожаловал крыло "царской птицы" со своего блюда, что вызвало шепоток в рядах бояр. Мастер Кашпир наклонился ко мне и поздравил: сие честь и немалая...
  
   Затем последовала дичь верченая, которую в зал на больших блюдах внесли богато одетые стольники. Чего тут только не было: олени, вепри, косули, даже рысь, которую попробовать, впрочем, не довелось, хотя особых сожалений по этому поводу я не испытал: хватило и хорошо прожаренного кабаньего бока. Впрочем, на мясо я особо не налегал, царский пир дело неспешное и перемен будет еще много, посему торопиться не стоит. Да и по большому счету не шибко хорошо приготовлено. Испортить жаркое надо сильно постараться, но видимо для местных поваров нет ничего невозможного: местами подгорело и довольно суховато, впрочем, подозреваю, что на наш конец подали что поплоше.
  
   После дичи пришел черед всякой рыбы. К осетрам и стерляди народ и в Европе привычен, а вот огромной белуге, на столь же циклопическом серебряном блюде, недавно приехавшие в Москву иностранцы, включая Георга Бауэра, дивились как дети малые. Мне же белугу и в своем времени приходилось едать, как впрочем, и большинство остальной рыбки, а вот сельдь из Плещеева озера попробовал впервые, и надо сказать она мне понравилась. Вина на наш конец особо не подавали, зато пива и медов хватало. Впрочем, они и понятно мы чай не послы, чтобы нам пыль в глаза пускать царским хлебосольством, да и вино для "немцев" не экзотика. Как бы то ни было, но с рыбой и мясом и пиво пошло неплохо.
  
   Следующая перемена была наиболее разнообразной и богатой по ассортименту: одной только ухи я насчитал больше двух десятков видов, и это, не считая прочих супов и похлебок. Одновременно подали и множество разных каш, а так же множество пирогов с разной начинкой. Собственно к подаче горячего мой протеже Габдулла Хусейнов и подоспел. Место ему государь выделил не рядом с собой, но и не обидел: посадил между татарских князей, что всяко выше по статусу простых дворян и иноземных мастеров.
  
   Резон понятен -- пока дела в Казанском крае идут не шатко не валко. Война с отрядами казанских татар и примкнувших к ним черемисов и чувашей еще толком не утихла. Кто-то партизанит по лесам, как тот же Мамич-Берды, а кто-то присягает на верность и впрягается в административную работу с местным населением. Пока первых больше, подозреваю, что именно поэтому Иван Васильевич и придает такое значение казанским делам: нужно ему показать всем, что процесс пошел, дабы подтолкнуть в нужном направлении тех, кто не сделал еще свой выбор окончательно. Есть у меня подозрение, что одной только демонстрацией милости в отношении своего нового подданного, государь не ограничится, но не буду торопить события: тарханные грамоты Габдулла получит на днях, тогда и ясно будет, что к чему.
  
   Пир понемногу катился к концу, под конец внесли десерты: разнообразную сладкую выпечку, засахаренные фрукты и фрукты в меду, а так же различные заморские деликатесы. Доставленные моим человеком бумаги, Иван Васильевич отложил в сторону, найдя занятие интереснее: разрезать на части сахарный Казанский Кремль и отсылать куски своим особо отличившимся при штурме столицы ханства боярам и воеводам. Взятие Казани правда состоялось второго октября, а не первого, но тут свой резон -- завтра пятница, постный день, какой тут может быть пир? Впрочем, сегодня деть тоже знаменательный, именно первого числа казанским людям был дан выбор: покориться воле государевой или умереть...
  
   По окончании пира я, улучив момент, отловил во дворе, среди отъезжающих, Ивана Михайловича Висковатого и упросил при первой же возможности передать мою записку Адашеву лично в руки. Свое послание я сопровождал приличным случаю подношением: возом с пятью десятками пудов соли, привезенной с Баскунчака, возложив доставку до адресата так же на главу Посольского приказа, получившего за содействие столь же щедрый подарок. Заодно я передал распоряжение государя насчет обеспечения всего потребного для испытания пушек, а именно -- девять сотен саженных отрезков бревен толщиной в дюжину вершков или чуть менее, да впятеро более того пятиаршинных жердей, толщиной в полтора вершка.
  
   ...
  
   Собрать мишень, укрепив на поле расщепленную пополам саженную колоду подпоркой из жердей задача нехитрая, однако ежели таковых надобно более полутораста дюжин, то поневоле заскучаешь. Утешало лишь то, что народа у меня хватало: не надеясь лишь на своих людей, я попросил у Висковатого три сотни посадских в помощь, и теперь они, разбившись на пятерки, под руководством моих пушкарей занимались тем, что выстраивали на лугу, что за Земляным валом "татарское войско".
  
   Позиций для стрельбы готовили три: одну, шириной в полста саженей и вытянутую на версту вдаль, в поле, для обещанной государем Кашпировой пушки, которую обещались непременно доставить с Пушечного двора не далее как завтра к обеду, аккурат ко времени назначенному государем для стрельб. Вторая позиция, для дюжины наших единорогов, была отмеряна на сто двадцать саженей вдоль берега. Третья, для стрельбы непосредственно с борта расшивы, была вдвое уже.
  
   Работы по установке одной мишени отнимали у нас чуть более получаса, так что к вечеру мы успели выполнить две трети всей работы. Продолжение работ пришлось отложить на утро из-за наступившей темноты. К тому же вечером я ждал визита Адашева. Однако он не соизволил даже ответить на мое послание, зато приехали Иван Васильевич Шереметев Большой и Иван Михайлович Висковатый, которых я позвал на расшиву отведать заморских деликатесов, благо с первой звездой пятничный пост благополучной окончился. Разговор у нас намечался долгий...
  
   ...
  
   За пару часов до полудня обеду доставили Кашпирову пушку, а чуть позже прибыл и сам государь. Впрочем, государь добрался до места даже чуть ранее, прежде чем всё успели подготовить, потому как, несмотря на помощь приданных посадских, на установку многотонного монстра потребовалось немало времени. Чтобы не заставлять Ивана Васильевича и сопровождающих его бояр ждать впустую, я поднялся на специально возведенный помост и доложил, что в любой момент готов начать. Царь благосклонно кивнул...
  
   Я вынул из кармана песочные часы, сделанные специально для такого случая и поставил их на стол. Затем снял шейный платок и махнув им над головой запустив тем самым отлаженный механизм "представления": расшива пришла в движение, несмотря на полное отсутствие ветра. Глядя на удивление государя и ближних бояр, пояснил:
  
   -- Сие судно, государь, может ходить как под парусом, так и благодаря колесами наподобие мельничных, кои приводятся в движение волами!
  
   -- Ведомо сия хитрость была древним латинянам, о том в трактате "О военных делах" [56] упомянуто, -- кивнул Иван Васильевич.
  
   -- Именно так, государь! Доводилось видеть копию оного, когда обретался в Риме в ученичестве у мастера Ванноччо Бирингуччо. Однако, для морских сообщений, сей корабль, не годен, но для рек весьма пригож, -- сказал я и продолжил: -- Палуба сверху крыта тесом в два слоя по вершку каждый, стреле татарской нипочем оный не пробить.
  
   -- Запалят и вся недолга! -- ехидно вставил Адашев.
  
   -- Попытаться, несомненно, могут, но загорится ли?! -- усмехнулся я.
  
   -- Отчего же не загорится? -- удивился государь. -- Нешто слово заветное знаешь, да от огня колдовством уберечься тщишься?
  
   -- Колдовство тут не надобно, -- ответил я и пояснил: -- Дьяк Висковатый в прошлом годе у тебя государь по челобитной земли просил, дабы руду особливую для разной надобности имать...
  
   -- Помню о том, но к чему сия руда?
  
   -- А к тому что, окромя пользы от той руды для худой землицы, дабы жита родилось более, явилось еще одно свойство: ежели растереть ее, обожженную, в прах, да распустить в воде, а той водой напитать древо, поджечь оное непросто будет. Однако ж, о сем государь позже, эвон судно к берегу подошло, твоей команды ждет -- дабы с пушек палить, -- заметил я, и передал ему платок.
  
   Надобно сказать, что мишени мы выстроили в два ряда глубиной по тридцать саженей с таким же расстоянием между ними. Первый залп снес треть мишеней на второй линии: шесть единорогов выплюнули по девяносто пять картечин каждый, и буквально через дюжину секунд рявкнули снова. Третий же и четвертый залпы был уже более увесистым -- к ним присоединились еще четыре ствола, перенесенные с противоположного борта, о чем я тут же сообщил государю.
  
   Бояре же как завороженные смотрели на трубы, начавшие выплевывать густые столбы дыма. Некоторые втихаря осеняли себя крестным знамением.
  
   -- Сие хитрая механика! -- пояснил я: -- Колеса особливой конструкции, помещенные в кожуха, работают как меха кузнечные и отгоняют дым, дабы тот пушкарям цели не застил. Внутрь же лишь малая толика попадает.
  
   Следующие три залпа ударили уже по первой линии. Впрочем, особой нужды в последнем не было: из щитов осталось стоять не более десятка, да и те местами были расщеплены.
  
   -- Конница неприятеля числом до шести сотен побита и обращена в бегство! Изволь государь отдать следующую команду.
  
   Иван Васильевич снова махнул платком. Царь был весел и доволен, на что я собственно и рассчитывал, отдавая в его руки возможность "дирижировать" этим представлением.
  
   Расшива вновь пришла в движение: спустившись задним ходом чуть ниже по течению, она развернулась к берегу кормой. Стукнул оземь трап, и мои молодцы начали лихо выкатывать пушки на берег. Знал бы кто, столько мне пришлось их гонять, чтобы добиться такой слаженности!
  
   Выгрузка артиллерии, и ее расстановка по позициям заняла минут восемь, после чего я вновь попросил государя подать сигнал к стрельбе. Первые три залпа единороги дали по дальнему ряду мишеней, после чего так же тремя залпами расстреляли ближний. А в завершение вновь ударили по "условно отступающим". Причем последний залп был сделан гранатной картечью. Получилось очень эффектно.
  
   Я взял со стола песочные часы, которые струились своими последними крупинками и обращаясь ко всем произнес:
  
   -- Четверть часа едва миновало, а противник уже потерял более тысячи всадников от действия дюжины орудий. Посмотрим, как покажет себя пушка мастера Кашпира, для литья которой меди потребно более чем для отливки двух сотен таких стволов.
  
   Стоит отметить, что на расстоянии в сто саженей ширина поражаемого фронта у моих единорогов составляла порядка двадцати саженей, и возрастала до тридцати пяти еще через полсотни, так что, поставив их с промежутком в десять саженей, я вдвое и соответственно втрое перекрыл сектор поражения для этих дистанций. Такая вот маленькая хитрость, не оставляющая умельцам Пушечного приказа никаких шансов -- плотность огня у них будет в любом случае меньше.
  
   Кашпирова пушка рассчитана на ядро весом в двадцать пудов, а единороги сегодня извергнули из своих жерл более шестидесяти, менее чем за четверть часа! Причем с заряжанием ганусовского монстра пушкари всё еще возятся, и неизвестно когда еще выстрелят. Так что результат очевиден всем. Даже Адашев впечатлен, хотя и старается этого не показать.
  
   ...
  
   Отстрелялись пушкарские лишь спустя три четверти часа. За исключением впечатляющего грохота и клубов дыма результаты были так себе. Каменная картечь вещь конечно дешевая, но, увы, имеет свои недостатки. Тут либо снижай количество поражающих элементов, либо теряй дальность из-за их малого веса и большого площади аэродинамической поверхности, либо, плюнув на единообразие, заряжай чем есть, и получи совсем уж непредсказуемый результат. В общем, так оно и вышло: часть крупных окатышей сделала свое дело, а вот мелочь оказалась не способна расщепить щиты, да и с дальностью у нее было грустно. Поражено оказалось не более трети мишеней. Царь не сказал ни слова, но так выразительно посмотрел на Адашева, что ему явно стало не по себе. Пришлось выручать царедворца, пригласив присутствующих осмотреть расшиву изнутри.
  
   Бояре и тут умудрились разместничаться, заспорив кому идти прямо вслед за государем, а кого здесь "испокон веку не стояло". Только приказ Иван Васильевича "быти без мест" слегка разрядил обстановку, но не сказать, чтобы совсем пресек споры. Спустившись на пушечную палубу, государь изволил осмотреть устройство орудийных станков и механизмы, а вот внутрь воловьей галереи едва заглянул: "ароматами" оттуда шибало изрядно. Спустился государь и в трюм, загруженный ядрами.
  
   Тут я и попросил его поторопить казну рассчитаться как можно скорее, потому как без денег дело у меня встало, а надобно бы еще людишек нанять, благо страда завершена, и мужики по деревням сидеть будут без дела. Мне же плотину поднимать надобно: без того катать железо в лист никак не можно, а не будет листа -- не из чего картуза для картечи делать. Те, что из бересты, даже на ста саженях не шибко бьют, а будут жестяные, так и на двухстах пятидесяти можно супостата встретить.
  
   Иван Васильевич подозвал приказного дьяка и велел принять привезенные ядра и выплатить, как говорено в государевой грамоте "без мотчания", а так же рассчитаться по моим затратам на Сокский острог. А вот за обучение посохи, как, оказалось, платить мне должен Разрядный приказ. Сильно подозревая, что там меня могут начать мурыжить, я поведал о своих опасениях государю. Он усмехнулся и успокоил:
  
   -- Коли деньги есть -- выплатят, а нет, так обождать придется до весны, всё одно тебе пушки в Москву везти надобно.
  
   -- Ежели с деньгами заминка, хотелось бы в таком разе пенькой и льном сию сумму получить.
  
   -- Можно и эдак, ежели челобитную напишешь, токмо ждать всё одно придется не менее месяца, а то и более.
  
   -- Непременно Государь напишу, -- сказал я, -- К тем в придачу, что уже готовы.
  
   -- О чем челобитные?
  
   -- Завод железоделательный хочу строить на реке Гусь, что выше Касимова, -- сказал я, -- В кумпанстве с боярином Иваном Васильевичем Шереметевым Большим, епископом рязанским и муромским Касьяном, да лучшими мастерами своими, что на тот завод пошлю. Вторая же челобитная, о поиске руд медных и строительстве, буде таковые найдутся, медеплавильного завода на паях с Григорием Строгановым.
  
   -- Дело нужное, особливо касательно медных руд, а челобитные ныне же Ваньке Висковатому отдай, -- повелел государь и, глядя на меня, спросил: -- Вижу еще, что сказать хочешь?
  
   -- Дозволь государь поклониться солью астраханской.
  
   -- Поди тоже челобитную заготовил?
  
   -- Нужды в том нет, в грамотке твоей жалованной о соляной торговле помянуто.
  
   -- Там иное, -- уточнил Висковатый и по памяти процитировал: -- "Лександру Торесову соль ту добывать, по всем городам возить и на торг выставлять..."
  
   Я не сразу понял, о чем именно речь, но Иван Михайлович пояснил, что сие разрешение на оптовый торг, а в розницу грамота права не дает, так что продавать можно только местным купцам. В принципе особых планов заниматься розничной торговлей солью у меня не было, но грамотку на Москву всё-таки истребую, раз уж момент выдался подходящий. Остальные города меня мало интересуют -- не те объемы.
  
   ...
  
   Алексей Федорович далее манкировать моим приглашением не стал и нанес мне визит ранним утром, когда я завтракал на верхней палубе расшивы. От угощения он отказался, сразу заметив, что много времени уделить мне не может, потому как дела государственные не ждут и перешел к делу.
  
   -- Пушки и в правду хороши! -- сказал он, -- Однако к весне не поспеть тебе пять дюжин отлить. Эвон на Пушечном дворе одних мастеров десятка с три, а на иные пушки до года уходит. У тебя же посоха одна не ученая, да мужики сиволапые.
  
   -- По году на великие пушки потребно, малые быстрее льют.
  
   -- Всё одно зимой с работой заминка, на холоде формы некрепки выйдут, а коли топить работную избу, так трещины пойдут. А ноне ноябрь, так что почитай, будет апрель теплый у тебя два месяца сроку, а нет так один!
  
   -- Именно так! И если по-старому, с глины и конского навоза, никак не успеть, -- сказал я, -- Мы же формы железные сладим, в них не единый раз лить можно. Полдюжины форм под одну заливку сделать, считай за месяц десять дюжин стволов выйдет. Половину на лафеты поставить и войску придать, вторую на расшивы, аккурат на пять штук хватит.
  
   -- Эвон как! -- удивился Алексей Федорович, -- Дай то бог. Сие не секрет -- желает Государь крымские улусы рать послать, а пушки твои легки, за войском поспеют. Так что не подведи!
  
   -- Даст бог, поспеем к сроку. Расшивы же надобно уже сейчас готовить. Посошные коих государь мне в обучение прошлый год дал, одну из расшив сами строили. Коли придать им в помощь мужиков, как раз к ледоходу сладят. Заодно и обучат оных.
  
   -- Шереметев Большой баял, мол, для Дона иные расшивы надобны...
  
   -- Всё верно. Большие суда для торговли и иных нужд потребны, ту же соль али руду возить. Броды же перекрыть можно и не большими расшивами, тысячи на четыре пудов. Опять же мели им не страшны, глубины в двенадцать вершков достаточно.
  
   -- За подарок спасибо, соль добрая, лучше бают только розовая, что в Крыму добывают, -- сказал Адашев и, задумавшись о своем, добавил, -- Даст бог, ты мне и той соли привезешь...
  
   ...
  
   Окончание расчетов с казной затянулось, хотя и не на месяц, как предположил Иван Васильевич. Приказные дьяки, получившие напутствие от Федора Ивановича Сукина[57], теперь знали что я у государя в чести, потому приложили недюжинные усилия дабы не вызвать у меня какого либо неудовольствия: то что я могу пусть и не лично встретиться с царем, но отписать ему о делах, они явно учли. За ядра и поставки для Сокского острога со мной рассчитались более чем оперативно. Осталось получить деньги за обучение посохи, а вот с этим возникли проблемы. Причем по вине Шереметева, который послал свой отчет в Разрядный приказ, где его благополучно засунули в дальний угол. Хотя промашка с его стороны простительная, просто привык, что все его дела там решаются.
  
   В пятницу, на второй неделе октября, Иван Михайлович прислал гонца. То дело, что мы затеяли ровно неделю, назад принесло свои плоды -- слежка, установленная за греком толмачом, не дремала и его визит к персидскому торговцу тканями, не остался без внимания. Проследили и за самим персом, который буквально на следующий день оставил лавку на попечение приказчика, а сам отбыл, якобы за товаром. Так что мои предположения оправдались на все сто. Что-то подобное я предполагал, не ведал лишь кому донесение от уйдет. То, что грамотка писана именно тем, на кого я грешил, подтвердил и сам глава Посольского приказа: через его руки немало бумаг подчиненного прошло, в том числе и писаных персам.
  
   Втайне от грека перехваченное письмо по поручению Висковатого для меня перевел другой толмач Посольского приказа, и как оказалось не зря: кроме всего прочего иуда особо предупреждал Юсуф-бия об иноземном мастере, который будет строить крепость недалече от традиционной ногайской переправы через Волгу. Причем советовал непременно попытаться захватить оного или убить. Так что нападение на плесе было не случайным -- похоже нас вели с самого начала, а напали, когда убедились что я тот, кто им нужен. Оно, конечно, лестно, что грек столь высоко оценил мою опасность для своего хозяина, но ухо с ним нужно держать востро, уж больно умен!
  
   Иван Михайлович особо благодарил меня, что я отговорил его сразу докладывать государю о письме. Не знаю, как бы на самом деле среагировал царь, но опасения главы Посольского приказа получить по шапке за то, что "пригрел змею на груди", безосновательными назвать трудно. Как бы то ни было, мои увещевания сработали: грек остался на свободе и в неведении, вот только теперь за ним смотрели десятки глаз, что в Кремле, что в слободе, где он жил. Естественно, кроме него найдутся и другие соглядатаи, так что шпионские игры только начались.
  
   ...
  
   В Выксу отплыли только в понедельник двенадцатого октября, потому как в воскресенье, государь пожелал встретиться со мной, чтобы обсудить кой-какие вопросы. Собственно это произошло в большей степени с моей подачи, и тому был немаловажный повод -- первенцу царя, которого я спас прошлым летом, как раз исполнись два года. Грех не использовать такой повод для вручения заготовленных для Ивана Васильевича подарков. Вот только вручать некоторые из них желательно без лишних глаз, и с соответствующими пояснениями, для посторонних ушей так же не предназначенными.
  
   Масляная калильная лампа была принята государем в высшей степени благосклонно, благо свечи ни в коей мере конкуренцию ей составить не могли. Я неспроста настаивал именно на вечерней аудиенции, тут был расчет и непростой. Револьверную винтовку и револьвер государь поутру испытывать будет, а мы к тому времени уже отплывем, это вопрос решенный. Так что мой оружничий должен непременно остаться при его персоне, дабы со снаряжением помогать, пули лить да порох делать. Опять же ремонтировать если потребно. Личный оружейник конечно не врач, но персона не в меньшей степени приближенная, особенно в случае с Иваном Васильевичем, который оружие любит искренне и от души.
  
   На этом англичане его в свое время и подловили, добившись с помощью не шибко дорогих подарков такого рода, просто запредельных по щедрости торговых привилегий для Московской Торговой компании. Впрочем, в этот раз им вряд ли удастся царя своим оружием удивить, хотя расслабляться не стоит: у них и другая карта имеется, которую мне крыть нечем. Нет у меня пока своего врача!
  
   Зато есть уже свои ботаники-огородники, правда довольно узкоспециализированные, и тем не менее одного из них я так же сосватал Ивану Васильевичу в придачу к картофелю, томатам и перцам. Последние два были презентованы скорее как заморские диковинки, а вот по поводу картофеля я разъяснил все куда как подробно. Надо отдать должное: суть государь уловил сразу. Возможность выращивать "второй хлеб", не боясь ни пала, ни потравы от крымцев, он оценил весьма высоко. Единственное что его расстроило: невозможность в ближайшую пару лет по большей части положиться в пропитании гарнизонов вновь планируемых крепостей на новую культуру. Тем не менее, он фактически вырвал из меня обещание, что лет через пять необходимые сорта будут подобраны и доставлены на Донскую Засечную линию.
  
   Вопрос с началом ее постройки успели обсудить еще до моего прибытия в Москву, едва лишь туда прибыл Иван Васильевич Шереметев Большой с докладом о строительстве Сокского острога и результатах экзамена посошных, обученных мною новоманерной фортификации. Собственно строительство линии крепостей вдоль Дона была идея боярина, поддержанная Адашевым и самим царем. И тут впору пришелся кусок бревна, пропитанный фосфоритами. Весть о том, что минерал, для добычи которого государь отписал Висковатому немало земли по берегу Москва-реки и Оки, позволяет решить проблему с пожарами весьма его порадовала. Присутствовавший на аудиенции Висковатый получил наказ брать в Коломне, Рязани и иных городках, сколько потребно тяглых и немедля начинать добычу.
  
   Кроме этого я убедил-таки государя, что возможность нанимать не только казаков и гулящих людишек, но и тяглых, в частности из черносошных крестьян, для строительства заводов просто необходима, чтобы поспеть в кратчайший срок запустить производство. Иван Васильевич на это дело добро дал, при условии уплаты за них положенных податей, обеспечения их семей хлебной выдачей, в тех случаях, ежели мужички будут заняты не только зимой, но и во время полевых работ.
  
   С одной стороны я вроде как получил необходимые рабочие руки, с другой вышло так, что стоимость работников для меня резко выросла. Сама по себе подать не велика, всего рубль, я своим работникам за год платил почти вдвое больше, а вот размер хлебной выдачи пугал непредсказуемостью цен. Если в этом году они были ниже всяких разумных пределов, то в ближайшие годы могут лечь тяжким бременем на мой бюджет. Так что сейчас нужно нанимать работников по максимуму, тем более что у меня и денег хватает и хлеба в избытке.
  
   ...
  
   Дорога до Коломны заняла всего полтора дня, практически пустая расшива да по течению шла резво. К сожалению, в городе пришлось задержаться до утра, местный воевода прислал своего человека с сообщением, что меня на его подворье ждет государев гонец с письмом от Ивана Васильевича. Как и следовало ожидать государь, испытав мои подарки, оценил их и теперь интересовался, сколько и по какой цене можно изготовить оных для войска. Пришлось подробно отписать обо всех нерешенных пока проблемах с долговечностью стволов и производством капсюлей. Для себя едва сотню смогли сделать за всю зиму и при этом страшно вспомнить, сколько винтовок уже успело выйти из строя, не смотря на своевременный ремонт.
  
   Пришлось расстроить государя, что о вооружении сколь либо серьезного подразделения и речи не может идти. В лучшем случае есть надежда снабдить револьверными винтовками порядка сотни человек государевой охраны, но опять-таки пригоже украсить оружие не сможем -- некому. Так что если государь сможет прислать к нам из числа своих золотых дел мастеров хотя бы пару или тройку, для обучения и помощи, то это делу сильно поможет, и коли даст бог, к осени сотню скорострельных пищалей сладим и на Москву пришлем.
  
   С ценой пока тоже не ясно, хотя себестоимость у нас пока будет великовата, но всё-таки куда как ниже чем у точно таких же изделий, будь они изготовлены в том же Аугсбурге или Нюрнберге. Я этим вопросом у Висковатого поинтересовался. Украшенный золотом винтовальный самопал ныне оценивался рублей в полста. Оружие, отделанное проще, стоило серьезно дешевле, вплоть до рубля с мелочью. Аркебуз или мушкет при одинаковом качестве и отделке, соответственно обходился дороже, как минимум, потому, что материала и работы на него требовалось больше.
  
   Исходя из этого, я определил цену на винтовку без отделки, с шестью барабанами, поясом для них и чехлом для самого оружия, и пулелейкой на пять пуль, в десять рублей серебром. Пару револьверов с соответствующим обвесом оценил в ту же цену. Разница была в том, что в винтовочном комплекте шел всего один запасной ствол, а к револьверам прилагалось по два стандартных и одному укороченному. Фактически для первой партии цена была близка к себестоимости, если учитывать будущие затраты на создание оснастки и разнообразных станков, но в ближайшую пару лет вполне реально снизить затраты впятеро, а то и более. А пока затраты отбивать будем на расходных материалах. Порох всё одно кроме нас никто такой не сделает, а уж о капсюлях и говорить нечего.
  
   Перед отплытием я заглянул к местному дьяку и за мзду малую подрядил нескольких ярыжек вербовать мужиков по окрестным селам на строительство плотины. В качестве сопровождающего оставил одного из своих людей. Кроме Коломны точно так же я сделал и в остальных городах вплоть до самого Мурома, да еще и в Нижний Новгород послал человека с той же целью. Причем каждому своему приказчику я дал список с государевой грамоты из числа сделанных заранее, еще в Москве, в Дворцовом приказе копий, и велел читать прибывающему народу, во избежание сомнений.
  
   ...
  
   В Выксу мы прибыли двадцать пятого октября. По дороге остановились только в Рязани, где я в полной мере использовал благоприятное стечение обстоятельств: местные низкие цены на хлеб, пустые трюмы расшив и полное отсутствие проблем с наличностью. Рожь нам в итоге обошлась в алтын три денги с полушкой за четверть, причем скупили не, только то, что было на торге, но и основательно подчистили амбары Духова монастыря. К сожалению больше шести тысяч двухсот восьмидесяти четвертей пока купить не удалось!
  
   По прибытию в устье Железницы я велел разгрузить хлеб с расшив, после чего отправить их вновь в Рязань. Затем, разобравшись с текущими делами, я приступил к разработке артиллерии. Пока присланная государем посоха под руководством моих учеников изучала азы арифметики, геометрии и литейного дела, я занялся необходимыми расчетами и чертежами. Так что к началу отливки первых образцов приступили как раз после окончания посошными вводного курса.
  
   Обучать их литью я поручил обучать Тумаю, много добившегося в этом деле за время моего отсутствия. Поначалу его больше интересовала ковка, но когда ему попался на глаза заброшенный мною прототип пулемета, ему пришлось вплотную заняться литьем. Верно оценив бесперспективность использования многозарядных барабанов при таком калибре, он нашел свое, для нынешнего времени неординарное решение и разделил барабан на отдельные зарядные каморы, скрепленные между собой. Решение не было полностью оригинальным: что-то похожее мы использовали в воловодном приводе, только там вместо камор были опорные доски, скрепленные в замкнутую цепь.
  
   В итоге получилась конструкция, представляющая собой гибрид пушки Пакла и цепного ружья Триби. Основным нововведением Тумая был захватывающий барабан, поочередно подающий зарядные каморы, соединенные в одну ленту, к казенной части ствола. Для хранения ленты использовались деревянные ящики, подвешиваемые к специально приклепанным к треноге крюкам. Не забыл мастер и о решение проблемы прорыва газов, впрочем, тут он не стал изобретать ничего нового и использовал уже опробованное на револьверных винтовках решение, с той лишь разницей, что кожух ему пришлось сделать открытый снизу.
  
   Машинка оказалась вполне рабочая, в чем я лично убедился, испытав ее на пару с Тумаем на полигоне. Однако дымила она, как печь на сырых дровах! В Диком Поле, с его ветрами, использовать можно, как впрочем, и на море, а вот в городских условиях -- вряд ли, разве что в качестве эффективной дымовой завесы. Подозреваю, что стоит уменьшить калибр и навеску пороха, всё-таки три седьмых вершка многовато, всего миллиметра не хватает до пушечного калибра, если оперировать терминологией моего времени.
  
   Второй момент, который сильно усложнял жизнь -- совершенно дикое количество порохового нагара. Впрочем, тут методы борьбы известны: кроме уменьшения калибра и навески пороха, которые уже сами по себе дадут неплохой результат, стоит добавить обертку пуль с пропиткой, а то и вообще осаленные пыжи. Заодно стоит увеличить количество стволов в конструкции, потому как при той массе станка, что у нас получилась, много лишнего веса это не добавит, а вот возможность без чистки нагара отстрелять ленту в десять дюжин камор вполне может дать. По опыту эксплуатации револьверных винтовок двадцать выстрелов подряд без чистки ствола вполне реальная величина, особенно при наличии обертки на пулях, очищающей от нагара прямо во время стрельбы. Это метод и в моем времени неплохо себя показал в винтовке Бердана.
  
   Впрочем, пулеметы оружие пока не особо актуальное для использования и на то есть чисто технологическая причина -- уж больно большой расход капсюлей, а мы пока их делаем практически вручную. Планы создания станков для прессовки медных колпачков и механизированной запрессовки в них состава у меня есть, но пушки на данный момент приоритетнее. Пулемет же может и подождать, хотя отработку конструкции будем продолжать, не столько я сам, сколько Тумай, тем более что он от возни со своим детищем получает несказанное удовольствие. Именно своим, потому как большая часть технических решений там его собственная. От моих наработок остались только те, которые уже никак не улучшить.
  
   Раз уж в этом году Ваньку Кожемякина сотоварищи пристроить в обучение итальянским математикам не вышло, я прикомандировал их к Тумаю, чем вызвал нескрываемую радость у своих воспитанников. Надеюсь, их этого выйдет толк, тем более что они друг друга дополняют, как механик Тумай весьма хорош, а вот с математикой у него не особо, пацаны же напротив сие знания имеют и горят желанием применить их на деле.
  
   ...
  
   К началу ноября из Коломны, Рязани и других городов, что выше по течению Оки, прибыло почти восемь сотен мужиков. Если у кого и имелись сомнения, то после чтения государевой грамоты, таковые исчезали напрочь, и начинался деловой разговор. Обычно торг шел о хлебной выдаче и оплате работ: ушлые мужички из Рязани норовили получить деньгами вместо хлеба, что впрочем, понятно: благодаря обильному урожаю, у них проблем не было в Муроме же напротив, не особо жаловали выплату деньгами, а вот с хлебом было похуже. Везде была своя специфика, и потому мне пришлось не меньше недели выделять по несколько часов на то, чтобы утрясать эти вопросы с вновь прибывшими работниками.
  
   Поначалу большинство сговорилось остаться только до начала апреля, с тем, чтобы успеть вернуться домой к полевым работам. Жалование я положил по деньге с полушкой за день работ. С первого ноября до конца марта, за исключением церковных праздников, а так же суббот и воскресений, выделенных для отдыха и бани, и посещения церкви в Муроме, выходило по сто два рабочих дня или в сумме по двадцать пять алтын и три денги. Шестьсот двенадцать рублей не считая хлебной выдачи! Стоит учесть, что народ с Нижнего еще не подтянулся, соответственно со временем расходы еще вырастут.
  
   Откровенно говоря, мне и вдвое большего количества народа всё одно не хватит для завершения строительства плотины к следующей осени, разве что удастся хотя бы половину уговорить весной остаться. Рязанцев можно в расчет не брать, денег они заработают, а хлеб их земля родит изрядно -- этим их не удержишь. Зато муромцы да нижегородцы вполне могут и остаться, особенно, если учесть что, если я их найму на лето и осень, то подать в казну им платить не придется, тут я перед казной буду в ответе. С другой стороны мне тоже удобно, нет нужды живыми деньгами отдавать, напишу челобитную, чтобы из оплаты за картечь казна свою долю взяла.
  
   ...
  
   После испытания первой пробной отливки я убедился, что выбрал не самый оптимальный вариант решения проблемы: картечное действие стало хуже, да и возможность увеличения порохового заряда вдвое оказалась потеряна. При таком соотношении диаметра и длины зарядной каморы он просто не успевал прогорать до конца. Пришлось вернуться к первоначальному калибру в два целых и три четвертых вершка. Благодаря увеличению массы орудия на полпуда и оптимизации толщины стенок, длина канала ствола выросла с четырех до пяти калибров, а заряд пороха до гривенки. Отлитый по новым чертежам единорог показал очень хорошие результаты, а замена сплава с оловянистой бронзы на марганцовистую в будущем даст возможность резко повысить прочность, особенно при интенсивной стрельбе.
  
   Отдав команду мастерам на изготовление форм для шести кокилей, я перешел к работе над пятигривенковым единорогом. Собственно все, что я сделал -- это уменьшил массу, доведя ее до трех с половиной пудов, не сильно сократив при этом длину канала в калибрах. Теперь в какой-то мере их использование получило смысл: стало возможно устанавливать на чайку до полудюжины таких стволов, да и легкие расшивы в основном можно вооружать именно такой артиллерией. От двенадцатигривенковых единорогов, впрочем, полностью отказываться не буду: оставлю их в качестве погонных и ретирадных орудий.
  
   Двенадцатого ноября вернулись расшивы с грузом хлеба из Рязани, но в этот раз цена подросла на денгу, на что в немалой степени повлияла наша собственная предыдущая закупка. Теперь, вместе с тем, что собрали сами, у нас в амбарах теперь лежало одной только ржи более двадцати пяти тысяч четвертей или почти полторы тысячи тонн. Кроме того, хватало и пшенички и овса с ячменем, был и горох с гречкой. Что-то закупали, что-то сами выращивали. Теперь можно было не опасаться проблем с продовольствием, даже если поток работников прибывающих городов не прекратится с наступлением холодов.
  
   В субботу, за день до Рождественского поста закончили колодцы для двух малых тромп. Старая домна была остановлена уже несколько месяцев назад, а новая построена едва лишь на четверть, так что расход воды был не велик и ее уровень в пруду поднялся почти до самой кромки аварийного сброса. Вторая очередь плотины пока только строилась, и ее гребень едва сравнялся с первой, так что использовать часть запаса воды для продувки чугуна в конверторе не только можно, но и нужно. Строительство вагранки, по подготовленным еще в пути чертежам, я велел начать сразу по приезду, и сейчас всё было готово.
  
   Сталь для стволов планировалось получать в небольших конвертерах, емкостью не более чем на пять пудов. Небольшая мощность водоструйного вакуумного насоса не позволяла полноценно провести дегазацию расплава в более крупном конвертере, да и агрегат для продувки кислородом был рассчитан примерно на такой же объем металла. С другой стороны, при производстве обычной стали, можно было себя не ограничивать. Мощности тромп хватало, чтобы за три четверти часа продуть объем чугуна, соизмеримый с разовой плавкой новой домны. Малый конвертер с рабочим объемом в пять пудов, мы слепили, обложив внутренние стенки большого чугунного котла молотым доломитом на смоляной связке. Несмотря на довольно качественные огнеупоры на особую долговечность я не рассчитывал, да она пока была и не нужна: не так много нужно стали для стволов, а инструментальной -- еще меньше.
  
   Большой конвертер для полного объема разовой плавки, сложили из доломита, доставленного с берегов Тёши. Снаружи укрепили это сооружение кирпичной кладкой и стянули ее полосами кованого железа. Основные сложности возникли с конструкцией вакууматора, но в итоге мы просто пристроили его горловину как продолжение внешней кирпичной кладки. Летки для слива шлака и разлива стали, сделали соответственно сбоку на разной высоте. Не самый лучший вариант, но что поделать -- время для нормальных конвертеров со стальной облицовкой и поворотным приводом для слива стали придет позже, а пока придется довольствоваться вот такими дешевыми решениями.
  
   ...
  
   В первый день Рождественского поста конвертеры дали первую сталь! Хотя то, что мы получили в большом конвертере, сталью можно было назвать с большой натяжкой. Судя по искре, углерода там осталось совсем немного. Впрочем, именно такой материал нам был и нужен, причем куда как в больших количествах. Чугунные валки для малого прокатного стана уже на завершающей стадии шлифования, и если всё пойдет согласно моим планам, к середине декабря успеем собрать клети, а в январе пойдет первый прокат. Пока максимальная ширина листа будет не более пяти вершков. Ровно столько, сколько потребно для картечных поддонов.
  
   Однако первая жесть пойдет на другие изделия. Часть шимозы, полученной в первой, экспериментальной партии, у меня еще осталась неизрасходованной, посему изготовление и испытание противогазов для Выборгской операции более чем актуально. Пока вариант изготовления предельно скромный: сборка практически вручную с последующей пайкой бокового шва и верхней крышки оловянным припоем. Нижняя будет съемная, на винтах, потому как активированный уголь сделаем позже, когда отольем стальной автоклав способный выдержать давление в пару десятков атмосфер. Задача не слишком сложная, всё-таки не пушечный ствол, который должен держать давления в сто с лишним раз большие давления, но, тем не менее, с наскока ее не решить.
  
   Продувку следующей плавки завершим минут на пять раньше, чтобы получить малоуглеродистую сталь. Она то и пойдет на кокили для пушек и автоклавы. Причем кроме пары малых автоклавов, предназначенных для получения нескольких фунтов активированного угля разом, будет еще один, под куда более скромные требования по части давления, зато более чем серьезные размеры. По моим расчетам туда можно будет разом загрузить шесть дюжин трехфунтовых банок с тушенкой или вдвое больше полуторафутовых. Причем вырубной штамп для крышек консервных банок тот же, что и для противогазных.
  
   Сам по себе штамп -- это слишком сильно сказано, до нормального он не дотягивает, из закаленной стали, будет только верхняя, трубчатая часть, а в качестве подложки лист фактиса с добавками для увеличения прочности и эластичности. С полиуретаном по долговечности конечно не сравнить, зато всё из подручных материалов и с минимумом затрат времени на изготовление оснастки.
  
   ...
  
   В пятницу, двадцатого ноября, ближе к обеду, мы начали постройку стекловаренной печи. Изначально в моих планах не было возводить столь серьезное сооружение как в прошлый раз, тем более что можно было обойтись малой печью для переплавки стекла из старых запасов. Но поток работников не иссякал, причем иные прибывали даже из тех городов куда я и не подумал отправлять своих вербовщиков: люди были и с Нижнего Новгорода, и с Костромы, и даже с Ярославля. Впрочем, это еще объяснимо: как только мой человек передал Григорию Строганову просьбу искать людей в работу, тот явно подключил свои связи. А уж они у него были обширными, соль он как минимум до Мологи возил. А вот появление смоленских мужиков оказалось для меня совершенно неожиданным.
  
   Впрочем, ларчик просто открывался: Смоленск весной сгорел от пожара, а осенью государь послал часть посохи из числа моих учеников в помощь боярину и князю Василию Семенович Серебряному, который заменил Ивана Хабарова на посту смоленского наместника. От них то и узнали окрестные мужики, привлеченные на работы новым начальством о нашем безбедном житье. Не все решились сорваться с насиженных мест, в Смоленске на строительстве худо-бедно, но все, же кормили и даже заикались о том, что казна заплатит после окончания работ. Однако мужики не лаптем щи хлебали -- знали уже, что если казна деньги пришлет, то часть их, причем большая, осядет в бездонных карманах воеводы и иже с ним.
  
   А вот весть, донесенная посошными и подтвержденная крестным знамением, о том, что "немец платит как уговорено, а за добрую работу и сверх того", сыграла мне на руку, и народ рванул со всех ног в Выксу, чем наверняка изрядно огорчил князя. Причем если с Ярославля и других городов прибыло в сумме едва шесть сотен человек, то со Смоленска столько же. Подозреваю, что как реки встанут, так по первому снегу еще набегут. Одна беда задействовать столько народа на строительстве плотины разом не выйдет.
  
   Собственно потому и пришлось менять ранее принятые планы, что бывает, если не загружать людей работой пример стрельцов показал явственно. Используя избыток рабочих рук можно сделать новую печь вполне долговечной, с качественным охлаждением, благо отливку чугунных холодильников мы уже освоили. К тому же, окись марганца позволяет решить проблему с загрязнением кварцевого песка окислами железа, так что теперь прозрачное стекло получать вполне реально, а благодаря приличным запасам олова можно используя флоат-метод наладить выпуск листового. Даже продажа оконного стекла внутри страны по откровенно демпинговым ценам принесет массу прибыли, слюда дорогая, а бычьи пузыри особой прозрачностью и размерами не отличаются.
  
   Хотя для оловянной ванны еще нужен магний, который будет расходоваться постоянно. Беда в том, что необходимый для получения магния из обожженного доломита кремний мы можем пока получать только лабораторным способом, причем обойдется он довольно дорого. Думаю со временем получиться выйти и на промышленные объемы производства, но точно не в ближайшие годы. Есть и другой способ получать листовое стекло неплохого качества, причем, любого цвета и в малых количествах. Но он не столь высокопроизводительный и тоже требует отладки технологии. Хотя суть проста: всего-то нужно насыпать размолотую фритту на поддон из огнеупора, а потом поместить его в печь, причем в ней же можно потом его медленно охладить для снятия напряжений. Беда в том что затраты топлива, при таком способе, весьма серьезные так что куда проще использовать малую ванную печь и тянуть листы, через щель в керамической лодочке плавающей на поверхности стекла, цепляя его железным прутом.
  
   С реализацией тоже всё не просто -- выпуская стекло, способное конкурировать с венецианским, нужно быть готовым к ответным мерам "обиженных" монополистов. Так что в очередной раз стоит усилить режим охраны внутреннего периметра, разделив последний на несколько зон, в которые будет иметь доступ весьма ограниченный круг людей, а всех профильных мастеров селить там. Не исключаю, что венецианцы вполне способны прислать своих "специалистов по решению проблем", едва только узнают, что их монополия на листовое стекло и зеркала накрылась медным тазом. Поэтому осложнить им задачу нужно заранее.
  
   На всякий случай распоряжусь еще и на внешнем периметре заменить деревянный тын чугунными решетками. Я это давно планировал, но весь чугун шел в дело и приносил тем самым немало звонкой монеты. Сейчас с деньгами легче: несмотря на то, что за обучение посохи казна еще так и не расплатилась, в двух сейфах из ковкого чугуна лежит более двадцати пудов серебра. Хватит и на плотину, и на новую домну и на долю в качестве пая для постройки завода на реке Гусь. Да и на перспективы грех жаловаться: ядер казна заказала на следующий год в полтора раза больше прежнего, да еще и картечи столько же, причем по деньгам это даже больше выйдет. И что самое приятное -- с ее выпуском у нас будет куда как меньше возни, чем с ядрами.
  
   Новые барабаны закончим шлифовать как раз к пуску домны, а с более скоростным приводом производительность будет больше чем вдвое: порядка тридцати картечных пуль весом по двенадцать золотников в минуту. Причем таких установок будет три, а для средней картечи весом в две дюжины золотников и дальней, в три дюжины, сделаем лишь по одному стану. Те же, что были изготовлены в прошлом году, осенью следующего года отправим на новый завод, первое время ничего более мощного тамошний привод не потянет.
  
   ...
  
   В тот же день, ближе к вечеру, Тумай с Ванькой Кожемякиным, наконец, выбрались из своей мастерской, где сидели, запершись уже какую неделю, и явились ко мне. Выглядели они отощавшими, но дико довольными. Вспомнив, как вчера они спозаранку погрузили на телегу свое "чудо техники" и отправились на полигон, я даже рта не дал им раскрыть просто сказав:
  
   -- Ведите, показывайте свое детище!
  
   -- Вот! -- сказал Тумай, стянув рогожу прикрывавшую "агрегат", и пояснил, -- Две ленты по пять дюжин без единой осечки!
  
   -- Стволы как?
  
   -- Стволы-то? Только в переплавку, -- вздохнул мой оружейник, и кивнул на ящик, из которого торчал старый, пришедший в негодность блок, -- Две ленты по пять дюжин без единой осечки! На третьей же...
  
   -- Вижу! -- сказал я, осматривая почерневшую от окалины поверхность и слизанные в ноль нарезы, -- Сколько до тех двух лент успели отстрелять?
  
   -- Да немного, -- сказал Кожемякин, -- С ленту всего. По одному били, прямо тут, дабы проверить.
  
   -- Завтра с утра проверим, а пока думайте, как всё это хозяйство легче сделать. Весит, поди чай немало?
  
   -- Истинно так! -- сказал Тумай, -- Лента на пять дюжин зарядов тридцать шесть фунтов! Стволы -- два пуда, механизм еще пуд, да станина полтора. Ежели ставить на лафет, что для легких орудий делаем, пудов на двенадцать с полтиной потянет.
  
   -- Не годиться такой лафет, -- сказал Кожемякин, -- Иной потребен и чтоб легче был. Его бы целиком железный сладить...
  
   -- Вот о том и подумай! Да не спеши, время у тебя до мая есть, потом снова в Москву поедем. Но есть у меня для тебя еще одно дело, куда как более интересное, осилишь его, считай, ухватил за хвост жар-птицу удачи...
  
   ...
  
   На следующей неделе, в среду в Выксу приехал Кежеватонь Овтай. Судя по довольному виду, дела у него шли на редкость успешно, и едва повидавшись с сыном, он заявился ко мне, желая на этот раз закупить не только железа и инструмента, но в первую очередь чугунных котлов, причем с хорошей скидкой. И по возможности отплатить товар шкурами и воском. При этом бегающие глазки старого пройдохи выдавали его с головой. Немудреная схема просчитывалась на раз. Он явно намеревался менять наши котлы за меха и содержимое бортей, играя на разнице обмена, чтобы к концу сезона получит запас товара, который можно продать за живые деньги хоть в той же Казани, а может и в Астрахани. Пришлось огорчить:
  
   -- Нет у нас сейчас лишнего чугуна, чтобы котлы лить, и ранее начала лета не будет...
  
   Купец пытался не показать своего огорчения, однако явно рассчитывал получить немалую прибыль и совсем скрыть свои чувства не смог, хотя благоразумно промолчал.
  
   -- К тому же, кому попало, продавать такой товар не буду, -- продолжил я, -- А лишь с условием, торговать там, где оговорено, потому как в иных местах другие люди торг вести будут и цену им сбивать не надобно.
  
   Овтай согласился и с этим, но скидку себе, тем не менее, выбил, как и товарный кредит. Впрочем, вряд ли он знал такой термин, хотя это ему ни в коей мере не помешало. Торговать он собирался по всей Горной стороне, вплоть до Камского Устья. Особых возражений у меня не было, разве что Казань я оставил за собой -- моим людям туда так и так ездить придется, так что смогут прихватить с собой толику железного товара, в том числе и котлы и конкурент им там не к чему. Напоследок, как бы между прочим, купец поинтересовался, не продам ли я ему плавучие пасеки. Предложил ему сделать к весне такие же, потому как эти и самим сгодятся: пусть с них воска и не шибко много, а меда собрали прилично. Всё одно народу прибывает, так что наоборот, еще с дюжину пасек сладим к весне для себя, чтобы людей во время постов медком баловать.
  
   ...
  
   С началом декабря, когда ледовый покров на Верхневыксунском пруду стал настолько крепок, что мог удержать шестиместный лыжный буер, я начал тренировать своих ребят в непростом деле управления парусом. К наступлению весны планировалось построить еще и йол водоизмещением в тысячу пудов. В шестидесятые мы вместе с сыном строили яхту, по проекту Курбатова, причем именно с таким парусным вооружением. Неплохой вариант для тренировки будущих моряков, единственный минус -- суденышко это всего на десяток человек экипажа. Для каботажа может и хватит, но для полноценных дальних переходов экипаж желательно увеличить в полтора раза. Впрочем, это потребуется не скоро, пока же хватит и этого.
  
   Зимой у меня появилось куда как больше свободного времени, так что, оторвав Кожемякина от совершенствования его "машины убийства", я начал с ним на пару проектировать двигатель внутреннего сгорания для будущего судна. При имеющемся выборе материалов, ни на что более или менее серьезное я не рискнул замахиваться, остановившись на примитивном двухцилиндровом вертикальном двигателе, с большим ходом поршня и малой степенью сжатия топливной смеси. Тратить время на возню с созданием и доводкой карбюратора было бы неразумно, поэтому скипидар, пополам со спиртом, предполагалось испарять в специальной емкости, прогреваемой в рабочем состоянии теплом выхлопа самого же двигателя. Для "холодного" же пуска предусматривался вариант подогрева от патрона, содержащего негашеную известь и стеклянную ампулу с водой, устанавливаемого внутрь специального отверстия, расположенного в центре.
  
   Первоначальный вариант мы решили делать из марганцовистой бронзы, пусть это и дороговато, зато не потребует долгой шлифовки цилиндров, как вышло бы в случае с чугуном. К тому же качество бронзового литья у нас вполне на уровне, что пока нельзя сказать о чугуне. Стальные отливки пока только осваиваем, и есть серьезные успехи, но их качество пока не настолько высоко, чтобы можно было всерьез на него рассчитывать. Мне в первую очередь нужна надежность, а мощность и КПД -- вторичны, потому как в качестве основного движителя еще долго будут оставаться паруса. Основная ниша использования двигателя -- маневрирование в узостях и движение в штиль, так что особой мощности не требуется, скорость в пять-шесть узлов, все, что мне нужно. На большее не вижу смысла пока замахиваться.
  
   Первый пробный вариант мы отлили и собрали еще до начала января, и вечером, в четверг, за день до Нового года он уже был готов к испытаниям. Тем не менее, я решил отложить запуск на следующий день. Думаю, в будущем многие школьники, изучающие физику или историю, скажут мне спасибо, потому как запомнить дату создания первого в мире ДВС проще простого: первое января тысяча пятьсот пятьдесят пятого года...
  
   Выглядело это чудо впечатляюще: пара блестящих цилиндров и такой же сияющий бронзовый корпус с картером, заполненный свежим маслом. Рабочий объем цилиндра -- ровно один штоф, а самого двигателя почти два с половиной литра. Если бы первый двигатель Ленуара имел подобный объем, то он выдавал бы чуть более четверти лошадиной силы, что при его низком КПД не удивительно. Но там отсутствовало сжатия топливной смеси, а у нас оно было, хотя и довольно скромное, так что агрегат соответственно выдал при пробном пуске втрое большую мощность -- аж четыре пятых лошадиной силы. Другой вопрос, что после каждого пуска нужно промывать двигатель, потому как иначе масло может полимеризоваться. Но с временем мы эту проблему решим.
  
   Ванька сиял от счастья, а я испытывал двойственные чувства: если сравнивать с тем, что выпускали даже в первой половине XX века, становилось просто грустно. Наш двигатель весил почти как единорог, а к примеру мопедный Д4, который я помогал ремонтировать пацанам во дворе в конце пятидесятых при весе чуть более полупуда, имел мощность на одну пятую больше чем наш монстр. Правда там было четыре тысячи оборотов в минуту, то есть в десять раз больше чем у нас, и степень компрессии прилично выше. К тому же пока у нас нет многих материалов чтобы его повторить, что уж говорить про оборудование, но думаю рано или поздно мы сможем добиться подобного, пусть даже лет через двадцать или тридцать.
  
   ...
  
   Испытания двигателя заняли чуть более месяца и завершились лишь пятого февраля. За это время мы фактически убили многострадальный агрегат окончательно и бесповоротно, гоняя его при самых немыслимых нагрузках. Другого способа выяснить интенсивность износа и частоту поломок различных деталей конструкции у нас не было. Как не странно, в нормальном режиме, без форсирования, живучесть оказалась на уровне, однако стоило увеличить мощность всего в два с полтиной раза, как металл буквально начинало съедать -- сказывались недостатки применяемой смазки. Конопляное масло, насыщаясь металлической пылью, начинало работать как абразив, из-за чего поршневые кольца приходилось менять пугающе часто. Если этого не делать, начинала резко падать и так не высокая компрессия, а вместе с нею и мощность.
  
   Хотя, тут сказывалась особенность конструкции поршневых колец: не имея времени и возможности изготовить плоские штампованные из листа, мы приспособились делать их из бронзовой проволоки круглого сечения, волочение которой уже освоили. Соответственно, площадь контакта была не велика, и металл довольно быстро стирался, из-за чего рос зазор, в результате чего постепенно падала мощность, и начиналось биение поршня о стенки цилиндра. С другой стороны иные варианты изготовления нам пока были малодоступны. Если отшлифовать внутреннюю поверхность цилиндра не составило особых проблем, хотя и заняло много времени, а вот кольца оказалось проще навивать на оправку из предварительно отожженной проволоки. Последнее кстати и привело в итоге к проблемам -- прочность на истирание из-за отжига резко упала.
  
   Решение нашли довольно простое: чуть увеличить диаметр проволоки, так чтобы появился припуск на обкатку роликами, что даст нужный размер и упрочнит поверхность. Сами ролики и установку для обкатки еще предстояло сделать, кроме того, будут и другие проблемы, которые так же нужно было решать. Так что ориентировочно можно было рассчитывать, что на доведение до ума всех основных узлов нам потребуются года два или три. После чего можно замахиваться на разработку двигателя, пригодного в качестве судовой установки. Для сухопутного применения пока время не пришло, с имеющимися материалами, которые ограничивают предельные обороты агрегата, его вес будет слишком велик.
  
   По моим расчетам шестицилиндровый мотор с такими же цилиндрами потянет около дюжины пудов, при довольно скромной мощности от четырех до восьми лошадиных сил. То есть он будет весить вдвое меньше вола. Вот только волы стоят от силы по рублю за голову, а каждый пуд меди -- два-три рубля, и даже по себестоимости металла, силовая установка обойдется минимум от двадцати четырех до тридцати шести рублей, а если учесть все расходы, то и до сотни дойти может...
  
   Переход на чугун мало что даст, потому как продавать металл по его себестоимости я точно не стану, а при цене железа с работой в двадцать алтын за пуд, такой двигатель будет всего втрое дешевле изготовленного из бронзы. При этом могут возникнуть проблемы с коррозией: культуры ухода за техникой у местных нет в принципе, а технология нанесения лакокрасочных покрытий у нас пока в зачаточном состоянии. Собственно по этой же причине приходится использовать калильное зажигание, подобрать лак и технологию его нанесения на тонкую проволоку пока не удалось, а без этого нам катушку зажигания не сделать. Так что время тракторов пока не пришло, разве что могут оказаться востребованы тягачи для тяжелых осадных орудий. С этим государь мелочиться не будет, тем более что транспортировка больших пушек обходится жутко дорого.
  
   Убедившись, что Ванька освоился с новым делом и при этом увлечен им безмерно, я придал ему в помощь две дюжины толковых ребят из числа наиболее интересующихся механикой и велел Тумаю при необходимости помогать им с литьем и ковкой, если потребуется. Пулемет Кожемякин пообещал тоже не забрасывать и довести до ума к весне, но по всему было видно, чему именно, он будет уделять основную часть времени.
  
   ...
  
   Однако вскоре мне пришлось не только поторопить Ваньку с Тумаем, но и самому впрячься в дело. В пятницу, в самом начале марта к нам прибыл посланник Исмаила. По большому счету знатный мурза с сопровождающими шел с вестью к русскому царю, но имел наказ заглянуть и к нам по дороге. А вести были на славу: в прошлом месяце нуратдин разгромил ногайцев собранных Юсуф-Бием, а его самого убил, став таким образов во главе ногайских родов. Однако признали его не все, и что самое важное в их числе оказались и сыновья убитого. И тут дело краем коснулось нас самих: кое-кто из пленных мурз проговорился, что в конце осени Юсуф получил письмо от неизвестного доброхота из Москвы, в котором сообщалось, где можно взять хорошую добычу, и немалый полон. В Выксе, естественно!
  
   Однако принять личное участие в этом набеге Юсуф-Бий не посчитал нужным из-за противостояния с Исмаилом, который уже в то время сильно тревожил своего братца. А вот весточку сыну отправил. Решение в высшей степени разумное: Али-Акраму куда как сподручнее провести этот налет. С одной стороны под его рукой от силы три сотни сабель, с другой -- собрать на такое дело несколько тысяч черемис -- проще простого. Даже серебром с ними делиться не придется: черному люду хватит рухляди да железа, которого у нас в изобилии.
  
   Предупреждение нового ногайского Исмаила оказалось своевременным, однако как предотвратить возникшую проблему я не знал. То, что взять наши укрепления будет непросто, тут сомнений нет. Десантных двенадцатигривенковых единорогов на данный момент отлито сто двадцать штук, то есть столько, сколько собственно и планировалось, причем больше половины уже установлены на лафеты и готовы к отправке. Вторую половину можно установить за неделю. Кроме них готовятся к отливке и пятигривенковые противоабордажные, впрочем, для них пока нет поддонов и соответственно зарядов. Впрочем, не велика беда, для обороны хватит и того что уже есть. Даже не потребуется снимать две дюжины орудий с расшив, что поставлены на зиму в затон.
  
   По большому счету будь я на месте Али-Акрама и знай, что меня ждет, то непременно отказался бы от такой дурной затеи. Добраться до вожделенной добычи, при такой фортификации и артиллерии, абсолютно нереально. Чтобы завалить нас трупами, нужно такое количество осаждающих, которое в здешних лесах ранней весной просто не прокормить. А подвезти достаточные запасы хлеба не выйдет: Волгу от Казани до Мурома плотно контролируют царские воеводы. Если легкие лодки еще смогут прошмыгнуть мимо застав, особенно ночью, то тяжелогруженые суда с продовольствием, которые придется медленно тянуть против течения, непременно привлекут их внимание.
  
   Уморить Выксу голодом так же не выйдет: с имеющимися запасами мы можем и три года продержаться, ни в чем себе не отказывая. Однако от этого не легче: заблокировать все пути, связывающие нас и "большую землю", сынок Юсуф-Бия может запросто. Для этого ему достаточно двух-трех тысяч черемис грамотно размещенных по округе, после чего нам останется лишь сидеть в осаде и надеяться на помощь царских воевод, при условии, что Иван Васильевич соизволит их прислать. Поставку артиллерии для войск Шереметева мы при этом сорвем однозначно, что вряд ли будет воспринято благосклонно: ущерб репутации будет немалый.
  
   С другой стороны, несмотря на вроде бы большое количество народа, активно противодействовать не выйдет. Посоха и мужики не бойцы, умирать в атаке не подписывались. В осаде, да посидеть могут, раз такое дело. Полсотни же касимовских татар против трех сотен ногайцев Али-Акрама не шибко много навоюют. Так что единственная надежда на моих ребят, потому как ватажников Котова я отправил с обозом на Вуоксу. И тут всё зависит от того сколько черемис приведет "ногайский сирота". Если пару тысяч, то в глухую осаду им нас не взять, слишком будет растянута линия осаждающих, а вот четырьмя перекроют и с поля, и с реки, и с пруда. Одно хорошо - лед уже скоро сойдет, так что атаку крупными силами можно провести только с южной стороны, аккурат между Верхневыксунским прудом и Железницей.
  
   То, что Али-Акрам решил не использовать зимние холода, когда условия казались наиболее благоприятными для нападения, я оценил. Судя по всему, он отнюдь не глуп, и явно понимает, что штурмовать по льду заводского пруда бессмысленно: разбить ядрами лед, а потом спокойно перебить картечью тех, кому повезло не ухнуть в полынью, проще простого. Атаковать со стороны Железницы так же не особо разумно -- склон холма там подрезан еще при строительстве плотины и по большей части весьма крут, да и подступы простреливаются. Похоже, работает у него разведка...
  
   Однако кое-что его соглядатаи, скорее всего, не вскрыли -- ровное поле, примыкающее к пологому южному склону Выксы, выглядящее столь невинно и буколически, на деле смертельно опасная ловушка. Еще прошлой осенью мои ребята понаставили там всякого, благо опыт вьетнамской войны я изучал и то, что применяли вьетнамские товарищи против американских империалистов, хорошо помню. Солидные потери среди личного состава в виде тяжелораненых гарантированы. Если дело дойдет до атаки самого склона, то там будет еще "веселее", но это вряд ли. Умный командир гнать на убой своих бойцов не будет и атаку остановит, как только сообразит, что происходит, а Али-Акрам, по моим прикидкам, явно не дурак. Нанести серьезные потери на начальном этапе малореально, если конечно не принять к этому специальные меры. Вот этим мы и займемся!
  
   ...
  
   Весна выдалась поздней, и даже в начале апреля бойцы вынуждены были продираться через сугробы. Впрочем, деваться было некуда: задача превратить окрестные леса в сплошную "полосу препятствий" для противника поставлена и скидки на "погодные условия" не принимались. Работа шла уже четвертую неделю: завалы и ловушки на звериных тропах, отмеченных на картах еще в прошлом году, сделали их в непроходимыми для человека, прогалины перекрыли рукотворными буреломами, и только две накатанные дороги оставили свободными. Одна вела от плотины к прошлогодним вырубкам на противоположной стороне Верхневыксунского пруда, а другая начиналась там же и уходила к месторождению огнеупорной глины.
  
   Необходимости перекрывать эти пути я не видел, тем более что противник, при наличии лодок, мог легко перебросить своих силы по Железнице, не перегороженной еще плотиной. Вот только для этого придется дождаться окончания ледохода, а сынок Юсуф-Бия вряд ли рискнет так сильно затягивать боевые действия. Муром-то рядом, и вероятность того, что мы успеем туда послать гонца за подмогой, он учитывает наверняка. Когда русские рати выходят на защиту Берега, Али-Акрам знает, и потому на ненужный риск идти не станет. Чтобы успешно завершить операцию нужно иметь в запасе время на отход, чтобы до прибытия русской рати успеть улизнуть с добычей.
  
   Впрочем, в этом году весна явно запаздывает, и подозреваю, что задержка со сбором войска Шереметева, которая случилась в моей истории, именно с этим и была связана. Как помню, несмотря на то, что решение о походе на крымские улусы было принято еще в середине марта, поместная конница двинулась в путь только на Троицын день, то есть уже в начале июня. Если всё пойдет именно таким образом, то у Али-Акрама есть все шансы создать нам серьезные проблемы...
  
   ...
  
   Первый контакт произошел лишь в понедельник, пятого апреля, ровно месяц спустя после визита посланника нуратдина Исмаила. Секрет из пятерки моих бойцов засек большой отряд черемис, направляющийся к Выксе по дороге со стороны вырубок. Завалив дорогу загодя подпиленными деревьями, ребята обстреляли противника, и отошли к поселку по боковой тропе. Несколько десятков наиболее воинственных рванули вдогонку, и стали жертвами заранее устроенных ловушек. Убитых почти не было, чего нельзя сказать о тех, кто стал пожизненным инвалидом -- лечение травм опорно-двигательного аппарата даже в XX веке непростая задача, что уж говорить о нынешних временах. Тем не менее, противника это если и напугало, то не сильно: завал разобрали и с опозданием максимум на сутки передовой отряд черемис добрался до Выксы. При необходимости мы могли бы их задержать еще на пару дней, но в том не было нужды: к встрече "гостей" мы подготовились основательно.
  
   Али-Акрам попытки взять наши укрепления изгоном не предпринял, видимо сообразив, что это бесполезно. Оставив около восьми сотен черемисов обустраивать укрепленный лагерь в четырехстах саженях от плотины, вниз по течению Железницы, он послал остальные силы в обход, вокруг пруда, явно намереваясь переправиться через Выксунку в ее верховьях и запереть нас, таким образом, с двух сторон. Впрочем, такими силами ему ничего не стоит сделать в течение недели десятка два-три лодок и попытаться перекрыть нас полностью. Другой вопрос, что у нас есть чем на это ответить...
  
   Спустя два дня подошел еще один отряд, причем появился он на противоположном берегу Железницы, на восемь сотен саженей выше плотины, явно придя со стороны Оки. Как они проскочили мимо Мурома, ума не приложу. Хотя, если задуматься, дело нехитрое: достаточно продемонстрировать мирные намерении, да сказаться горной черемисой, которая еще раньше присягнула русскому царю. Как там на самом деле было, собственно и не важно, факт налицо -- заперли нас качественно!
  
   Причем основной лагерь Али-Акрам разместил очень грамотно: в двух верстах от южных стен Выксы, в подковообразной котловине у подножия холма, который прикрыл противника от обстрела со стороны пруда. Достать из самой Выксы тоже не получалось, единороги имели максимальную дальность стрельбы ядрами на две с половиной сотни саженей меньше. Можно конечно было использовать наклонный пандус, чтобы увеличить угол стрельбы, но толку-то -- даже на расстоянии полутора верст точность попаданий не радовала. В довершение всего от прямой атаки с нашей стороны, лагерь прикрывало болото.
  
   Кстати, этот момент явно указывал на то, что атаковать с юга Али-Акрам не собирается. Вопрос в том, откуда будет нанесен основной удар? Со стороны плотины осаждающих немного, ровно столько сколько нужно, чтобы перекрыть нам путь вниз по реке. С запада расположилось около полутора тысяч черемис, чуть больше с юга. При этом восточное направление, противник оставил не прикрытым. Впрочем, пока не закончится ледоход перебраться через пруд нереально. Зато позже...
  
   Вот и ответ, почему пока нет никаких попыток штурма: Али-Акрам ждет, когда будет можно атаковать со стороны пруда. Причем, скорее всего атака будет одновременной с нескольких сторон. С северной стороны нападающие попытаются прорваться через ворота, с западной, скорее всего, просто будут отвлекать наши силы, как и с южной. А вот с восточной возможна высадка десанта с лодок, причем следует учитывать, что он может быть многочисленным -- в распоряжении атакующих практически все силы, которые они держат в основном лагере, то есть примерно две тысяч человек, а это как примерно сотня лодок. Если лед на Железнице еще крепок, то пруд вешние воды наполняют резво и местами уже видны полыньи и трещины.
  
   Не будь у нас так много артиллерии, шансы атакующих были бы неплохими, но в том-то и дело, что Али-Акрам о реальном положении вещей не подозревает. Всё о чем могла разнюхать его разведка, так это о дюжине чугунных единорогов на раскате. А вот о том, что они даже оттуда вполне способны достать до его основного лагеря станет для "ногайского сироты" сюрпризом. Пять дюжин двенадцатигривенковых единорогов установленные на наиболее опасных направлениях станут для него так же полной неожиданностью, потому как по позициям артиллерия развозилась исключительно ночью. Со дня на день подоспеют еще две дюжины шестигривенковых стволов, для которых пока делают лафеты, но это уже явно лишнее, хотя будущим артиллеристам будет полезно поупражняться в стрельбе в условиях реального боя.
  
   ...
  
   Поупражняться в стрельбе удалось намного раньше, чем противник предпринял какие либо действия: редкий, но ежедневный обстрел южного лагеря ядрами из шестнадцати дальнобойных чугунных единорогов заставил его зарываться всё глубже в землю. Вдобавок к этому, ночные вылазки моих бойцов, которых я еженощно отправлял потренироваться в реальных условиях, изрядно осложнили людям Али-Акрама ночной отдых. Но надобно отдать должное ему, как командиру -- бунт и дезертирство он смог предотвратить, хотя это было непросто, особенно после того, как во время одной из диверсий удалось поджечь запасы хлеба в северном лагере. Кое-что черемисы успели спасти, но судя по тому, что им пришлось перебрасывать продовольствие из других лагерей, не слишком много.
  
   А после того как мы учинили подобную диверсию и в восточном лагере, над противником замаячила реальная угроза голода, так что атаки стоило ждать со дня на день. И действительно, буквально через пару дней, вечером, четырнадцатого числа мои дозорные заметили необычное шевеление в лагере Али-Акрама. К этому времени основная часть пруда очистилась от льдин и вопрос, так что атака с этой стороны стала более чем реальной. Время так же подстегивало. По моим расчетам, до точки невозврата оставалось менее недели, после чего был риск, что уходить осаждающим придется голодными, имея вдобавок на хвосте поместную конницу, которая должна была подоспеть из Мурома и Касимова в ближайшее время.
  
   Прихватив винтовку с оптическим прицелом, больше смахивавшим на подзорную трубу, я отправился по крытому ходу сообщения в ближайшую стрелковую ячейку. Первый вариант с линзами, сделанными из стекла нашей выделки прожил не долго, но тут меня выручили друзы хрусталя, купленные в свое время на Гостином дворе у заморского торговца диковинками. Правда в массовое производство такой вариант точно не годился, мало того что сам материал не из дешевых, так еще и на шлифовку линз моими воспитанниками было потрачено почти три месяца непрерывной работы. Имеющиеся в нашем распоряжении абразивы пока оставляли желать лучшего. Стекло же, не смотря на простоту в работе, выдерживало всего несколько выстрелов -- судя по всему, над качеством его отжига еще предстояло потрудиться.
  
   В южном лагере действительно происходило, что-то странное: противник числом до шести-семи сотен человек покидал лагерь, уходя через холм, примыкавший к нему с юго-востока, выдвигаясь, судя по всему к месту впадения Выксунки в Верхневыксунский пруд. С одной стороны всё соответствовало моим предположениям о возможном направлении атаки. Однако время Али-Акрам выбрал странно: всего через час можно было вывести людей из лагеря незаметно, тем не менее, он поторопился... или решил обозначить мнимое направление атаки? Тогда откуда будет настоящая?
  
   Со стороны Железницы? Или с севера, через плотину? С другой стороны, с юга у него тоже сил осталось достаточно, а под прикрытием темноты они могут обогнуть болото и подойти почти вплотную к холму, на котором расположена Выкса, а дальше всё зависит от морального духа нападающих. Ловушки, как я уже успел убедиться, их не остановят, а вот картечь вполне может, однако в случае ночного штурма и не слишком опытных пушкарей шансы прорвать нашу оборону у них есть. Беда в том, что опыт ведения ночного боя есть только у моих ребят, причем не артиллерийский, а в основном стрелковый и рукопашный. При этом реальный бой в темноте им вести не приходилось, всё сводилось к диверсиям с последующим быстрым отходом.
  
   ...
  
   Возможная атака Выксы со стороны пруда меня не особо тревожила. Даже в случае успешной высадки, противник в любом случае понесет серьезные потери, а захват восточного малого холма, где расположены стекловаренные и углевыжигательные ретортные печи, а так же угольные склады, в тактическом плане ничего не даст. Мало того, загонит атакующих в очень неприятную ловушку. Стрелковые ячейки соединенные подземными ходами позволяют расстреливать противника практически в упор сколь угодно долго. Чтобы быстро вскрыть такую оборону, даже при отсутствии противодействия, нужны серьезные инженерные средства, которых пока физически не существует.
  
   Но, несмотря на отсутствие проблем на этом направлении, грех не попытаться максимально противодействовать высадке, тем более что такой опыт для бойцов будет просто бесценен. Тем более что в плане плавсредств мы успели подготовиться к весне весьма основательно. Если не считать заготовленные наборы для пяти новых расшив, в наличии еще полдюжины чаек новой, усиленной конструкции. Каждая из них может нести на своем борту по шесть шестигривенковых единорогов и две-три дюжины человек. Грех не использовать! Вот только придется разбавить их экипажи добровольцами из тех мужиков, что работают у нас с первого года. Мотивация у них на уровне, и за безбедную, сытую жизнь они готовы сражаться, чего впрочем, от них не требуется: достаточно и того что просто на веслах посидят.
  
   Облачность сегодня минимальная, так что ориентироваться будет несложно, тем более что до лагеря противника не далеко. Посылать всех сразу слишком рискованно, хватит и трех-четырех чаек, с дюжиной бойцов на каждой и двумя дюжинами мужиков на веслах. Остальные составят ядро обороны Выксы. Три десятка реальных бойцов, полторы сотни наших мужиков, уже проверенных в деле и две тысячи "прикомандированных" против такого же количества атакующих это конечно риск, но с учетом системы фортификации не столь большой. И кроме того остается возможность ударить противнику в спину. Последние две недели мы с Тумаем и Ванькой зря не теряли -- есть чем удивить Али-Акрама.
  
   Единственная проблема с освещением внутреннего периметра: для повышения результативности стрельбы из укрытий желательно освещение, но если заранее запалить костры, то Али-Акрам точно будет знать, что его ждут именно сегодня. С другой стороны, по логике вещей, этого он от нас и ожидает, иначе бы не стал так явно обозначать направление атаки. Хотел, чтобы мы провели ночь в напряжении? Впрочем, у него остался фактически единственный шанс переломить ситуацию в свою пользу и если и теперь его постигнет неудача, удержать людей от массового дезертирства будет очень трудно. Кстати, во время недавней вылазки, группа моих диверсантов, на подходе с тылу к северному лагерю, вырезала с десяток явных дезертиров, на беду решивших улизнуть этим путем, под покровом ночной темноты, от своих командиров. Так что процесс уже пошел! Осталось его только ускорить...
  
   ...
  
   Вскоре над холмом взвилось несколько осветительных ракет, а тишину, нарушаемую лишь перекличкой часовых, разорвал грохот орудий: моя небольшая десантная эскадра достигла цели своего ночного визита! Темп ребята держали хороший, за первые пару минут, судя по канонаде, отстреляв как минимум по дюжине зарядов с каждого ствола, после чего единороги стихли. И тут же вместо них, заработали винтовки, что характерно -- редкими, практически одиночными выстрелами. Так обычно добивают подранков, неспешно, издали. Видать не зря учил бойцов не геройствовать без нужды и не лезть врукопашную. Запомнили!
  
   Через четверть часа чайки с десантом вернулись. Задача была выполнена блестяще: плавсредства, имевшиеся в распоряжении противника уничтожены полностью, перебито до трети личного состава потенциального десанта, а остальные обращены в бегство и вынуждены вернуться в основной лагерь. Теперь у Али-Акрама осталась возможность атаковать по суше, хотя местами это понятие весьма условное. Со стороны Железницы земля чуть просохла, а вот между нами и южным лагерем натуральное болото, там и днем пройти проблема, а ночью ухнуть в топь запросто можно. Впрочем, сильно успокаиваться этим не стоит, потому как черемисы к болотам народ привычный, пройдут, пусть и не без потерь и не так быстро, но обязательно пройдут. Вариант атаки с северной стороны, через плотину, я так же не исключаю.
  
   ...
  
   Вопреки моим опасениям Али-Акрам то ли не решился, то ли не смог склонить своих людей ко второй попытке ночного штурма. Противник не проявлял активности до третьих петухов, и только с рассветом во всех трех лагерях началось некоторое шевеление. Спустя час, из основного лагеря началась атака силами около полутора тысяч пеших лучников, при поддержке трех сотен конных ногайцев. Двинулись они в обход болота, явно намереваясь атаковать нас с южного направления. В северном лагере никакого движения пока замечено не было, а вот со стороны Железницы на лед под наши стены вышло около тысячи черемис, причем сделали они это, дождавшись, когда к Выксе подойдет основная масса атакующих.
  
   А вот дальше у Али-Акрама не заладилось. Несмотря на то, что его лазутчики ночью явно проверили путь на наличие "сюрпризов" и даже умудрились расчистить от них несколько троп. Вот только полностью очистить весь склон холма у них не вышло, так что двигаться противнику пришлось узкими колоннами. Вплоть до того момента, пока не заговорили пушки. Первый залп тридцатишестизолотниковой картечью с расстояния в двести сорок саженей не слишком сильно потревожил противника -- на таком расстоянии сноп рассеивания был достаточно широк, и в цель попало едва десятая часть. И хотя без раненых и убитых всё же не обошлось, тем не менее, черемисские лучники продолжили движение, перейдя на бег, рассчитывая преодолеть оставшуюся часть пути пока пушкари будут перезаряжать орудия.
  
   И вот тут-то им преподнесла неприятный сюрприз скорострельность единорогов. Черемисы еще не подошли и на расстояние полета стрелы как ударил новый залп. Причем на это раз он был куда как более весомым -- в заряде двенадцатизолотниковой картечи, картечных пуль больше в три с лишним раза, да и рассеивание на расстоянии менее двухсот саженей куда как меньше. На основном направлении атаки плотность огня оказалась такой, что наступающие вынуждены были залечь, а около трети в панике бросились обратно, не разбирая дороги, и некоторые сбились с проторенного пути и влетели-таки в ловушки.
  
   Вьетнамские товарищи, которые меня в свое время познакомили с тем, что они применяли против американцев во время войны, народ очень изобретательный. В большей части этих устройств использовался минимум металла, а устанавливались они в обычной земляной яме соответствующих размеров. При этом попавший в ловушку солдат противника как правило не получал летальных повреждений, зато зачастую оставался калекой на всю жизнь, а непосредственно на поле боя весьма неплохо деморализовал остальных своими криками. Ко всему прочему, на его транспортировку в лазарет требовалось еще пара военнослужащих. Так что по факту такая "вьетнамская мина" выводила из боя сразу троих...
  
   Впрочем, нужный градус гуманизма местным еще не ведом: никто раненых выносить не стал. Один из шудовуев, посмотрев, что случилось с попавшим в ловушку, без лишних сантиментов прирезал его, прекратив вопли. Остальных эта участь миновала, но не столько благодаря гуманизму остальных, сколько в связи с отсутствием возможности последовать этому примеру. Стоило противнику поднять голову, как снова заработали единороги. Теперь они уже били не залпом, а один за другим. Через пару минут большинство не выдержало -- не решаясь поднять голову, черемисы начали отползать в сторону лагеря.
  
   Я велел прекратить огонь и чуть погодя вслед за теми, кто успел уйти из зоны поражения, устремились все остальные. Ногайцы Али-Акрама, выполнявшие по сути роль заградотряда, пытались развернуть пехоту, но безуспешно. Несколько лучше, на первых порах, обстояло дело у атакующих со стороны Железницы. Им удалось подойти почти вплотную к склону холма. Тратить картечь и пули впустую на дальних подступах я запретил. Лес-то там не рубили, особой спешки в том не было: плотина Запасного пруда пока только в проекте и до затопления этих мест еще года три. Так что противник, при необходимости, имел возможность укрыться от картечи за деревьями.
  
   Ободренные отсутствием противодействия, черемисы подошли почти вплотную к подошве холма, но в пятидесяти саженях от откоса ударил залп из двух дюжин стволов, затем второй, третий. В свое время я оценил этот направление как самое опасное и поставил там наиболее слаженные команды под предводительством наиболее опытных пушкарей еще из числа ходивших со мной вниз по Волге. Результат превзошел самые смелые ожидания: после первых залпов противник пришел в замешательство. Сказалось отсутствие опытного командира -- Али-Акрам остался наводить порядок в основном лагере. Часть черемис рвануло под прикрытие склона холма, часть стала ломиться назад, а основная масса в панике начала бестолково метаться из стороны в сторону.
  
   Лучшего нельзя было и придумать: единороги были с самой оптимальной дистанции, выплюнув за две с половиной минуты примерно по дюжине зарядов на ствол. Причем последнюю пару-тройку зарядов, с моей точки зрения, сожгли впустую -- стрелять было не в кого. Те, кто успел укрыться под склоном холма, оказались вне досягаемости картечи, остальные полегли на узкой полоске земли между холмом Выксы и Железницей. Пытавшиеся уйти обратно в лес, и успевшие переправиться через реку, так же получили в спину достаточно картечи и теперь в основном тихо отходили в мир иной или стонали по кустам.
  
   По большому счету осада уже сорвана, однако напакостить противник нам всё еще способен, их северный лагерь в атаке не участвовал, и расположен он достаточно далеко от Выксы, так что нашей артиллерией его не достать. В то же время они могут добраться до плотины за каких-то полчаса, плюс еще десять минут до домны. Там конечно есть дюжина орудий и полторы сотни мужиков -- завод черемисы не возьмут, а вот вывести из строя кое-что из оборудования вполне могут. Поэтому вопрос нужно решать незамедлительно и средства для кардинального решения у меня есть. Не зря мы с Кожемякиным посиживали все вечера в мастерской.
  
   Но сперва нужно тут закончить дело: не оставлять же под боком полторы сотни черемис, укрывшихся под склоном холма. И не потому даже, что они могут предпринять попытку штурма, скорее наши мужики не утерпят, уж больно справная одежонка у тех, кто полег на берегу Железницы. В основном в меха одеты, не в овчину, а на меха и цены соответствующие, так что соблазн силен: иная шуба считай, на годовой заработок тянет, а кровь можно и отмыть, да и зашить дыры не особо проблема. Вот только чтобы добраться до вожделенной мягкой рухляди нужно спуститься вниз, прямо на голову засевшим там мятежникам. Исход рукопашной, в общем-то, предсказуем, численное преимущество у нас на этом направлении как минимум пятикратное, но потери всё одно будут. Можно конечно предварительно обработать противника артиллерией -- полторы сотни экспериментальных зарядов у нас в наличии есть.
  
   Идея в принципе немудреная и приспособить ствол единорога для стрельбы минами оказалось не сложно, достаточно было сделать в центре конической зарядной каморы прилив в виде короткого штыря, а на самих минах кроме капсюля разместить еще и накольник, в сминаемом медном колпачке, заглубленном в зарядную трубку. До полноценного миномета такому варианту еще далеко, но вести обстрел противника навесным огнем можно. Жаль только запас мин невелик и дело тут не в корпусах или взрывателях, а исключительно в бризантной взрывчатке -- мало ее у нас пока. Почти все, что успели сделать, ушло на "подарки" для старика Густава: две дюжины крупнокалиберных реактивных снарядов плюс те самые полторы сотни мин калибра в два целых и три четверти вершка, то есть что-то около ста двадцати двух миллиметров.
  
   Кроме того, хоть и есть у нас, чем угостить залегшего под боком противника, а желание перемолоть его в фарш уже прошло, так что попробуем решить вопрос мирно:
  
   -- Каргаш, приведи сюда кого поразговорчивее из черемисов, что остались у нас, после того как остальной полон по домам отпустили, -- сказал я, -- Пусть со своими сородичами поговорит, авось убедит, что не дело им там сидеть, смерти ждать.
  
   Десятник молча кивнул и быстрым шагом направился в сторону угольных складов.
  
   ...
  
   Тяжелая машина неспешно ползла по плотине. Я расположился на верхушке стоящейся новой домны и с высоты в пятнадцать метров смотрел на происходящее в лагере у черемисов, расположившихся ниже плотины и блокировавших нас с севера. Гонец от Али-Акрама прибыл туда тремя часами ранее, а сейчас уже стало очевидно, что атаки не будет, даже если такой приказ и был отдан. Максимум на что хватало сил у предводителей повстанцев -- удержать остальных от повального дезертирства, а сейчас и это оказалось под вопросом. С того момента, как из ворот железоделательного завода выкатилась непонятная повозка без впряженных в нее коней или быков противник с опаской следил как она движется в его направлении.
  
   Бронированного монстра, так напугавшего черемис, мы соорудили из деталей обычного соляного воза, увеличив диаметр колес за счет закрепления на них разгрузочных башмаков. Снаружи дубовые доски обшили листовым железом, благо пока доводили до ума прокатный стан, брака наплодили изрядно. В движение это чудо техники приводил шестицилиндровый мотор в восемь лошадиных сил. Благодаря небольшим оборотам момент на валу он имел очень приличный, чему способствовал кроме прочего понижающий редуктор. В результате максимальная скорость первого в этом мире колесного танка не превышала трех верст в час, зато можно было не беспокоиться, что он застрянет -- сдвоенные колеса метрового диаметра, установленные на удлиненную ось и обшитые дубовым брусом, имели довольно низкое давление на грунт. Особой долговечностью сей агрегат не блистал, после ста часов была строго необходима замена поршневых колец, на новые, с чуть большим диаметром, а после трех таких операций наступал черед вкладышей гильз цилиндров. Охлаждение использовали воздушное, благо мощность не велика и двигатель не сильно перегревался, а вот конопляному маслу пожалуй придется искать замену.
  
   Пулемет Василий успел довести до ума и установить внутрь просторной башни уложенной на погон из вываренного в масле клена с роликами из такого же материала. Впрочем, это был резервный вариант, потому как отшлифовать чугунные секции погона мы просто не успели. Да и сам пулемет был скорее вспомогательным оружием. Основное же было установлено в укороченном прицепе: четыре реактивных мины калибра в восемь вершков, в намертво закрепленных к корпусу направляющих. Однако в отличие от приготовленных для Выборга, тут заряд был десятикратно скромнее -- всего дюжина фунтов, что, однако, компенсировалось заранее подготовленными убойными элементами в виде чугунной картечи. Вес при этом остался прежним, для чего количество картечных пуль пришлось сильно уменьшить в сравнении с максимально возможным, заняв оставшееся пространство березовыми вкладышами.
  
   Дальность я выбрал ту же, что будет использована при обстреле замкового острова: триста тридцать саженей. При стрельбе с большего расстояния вырастет рассеивание, ближе велик риск контузии личного состава расчета. В свое время, тренируя навыки своих воспитанников в военной картографии, мы разбили всю округу на условные квадраты и теперь могли обойтись без всяких измерений, используя лишь карту и ориентиры. В томительном ожидании прошло еще пять минут, потребовавшихся для выхода в расчетную точку. Машина остановилась, после чего открылась боковая дверь и двое бойцов начали сноровисто отцеплять прицеп, а еще четверо -- разматывать кабель, протягивая его в сторону ближайших деревьев. Затем танк, отъехал на сорок саженей вперед и левее, прикрывая позицию от возможной атаки со стороны лагеря или леса, а расчет стал готовить снаряды к залпу.
  
   Через несколько минут рев реактивных пороховых двигателей заглушил гул воды, низвергающейся с полтины. Один за другим мины ушли в направлении лагеря. Первая пошла чуть с перелетом и разорвалась почти у самой северной стены. Кроме дозорных там никого не было, так что особых потерь противник не понес. Вторая и третья упали практически в центре и положили более сотни человек, заодно разметав костры на которых мятежники готовили обед. Последняя, четвертая, разорвалась за спинами основной массы, глазевшей на наше "чудо техники" и пожала свою смертельную жатву в полной мере. Сосчитать потери было сложно, но в этом нужды и не было -- противник сам оценил их как неприемлемые, обратившись в бегство...
  
   ...
  
   То, что Али-Акрам попытается уйти, оставив остальных повстанцев на произвол судьбы, я предполагал изначально, однако надежды помешать ему в этом особой не питал. Слишком много вариантов отхода и слишком мало сил, чтобы их все перекрыть. Фактически моих людей едва хватило на одну засаду, поэтому место я выбрал вдумчиво: на стыке двух дорог, одна из которых вела от плотины к вырубкам, а другая к месторождению огнеупорной глины. Расчет был на то что, несмотря на всю осторожность "ногайский сирота" не решиться отказаться от своего главного преимущества -- мобильности и по лесам плестись не захочет.
  
   Путь по берегу Верхневыксунского пруда и вниз по течению к Оке я перекрыл, отправив полдюжины чаек на постоянное дежурство. И хотя теперь моих ребят, полностью заменили выксунские мужики, Али-Акраму это было неведомо, зато на что способны орудия, установленные на этих лодках, он уже знал. После массового дезертирства черемис из северного и западного лагеря, шансы взять Выксу у него стали откровенно призрачными. К тому же с каждым днем росла вероятность подхода поместной конницы из Мурома. Так что бегство мурзы было вопросом времени.
  
   Детали предстоящей операции мы отрабатывали весь день, а с наступлением темноты пять дюжин бойцов погрузились на чайки и стали переправляться на другой берег Верхневыксунского пруда. До утра им предстояло подготовить место засады и хотя бы немного отдохнуть.
  
   Сложность задачи состояла в том, что общий отрезок дороги был достаточно коротким, а ногайская конница в движении могла растянуться на большое расстояние. Поэтому было решено создать рукотворные завалы сразу на нескольких участках: один в пяти саженях от развилки, затем на каждой из дорог на расстоянии двухсот саженей от первого, и еще пару на удалении в шестьсот саженей. Скорее всего, ногайцы не будут передвигаться узкой цепью по довольно широкой дороге, потому как в противном случае их кавалькада растянется более чем на полверсты. Впрочем, и такой вариант учитывался, для чего собственно и были нужны дополнительные завалы. Естественно, что пытаться рубить деревья никто не собирался -- стук топоров наверняка могли услышать в лагере, так что пришлось пожертвовать на этот дело пять дюжин капсюлей-детонаторов и полтора пуда шимозы.
  
   ...
  
   Утром шестнадцатого числа, через четверть часа после первых петухов, вдали, за Верхневыксунским прудом глухо застучали частые взрывы -- три серии по восемь штук. Пока трудно судить, но видимо или Али-Акрам пошел растянутой колонной или разделил силы, уводя часть в ложном направлении. Последнее, однако, маловероятно: даже обычный ертаульный полк поместной конницы имеет достаточно сил, чтобы прочесать обе дороги. Впрочем, подмоги из Мурома на горизонте пока не видать и вся надежда, что мои ребята последнего претендента на казанский трон не упустят.
  
   Так и вышло, путь и не по самому желаемому варианту. Неплохо было бы конечно взять его живым и относительно невредимым, как в свое время Мамич-Берды, но видно не судьба. Выслушав доклад Челмата, командира разведгруппы, которая оказалась на пути основной группы ногайцев, я понял, что в целом и это большое везение. Али-Акрам действительно разделил колонну на две части и мало того -- поставил во главе второго отряда самого опытного и преданного своего нукера. Не знаю, как он просчитал то, что я устрою на него засаду, причем именно в этом месте, но факт есть факт -- просчитал и принял меры!
  
   Стоило моим бойцам опознать казанского хана и начать отстреливать его охрану, как отряд, шедший про второй дороге, спешился и попытался нанести им удар в тыл. Сомневаюсь, что это было самодеятельностью, а если так, то командир отряда явно получил подобный приказ от Али-Акрама, что в свою очередь означает, что тот учел такую возможность. Единственное чего он никак не мог ожидать, так это способ, которым мы создали завалы. Одно-два дерева для ногайцев не стало бы непреодолимым препятствием, хотя они бы конечно понесли, но отнюдь не фатальные. Однако четыре пары деревьев, поваленные друг на друга, практически внахлест -- такое верхом, да еще и под огнем противника преодолеть очень трудно.
  
   К тому же, если учесть интенсивность огня, шансов уйти у ногайцев не было. И хотя на месте в первый момент оказалось лишь треть бойцов, но даже два десятка стволов, с учетом запасных снаряженных барабанов -- это как минимум шесть сотен выстрелов за минуту. А через минуту подтянулась вторая группа, которая собственно и отбила нападение с тыла. Что примечательно, Али-Акрам еще был жив, когда его ребята Челмата вытащили из-под трупа коня. Но кроме пули в живот, уже гарантировавшей летальный исход, он получил еще пару: в колено и в бедро. Последняя расколола кость, и ее обломками разорвала бедренную артерию. Впрочем, последнее я установил уже позднее, при вскрытии трупа.
  
   Большая часть черемисов ушла, но кроме тех полутора сотен, что оказались в западне под срезом холма и вполне ожидаемо сдались после недолгих уговоров, полон пополнили еще три сотни, выловленные по лесам касимовскими татарами. Остальным повезло меньше. Поместная конница, подоспевшая на следующий день из Мурома, захватом пленных себя особо не утруждала, так что почти все попавшие в ее руки мятежники без затей украсили местные осины. Исключение было сделано лишь для главарей, которых отправили под надежной охраной в Москву. На следующий день отправились туда и мы. Расшивы до окончания ледохода на Оке вынуждено стояли на приколе, и убывшие в столицу служилые о том непременно проболтаются, так что риск спугнуть Девлет Гирея минимальный, даже если у него хватает своих глаз и ушей на Москве.
  
   Обоз на Выборг ушел еще за неделю до появления Али-Акрама с повстанцами, и теперь мы с ребятами шли налегке, ведя в поводу запасных коней с минимумом необходимого. Конечно, до ямской гоньбы такому способу передвижения было далеко, но через пять дней мы уже были на месте. Спешка оказалась напрасной, государь меня принял только в воскресенье, зато дважды. На первой встрече, произошедшей ранним утром, сразу после заутрени, кроме нас двоих присутствовал лишь Иван Васильевич Висковатый. На то были свои причины.
  
   Операция, разработанная мною и главой Посольского приказа, получившая затем полную поддержку государя вступила в завершающую фазу. Частично в некоторые ее детали был еще посвящен Иван Васильевич Шереметев Большой, поскольку на нем лежала самая важная часть плана -- нанесение максимального ущерба крымцам под предводительством Девлет Гирея. При удачном стечении обстоятельств имелся призрачный шанс, что Крым хотя бы на время перестанет представлять собой военную силу. Но шанс, увы, был единственным, потому как скрыть наличие новых орудий, как и то, насколько они эффективны, не было возможности. Слишком многие были в курсе. Зато можно убедить крымского хана, что акция Али-Акрама частично удалась и русская армия так и не успела получить этой весной легкую артиллерию.
  
   ...
  
   -- Изыйди с глаз долой! -- гневно изрек Иван Васильевич, и добавил: -- Покуда, не исполнишь уговоренное, да пушки не свезешь на Пушечный двор, быть тебе в опале...
  
   -- Непременно исполню, не за мной заминка вышла, бунтовщики окаянные тому виной.
  
   -- Срок даю до Ильина дня[58]! -- продолжил Иван Васильевич, -- А допрежь видеть тебя не желаю!
  
   Цирк мы с Иваном Васильевичем устроили еще тот, всё-таки не зря историки отмечали его склонность к лицедейству -- артист из него вышел бы изумительный. Все присутствовавшие бояре как один поверили в царский гнев и уж, само собой разумеется, в то, что "клятый латинянин" сорвал поставки пушек, чем нанес урон войску православному.
  
   Тут было сразу несколько плюсов: во-первых, был шанс, что Девлет Гирей не изменит своих планов, а наличие артиллерии у Шереметева окажется для него весьма неприятным сюрпризом. Во-вторых, это был просто уникальный случай чтобы оценить отношение к себе бояр: кто злорадствовал, кто глядел сочувственно, кому вообще были безразличны злоключения "гишпанца". В-третьих, затеянным спектаклем мне, пожалуй, удалось надолго сбить волну интереса к собственной персоне, и как следствие предотвратить возможные козни завистников.
  
   На деле же я получил от государя задание отправиться со своими пушкарями под Выборг, и заодно доставить туда порох и ядра для осадных орудий. Инициатива исходила от меня самого, и была озвучена еще на утренней встрече. Впрочем, государь полностью поддержал мое желание принять участие в осаде, лелея видимо надежду, что я, когда-нибудь, займусь и тяжелыми орудиями. Над последним я обещал подумать в будущем, а сейчас для царя было не столь важно, возьмут ли воеводы в ближайшее время Выборг или нет. Для моих же планов относительно финских территорий первейшее из условий -- захват шведского монарха, желательно вместе с генералитетом шведской армии готовящейся вторгнуться на нашу территорию.
  
   Для достижения этой цели было сделано всё возможное: заготовлен запас реактивных мин, пятой части которого достаточно, чтобы раскатать средневековые укрепления Замкового Острова, натренированы пять дюжин бойцов, способных выполнить подобное диверсионное задание, обеспеченных стрелковым оружием, не имеющим равных себе в этом мире по мощи и скорострельности. Каждый вооружен не только револьверной винтовкой, но и короткоствольными револьверами ближнего боя, с дозвуковыми пулями и глушителем: вероятность того, что придется вести бой в подвалах замковых укреплений не нулевая, а использовать там длинноствольное оружие не только несподручно, но и опасно для собственных ушей. Самые умелые стрелки при этом получили по паре револьверов, остальные же вместо них несут по несколько запасных барабанов, чтобы оперативно перезаряжать орудие для первой линии.
  
   Не забыл я и про "карманную артиллерию". Обеспечить гранатами каждого, как ранее планировалось, к сожалению, не удалось, в основном из-за проблем с вменяемыми и при этом миниатюрными взрывателями, зато в каждой дюжине один из бойцов был вооружен пятизарядным револьверным гранатометом, под гранату калибром в вершок и одну двенадцатую, длиной в два калибра. Взрыватели, впрочем, у них пока довольно примитивные, накольного типа, срабатывающие после выстрела при смятии мягкой головной полусферы, сделанной из отожженной меди.
  
   В каждом боекомплекте по одной зажигательной, паре осветительных и дюжине осколочных гранат. Заряд у них уже вполне солидный -- две дюжины золотников шимозы, так что при работе в помещении противогаз строго обязателен. Корпус из меди и рубашка из луженой проволоки с насечками. Дальность действия вышибного заряда не велика, всего двадцать пять саженей, но больше нам пока и не нужно, важнее, что без особых последствий можно за минуту отстрелять в цель весь барабан, хотя синяк на плече при этом гарантирован, не смотря на амортизирующий тыльник приклада. Потому и пришлось в качестве гранатометчиков выбирать самых крепких ребят.
  
   Обмундирование и прочие мелочи мы успели обкатать многократно в боевых и не очень условиях. Единственное что добавилось -- нагрудники и каски из марганцовистой стали. Собственно это и стало основной причиной недостатка взрывчатки для снаряжения гранат. Сделать штамп пригодный для изготовления кирас из проката такой толщины, да еще и легированного марганцем в ближайшие годы можно только мечтать. Вот и пришлось использовать штамповку взрывом. При этом каждый комплект из трех единиц обходился нам в соответствующее количество зарядов. Зато ребята получили полноценную защиту от холодного оружия и легких аркебузных пуль.
  
   Не забыл я и о медицине: все бойцы получили медицинские пакеты с соответствующими настоями трав и экстрактами растений, стерильными бинтами в упаковке из вощеной бумаги и всем прочим, что могло пригодиться на поле боя. Кроме этого в составе каждой дюжины был один "медик", с более богатым ассортиментом в полевой медицинской сумке. Выбирал я их из числа наиболее преуспевших в обучении полевой хирургии и медицине в целом. На полноценных врачей ребята еще не тянули, но экстренную помощь оказать уже могли вполне квалифицировано, и, кстати, им уже приходилось это делать, правда, в основном в отношении наших противников, когда те перешли в разряд раненых-пленных.
  
   Во сколько мне обошлась подготовка к Выборгской операции лучше не вспоминать! Утешало лишь то, что в большинстве случаев это не столько трата денег, а скорее упущенная прибыль, но от этого не сильно легче. Даже стоимость одной только шимозы, которую с легкостью можно продать в качестве желтой краски, а именно так она и использовалась, пока не открыли ее взрывчатые свойства, просто пугала. Цены на красители сейчас на диво хороши, а шимозы потрачено аж семьдесят два пуда! И это только на две дюжины восьмивершковых мин, а кроме них еще полторы сотни калибром в две целых и три четверти вершка, каждая с зарядом в восемь фунтов, то есть еще тридцать пудов. Плюс ко всему сами топливные заряды в крупнокалиберных минах содержат прилично сахара, точнее фруктозы полученной из инулина. А сколько еще иных затрат? Жуть! Но деваться не куда, если сейчас не решить вопрос со шведской экспансией, потом это обойдется дороже во стократ, а если удастся получить доступ к рудникам Финляндии и Лапландии, все затраты окупятся тысячекратно!
  
   К тому же грех жаловаться на доходы, пока я ждал приема у государя, успел получить остаток денег за обучение посохи, а заодно договорился с настоятелями трех московских храмов насчет витражей. Причем они сами на меня вышли, и любой из трех заказов был настолько солидным по объему, что, только ради этого стоило ехать в Москву. Даже аванс размером в пятую часть потянул почти на два с полтиной пуда серебра! Видать сказывается конкуренция за паству, а ведь я еще даже не закончил всего заказанного игуменом Благовещенского монастыря. Только и успел пару окон поставить, а слухи уже поползли!
  
   Второй неожиданностью оказался заказ на большую партию масляных ламп от именитого купца Матвея Тараканова[59]. Естественно из серебра, бронзы или мягкой меди, поскольку продавать кованые из железа или литые из чугуна, я мог по ранее заключенному договору только через Строганова. Но пока не было смысла этим заниматься, потому как цена невелика, а трудозатрат, пожалуй, даже больше. Ближе к зиме даст бог наладит штамповку из листового проката, тогда можно резко снизить себестоимость. Но в этом году стоит снять сливки с Москвы, как-никак пока это эксклюзивный товар, так что предложение московского коммерсанта меня заинтересовало. Единственная странность состояла в том, что сюжеты, которые необходимо было изобразить на корпусе, были сплошь на религиозную тему -- не иначе монастырям продавать планирует или просто набожный. Впрочем, не особо это и важно, а вот размер заказа впечатлили и заставили всерьез задуматься о пополнении рядов литейщиков. Но над этим уже придется поработать после возвращения из Выборга.
  
   Кроме всего прочего, с утра, после первой встречи с государем, меня порадовал Иван Михайлович Висковатый, сообщивший, что Джамбатисто Бенедетти и Никколо Фонтана будут на Москве уже на следующей неделе, а Андрей Везалий прибудет в конце мая. Еще одна новость удивила меня до глубины души: похоже, небольшой террариум из врачей-итальянцев у нас всё-таки будет. Как бы это неожиданно не прозвучало, но Матео Реальдо Коломбо ответил согласием прибыть в Россию. Последнее, кстати, вызвало у меня немалые подозрения. Чтобы вот так просто человек, лечивший в свое время Игнатия Лойолу[60] и добившийся должности хирурга при Папе Юлиане III, бросил всё и отправился в "дикую Московию"? Не верю!
  
   С другой стороны объяснение есть и довольно простое: если есть хоть малейшая возможность заиметь рядом с русским государем своего человека, Святой Престол не упустит такого. Пришлось упредить главу Посольского приказа о такой возможности. С другой стороны нет худа без добра: по кругу вопросов, которыми будет интересоваться "засланный казачок" нетрудно вычислить истинные интересы папской курии. К тому же два врача лучше, чем один, особенно когда есть гарантия, что они не сговорятся друг с другом, а эти двое вряд ли смогут...
  
   Ваньку Кожемякина и других, взятых с собой ребятишек, которые имели способности к математике и желание ею заниматься, я оставил в Москве, обговорив с Висковатым устроить их на обучение к итальянцам сразу по их прибытию. Еще шестеро способных пацанов остались дожидаться Везалия, дабы "грызть гранит науки" в сфере медицины.
  
   ...
  
   Несмотря на то, что весь путь из Москвы до шведских пределов мы гнали лошадей как могли, до места встречи с Матвеем Котовым и его ватагой мы добрались лишь к вечеру пятого мая. Суда были уже готовы, но потребовалось время на установку мачт и парусного вооружения, так что до Выборга мы добрались лишь утром восьмого числа. Своевременно посланные Иваном Васильевичем наказы привели отлаженный механизм в действие и войска уже начали осаду. Посему сразу по прибытию я рассчитался с проводниками-саамами, и отправился в расположение большого полка, доложить о прибытии и передать привезенный артиллерийский припас.
  
   Реальные боевые действия еще толком не начались: пока лишь татары занимались разорением округи и захватом полона, основная же часть армии обустраивала лагерь под стенами Выборга. В шатре я застал воеводу большого полка боярина Петра Михайловича Щенятева и новгородского наместника князя Дмитрия Федоровича Палецкого, троих Шереметевых, включая Ивана Васильевича Шереметева Меньшого, а так же Андрея Ивановича Ногтева и Михайло Петровича Головина. От них я узнал, что при наряде поставлен Григорий Путятин, но он как раз и отсутствовал -- второй день занимался расстановкой орудий, так что от предложения присоединиться к застолью мне пришлось отказаться и отправится на его поиски. Долго искать не пришлось: Григорий Васильевич обнаружился как раз на позициях что напротив стены соединявшей башню Лакамунда с Круглой башней: именно с этого направления планировался главный удар по Выборгу во время штурма.
  
   Круглой последнюю башню можно было называть весьма условно[61], но выстроена она была со знанием дела, и в этом чувствовалась немецкая основательность возводившего ее мастера. А вот у наших воевод с артиллерией не всё обстояло хорошо: большой наряд, отстал по дороге и с учетом начавшейся распутицы, похоже, надолго. Вышло так, что большая часть привезенных моими людьми ядер опередила сами орудия, хотя последние везли из Москвы, а не из-под Мурома. Однако наше дело маленькое -- прокукарекать, а там хоть не расцветай. Передав Путятину возы с артиллерийским припасом, я направился обратно, упредить воевод, чтобы готовы были войска утром к штурму, коли даст бог удачи и удастся подорвать Круглую башню.
  
   Возникшие с большим нарядом проблемы крепко бьют по моим планам. Держать же войско под Выборгом долго у воевод не выйдет, провианта не хватит. Поместную конницу и уж тем более татар царевича Кайбулы или Шигалея, которые тоже были посланы на "свейских немец", как волка -- ноги кормят. Если же город опять не возьмут, это основательно усложнит переговоры со шведами о мире, и не факт что удастся выторговать всё задуманное, особенно если учесть, что в числе заинтересованных лиц, лишь я да Висковатый. Шведам просто деваться некуда -- что есть, тому и рады. А у наших вотчинников и помещиков глаза либо на юг, на богатые черноземы смотрят, либо в Ливонию, где землица пусть и похуже, зато не только обихожена, но к ней еще и покорное крестьянское население прилагается. Государю же дела до "финских пустыней" нет. К сожалению пока ума не приложу чем тут можно помочь. Разве что опять выпрашивать аудиенцию тет-а-тет и долго и упорно убеждать...
  
   ...
  
   До того как стемнело, мои бойцы успели осмотреться и провести разведку. Для установки "главного калибра" я выбрал островок Кирко-Сари, расстояние от южной оконечности которого, до башни Святого Олафа оказалось как раз триста тридцать саженей. Круглая башня располагалась саженей на тридцать ближе, так что если удастся уложиться по основной цели в меньшее количество зарядов "главного калибра", остатками можно угостить шведов и в самом Выборге. Тем более что тут нам на руку играет расположение отрезка стены, запланированного под основную атаку при штурме, протянувшегося параллельно траектории, так что пристрелки по дальности практически не потребуется, а именно на нее у нас и уйдет большая часть выстрелов во время работы по основной цели.
  
   Вариант с размещением пусковых установок на берегу я отверг изначально. Слишком много времени уйдет на это, к тому же позиция слишком уязвима для обстрела со стороны Выборга и Выборгского Замка. Даже не смотря на то, что пока башня Святого Олафа не перестроена и ее верхняя площадка не несет мощной артиллерии, орудий у старика Густава достаточно и среди них наверняка есть дальнобойные. Так что спокойно наблюдать, как мы что-то готовим у него под носом, он не станет. Вести же обстрел Замкового острова с большего расстояния почти бессмысленно, хотя бы, потому что, его нужно увеличить как минимум втрое, и не факт, что мы при этом окажемся вне досягаемости лучших шведских пушек. При этом рассеивание вырастет совсем уж запредельно, и шансы на успех операции резко упадут.
  
   Исходя из этих соображений, я немного скорректировал чертежи дощаников, которые строились в верховьях Вуоксы для перегрузки на них содержимого обоза. Суда стали чуть уже и длиннее, а на их палубе появилось заранее предусмотренное место под установку пусковых станков. Саму же палубу пропитали огнезащитным раствором. Это конечно не спасет ее от разрушения, а лишь немного отодвинет его во времени. Жар двигателей способен и защищенное от возгорания дерево превратить в дымящуюся труху, но для пуска шести реактивных мин нам нужно не более минуты времени -- столько конструкция вполне способна выстоять.
  
   Сами дощаники не жалко, сделаны они из сырого леса, на скорую руку, а вот элементы батарей для электродетонаторов пришлось делать с использованием серебра, чтобы уменьшить их сечение и соответственно вес. Не скажу, что вышло запредельно дорого, но на один комплект серебра ушло на десять с полтиной рублей, а таких комплектов четыре. Плюс столько же многожильных изолированных кабелей на семь линий каждый, длиной по полста саженей, из самой качественной рафинированной меди. Сколько было возни с подбором изоляции лучше даже и не вспоминать. Что не говори, война дело недешевое, особенно ее техническое оснащение.
  
   Расчет будет осуществлять запуск, находясь на берегу, потому как в жизни всякое случается. Несмотря на то, что взведение взрывателя происходит только после выгорания метательного заряда и срабатывания аэродинамического предохранителя, нельзя исключить неблагоприятное стечение обстоятельств, при котором подрыв, тем не менее, произойдет: выбьет, к примеру, топливные шашки, а корпус мины неудачно бросит оземь. Так что при случайном подрыве боевой части в пятидесяти саженях от укрытия расчету избежать контузии не светит, но мешки с песком, уложенные в три слоя с перекрытием как минимум гарантируют целостность организма.
  
   Позицию для расчета мы присмотрели за пологим холмиком, поросшим ивой. Работать, тем не менее, придется исключительно ночью, чтобы не насторожить противника -- с башни Святого Олафа место всё-таки просматривается. Оптики в этом мире, конечно, пока никто кроме меня не придумал, но отдельных уникумов с орлиным зрением сбрасывать со счетов точно не стоит. Шведские ядра, летающие над головой в самый неподходящий момент, нам категорически не нужны. К тому же обстрел и высадку лучше всего провести этой ночью, благо старик Густав ночует в замке после дневных трудов. Выборг пока русскими войсками блокирован только с восточной стороны, при этом Абосский мост еще цел, как и порт, так что при желании шведский король может запросто уйти, хоть сушей в Або, хоть морем в Стокгольм, а вот там его мне уже не достать.
  
   ...
  
   Девятого мая, через полчаса после первых петухов[62] все приготовления закончились. Пять единорогов переведенных в минометный режим стояли за холмом, в неглубоких окопчиках, вне зоны видимости противника, рядом запас мин -- по две дюжины обычных мин на ствол и по полдюжины снаряженных флешетами. Три чайки с десантом ждали команды. Три дощаника заведенных на якоря в тридцати саженях от южной оконечности островка Кирко-Сари были нацелены на башню Святого Олафа, а один на двойную защитную стену между Скотопрогонной и Круглой башней. До рассвета оставались меньше двух с половиной часов, до начала Выборгской операции -- не более двадцати пяти минут...
  
   ...
  
   -- Поехали! -- скомандовал я, и Челмат молча вынул из разгрузки вощеную трубку сигнальной ракеты...
  
   Едва красный огонек со свистом взвился над волнами, тут же заработали минометы. Сначала ушли в небо спецмины снаряженные флешетами, затем пару стволов перенацелили на мост. Если по Замковому острову, пристрелялись практически сразу, то для разрушения Абосского моста пришлось постараться. Лишь после дюжины недолетов и перелетов цель была взята в вилку. Много попаданий не потребовалось, всё-таки дерево не самый крепкий материал и остатки боезапаса, как было оговорено ранее, были выпущены по порту.
  
   -- Рот открыть не забыли? -- спросил я бойцов, когда стрельба стихла, -- Сейчас пошумим маленько...
  
   Затем обернулся к Челмату, и скомандовал:
  
   -- Запускай двойную красную!
  
   В отличие от минометов, в этот раз много времени не потребовалось. Реактивные мины с двух первых дощаников ушли в сторону Выборгского замка буквально через две минуты после того как красный огонь осветил его стены. Третий залп, как я и предполагал, не понадобился: винный погреб и прилегающее к нему здание перестали существовать, хотя сама башня Святого Олафа сильно не пострадала: с нее только снесло крышу. Башня сапожника и круглая Райская башня с частью стен примыкающих к ним превратились в груду щебня. На этом разрушения, скорее всего не заканчивались, но что сейчас творилось на противоположной стороне замка, было невозможно рассмотреть из-за клубов пыли и дыма.
  
   И это притом, что половина мин вообще ушло мимо цели, подняв лишь циклопические фонтаны воды. Впрочем, тех, что попали, вполне хватило, так что теперь третий дощаник предстояло развернуть в сторону порта. Хорошо еще, что вопрос разворота мы продумали заранее, протянув на берег два троса и теперь их предстояло чуть ослабить, чтобы судно спустилось ниже по течению и довернулось на несколько градусов в сторону Выборга. Вся операция была отрепетирована заранее, и заняла во время тренировок не более пяти минут, так что надеюсь, эксцессов не возникнет. Но, к сожалению, нам придется ждать -- порт расположен слишком близко к Замковому острову, а контузия нам совершенно ни к чему! Четвертый дощаник тоже пока молчит, он даст залп лишь после третьих петухов, когда начнет рассветать, чтобы увеличить шансы на успешный штурм города.
  
   ...
  
   Еще до того как последние мины обрушились на порт, наши чайки устремились к Замковому острову. Никакого груза мы с собой не брали, а из вооружения имелось лишь по одному единорогу, установленному на носу, и по две дюжины картечных зарядов к ним, так что шли ходко -- узлов под десять. Три сотни саженей преодолели чуть больше чем за две минуты. Высадка прошла спокойно и заняла меньше минуты: о сопротивления со стороны противника даже речи не шло. Та часть гарнизона замка, которой не повезло дежурить этой ночью на стенах, теперь лежала под слоем извести и каменной крошки. Живых мы встретили лишь во внутреннем дворике. Однако и тут о сопротивлении говорить не приходилось, большая часть имела серьезные ранения, а уж сильная контузия от близкого разрыва нашего "чемодана" попавшего в винный погреб была у всех поголовно. Раненых, которых еще можно было спасти, перевязали, остальных добили на месте.
  
   Минут через пять должна подойти чайка с ватажниками, которая и заберет пленных, как это планировалось в подобном случае. Нам же заниматься ими недосуг -- предстоит найти Густава Вазу и его приближенных, тем более что, по словам Григория Путятина, среди них видели его сына Юхана, будущего Герцога Финляндского[63]. Такую удачу упускать грех: как заложник он просто неоценим, к тому же в отличие от братца Эрика, более ориентированного на мирное сосуществование с Россией, этот в реальной истории проявил себя не с лучшей стороны[64]. А так глядишь, поживет в России, многое может измениться. А если нет -- ни Финляндии, ни тем более Швеции в качестве правителя ему не видать, тут уж я сделаю всё возможное...
  
   ...
  
   Королевскую семейку мы обнаружили в башне Святого Олафа, причем они оказались там, отнюдь не в полном одиночестве -- два десятка немецких наемников и дюжина шведских дворян составили королю и его сыну теплую компанию. Четырехметровые стены неплохо защитили их от двух близких разрывов наших "подарков" особо крупного калибра, хотя совсем уж без последствий не обошлось: когда внутрь вошли мои бойцы, этого практически никто не услышал. И совсем не по причине их "кошачьей походки"! Подошва из фактиса, конечно, позволяет ступать практически не слышно, но, увы, не в тех случаях, когда пол усеян каменным крошевом и щепками разбитых вдребезги дубовых ставень. Судя по громкости общения "шведского генералитета" с их "силовой поддержкой" проблемы со слухом внезапно появились у всех. Именно это и позволило подобраться к ним без помех: оставленный на входе в башню караул в темноте не заметил моих бойцов одетых во всё черное, да еще и в черных противогазным масках на лице, и был снят ими без особых проблем.
  
   Однако у тех, кто оказался в башне, проблем со зрением не было: ребят заметили, едва они начали рассредоточиваться вдоль наружной стены зала. Им даже попытались оказать сопротивление, результатом которого стали три десятка остывающих на каменном полу тел. Давать возможность помахать заточенным железом людям, упражняющимся в этом занятии с детства, дураков не было: взбрыкнувших наемников и дворян ребята расстреляли как в тире с пары-тройки саженей с короткоствольных револьверов менее чем за секунду. Короля с сыном и еще двумя особо благоразумными представителями шведской аристократии аккуратно "упаковали", связав заранее заготовленными кожаными стяжками, с хитрым фиксатором, после чего в темпе обшарили помещение и всю остальную башню.
  
   Как оказалось не зря: в качестве добычи нам достался сундук с иоахимсталерами и шведскими ригсталерами и пара бочонков шведских монет, в основном достоинством в один и два эре[65]. Последние предназначались явно не для уплаты наемникам -- такой мусор они отказались бы брать, предпочтя полновесные талеры. Кроме денег ребята прихватили так же в качестве трофеев дорогое оружие наемников и шведских аристократов. Больше ничего брать не стали, всё одно после штурма это добро перейдет в хорошие русские руки, или на край в татарские, если удача вдруг улыбнется джигитам царевича Кайбулы.
  
   На выходе опять пришлось немного пострелять. Со стороны Абосского моста нас атаковали шведские солдаты, по-видимому, выбравшиеся из-под руин полуразрушенной кордегардии. Мои ребята снова сработали на упреждение, обстреляв противника из винтовок, и добавив в толпу пару гранат, так сказать для полноты ощущений. Шведы прихватили раненых и рванули обратно, после чего попыток атаковать, более не предпринимали. Мы же погрузились в чайки и отчалили. Вся десантная часть операции заняла от силы минут двадцать, и вскоре нас снова встретил пологий берег островка Кирко-Сари. До рассвета оставалось полтора часа...
  
   ...
  

Книга закончена

12.12.2017

Правка от 15.05.2023

  

Оценка: 5.45*257  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"