Аннотация: - Значит, ты её задержал? - Да! - И отправил в Смелый? - Так точно!! - Перевоспитывать?! - Да!! - И... - Да!!!
Часть 3
Катализатор
13. Владимир Петрович
"Троллейбус" прибыл с точно по расписанию. Не успели часы остановки, показать "17.40", как вагон, грациозно покачиваясь, появился из-за поворота.
Разумеется, никакой обычный троллейбус не смог бы пройти по здешним узким дорогам. Основным транспортом в этой местности стал монорельс. Правда, по старой памяти все до сих пор называли его по имени рогатого жителя улиц... Монорельс точно так же гудел, топорщил ввысь две антенны - и даже его угловатые очертания напоминали обитателя городских улиц. Словом, на здешних горных дорогах, я сильнее удивилась бы подлинному троллейбусу, чем монорельсу...
Разглядывая его вагоны, я сильно засомневалась: не снится ли мне "троллейбус"? Отчего моно-рельс сиял праздничными огнями? Ведь украшают вагоны всего лишь два раза в год: на 7 ноября и 1 Мая. Тогда почему и сейчас горели во мгле те самые Серп и Молот, красные звёзды, изумрудные ветки дубовых листьев? Светодиодные конструкции возвышались над крышами вагонов, приближавшихся из темноты. Картинка казалась живою, каждый "листочек" переливался, словно бы трепетал от ветра... Но по какому случаю праздник?
Какое-то время я стояла в недоумении, а затем вспомнила: Победа! Её празднуют всюду, не-смотря на пожары внутри Саркофага...
Вагоны были полупустыми. На этом участке маршрута монорельс делал значительный крюк, огибая огромную Стену. Затем он шёл дальше, на Пионерский Проспект, мимо оздоровительных лагерей и пансионатов. Словом, пассажирам "троллейбуса" приходилось запастись терпением... В конечный пункт назначения прибывали нескоро. Оттого пользовались маршрутом, главным образом, пенсионеры - ну, и военные, как Энрике. Никого из последних, само собою, не было видно. Всех давно вызвали в Саркофаг, на битву с огнём.
Я села в средний из трёх вагонов. Опять охватило чувство неправильности, нереальности. Как будто Жизнь за моё отсутствие успела сделать крутой вираж, изменившись. В салоне решительно всё показалось чуть-чуть не таким, как прежде. Из динамиков громче, чем принято, звучала музы-ка. Тем не менее, никого это не смущало. Все как будто бы радовались лишнему поводу пошуметь, перекрикивая друг друга.
Даже одежда людей - и та показалась ярче. У многих на груди был приколот значок: ленточка в серо-голубую полоску. Такого я прежде не видела, хотя цвета показались знакомы. На берете Энрике имелись точно такие. Синий символизировал возвращённое Море; серый цвет - Саркофаг... Вполне возможно, именно эти цвета стали символами Победы. Отныне каждый год в конце ноября все станут надевать подобные ленточки...
Монорельс тронулся - и сразу случилось новое чудо. Динамик внезапно хрюкнул, песня оборвалась. Взамен зазвучала совсем иная - представьте себе, на английском! Я до того удивилась, что зацепилась ногою за ногу и чуть не упала.
Само собою, крамолы в композиции не было. Даже наоборот: мы изучали её на уроках МХК в школе. Называлась она то ли "дорога в Москву", то ли "дорога из Москвы" - мой плохой английский не позволял сказать точнее. Зато печальную историю рок-баллады все знали и так. Помню, мы проходили биографии музыкантов, поплатившихся жизнью за мечту увидеть Москву. Но на уроках - одно, а в общественном транспорте - совершенно другое. Ни в будни, ни в праздники английских песен здесь не крутили.
На этот раз, удивились и пассажиры. Настороженный шёпоток пронёсся в салоне. Понятное дело: здесь обсуждали, "нужно ли такое искусство народу"... Слушать их праздный трёп я вовсе не собиралась. Устроившись в кресле подальше от остальных пассажиров, хотела лишь одного: забыться. Но чужие слова настойчиво лезли в уши. От музыки разговор, естественно, перешёл к политике, оттуда - в область запутанных международных вопросов...
- Ни в коем случае нельзя верить Альянсу! - убеждала самая старшая из пассажирок, в толстой клетчатой шали. На коленях она держала большую коробку с тортом, должно быть, "выброшенным" на прилавок в честь праздника. - Их искусство, их песни и фильмы - все лживы! Враг есть враг! Мы вот тоже, перед Третьей войною верили в равенство, братство и поддержку всемирного рабочего класса. Знаете, какие красивые фильмы нам привозили из-за границы?! Какие песни мы переписывали на магнитофоны! А потом эти "братья-рабочие" с успехом бомбили нас своею отравой! Вот тебе и угнетённые классы!
- Потому что у них в голове - настоящая каша! - перебила женщину в шали высокая и хорошо одетая пенсионерка. - В "Международной Панораме" говорили, что в Америке даже газеткою закрывают место на глобусе, где находится Советский Союз. Мы для них - непонятные монстры! Узнай они, что у нас здесь жильё бесплатное, образование, медицина - сами бы к нам прибежали! Особенно кто победнее...
"Ну, да! - печально думала я, - Мы свои глобусы газеткой не закрываем. Наоборот: изучаем ИХ географию, экономику, геополитику... Наиболее опасные стратегические объекты. Чтобы сразу было понятно, как воевать, если что...".
Женщины поспорили ещё немного... При этом та, что была хорошо одета, всё время посматривала на торт. Создавалось полное впечатление, что говорит она с ним. В спор вливались новые голоса: постепенно шум поднялся такой, что я пробудилась от грёз. "Развесила уши!" - мрачно укорила саму себя. Нет уж, сейчас не до глупых дискуссий! Нельзя расслабляться, иначе - конец игре! Дела мои и без того очень плохи. Ноги окоченели в мокрых ботинках - а что будет после?!"
"Нечего раскисать! Думай! Нужно работать на опережение..." - вот что сказал бы Энрике, окажись он рядом. При этом от носа его к губам непременно легла бы складка - сигнал тревоги. Правильно! Попробуй, пройдись в одном свитере по морозцу! Шлёпать в кроссовках по ледяным лужам здоровья не прибавляет... Энрике прав: нужно действовать, думать!
Мой внутренний двойник выпрямилась на своём незримом пути... Смерть опять приближалась к ней. Все силы нужно было собрать для того, чтобы отбить её яростные атаки! Всеми способами. И, кажется, уже ясно, как...
Я закашлялась - вначале тихо, а затем всё громче и громче. При этом даже не приходилось особенно притворяться: простуженное горло и без того уж саднило... Выходит, я вправду простыла. Пропаду, пропаду без верхней одежды!
Кашель, теперь уже громкий, быстро привлёк внимание. Поискав источник его, пассажиры на-конец-то меня заметили. До тех пор я была скрыта от взглядов за спинками пустых кресел. Оценив мой вид, пассажиры (главным образом, пенсионерки) разразились праведным гневом:
- Видели, что творят! - возмущалась высокая дама с осанкой княгини, - Детей выпускают зимой совершенно голых: без курток, без шапок!
- Да никто их такими не выпускает! - возразил кто-то, - Сами одеваются как попало, слушать нас не желают! А потом - что? Здоровых внуков от них не дождёшься!
- Понимаете, - я улыбнулась так мило, как только могла, - это неудачное стечение обстоятельств! Все последние дни наш отряд находился в Смелом, помогал старшим товарищам. Только сегодня пришёл приказ об отбое Тревоги. Наших отправили назад, в пионерский лагерь. Все уехали, а я, к сожалению, не успела. Была на задании, с чужою группой, мы проверяли бомбоубежища... Вы же знаете, там телефоны не ловят - вот и не услышали приказ вовремя. Словом, прозевала отъезд. Приходится теперь догонять своим ходом - без документов и обмундирования.
Мне показалось, что такое враньё не вызовет подозрений. Говорил же товарищ Энрике о массовой эвакуация? Её просто так не объявят. Разве что после начала Общей Тревоги... Во время неё вступают в силу инструкции военного времени. Следуя им, из пионерских лагерей отправляли домой школьников с первого по шестой классы. Те, кто постарше, обязаны были остаться и выполнять общественные работы. Ближайший город в округе - Смелый. Выходит, моих сверстников из "Орлёнка" отправляли туда... Словом, я не очень-то рисковала. Всего лишь прибавила к фактам немного своих фантазий.
Пассажирок вполне устроило моё объяснение. Во время рассказа они кивали сочувственно, всячески выражая свою поддержку. Но, к сожалению, кое-кто распознал мою выдумку.
- Отчего же вы не обратились в пункт охраны порядка? - задал мне вопрос строгий голос, - Там нашли бы одежду, отправили домой своим транспортом!
Голос был молодой и звонкий... Поискав глазами, я увидела в одном из кресел девушку спортивного вида. Должно быть, она села недавно - когда я входила, кресла той части салона стояли пустыми. Девушка сердито скрестила руки, изучала меня недоверчивым взглядом... Знакомый типаж комсомольской вожатой. Подвижная, симпатичная, с фигурой умеренно-атлетического типа. У этой, к тому же, имелся упрямый курносый нос и пронзительный взгляд синих глаз...Возможно, кому-то девушка показалась бы обыкновенной. Но для меня её появление стало подлинной катастрофой. Такая ни за что не отпустит с миром! Сама отведёт к "Вожакам", сама проследит, чтобы я не сбежала... Попробуй, поспорь: силы-то неравны!
- ...Да? - я пожала плечами, - Не знала об этом!
- Вам и не нужно знать! - в голосе девушки звякнул металл. - В Пункты охраны порядка отправляют всех отставших от групп! И что за невнятное объяснение: "пришлось задержаться"? Где ваши документы? Где форма? Какой пионерский лагерь?
Я долго кашляла, пытаясь выиграть время, но всё же пришлось выложить правду:
- "Орлёнок"! Это здесь, рядом!
- Ага! Вот ты и попалась! - девушка даже покраснела от возмущения, -Ответственно заявляю, что дети "Орлёнка" к работам в Смелом не привлекались!
Мой обвинитель встал - и двинулась мне навстречу с таким угрожающим видом, как будто хо-тела сбросить с подножки! Смирившись с собственным поражением, я поднялась ей навстречу... Спасла меня лишь случайность. Как видно, в честь праздника наш водитель решил окончательно поразить пассажиров своими музыкальными вкусами. Теперь он поставил другую запретную вещь, из собственных сокровенных запасов. Вместо прежней баллады, раздались нервные ритмы опального "Ленинграда":
Наша истина рождалась в драке,
А свет был виден только в мраке,
И пистолеты не давали сбоев -
Мы выросли на фильмах про ковбоев...
Девушка напротив вздрогнула, а я улыбнулась. "Новое время - новые веяния"!.. Людям верну-ли драгоценное Море, страшный Саркофаг вот-вот отойдёт в прошлое, а обычный водитель включает запретную музыку... То ли ещё будет!
К тому же, группа "Ленинград" ужасно нравился мне. Конечно, лишь те её песни, которые пропускала цензура... Вот и теперь: поток энергий был так силён, что меня словно в спину толкнуло! Встряска пошла на пользу. Я неожиданно сообразила, что нужно ответить:
- Формально, возможно, не привлекались. Но только в "Смелом" мы работали не от имени комсомольской ячейки! Прибыли с "Ведьмаками"... Тьфу, с "Вожаками" - вот как!
Я готова была язык прикусить с досады! Хороша оговорочка... За такую и вправду отправят в карцер! Впрочем, на моё счастье, девушка оказалась не из "Ведущих". Наоборот, весьма прохладно к ним относилась, так что мне повезло дважды.
- Слушай, совсем обнаглели, правда?! - тут же возмутился недавний мой "прокурор". - Подчиняться никому не желают - да ещё и детьми командуют! Выкладывай - как тебя угораздило?
- Уф, сама виновата! - я украдкой перевела дух. Дальше можно было врать, что угодно. По-ступки и мотивации "Вожаков" всегда оставались тайной для непосвящённых.
- Попалась на "самоволке", как раз накануне Общей тревоги.
Девушка была очень разочарована:
- Вот тебе раз! Как не стыдно! Где твоя пионерская совесть?!
Я виновато вздохнула:
- Ну да, конечно! Была сто раз неправа - признаю. Тем более, что жизнь сама меня наказала. Дежурил в тот день на вахте отряд "Вожаков". Они меня поймали в два счёта и хотели было пере-дать, куда надо, как вдруг началось! Объявили Тревогу, все забегали - просто ужас! Тем более, "Вожаки" всегда остаются в центре событий. Организовывают, направляют других... В общем, им стало не до меня. Рэм Густов... - я мстительно улыбнулась, - Да-да, именно он руководил отрядом! Так и сказал: возиться со мною некогда, потому что отряд срочно командируют в Смелый! Но помощники им нужны, поэтому меня захватят с собою. Правда, Густов клятвенно обещал доложить обо всём начальству - что он, надеюсь, и сделал...
- Не сделал! - отрезала девушка. Таким тоном, что я поняла: она действительно в курсе. Вот это да! С кем же я здесь столкнулась?
- ...Ну вот: посадили в автобус и повезли. Личная форма и документы - всё оставалось в "Орлёнке".
- А одежда?
- Собрали кое-что "с миру по нитке". Можно сказать, с чужого плеча...
- Ну, и какая работа была у вас в Смелом? - девушка даже перебила меня - до того стало ей любопытно. Ну, понятно: всякий хотел бы узнать "великую тайну Ведущих"!
- Так, по мелочи! - я небрежно пожала плечами. - В оцеплениях постояли, документы проверяли, поддерживали порядок, караулили мародёров...
- Ух ты!
- Жизнь, полная приключений! - я жалобно шмыгнула носом: - Только ведь и домой хочется! Сегодня утром услышала новость о том, что "Общей тревоге" отбой. Казалось бы, можно и по до-мам. Но нет! Рэм ни в какую не соглашался! Сказал, что ради меня автобус гонять не будет. Ужас! Устроили крепостное право! У меня в лагере, между прочим, собственное начальство! Пусть оно принимает решение! Верно?
Моя собеседница с энтузиазмом кивнула.
- Вот - и я говорю! В общем, пришлось мне опять сбежать... А что было делать?!
- Невероятно! - девушка в волнении прошлась между рядами кресел. - Конечно, нельзя одобрить твою страсть... м-м-м... к перемене мест! Но каковы "Ведущие"! Вот что: не бойся, никто тебя не обидит! Твою историю я немедленно доложу, кому следует. Созовём партсобрание, поставим вопрос ребром!
Девушка повернулась ко мне и крепко пожала руку:
- Будем знакомы: Софья Рыкова! Назначена старшим политруком "Орлёнка"!
Мысленно я схватилась за голову - этого ещё не хватало! Впрочем, руку в ответ пожала: что было делать?..
Уже через пять минут в вагоне развернулась компания по сбору тёплых вещей. Чтобы помочь замерзающему ребёнку, добрые женщины согласились расстаться с кое-какой одеждой. Мне пере-дали пару шарфов (один повязали на голову, а другой, несмотря на протесты, обмотали вокруг поясницы) и варежки. Софья великодушно сняла свою куртку, громко уверяя при этом, что ни за что не не замёрзнет. Хозяйки вещей получили от неё по визитке, с фамилией и телефоном девушки. Софья торжественно обещала вернуть одежду в целости и сохранности... Так она и по-ступила.
Между тем, уже подъезжали. Монорельс в последний раз поднялся над пропастью, нырнул в горный туннель - и выбрался из него уже среди знакомых мест. Отсюда начинались владения "Орлёнка", окружённые длинным забором. Видно было, как тот поднимался на холм, к Центральным воротам... Вот-вот впереди должен был появиться стилизованный домик остановки.
Монорельс хищно взвыл, начиная плавное торможение. Как вдруг за одним из поворотов я увидела кое-что нехорошее. Сразу даже не поняла, что именно напугало... У изгиба ограды, в тени, стоял обыкновенный "седан". Неопределённо-серого цвета, с погасшими фарами. Казалось бы - сколько подобных в мире! Но что-то было в нём характерное, хищное...
Предчувствие опасности бросило кровь к щекам. Я впилась взглядом во тьму... Помню, как в ужасе молила её расступиться. И вот разошёлся слой мрака, показав переулок. Весь его занимали такие же серые тени: автомобили, автобусы. Чёрные решётки на окнах, маленький герб КГБ на дверях...
Засада!
Я отпрянула от окна.
С другой стороны, ничего удивительного. "Орлёнок" наверняка считается подозрительным местом. Ведь именно из него в Саркофаг ушли "диверсанты"... Глупо считать, будто все позабыли об этом. Нет, нельзя возвращаться! Нужно бежать отсюда - уехать как можно дальше! Несомненно, я так бы и поступила, но тут всё испортила Софья. С возгласом "Нам сходить!" девушка почти волоком вытащила меня из вагона. Вдогонку нам грянула та же песня, повторённая режимом случайного выбора:
Огонь костров останется золой,
Но есть всегда Плохой, Хороший, Злой
И крик в ночи: "Беги! Прикрою!"
Мы выросли на фильмах про ковбоев...
- Если повезёт, скоро уедешь! - говорила, тем временем, Софья, - У нас сегодня ответственный день: старшеклассников отправляют по домам. Вовремя ты вернулась!
Я и сама удивлялась собственному везению. Стоило опоздать хотя бы на пару часов - и всё, "Орлёнок" бы опустел!
На обочине стояло множество междугородних автобусов. К ним спешили преподаватели и подростки. Кидали сумки в багажное отделение, перекликаясь, занимали места... Впрочем, до от-правления было ещё не скоро. Слишком много пустующих мест оставалось в "Икарусах". Десятки ребят спускались по лестнице, ведущей от главных ворот "Орлёнка" к автобусной остановке. "Лестница тысяч ступенек" - так её называли. Может быть, до тысяч ступенек она не дотягивала, но приходилось всерьёз попотеть, добираясь с вещами до главного КПП...
Получается, я сделала громадный крюк - и вернулась к "Орлёнку" с другой стороны. Ворота, через которые мы бежали, находились у противоположного его края. Они выводили на узенькое шоссе, где было мало машин. Оно петляло по плоскогорью, поросшему лесом... Ворота же, к которым мы поднимались, выходили к горному склону. Оттого и построили "Лестницу тысяч ступенек".
- Но почему выезжаем так поздно? - спросила я, продираясь сквозь встречный поток людей, - Отправляете на ночь глядя?
- Должны были завтра с утра. - нахмурилась Софья, - Но отчего-то пришёл приказ торопиться. Говорят, учения в Саркофаге... Что-нибудь о них знаешь?
Я энергично затрясла головою.
- Эти ещё тут... работать мешают! - Даша сердито взглянула в ту сторону, где пряталась вереница серых машин, - "Чекисты"!
- Кто?!
- "Чекисты"... эти, из КГБ! Не слышала, нынче их так называют?
Я подумала о странной судьбе некоторых слов. Как ловко умеют они исчезать - и вновь появляться!
- ...Рыскают, ищут вчерашний день! Людям лишь праздник портят! - Софья прищурилась подозрительно: - Сегодня что-то их многовато!
...К ночи снова похолодало. С неба посыпались крупные хлопья снега. Не успели мы подняться до середины "Тысяч ступенек", как стали белым-белы от мокрого пуха... Вокруг пробегали подростки, вожатые, учителя - все осенённые снегопадом. Он густо ложился на их рюкзаки и вязаные разноцветные шапочки. Красные флаги в руках и серо-синие ленты в петлицах одинаково заносило метелью. Праздничные транспаранты на автобусных крышах залепило так сильно, что прочесть их было бы невозможно.
Во весь дух мы мчались по лестнице вверх. В рыхлой позёмке по щиколотку вязали ноги. Ступеньки тянулись нескончаемыми рядами, силы иссякли. Тело отказывалось подчиняться - до тех пор, пока не получит пищу и отдых. К тому же, меня едва не сбивало с ног встречным людским потоком. В конце концов, Соня просто протянула мне руку и взяла "на буксир", как делают это с отстающими на тренировках по бегу.
- Времени у нас с тобой нет, понимаешь? - на ходу объясняла Соня, - Нужно столько всего ус-петь! А ведь отъезд на носу! Словом, идём прямо к Директору!
- Нет!! - простонала я, - Только не это!
- Ничего не поделаешь, Галя, надо!
Перспектива скорой встречи с Директором меня напугала. Да и Соню она не радовала - это было заметно. И вовсе не потому, что бессменный руководитель "Орлёнка", товарищ Старков, был плохим человеком. Наоборот, все любили его и уважали. Вместе с тем, далеко не каждый из тех, кто любил его и уважал, решился бы принести Старкову дурную весть. Причина тому была довольно оригинально: ходили слухи, что у Директора "чёрный глаз". Конечно, мы, атеисты по воспитанию, не доверяли сплетням. Тем не менее, каждый, кто говорил со Старковым, чувствовал что-то такое... этакое...
Справедливости ради стоит отметить, что "чёрный глаз" Директора не мешал процветанию лагеря. Даже наоборот - "Орлёнок" развивался куда быстрее, чем пионерские лагеря по соседству. Ходили слухи о том, что товарищ Старков непременно хотел поднять его до уровня Детской Все-союзной здравницы... Возможно, так бы оно и случилось, если б не наш побег.
Я слышала много историй о том, как лет двадцать назад молодой учитель Старков обивал пороги столичного министерства образования. Цель, с которой он это делал, поначалу вызывала лишь недоверие. Владимир Петрович доказывал важность и необходимость строительства пионерских лагерей в Причерноморских районах. Он говорил о том, что нельзя лишать советских детей лечебного климата этих мест. Клялся и божился, положив руку на партбилет, что близость новостроек к Саркофагу никаких угроз не несёт; что никогда ни одно здание в этих районах не пострадает... Отчего? Этот вопрос он старательно обходил стороной.
Никто не верил в успех затеи Старкова. Тем не менее, Владимир Петрович не отступал и сумел своего добиться. Министерство образования дрогнуло - и разрешило строить "Орлёнок" - в по-рядке эксперимента. Лагерь удался на славу, вопреки драконовскому контролю множества ведомств... Может быть, ещё и по той причине, что дети проверяющих сами просились в "Орлёнок". Жизнь в лагере была исключительно интересной, а климат, действительно, считался лучшим в Союзе.
Со временем по соседству выросли новые пионерские лагеря, но "Орлёнок" оставался первым во всём. В том числе, и по техническому оснащению... М-да: о нём-то я позабыла! На КПП стояла новейшая аппаратура! Мышь не проскочит мимо отряда дежурных! И как я раньше не вспомнила об этой опасности?!
Но отступать было поздно. Соня тащила меня за руку в помещение нашего чудесного, исключительно современного пропускного пункта... Я всячески упиралась, но сбежать не могла. Как вдруг девушка вынула из кармана маленький серебристый квадратик. Аппаратура сканировала его - и гостеприимно открыла двери. Соня за руку провела меня внутрь.
"Вот это да! - размышляла я в изумлении, - Ай да товарищ Рыкова! Похоже, ты вправду - важная птица!"
***
"Орлёнок" встретил нас сутолокой и ужасной неразберихой. Внутри озабоченно перемещались целые толпы народу. Некоторые несли большие тюки белья, спеша сдать в прачечную постели. Другие тащили багаж или же части праздничных транспарантов... Но самым нерасторопным и до этого было ещё далеко. Они носились с длинными обходными листами: из библиотеки в спортзал, из спортзала - в каморку завхоза...
Корпус номер один, где находилась администрация, лежал в самом центре этой неразберихи. Именно туда спешило больше всего людей. Поток посетителей, минуя все этажи, направлялся прямо к кабинету Старкова. В приёмной скопилось немало народу; волновались, шумели, кипели праведным гневом... Напрасно: к Директору прорывались немногие. Всем остальным преграждала дорогу грозный сторож двери - товарищ Пономарёва.
Формально Наталья Васильевна числилась при Старкове секретарём. Однако все знали, что для простых канцелярских дел у Директора имеется свой штат сотрудниц. Должность Натальи Васильевны была не в пример сложнее. Богатырша пятидесяти лет от роду, в данный момент она как раз исполняла своё назначение. Насильна (таково было прозвище Пономарёвой), подобно несокрушимому Церберу, встала между нами и дверью.
- Куда прём? - неприязненно осведомилась она.
Воинственная осанка Насильны, разворот её необъятного бюста говорили о том, что шансов у нас немного. Но моя спутница не испугалась.
- Наше дело безотлагательное! - произнесла она ледяным тоном, - Речь идёт о Ведущих! - последнее слово Соня как-то по особенному просвистела на ухо Насильне. Та немедленно отшатнулась. Девушка нажала дверную ручку - и мы прошли внутрь.
В кабинете Старкова оказалось не менее людно, чем в приёмной. Как видно, и у Насильны возможности были небезграничны... Внутри стоял сдержанный гул голосов. По углам шумели большие принтеры. Звонко трещали клавиатуры под пальцами секретарш. Дел у них было, как говорится, по горло. Люди плотным кольцом окружали их. Каждому требовалось что-нибудь завизировать, подписать или согласовать.
Почти каждого человека в комнате я знала в лицо - и, конечно же, уважала. Главным образом, здесь находились учителя и вожатые. Не такие, как я, а настоящие, взрослые. Некоторые из них успели закончить школу, учились в педагогическом институте...
Кое-кого я знала с детства. Сама была воспитанницей их отрядов, смотрела на этих людей снизу вверх, считала их верхом всякого совершенства... Особенно хорошо помню двух неразлучных подружек: Зулю (Зульфию) и Татьяну. Они были старше нас года на три-четыре. Когда-то подобная разница казалась нам пропастью. В младших классах мы почтительно взирали на этих "взрослых" барышень, в равной степени восхищались ими обеими. Мы никогда не спорили, кто же лучше: ласковая белокурая Танечка или же бойкая черноглазая Зульфия...
Теперь-то я видела, что мы не ошиблись. Девчонки и вправду были чудесными - впрочем, как и большинство остальных вожатых.
Наверное, кто-то другой был бы рад очутиться в такой приятной компании. Однако Владимир Петрович казался мрачен. Глубокая ипохондрия читалась в его лице, а знаменитый взгляд будто молил о пощаде. Бесконечную череду проходящих бумаг "на роспись" Директор встречал кривою улыбкой, более похожей на гримасу. Смуглое от природы лицо его ещё более потемнело от каких-то тревожных мыслей. Да и вообще - вся фигура Директора выделялась чёрным контрастом здесь, в окружении алых галстуков и белых форменных блузок.
Я сразу вспомнила, что облик Старкова давал лишний повод для сплетен. Директор носил исключительно чёрное - не только костюмы, но даже рубашки. Галстуков Владимир Петрович не признавал вовсе.
Оригинальные вкусы в одежде странным образом гармонировали с внешним видом Директора. Густая шевелюра его, бородка с проседью эффектно смотрелись на фоне чёрной одежды. Волосы цвета воронова крыла, как будто бы и недлинные, вечно путались непокорно. Привычка скрести их собственной пятернёй сводила на нет все усилия парикмахеров...
Словом, внешний вид Старкова вызывал смутные подозрения... Сколько раз намекали ему об этом вышестоящие инстанции!
- Владимир Петрович! - голос Сони с лёгкостью перекрыл общий гул, - Прошу прощения, дело срочное! Известно ли вам, до чего дошли наши замечательные Ведущие?! Они потеряли всякую совесть - уже детей воруют и, между прочим, заставляют работать на себя! Взгляните, это же наш ребёнок!
Несмотря на моё отчаянное сопротивление, товарищ политрук вытолкнула меня на авансцену - прямо к столу Директора.
- Ух ты! - Старков бросил на нас мимолётный взгляд. - Она у тебя не кусается?
Сразу за тем он замер - и взглянул снова. Ручка выскользнула из его пальцев, скатилась на пол. Владимир Петрович неторопливо поднял её и написал на листке несколько строчек. Сверху он щёлкнул печать и передал листок Тане:
- Татьяна Юрьевна, не сочтите за труд предъявить это Зинаиде Ивановне. Пускай поработает за меня. Зуля... Зульфия Рашидовна, извините, вам теперь к ней! А меня, товарищи ждут другие дела - не обессудьте!
Вокруг загудели недовольные голоса, но Директор был непреклонен. Он поднялся и, продравшись через толпу, вышел в соседнюю комнату. Мы получили знак идти следом.
Комнатка, куда привёл нас Старков, оказалась простой гардеробной. Вдоль стен стояли вешалки для верхней одежды. В углу я заметила столик с электрическим чайником. Должно быть, здесь отдыхал секретарский состав в краткие минуты свободного времени.
Соня с порога начала своё гневное выступление. Она выложила мою выдуманную историю, пользуясь исключительно грозными интонациями. Впрочем, Директора не смутил этот напор. Разве что ипохондрия в его лице сменилась выражением совсем уже безысходной тоски.
В конце концов, движением руки он остановил возмущённые речи. На какое-то время протянулось молчание. Мы во все глаза разглядывали Директора, который выяснять отношения не торопился. Прежде Владимир Петрович подошёл к автомату с водой, налил себе полный стакан и выпил до половины. Затем, подняв к глазам мутный пластик, какое-то время вглядывался в него и вздыхал. После пробормотал под нос, что с такою работой ни за что не дотянуть ему до заслуженной пенсии - да, судя по всему, оно к лучшему...
Затем Владимир Петрович оставил стакан в покое и присел на край парты, заменяющей столик.
- Сметанина, говоришь? - неожиданно начал он - и взглянул на меня исподлобья. - Где ж ты была, Сметанина?
- В Смелом, товарищ директор, с отрядом Ведущих...
Внезапно я ощутила, как язык прилипает к нёбу. Взгляд Директора словно бы пригвоздил меня к месту. Лгать стало решительно невозможно. В отчаянии я обернулась к Соне. К счастью, у той подобных проблем не возникало:
- Седьмого ноября, - бойко повторила она, - вожатая третьего отряда Сметанина была задержана дежурным постом Ведущих при попытке самовольного отбытия с территории! Было это, по её словам, за несколько минут до объявления Общей Тревоги. Ведущие были отправлены в Смелый. При этом они захватили ребёнка с собой, хотя не имели на это права! Галя была уверена, что её отсутствие согласовали с начальством. Хотелось бы знать - что означает эта история? С одной стороны, как будто похоже на правду... Иначе бы её давно объявили в розыск! Как думаете, Владимир Петрович?
Директор ответил вымученной улыбкой. Она могла означать, что угодно, но Софья истолковала её по-своему:
- Вот и я о том же, Владимир Петрович! Получается, кто-то принял решение, не спросив нас! Значит, всё это время Сметанина была в Смелом противозаконно! Так ведь, Галя?
На то, чтобы просто кивнуть, у меня сил хватило.
- Любопытно. - Директор не отводил от меня взгляда. - Кто же оказался злодеем?
- Наш вожатый, Рэм Густов! Сами знаете, он в Совете Ведущих!
- Да-а?! - протянул Старков, с непередаваемой игрой интонаций. Чёрный взгляд его попеременно скользил по нашим растерянным лицам. Не знаю, как Соню, но меня от этого передёрнуло.
- А вот мы сейчас товарища Густова и допросим!
Директор вытащил из кармана маленький аппарат связи. Морщась, набрал нужный номер. Я тут же вспомнила эту неказистую на вид рацию. Весь "Орлёнок" знал и гордился этим изобретением юных техников. Официально оно называлось "Устройство для имитации секретных переговоров" и создавалось исключительно ради победы в "Зарницах". В задачу юных конструкторов входило создание умной рации, которая бы могла скрыть переговоры своих отрядов от условно противника. Говорили, что, по случайности, им удалось кодировать каналы принципиально новым способом. В технических подробностях я не разбиралась, но знала, что в процессе переговоров менялись частоты и способы передачи сигнала. Все эти ухищрения ловко смешивались, тасовалось между собою, а временами маскировалось под совершенно другие каналы...
Зарницы "Орлёнок" выигрывал и без технических новшеств. Тем не менее, устройство наделало много шума. Многие только презрительно хмыкали, не веря в изобретение юных "Самоделни-ных". Тем не менее, электронного противоядия ему никто ещё не придумал... Может быть, потому изделие КЮТа распространилась необычайно. Рацию не раз замечали в руках у старшеклассников. Да что старшеклассники! По слухам, даже учителя пользовались такими.
Выходит, не врали слухи?
- Товарищ Густов? - Владимир Петрович заговорил в динамик с неожиданным местным акцентом, - Помнишь повестку нашего прошлого совещания? Угу - и позапрошлого тоже!.. Так вот, она, эта "повестка", сейчас в моём кабинете! Да-да! Говорит, её взяли в плен на какой-то там "самоволке", увёзли в Смелый, не опускали домой... Что? Не врёт?! Дуй сюда, живо!!!
Долго ждать Мангуста нам не пришлось. Он явился с необъяснимой, почти что пугающей скоростью. Тут бы впору опять припомнить "тайну ордена "Вожаков"", да только внешний вид Рема оказался весьма прозаичен. Парень примчался уже секунд через двадцать, но судя по тому, как он задыхался от бега, как курчавились мокрые от пота волосы под съехавшей шапкой - было ясно, что Магнуст не летел сюда в ступе и не проникал сквозь стены... Он просто бежал во весь дух, на пределе человеческих сил! Напряжение окрасило лицо и шею Рэма в густо-багровый цвет.
Увидев меня, он побледнел, а потом пошёл пятнами.
- Вызывали, товарищ директор?
Старков скрестил на груди руки:
- Давай, объясняйся, товарищ Густов - что у вас там творится? Товарищ Сметанина всё время твердит о том, что вы её задержали в Смелом. На первый взгляд, это полная чушь - ваши отряды помогали на другом направлении, в районе аэропорта...
- Так и было! - Густов резко кивнул, - Только ведь у Ведущих много отрядов! Сами знаете, как отлажена у нас система взаимодействия! Словом, я действительно задержал Сметанину. И действительно отправил её в Смелый - только с попутной группой. Так сказать, в воспитательных целях. Виноват лично я - никто больше! Готов отвечать за всё.
Директор вплотную приблизился к Рэму.
- Так что ж ты... - он беззвучно зашевелил губами, - ...раньше молчал?!
Владимир Петрович смерил Мангуста таким взглядом, что мне вдруг сделалось за него страшно. Казалось, ещё немного - и ему будет крышка! Но что, если Густов не выдержит этой силы? Тогда вслед за ним пропаду и я...
- Товарищ Густов, должно быть, забыл! - я улыбнулась, вымученной улыбкой, - Дело в том, что прежде я значилась под другою фамилией. Была не Сметаниной, а Огневой - Галей Огневой. Только в прошлом году Мама решила... В общем, я превратилась в Сметанину. Здесь пока ещё не привыкли - вот и выходит неразбериха...
На самом-то деле всё как раз получалось складно! До сих пор моя новая фамилия (которой я очень сопротивлялась) приносила одни неудобства. Не говоря уж о прозвище, которое приводило меня в отчаяние. Кто мог бы подумать, что всё это когда-нибудь пригодятся!
Мангуст оживился:
- Огнева, точно! - он с размаху хлопнул себя по лбу. - А я, болван, позабыл! Три года подряд я знал её Огневой! По инерции, так и оформил, когда отправлял в Смелый! Огневу-то не искали, верно? - Рэм простодушно развёл руками.
- Значит, ты её задержал?
- Да!
- И отправил в Смелый?
- Так точно!!
- Перевоспитывать?!
- Да!!
- И...
- Да!!!
Мангуст засопел, упрямо и виновато одновременно:
- Не сомневайтесь, Владимир Петрович, вернули бы её к сроку! Просто припугнуть хотели! Вот уж не думал, что "самоходом" приедет... - Рэм импровизировал вдохновенно, но осторожно, - Что тут сказать... вела себя плохо, дерзила старшим по званию! И вообще - во многом была не-достойна звания советского пионера! - последнюю фразу Густов выпалил с особенным чувством.
- Ручаюсь - именно так и было! - подтвердила я.
Директор взъерошил рукою волосы.
- Что ж, мне всё ясно! - резюмировал он. - Товарищ Рыкова! Через два с половиной часа мы планируем выезд. О чём вы думаете? У вас ещё много дел! Не смею задерживать!
Девушка открыла было рот, желая протестовать, но тут же его захлопнула. Директор заговорил снова:
- Как руководитель лагеря, полностью разделяю и поддерживаю ваше справедливое негодование. Даю вам слово коммуниста: не позже, чем завтра, местному отделению организации Ведущих будет объявлен выговор. Отдельно каждому - с занесением в личное дело. Руководство данного отделения будет снято с занимаемых должностей. Что же касается товарища Густова... он персонально предстанет перед комиссией Центрального управления внутренних дел Ведущих. Лично прослежу, чтобы его исключили из Комсомола!
Рэм выдохнул - и даже согнулся слегка, словно пропустил крепчайший удар в живот. Владимир Петрович даже не обернулся:
- ...И, наконец, товарищ Сметанина получит письменные извинения. Случившимся с ней займётся прокуратура. Ну что, лады?
Директор протянул Соне руку. Та неуверенно пожала её и вышла. Только уже в дверях, обернувшись, попросила при первой возможности вернуть одолженные мне вещи. Пожалуйста - я готова была сделать это прямо сейчас! Правда, тогда все увидели бы одежду под ними. Обожжённые свитер и брюки, со следами ран... А медицинский пакет на руке?! А рана, искусно "заштопанная" Энрике?! Нет, невозможно! Тысячу раз прав был сержант: старые вещи отныне мои враги!.. Голос прошлого записан на них, точно звуки на грампластинке...
***
- Владимир Петрович! - жалобно заскулил Рэм, едва лишь за Соней закрылась дверь, - Чего исключать-то сразу?!
- Комсомольский билет пожалел?! - Директор встряхнул Рэма так, что с головы его полетела шапка: - Под трибунал у меня пойдёшь! Баланду жрать будешь! Кто тебе дал право барышень увозить?! Ты... в каком виде (кивок в мою сторону) их возвращаешь?! Никогда не было этакой дряни в "Орлёнке"! Не было - и не будет! А знаешь ли ты, КТО ею интересовался? Разве не понял, ради кого ОНИ здесь?!
Каждый из этих вопросов сопровождался толчком в грудь несчастного Густова. Будто бы и не-сильный, но всякий раз парня бросало стенке. Странно: со стороны худощавый Старков проигрывал в силе Рэму... Кажется, и самого Мангуста это сбивало с толку. В лице его, обычно слегка нагловатом, застыл ужас. Вовсе он не был сейчас похож на мангуста, а, скорее, на молодого бычка, которого лупят по морде за дело, а тот лишь моргает в ответ.
Внезапно в дверь постучали.
- Товарищ директор! - мне показалось, что голос Насильны звучит удивительно слабо, - К вам уполномоченные... Из КГБ!
- Ждать здесь! Не договорили! - отчеканил Директор - и скрылся за дверью.