Аннотация: Рассказ на тему мягкая машина - алкоголь, наркотики, проституция.
Проходя между тремя часами пополудни и часом после полуночи по улице Можайской, 35, в Петербурге, не забудьте вздёрнуть голову вверх, глянув на тот самый балкончик, где я летом двадцать третьего лениво надирался сидром. Зачем мне нужен был сидр, возможно, спросите вы, и я отвечу: всё просто, пиво я не люблю, а водка к тому времени уже осточертела.
Впрочем, её и не было, этой водки, закончилась. Как и многое закончилось в магазинах к маю того проклятого года. Хлеба не было, и не было круп, сахара, подсолнечного масла, яиц, мяса, молочки, конфет - ничего не было, кроме, пожалуй, консервов, унылой овсянки и каменных сухарей вперемешку с пластиком дешёвой минералки. Впрочем, и это неточно, потому что в магазин я тогда не выбирался. Не то, чтобы боялся ковида 4.0, просто не видел смысла выползать из дома.
От голода спасали регулярные поставки сухпайков: их доставляли по адресам оставшихся в городе армейские дроны. Я не просто остался в Питере, а расположился у Верки, с комфортом - целыми днями гамал в плойку, щёлкал семечки и разговаривал с богом. Верка к тому времени отправилась в целлофановом гробу на кладбище для ковиднутых - где-то там их всех складировали за КАДом и сжигали, день за днём, и по ночам тоже. Процесс шёл безостановочно, точно знаю, поскольку и так раскалённые от летнего жара улицы таяли в мягкой дымке гари.
Сидр с привкусом крематория, вот фирменный коктейль, который вам точно понравится, попробуйте. Я его полюбил, до сладкой тошноты, иногда пробивавшей меня в сумерках белоночи.
Клянусь, в тот момент я уже забыл обо всех этих дурацких, бессмысленных вечных вопросах вроде: что за пиздец? за что? почему именно так? когда это всё кончится? К чему сотрясать воздух, если с ним можно поговорить о более интересных вещах. Например, знаете ли вы, что бог любит покер? Он сам мне сказал, даже признался, что иногда поддаётся - иначе бы повис Иисус бестолковой грушей на кресте? Флеш-рояль, впрочем, выпал ему только дважды: в самом начале, когда беременная точка разродилась кошмаром, и недавно, когда какой-то китаёза жахнул на обед летучую мышь.
Мы, на самом деле, многое с ним обсудили тогда. Пялясь с пятого этажа в проломы (направо и налево) осточертевшей улицы, я отсчитывал количество редких прохожих, укутанных в саваны спец-костюмов. Без костюмов внизу нельзя: приказ губернатора чётко обосновывал расстрел нарушающих режим санитарной самозащиты людей, и нудно жужжащие полицейские дроны плевались автоматными очередями без предупреждения.
Меня-то, конечно, не трогали: я ж наверху сидел, почти в одиночестве, а значит - ни малейшего риска контакта хоть с кем-нибудь. Бог посмеивался, подначивал обоссать какую-нибудь из этих уродливых железяк, которые иногда застывали в подрагивающей дремоте под самым балконом, но я не рисковал, проблемы с законом мне не нужны, законопослушный я гражданин.
Но однажды он всё-таки подбил меня на хулиганство. Надравшись сидром под самую завязку, я, понукаемый бодро божественным голосом, вполз по водосточной трубе на ободранную крышу. И сидел там, накуриваясь гашем, до той секунды, как озолотившей собой бесконечно звёздное небо месяц не улыбнулся мне.
Улыбнулся и спросил:
- А не хочешь ли ты, дорогой друг, освободиться от пут?
Я улыбнулся в ответ и сказал:
- Хочу.
Месяц кротко вздохнул:
- Тогда лети, Фёдор, лети.
И тут же меня под руки подхватили два лёгких ангела.
Потом я парил, всё выше, выше, оставляя позади смрад нечистого города, с навеки привязанным к нему судьбой богом, который эту партию в покер мне почему-то продул.