Изо дня в день в течение пяти лет старик ежевечерне выполнял своеобразный ритуал. И только после этого отходил ко сну, засыпая спокойным сном достойного человека благополучно завершившего свой день. Начало ритуального действа по времени совпадало с началом вечерних новостей. Когда часы отбивали девять раз, старик подводил стрелки будильника, который за день убегал на пять минут, затем внимательно смотрел новости, а после спортивных известий шел на кухню, открывал настенный шкафчик и доставал с верхней полки красную жестяную банку в белый горошек, с надписью - "Мука". В банке лежали деньги, завернутые в старую газету, он старательно и неторопливо их пересчитывал, получая от этого настоящее удовольствие. Потом бережно возвращал банку с деньгами на место и выпивал на ночь стакан теплого молока с медом, наслаждаясь и причмокивая.
Просыпался старик в шесть часов утра. Раньше, когда надо было спешить на работу, он открывал глаза, щурился, морщя нос, зевая и потягиваясь, тут же вставал и шел умываться, шумно сморкаясь и сплевывая над старой чугунной раковиной со сколами и ржавчиной. Потом пил с сухарями горячий чай , заботливо приготовленный женой и уходил на работу. Но, выйдя на пенсию, он изменил этой привычке и позволял себе понежиться в кровати часок-другой. Вот и сегодня он лежал, кряхтя и покашливая, перебирая в уме все свои дела, намеченные с вечера. Во-первых, надо позвонить сыну Андрюхе - он во вторую смену и с утра дома, потом сходить на почту за пенсией, затем в обед обещался прийдти сват Венька, а там - и вечер не за горами.
Кроме сына, у старика было еще две дочери, но они жили в других городах. Одна после школы поехала поступать в столичный институт, срезалась на экзаменах, устроилась разнорабочей на автозавод и не вернулась, осталась в Москве. Другую увез с собой в Дагестан заезжий джигит. Младший же сын - Андрюха, вернувшись домой после армии, погулял полгода с Надькой-халдой из первого подъезда и против воли родителей спешно на ней женился. Невеста в ЗАГСе рдела, как маков цвет, прикрывая огромным букетом округлившийся живот. Жили молодые поочередно, то у одних, то у других родителей, устраивая скандалы с битьем посуды и драками. Так, кочуя, прожили 10 лет, пока отказывая себе во многом, не накопили на однокомнатную квартиру, в которой и жили сейчас впятером - Андрюха с Надькой да трое детей.
Старик повздыхал и вытащил из-под подушки грязный носовой платок, шумно высморкался, оперся о локоть и, охая, опустил ноги на пол. Одет он был по-стариковски нелепо - в замызганую толстовку, дырявую вязаную жилетку и серые кальсоны с желтыми пятнами спереди. А на ногах - носки из овечьей шерсти с капроновыми заплатками во всю пятку. Какое-то время старик сидел на кровати, думая о своем и медленно качая головой из стороны в сторону. Потом обеими руками пригладил разлохмаченные седые волосы, медленно встал, обхватив руками поясницу и поковылял к телефону.
Уже неделя прошла с того дня, когда Андрюха забежал к нему после работы и потоптавшись в прихожей нерешительно сказал:
- Батя, у меня тут, ну...ну...ну ты сам посуди...
И снова завел разговор об обмене своей однокомнатной на двухкомнатную родительскую:
- Батя, да, ты... послушай... да, мать была бы жива.... да она бы тоже не была против.
Старик в очередной раз выслушал его доводы, насупив брови. Его ответ всегда был неизменен:
-Не надо мне вашей однокомнатной и баста!
Но в этот раз, помолчав еще и добавил:
-Недолго, недолго ждать-то осталось, скоро сдохну, так все тебе и отойдет.
Он думал, что Андрюха в ответ скажет:
-Да ты чё, бать? Да ты чё помирать-то задумал?
И пожалеет его, понимая, как плохо и одиноко ему без жены, Андрюхиной матери, умершей шесть лет назад. Но Андрюха, зло прищуривщись, попереминался с пяток на носки, шумно выдохнул воздух, сплюнул под ноги и ушел, долбанув дверью со всей силы...
...И вот сейчас, набрав номер телефона, старик про себя считал в трубке гудки:
-...третий,...пятый...
-Я слушаю, - трубку взяла Надька.
Старик молчал.
-Алло, алло!!! - в голосе Надьки слышались раздраженные нотки.
-Кхх-кхх, к-к-к, я это... Андрюха-то дома? - закашлявшись на выдохе, с трудом проговорил старик.
-А-а-а, щас! - Надька положила трубку около телефона и отправилась на кухню.
Муж ее, Андрюха сидел за столом, разместив на нем свои рыболовные снасти - блесна, мормышки и крючки и выискивал что-то в коробке между старыми катушками от спиннинга и мотками лески.
-Во, гляньте-ка, уже спозаранку весь стол завалил, ведь и пожрать-то негде!
Ну что, что ты перебираешь с самого ранья свои бирюльки? На рыбалку что ль пойдешь завтра, дурья твоя башка?! Декабрь вон на дворе! - с порога завелась Надька.
-Зимой тоже рыбачат, - беззлобно ответил Андрюха, вспомнив, что уже второй год собирается купить удочку для подледного лова, сколько раз уж и деньги откладывал. Куда деваются?
-Рыбак! С печки - бряк! - нудно зудела Надька, подставляя чайник под струю холодной воды.
-Кто звонил-то? - спросил Андрюха, укладывая свои рыбацкие причиндалы по коробочкам и пакетам.
-О-о-о-й, да с вами иродами, все на свете позабудешь! Иди давай скорей ! Твой звонит, кровосос!
Андрюха быстро сгреб блесны в ладонь, высыпал их в коробку и пошел к телефону.
-Алло, батя?
-Ну...
-Что ну?
-Ты чего не звонишь? А? Чего не звонишь? Как будто у тебя нет отца-то родного! А?
-Ну, чо ты, батя? Чо?
-А ни чо! Отец-то может сдох уже, а вам и дела никому нет!
-Да в чем дело, бать?
-Дело в чем...дело...у отца всё лекарство вышло - а кому дело до этого есть? Пенсия не получена, денег нет...а кому дело?
-...
-Ну... алё ?...кхх-кхх-к-к-к...
Что ну? Баранки гну! Так бы и говорил сразу. Куплю, а Надька занесет вечером.
-Ну...
-Ну!!! Все???
-Все, - обиженным голосом отозвался старик.
-Ну, пока тогда, зайду как-нибудь на неделе.
Старик послушал секунд пять гудки в трубке, положил ее на рычаг и побрел на кухню. Вскипятил чай, достал из пакета сухари и принялся завтракать. Потом долго курил у окна, разглядывая прохожих, выискивая среди них знакомые лица, торопливо стучал в оконное стекло, привлекая их внимание, а когда они поворачивались на стук - приветственно кивал им головой, взмахивая седым растрепанным чубом и улыбался, щуря глаза.
За окном светило яркое солнце, небо было голубое, вчера выпавший снег был беленьким, еще не затоптаным и искрился на солнце. "Хороший денечек!"- думал старик, собираясь на почту за пенсией.
На почте уже змеилась очередь желающих получить свои честно заработанные деньги. "Час стоять, не меньше"-прикинул старик, разглядывая выложенные на витрине открытки, прислушиваясь к разговору двух бабок, что стояли впереди . Они с гордостью рассказывали друг дружке о своих заботливых дочках - и умницы они у них, и красавицы, и рукодельницы, и матерей уважают, всем хороши и пригожи, а вот одно горе - мужей не сыскали. "Да и где их искать, мужиков-то дельных?"- вопрошала, помаргивая маленькими глазками одна из них. "Повывелись все хорошие-то, одна пьянь-рвань, смотреть тошно!"-с готовностью поддакивала другая. "Да самим надо меньше пить-курить, дак и не засиделись бы в девках-то!"-ввернул старик, которому хуже горькой редьки надоела бабья трескотня.
"Ну, чисто - две сороки!"-подумал он и отвернулся к окну. Бабки, недовольно поджали губы, и замолчали, переглянувшись со значительным видом.
Получив деньги , старик старательно и неторопливо пересчитал их - 100 рублей положил в кошелек, а остальные спрятал во внутренний карман куртки. По пути домой зашел в магазин, купил три апельсина, карамельки-подушечки и колбасы, круг полукопченой - подороже и двести граммов дешевой вареной. Дома убрал полукопченную колбасу и апельсины в холодильник, карамель высыпал в сахарницу, а варенную колбасу нарезал крупными неровными кусками. Вытер жирные руки о жилетку и облегченно вздохнув, уселся на табуретку около окна - ждать Веньку. Венька - его сват, отец Надьки, жил в первом подъезде, в такой же двухкомнатной квартире, как у старика, только не на первом, а на третьем этаже. Жена его умерла три года назад, не дожив до шестидесяти лет двух годочков. И Венька, пробедовав вдовцом год, скорешился с одинокой соседкой Нинкой, разбитной пятидесятилетней бабенкой, любившей выпить. В "день пенсии" старик и Венька поочередно ходили к друг другу в гости, выставляя бутылочку беленькой. Сегодня была очередь Веньки.
...Часы пробили пять. Старик и Венька сидели на кухне, ополовинив бутылку водки, тарелка с колбасой уже опустела и они закусывали квашенной капустой, поочередно зачерпывая ее ложкой из миски. Их разговор "ни о чем" плавно перетек на тему, что волновала их обоих всегда - политику.
Старик был ярым сталинистом-коммунистом, а Венька защищал демократов.
"Дерьмократов!"-как говорил старик. Разговор на политическую тему всегда кончался плачевно - руганью и хватаньем друг друга за грудки. Вот и сейчас Венька орал, размахивая руками:
"Да он мудак, твой Сталин! Да у него руки по локоть в крови! Да он из страны концлагерь сделал, а ты хочешь, чтобы я его уважал?"
-Ах, ты ссука дерьмократическая, за кого глотку рвешь, спрашиваю? А?
Дружки твои-дерьмократы хреновы всю страну по частям продадут, а ты и в ус не дуешь! Да они продались уже с потрохами Америке гребаной! И ты давай, езжай в Америку, колбаской катись! Твои друзья там! Едь к ним!-выпучив глаза, кривя рот, сипел старик.
-В Америку??? Мне???Да я патриот! Я в гробу видал твою Америку!-побурев от злости вопил Венька.
-Ишь, сука! В Америку... ишь , сука!-Венька свернул дулю и сунул ее под нос старику.
-Ты кому фиги ставишь, гнида, а? Я с тобой быстро разберусь, я тебя , гада, мигом с лестницы спущу!-бычился на Веньку старик.
-Ты меня? Ах, сука! Лизожоп сталинский! Да я сам уйду, сам! Да на хрена ты мне сдался, хорек партийный!-Венька сгреб со стола недопитую бутылку водки, сунул ее в карман, сорвал с вешалки свое пальтецо с серым каракулевым воротником, повернувшись к старику, напоследок, покрутил у виска пальцем и выскочил из квартиры. Пробегая мимо кухонного окна, он бухнул в него кулаком и прокричал:"Слава КПСС! Но пасаран!"
Старик зло сплюнул и собрав со стола посуду, сложил ее в мойку. Голова была тяжелая, в ушах звенело. Бесцельно покружив по кухне он достал с полки банку растворимого кофе, сыпанул в чашку целую ложку, потом подумав, добавил еще полложечки, насладил, плеснул кипятка, достал из холодильника круг полукопченой колбасы, отломил половину и сьел, не почистив от шкурки, запивая горячим кофе. Потом включил в комнате телевизор и тупо уставился в экран, думая о чем-то о своем, то впадая в дрему, то испуганно просыпаясь от громкого звука рекламы и в конце-концов сам не заметил, как заснул окончательно.И проснулся, когда было около 10 часов вечера. Новости по телевизору уже закончились, начался боевик, со стрельбой, погонями и мордобоем. Такое кино старик не любил, он не понимал его и никогда не смотрел. А сейчас ему было очень досадно и обидно, что нечаянный сон нарушил годами исполняемый ритуал - теленовости, молоко на ночь, пересчет накопленых денег.
У старика засосало под ложечкой от какой-то беспричинной тревоги, давило виски и в ушах по-прежнему шумело. Старик посидел, зажмурив глаза, и встал с дивана с мыслью о том, что надо выключить телевизор, но ноги сами понесли его на кухню, где он достал"мучную"банку и медленно развернул истрепанную газету, сходил в коридор, вытащил из кармана куртки полученную пенсию, половину сунул в выдвижной маленький ящик - на питание. А остальные положил на газету в общую кучу. Он начал копить эти деньги пять лет назад, после того, как Андрюха с большим трудом уговорил его приватизировать квартиру - ходил к нему целый месяц и выторговал это положительное решение с условием, что за квартиру после приватизации будет платить он - Андрюха, и деньги на лекарства отцу будет давать он - Андрюха. Так и повелось с тех пор, часть денег старик откладывал, прятал в банку, а жил только на те деньги, которые называл "питательные" . Если не укладывался в отведенную на месяц сумму, то занимал сотку-другую у Веньки, но никогда, ни разу за все эти пять лет не взял ни рубля из "мучной" банки.
Старик сидел за столом заваленном денежными купюрами и думал о разговоре с Венькой. Тот, когда выпивал лишку, всегда начинал мечтать о том, что бы он купил, куда бы поехал если бы у него было много денег. После перечисления всех нужных покупок и дальних поездок, Венька всегда фантазировал о том, как он приходит с чемоданчиком денег в банк, как открывает счет, как суетятся вокруг его банковские служаки, предлагают и кофе, и коньяк. И в конце-концов, выдержав паузу, в завершение монолога, крутил указательным пальцем перед носом у старика, кивал головой и говорил:
" И то...вить..это..как это..забыл...а вот ...ци-ли-зованный я человек или нет?"
А потом визгливо смеялся, зажмурив глаза и обнажив свои гнилые, желтые зубы.
В соседней комнате на экране телевизора диктор произнес прощальные слова , пожелав всем спокойной ночи и через минуту на всю квартиру раздалось громкое пипиканье. На экране засветилось:"Не забудьте выключить телевизор!" Старик уже упаковал в газету три пачки денег и хотел убрать сверток, но настойчивое пипиканье раздражало его, отдаваясь болью в висках и затылке. Сплюнув от досады, со свертком в руках старик направился в комнату, чтобы выключить телевизор - быстро вышел из кухни в коридор и почувствовал, как закружилась голова, стены дрогнули, в глазах замелькали белые мушки. Куда бы старик не кидал взгляд, мушки стайкой роились и роились у него перед глазами.Он сделал шаг в комнату и упал, провалившись в темноту.
...В комнате работал телевизор, за окном было светло .Старик пришел в себя. В ушах звенело. Захотел встать, но тело его не слушалось, он мог шевелить только правой рукой и медленно сгибать в колене правую ногу. Через открытую форточку доносились детские крики. Иногда хлопала дверь подъезда. Мимо окна спешили по своим делам прохожие. Старик хотел крикнуть им: "Эй, я здесь! Эй! Помогите мне! Помогите!". Но сил его хватило только на тихий шопот:"Помогите...помо...". И опять провалился в темноту, а когда снова открыл глаза, в комнате было сумеречно, только телевизор давал тусклый свет, на экране мелькал "снег" и полоски. Старику хотелось пить и он заплакал от собственного бессилия, всхлипывая совсем по-детски. Потом стучал по полу рукой, что подчинялась еще сигналам его мозга и снова "кричал" шопотом: "Помогите!"
На следующий день, собираясь на смену, Андрюха вспомнил, что лекарство отцу так никто и не отнес. Он сунул в карман розовую коробочку с таблетками, решив сделать небольшой круг, но занести отцу злополучное лекарство по пути на работу. Адрюха долго звонил в дверь родительской квартиры, остервенело давя на кнопку, за дверью были слышны отрывочные фразы работающего телевизора, но дверь старик не открывал. Глухое раздражение и злость захлестнули Андрюху: "Вот, гад какой, озлился, что не занесли лекарство вовремя, на день запоздали так теперь опять будет полгода дуться!". В прошлый раз отец, разобидевшись на что-то месяц не открывал двери. И Андрюха ходил, и Надька, и внучки. И в окно стучали, и в дверь звонили - не открывал, держал свой характер. Пускал только Веньку, который тарабанил ему кулаком по стеклу и кричал: "Э-э-эй, а ну, открывай, это я - смерть твоя пришла!".
Андрюха вышел из подъезда и подошел к окну. За неплотно задвинутой шторой виднелся край работающего телевизора.
-Гад!Гад! Кровосос! - Андрюха вернулся в подьезд и сунул лекарство в почтовый ящик.
Всю следующую неделю Андрюха работал в первую смену. Вечерами помогал Надьке, затеявшей ремонт на кухне перед Новым Годом. Двигали мебель, белили, красили. Закончили к обеду, в субботу. Надька накрыла стол и выставила бутылочку водки по такому случаю - обмыть ремонт, все чин-чинарем, по-человечески. Они, отобедав, мирно сидели на обновленной кухне и говорили о том-о сем. Андрюха жаловался Надьке на отца, а она угодливо поддакивала ему, когда в прихожей затренькал телефон .
-Во, кровосос! Легок на помине, батя твой! Сиди! Я отвечу - скажу нет тебя, в магазин ушел! - и Надька, как молоденькая, резво подхватилась с табуретки.
Андрюха смотрел в окно и думал о том, что скоро Новый Год, что все-то у него хорошо, дети растут и Надька у него , хоть и горластая, но вон какая домовитая баба - все в доме по полочкам, все аккуратно и прибрано. От этих благостных мыслей его отвлек тревожный и испуганный голос жены: "Да...нет...нет...да дней десять, может больше...да, ладно, да."
Брякнула о рычаг трубка.
-Андрей!Андре-е-ей! - Андрюха резво вскочил с табуретки. Жена обычно называла его Андрюхой, реже (ласково) Дрюней, и только если случалось что-то из ряда вон выходящее, то, подпустив, металла в голос, называла его полным именем.
-Одевайся, давай, да скорее беги к отцу - как бы не было беды какой, соседка из сорокпятой квартиры звонила, грит дедка ваш где, что с ним, грит телевизор у него орет и день и ночь! - Надька выпалила это на одном дыхании и бессильно опустилась на табуретку.
...Андрюха подбежал к окну отцовой квартиры - как и десять дней назад за шторкой светился экран телевизора, поднимаясь по лестнице Андрюха глянул в почтовый ящик - розовая коробочка с лекарством сиротливо притулилась в уголочке, так и лежит нетронутая. Он понял - беда...
...Вдвоем с тестем Венькой они взломали дверь и нашли в комнате у телевизора отца, уже почерневшего. Сладкий ядовитый запах смерти забивался в ноздри и вызывал приступы тошноты. Явившийся по звонку участковый, составил протокол и, кивнув в сторону трупа, укоризнено сказал: "Что ж вы деда-то проглядели?" Не дождавшись ответа, махнул рукой, поправил фуражку и ушел.
Андрюха с Венькой час курили на крыльце, дожидаясь катафалк из морга. А потом, тупо наблюдали, как два подвыпивших санитара полчаса укладывали на носилки тело, и совком подбирали в коридоре выпавшие из лопнувшего живота кишки.
Андрюха стоял и молча смотрел на зловонную лужу, что осталась на том месте, где лежал его отец.
-Дрюнь, Дрюнь, ты глянь чо тут? - Венька присел на корточки и подцепил совком газетный сверток. Мокрая газета лопнула, явив свету влажные , пропитанные разложившимся телом, денежные купюры.
-Дрюнь, смари - де-е-еньги...
-Дрюнь, чо делать-то с ними?
-Дрюн, да Дрюня же! Смотри!
Андрюха, с трудом сдерживая подкативший к горлу приступ тошноты, вяло махнул рукой.
-Чо, не надо? Выбрасывать чоли?
-Да делай, что хочешь!- Андрюха оглядел комнату и пошел к входной двери. Ему хотелось сейчас только одного - уйти отсюда и глотнуть свежего морозного воздуха
- Дрюня, Дрюнь, я приберу тут, и ключ от квартиры вам занесу! - успел крикнуть зятю Венька прежде, чем хлопнула дверь.
Оставшись один, Венька деловито осмотрелся и с решительным видом направился в туалет за старым ведром для мытья полов - оно сиротливо стояло за унитазом, никто не прикасался к нему с тех давних пор, когда умерла старикова жена. Совком Венька ловко сгреб деньги в кучу и подцепив их, переложил в ведро. Наполнил ведро водой и закрыв квартиру побежал к Нинке, своей сожительнице. Нинка открыла ему дверь - розовая и распаренная, с головой замотанной в ярко-желтое полотенце. Только-только из ванны.
-Нин, ты эта...дай мне утюг?...не боись, я быстро...уж вечером и отдам!- с порога заискивающе заканючил Венька.
-Да я сама глажку затеяла, ты Вень не дури давай, неси все сюда - переглажу тебе все в лучшем виде, а то, прям, как не родной! - Нинка подмигнула безцветным глазом,облизнув губы.
-Нин, да мне эта...документы мокрые мне просушить...и эта...пинцет у тебя есть?
Сунув в пакет белый импортный утюг, а в карман пальтухи пинцет, которым Нинка щипала свои брови, Венька торопливо чмокнул ее в розовую щеку и убежал.
...Аккуратно цепляя купюры пинцетом, Венька вылавливал их из ведра и бросал в ванну, где предусмотрительно развел в воде стиральный порошок.
Два часа он отмывал деньги, менял воду в ванне, аж три раза. Потом разложив на столе одеяло, проглаживал мокрые банкноты утюгом с двух сторон - сушил.
Пересчитал - десять с половиною тысяч рублей. От денег пахло сладкой гнилью, но внешний вид они имели довольно-таки пристойный, заботливо выкупанные в ванне трудолюбивыми Венькиными руками.
Завернув деньги в новую газету, Венька понюхал сверток и запихав его в пакет с Нинкиным утюгом, отправился домой, весело насвистывая "Прощание славянки".
На следующий день, в воскресение, с утра едва-едва продрав глаза, Венька пришел в самое восторженное состояние, в его душе все пело и ликовало. И так его распирало накатившее счастье, что ему немедленно захотелось поделиться им с кем-нибудь. Он пятерней пригладил свои редеющие волосенки, забежал в туалет отлить и нарисовался радостный и восторженный на пороге Нинкиной квартиры, с утюгом под мышкой.
Нинка хотела подольше поспать в это воскресное утро и не понимала восторженного состояния Венькиной души, который с шутками-прибаутками принялся лапать ее прямов прихожей за все мощно выступающие в разные стороны части дородного тела.
-Вень, да ты чо пьяный штоль? А, Вень? - спросонья отпихивалась Нинка.
В конце-концов, не на шутку озлившись, она дала ему звонкий подзатыльник. Венька разобиделся. Насупил бровь и уселся смотреть телевизор, а Нинка поставив на плиту чайник, принялась гладить с вечера выстиранное и за ночь высохшее белье.
Разглаживая складочки на своих необъятных трусах и панталонах, она чуствовала не весть откуда появившийся запах гнилого мяса, и не могла понять - в чем дело?
И вот когда она гладила чашечки лифчика(из которого смело можно было делать детские панамки) до Нинки стало доходить, что этот мерзкий запах источает белоснежный красавец-утюг, подаренный ей товарками на работе по случаю пятидесятилетия. Нинка, ну, чисто собака-следопыт, шумно обнюхала утюг, взяла в руки свой лифчик с арбузными чашками, поднесла его к лицу, втянула воздух и брезгливо скривила губы.
...Венька, заглядевшись в телевизор, не услышал, как сзади тихо подошла Нинка и так двинула ему кулаком по уху, что он ласточкой вылетел из кресла:
"Ты, что, козлина рыжая, вчера с утюгом делал, шибздик кривосделанный?!
Венька быстро вскочил на ноги и хотел прошмыгнуть в проем двери мимо Нинки, но она ловко и крепко ухватила его за ухо. Выкручивая большое Венькино ухо она приговаривала: "А ну , признавайся скот лопоухий, чо делал, не то хуже будет!"
Венька исхитрился и ухватив обеими ладонями необъятные Нинкины титьки, ущипнул их. Нинка взвизнула от неожиданности и отпустила Венькино ухо. А тот, отбежав на безопасное расстояние, держась за ухо, затараторил: "Это... эвана ведь... сват-то у меня, Нинка, помер. Да так и лежал в пустой квартире две недели. Во как! Как кисель стал. А под ним, Нинка, слышь, деньги. Ну и чо, Нин, не выбрасывать же их было!"
Нинка выслушала Веньку, открыв рот, и снова заорала, срываясь на визгливый фальцет: "Ах, ты, паскуда поганая, я вот щас тебя этим утюгом так отглажу - дети родные не признают." И она кинулась на кухню, а Венька, чтобы не искушать судьбу, быстрой ящеркой скользнул по коридору к входной двери и через пару-тройку секунд был у себя в квартире, для верности закрыл дверь на второй замок и только потом отдышался. А на лестничной площадке бушевала Нинка, пиная и так уже раздолбанную сверх всякой меры дверь и выкрикивала ругательства в адрес Веньки, который с удивлением разглядывал в зеркале свое опухшее багровое ухо.
Вечером Венька позвонил дочери, и подозвав к телефону Андрюху, долго и нудно объяснял, что деньги он сдал на санэпидемстанцию, где ему сказали, что они заражены ядовитым трупным ядом и подлежат немедленному уничтожению. Венька еще раз повторил конец фразы, сделав упор на слове "немедленному".
-Вот ведь , горе какое, Андрюха! А по-другому и нельзя, Дрюнь, сам понимаешь - зараза. Дрюнь, тебе надо справку, что деньги забрали на уничтожение, а? Надо? Мне ить дали справку-то? И печать есть!- самозабвенно врал в телефонную трубку Венька.
-Не надо? Нет? Ну я тогда выкину ее, не нужна , говорю, мне справка эта , Андрюнь! Ну, ладно, Андрюха, ты крепись, ты не раскисай давай. Я у вас еще есть. Я поживу еще , Андрюха. Так вот! Ну, бывай. Надьке привет!
В понедельник, опять встав не свет-не заря, Венька на два раза пересчитал деньги, записал сумму на листочек и что-то долго высчитывал, деля в столбик. А к девяти часам уже стоял у окошка обменного валютного пункта. Лупоглазая девица с узкими напомаженными губами пересчитала деньги вручную, потом при помощи счетной машинки. Пересчитывая вторую пачку денег, она зло зыркнула на Веньку и спросила: " А что они воняют у вас так? Облили что ли дрянью какой?"
Венька , еще дома решивший ни за что не вступать в дискуссию о природе отватительной запашистости денег, неожиданно для себя ляпнул: "Че-е-во? Обли-и-или..Да ничем на них не лили! Под покойником они лежали!"
Девица больше не проронила ни слова, быстро пересчитала пачку и, выписав справку, отодвинула от себя деньги с выражением неописуемого ужаса на лице. Выдав Веньке триста сорок долларов, повесила на окошечко табличку "Технический перерыв" и направилась в туалет, где долго-долго мыла руки, а вытерев, старательно их обнюхала.
Обменный пункт находился в отделении коммерческого банка. Когда Венька проходил, через огромный вестибюль, то обратил внимание на рекламный плакат - "Ваши деньги в нашем банке - Ваше разумное решение!" Венька хмыкнул и, выскочив на улицу, побежал домой, кутаясь в воротник пальто от резкого ветра.
Дома он рассмотрел со всех сторон никогда невиданные им заморские зеленые бумажки и сунул их в старый почтовый конверт. Побродил с ним по квартире, задумчиво озираясь, и отправился на кухню, нашел на полке старую жестянную банку из-под растворимого кофе и уложил в нее конверт, свернув его в трубочку. Закрыл банку и убрал в шкафчик на верхнюю полку, затолкав ее в самый дальний угол. Постоял, подумал и замаскировал банку пакетом с вермишелью.
...И потекла Венькина жизнь с этого дня по-новому, каждое утро начиналось с того, что он доставал заморские деньги и, разложив на грязном столе, разглядывал их, мял в руках хрусткую бумагу, заходясь от восторга....