Сон всё не приходил. Он топотал мягкими кошачьими лапами по всей квартире, застывал на кухне, возле капающего водопроводного крана, возвращался в коридор, измеряя его невеликую длину легким бегом, томился у дверей спальни и всё не решался зайти, вспрыгнуть на подушку, свернуться на ней и растопиться в томном, но таком холодном весеннем воздухе, залить комнату синими сумерками и подарить себя, спокойный, тихий сон без сновидений. Он всё медлил, ждал чего-то, а я не понимал, что же ему надо. Считать слонов, баранов, выпить валерьянки или тёплого молока с мёдом? Я хотел спать, а сон не спешил посетить мой холостяцкий флэт. Вот сон дробно звякнул в оконное стекло ветвью американского клёна, и уже совсем было собрался войти, но передумал отчего-то. Возможно, его испугал вспыхнувший зелёными цифрами будильник, показавший четыре светящихся нуля. Полночь, безвременье.
Ветер, который разгонял свои лёгкие весь промозглый, сумрачный день, к ночи прочистил их от дыма и копоти, задышал полной грудью, засвистел, загудел в трубах вентиляции, зашумел лысыми и мокрыми деревьями. Вновь ткнулся в окно клён, плеснул заблестевшими от мороси прутьями веток, точно длинными влажными холодными пальцами мазнул по стеклу.
Мне нехорошо. Наверное, обыкновенная весенняя простуда, которую модно было называть в позапрошлом веке "инфлуэнция" и не лечить более несчастного, уповая только лишь на милость Бога или провидения. Выживет - хорошо. Порошки и микстуры назначались больше для проформы, чем для реального эффекта. Плацебо. В наше время иммуномодуляторов и антибиотиков так хочется ограничиться малиновым вареньем и вкусным молоком, спокойным сидением на диване с приятной книгой, не закидывая в себя разноцветные таблетки, чтобы, не вылечив, но загнав симптомы вглубь, бежать на службу. Мне крепкий чай на травах и размятый с мёдом солнечный кружочек лимона больше для радости желудка и для души. Они лечат лучше любой химии. Но вот в этот вечер я явно переборщил с заваркой. Не получается заснуть, хотя очень хочется. Сходным образом описывал своё состояние после приёма большого количества энергетического напитка один мой старый друг. Мозг спит, не соображаешь ничего, добраться бы до постели и забыться сном, а тело так и стремиться бегать и прыгать, глаза будто не закрываются, зрачок на всю радужку распахнут. Жуть.
В вентиляции завыло тысячей чертей. Вот так они и воют, собравшись вместе по своему чертячьему поводу. И сорвался с неба безумный ливень, неуместный ранней весной, среди подтаявших сугробов. Ветер пальцами ветвей пишет по оконному стеклу текучие иероглифы, и сам стирает их струями дождя. В зелёно-голубом свете ночного фонаря творчество стихий на окне особенно впечатляет. Будто сидишь в подводной лодке, а с той, другой стороны перепончатопалый житель Атлантиды пытается что-то сообщить тебе на своём древнем языке. Детство какое, прости Господи... Как бы заснуть, а? Распахнулась форточка, с треском и звоном ударилась о раму окна, ветер ворвался тугим потоком, взметнул портьеру плащом, назойливая ветвь сунулась в комнату, лопнула лампочка у прикроватного бра. Сквозь вой и плеск тяжким илом залила комнату от пола до потолка тёмно-синяя темнота, подсвеченная с улицы косыми гнилушечными лучами фонаря. От окна тьма, клубясь и переливаясь, потекла к кровати осьминогом по океанскому дну, выбрасывая кольцами щупальца вперёд, перемещая бурдючное тело вслед. Глубокие круглые глаза пристально смотрят на меня, не мигая, проникая взглядом в голову, просыпается боль, усиливается, будто взгляд ударился о внутреннюю стенку черепа, и вырвался обратно, через мои глазницы, с болью, с криком из больного горла, и боль ледяным стремительным огнём разлилась по всему телу, судорогой скрючив руки и ноги, запрокинув голову, оборвав спасительный крик. Спрут уже был здесь, взбирался на кровать, обвивая руками мои измученные члены, шею, опутывая тело истончившимися пальцами. Угасающее во мраке ужаса сознание успело удивиться совмещению тонких музыкальных пальцев и скользких щупалец.
Раннее утро радовало ярким солнцем, бьющим в окно и свежим воздухом, текущим из форточки. Не радовало то, что форточка была разбита. Вставлять стекло или раскошелиться уже на стеклопакет? Повод неплохой. Деньги пока есть. Нечего тянуть, надо бы позвонить в контору, ту самую, что Лидочка рекламировала. Говорит, делают быстро и качественно, даже лоджию закрыть могут... Однако, как голова-то кружится, но во всём теле лёгкость такая необыкновенная образовалась. Не иначе, вчера был, как любят говорить врачи, кризис. На службу сегодня можно пока не ходить, больничный до следующего понедельника. Далее, допиваем вчерашний лечебный чай, ждущий в термосе на прикроватном столике... О-па, с лампочкой-то чего? Метался, что ли, во сне? Не припоминаю. Ох, нет, лучше не наклоняться, шумит в башке, шумит прибой, гальку по бережку катает волнами. Даже приятно, если бы в обморок не тянуло брякнуться. Ладно, осколки можно и позже убрать, главное, не забыть и не наступить случайно. Так, термос, на кухню. В носу не свербит, горло не першит, взор небесно чист и ясен. На поправку пошёл, это прекрасно, это надо отметить. Коньяк с утра - это извращение, но уж очень хочется. Рюмашечка, бутылочка толстостенная из шкафчика, ага. Ой. Что за дрянь?! Вчера же ещё пил и всё нормально было! Даже запах мерзкий какой-то. Последствия простуды, не иначе, нарушение вкуса, то-сё. Должно пройти. Хотя обычно такие пертурбации бывают в начале респираторных безобразий, а никак не в процессе выздоровления. Не беда. Лучше чай допью.
Белым древом ударила ярчайшая молния, стремительно вырастая из неба в землю, вмиг выжигая густую чернь, грохотом барабанов и колоколов прогоняя остатки бреда. Проморгавшись ото сна, всё ещё во власти удушливого ужаса, я уставился в потолок. Однако, как отвратительно я поспал. Мерзкий, дрянной, безумный сон, лучше бы он и не приходил, мерзавец. Но, что характерно, чувствую я себя неплохо. Хорошо даже. Ни следа от температуры, только отвратительный пот. И выпить бы солёной водички, холодной, из термоса. Не без труда сполз с кровати, прошлёпал на кухню, подхватив термос, кружку и вчерашнюю книгу. Подобное чтение, откровенно говоря, не для моей впечатлительной натуры. Представления не имею, как Лидия смогла это прочесть, да ещё и испытать такой неподдельный восторг от жутких россказней этого старого американского кальмара. Сидел в позапрошлую эпоху, в уединённой норе в далёком от нас Провиденсе, ни с кем не поддерживал нормального общения, предпочитая уединение и написание "страшных" рассказов. Ведь что придумал! Чтобы разумные, да ещё столь могущественные жили в воде, имели две руки, две ноги и двадцать пальцев! А скелет этот, а прямохождение... Даже обезьяны предпочитают ходить на четвереньках, или как это у них называется... Нет, я же не спорю, есть и среди морских обитателей приматы, но ведь не о них ведёт речь этот "мастер ужаса". Он о каком-то волосатом гигантском монстре, который спит, но вот-вот проснётся и тогда всем, у кого больше четырёх конечностей, придётся плохо, если они не поспешат признать его власть и поклониться ему. Впрочем, даже если признают и поклонятся, всё равно придётся им плохо. И эта лысая обезьяна из моего нездорового сна ведёт себя неприемлемо для разумного. Как можно пить спиртсодержащие жидкости, тем более, по утрам! По утрам надо пить холодную солёную воду, она так приятно, так ощутимо распространяется по всему телу, до самых кончиков щупалец...