Аннотация: Я нерешительно оглянулась. Давно миновали времена сражений с изумрудными молниями, когда приходилось хладнокровно решать: умереть ли сейчас - или позже?.. Увы, теперь я ощущала себя намного слабее.
24. Полковник Томилин
Группами по нескольку человек финалистов отправляли вглубь здания, в Камерный зал, где должен был пройти Конкурс. По дороге я удивлялась контрасту формы и содержания "Сатурна". Внешние вид здания был современным и оригинальным, а вот коридоры внутри... Всюду, куда ни глянь, виднелись мраморные лестницы, классические ковровые дорожки. Под ногами поскрипывал дорогой наборный паркет. Как всё обыденно и ортодоксально!
С этой точки зрения Камерный зал выглядел логическим продолжением стиля. Стены его пестрели богатыми деревянными инкрустациями. Кресла, как в театре, были обиты вишнёвым бархатом...
Едва очутившись здесь, я и думать забыла о странном двуединстве "Сатурна"... Ещё бы - ведь с первого взгляда стало понятно, что бой мой проигран. На сайте в списке финалистов числилось пятьдесят человек. Однако в зале участников Конкурса набралось вдвое больше... Это означало, что шансы мои не то чтоб уменьшились - они исчезали вовсе. Определённо, в Конкурсе жульничали. Значит, и выиграть его было бы невозможною.
Я нерешительно оглянулась. Давно миновали времена сражений с изумрудными молниями, когда приходилось хладнокровно решать: умереть ли сейчас - или позже?.. Увы, теперь я ощущала себя намного слабее. Всего лишь провинциалкой в столичном обществе, испуганной и смущённой. Тем более, мне не могло помочь Тайное Знание. Пружина судьбоноса была запущена на Параде. Новое "шаманство на удачу" могло испортить всё дело. Предвестники попросту "погасили" б друг друга, как парашюты, раскрывшиеся один над другим...
Словом, я была беззащитна В смущении прятала взгляд, смотрела под ноги... Правда, украдкой всё-таки изучала лица вокруг. Очень хотелось понять: как выглядят современные литературные дарования? Оказалось, весьма и весьма по-разному. Девушки большей частью причёсывались и наряжались экстравагантно. Парни одевались неброско, зато шевелюры их поражали воображение. Примерно половина юношей зала была выбрита наголо. Вторая половина наоборот, отращивала волосы непомерной длины - хоть заплетай в косички! Кое-кто носил бакенбарды, усы, бородки - ну, и так далее.
Я вдруг подумала: сколько вышло бы шума, появись подобные типы на улицах Куйбышева! Скорее всего, их сразу бы остановил комсомольских патруль. В ближайшем отделении милиции стали бы выяснять: кто такие, откуда... Непременно прочли бы лекцию о вреде низкопоклонства перед западной рок-культурой.
Отыскав свободное кресло, я нерешительно опустилась на бархатное сидение. Странное помещение - и устроители Конкурса, похоже, ребята с причудами. Зачем нужно было проводить Финал здесь, в зале для партсобраний? На сцене стоял стол президиума, трибуна... За ними, в центре стены, разворачивалось большое панно. Здесь кусочками дерева был выложен большой портрет Ленина.
- Люблю классику! - шумно вздохнул кто-то рядом, - В самом деле: чего все носятся с этими голограммами и подсветкой? Куда лучше натуральные материалы, верно?
Я оглянулась, чтобы понять - издевается "любитель старины" или нет. По нынешним временам, могло оказаться и то, и другое... На соседних местах сидели два парня - как раз в духе этого зала. Один (поклонник всего натурального) был выбрит наголо. Второй отрастил волосы до лопаток, которые собирал в хвостик. Первый казался заметно старше и носил изысканную бородку. Тонкой линией она огибала его смеющийся рот, несколько расширяясь на подбородке... Такие я уже видела у выпендрёжных столичных байкеров. Скорее всего, к ним и принадлежал этот парень - судя по чёрной кожаной куртке и накачанным мускулам. Даже смех его звучал подходяще: напоминая ржание боевого коня.
На фоне этих людей моя особа смотрелась неброско... Тем более, что сегодня, собираясь на Конкурс, я оделась исключительно в чёрное... С таким же успехом могла прийти в белом, но по дождливой погоде решила не рисковать. Мне хотелось надеть нечто нейтрального цвета, подходящее для всех случаев. Я никак не могла понять, уместны ли будут на Конкурсе яркие цветовые пятна? Ну, да теперь всё понятно! Выделяться в этой толпе не только можно, но даже нужно... Придя к этому выводу, я вынула из рюкзачка два ярких шёлковых шарфа. Перед отъездом Мама подарила мне их на удачу, и научила завязывать очень модным узлом... Один из шарфиков я за-крепила на шее, другой вдела в брюки, на манер пояса. Теперь многие так носили. Само собою, эта уловка была придумана мною заранее. Хочешь не хочешь, приходится "мимикрировать", что-бы стать частью незнакомого общества...
Отвлёкшись на шарфики, я упустила момент начала Финала. В зал вошёл экзаменатор. При этом вёл он себя до того странно, что многие не заметили его появления. Поначалу экзаменатор даже не поднимался на сцену. Просто стоял у её высокого края и наблюдал за нами. Однако, в конце концов, в зале заметили чужака. Забавно было смотреть, как под его пристальным взглядом публика утихала, предчувствуя испытание...
Некоторое время мы молча рассматривали друг друга.
Нужно сказать, тут было, на что поглядеть!
Человек выглядел необычно - на улице такого не встретишь. Облачён он был в прекрасно сшитый костюм кремового цвета. Вместо обычного галстука воротник элегантно охватывал шейный платок. Меня поразило то, что узоры на нём в точности повторяли расцветку оправы очков... Но даже не это потрясало больше всего. Представьте себе: человек перед нами курил настоящую трубку!
Как зачарованные, мы не могли оторваться от этого явления европейской культуры. Спину его неодобрительно прожигал взгляд с лакированного панно... Действительно, в "зале для партсобраний" человек выглядел неуместным. Пожалуй, ничуть не лучше, чем Андров в белоснежном плаще у виртуального Моря... Впрочем, персонаж перед нами был далеко не так привлекателен. Тем более, что вёл он себя вальяжно. Пренебрежительно пускал в нашу сторону кольца дыма, рассматривал холодным, непроницаемым взглядом...
Вдоволь налюбовавшись, человек наконец-то заговорил:
- Имейте в виду.- начал он с места в карьер, - Финал - это вам не какой-то обычный конкурс. Сами понимаете: впервые за много лет в Европу отправляется молодёжь из Союза. Значит, по вам будут судить о Стране! Нужно сделать всё для того, чтобы вердикт был вынесен в нашу пользу!
Затем человек замолк, вновь занявшись изучением разношёрстного зала. При этом лицо его очень быстро изобразило скуку, напополам с отвращением. На нём явственно читался вывод о том, что с нашими физиономиями на Западе делать нечего.
- Так вот, внешний облик, - менторским тоном продолжил оратор, - должен говорить людям о многом. Однако ещё о большем молчать! Никакого низкопоклонства перед Западом! - человек небрежно указал своей трубкой в сторону девушки, на футболке которой красовались звёзды и полосы. - Идиотизм тоже не поощряется! - как бы невзначай, он коснулся плеча парня в русской полотняной рубахе.
- Прошу заметить, что не нужны нам также и чистоплюи, готовые пожертвовать интересами Государства ради собственных принципов. Представляете, какое внимание будет проявлено к вам со стороны иностранных спецслужб! Тут уж, как говорится, за всеми уследить невозможно. По-этому при любой странности в поведении ваших друзей вы обязаны будете донести об этом начальству! Письменное согласие на подобную форму сотрудничества возьмут с вас немедленно, здесь и сейчас. Кто против, тот может идти восвояси: мы никого не держим. Вашу позицию уважаем, но рисковать из-за этого не собираемся. Так что - милости просим на выход! Можете считать, вы сами вычеркнули себя из списка конкурсантов... Всех остальных я прошу остаться на месте.
Человек замолчал, многозначительно скрестив на груди руки. Затем сделал шаг назад, словно давая возможность залу свободно сделать свой выбор... Вокруг началась суматоха. Кто-то вскакивал с бархатных кресел, пробирался к проходам. Некоторые садились опять, после нерешительно поднимались, не в силах принять решение... К этим последним принадлежала и я. Какое-то время оставалась сидеть неподвижно - растерянная, сбитая с толку. Хотелось расплакаться от обиды: не только за себя - за всю Страну в целом. Как могла опуститься Держава до такой подлости?! Ведь нам предлагали писать доносы - недвусмысленно и цинично! Это стало ударом, оправиться от которого было непросто.
Моя внутренняя героиня, как всегда в угрожающих ситуациях, приготовилась дать отпор. Я видела её в виде собственного двойника, нисколько не изменившегося за последние годы. Она оставался сильнее и лучше меня, но, может быть, оттого сейчас оказалась бессильна. Эта девочка слишком хорошо помнила уроки Энрике. Он знал, что Воин не станет писать доносы...
С другой стороны, кто мешает мне притвориться? Подписывать всё, что попросят, но затем по-ступать по совести? Да - это был бы прекрасный выход! Но, к сожалению, не для меня... Словом, в конце концов, двойник победила. Я поднялась - и выбежала из зала! Каждый шаг к выходу доставлял ужасные муки. Чем дальше, тем яснее представлялся масштаб катастрофы... Само собою, теперь растоптаны все надежды! Горючие слёзы рекой потекли из глаз. Уже в коридоре я отвернулась к стене и зарыдала, уткнувшись в ладони. Не было никакого желания успокоиться и оглядеться... Да и зачем? Ясно же, что вокруг точно так же горюют!
Внезапно кто-то тронул меня за локоть. Всхлипывая, я оглянулась и изумлённо застыла. Вокруг оказалось множество лиц - и все улыбались. Понятное дело, им казалось забавным моё отчаяние. Такие же добровольные изгнанники, как и я... Наверное, я так рыдала, что выплакала слёзы и за них тоже... Ребята, хотя и расстроились нисколько не меньше, но благородно решили оказать мне поддержку. Они окружили меня сочувственную толпою. В руках своих я обнаружила штук пять носовых платков - разнообразных форм и расцветок.
- Что с человеком делает соовесть! - протянула девушка неподалёку.
- Душу напополам рвёт! - поддакнул знакомый голос. Я с удивлением узнала перед собою того самого бритоголового, в кожаной куртке. Он стоял, улыбаясь, и смотрел на меня весёлым, сияющим взглядом. "С чертовщинкой" - говорила о таких Мама.
- А то давай, дуй назад! - неожиданно предложил "байкер". - Так и быть: замолвлю словечко!
Хмуря густые брови, он уставился на меня своим удивительным взглядом. В ту секунду я поняла, что незнакомец не шутит. Стоит ему захотеть - и меня вернут в зал... Нет, не простой это был человек! Пожалуй, только слепой мог бы принять его за обычного конкурсанта. Меня подвела собственная стеснительность, мешающая заглядывать в лица. Только сейчас, всмотревшись в смеющуюся физиономию "байкера", я поняла, что он вовсе не молод. Возле глаз едва намечалась тонкая сеть морщинок. Слишком глубоки были тени у переносицы, когда незнакомец смеялся... Даже улыбался он (белыми зубами из-под изящных усов) вовсе не так, как делают это обычные парни... А ведь, пожалуй, он мог быть старше Энрике! Спрашивается, что делать такому среди юнцов? Скорее всего, он послан, как наблюдатель, от организаторов Кон-курса...
Словом, это был шанс! С новой надеждой я заглянула в глаза своего спасителя и... отрицатель-но замотала головою! Слёзы снова хлынули в три ручья. Вокруг засмеялись ещё сильнее. С тоскою я вглядывалась в хохочущую физиономию "байкера" - и думала о том, какие странные бывают лица. Его, например, могло бы принадлежать посланнику Золотой Орды, прибывшему по вопросу изъятия дани. Но с равным успехом это могло быть лицо русского витязя, выехавшего в чисто поле на бой с тем самым татарином... Вот какая пёстрая смесь национальностей и культур отпечаталась в этом мужественном лице, в этом тёмном, блистающем взгляде...
- Ладно, несчастные! - тем временем, продолжал "байкер". - Пойдём, так и быть, вас утешу! Здесь, в "Сатурне", есть замечательные буфеты! Десять сортов одного только пива! Девчонки, пошли заедать горе пирожными! Так и быть, угощаю!
С радостным гиканьем народ двинулся по коридору. В самом деле, чего нам было терять?.. Правда, я вовсе не собиралась участвовать в их пирушке. На улице ждала Мама - не стоило заставлять её волноваться.
Однако уйти мне не дали.
- Э, нет, так не выйдет! - крикнул кто-то в самое ухо, едва я собралась развернуться. Это был голос того самого парня, что сидел рядом "байкером" в зале.- Разве мы можем тебя отпустить! Ты же теперь - наш символ! Как красное знамя! Пусть видят, кого обидели!
Затем они вдвоём с "байкером" просто взяли - и подняли меня на руки. Так и несли - на своих плечах... Что оставалось делать?! Отбиваться было бы глупо... С недовольною миной я дала про-нести себя по длинному коридору. Рассматривая собственное отражение в зеркальных панелях стены, думала о том, что парень с утиным носом был прав. "Знамя" у них, действительно, получилось красным...
***
Шумной гурьбой мы поднялись на соседний этаж. Правда, никакого кафе там не оказалось. Тот, кто обещал пирожные с пивом, неожиданно исчез, но прежде он вывел нас к светлой просторной аудитории. В три ряда стояли здесь "парты": широкие столы с удобными стульями. Все новенькие и нарядные... Да и вообще - каждая деталь "класса" производила впечатление чего-то современного, лёгкого и воздушного. Наверное, ощущение это рождалось из-за огромных окон во всю стену...
Вместо сцены здесь был невысокий подиум, на котором обычно стоит учительский стол. Впрочем, столов оказалось целых три штуки. Составленные в одну линию, они напоминали место для экзаменационных комиссий. За ними сидели двое - мужчина и женщина. Действительно, очень напоминает экзамен...
- Прие-ехали! - разочарованно протянул кто-то. - Готовьте личные дела - сейчас всем пропишут!
Впрочем, выбора не оставалось. "Жюри" приказало занять места, и мы покорно разбрелись по светлому "классу". Возникла непонятная пауза. Никто из нас, бывших конкурсантов, не решался спросить, в чём дело. От скуки я разглядывала людей из "комиссии". На табличке возле мужчины значилось имя известного советского писателя. Один из его романов когда-то был прочитан мною с восторгом. Взглянуть на фотографию автора в тот раз я не догадалась, однако оригинал, вне всяких сомнений, был перед нами... Писатель оказался человеком в годах, с довольно помятым лицом. Разочарованно я отметила в его чертах те же признаки "профилактики", что и у журналиста Серова. Степень алкоголизма, правда, была скромнее - так ведь и возраст значительно уступал...
Ни внешний вид, ни фамилия женщины ни о чём мне не говорили. Только потом я узнала, что удостоилась чести познакомиться с известною поэтессой. Помню, что больше всего меня поразила её манера накладывать на лицо грим. Несмотря на довольно преклонный возраст (а, возможно, и благодаря ему) косметику она использовала в невероятном количестве. Это делало её облик весьма забавным, но не отталкивающим, отнюдь... Поэтесса казалась весьма обаятельной дамой.
На столе стояла и третья табличка, с надписью "Томилин Вадим Глебович". Вначале место за ней пустовало, но вскоре товарищ Томилин явился. К моему удивлению, им оказался тот самый человек в прекрасном костюме, который ещё недавно окуривал нас своей трубкой. Правда, теперь он уже не курил, улыбался, и вообще, вёл себя запросто.
- Что я вам говорил! - обернулся он к скучающему "президиуму", - Как ни крути, всегда набирается половина! В любых обстоятельствах... При любом контингенте. Ну что, жертвы совести! - обратился он к нам; стёкла его красивых очков блеснули на солнце, - Можете считать, первый тур вы прошли!
На секунду все замерли - очевидно, соображая, можно ли верить своим ушам. Затем поднялся ужасный шум; все, как один, вскочили со стульев. Конкурсанты, плотным кольцом окружили Томилина. Разом загалдели, заговорили - словно каждый хотел сообщить ему что-то личное, очень важное.
Вадим Глебович снисходительно усмехнулся:
- А вы что думаете, дурашки?! - гудел его насмешливый голос, - Советская власть из ума вы-жила - "стукачей" за рубеж посылать?! Предающий товарища предаст и Родину! Вот вы - молодцы, уважаю! Каждому готов пожать руку!
- Было дело, мальчишкой работал я на заводе, - доверительно сообщил он нам, - Однажды подходит ко мне один тип и предлагает вот точно так же писать донос на товарища. Я размахнулся - и так ему врезал, что сломал нос! А теперь...
Томилин вытащил из кармана и поднял над головою характерные алые "корочки". На секунду окружение отшатнулось, рассыпалось в стороны... Правда, никто не вернулся на место: через секунду кольцо вновь сомкнулось.
- Таким образом, - продолжал Вадим Глебович, - осталось вас сорок восемь героев... Делегация состоит из десяти человек, плюс ещё двадцать в резерве... Шансы, как видите, увеличились. Однако... - он снова многозначительно блеснул очками, - имейте в виду, что об опасностях я вам не сказки рассказывал! Большая политика диктует свои условия. К Делегации будет приковано всеобщее внимание - безусловно, враждебное. Каждого из вас будут рассматривать буквально под микроскопом. Если понадобится, вынут наружу все недостатки! Но хуже всего придётся тому, кого решат использовать вражеские спецслужбы. Все, полагаю, наслушались страшных историй о том, как быстро теперь "программируют" человека? Поэтому, если вдруг ваш товарищ исчезнет - а затем вдруг появится, как ни в чём не бывало - настоятельно рекомендую обратить на это внимание. Жизненно важно вовремя предупредить об этом... Иначе рискуете привести в Отечество "зомбика", от которого можно ожидать любой пакости. Или отраву в компот подкинет, или устроит серьёзную заварушку... Чувствуете масштабы угрозы?
Мы хором заверили Томилина в том, что всё понимаем и чувствуем.
- В таком случае, позвольте ознакомить вас с перечнем некоторых опасных ситуаций и признаков... - Томилин извлёк из папки и пустил по рядам листки с убористым текстом. - Само собою, вы обязаны доложить о всех подозрительных случаях... В чём и следует расписаться. Ну, а если кому-нибудь даже ЭТОГО не позволяет совесть, - Томилин развёл руками, - Тогда извините: ни-чем не могу помочь! Пожалте на выход! Итак, с кем же мы расстаёмся?
Но на этот раз уходить никому не хотелось.
...Заполняя предложенные бумаги, я размышляла о том, что нас всё же "объехали на кривой кобыле". Ведь сейчас мы с готовностью давали согласие на то, от чего час назад отказались. Тем не менее, Совесть была спокойна. Может быть, она просто устала сопротивляться соблазнам? Или же проявила чисто женский характер, который "ни к чему невозможно принудить, но уговорить - на что хочешь!"
Шутки шутками, но в глубине души каждый понимал, что случилось. Эта перемена явственно ощущалось даже в коридоре, куда нас выставили для ожидания. Отныне каждый держался особняком. Прежнее "братство совести" развалилось. Теперь уж нам было, чего терять.
.
***
Ожидать своей очереди пришлось долго. Должно быть, кандидатуры и правда "разбирали по косточкам"... Солнце уже успело подняться в зенит, а затем очень медленно спуститься оттуда. Один за другим исчезали из рюкзака пирожки, собранные Мамой в дорогу.
Вызывали меня отчего-то одной из последних.
Стоило приоткрыть дверь, как в глаза брызнул сноп ярких закатных лучей. Громадные окна аудитории выходили на запад, и оттого здесь свободно гулял оранжевый предвечерний огонь. Где-то жужжала и билась в стекло одинокая муха.
Жюри находилось в состоянии, близком к изнеможению.
Писатель откинулся на своём стуле так, что казалось, вот-вот с него упадёт. Томилин, наоборот, облокотился на стол. Поэтесса, прикрывшись бумагой, жевала бутерброд. Случайно поймав мой взгляд, она поперхнулась и долго кашляла.
- Сметанина... ох... - женщина со свистом вздохнула, - "Маленькая девочка со взглядом волчицы...." У вас в роду случайно колдуний не было?
- Не знаю, не знаю... - Писатель устало потёр глаза, - Встретил тут давеча её маму...
Сердце моё ушло в пятки. Как оказалось, не зря.
- Так вот, передайте маме, - строго продолжила Поэтесса, - что в Финал вы не прошли, в Делегации мы вас не видим... Не смею задерживать!
Не успев подойти, я развернулась на месте - и тем же автоматическим шагом отправилась к двери.
- Кстати, если хотите, - послышались слова Поэтессы, - можете оставить координаты того, кто писал за вас повесть! Интересно было бы пообщаться.
Я запнулась ногою за ногу и едва не упала. Сжалившись, Поэтесса снизошла до объяснений.
- Смотрим ваши школьные сочинения! - голос женщины дрогнул, словно бы от обиды: - Царство простых предложений! Темы на уровне "Как я провёл лето", со сквозною идеей: "Отвяжитесь, я спать хочу!". Никуда не годится! Теперь сравним с тем, что мы читаем у вас.
Она откашлялась и с выражением начала:
- "Чёрный состав плевался из-под колёс клочками взмутнённой тьмы. Пассажиры жадно всматривались вперёд - в пустоту и великий холод. Однако каждый из тех, кто прижимался лбом к гудящим оконным стеклам, доподлинно знал: лучше уж эта тьма, чем свет, озарявший последние станции. И лучше пронзительный холод - чем жар, ожидавший в конце пути"... Каково завернули! Вот вам и "Как я провёл своё лето"! Так что бросьте морочить нам голову. Или раскройте вашего автора - или можете убираться!
Вот тебе раз! Обвинения были до того чудовищны, что я застыла, как вкопанная. Попробуй тут оправдаться, если не знаешь, с чего начать... Пожалуй, спасти может только чистая правда!
- Конечно, я не писатель, - собственный голос показался чужим и слабым, - и даже никогда не мечтала им стать. В Конкурс попала совсем по другой причине. Потому что... видите ли... я смертельно люблю Алекса Андрова!
Щёки мои пылали, но откровенность дала плоды. Мужская часть небольшого жюри заметно приободрилась. На их утомлённых лицах вновь заиграл угаснувший было интерес к работе.
- Я так понимаю, - Поэтесса поджала губы, - ради своей огромной любви вы решили сразу создать "нетленку"?
- Вся моя повесть - лишь отражение. - скромно призналась я, - Не знаю, поймёте ли вы меня, но в этой повести всё - Алекс Андров. По другому я просто не смогла бы писать... Вот главный герой, к примеру, - я облизнула пересохшие губы, - это не кто иной, как Оливер Сноу. Помните - один из героев романа "Бегство в тюрьму"? Роль его по сюжету совсем небольшая, но я много думала об этом персонаже, и постепенно вокруг него нарисовалась собственная история... Если вчитаться в повесть, его узнать можно. Или вот - образ экспресса, бегущего в Вечность... Точно такой же был изображён на обложке аудиокниги стихов Андрова. Пассажиры - тоже образы. Помните поэму "Воля"?
...И мелочатся, и бранятся,
Верша великие дела,
Добро их соткано из зла...
- "...В свободе чудится тюрьма!" - закончила за меня Поэтесса, - Постойте, я, кажется, догадалась! В вашей повести цветовая гамма - это алое, чёрное, серое... Отголосок "Сонетов" Андрова, верно? Названия трёх частей...
Поэтесса неожиданно повернулась к Писателю:
- Каков ребус для будущего литературоведения, не находите?
- Чёрт его знает! - писатель желчно зашелестел клавиатурой ноутбука, - Шестнадцать лет... Гормональная буря... Сегодня она влюблена в этого Андрова, завтра - нет, а что мы будем иметь в итоге? Почитать бы другие вещи...
Писатель уставился мне в глаза - с такой страстью, будто надеялся выудить из их глубины призраки будущих произведений...
- Но у меня же не только повесть! - заволновалась я, - Там, в конце, ещё есть стихи!
- Стихи - дерьмо! - громыхнул сердито писатель.
...Пожалуйста! Ну, и не надо...
Но Поэтесса, по счастью, не собиралась сдаваться без боя. Она повернулась к Томилину:
- Что скажете, Вадим Глебович? Вот если бы лично к вам явилась подобная нимфа с накрашенными глазёнками и пропела: - Поэтесса забавно прижала к груди сцеплённые пальцы рук: - "Ах, Вадим Глебович, я Вас так люблю, так люблю - и буду любить до смерти! Наизусть разучила Ваши стихотворные сборники, скрутила из них "венок сонетов" - и теперь торжественно дарю его Вам с осколками своего разбитого сердца!". Только не ври, что устоял бы!
Поэтесса сдвинула в точку карминно-красные губы. Её ресницы забавно захлопали под неимоверным количеством туши.
Однако товарищ Томилин оставался нем - похоже, он вовсе не слышал вопроса. Его глаза изучали меня сквозь причудливую оправу очков.
- Я всегда говорил, - начал он, поднимаясь с места, - что мы недооцениваем важнейшие вещи! К примеру, желая воздействовать на человека, дёргаем за одни и те же чувствительные для него нити. Эрос, деньги, разнообразные страхи... Список весьма ограничен. Однако не в том состоит главная слабость любого. Есть другой рычаг, куда более мощный. Я имею в виду непреодолимое и бессознательное тяготение к собственной уникальной персоне! Перед вами - типичный тому пример. Девочка присылает на Конкурс свой ненаучно-мистический опус... Не хороший, и не плохой - в любом случае, над ним ещё нужно работать. И что мы видим? Штейнер немедленно его выбирает! С такой готовностью, словно всю жизнь мечтал покататься на адском экспрессе... Думаете, он остановился на лучшем? Господи, упаси - нет! Он выбрал не повесть, не эту девочку - то есть себя самого! Покорился власти, которой не может сопротивляться... И даже больше того! Попадись ему на глаза эта девочка - помяните мои слова: он возьмёт её в свою поганую Англию! Сам не поймёт, отчего, но иначе не сможет! И даже не из-за внешнего сходства. (Заметили: они похожи, как сводные брат и сестра, несмотря на её славянскую внешность!) Хотя! - Томилин предостерегающе поднял палец, - Внешнее сходство сбрасывать со счетов нельзя. Это - важнейшее обстоятельство, требующее особого разговора. Однако речь не о нём. Речь об её внутреннем облике, отражающемся в лице. В её чертах горят золотым огнём все десять пунктов Пионерской присяги, плюс правила устава ВЛКСМ, в который она, конечно же, вступит! Все эти понятия о чести и долге - ну, сами читали в её странной повести... Какой бы мистической та не была, в ней отразились вполне конкретные вещи. Они позволяют сказать о том, что эта девочка - и есть Алекс Андров. Может быть, образца десятилетней давности, но это не важно! Тот же дух советского школьника, увезённого родителями за границу из волжского городка Саратова...
Томилин прошёлся по низкой "сцене".
- Что ж, вариант! - наконец, признал он, - Нужно сказать, весьма перспективный.
Писатель, как бы пробудившись от сна, поднял на меня взгляд. Тяжёлый, налившейся кровью, он показался мне страшен:
- Ну! - требовательно грохнул он хриплым басом: - Поняли, ЧТО здесь происходит?! Пони-маете, ЧЕГО они захотят от вас?! Бегите отсюда, девочка, пока не поздно!
- Бросьте! - резко прикрикнул Томилин: - Кого намерены испугать?! Барышню, которая явилась сюда в костюме "солдата удачи"? Заметили эти брюки, эти высокие, с рифлёной подошвой ботинки? А что вы скажете насчёт "удавки", на шее? Которую она припасла, уверяю, не для себя!
Выпад Томилина удивил меня несказанно. Вот уж чего не ожидала услышать о собственной скромной одежде! Всего лишь брюки, футболка, спортивный жилет с накладными карманами... Разве это костюм "солдата удачи"? Может быть, его смутили мои ботинки? Они были обычною данью моде. Попробуй, надень другие, если с утра прошёл ливень! Насчёт "удавки" - тут вообще разговор особый. Хорошо, что Мама не слышала, как отозвались о её шарфике...
- Спортивная осанки, военная выправка. - продолжил Томилин, - Полагаю, спортивный факультатив и углублённое изучение ГО... - он задумался, - Значит, не обошлось без Ведущих... - и вдруг рявкнул, как на плацу: - Звание, товарищ боец!!!
- Сержант Всесоюзной организации Ведущих, в запасе! - привычно отбарабанила я, вытянувшись по стойке "смирно".
- Видали?! - Вадим Глебович ослабил ворот рубашки, - Это вам не какая-нибудь кисейная барышня. Готовый характер, с которым можно - и даже нужно работать! Да вот, не угодно ли...
Вадим Глебович замахнулся. Что-то мелькнуло в воздухе, приближаясь... Шлёп! Инстинктивно я заслонилась рукою. Ладонь поймала предмет, запущенный с такой силой, что от удара растёкся всмятку. Через секунду я с изумлением разглядела в руке остатки спелого персика. Томилин выхватил его из корзины с фруктами, стоявшей перед жюри.
Вадим Глебович отвернулся, со страстью доказывая что-то Писателю и Поэтессе. Однако я не могла услышать ни звука этой беседы. Словно студёный сквозняк прошёл за спиною. Холод за-ставил вздрогнуть, пробрал до самого сердца, да так и остался в груди неистовой злостью. "Мерзавец! - сжав зубы, подумала я, - Считаешь меня за вещь?!"
Сзади снова прошелестело. Пожалуй, именно так еле слышно шагал когда-то Энрике. Я вдруг представила его удивительно ясно. Он стоял где-то здесь, совсем рядом, но вокруг расплывалась серая пустота. Руки Энрике сердито упёр в бока. Внезапно я поняла, что смотрю на него новым взглядом - взглядом взрослого человека. Теперь сержант не казался мне великаном. Я повзрослела и вытянулась, став ему ростом по плечи... Но с прежней детскою нежностью и тоскою узнавала забытые черты. Морщинку - от носа к уголкам губ Энрике. Упрямый, блестящий взгляд, разворот головы... Определённо, сержант был зол, он ощущал опасность!
Энрике выпрямился - я сделала то же самое. Как бы невзначай, легко подкинула раздавленный фрукт на ладони. Затем ещё и ещё - а после занесла для броска руку.
Вадим Глебович замер на полуслове. Взгляд его потрясённо скользнул с персика на моей ладони на собственный великолепный пиджак. Очки в дорогой оправе недобро блеснули, а губы нервически дёрнулись. На секунду мне показалось, что Томили увидел вдруг нас обоих - меня и Энрике.
Я улыбнулась - и демонстративно сложила персик к ногам.
- Видала, что делается, Агата Ивановна? - Томилин, как коршун, склонился над Поэтессой, - Отдайте мне эту девчонку! Слышите? Она мне нужна!
- Но, голубчик! - Поэтесса растерянно заморгала: - Тут уже ничего нельзя сделать! Ты же прекрасно знаешь - концерт начался. Победители выбраны! Всё это, - она кивнула на "класс", - значения не имеет!
- Посмотрим ещё! - буркнул Томилин и сделал мне знак рукой: - Пошли!
Вслед за ним я выскочила из зала. Тут же почувствовала, как навалилась усталость. От волнения пересохло горло и ноги казались ватными, будто чужие. Я спотыкалась на ровном месте. Томилин, проницательно сверкнув на меня очками, направился к автоматам с водою. Бутылочки здесь выдавали бесплатно, стоило нажать кнопку. Вадим Глебович вытащил две "Волжанки"; од-ну отдал мне, из другой же напился сам.
- Знаешь, сколько здесь ПОДЛИННЫХ финалистов? - спросил он, закупоривая бутылку, - В лучшем случае, человек десять из ста! Остальные - золоченая молодёжь, дети номенклатуры! И ведь ничего не поделать! Кого могли - тех давно уже выперли из Финала! А эти... все, как один, начинающие писатели! Свой стиль, первые публикации... Поди разберись - что тут они написали, а что - нанятые помошники! Я выпросил для себя десять нормальных детей - и что же?! Пролезла вместо тебя какая-то гнида!
Мы уходили всё дальше по коридору. Здесь было значительно многолюднее. У лифта мы по-встречали того самого бритоголового "байкера". Он выступал тяжеловесной походкой атлета.
При виде нас улыбка с его лица испарилась:
- Слыхал о твоей авантюре! - "байкер" в притворном ужасе округлил глаза, - Глебыч, побойся Бога!
Томилин с видом римского патриция поднял руку:
- Ученик да превзойдёт своего учителя!
Через секунду наши пути разошлись. Томилин остановился и выразительно кивнул в сторону уходящего "байкера":
- Запомни - наш главный враг!
Мысленно я пожала плечами: ну, нет! Человек в байкерской куртке - какими бы ни были его счёты с Томилиным - слишком напоминал одного знакомого мне сержанта...
Мы поднялись на несколько этажей в переполненном лифте (много света, прозрачные стены, невероятная панорама Москвы). Бесшумные дверцы открылись и выпустили к площадке, запруженной массой народа. В броуновском движении сновали здесь колоритные персонажи. Всюду чувствовалась напряжённая жизнь кулис. По коридорам везли длинные вешалки, заполненные театральными костюмами. Всюду сновали юркие люди с микрофончиками у рта. Они руководили перемещением красочных декораций, осветительных установок и аппаратуры.
Похоже, в главном зале "Сатура" и вправду начинался большой концерт. Вот-вот должны были объявить финалистов Международного конкурса... Разумеется, мы ничего не знали об этом - иначе какой было смысл проходить испытания? Второй тур оказался обыкновенною ширмой, за которой скрывалась неприглядная правда...
Из кулис Вадим Глебович пробовал дозвониться кому-то по телефону. После нескольких без-успешны попыток Томилин приказал дожидаться его за сценой, а сам скрылся.
Я оказалась в каком-то маленьком закутке, возле нагромождения декораций. Здесь было пусто - народ большей частью толпился в другой стороне кулис. Там гремели большие яркие мониторы. Они передавали всё то, что происходило на сцене. Со своего места я не могла наблюдать трансляцию, однако громкие звуки её проникали повсюду. Из анонса было известно, как именно должен пройти финал. Вначале состоится Концерт из десятка-другого торжественных номеров. Затем на-ступит черёд приветственной речи, в конце которой объявят основной состав Делегации.
Значит, где-то там, среди зрителей, должен сидеть Алекс Андров! От одной этой мысли я при-ободрилась - и бросилась к ближайшему монитору. Правду сказать, даже в окружавшей его толпе было, на что посмотреть. Мелькали с детства знакомые лица... Никогда ещё я не видела столько знаменитостей сразу. И это здесь, за кулисами! Что говорить о зале, где добрую половину мест занимали почётные приглашённые!
Андров сидел на виду у всех, в самом первом ряду. Об этом шептались многие. Те, кто стоял вокруг, прекрасно видели Алекса. Однако - странное дело - со мною он будто в прятки играл. В нужный момент непременно происходило что-то, мешающее разглядеть его на экране. Меня оттесняли прочь, чья-нибудь голова заслоняла "картинку"... Однажды погас монитор, его долго чинили... Правда, возле второго экрана мне тоже не повезло. Едва лишь я задрала голову в надежде увидеть зал, как что-то пребольно хлопнуло меня по макушке! Оказалось, это рабочие сцены выронили один из канатов поддержки занавеса. По мне тот прошёлся вскользь: не ранил, но дал хорошего тумака. Потирая затылок, я решила впредь быть умнее. Мне ли не знать силу никогда больше! В другой раз Судьба может и разозлиться. Швырнёт уже не канат, но железную балку... Или, чего доброго, сорвёт злость на Андрове!
Значит, нужно взять себя в руки и сделать то, ради чего я прошла на Конкурс.
Для начала, я возвратилась в тот закуток, где оставил меня Томилин. Вадим Глебович ещё не вернулся - вот и прекрасно! Оставшись одна, расстегнула карман своего рюкзачка. Внутри лежал небольшой листок со схемами Преобразования. Несколько графиков, больше похожих на причудливые кристаллы снежинок... На "острие" у каждой символами были обозначены события, соответствующие закономерностям смены информационных фрагментов. События на противоположных "иглах" "снежинки" являлись теми самыми, которые ни при каких обстоятельствах не могли соединиться во времени и пространстве.
На другой стороне листка имелось подробное описание плана. Дома "технические подробности" этого процесса заняли у меня не менее половины большой тетради. Однако здесь, на листке, я обозначила только главные выводы. Довольно простые, хотя для кого-то парадоксальные.
Структура моей Судьбы не позволяла одновременно воспринимать информацию о некоторых довольно простых вещах. К примеру, напряжённый поиск с выраженной эмоцией удивления никогда бы не смог сочетаться с "экстремальными" визуальными данными, получаемыми одновременно с позитивными кинестетическими ощущениями. Лучше всего последний эффект достигался, если катать в ладонях что-нибудь гладкое, приятное на ощупь...
Для совершения Смены Судьбы у меня были припрятаны всякие необходимые мелочи. Пригоршня стеклянных бусин ("напряжённый поиск", "позитивные кинестетические ощущения"); зажигалка, коробок спичек ("экстремальная визуальная информация", "выраженная эмоция удивления"). Шарики нужно было рассыпать, а спички - поджечь.
С первой частью задачи я справилась быстро. Стеклянные бусины раскатились по полу, огонь опасно приблизился к горстке спичек... И что? Ничего не вышло! Судьба и Мировой Порядок так запросто не сдавались. Зажигалка отказывалась работать, шарики терялись в щелях декораций. Даже спички напрасно чиркали по коробке: они дымились, но не давали огня. Множество раз отбрасывала я поломанные, исковерканные головки. Снова и снова рассыпала - и пыталась собрать стеклянные гладкие вишни...
- Напрасно портите декорации! - послышался вдруг незнакомый голос, - Если вам так уж надобно что-нибудь подпалить - сделайте это в театре "Модерн", что возле метро "Победа". Ответственно заявляю - жгите к чёртям! История вам за это спасибо скажет!
Я обернулась. Вздрогнула, отступила... Сердце как будто остановилось в груди. Немудрено: ведь я увидела человека, которого мечтала, но никогда не надеялась встретить. Это был подлинный Мастер, Писатель. В Союзе его знал каждый. Романы Мастера хвалили, бранили, но и друзья, и враги, читали их с восхищением. Вот ЕГО книги я "проглотила" все до единой. Вовсе не потому, что на чтение оставалось время (его как раз-таки не хватало). Но - что тут поделать? Не читать ЕГО повести и романы было выше человеческих сил! В каждой книге сияла Слава русской Литературы и Слова... Правду сказать, перед ними обращались в прах не только произведения Писателя из жюри, но даже Андров казался мальчишкой, сочиняющим анекдоты...
Как и следовало ожидать, одет был Мастер до крайности просто. Его серый костюм и в подмётки не годился тому, что носил Томилин. С особым трепетом и смущением я взглянула ему в лицо - и невольно отметила, что оно значительно уступает Его же портретам в учебниках литературы. Очень даже возможно, что Мастер не был красавцем. Однако чудный глубокий взгляд преображал простые черты... По мне - так смотреться в эти глаза можно было бы бесконечно.
- П-простите! - пробормотала я и опустилась перед Мастером на колени. Не хватало ещё, что-бы он поскользнулся на каком-нибудь из стеклянных шариков...
Зажатая в пальцах спичка мешала. С досадой я выкинула её в ближайшую урну. Фр-р! Та пронзительно вспыхнула. Блеснули алые языки пламени, повалил чёрный дым. Оглянувшись, я поняла, что ошиблась. Не было здесь никакой чёрной урны. Вместо неё стояла тумба, обитая тёмным плюшем. Она вспыхнула с такой силой, словно была пропитана керосином... Быть может, Вселенная устала бороться с моим упрямством?
Никак иначе нельзя было бы объяснить невероятную силу пламени. С тумбы оно перекинулось на большой кусок декораций. Тут же сработала пожарная сигнализация, завыла сирена; откуда-то сверху брызнули холодные струи воды. Тропическим ливнем они забарабанили всюду... Но, как ни странно, огонь не желал подчиняться. С каждой секундой он разгорался сильнее.
Несмотря на собственный ужас и недоумение, я попыталась уловить систему информационных потоков. И тут с удивлением поняла, что план мой удался. Не зря готовился судьбонос и онегинская строфа! Представьте: несоединимое совместилось! Всё оказалось на месте: "экстрим", удивление, поиск... Самой бы мне никогда не добиться такого!
Я даже глаза закрыла от страха. Выходит, свершилось то, чего быть не могло... Передо мною открылся новый мир, невозможный прежде. Что ж теперь будет?!