Аннотация: СЕ, ДЕВА ВО ЧРЕВЕ ПРИИМЕТ И РОДИТ СЫНА... (Матфей 1:23).
Последуем за рассказом Матфея, который обращается за поддержкой к иудейскому пророку, якобы предсказавшему рождение ребенка непорочной девой. Имени пророка Матфей не указывает, да и цитату, как выясняется, приводит не корректно, с ошибкой. 'А все сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил, что значит: с нами Бог' (Матфей 1:22-23).
Первое, что обращает на себя внимание слово 'дева'. А кто еще? Не мужчина же!!! Но оказывается на этом слове 'дева' и построен весь догмат.
И второе, имя 'Еммануил'. Почему евангелист выбрал цитату о младенце с именем Еммануил, в то время как ребенка, о котором он рассказывает, назвали Иегошуа?
Но давайте разбираться по порядку. Прежде всего, выясним, словами какого пророка воспользовался Матфей? Тут все просто. В многочисленной исследовательской литературе разногласий по этому поводу нет -- евангелист ссылается на пророчество Исайи. Обратимся к первоисточнику и в дословном переводе с иврита получим следующее: 'За то Господь Сам даст вам знамение: вот эта молодая женщина забеременеет и родит сына, и наречет ему имя Еммануил' (Исайя 7: 14).
Не знаю как вы, я про непорочное зачатие ничего не увидела. Теперь уточним, какое слово на иврите употребил пророк, перевод которого стал основой догмата, ввергшего человечество на многие века в пучину невежества?
В книге Исайи использовано слово 'альмá' (עַלְמָה), что означает 'молодая женщина' или в простонародном варианте 'молодуха'. Как ни крути, ни верти, но все однозначно, никакого подтекста нет. Давайте рассмотрим ситуацию с другой стороны и проверим, как это же понятие обозначено в Евангелии от Матфея. В нем употреблено греческое слово, соответствующее еврейскому 'б'тулá' (בְּתוּלָה), что означает 'дева, девственница'. Откуда же автор взял его, неужели придумал? Оказывается, нет. Именно это слово использовано в Септуагинте. Помните, мы говорили о крайней важности перевода?!
Вывод однозначный, евангелист процитировал Писание не с оригинала, а в том виде, в котором оно ему было доступно, то есть Септуагинту. Выяснение подобных нюансов позволяет исследователям с уверенностью говорить, что автор этого Евангелия не знал ивритского оригинала Писаний. Следовательно, он - не ученик Иисуса Матфей и не очевидец событий.
Но может быть, мы пошли по слишком упрощенному пути, и дело не в тонкостях перевода, а в сути предсказаний пророка, что и постарались отразить переводчики Септуагинты, употребив данное слово?
Тогда следует уточнить, к чему относилось пророчество Исайи. В Библии, в Книге царств, существует рассказ о том, что пророк Исайя советует иудейскому царю Ахазу не бояться выступивших против него соединенных армий Израильского и Сирийского царств, и ни в коем случае не обращаться за помощью к Ассирии. Потому что вскоре он сможет победить врагов собственными силами, о чем ему будет дан знак свыше.
Вы знаете, о чем идет речь? Тогда запаситесь терпением, чтобы вникнуть в следующую историческую справку. В 734 году до нашей эры ассирийский царь Тиглатпаласар предпринял поход на юг Сирии и на Филистию и дошел до египетской границы. Цари Дамаска и Израиля пытались возобновить антиассирийскую коалицию, в которую вступил царствовавший в Иудее Ахаз. Но затем Ахаз изменил свое решение и отказался от противостояния с Ассирией, откупившись от Тиглатпаласара серебром и золотом. Это привело к конфликту, в результате которого Рецин, царь Дамаска, и Пеках, царь Израиля, осадили Иерусалим с целью наказать предателя и свергнуть ненавистную им династию Давида. 'Пойдем на Иудею и возмутим ее, и овладеем ею и поставим в ней царем сына Тавеилова' (Исайя 7:6).
Падение города было столь реально, что Ахаз в отчаянии обратился за помощью к давнему врагу Иудеи царю Ассирии. Этот крайне непопулярный политический шаг иудейского царя наткнулся на сопротивление самых широких народных масс, в том числе и иудейской знати. Выразителем оппозиционных кругов выступил Исайя, которого многие исследователи Библии относят к числу иудейской аристократии, приближенной к царскому двору.
Давайте прочитаем пророчество снова, немного расширив цитату, чтобы еще раз выяснить, не пропустил ли евангелист и мы вместе с ним какой-нибудь дополнительный нюанс. 'Господь Сам даст вам знамение: вот эта молодая женщина забеременеет и родит сына, и наречет ему имя Иману Эйл. Даже прежде чем отрок сумеет ненавидеть злое и избирать доброе, покинута будет та земля двух царей, которых ты боишься. Держите совет, но он расстроится; изрекайте решение, но оно не осуществится, ибо с нами Бог' (Исайя 7:14-18).
Иными словами, пророк предвидит, прежде чем родившийся ребенок достигнет такого возраста, чтобы проявить самые простые суждения о добре и зле, нападающие на Иудею цари будут побеждены.
Осталось разобраться с именем 'Еммануил', которое пророк называет с такой твердостью. В переводе с иврита оно означает 'с нами Бог'.
И тут все становится на свои места! Суть пророчества не в зачатии, а в рождении мальчика, имя которого станет знаком будущего падения врагов Иерусалима. 'Ибо с нами Бог!', что на иврите звучит 'им ану эль'. Вот оно, знаковое имя младенца!
Выходит, евангелист просто выдернул из пророчества цитату, да еще и не корректно переведенную, сместив, тем самым, акценты. Понятно, что переводчику Септуагинты было все равно, какое использовать слово, 'молодая женщина' или 'девица' -- смысл пророчества от этого не меняется.
И все же, о каком ребенке идет речь? Что за женщина должна его родить? Пророк говорит о ней так, как будто она знакома царю. На этом основании некоторые исследователи полагают, что Исайя предрек рождение сына самого Ахаза - Хизкиягу, на русский манер Иезекии, который в дальнейшем станет одним из трех великих иудейских царей, авторов монотеизма. Имя Хизкиягу не менее символично имени Иммануил, оно означает 'Яхве - моя сила'.
Но дело в том, что в Библии имеются хронологические ориентиры, по которым можно вычислить, что на момент вторжения в Иудею коалиции Сирийского и Израильского царств Иезекии было 10 лет.
Мы забыли о самом Исайе, которому в ту пору было около тридцати лет, и он уже имел сына, с которым пришел на встречу с царем: 'И сказал Господь Исаии: выйди ты и сын твой Шеар-ясув навстречу Ахазу' (Исайя 7:3). Разговор был трудным. Исайя убеждал царя не обращаться к Ассирии, а рассчитывать на собственные силы. Однако, Ахаз уже потерпел поражение от Израильского царя, к тому же не нашлось у него сил для отражения нападений филистимлян и идумеев, поэтому не испытывал никакой уверенности, что удастся отстоять Иерусалим. Да и отказ от ассирийской помощи Тиглатпаласар мог расценить, как знак враждебности. Восток, как известно, дело тонкое. 'И сказал Ахаз: не буду просить и не буду искушать Господа' (Исайя 7:12), видимо, не считая длительное ожидание, как минимум 2-3 года, для себя безопасным.
Но закрывать книгу Исайи еще рано -- пророчество относительно рождения ребенка на этом не заканчивается. Получив отказ Ахаза подчиниться воле Яхве, пророк продолжает рассказ о своем диалоге с Богом: 'И сказал мне Господь: возьми себе большой свиток и начертай на нем человеческим письмом: Магер-шелал-хаш-баз' (Исайя 8:1).
Это - не мудреное восточное магическое заклинание, а имя, которое Бог велит Исайе дать своему будущему сыну вместо имени "им анну эль", и означает оно 'Быстрая добыча'. Чья добыча? Конечно, ассирийская, полученная в результате скорого разгрома Израиля и Сирии, 'ибо прежде нежели дитя будет уметь выговорить: отец мой, мать моя, - богатства Дамаска и добычи Самарийские понесут перед царем Ассирийским' (Исайя 8:4).
Оказывается, пророк, указывая на знамение в виде рождения младенца, говорит о своем собственном сыне. Рождение мальчика, а не девочки, будет знаком того, что Иудея уцелеет, но имя его будет символом наказания, а не заступничества Бога.
К сожалению, все так и получилось. Мальчик благополучно родился и был назван не Иммануил, а Магер-шелал-хаш-баз. Тиглатпаласар полностью уничтожил Сирийское царство, и до минимума уменьшил размеры Израильского, сменив там правителя. Сама Иудея стала не только данницей Ассирии, но и начала поклоняться ее богам. Ахаз, и до этого отдававший предпочтение хананейским богам, ввел ассирийские культы, разграбив Иерусалимский Храм для подношения даров Тиглатпаласару.
На этом можно было бы закончить тему сомнительности пророчества Исайи 'о рождении Исуса Христа', если бы Библия не содержала информацию о матери младенца, так и не получившего имя Иммануил.
А дальше совсем интересно, ибо пророк Исайя сообщает: 'И я взял себе верных свидетелей: Урию священника и Захарию, сына Варахиина, и приступил я к пророчице, и она зачала и родила сына. И сказал мне Господь: нареки ему имя: Магер-шелал-хаш-баз' (Исайя 8:2-3). Возникает вопрос, что это за 'пророчица', родившая от Исайи ребенка? Например, А.Б. Волков считает, что это жена пророка: 'Известно, что он (Исайя) был человек семейный, -- имел жену и двух сынов, причем жена Исайи была пророчицей'. (А.Б. Волков 'Ветхозаветные пророки'). Прямо какой-то семейный подряд: муж - пророк, жена - пророчица. А для вступления в интимные отношения им необходимы свидетели.
На самом деле, все значительно сложнее. Скорее всего, пророчица - это жрица Астарты. И как это не покажется странным, но ярый приверженец Яхве, его могучий глашатай, использовал для пророчеств своеобразный материал - свое семя, а инструментом - женщин-жриц, посвятивших себя богине Астарте. Родившимся детям давал имена с глубоким смыслом, которые ему подсказывал Бог, о чем имеется его собственное свидетельство: 'Вот я и дети, которых дал мне Господь, как указания и предзнаменования в Израиле от Господа Саваофа, живущего на горе Сионе' (Исайя 8:18).
Говоря о пророческом движении, следует понимать, что в ту пору существовали не только пророки Яхве. Сама же Библия свидетельствует, что в те времена культ Яхве был у евреев одним из многих. И хотя яхвисты требовали подчинения только своему Богу, зачастую они прекрасно уживались с последователями других богов, ибо это - жизнь во всех ее сложных проявлениях и хитросплетениях.
Лучше всего получалось со жрицами Астарты - богини плодородия, любви и плодовитости, 'совокупляющей все твари'. В храмах ей посвященных ее приверженцы занимались ритуальной проституцией, принося выручку в храмовую кассу. Не нужно думать, что культ Астарты - это проявления похотливой испорченности. Скорее, наивное представление людей того времени о своих богах, чьи взаимоотношения они переносили на себя. В их понимании богиня-мать Астарта обеспечивала плодородие земли в состоянии оплодотворения, поэтому ее служительницы легко вступали в связь с мужчиной, считая, что этим обеспечивают хороший урожай.
Так как наличие хорошего урожая - главный залог выживания и благополучия, то культ Астарты был весьма популярен. Например, Библия рассказывает, что ему поддался царь Соломон: 'И стал Соломон служить Астарте, божеству Сидонскому' (3Царст 11:5), установив в отстроенном им Храме статую богине. Более того, женщины, служащие Астарте, жили при Храме даже до той поры, пока Иезекия не вынес всех идолов из Храма: 'домы блудилищные,.. были при храме Господнем, где женщины ткали одежды для Астарты' (4 Цар. 23:7).
В какой-то момент культы Яхве и хананейского бога Ваала были настолько популярны и равно сильны, что яхвисты считали Астарту женой Яхве, в то время как согласно древним языческим представлениям Астарта была женой Ваала.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что пророк-яхвист Исайя использовал для своих пророчеств интимную связь со жрицей Астарты. Другое дело, почему он предпочел такой способ? Ведь многие предсказатели судеб, его современники, использовали разные магические предметы, например, костяные кубики, или гадали на расположении внутренних органов жертвенных животных, как сегодня гадают на кофейной гуще, или разгадывали вещие сны.
И все же Исайя не был оригинален в своих действиях. В состав Библии входит книга другого пророка -- Хошеа (по-русски Осия), который по одним данным может считаться современником Исайи, по другим - его предшественником, но жителем соседнего Израильского царства. Он также был обеспокоен глубоким падением нравов своих соплеменников, и потому рассматривал ассирийскую угрозу, как расплату за идолопоклонство. Одним из элементов его пророческих деяний были имена детей, которыми они нарекались по велению Бога, потому как в эти имена вкладывался важный смысл и указание будущего. Ктати, Осия осмысленно взял себе в жены 'блудницу', то есть служительницу Астарты.
Возвращаясь к новозаветному рассказу Матфея, приходится констатировать, приведенная им цитата не имеет никакого, даже косвенного отношения к рождению Мессии. Более того, она лишена всякого смысла, как предсказание рождения Иисуса, так как родившийся младенец так и не получил имя Имануил (С нами Бог).
Но, что самое существенное, ее никак нельзя использовать для обоснования догмата о непорочном зачатии - текст Библии однозначно свидетельствует, ребенок был зачат от мужчины, самого Исайи, т. е. обычным естественным путем. Более того, Библия называет имена живых 'верных свидетелей' этого акта.
Мы можем лишь констатировать, что догмат о непорочном зачатии основан на плохом знании евангелистом Матфеем библейских текстов и невежестве всех последующих христиан, возведших его в абсолют. В который раз хочется напомнить слова самого Иисуса, звучащие жестким приговором людям, искажающим Закон, не зависимо от побудивших к этому причин: 'кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется' (Матфей 5:19).
'Малейший' на то и малейший, что у него отсутствуют этические нормы и сила духа признаться в своей неправоте, за то кипит энергия 'негодования', которой он сопровождает свои сомнительные 'обличения', направленные против оппонента, уличившего его в недобросовестности. Такими оппонентами для христиан изначально были евреи, хорошо знакомые со своими священными писаниями, в силу чего они никак не могли согласиться с грубой подтасовкой библейских цитат, и уж тем более с тем, что "чудесное рождение Иисуса" якобы было предсказано величайшим пророком Исайей.
Христиане отдали предпочтение слепой вере взамен истины. Зашоренные своими догмами, они, по понятной только им логике, искали у иудейских пророков яхвистов-монотеистов любое подтверждение своих представлений о том, что Иисус является долгожданным Мессией, а затем и языческих верований в Иисуса -бога.
Фактически евангельские сюжеты о непорочном зачатии - откровенная подгонка концепции о рождении Мессии-богочеловека под конкретную личность Иисуса. Следует сказать, что доктрина божественного происхождения Иисуса получила признание у христиан только в конце II века, когда их большая часть прочно оторвалась от исторической правды. Как раз в то время тексты Евангелий подверглись беспощадной редакции. Больше всего досталось сюжетам, повествующим о рождении младенца, где в полной мере проявилась языческая сущность новых приверженцев, которая с принятием веры в Христа никуда не исчезла, а трансформировалась в наивные, но, как показала жизнь, совсем не безобидные сказки об ангелах и 'святом духе', явивших миру через непорочное зачатие Мессию в семье еврейского ПРАВЕДНИКА.
Не случайно Матфей дает Иосифу эту характеристику -- в неправедной семье Мессия не мог появиться. К сожалению, сами евангелисты, а вслед за ними все последующие редакторы-компиляторы, напрочь забыли, что праведник Иосиф должен досконально выполнять все предписания Торы. И уж тем более сам мессия должен отличаться этим качеством. Иначе, какой же он мессия?
Не последнюю роль в искажении многих еврейских понятий сыграл Павел. В частности в "Послании к Галатам" самопровозглашенный апостол приводит своим последователям слова пророка Аввакума в попытке оправдать разработанную им концепцию о приоритете веры над исполнением Закона: "Праведник верой своей жив будет" (Аввакум 2:4).
Люди языческого мира, мало смыслящие в иудаизме, с энтузиазмом восприняли выдернутую из Библии цитату, так и не поняв ее смысла, в то время как пророк-яхвист Аввакук под 'праведником' имел в виду человека, соблюдающего Тору-Закон и живущего в соответствии с Божественными заповедями. Исполнение Закона было сложно во все времена, но пророк убежден, что вера в Закон, данный Богом Яхве, дает внутреннюю силу для праведной жизни, а потому только ею жив исполняющий Божественные предписания. Вера здесь выступает как источник праведных дел, а отнюдь не как их суррогатный заменитель.
Больше того, в еврейской традиции этим словам пророка придавалось огромное значение. В Талмуде (трактат Макот 24а) говорится, что высказывание Аввкука можно считать краткой формулировкой всего иудаизма. Не зря инквизиция так боялась Талмуда, чтение которого позволяло думающим христианам задавать неудобные вопросы. Честные ответы потребовали бы от отцов церкви признания своей неправоты и ложности догм, в чем 'малейшие' не могут сознаться никогда. Проще и евреев, и тех, кто читает их книги, оболгать, облить грязью, признать еретиками, и на костер вместе с книгами.
Слава Богу, сегодняшние времена позволяют задавать вопросы, но что не менее важно, искать и получать на них ответы. Целью нашего исследования является попытка осмыслить заново хорошо всем известные строки Евангелий с точки зрения исторической действительности, рассматривая описанных в них героев, как реально живших людей.
С этого исторического ракурса взглянем на рассказ Луки о встрече Марии с Елисаветой. После того как Мария узнала о беременности, или по словам евангелиста 'ангел возвестил' о ее положении, она заспешила в Иерусалим: 'Встав же Мария во дни сии, с поспешностью пошла в нагорную страну, в город Иудин, и вошла в дом Захарии, и приветствовала Елисавету' (Лука 1:39-40).
Лука считает женщин родственницами, поэтому в желании Марии навестить своих близких, нет ничего странного. Напомню, что Елисавета сама ждет ребенка. 'Когда Елисавета услышала приветствие Марии, взыграл младенец во чреве ее; и Елисавета исполнилась Святаго Духа, и воскликнула громким голосом, и сказала: благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего!' (Лука 1:41-42).
Обратите внимание, Елисавету не смутило известие о беременности Марии, якобы имеющей статус только обрученной невесты. 'Благословенна Ты между женами', обращается она к ней. Женами, а не девами! А ведь последнее было бы вполне логично в контексте рассказа о сверхъестественном зачатии.
Отбросив ссылку на 'Святого Духа', мы видим, что интересное положение Марии воспринято Елисаветой как совершенно естественное событие в ее жизни. Почему? Может быть, потому что Мария в то время уже реально была замужем?
А вот дальше идут очень странные слова Елисаветы: 'И откуда это мне, что пришла Матерь Господа моего ко мне? Ибо когда голос приветствия Твоего дошел до слуха моего, взыграл младенец радостно во чреве моем' (Лука 1:43-44).
Прием Елисаветы, в самом деле, несколько удивляет своей эмоциональностью. Но еще больше озадачивают слова о 'матери Господа'.
О каком 'Господе' идет речь? Об Иисусе? Но странный ангел, пусть даже выдуманный на языческий манер, сообщал о рождении 'Сына Божьего', а не 'Господа'. Да и Лука, прекрасный беллетрист, украсивший свою благую весть описанием разнообразный нюансов, хоть много напутал в географии и хронологии событий, все же автор осторожный, прибегающий к таким приемам, как ссылки на других: 'считается', 'говорили'. А тут прямо, в лоб - 'Матерь Господа'! Бесспорно перед нами поздняя грубая компиляция, автор которой не понимает, что вложил в уста еврейской женщины откровенную ересь.
В отличие от компилятора, да и самого Луки, мы не должны забывать, что и Мария и Елисавета глубоко и искренне верят Бога. Но в Бога своего, иудейского, заповеданного им их религией. А это значит: все события своей жизни они, богобоязненные еврейские женщины, рассматривают через призму личного участия в их судьбе этого Бога. Поэтому в ответных словах Марии нет ничего странного, хотя немного высокопарно: 'И сказала Мария: величит душа Моя Господа, и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем, что призрел Он на смирение Рабы Своей' (Лука 1:46-48).
И тут бы Марии остановиться, скромно потупив счастливые глаза, но ее как будто переклинило, и она стала вещать: 'ибо отныне будут ублажать Меня все роды; что сотворил Мне величие Сильный, и свято имя Его; и милость Его в роды родов к боящимся Его' (Лука 1:48-50).
Во как! Оказывается скромная, богобоязненная Мария, о которой в дальнейшем в четырех Евангелиях будет сказано всего несколько слов, полна честолюбивых замыслов? Она мечтает о преклонении перед ней?! О своем собственном величии, которое сотворил ей 'Сильный'?! И потому 'свято имя Его'?! Очень, о-о-чень сомнительно. Компилятор здесь явно перестарался.
Но если вчитаться в этот помпезный, велеречивый монолог, то можно найти и правдоподобные слова, присущие по своему смыслу обыкновенной молодой женщине: 'И возрадовался дух Мой о Боге... что призрел Он на смирение Рабы Своей'.
Что могут означать эти слова в устах той, что переполнена счастьем от своей первой беременности? Только одно - Бог наградил ее мужем, отцом ее первенца. Но в случае Марии - это муж, к которому она испытывает не только любовь, но и глубочайшее уважение, переходящее почти в преклонение. Откуда можно сделать подобный вывод? Из следующих далее по тексту слов: 'явил силу мышцы Своей; рассеял надменных помышлениями сердца их; низложил сильных с престолов, и вознес смиренных; алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем' (Лука 51-53).
Согласитесь, что две женщины, заметьте, обе беременные, как утверждает Лука родственницы, давно не видевшие друг друга, не могут разговаривать подобным образом. Их разговор, наверняка, плавно перешел на личность мужчины, сделавшего Марию такой счастливой!
С одной стороны, можно предположить, что высокопарные слова могли быть вложены в уста Марии редактором, а с другой, слова о силе и справедливости вполне относимы к человеку, который 'рассеял надменных помышлениями сердца их; низложил сильных с престолов, и вознес смиренных; алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем'.
Так о каком мужчине идет речь? Конечно же, о законном муже Марии. Но... вряд ли этим мужем был скромный плотник Иосиф.
Если учесть, что Евангелия - это искусно скомпонованные конгломераты реальных сюжетов, составленных евангелистами по своему усмотрению, усердно сдобренные сказками об ангелах, а затем нашпигованные многочисленными правками более поздних редакторов, то расшифровать первоначальный смысл слов главных героев не так уж и сложно. Если... Если применить правильный код.
В силу того, что критерием нашего исследования является приверженность к исторической действительности времени и места, то код может быть один: все действующие лица - евреи, не помышляющие о создании новой религии. Ее создадут другие, создадут сообразно своим нееврейским представлениям, в лучшем случае снабдив Евангелия своими комментариями, или насочиняют свои собственные Благие вести, в худшем - внесут изменения прямо в текст, что мы наблюдали уже в достаточном количестве, и будем постоянно сталкиваться в дальнейшем.
И все же первых христиан, а в их лице евангелистов, оформивших ранние устные рассказы об Иисусе в связные повествования, тема отцовства во всей этой истории очень волновала. И хотя в дальнейшем в нее был привнесен традиционный языческий сюжет о рождении божественного существа девой, легенда о том, что невеста Иосифа была беременна до свадьбы, должна все же иметь реальную основу.
А что если отойти от традиционной, но, как мы убедились, полностью надуманной концепции о престарелом Иосифе, вступающем в повторный брак, и предположить, что сама Мария повторно выходит замуж?
Сделав столь важный шаг в своих рассуждениях, сделаем и второй: вышедшая замуж за Иосифа Мария -- молодая вдова, ожидающая ребенка.
Странно, что не такой уж редкий житейский вариант не рассматривался последователями Иисуса, хотя намеками на настоящего отца пронизаны многочисленные сюжеты Евангелий, связанные с его рождением. И если рассматривать всю описанную коллизию под таким углом, то становится понятным, почему так спокойно воспринял беременность своей невесты Иосиф, сама Мария, и их родственники. Ни в одном из Евангелий нет и намека на осуждение Марии другими людьми. К тому же, находит свое объяснение и имя, данное ребенку.
Давайте снова обратимся к эпизоду встречи Марии с Елисаветой. По всей видимости, он имел место в реальности, но в хронологии событий состоялся значительно раньше, когда был жив первый муж Марии. Характер разговора женщин, их радость по поводу беременности младшей, дает возможность предположить, что приезд Марии в Иерусалим произошел в самое счастливое время для нее время - вскоре после свадьбы.
От чего же, хочется спросить, 'Елисавета исполнилась Святаго Духа'? Почему так разволновалась, что 'взыграл младенец во чреве ее'? Наверное, потому что в отличие от евангелистов, всех последующих христиан, и нас, читающих эти строки, она хорошо знает мужа своей гостьи. Да и сама Мария говорит об этом мужчине самым высоким пиететом, на который только способна женщина, искренне восхищающаяся им.
Кто же он? Запаситесь терпением, придет время ответа и на этот вопрос.