Созревали сеяные травы. Ровное, как стол, необъятное поле источало медовый аромат. Бригадир Афанасий Васильевич, по инвалидности демобилизованный из Красной армии, каждый день ходил "в разведку". Ранение у него было уникальное - ему отстрелили указательный палец правой руки. На здоровье его это никак не сказалось. Был он, можно сказать, в расцвете сил.
И вот настал день, когда с восходом солнца, еще по росе, отправил он в поле две конные сенокосилки. В каждую была впряжена тройка лошадей. Агрегатами управляли самые взрослые парни деревни - допризывники Валька и Митька.
Сваленная острыми косами трава падала там, где стояла, повисая на стерне. Над полем стояло ни с чем не сравнимое благоухание травяного сока, от которого голова шла кругом. Подсыхала трава очень быстро. И на второй день пахла она уже сеном, разнотравьем.
Еще через день Афанасий запустил в работу конные грабли. На них он посадил мужичков моложе - семиклассников Кольку и Тольку. После прохода конных граблей оставались толстые, не перешагнешь, валки уже из высохшего сена.
Следующим утром "в бой" вступили грудельщики - допризывник Михаил и ученик семилетки Мотька. Их нехитрый агрегат был похож на треугольник. Лошадь, управляемая мальчиком, тянула на тяжах нетолстое бревно. На нем стоял мастер по изготовлению копен Мишка. Мотька направлял лошадь вдоль валка. Сено сгруживалось перед бревном, образуя копны.
Пятиклассники Ванька и Петька подвозил копны к метчикам, а те укладывали их в стог. Это была заключительная фаза сенозаготовок. За ходом работ от начала до конца неусыпно следил бригадир.
Лошадь под Ванькой была молодая и сильная. Она будто не умела ходить шагом, а предпочитала рысь и галоп. Мальчику она нравилась, хотя имела плохую репутацию. Ее, к примеру, нельзя было оставлять без присмотра ни на минуту. Вырвавшись, она не давалась в руки даже опытному конюху Григорию. Ловить ее приходилось часами. И это во время сенозаготовок, когда каждый час дорог! Поэтому Ванька был особенно осторожным и бдительным.
А еще лошадь кусалась. Имя свое - Ведьмина Дочь - она получила по наследству. Мать ее была не хуже цепной собаки. Именно поэтому прозвали ее Ведьмой. Дочь унаследовала характер матери один к одному. Поэтому Ваньке, единственному в бригаде, выдали седло. Оно помогало спасаться от лошадиных зубов, когда мальчик садился верхом. А также было предметом зависти мальчишек, которые сидели на лошадях "охлюпкой".
Петьке достался покладистый немолодой мерин. В редких случаях переходил он на рысь, а скачущего галопом его никто и не помнил.
-Ванька, ты Ведьмочку не гоняй. Она работать должна, а не скакать,- говорил по утрам, тяжело кашляя и матерясь, дядя Егор, подтягивая подпруги седла.
-Да она сама любит резвиться,- оправдывался Ванька.- Ну, ладно, буду ее придерживать.
На кобылку надевали хомут, к которому была прицеплена длинная, метров двадцать, веревка. Ванька лихо вспрыгивал в седло, лошадь не успевала его укусить.
В звено метчиков входили Егор и Матвей, по здоровью не попавших на войну, и солдатка Анисья. Главным в звене был Егор, который умел вывершить стог так, что его не могли испортить ни летние и осенние дожди, ни ветры. А еще он по любому поводу виртуозно матерился. Матвей тоже не стеснялся в выражениях, но ему не хватало запаса матерных слов.
- Постыдились бы детей! - урезонивала мужчин Анисья. Но они уже ничего не могли сказать без мата.
Красавица Екатерина и не менее симпатичная ее подруга Прасковья, невесты ушедших на войну и погибших там парней, были в звене подкапнивальщицами. Девушки искусно готовили копны к перевозке веревкой. Стоило взяться за это человеку неопытному, как копны переворачивались. Теперь сено нужно было носить к стогу на руках. У девушек же все шло, как по маслу. Со стороны казалось, что они не работают, а отдыхают.
Мальчики четко знали, куда поставить подвезенную копну. Метчики экономили силы, иногда одним движением могли поднять всю копну и забросить наверх. И чем быстрее доставлялись копны, тем выше становился стог.
Ведьмина Дочь как будто понимала, что от нее требуется, и к очередной копне мчалась рысью или галопом. В негласном соревновании Ванька сильно опережал своего товарища.
Но вот прошли обильные дожди. Уборка сена замерла. Полевой стан опустел, все пешком отправились домой. Десять километров для сельского жителя - не расстояние. Шли не с пустыми руками. Заходили в березовые колки, срезали пушистые ветки, набирая увесистые вязанки. Вдыхали неповторимый запах молодых листьев. А когда еще будет время для заготовки березовых веников? Его может и не быть.
В деревне стали свидетелями крупного скандала. Жена бригадира Прасковья прознала откуда-то о тайных встречах в риге. Она кричала о том, что Афанасию не тот палец отстрелили на войне. Забежала она домой к Анисье, но та спряталась в сарае. Бригадир дома не задержался.
Когда погода наладилась, звено продолжило работать все так же четко и слаженно. Уже десятки красиво сметанных стогов украшали поле. Казалось, ничто не сможет сбить дружный коллектив с отработанного ритма.
Но все же случалось и непредвиденное. Среди ровного поля оказалась чья-то круглая глубокая нора величиной с тарелку. Лошадь под Ванькой на полном скаку угодила в нее передней ногой и, потеряв равновесие, кувыркнулась через голову. Мальчик по инерции улетел далеко вперед, несколько раз перевернувшись в воздухе, а потом вскочил на ноги и еще пробежал несколько метров. В это время ему было не до ссадин и ушибов, которые дали о себе знать позднее. В голове была одна мысль: не дать Ведьминой Дочери сбежать!
Лошадь, ударившись о землю, медленно вставала, тряся головой. Ванька подбежал к ней и схватил за уздечку. Ведьмина Дочь в это время забыла, что умеет кусаться. Закинув ногу в стремя, Ванька в момент водрузился в седло. Охая и ахая, подбежали девушки. Лошадь, прихрамывая, медленным шагом отправилась к копне. Определив, что все обошлось без травм, в звене успокоились.
У Ваньки разболелась голова, его тошнило. Но он молча переносил эти неприятности. Дня три он был вялым и невеселым, а Ведьмина Дочь плелась к копнам шагом. Потом они повеселели, стали работать, как ни в чем не бывало.
После этого случая Ведьмина Дочь, как Ваньке казалось, стала более доверчивой. Но вскоре он в этом разубедился, когда подошел к ней, чтобы отвязать и приготовить к работе. Она добирала с земли овес своими мягкими губами. Когда мальчик оказался рядом, она ухватила его зубами за штанину и подняла голову. Ноги его оказались вверху. Не успел он и крикнуть, как лошадь разжала зубы. "Кавалерист" упал к ее ногам. Ползком покинул он опасное место.
Рабочий день делился на две равные части. Такой распорядок диктовала летняя жара. Начинали работать рано утром, по холодку. В самую жару обедали, кормили лошадей, отдыхали где-либо в тени. Держались вместе. Только Анисья куда-то отлучалась. Екатерина и Прасковья хихикали. Ванька однажды подслушал разговор Егора и Матвея: "Она с Афанасием в риге прохлаждается".
Хромой конюх Григорий, бесшабашный наездник и зубоскал, был в ответе за всех лошадей. На ночь он выгонял их на опушки березовых колков, куда косари не заглядывали. Там они и паслись на вольной траве. Григорий присматривал за табуном, разъезжая рядом на "председательском" жеребце. Днем он отсыпался, а иногда исчезал с полевого стана.
Был обеденный перерыв, когда Григорий со всего галопа осадил жеребца у столов, за которым обедали. Он прискакал из деревни.
- Война! Опять война! - кричал он истошным голосом.
Все замерли в оцепенении. Два года всего прошло после Великой отечественной. И что, все снова?
- Ты чего это мелешь? - и Егор длинно выматерился. - С кем война?
- Не... не знаю, сказали в сельсовете - война!
Все разом заговорили, каждый высказывал свою версию. Ванька тоже подал голос. К нему прислушались. На уроках географии он хорошо запомнил границы СССР. Поэтому стал перечислять:
- С Польшей, Чехословакией, Венгрией, Румынией, Болгарией войны быть не может. Турция на нас не нападет. Иран, Ирак, Афганистан тоже исключаются. Не должно быть войны!
Такая уверенность прозвучала в его голосе, что Григорий растерялся.
- Брешешь ты, как всегда! - расхохоталась Екатерина. - Соврал бы о чем-нибудь знакомом. А то ни одной страны не знает, а туда же - война!
Разоблаченный Григорий добродушно смеялся. Но вскоре ему стало не до веселья.
Оставив лошадей без присмотра, он до рассвета пробыл с Екатериной у свежего стога сена. Табун разогнали волки, а престарелому мерину отбиться от них не удалось. Когда Григорий прискакал к месту трагедии, стая волков все еще рвала жертву. Уже совсем рассветало. Удерживая тревожно ржущего жеребца и оглушительно хлопая бичом, конюх громко матерился всеми матерками, какие только знал. Огрызаясь, волки один за другим скрылись в чаще.
Поврежденную волками тушу на полевой стан привезли на подводе. Из райцентра на легковом автомобиле приехал следователь. Составили акт о потраве. Остатки лошади разделали, мясо засолили в бочке и передали поварам. Кто-то сомневался, можно ли конину употреблять в пищу. Но его и слушать не хотели. Жиденький гороховый суп теперь был более наваристым.
Копновозу Петьке выдали кобылу с жеребенком. Думали, что Григория судить будут за халатность, а с него - как с гуся вода. Он продолжал шутить и балагурить. Как-то в кругу молодежи он пропел в полголоса: "А в колхозе Ильича закололи мерина. Три недели кишки ели, поминали Ленина!". На него зашикали. Этим и кончилось.
Звено, в котором работал Ванька, оказалось передовым. Огромное поле было густо уставлено стогами сена. Оглядывая результаты своего труда, тщедушные мужички Егор и Матвей, один хромой и кашляющий, другой перекошенный, вслух удивлялись, как это они и Анисья смогли все это сделать своими руками?
Ребята тоже гордились выполненной работой. Забылись изнурительная жара, смертельная усталость, постоянное чувство голода. Радовало то, что заработали трудодни и сено для своей коровы.
В школу мальчики пошли с чувством выполненного долга. Но долгов оказалось больше, чем они предполагали. Раз в неделю выводили учащихся, начиная с пятого класса, на выкапывание картофеля, на уборку сахарной свеклы. А еще всей школой шли на луг за реку и заготавливали хворост, которым протапливали зимой печи в классах.
И все бы ничего, если бы изнурительный труд вознаграждался хорошим питанием. Да только этого не было. Пригодными к службе в армии оказались единицы.