Город Каш был осыпан белой пылью из морского камня. Это высушенная палящим солнцем земля, лежит у ног зелёного моря. Каждое утро, древнее солнце подымается из-за далёких и неведомых для меня вершин, там среди разряженного воздуха, горят белым пламенем льды, чернеют хвойные леса и можжевеловые рощи, пасутся стада овец и коз.
Утро пришло холодное. За окном, ворочался свежий утренний воздух. Густое море купало рыбачьи шхуны в прозрачном небе, на шхунах матросы натирали палубы на берегу рыбаки чинили рыболовные сети. Запах вольной жизни крепко пропитал моё тело -этот запах и загорелую кожу, не могло выжечь апрельское солнце. Вдоль средиземного моря лежала загадочная для меня земля.
Отъезд.
Паром отошёл вечером. Он долго стоял ошвартованным у бетонного пирса, выбрасывая жирный маслянистый дым ожидая когда все грузовые палубы заполнят грузовыми машинами. На всех палубах стояла привычная морская погода. Пассажиры свободно бродили по парому за столиками сидели водители в лёгких весенних курточках. С утра в день отъезда город накрыла густая дымка, улицы стояли во влажных утренних снах, многоэтажные дома были как осиротевшие маячные фонари. На причале грузилось несколько паромов. Морской воздух обжигал губы, пустые грузовые палубы вызывали некоторую тревогу, паром задерживался в голову лезли разные мысли. Было холодно, мы пили чай, чай казался вкусным и крепким, воздух, летел холодными апрельскими цветами и весёлыми женскими лицами. Саша взглянул на Таню словно проснулся от весенней дремоты. Она сидела за столиком лицо ее было весёлое, румяное.-Вы боитесь моря?-спросила Таня. Голос Саши сорвало и унесло за борт.
-На такие вопросы моряки не отвечают.Таня подозрительно взглянула на Сашу и хрипло сказала:-Что вы знаете? Если хотите прикалываться, то это скучно. В Тане было что-то странное, что заставляло нас задуматься: неожиданные поступки, весёлые глаза как далёкое анатолийское солнце. Мы радостно смеялись впереди нас ждал морской переход. Весна проносилась в пасмурном небе, в доках спустив якорные цепи стояли суда их тёмные корпуса напоминали, черные и зябкие от влаги весенние поля. Странное чувство великого застоя вырисовывалось среди всего этого корабельного мира. Все дико устарело и напоминало ветхие хаты селян. Чай закончился, мы смотрели в лица друг друга и веселье как волнующая радуга играла в наших глазах, вечерние берега опускались в пасмурное небо, в Скифскую мглу.Ночь была тёмная, мне нравился морской воздух он был трезв, несмотря на крепкие напитки в стаканах. После курительной комнаты, я жадно дышал на палубе и неутомимо писал другу " как прекрасен морской круиз". В тесной курительной комнате, среди качающегося плотной стеной сигаретного дыма я искал водителя, который ехал в сторону "зелёного моря", но все мои попытки не оправдались.
Наследующий день, у входа в Босфор, нас встретил южный ветер, море вскипало и синело у каменных берегов. Показался крутой скалистый берег, заваленный бетонными глыбами мол, белые хаты, мачты рыбачьих шхун и белый маяк Туркеле. Мы вошли в пролив. Солёная пыль слепила глаза, ветер нещадно трепал волосы женщинам у подножия берега гремело Чёрное море. Зелёные холмы кисли в дождливой пелене. В траве притаившись от чужих взглядов, прятались останки крепостей, ветер как босяк проносился над разрушенными камнями. Я вспомнил одну историю, ее рассказал один капитан.
Рассказ капитана.
Была глухая ночь. Береговые огни слепили белыми молниеносными вспышками. Тогда моё судно, чуть не напоролось на тёмную стальную стену. Если бы не бинокль, который вовремя оказался в моих руках, мы вспороли его как нож банку. А все потому, что ставят посреди рейда всякую рухлядь и не выставляют надлежащих якорных огней, во всём виновата навигационная служба. Капитан вспомнил давнюю историю и взглянул на сверкающий вдали рейд. Над рейдом висело густое ночное небо, сквозь облака сигнальными огнями мигали самолёты, следующие на посадку в аэропорт. Рейд не спал, оживление чувствовалось во всём, на тёмном отражении моря лихорадочно сияли огни сотен стоящих судов, катера с провизией бились у высоких бортов, узкоглазые матросы стропили ящики. Длинноносые оранжевые бункеровщики заводили концы и крепили толстые мазутные шланги, с низкой палубы турецкие матросы ловили ставриду, которая как гирлянда висела на крючках.
"История та началась поздним вечером", - сказал капитан, поглядывая на меня. "Я поднялся на мостик, когда стрелки судовых часов легли на девять вечера, на западе всё ещё сияла узкая полоса заката. Боцман выбрал якорь и не стал крепить его. Так как мы шли в пролив, то должны держать якоря наготове. Я дал полный ход, и сказал матросу держать курс на Босфор, рулевой занервничал, глаза забегали по репитеру компаса, судно вздрогнуло, в небо взлетело чернильное облако. Мы шли курсом на Босфор, в левый борт била слабая зыбь, ветер был слабым, вахтенный смотрел в оба. В полночь яркий луч маяка рассыпался в темноте и оперся мне в правый борт. Я сделал соответствующую запись в судовом журнале "00.00 - траверз маяка Туркелле, северный вход в пролив Босфор". Чёрное море слабой волной омывало овальные скалы. Белый маяк возвышался у подножья скалы, ниже маяка горела огнями рыбачья деревушка рядом находился мол, за молом виднелись мачты рыбачьих шхун. Мол служит укрытием для рыбачьих шхун во время зимних штормов и сурового северного ветра. Судно вошло в пролив. Я сбавил ход и дал распоряжение приготовить лоцманский трап. Через милю мы взяли лоцмана в коричневой куртке с гладким выбритым лицом. Рулевой косился на лоцмана недоверчивым взглядом. В прошлый раз старый турецкий лоцман снял его с руля, он смотрел на часы и с нетерпением ждал смену. Столпотворение огней укрыло всю изрезанную береговую линию, сияли даже кусты и холмы. Могучие каменные склоны склонились над нами темными фигуристыми силуэтами. Пахло свежим ветром и морем.
- Босфор - это живая транспортная нить, водная магистраль которая приносит хорошие деньги, все остальное - это навигация, запомни это. - Я кивнул в ответ.
Радиостанция невнятно хрипела обрывками фраз. Ночь мчалась за нами. Я разговаривал с лоцманом о последних новостях, его тревожили высокие цены на бензин и постоянные пробки в городе. Стамбул сильно разросся за последнее время, появились новые кварталы, машин, как и людей, стало больше в разы. Из тени выглянули зубчатые башни крепости. Я вспомнил свою молодость, когда ходил матросом на двухтрюмном судне "Кишинёв". Тогда вместо разросшихся кварталов была одна сплошная деревня. По холмам разгуливали козы, за ними шли пастухи в серых пиджаках с черными бородами похожими на Дервишей о дорогах тогда никто и не думал, узкие тропы среди кустарников да скальные сосны, осенью дороги превращались в топкое болото. Поставит меня капитан на мостике вперёд смотрящим , так всю вахту и смотрю на яркие встречные суда и попутные турецкие шаланды. Все нас тогда уважали, не то что сейчас, каждая зараза в порту на борт лезет. Наплодили инспекторов, теперь только и мучайся с ними. Впереди наш курс пересекал шустрый паром, он летел быстро, как стрела, его корма прошла в пяти метрах от нашего бака и я не сдержался, чтобы не отругать капитана парома. За кормой вздувались мощные белые буруны, паром качнулся на волне, на его верхней палубе мелькали люди. "Вот же дурень, подумал тогда я, а если бы я его"! Стамбул горел яркими огнями. Огни города неприятно слепили и обжигали электрической красотой. Течение было быстрым, оно проворно несло наше судно вперёд. По корме нас преследовал громадный балкер, впереди на шести узлах шёл маленький сухогруз. Мы взяли влево, как того хотел лоцман, и добавили ход, в машине завыла турбина, корма затряслась, белый бурун оставлял длинный след за кормой. Мы могли с лёгкостью обойти это крохотное неприметное судно, оно напомнило мне неуклюжего бегемота не желающего плыть по реке. Балкер, чей свирепый вид был нам неприятен, также добавил ход и прошёл мост. Он дал гневный гудок. Я занервничал, вышел на левое крыло мостика и уставился на приближающиеся ходовые огни балкера. Рулевой был на пределе, в его взгляде просматривалась ненависть, усталые глаза бегло бегали по репитеру гирокомпаса, руки жадно впились в руль. Его можно было понять, также понять и его ненависть, но ни кто не стал его жалеть . Громадный бак обгоняющего нас балкера был выше нашего судна и напоминал скальную гору. Бак показался в свете городских огней, надстройка балкера не уступала по высоте дому, его кормовая мачта терялась в ночном небе. Из трубы кольцами валил кипящий серый дым. Балкер мчался, не обращая внимания на сотни маленьких судов. Нам дали указание сбавить ход и следовать за впереди идущим судном. Я сбавил ход и скрипел зубами от гнева
-Чёртов балкер. Пусть проходит! - сказал лоцман, собирая вещи.
Балкер обогнал наше судно и скрылся в ночной пелене, кормовой огонь исчез из виду. Я высадил лоцмана и взял курс на рейд. Огни стамбульском рейда показались сразу же за огнями города. На якорях стояли сотни судов, они ждали топлива и провизии. Именно тогда, той летней ночью, я встретил это безымянное серое судно, с погасшими огнями и пустыми одинокими каютами. К этому привёл обвал фрахтового рынка. Страховщики не желают рисковать и страховать старые суда. Мелкие судовладельцы в большинстве случаев жулики, не хотят брать новые суда. Я вот что скажу. Каждому свой срок. Хотя, эти новые тонкостенные суда из дешёвой стали совсем никудышные, идёшь на нём, а оно на волне хлопает как бумага. Смотришь, уже трапы сгнили и мебель рассыпалась. Да что там мебель, в океан выходишь, а его гнёт, как канат, вот-вот бак оторвётся, и все мы сгинем в штормовом море. Замкнутый круг получается!"
Капитан закончил рассказ. Ночь блистала холодными отражением весенних звёзд, шумел странно ветер, мелко моросил дождь в тавернах пели пьяные матросы заигрывая с весёлыми женщинами.
Стамбул.
Вечером паром ошвартовался, крупная морская зыбь била в железный борт, трещали от ветра канаты, дрожала грузовая палуба от колёс тяжёлых машин, мигали фарами фуры. С причала мне показалось что гигантский город попал в блокаду ночной жизни. Мы стояли возле таможни, наше молчание было наполнено множеством мыслей, дождливая ночь погружала в крепкий сон, в гостинице перед сном я смотрел в залитое дождём окно и думал: "все эти окраины азиатского берега, невообразимо застроены, замкнуты в пятиконечные современные районы: Пендик, Кадыкей, Картал,Уксюдар с зелёными коврами из парков и запахом Мраморного моря". На Босфоре суда зажигали огни, они ложились на воду светлой дорогой. Тишина на улицах казалась мимолётной как случайная дремота в последней электричке. Утром предрассветный морской ветер, выветривал из тесных кухонь запахи мяса и свежего хлеба, на базары торговцы свозили свежий улов, пел мула, город пробуждался. Днём на Босфоре разыгралась волна, краснолицые рыбаки таскали ставриду, на набережной было многолюдно. Вечером отправились в Фетхие. За окнами мчался шумя колёсами дикий вечер. Таяли огненные окраинные хребты Стамбула. С дождливым визгом гудело над головой небо. Среди ночи я просыпался от шума автовокзалов.
Турция преимущественно горная страна нам было это известно, но пройтись по тонкой изломанной береговой линией Средиземного моря, предстояло впервые. Описывать местные пейзажи - дело неблагодарное. Трудно словами выразить чистоту горного воздуха, привлекательность сосновых лесов или колорит приморских городов, эти места природа щедро наградила необычайно прекрасным побережьем. Климат типично средиземноморский с жарким сухим летом и тёплой дождливой зимой.
Фетхие.
Утром с первыми разливами рассвета, мы прибыли в местечко в Фетхие. На скамейках томились от безделья несколько турков, было слишком рано, чтобы кричать от восторга. Скромный автовокзал был пустым с лесистых холмов Западного Тавра, стекала утренняя сырость, пахло свежей хвоей. Подобрав рюкзаки, мы поплелись по пустым улицам к набережной. На одиноких улицах стояло необыкновенное чувство умиротворения, солнечный блеск отражался от старых вытертых зданий, в темно-зелёной листве как крупные яблоки свисали лимоны. Дышалось прохладно и легко. В гавани мирно стояли пленённые морем яхты, на набережной было пусто, несколько старых рыбаков всматривались в ровное как мне казалось жидкое стекло. Саша вытянул пачку сигарет и закурил. На востоке восходило огромное солнце, утро блестело на наших лицах как бронзовые своды древних городов. После мы отправились в Олюдениз. В Одюденизе стоял прозрачный день. Бронзовое солнце предвещало засушливые дни. Мы сидели у моря, Саша бросал камни, я думал о будущих днях, рассветах у моря и россыпях звёзд. Крупная зыбь смешивала краски, море как расплавленное мутное стекло. В воде отражались деревянные днища туристических шхун. Вспомнились народы моря. Кто знает ! Боги или демоны использовали народы моря для опустошения Египта. Мне казалось, что Олюдениз прибежище для одиноких странников. Я открыл рот и попытался рассказать Саше о предстоящей дороге, но тут представил себе в какие дебри нам придётся забираться и как трудно будет объяснить зачем все это нужно. Лицо озарилось радостью: "нам пора" сказал я, мы двинулись в путь. Солнце палило нещадно от жары тупела голова, пот градом падал с плеч, красные лица блестели под знойным солнечным фонарём, из-под ног сыпались камни, увлекая в провалы пыль. Мы сделали первый привал, внизу ясный Олюдениз в эту древнюю съехались пара планеристы. С утра они осадили город вытряхивая из пыльных мешков воздушные паруса, рядом беззаконно разгуливал ветерок. День, насытился тяжёлым изнурительным подъёмом. Начинался мир горных красок, узких козьих троп, испытаний и бессилия. На ночёвку остановились в деревушке Фаралия. Ночью было сыро и холодно, приморская погода приносила в комнату зябкость горных туманов, я не чувствовал ног. Всю ночь от ветра выли оконные рамы, снился все тот же сон, как я не уклюже карабкаюсь по скалам словно человек тоскующий по баням.
* * *
Второй день по узким горным тропам, со всех сторон нас окружали цепкие можжевеловые рощи, внизу лежало море оно напоминало расплавленный голубой лёд, сотканный древними алхимиками, всю дорогу мы обливались потом от бронзовых лучей солнца, тропа изматывала крутыми подъёмами и сумасшедшими скальными спусками, на привалах долго всматривались как над вершинами гор слоями тянутся пепельные облака. Возле маленькой деревушки Кабак, мы попали в лабиринт диких гор, едва заметная тропинка извивалась все круче и круче и вела нас дальше по склону в верх теряясь среди нагромождения скал, в заросших скалистых ярах шумел горный ручей. Пушистые сосны стояли на склонах одинокими колоннами, лес тянулся вдоль крутых изгибов и опасных выступов, пахло свежей альпийской травой смешанной с хвоей и редкими лесными цветами, далеко в пропастях срывались порывы ветра. За весь этот знойный день в горах потянуло прохладой, солнце клонилось к закату, над крышами тлели вечерние зори, звезды не спешили зажигаться, далеко в море темнело небо, надвигалась буря. Ночью в прорезах черных дождевых облаков сверкнули изломанные белыми линиями молнии, всю ночь лил дождь, было слышно как ворочаются горы, ветер шумно тряс мохнатые деревья, земля остыла и стала сырой. Утром солнце окончательно погасло среди темных облаков, серое утро растапливало чай, в горах стояли туманы, временами шёл мелкий дождь, ложась тяжёлыми каплями на ветки деревьев. На краю скалы Саша увидел невероятного размера можжевельник, ствол дерева казался отлитым из прочного чугуна, корни были переплетены как морские канаты. Мы сидели на куске скалы внизу отвесные скалы и пустые бухты. По дороге я вспомнил многих встречавшихся на пути людей. Дорожная глина налипала на ноги, было трудно идти, среди обширных дымящихся от дождя холмов, темными тучами плыло небо, узкие горные тропы были посыпаны мелкой каменной крошкой, пахло сырым воздухом и чаем, на неведомых полянах росли белые цветы. Мы оказались в маленькой деревушке, влажные от дождя улицы были пустынны, туман ровно лежал вдоль них, дневной свет сползал с мокрых крыш, тучи лениво бродили по мокрому селению. Казалось что жизнь в этом посёлке лишена всяких событий. Мы остановились на пороге старенького дома покрытого черепицей с просторной террасой, нас встретила женщина со смуглым лицом, яркие глаза немного потемнели от возбуждения она предложила нам еду. У неё было тонкое и проворное тело рядом бегал ее маленький сын. Мы присели за столик Саша закурил и задумался. Небо играло сырой морской погодой. От еды я пришел в восторг в этой сельской простоте мне казалось я ел самую вкусную еду.
Патара.
Вечером на четвёртый день прибыли в Патару, от бессилия я зарылся в глубокий сон как после тяжёлой ночной вахты. Утром мы покинули гостиницу и спустились к озеру, сначала шли по протоптанной тропинке, цепляясь за камни и кустарники, вокруг росли апельсиновые и лимонные деревья. На озере было солнечно и жарко, развалины из тёмного камня отражались в зеленоватой воде. Над уцелевшими колоннами безымянного храма дымились облака, рядом ходили одинокие туристы. Мы бродили среди россыпей жёлтых камней, на каменных плитах кое-где сохранились надписи, потом долго сидели на гладких камнях амфитеатра и говорили о том что это место расплавлено чудовищной силой прошлого. В порыве ветра не думая я сказал: "бесполезно сопротивляться неизбежному, дряхлость этого места ощутима - древние монополисты этой земли остались в далёком прошлом, но созданная ими культура разжигает немыслимые воображения и различные научные теории". В солнечном дне остро сверкали вершины, пахло морем и апельсиновыми деревьями, на пустых перекрёстках шумел тёплый ветерок. За руинами древнего города - лежит современный городок из лёгких белых домов Гелемиш, он засыпан солнечным светом и окружён зелёными холмами. Античную Патару покинули после полудня и отправились в Калкан. Мы шли в незабываемом ослепительном дне, лица горели солнечной пылью, сердце жадно билось в груди. В Калкан, отправились по старой закрытой дороге. Внизу море шумело как пьяный моряк, насвистывая песни. Саша спросил который час.-Четыре часа, детское время, ответил я. -Ну и жарища! -Похоже что эта дорога хочет нас вымотать нервно сказал Саша и вытер платком загорелое лицо. Камни дрожали под ногами и осыпались вниз, темной синевой виднелся залив, белыми домами блестел Калкан. Рядом громадные валуны, внизу острые гранитные зубья пропасти, дико кружилась голова.-Отчего так хорошо, вырвалось из груди. Мы сделали привал около очередного спуска, тропа где-то терялась в кустарниках. -Дурацкий ум вечно всем недоволен! -Я смотрю на все это и осуждаю себя, за мою способность забывать мир. Мне все это безумно нравится! -В в городе, утром я просыпаюсь и сразу наливаюсь ненавистью, здесь нет границ, здесь рождается чувство восхищения. -Если эта дорога когда-нибудь закончится я напьюсь, сказал Саша, поворачиваясь к солнцу. Вид города был невзрачным, белые хаты млели как вспышки огней. Я торопил Сашу. -Давай, давай, кричал я, царапаясь за острые шипы скальных деревьев, махая рукой в сторону города. - Там под тенью белых облаков прячется от нас маленький городок Калкан. Вечером были окраин Калкана.
Калкан.
-Вот и Калкан, радостно выкрикнул Саша.-Есть в этом вечере радость, подхватил я. Мы пришли в город поздним вечером. Этот прекрасный город показался нам ловушкой. Нас встретил пёс, его глаза метали грозный и не довольный взгляд он рычал и скалил белые клыки. "Я не укротитель собак", возмутился я, " но если им показать зубы они подожмут хвост". Пустые городские кварталы укрывались вечерней тьмой, некоторые гостиницы были закрыты, мы искали ночлег от ночного города тянуло дороговизной - море, тёмные горы среди разорванных туч, все что я мог сказать. Тело устало, мысли крепли от морского воздуха в темных переулках раскачиваясь горели бледные фонари. Я сидел в тени столиков и мне казалось, что некая теплота моря прикасается ко мне не видимой мягкой рукой, рядом сидели стройные южные красавицы с белыми как снег волосами, от близости женских тел кружилась голова, от меня несло свежим неуловимым запахом бродячей жизни. Мы вернулись гостиницу, перед сном я рассматривал острые звезды они переливались разными светом. Ночь, море, длинные городские аллеи, шум музыки странное чувство романтизма не покидало, все рассеялось в пелене сна. Где-то далеко в море падали звезды. Белый город качался от запахов рассвета, за окном чужая земля из ресторанов тянуло свежим хлебом. В гавани не подвижно как обросшие корнями деревья стояли шхуны, все кнехты и флагштоки сверкали и искрились, под вздрагивающей морской водой виднелось каменистое дно и обвисшие якорные канаты.
В просторном зале автостанции было светло и скучно, стоял крепкий запах от сигарет. На скамейках лежали бродяги с пыльными рюкзаками у ног, бегали звеня чашками с чаем турки, от асфальтовых платформ пахло резиной и тормозной жидкостью. Автобусы, дороги, горы, и женские ресницы сметал южный ветер, лазурная гавань и красные вывески от овощных лавок. В полдень сели в автобус. Автобус мчался по-изломанному горному шоссе, с одной стороны окружали горы, кутаясь в зелёные кусты с другой стороны играло густой синей краской море. Я ощущал радость скитаний. Ветром, зелёными полянами и морем шумела весна. Автобус остановился у горной речушки звонкой затерянной среди кустов, привычная маркированная тропа снова повела нас в ослепительным мир гор. По дороге казалось что в городах, люди теряют привычное ощущение свежего дыхания -наши: нос, лёгкие и мозг забиты городским смогом, жёлтым с едковатым привкусом заводского дыма и прочими химическими отходами, наше кровообращение нарушено, в городе не хватает трезвости мысли и силы разума.
На равнине, среди черных как смола гор, паслись овцы. Это оказалась для нас странная встреча. К нам кто-то осторожно подошёл, мы прислушались из кустов показалась лохматая голова пастушьей собаки. Пёс весело подошёл к нам и уселся у наших ног, расчёсывая шерсть лапами и терпеливо дожидаясь пока ему что-нибудь перепадёт, еды у нас было мало: маслины, сыр и немного вчерашнего хлеба, я отдал весь запас своего хлеба. Мы оставили пса сторожить стадо, а сами двинулись дальше в мир зелёных равнин и весенних красок.
Вечером на привале зашумел костёр из Сухого можжевелового дерева, тени от веток беспорядочно шевелились в огне. Желтоватый тусклый закат сползал с гор. В эту ночь было холодно, небо было затянуто арктическим мраком, в горных оврагах осторожно позванивали обмершие лепестки цветов. Спал я плохо, потом меня разбудил холод, я взглянул на часы, было шесть часов, над горами пробился рассвет. Первое солнечное тепло не могло пробить стену сырости. Холодный пар подымался от насквозь промокшей земли. Я взглянул на тент покрывшийся инеем и съёжился, затем долго сидел у огня согреваясь горячим чаем. Мы покинули стоянку и двинулись дальше через заросли хвойного леса в редколесье виднелись привычные горы они прямо подымались мощным каменным телом из зелёной полосы леса. Над дикими горами висело весеннее небо.Чувство оторванности от городского мира, было чудесным облегчением. Мир был отрезан черными горами и зелёным морем.-Кто мы собственно такие? Спросил по дороге Саша. -Вечно суетимся, но зачем? Есть ли у нас цель или какой-нибудь конечный пункт?-Ни черта я не понимаю наверное лучшая профессия это бродяга! Я вмешался: "лучше всегда двигаться вперёд. Чтобы ни случилось, следовать в собственном ритме, держать на запада поворачивать на восток. Рано или поздно все дороги сходятся в одной точке - это судьба". Горы и лес создали неожиданное впечатление тишины. "Горный воздух проветривает голову, избавляет от пыли, трезвость моего сознания меня радует. В горы нужно ходить, чтобы быть трезвым, жить ясной сознательной жизнью от заржавелых взглядов тоскует сердце -это, приводит к печальным последствиям", наконец закончил я. Саша задумался. Впереди дорога подымалась крутой извилистой лестницей делая несколько плавных широких поворотов среди зарослей леса, наконец на холме замерцали руины древнего города.
Взобравшись на холм мы увидели развалины древнего Ликийского города. Развалины стояли на бугре под ногами были разбросаны тысячи камней, кое - где виднелись греческие надписи. Несколько уцелевших зданий были похожи на громадные каменные саркофаги в проёмах зданий качался вечер. Казалось, что обозлённые неудачными сражениями народы моря с остервенением накинулись на этот город разграбили и сожгли его. Внизу под самой горой, рёвом автомобильных моторов бормотала дорога. Дорога сильно вертелась и круто петляла через несколько селений. Главное было успеть выбраться из этого логова исчезнувшей культуры до темноты, поэтому мы не стали размышлять о судьбе этого города. На мрачном лице Саши играла усталая улыбка, впереди была трудная дорога. Можжевеловые рощи с кривыми каменными утёсами позади, впереди черные ветви деревьев и нарастающий шум дороги. Спустившись с горы, дорога привела нас в деревушку мы не стали задерживаться и отправились дальше по широкой зелёной балке. Вдали чернели низкие горы, пахло травой в лужах горело ватное небо. Вечер шел следом настигая нас быстро, вечерние сумерки спускались с гор.
Мы остановились на смотровой площадке внизу крохотными огнями моргал город, гудела дорога, море налилось темно-густым оттенком, на краю горизонта догорал вечер. Холодный ветер насвистывал над нами свою походную сагу. "Стоит нам задержатся здесь и мы перенесёмся в вечность", крикнул я в порыве холодного ветра, затем я оглянулся и посмотрел на окаменелого, полуживого человека. Девять дней назад, это был весёлый энергичный человек, казалось ничто не сможет сломить его дух. Теперь у ворот Каш - это был едва ли не ослепший от пыли, пота, согнувшийся под тяжестью рюкзака человек. Саша в последнем отчаянном усилии бросил на меня взгляд тусклых глаз и сказал: "не стоит задерживаться идём". В следующий миг мы оба терзаемые силой бросились к каменной тропе. Кривая, узкая, тропа обхватила нас и как бурное течение понесла в низ, вздымая пыль и сжигая подошвы ног. Через некоторое время, наконец мы освободились от мощных объятий горной тропы. Визг оживлённой дороги заглушал стук сердца. С крутой извилистой тропой было покончено внизу белыми вспышками ламп горел город у моря. Под ногами чувствовался твёрдый асфальт. Над городом весело висело созвездие Читра. Бродили одинокие призраки, шумели гонщики на быстрых автомобилях, в ресторанах расхаживали стюарды разнося гостям меню. Жутко болело тело, я оставил всю крепость мышц и теперь еле волочил ноги в поисках приюта. Возле домом, гостиниц, приютов стоял запах сна.
В пустых ресторанах задыхались от хохота женщины. - Брось, сказал Саша.-Посмотри на себя, твоё лицо сгорело от солнца, ты пахнешь дикой травой, собаками, твоя футболка пропиталась потом, сейчас ты похож на босяка. Я запротестовал. -Любить женщин нужно здесь под тусклыми фонарями, возле шума прибоя, в тусклом свете маяка. Ночь покачивалась как судовой фонарь в буре. К гостинице добрались поздно вечером, на пороге нас встретила приветливая хозяйка. В белых стенах гостиницы было пусто, на веранде одинокими столиками звенел прохладный вечер, море горело темным мраморным огнём. Наша комната на третьем этаже, тесная, уютная коморка.Ночью не спалось, сквозь стекло чувствовалось близкое южное море оно обжигало усталое тело в памяти мерещились ликийские горы.
Я толкнул Сашу в плечо и сказал: "просыпайся" -Доброе утро вежливо отозвался Саша.-Все тело разламывается. -Я стал не нужен себе, отозвался Саша. А я подумал, что радостное сновидение восстановило твое усталое тело. -Если бы, я бы не кряхтел чувствуя как ломит все тело.-Я чувствую себя побитой собакой которой нужно зализать раны. Мы вышли из гостиницы. Из утренних вод вставало солнце, оранжевым огнём загорались стекла магазинов. Запах апельсинов смешивался с запахом жареной рыбы, мяса, привычной турецкой еды. Красные флаги торжественно играли на ветру. Вокруг -море, горы, город, все сливалось в древнюю чашу полную тайн, теней и ветра. По набережной прогуливались женщины ветер рвал их платья оголяя загорелые ноги, их улыбки, блеск глаз производил впечатление бурной цветущей молодости, ещё немного и казалось, весна зальёт невероятными красками этот мир. Мы прошли мимо стоящей на стапелях шхуне, ее белый корпус сверкал на солнце и слепил глаза, еще немного и нагрянет туристический сезон, и тесная гавань превратится в скопление рыбачьих шхун, баркасов, дорогих яхт.
Мы сидели на пропитанных морем камнях за спинами сверкающий в солнечном дне маяк, ветер мягкими порывами шел с юга, казалось что этот ветер вытряхнет из нас старую ржавую пыль.
Внезапно Саша сказал: -Я не уеду отсюда. Я буду жить где придётся, голодать, днями слоняться по улицам, спать под звуки моря и просыпаться от лучей безупречного солнца. Я смотрю и мне грустно прятать восторг. Я посмотрел Саше в глаза "идём у моря есть колдовская власть над людьми! Со временем это пройдёт, ничего особенного простое нервное истощение"...
Дальше был автовокзал, маленький и тесный типичный для провинциальных городов. Я сидел ослабев от головокружительных дней. Напоследок я посмотрел на белые дома, узкие кривые улочки, прогуливающихся в весенних нарядах женщин на меня хлынул новый порыв теплой крови. "Голова твоя горячая, ветреная" мысленно сказал я себе. Наступит время и не видимые излучения этой планеты исцелят наши души и нам снова вернется радостное ощущение бытия, скитаться, любить жизнь.
* * *
Бронзовый век - удивительное время ярких цивилизаций и могущественных империй. Они враждовали и торговали друг с другом, вступали в союзы и разрушали собственные города, но в 12 в.до.н.э наступил закат этой удивительной эпохи. Нам неизвестно что послужило причиной гибели этой эры. Историки и археологи выдвигают не мыслимые теории. Бронзовый век подходил к своему завершению, а в месте с ним на арене истории менялись народы. В это судьбоносное время на берегах полуострова Теке зарождается государство Ликия. Следы этой овеянной легендами культуры, можно отыскать на территории современной Турции в административной части Мугла и Анталия. Своеобразие и насыщенность местности крепко затягивает. Жизнь средиземноморского региона слагается из легенд и гипотез. Тысячелетняя пыль лежит над руинами древних городов: Патара, Ксанф, Олимпос, Мира, Пинара и Тлос . Чувствуется некая скорбь за бронзовыми героями, мраморными богинями, за городами высеченными из камня. Можно представить как мимо проходят ярко выкрашенные деревянные шхуны, скрывая в трюмах бронзовых головорезов, копья, мечи, тараны. Идут из холодных северных рек в моря, от кривых каменных берегов к горячим пескам южных звёзд, от болотистых вод в жгучую Африканскую ночь, блестящую кофейной кожей. Идут, шумя вёслами, и исчезают в зелёном море в землях иссушающих северную кровь "народы моря".
"Народы моря" - это условное название племён, принявшие участие в набегах на Египет тех времён. Сам термин " Зелёное море", или "Великое Зелёное", обозначает Восточное Средиземноморье в целом.
В 1999 году создан один из известных пеших маршрутов - Ликийская тропа, которая протянулась вдоль побережья Средиземного моря и проходит через древние Ликийские города.