На краю обширного городского базара в магазине "Садовод" дачники и сельские жители покупали средства защиты растений.
- Мне, пожалуйста, медный купорос, килограмм.
- Коллоидную серу. Два пакета.
- Против колорадского жука. Одной упаковки хватит.
Человек пять-шесть с корзинами и хозяйственными сумками постоянно толпились у прилавка, стараясь не пропустить своей очереди. Лишь один посетитель лет сорока, Владислав Мышкин, казалось, безучастно стоял в стороне. Он был одет в белую хлопчатобумажную рубаху навыпуск и такого же цвета льняные брюки. В его расслабленной позе угадывалось что-то барское. Продавец знал, что за внешним лоском скрывается натура страстная и жесткая. Понимал он также и то, что Владислав не просто стоит и отдыхает, а внимательно наблюдает за ходом торговли и прикидывает, какую партию товара еще приобрести для магазина. Это был владелец многих торговых точек.
Новые покупатели, поглядывая на него, спрашивали, в очереди ли он.
-Пожалуйста, покупайте. Не обращайте на меня внимания.
Неожиданно он сам обратился к мужчине:
- Для чего вам коллоидная сера?
- Так это: серой мы опрыскиваем виноград против гнили.
Покупатель при выходе поделился с кем-то мыслью:
- Наверно, этот человек никогда не имел участка и не работал на земле.
Реплику услышали все, кто был в магазине. Тень обиды скользнула по лицу Владислава. Подождав, пока разговорчивый покупатель удалится, он сказал, ни на кого не глядя:
- Мой дед имел в этих краях тысячи десятин земли!
После этого он вышел и затерялся в бурном людском потоке базарного дня. А минут пять спустя за пределами базара он радостно обнимался с таким же владельцем магазинов. Они даже внешне были очень похожи и отличались только цветом волос. Его приятель также был одет в белую хлопчатобумажную рубашку на выпуск и такие же белые брюки. Им не хватало только поясков, чтобы иметь сходство с портретом известного дореволюционного писателя. Они были как близнецы-братья, потому что оба оказались "упакованы" в одинаковые экологически чистые дорогие ткани. Приятели, несомненно, заботились о своем здоровье, знали, что носить и могли это себе позволить.
До перестройки Владислав Мышкин в аппарате городского совета был заведующим отделом, а как только появилась возможность открыть собственное дело, ушел на вольные хлеба. К настоящему времени он был уже состоявшимся предпринимателем. Но и теперь, как ему казалось, он тоже имел прямое отношение к политической жизни города, так как по партийным спискам был избран депутатом. Ему казалось, когда шел на выборы, что, пользуясь депутатской неприкосновенностью, он сможет еще круче развернуть свою предпринимательскую деятельность. И кое-чего ему удалось добиться. Но бывшие соратники, оставшиеся в аппарате исполкома, часто ставили ему палки в колеса, на корню рубили его предложения, в которых безошибочно угадывали корыстную цель. Это, конечно, его бесило. Об этом и говорили они с приятелем Вениамином Рыжиковым, тоже депутатом горсовета, но из более многочисленной фракции.
Естественно, Мышкин был в оппозиции и к председателю, и ко всему исполкому горсовета и никогда не упускал случая, чтобы поднять неудобные для них проблемы. Из отчетов о пленарных заседаниях депутатского корпуса в местных СМИ люди знали об этой активности Мышкина. Поэтому жители города стали обращаться к нему за помощью по самым различным вопросам. И он, по мере возможности, помогал их разрешить. Естественно, иногда не только законным путем.
А в городке к этому времени буйным цветом стали расцветать религиозные общины. Восстанавливались разрушенные ранее церкви, кирхи, строились моленные дома. Из руин возрождался мужской монастырь. Население приносило в культовые учреждения хранившиеся по домам старинные иконы, церковную утварь и даже колокола небольшой величины.
В это же время почти на каждой улице городка возникли банки.
- Тридцать шесть банков! Не много ли для одного города!? - восклицали банковские работники. Естественно, они опасались, что не все банки окажутся успешными, а они могут попасть под сокращение, что потом подтвердилось.
Владислав продолжал поддерживать дружеские отношения с конкурентом по бизнесу Вениамином Рыжиковым. По объему прибыли они были примерно равны. Они уже вошли в роль "новых украинцев", которые повелевают и могут себе многое позволить, что недоступно другим. И невольно соревновались во всем: в том, какая у кого машина, какой особняк, какое положение в обществе. Оба по-прежнему возглавляли в горсовете политические партии. Но группа Рыжикова была более многочисленна. При встрече приятели все так же дружески обнимались, хотя заглаза отзывались друг о друге нелестно.
В этот период и обратился к Мышкину настоятель восстанавливаемого мужского монастыря:
- Колокол, который царь-батюшка подарил церкви, теперь ради украшения фасада стоит у входа в исторический музей. Не лучше ли, если бы он был использован по назначению - передан монастырю? Ту церковь, которой колокол был подарен, восстанавливать никто не собирается: она стала частью музейного комплекса. А монастырь уже функционирует и отстраивает храм на своей территории.
Владислав не знал ответа на этот вопрос, но без внимания его не оставил. Депутат написал запрос на имя председателя городского совета с предложением, которое позволило бы всесторонне подойти к проблеме: создать комиссию, а в состав ее ввести депутатов, представителей отдела культуры, городской администрации и православной церкви. Сопоставив мнения сторон, можно было бы принять взвешенное решение и дать ответ верующим. Владислав сообщил настоятелю монастыря о своем запросе и не сомневался, что вскоре комиссия будет создана и обсудит возникший вопрос.
Ответ был получен незамедлительно. Но... не по теме. Короткий, как вызов на дуэль. Заместитель председателя горсовета Михаил Зрячий, с которым они раньше вместе работали в исполкоме, упуская вопрос о комиссии, прямо писал: колокол передаче не подлежит! Владислав почувствовал себя так, будто ему плюнули в душу. Ведь он не ставил вопрос о передаче колокола кому бы то ни было! Он вообще впервые столкнулся с этой проблемой. В своем запросе, не каком-нибудь заявлении рядового гражданина города, а депутатском, он предлагал создать комиссию и поговорить о том, кто имеет права на колокол - музей или монастырь? Ведь, в конце концов, обратились к нему тоже не как к простому жителю города, а как к депутату. И он, заботясь об авторитете депутатского корпуса, должен дать объективный ответ!
Самолюбие Владислава было сильно уязвлено. Ведь он никогда бы не обратился к заместителю председателя, который ему ответил, а направил запрос самому председателю. Скорее всего, Зрячий перехватил документ и дал ответ без ведома председателя, показывая свое могущество. А если это не так, то, выходит, что, для председателя запрос депутата - мелочь, на которую не следует обращать внимания? Или это ниже его достоинства? Или это способ показать, что не такая уж это и величина - депутат? Поэтому Мышкин продублировал депутатский запрос на имя председателя и проследил за тем, чтобы именно к нему в папку он попал. Депутат снова подробно разъяснял, что не о передачи колокола идет речь, а предлагается создать комиссию! Комиссию, и больше ничего! Которая обсудила бы вопрос настоятеля монастыря. Он не собирается становиться на чью-либо сторону и претендовать на чью-либо собственность.
У Владислава чуть кровь не закипела, когда он вторично прочел один и тот же ответ, подписанный все тем же заместителем. Возникло такое чувство, что делается это не спроста и что над ним издеваются. Идя на выборы, Мышкин даже не предполагал, что с ним как с депутатом могут так поступать. Не хотелось верить, что перед ним - непробиваемая бюрократическая стена. А как же тогда простому человеку добиться истины? Ему казалось, что к его мнению будут прислушиваться, и он будет влиять каким-нибудь образом на принимаемые горсоветом решения. Но реальность оказалась другой. Ему давали понять: ты тут никто, вас таких много, и председателю не до вас. Он вспомнил еще несколько случаев, когда мнения депутатов председателем горсовета Григорием Сорибенко игнорировались, не ставилась ни в грош. При этом, как ни странно, председатель и его зам Михаил Зрячий каждый раз добивались от депутатов нужного им решения.
Вместе с другими депутатами Владислав организовал в горсовете небольшую оппозиционную группу. Но и это не помогло. Мышкину было стыдно, что он не мог дать вразумительного ответа настоятелю монастыря насчет колокола. Не мог же он сказать, что с его мнением в горсовете не считаются. Это значит - расписаться в бессилии. И он решил достучаться до руководителей исполкома через печать. Подробно изложив суть вопроса в публикации, он с новой силой сделал ударение на то, что не о возвращении колокола верующим ведет он речь, а о создании комиссии. Всего лишь комиссии! И что к запросам депутатов нужно относиться серьезно, не заниматься отписками, особенно Зрячему, который не может отличить понятия, где колокол, а где комиссия.
Ответил ему через газету все тот же вездесущий Зрячий. Подробно переписав справку, полученную из музея относительно появления в городе колокола, а также о том, что в музее он находится на особом учете, он закончил ответ словами: колокол передаче не подлежит! И опять ни слова о комиссии!
Монастырь, между тем, уже функционировал. А тут и очередные выборы подоспели. На этот раз партийцы Мышкина вместе с группой Вениамина Рыжикова получили устойчивое депутатское большинство и стали мощной оппозицией вновь избранному председателю и исполкому. Михаилу Зрячему в состав исполкома, естественно, дорогу закрыли, но он не растерялся - возглавил одно из коммунальных предприятий, должность директора которого заранее себе присмотрел. Бывший председатель горсовета Григорий Сорибенко из города уехал - тоже на заранее хорошо подготовленную позицию.
Новый председатель - Николай Сосненко - оказался человеком "себе на уме" и почти на каждое решение городского совета накладывал "вето". Он безошибочно угадывал меркантильные поползновения депутатов, но накладывал вето и тогда, когда сильно ошибался. Началась чехарда с заместителями. Городской совет буквально лихорадило. Или, вернее сказать, его как бы заклинило: ни туда, ни сюда. Депутаты испробовали самые различные варианты: подсылали переговорщиков, действовали через подхалимов, пробовали хвалить. Ничего не помогало! Тогда они объявили председателю горсовета "импичмент" и отстранили его от работы. И никакие суды ему не помогли.
В такой нервозной обстановке Владислав Мышкин чувствовал себя как рыба в воде и шаг за шагом из просто заместителя стал первым заместителем председателя. Тут уж он с удвоенной энергией стал удовлетворять свои задавленные Зрячим Амбиции. Мышкин взял в свои руки все финансовые потоки и дал всем понять, кто в городе хозяин. Тысячами гектаров земли он, конечно, не владел, но у него был высокий доход от торговли и реальная власть в городе. Зрячий был освобожден от должности директора коммунального предприятия и долго восстанавливался по суду. В принципе Мышкин действовал в рамках закона, но иногда проталкивал такие решения, по которым мог получать "откаты".
Депутатское большинство, в основном состоящее из предпринимателей, покровительствуемое Мышкиным и Рыжиковым, проводило теперь любые правомерные и неправомерные решения. Содействовал им в этом и секретарь горсовета Герман Грищенко, одновременно исполняющий обязанности отстраненного председателя. А хлипкая оппозиция из числа интеллигенции, как ни возмущалась, ничего не могла поделать. Каждое пленарное заседание городского совета превращалось в срежиссированный спектакль. Местные журналисты стали ходить на сессии горсовета как на представления и на все лады высмеивали и выступления депутатов, и сами решения сессий. Но депутатское большинство и исполком горсовета это трогало ровно как в пословице: "Собака лает, а караван идет".
Время летит быстро. Обеспокоенные соратники, наблюдавшие за тем, как Мышкин расправляется с противниками и покровительствует приближенным, стали ограничивать его в правах. Завязалась новая интрига. Круг его влияния сузили. Но было уже поздно. Скандал грянул как гром среди ясного неба: представители столичных силовых структур взяли Мышкина с поличным при получении крупной взятки. Его арестовали и увезли. Весь южный городок следил за его судьбой, кто с замиранием сердца, а большинство с усмешкой. Говорили - откупится. У следователей возникли вопросы и к другим членам исполкома и депутатам. В том числе и к Рыжикову. Но мы сейчас не об этом, мы о судьбе колокола.
Музей великого полководца несколько лет находился в ремонте. Его окружал высокий непроницаемый забор. А когда ограждение сняли, то колокола на прежнем месте не оказалось. В монастыре его тоже нет.
Деятельность городского совета подвергнута тщательной ревизии. Нарушений оказалось выше крыши. Среди неблагополучных числится и предприятие, которым руководит некогда могущественный и самоуверенный Михаил Зрячий. Не исключено, что их дорожки - Мышкина и Зрячего, снова пересекутся. Будет у них еще время для полемики о колоколе!