Я в этом бизнесе давно. Уже лет сто как никому не пытаюсь подражать. И чуть меньше, но тоже давно, не изображаю из себя крутого профессионала. Да и вообще никого не изображаю. Просто делаю то, что делаю. Скорей всего, старею.

Этот день не заладился с самого утра. Сначала какой-то хлыщ увел у меня из-под носа такси. Да так, что я даже не успел заглянуть наглецу в глаза! Затем мы долго тащились в плотном потоке. И четверть часа ждали в вестибюле отеля. Говорят, что это все из-за карнавала. Но я к тому времени понял ситуацию. Вопрос уже заключался лишь в том, когда это случится.

Знаете, так бывает, что ты совершаешь ошибку. Какую-нибудь мелкую оплошность, которая сама по себе ничего не значит, если ее вовремя заметить и исправить. И когда ты начинаешь удаляться от той точки, где ситуация можется быть исправлена легко, появляются знаки. Вот, например, выходишь ты из дома. И уже почти закрыл дверь, как вдруг в прихожей что-то звякает. У тебя нечему звякать в прихожей, и никогда раньше такого звука не было — но ты же ведь не ослышался! Вот тут тебе лучше остановиться и еще раз проверить, все ли ты сделал из того, что должен был сделать к этому моменту! Каждый раз, когда я в такой ситуации не боялся показаться себе мнительным, неизменно находилось какое-то мое упущение. И каждый раз я благодарил небеса за посланные мне знаки.

Но случается, что ты прешь вперед, не обращая внимания на предупреждения. А твоя мелкая оплошность, словно пустая консервная банка на веревке, цепляется за все подряд и стучится эхом в каждую дверь. И когда, наконец, ты это замечаешь, то мелкой оплошности уже нет — есть большая проблема, которая уже сорвалась с подвесов над твоей головой! Именно таких ситуаций я боюсь больше всего. Боюсь. Но в глубине души жажду их!

И вот я стою посреди номера в отеле. Передо мной широкая кровать. На ней мне предстояло провести два ближайших часа. Первый час я собирался сосредоточенно прокручивать в уме последовательность действий, которая сегодня должна быть отработана. А в течение второго мне надо было полностью расслабиться и позволить мыслям течь свободно. Я знал, что смогу это сделать — даже набирающий силу карнавал за окном не стал бы помехой.

Но вместо всего этого я стою неподвижно вот уже четверть часа и смотрю на кровать, где разложено мое снаряжение. И поверить не могу, что когда собирался, забыл взять три запасных магазина для моего кольта «девятнадцать-одиннадцать»!

Это не обсуждается! Это как восход и заход солнца! Как вдох и выдох! Когда я уже сосредоточен на цели, у меня под рукой всегда должен быть мой «девятнадцать-одиннадцать» и три снаряженных магазина к нему. Всегда!

Кольт «девятнадцать-одиннадцать» с тремя запасными обоймами это двадцать девять патронов. Такого количества вполне достаточно, чтобы выгадать себе немного времени, случись что-нибудь непредвиденное. И если у тебя нет этих трех обойм — ты не готов к встрече с непредвиденным!

Я поднимаю голову и смотрю в потолок. Небо начинает падать, целясь прямо мне в голову.

И это чувство начинает зарождаться во мне.

Сначала винтовка. Я быстро кладу ее в сумку как есть, в разобранном виде, и даже без чехла.

Теперь надо выйти из отеля незамеченным.

Прямо по коридору к лифту. Нажать кнопку и отойти в сторону. Двери открываются, но уже за секунду до этого становится понятно, что в лифте едет шумная компания. Мне везет! Прикинувшись тоже подвыпившим, я протискиваюсь к дальней стенке. Когда кабина останавливается на первом этаже, мой персонаж в надвинутой на нос бейсболке снова пытается пробраться вперед, но делает это недостаточно решительно, поэтому оказывается в центре этой шумной компании, прилипает то к одному весельчаку, то к другому, и его буквально выносят на улицу.

Этого человека я выделяю из толпы сразу. Он даже не успевает произнести свое «буду вашим гидом за пятьдесят баксов».

— Мне нужны три магазина к кольту сорок пятого калибра, — говорю я ему. — Три хороших металлических магазина.

— Вам со мной крупно повезло! Сейчас карнавал. И тут не все знают, что магазины к такому пистолету не должны быть сделаны из говна. А патроны…

— Патроны не нужны. Только три магазина. Прямо сейчас.

Мы сворачиваем на соседнюю улицу. Этот человек чуть отходит и достает телефон. Стараясь говорить приглушенно, он отворачивается. А мне не обязательно заглядывать ему в глаза, чтобы все слышать. Поэтому я стою со скучающим видом и жду, когда он уболтает своего собеседника принять его вместе с «солидным покупателем».

— …и не надо называть меня неудачником! Я же не напоминаю тебе через слово, как крупно ты облажался с моей сестрой!

Иногда бывает трудно сдержать непроизвольное движение, которое может выдать тот факт, что ты все слышишь.

Наконец, мой новый знакомый поворачивается и фиксирует взгляд на мне.

Я называю свое имя.

Он кивает, повторяет его в трубку и снова отворачивается, не замечая того, что ничего у меня не спрашивал.

Это чувство во мне усиливается.

Сквозь разношерстную толпу мы быстро двигаемся по узким улочкам. Часы показывают, что с момента выхода из номера отеля прошло четверть часа. Я ощущаю, как в моей сумке ствол винтовки трется о приклад. С каким удовольствием потом, дома, я буду полировать дерево приклада! А если там окажутся еще и царапины, мне придется заново выводить поверхность, напоминая себе о том, что такая цена за транспортировку винтовки без чехла слишком высока. Но ведь не все истины уютного дома являются истинами там, где ты не можешь быть уверен в следующей секунде! И поэтому сейчас я иду и желаю, чтобы ствол терся о приклад сильнее. Чтобы доставить тому себе, который находится в будущем, побольше хлопот, ухватившись за которые, он сможет меня отсюда вытащить!

Возле обычного на вид дома мой провожатый останавливается. Стучит в низкую дверь, и та сразу приоткрывается. Обмен парой тихих слов, дверь закрывается и через некоторое время распахивается настежь.

Пока мы заходим, невысокий крепыш с мутными глазами не особо стесняясь меня оглядывает. Это тот телефонный собеседник моего провожатого. Мне удается не показать, что я знаю о нем чуть больше, чем ему бы хотелось.

По скрипучим деревянным ступенькам мы поднимаемся в большое помещение.

На первый взгляд это обычный бар. Старомодная стойка, тяжелые столы. Но тут слишком уж чисто. Да и посетителей всего лишь две компании в разных концах. Слева четыре человека, справа три. Сидят, неторопливо болтают о чем-то, и старательно делают вид, что происходящее вокруг их совершенно не интересует.

Я стою в самом центре помещения. Хронометр на моем запястье показывает, что прошло еще полчаса.

Мой провожатый под надзором своего приятеля что-то втолковывает девице за барной стойкой. А я оглядываю стены рассеянным взглядом и думаю о том, что если считать человека потомком обезьяны, то шансов у меня никаких. Один. В чужой стране. В логове бандитов. С разобранной винтовкой в сумке. И про восемь патронов в пистолете лучше не вспоминать!

Это чувство подходит к тому пределу, до которого я еще могу его сдерживать.

Девица за барной стойкой отстраняется от своих собеседников и со стуком ставит перед ними темную бутылку:

— Дон Диего сейчас занят и никого не принимает!

Разговоры за столиками прекращаются.

Крепыш с мутными глазами огибает барную стойку, приближается к девице вплотную, берет ее за локоть и что-то шепчет на ухо. Потом он выходит из-за стойки и, не глядя на моего провожатого, кивает ему — следуй, мол, за мной.

Они направляются в правую от меня часть помещения, где находится узкая лестница, ведущая вниз. Крепыш уже спускается на пару ступенек, когда мой провожатый оборачивается и протягивает руку:

— Если хочешь получить три магазина к своему пистолету, давай тысячу баксов.

По их сценарию я должен достать деньги, пройти несколько шагов и вложить их в протянутую руку.

Вот он, момент истины! В этих краях если ты соглашаешься с несправедливо высокой ценой, ты в лучшем случае теряешь репутацию. А уж если сам несешь свои деньги к протянутой руке…

Пауза затягивается.

Из-за левого столика встает парень, поправляет пистолет в поясной кобуре, подходит к окну и распахивает его.

В помещение врываются яркие краски карнавальной самбы.

Все! Я уже не могу сдерживать чувство, которое рвется из меня! И вот уже мой собственный карнавал заполняет все помещение! Я никогда не умел танцевать самбу, и никогда не пел в баре, и мне плевать на то, что я много еще чего не умею, но мне нужны три магазина для моего пистолета, нужны потому, что очень нужны, и еще потому, что сегодня вечером я не прочь кое-кого убить! Все это я кричу, раздирая глотку, и даже закрытыми глазами вижу, как брызгаю слюной! Не существует никакого времени, есть только бешеный ритм, который мое чувство посредством ног извлекает из деревянного пола! И этот ритм отражается от стен, переплетается с самим собой, высекает искры из застигнутых врасплох…

Я не замечаю того момента, когда к моему ритму присоединяется еще один. Когда ноги останавливаются, а глаза открываются, тот другой ритм еще какое-то время продолжает звучать. Затем в стене справа открывается идеально замаскированная дверь. Из нее выходит высокий седовласый человек и широко улыбаясь протягивает руку:

— Рад приветствовать тебя, амиго!

Десятки раз при мне произносили это слово, но впервые оно звучит так, что ты непроизвольно поворачиваешься к нему всем сердцем.

Я пожимаю руку и заглядываю в черные глаза. Меня беспрепятственно впускают, и я вижу очень сильного человека, который уже больше всего на свете ценит хорошего собеседника — такого, чьих ответов он еще не знает.

— Меня зовут Диего. Для тебя просто Диего, — говорит этот человек. — Я звонил президенту твоей страны, и он посоветовал мне быть с тобой вежливым.

— Надеюсь, это совпадает с твоими желаниями.

Дикий хохот моего нового знакомого сотрясает посуду в баре. Он хлопает меня по плечу:

— Пойдем. Хочу тебе кое-что показать!

Мы проходим через потайную дверь в небольшую каморку с каменным полом. Оттуда по высоким ступеням спускаемся куда-то. Пару раз поворачиваем. Потом долго идем по тоннелю, едва не касаясь низкого потолка. Наконец, выбираемся на свет.

Это огромный внутренний двор. В его центре находится бассейн, выложенный белым кафелем. По бокам растут деревья, под которыми так хорошо присесть жарким днем и отдохнуть.

Посреди бассейна я вижу большой водный скутер. Диего берется за одну из трех веревок, которыми тот привязан, и подтягивает его к бортику.

— Эксклюзивная модель, — говорит он. — Только вчера доставили из Японии!

В переднюю часть скутера вмонтирована резиновая кукла: пониже руля из отверстий в обшивке раскинувшись торчат мастерски исполненные женские ноги, а в передней части седла сделан вырез, и там наездника ожидает вагина, совершенная даже на мимолетный взгляд. Да, сначала мне кажется, что это кукла, но потом…

— Она живая, — подтверждает Диего.

Я смотрю в его глаза и вижу, как он в своих мечтах мчится на этом скутере по волнам, управляя не только рулем, и его страсть соперничает на равных с бескрайним простором океана…

— Хочешь совершить пробный заезд?

Отрицательно покачав головой, я ступаю одной ногой на борт скутера. Его передняя часть прикрыта полупрозрачным колпаком с небольшими окошками. Я заглядываю в одно из них.

Пространство под колпаком представляет собой ванну, отделанную мягким материалом красного цвета. Ванна наполнена водой, в которой на белом плоту плавает девушка. Этот плот сделан из какого-то пористого материала и облегает ее фигуру как половинка верхней части скафандра. Видимо, когда скутер скачет по океанским волнам, девушка, держась за мягкие поручни, покачивается на волнах своей ванны, а ее неизменную позицию обеспечивают ремни, что обхватывают распахнутые ноги в верхней части бедер.

Я оборачиваюсь:

— Сколько надо времени, чтобы ее отсюда вытащить?

Поднятые брови, движение головой и взмах руки точно передают идею, что этот вопрос сейчас неуместен.

Глаза девушки зеленого цвета. За ними, под неглубоким слоем чуть напускной чувственности, находится пустота. Пройдя сквозь эту пустоту, я попадаю в море слез. Чтобы спуститься дальше, мне приходится задержать дыхание. И вот, достигнув дна этого моря, я оказываюсь в окружении треснувших зеркал, где каждый осколок царапает оголенные нервы. Мне требуется некоторое время, чтобы понять, что это не мои нервы. Эта девушка… Когда-то она сотворила ужасное со своей мачехой. И ее теперешнее положение — это попытка искупить вину! Если ей удастся стать вещью — такой, как та фарфоровая танцовщица на комоде ее мачехи, тогда… Под всем этим есть как минимум еще один слой, но мне пора.

Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и начинаю всплывать. В толще моря слез вдруг осознаю, что мне не хватает подъемной силы! И вот уже новая возможная судьба разворачивается передо мной: застрять здесь и быть глубинным обитателем этого моря, оплакивая каждую секунду своего существования. Прошлую секунду, настоящую, будущую.

И вдруг в моей голове рождается мелодия. Это то самое чувство настоящего меня! На этот раз оно принимает форму колыбельной. И она обещает, что во сне на смену самой тяжелой реальности придет мечта, на крыльях которой можно подняться так высоко, что станет подвластно даже время: можно становится каждым его мгновением, можно охватывать взглядом длинную цепочку событий, расставляя там все заново, а можно рассыпать вокруг смешинки, и они будут возвращаться звоном колокольчиков каждый раз, когда их кто-нибудь подбирает…

Мы возвращаемся в отель. Вокруг бушует карнавал. Ему будто настроили резкость и синхронизировали звук! И я иду и наслаждаюсь тем, как эти точные попадания укладываются на мои восприятия!

Когда мы подходим к отелю, мой провожатый оборачивается.

— Меня тоже зовут Диего, — произносит он.

Я протягиваю ему пятьдесят долларов.

Такой борьбы эмоций на лице человека я не видел никогда! Его глаза говорят, что да, он маленький человек, и ему нужны деньги, чтобы кормить семью, но он тоже знает, что значит благородство, и когда-нибудь ему тоже это будет по силам, вот только…

— Благодарю тебя, Диего, — улыбаюсь я.

Он широко улыбается в ответ и принимает деньги.

Я направляюсь к дверям отеля. У меня есть еще четверть часа. В моей сумке лежат три магазина для кольта «девятнадцать-одиннадцать», полученные в подарок. Это очень хорошие магазины. Они сделаны на заказ и чуть отличаются от моих. Да, они изменят баланс моего пистолета, но лишь на самую малость — ровно настолько, чтобы почувствовать новый оттенок вкуса в давно знакомом блюде. За пять минут я наполню эти магазины патронами, которые снаряжаю исключительно сам, и еще раз все проверю. Потом лягу на кровать и буду пять минут сосредоточенно прокручивать в уме последовательность действий, которая сегодня должна быть отработана. И останется еще пять минут на то, чтобы полностью расслабиться и позволить мыслям течь свободно.