Студент горного техникума Иван Прохоров в очередной раз отправлялся домой, к своим родителям, в отдаленный таежный поселок Азасс. Один он пускаться в дальнюю дорогу боится. Да и родители не разрешают. Путешествовать по тайге в одиночку небезопасно. А от железнодорожной станции пройти нужно 25 километров. Не исключены нежелательные встречи: недалеко от поселка заключенные занимаются лесоповалом. Для этого парню посоветовали приглашать с собой в гости кого-либо из товарищей по учебе. На эту роль как нельзя лучше подошел Петя Семенов. Дом его далеко. Родители бедствуют, ничем ему не помогают. Нет у Петра денег для поездки домой. Так что для Ивана он - просто находка. Каждый раз, отправляясь домой, Иван берет с собой товарища. А Петр думает, что у них завязалась настоящая, крепкая дружба.
Юноши, как всегда, идут не с пустыми руками. Отец дает Ивану деньги на покупку ситца для женщин, на несколько бутылок коньяка и на гостинцы младшим детям - Танюшке и Кольке. Все это умещается в небольшом чемодане. А у Петра нынче неожиданный и экзотический багаж - он везет живого зайца, вернее - подросшего зайчонка. Они поймали его, когда ходили в лес на прогулку.
Вот не зря же называют зайца "косым". Петр заглянул тогда на живописную поляну. Зайчонок выскочил буквально у него из-под ног и пустился прямиком к Ивану, который был метрах в пятнадцати. Наткнувшись на человека, глупыш круто развернулся и, не сворачивая, пустился обратно. Парни воочию убедились, что он "косой": видит по сторонам, но не видит, что впереди. От Петра зайчонок, как по начерченному, снова примчался к Ивану. Он будто хотел, чтобы его поймали!
Принесли зайчонка в общежитие. Петр соорудил ему клетку из старого ящика. Кормил его молодыми травками, хлебом и сухарями. Поил свежей водой. Больше всего малыш обожал люцерну. Она только начала подрастать - была весна. Дикарь быстро рос, хорошо освоился в обществе людей, свободно бегал по комнате и прятался от чужих под кроватями. Он оказался храбрым зайцем! Стоило опустить руку к нему под кровать, как он набрасывался на нее и быстро-быстро колотил передними лапами. Не царапал, а просто барабанил. Так он, видимо, развлекался и не уставал, сколько бы с ним ни играли.
Во дворе Прохоровых не бывает пусто. Всегда там корова, овцы. И обязательно гуси и куры. Василий Егорович и Мария Павловна - люди сметливые. Свою небольшую грамотность Прохоров старший сумел возвести в степень, обратить себе на пользу. Ему доверили должность инженера-таксатора на лесоповале. Это он определяет, какой лес распилить на доски и брусья, а какой отправить в шахту на крепеж. А иной вообще не учитывать, отвезти на дрова начальству или к себе домой.
Везде у Прохорова знакомства и связи. С офицерами он ладит, заключенные им довольны. Мудрый такой мужичок-боровичок. Потребуется для начальства - корову не пожалеет, завалит. Но до этого не доходило. Несколькими овцами пришлось, правда, пожертвовать, но это же мелочь, тем более - для дела! Самогон и медовуха расходуются быстро. Да что их жалеть, когда четверых детей и внука нужно поднимать? Значит, надо дружить с теми, от кого зависим. А пчелиные улья - кто их считал? Ограничения на них не предусмотрены. Тем более, что расконвоированный вор в законе Семен Селютин самолично вызвался ухаживать за Прохоровскими пчелами.
В этот приход юноши застали в гостях у Прохоровых белоруса Генку Смягликова - жениха старшей дочери, Марии. Три года действительной службы довелось ему служить здесь, в тайге. Был он конвоиром в лагере для заключенных. Там и приглянулся Василию Егоровичу, который стал приглашать его домой, когда тот брал увольнительную. Чтобы побывать в гостях у богатого мужика, сержанту нужно прошагать 30 километров. Но это его не останавливало. Для него такие походы - отдушина в службе. Тем более, что к его приходу всегда был накрыт богатый стол. И он оставался ночевать.
Петр познакомился с Генкой на самом пике его популярности как будущего зятя. Мария уже не могла скрыть, что она беременна. Служивый был хорошим рассказчиком. Он увлеченно говорил о службе, о тайге, о рыбалке на таежной речке. Заядлый удильщик, никогда не расстававшийся с рыболовными крючками и лесками, Петр слушал его с замиранием сердца. В речке водятся хариусы, которых он в равнинных реках даже не видел! Вот бы подовить их! К концу Генкиного увольнения напросился с ним на эту речку. Клетку с зайцем по совету Василия Егоровича определил на чердак - подальше от людей и котов.
Петр понятия не имел, что это такое - лагерь для заключенных. А километры его не пугали - это хорошая разминка для крепких ног. Отправились сразу после завтрака. Парни действительно не знали усталости, шли легко и весело. Генка в деталях описал устройство лагеря - от проходной до последней наблюдательной вышки. При этом рассказал о той работе, которую он выполняет. Несколько вооруженных конвоиров выводят группу заключенных в лес, и те валят деревья.
- А если разбегутся?
- Таких дураков не находится. Да и мы смотрим бдительно. За попытку побега срок добавляют. А кому хочется всю жизнь провести в тюрьме? Среди заключенных у нас всегда есть свои люди, в случае чего - предупредят.
Сержанту Смягликову жалко времени, которое он тратит на ходьбу. Ведь когда идет он на свидание и возвращается обратно - это почти двенадцать часов в счет времени увольнения! И он, шагая в лагерь, все еще чувствует себя свободным от службы. Для своих товарищей-конвоиров Генка несет несколько бутылок водки. Уже за одно то, что он их купил и несет, они ему обязаны. И то, сколько ему должны налить за это, он решает выпить сейчас. Он часто останавливается и пьет водку прямо из бутылки. Принуждал к этому Петра, но толку из этого не вышло: его тут же рвало.
Хмелея, сержант все более откровенничал и хвастал.
- У меня не побегут! Однажды я у всех на глазах застрелил птичку. Снял ее с дальнего расстояния. И сказал этим раздолбаям:
- Вы поняли? В случае чего - не промахнусь!
Тут же возникла идея - пострелять из нагана. Петр впервые держал оружие в руках. Генка разрешил ему выстрелить.
- Ничего сложного. Нажимаешь на курок, барабан с патронами прокручивается. И когда патрон войдет в патронник - произойдет выстрел.
Петр жал на спусковой крючок изо всей силы, но у него ее не хватало. Он был еще подростком, а не мужчиной.
- Жми двумя руками!
Наконец, выстрел прозвучал. Петр почувствовал в руках мягкую отдачу. Пуля улетела куда-то в заросли.
- Вот так надо стрелять! - сказал Генка и прицелился в усевшегося на ветку любопытного дрозда. После выстрела птица замертво упала в траву. Генка подобрал ее, профессионально осмотрел: куда вошла пуля.
- Разводи костер! Сейчас дичь будем жарить!
Петр развел небольшой костерок. Генка к этому времени ощипал дрозда, освежевал его и насадил на ветку. Дрозд оказался таким маленьким, и Петру было жалко его. Когда птица слегка обжарилась на огне, Смягликов проверил зубами, готова ли она.
- Уже можно есть! На, откусывай!
Петр почувствовал на зубах сырое несоленое мясо.
- Тут одному - делать нечего. Ешь его сам, я не хочу.
Отхлебывая из горлышка водки, конвоир дожевал дрозда. Вытер испачканные сажей и жиром размякшие от пьянства губы ослепительно белым платочком, подаренным Машей. Петру это показалось кощунством. Отдохнув, они пошли дальше.
На дороге, больше напоминавшей зеленый туннель из нависавших с двух сторон веток деревьев, показались два человека. Один был заключенный в полосатой робе, другой - конвоир.
- Что случилось, Мухутдинов? - окликнул конвоира Смягликов.
- Да вот, он руку повредил, его в санчасть надо. Мы вспомнили, что ты здесь проходить будешь из увольнения, и решили, что проводишь больного.
- Вас понял. Ты возвращайся на делянку. Раненый, марш вперед. Как фамилия?
- Еремеев.
- Знаю. Симулянт известный. И человек начальника лагеря. Не вздумай бежать, пуля догонит. Скажи лучше: там ничего не замышляют?
- Что Вы, гражданин начальник! Никуда я не побегу. Шептались сегодня двое, Лысый и Громила. Разделить бы их надо.
В лагере Смягликов передал заключенного дежурному на контрольно-пропускном пункте. Чтобы впустить на территорию лагеря Петра, человека гражданского и постороннего, пришлось докладывать о нем дежурному офицеру. Захмелевший кавалер оставил спутника своим товарищам и пошел спать. Среди незнакомых людей Петру было неуютно, хотя они были предупредительны и вежливы. Отвели его в столовую, накормили солдатской кашей и компотом. А после этого объяснили, что до речки нужно пройти еще почти столько же километров. Причем, удочкой там никто никогда не рыбачил, только взрывчаткой. Петр был обескуражен. Он даже засомневался: об этой ли речке рассказывал сержант?
День перевалил за полдень. Впереди маячила ночь в незнакомом лесу. Но Петр все равно решил добраться до воды сегодня же. А устраиваться на ночлег в незнакомом месте под открытым небом он умел с детства. Его вооружили большим армейским ножом - на случай самозащиты от человека или зверя - и отпустили в тайгу.
Речку Петр нашел к вечеру. По дороге к ней осмотрел брошенное хакасами стойбище. О нем ему говорили. Там стояло несколько круглых юрт и бревенчатый домик с пустыми проемами вместо двери и окна. Все это прокоптилось и пропахло дымом. Видимо, много костров было сожжено под крышами этих сооружений. Жилища стояли на краю обширного луга. Как раз подоспели травы к сенокосу. Но не было вокруг ни души, кто бы поставил их в стога. Бывшее поселение располагалось очень удобно. Здесь все было для жизни: вода, лес, луга и пастбища.
Петр слышал легенду, а может быть и быль, почему люди покинули такое прекрасное место. В конце тридцатых годов в общину хакасов, якобы, пришел агитатор из города и рассказал, что такое Советская власть, как она заботится о трудовом народе и защищает малые народы и народности. У них в стойбище скоро пройдет голосование, на котором выберут председателя сельского совета и депутатов. Когда он явился в следующий раз, то нашел пустые строения. Хакасы ушли в неизвестном направлении. Больше двадцати лет прошло, но, как говорят, до сих пор никто не знает, где они осели.
Выбрав место у речки, Петр кинжалом накосил копну травы. Этим он расшевелил комаров. Почуяв горячее тело человека, они бросались на него, не соблюдая ни порядка, ни очереди. Они не вели разведки и не кружили вокруг да около, а слету впивались в лицо и руки, так что отбиться от них было практически невозможно. Солнце к этому времени закатилось за горизонт, и стало стремительно темнеть. Часть травы Петр разостлал как постель, остальной укрылся и только этим спасся от кровожадных насекомых.
С рассветом он приступил к рыбалке. Речушка оказалась небольшой, мелкой, текла от переката к перекату, а между ними находились разной величины омуты. Берега поросли тальником, пихтачом и высоченной травой. Чтобы подойти к берегу, нужно выбрать прогалину между кустов, потом хорошо потоптаться, приминая траву. А из нее как из рога изобилия вылетают комары. С восходом солнца появились еще и оводы. Эти варвары вообще не отличались никаким воспитанием и не считали комаров за товарищей, а людей принимали за свою добычу. Они по-хозяйски определяли место посадки, слету впивались в лицо или в руки. Было совершенно непонятно, как в этих условиях можно заниматься рыбалкой? Пока держишь удилище и отбиваешь от нападения кровососов лицо, рука становится рыжей от комаров и оводов. Приходится сметать их и убивать, а потом снова защищать лицо. И когда же заниматься удочкой? И вообще: есть ли в этой небольшой воде какая-либо рыба?
На помощь пришла смекалка. Насадив на крючок крупного кузнечика, Петр пустил его по течению в направлении обширного омута. Поклевка хариуса последовала немедленно. Но оводы, комары и мелкая въедливая мошка не давали житья. Руки и лицо вскоре опухли, появился нестерпимый зуд.
Часа два боролся Петр с насекомыми, продолжая закидывать удочку в разные омуты. Он протоптал несколько подходов к воде и переходил от одного к другому. Решился проделать еще одну тропинку и подобраться к очень широкому омуту. Вытаптывая траву у раскидистой молодой пихты, он наткнулся на что-то мягкое. Под деревом лежал какой-то сверток. Убедившись, что вокруг никого нет, Петр развернул находку. Оказалось, что в байковое одеяло завернуты рубашки, пиджаки и брюки, по три комплекта. Там же несколько банок мясной тушенки и мешочек с сухарями. Значит, наткнулся на чей-то тайник? Кто-то, выходит, готовится к побегу?
Местность уже не казалась такой безлюдной. Засунул сверток назад под дерево. Быстро собрался в дорогу, от волнения кое-как собрав снасти и рыбу. Любитель приключений поспешил в лагерь. Стойбище хакасов на этот раз он обошел стороной. И не зря. Над ним поднимался еле заметный дымок, и обостренный слух улавливал приглушенные голоса людей. Беглецы ли там были, засада ли на них? Или такие же неугомонные любители приключений? Петру было не до выяснений.
Сдав кинжал и перекусив, он отправился знакомой дорогой в деревню к Прохоровым. Позднее он подсчитал, что ради рыбалки прошагал не менее ста километров. Носки в парусиновых туфлях истерлись в труху. Но мозолей на ногах не было. Встретили его веселыми возгласами. Пристально рассматривали рыбу, так как кроме селедки ничего другого в этих краях не видели.
После такой прогулки юноша с аппетитом ел белый хлеб, запивая молоком. А потом проспал на чердаке подряд двенадцать часов. Расстроило его только то, что клетка с зайцем оказалась пустой, а самого зайца нигде не было. Мог ли он спрыгнуть с высоты чердака - никто не знал. Но и никто не предположил, куда он делся. Петр решил, что это дело рук хитроватого Василия Егоровича. Но он тоже разводил руками и искренне уверял, что зайца не видел и не трогал. Видимо, кто-то отпустил его в лес. Зачем в тайге домашний заяц?
Постепенно Петр сообразил, что и сам Василий Егорович был из числа репрессированных, сосланных на поселение. Был он, видать, из зажиточных, которым и без Советской власти было хорошо. Но и здесь Прохоровы не растерялись, трудились усердно. В один из летних дней Василий Егорович отправился на сенокос, прихватив с собой Ивана и Петра. Каждому дал по острой косе. Петр впервые держал ее в руках. То, что когда-то сшибал старой косой полынь вокруг дома - это не в счет. А траву косить - это другое дело.
Отец и сын Прохоровы как бы даже без напряжения стали помахивать косами. Трава ложилась в валок после каждого замаха. Петр тоже приступил к косьбе. "Размахнись рука, раззудись плечо!" - шли на ум стихи Кольцова. Ему было весело. Хотел широко пустить косу. А она сразу же воткнулась носком в землю. Поспешно высвободив ее, пока никто не видел, юный косарь стал более внимательным. Но коса "побежала" по верхушкам травы и только примяла ее. Раз за разом взмахивал Петр косой, и ни разу успешно.
Василий Егорович с Иваном докосили до края поляны и подошли к Петру.
- Всякому делу учиться надо, - сказал глава семейства. - Держи косу, а я стану за твоей спиной и возьму тебя за руки. Меня тоже так учили. Пятку косы придерживай у земли. Тогда она не воткнется в землю. Вот так. Хорошо. А теперь сам.
Петр уловил смысл работы косой. Но немало пота еще пришлось пролить, прежде чем и у него стали получаться ровные валки. День этот, когда он получил урок работы литовкой, стал знаковым на всю жизнь. Этот навык закрепляется раз и навсегда, как умение плавать или ездить на велосипеде.
Окончив техникум, Иван и Петр получили направления на работу в разные стороны Советского Союза. Семья Василия Егоровича переехала из тайги под Бийск. Видимо, кончился срок наказания. Иван унаследовал хитроватый характер отца. Переписывался с Петром неохотно: а зачем он теперь ему нужен? Потом вовсе перестал отвечать на письма. И все же Петр узнал от кого-то, что бывший его однокурсник забросил свой диплом в дальний ящик и переквалифицировался в бухгалтеры.
Одного поля ягодой с Василием Егоровичем и Иваном оказался и Генка Смягликов. Пока служил, он охотно пользовался гостеприимством богатых людей. Но трудно разглядеть волка в овечьей шкуре. Однажды он не пришел в привычное время. И через неделю не явился. Знакомые Василия Егоровича сказали, что он уже демобилизовался и тайком исчез из части. Позднее Петр узнал, что таких людей называют вертухаями. Мария родила мальчика. К такому повороту судьбы семья Прохоровых тоже была готова.