Цех жил привычной размеренной жизнью. По обеим сторонам широкого прохода гудели огромные станы, втягивая в свои недра толстую катанку. С другого конца блестящей металлической змеей выползала проволока, наматываясь на большие стальные катушки. Сновавший по проходу погрузчик, забирал готовую продукцию, привозил заготовки. Стране нужны были стальные канаты: толстые, средние и тонкие; шахтные, людские и талевые; для шагающих экскаваторов и подвесных мостов. Страна жила далеко идущими планами. Пятилетки выполнялись и перевыполнялись досрочно. Этот завод, выпускающий широкий ассортимент продукции, был единственным на всю необъятную страну.
Работающих на станах людей трудно было отличить друг от друга. Все они были одеты в одинаковые спецовки, перепачканные мыльной смазкой, перемешанной с металлической пылью. Вездесущее мыло покрывало все возможные поверхности, оставляла следы на станах, на бетонных полах, покрывала кафельные стены, не оставляя намека даже на малейшее присутствие чистоты, не смотря на направляемые меры борьбы с нею. Огромные станы издавали металлический гул, так, что слышать друг друга, можно было, только громко крича на ухо.
Цех разделяла стена с широкой дверью. За дверью по обеим сторонам от прохода, стояли агрегаты, выпускающие микропроволоку. Здесь было чисто и тихо. Повязанные косынками женщины спокойно наблюдали за протяжкой серой проволоки, гораздо тоньше человеческого волоса.
По проходу уверенной походкой быстро шла молодая, стройная женщина. Лицо ее пылало от возбуждения. Легким движением сорвав косынку с головы, она почти подбежала к наблюдавшему за намоткой проволоки молодому высокому парню. Тот, оторвав взгляд от стана, вопросительно глянул на подошедшую. Она радостно замахала листком, зажатым в руке, и поднесла его поближе к глазам мужчины.
- Сережка! Новость, то какая!- закричала она.
Сергей пробежал глазами листок, но радости не разделил:- Эх Тонька! Делов-то! Комната в общежитии!
Выхватив листок из рук Сергея, Антонина побежала в соседнее отделение. Разговаривать в таком шуме бесполезно.
- Бабы! Бабы! - закричала она, возбужденно вбегая в женское царство,- радость-то какая! Я комнату в общежитии получила!
- Ой, Тонька! - кинулись к ней сразу две подруги, - ну покажи, покажи!
Привлеченные шумом работницы окружили Антонину, выхватили из ее рук листок и разглядывали его: кто с легкой завистью, кто с показным равнодушием.
- Тонька! Повезло тебе!- радовалась за подругу светловолосая девушка.
- Надо знать кому "на подпись давать",- тихо, но подчеркнуто многозначительно произнесла стоявшая рядом с ней женщина, чуть постарше, разочарованно отходя к своему стану.
- Дусь, ты чего в виду то имеешь?- Инна догнала подругу.
- А ты будто не знаешь? - неприязненно повернулась Евдокия.
- Так она бригадирша! Дело ясное, что она наряды начальству на подпись носит.
- Ты Инка простота душевная,- уже спокойнее продолжала Евдокия, - она же спит с тем начальством. Отсюда и бригадирство ее, комната опять же.
- Ну и чего? Тонька красивая! - вздохнула Инна.
- Красивая так можно сразу с двумя мужиками спать? - не унималась Евдокия.
- Не завидуй ты, Дуська, чужому счастью!
- Я и не завидую! Тонька то не первой свежести уже. Скоро мужики смотреть на нее перестанут. А я еще - девка в соку. Сережку у нее все равно отобью!-с дерзким задором оскалилась Евдокия.
- Мы же подруги! Нельзя так, Дуська! - Инна отошла к своему стану. Она и сама была влюблена в красавца Сергея. Но про любовь свою никому не говорила. Ведь соперничать с Тонькой по красоте никто в цеху не мог. Где там в цеху! Во всем заводе такой красавицы не найти! Это было общепринятое мнение на заводе. Антонина красовалась на "Доске почета", выступала на собраниях, она же встречала все комиссии приезжающие на завод. Где же тягаться с ней? А Сергей! Он мог влюбиться только в нее, несмотря на то, что она и старше его. Красавец! Инна зажмурила глаза, представив Сергея. Он и в робе выделяется среди волочильщиков, а как переоденется в костюм....
Инна подавила тяжелый вздох.
Переезжать Антонине помогали всей бригадой. Женщины носили нехитрые пожитки, аккуратно уложенные в коробки с надписями, где чего находится.
- Ну, Тонька по-городскому все упаковала!- придирчиво заметила Евдокия
- А я и есть городская,- поджала губы Антонина и бросила неприязненный взгляд в сторону подруги.
- Давно ли?- Евдокия приостановилась.
- Девчонки! Не ссорьтесь хоть сегодня,- c просительной улыбкой остановила их Инна.
Подняв чемодан, она подтолкнула Евдокию и вместе они стали подниматься по лестнице.
- Защищаешь все ее! - пыхтела Евдокия,- городская она! Выбилась в люди! А про хвост свой выходит, забыла!
- Не злобись, Дуся!- уговаривала Инна, - сейчас обмоем комнату, посидим, деревню вспомним.
- Вот скажи ты мне! Чем ей наша деревня не угодила? Не хочет она деревенской быть - стыдно ей! Поди больше половины завода из деревень приехали.
- Ну и помалкивают о том! А Тонька она в люди выбьется! С такой то красотой! Как выйдет замуж за начальника!
- Дуреха! У начальника двое детей! Такие, как Тонька, только для постели и нужны, а женятся начальники на умных!
- А Тонька за красивого замуж выйдет! - защищала подругу Инна.
90-е
Около нового многоэтажного дома в нетерпении толпились будущие жильцы. Наконец то выдали ордера на долгожданные, отработанные хозспособом квартиры. Нетерпение жильцов было понятно. Этот дом был последним построенным на деньги завода. Теперь очередники должны будут оплачивать свои квартиры.
После смерти "бровастого" вождя, правившего долгие, долгие годы, правители у руля власти менялись сказочно быстро. Приходящие к власти старики из "Политбюро" следовали один за другим, в порядке очередности стояния на Кремлевской стене. Власть менялась, а жизнь в стране напоминала стоячее болото. Но иногда и в болоте закипает. Наступившие в стране перемены простым людям облегчения не принесли. Боролись за капиталистические отношения, а когда получили их - призадумались: куда это мы вступили? Но поздно. Безоглядный русский характер, через определенные отрезки времени начинает бурлить внутри народа, и хочется тогда народу все перестроить, заново построить новый мир. Развалить дворцы и заводы! К черту старый мир! "...Мы свой, мы новый... построим!" Несмотря на многовековой опыт разрушения дворцов и прочих строений, в который уж раз, доперестраивались до разрухи. Оказывается, рушить быстрее, чем строить новое. Да и новое, неизвестно, приживется ли? А ежели приживается медленно, власть надо менять. Ну не менять же без конца президентов. На выборы денег уйма уйдет. Благоразумие подсказывало: премьеров дешевле. Все-таки эта должность не выборная. Голосования не требует. Вот и меняли премьеров. Несмотря на тяжелые времена, охотников в премьерское кресло сыскалось немало. Приходящие премьеры предлагали все новые замысловатые ходы для процветания страны. Один предлагал треть зарплаты вносить за жилье. А почему нет? Работать надо больше. Тогда денег будет
больше. Да и деньги обесценились: бумажки, да и только. Всегдашний показатель застойной российской жизни - водка - увеличилась в стоимости в тысячу раз. Стоимость прочих досягаемых товаров, диктовали теперь рыночные отношения. Было от чего радоваться обретшим жилье бесплатно.
Входные двери были заперты, и люди в ожидании запропастившегося куда-то сторожа c ключами, собирались в небольшие стайки по интересам. Кто-то знакомился, кто-то приветствовал старых знакомых. В основном будущие жильцы, рабочие с близлежащего завода, знали друг друга. И теперь мужчины пожимали руки старым знакомым, знакомились с незнакомыми, попутно выясняя: кому достался какой этаж и кто у кого теперь в соседях. Женщины сдержанно оглядывали друг друга, оценивая будущее соседство.
- Архипыч! - громко приветствовал мужчина с протезом левой ноги, суетливого, невысокого мужичка,- какими судьбами? Подскакав на костылях к Архипычу, он с размаху приложил руку на его плечо, так, что тот чуть не упал.
- Серега! Твою кочерыжку!- не то обрадовался, не то испугался Архипыч, но руку пожал крепко, как и подобает давно не видевшим друг друга собутыльникам. Глаза обоих блестели от возбуждения. И было явно, что вызвано возбуждение не долгожданным переселением.
- Я смотрю, старый черт около нового дома трется!- Серега говорил громко,- думаю с чего бы это?
Несколько любопытных голов повернулись в сторону старых друзей.
- Ты не ори! - Архипыч улыбался в сторону толпы, показывая золотые зубы.
- Ты чего Архипыч? Мы ж с тобой кореша! На одних нарах в Урюпинске парились. Такое на всю жизнь! - у Сережи на глазах выступили слезы. Толпившиеся около них любознательные соседи поспешили отступить. Архипыч сделал вид, что ничего не произошло.
- Я тут, понимаешь, подженился,- заговорщицки подмигнул он.
- Понимаю!- сочувственно кивнул Сережа и оглядел кучку женщин, пытаясь определить пассию Архипыча. Тот недовольно дернул Сережу за руку: вон в стороне. Да Катька, Катька, ты ее знаешь, она в тюрягу приезжала.
Та смущенно пожала плечами: не с чем вроде, Сережа. Мы сошлись просто. Неизвестно будем жить или нет?
- Не гневи судьбу, Катюха! За Архипычем - как за стеной. Да и скучно не будет,- подмигнул Серега.
- Посмотрим.
Импозантная особа в широкополой шляпе, стоявшая в кругу одетых попроще, просвещала соседок, по поводу декоративного оформления полученного жилья и убеждала, что нужно обязательно пригласить декоратора.
- Ну что - "сами"?- возражала она, - сами понаставите диванов вдоль стен, да стол к окошку, вот и весь дизайн. А тут: деньги заплатишь, и голова не болит. Зато модно! Удобно!
- Было бы платить чего!- перебила ее стоявшая рядом Валентина, - завод разваливается. Денег не платят. С чего жировать то?
- Бизнесом заниматься надо!- надменно посмотрела на окружающих особа.
- Люд, ну о чем ты говоришь? - Наши мужики всю жизнь горбатились на том заводе, они, кроме как проволоку гнуть, делать больше не могут ничего,- урезонила ее Ольга, коротко остриженная широкоплечая женщина, всю свою жизнь посвятившая заводу.
- Самим надо дело открывать,- не сдавалась Людмила.
- Вот именно: у тебя муж бывший партийный босс,- вскинулась невысокая и некрасивая Надежда,- они весь завод растащили после приватизации. Знали что брать. А нам сунули ваучеры. Вот и остались мы ни с чем.
- Мой муж виноват, что вы недальнозоркие? Кинулись на вывески. Головой надо думать! - повысила голос Людмила.
В толпе опять повернули головы: чего бабам неймется? Под взглядами галдеж поутих.
Мария Петровна, одиноко и равнодушно наблюдавшая за происходящим, решилась подойти к стоящей невдалеке ровеснице: незнакомые все,- попыталась она завести разговор, - непривычно мне после деревни.
- Я тоже деревенская,- улыбнулась женщина. На завод молоденькой поступила, так вот всю жизнь там...
Обе помолчали,
Моя квартира на 6-м, приходите в гости.
- Неудобно. Помешаю родным вашим.
- Некому мешать. Одинокая я.
- Я тоже одинокая. Племянница вот на старости лет к себе забрала...,- подавленный горестный вздох застрял в горле.
Прибывавшие к дому новоселы окунались в атмосферу возбужденного ожидания.
-О! Васька! Ты на каком этаже?
- На третьем. А ты?- чрезмерно веселый Васька, пожал руку подошедшему.
Васька не успел закончить свою пылкую речь в успокоение своего знакомого. Пришедший, наконец, сторож отвлек толпу от дальнейших перепалок и разговоров, позвякиванием ключей. Он повозился с замком и широко распахнул деревянную дверь:
- В добрый, как говорится, путь,- напутствовал он.
Жильцы входили в пахнущий недавней стройкой подъезд, постепенно рассасываясь по своим этажам. Громкие восклицания восторга на некоторое время заполнили новый дом. Обретенное восхищало: голые, без обоев стены, и залитые бетоном, без линолеума полы, и стрёмная, одинаково-поносного цвета, на всех балконах плитка, с местного керамического завода. Не это главное! Главное, что есть свой угол! Ведь сколько еще семей остались без угла в такое смутное время. Для русского человека всегда отрадно, что где-то есть люди более неудачливые, чем они сами. Наконец, удовлетворенные косыми углами и неровными стенами, люди потянулись осматривать хоромы соседей, чтобы опять же удовлетвориться, что у соседа квартира поменьше, посочувствовать по этому поводу. Глядишь, и дружба завяжется...
--
Пришли вот посмотреть, кто рядом жить будет? - в приоткрытую дверь двух комнатной квартиры на 10-м этаже, бесцеремонно вторглись соседи.
- Давайте знакомиться! - протянул руку пришедший,- я - Иван.
- Сожитель мой,- перебила его спутница,- муж мой погиб. А вы - семейная пара?- придирчиво поинтересовалась она.
- Меня Ариной зовут. Муж - Олег,- пытаясь замять неловкость, представилась хозяйка квартиры.
- А дети есть?
-У нас сын.
- А у меня - две девки. Может, когда вырастут и породнимся,- предложила пришедшая. Хозяйка ничем не ответила на предложение.
- Извините, а ваше как имя? - обратилась она к пришедшей.
- Я, Татьяна. В однокомнатной - Валька, а в четырех - еще одна Танька. Я познакомилась уже.
- А я не успела. Сразу мусор кинулась убирать,- оправдывалась Арина.
- А ты где работаешь то?
- В соцобеспечении.
- Грамотная значит. Как на пенсию пойду - обращусь,- Татьяна поджала губы,- в этом доме народ все простой,- продолжала она,- волочильщики, да канатчики. А пьют, как сапожники. Твой-то пьет?
- Мой?- удивленно произнесла Арина. - Олег не пьет.
- Ну ладно, пойдем мы,- Татьяна подпихнула к двери скромно молчавшего Ивана.
- Ну и соседи! - Татьяна, кипела от возмущения, закрывая дверь,- ты видел эту Арину? " Олег не пьет'',- передразнила она соседку,- у всех пьют, а ее Олег нет. Конечно, с такой пить некогда. Такую нянчить надо. Ты обратил на нее внимание? Как она с работягой живет?
- Чего ты взъелась? - удивился Иван,- первый раз увидела ее, а уже невзлюбила, а она красивая, умная, глядишь подружитесь.
- Я с такими не дружу! О чем с ней говорить? Небось книжечки умные читает! А мне некогда! - повысила голос сожительница,- а тебе, если она понравилась, собирай чемодан и проваливай, ишь - "умная"! Ванька промолчал.
Вновь зазвенел звонок. Взволнованный мужчина представился соседом с нижнего этажа:
- Понимаете, сын дверь входную захлопнул, а ключи в квартире остались, - он нервно топтался у порога..
Арина в растерянности смотрела на него: мы то чем можем помочь?
- Проходи, Николай, - вмешался Олег,- через пожарный лаз,- объяснил он жене.
- Задам я ему сейчас,- пообещал Николай, проходя через комнату.
- Ой, вы не бейте его,- кинулась вслед Арина. Не обращая на нее внимания, сосед спустился в люк. Через несколько минут оттуда донеслись крики ребенка и крепкая ругань соседа.
-Олег, он же бьет его! - кинулась к мужу Арина.
- Беги, защищай! - остановил ее муж,- может и тебе перепадет. Вечно тебе всех жалко! Жалей своих пенсионеров! Пойми: весь свет не пережалеешь! Всем не поможешь!
- Я понимаю! Ну, все равно, жалко! - на глазах женщины показались слезы.
- Жалостливая ты моя,- обнял ее муж.
60-е
Через широкий дверной проем Антонина ревниво наблюдала, как Евдокия явно заигрывала с Сергеем. Острой шпилькой кольнула в сердце ревность: ишь - лыбится! Дуська, сучка, прямо стелется перед ним! Забыла, как просила, чтобы Антонина устроила ее на станы. Махала бы сейчас метлой! А Тонька помогла! Выходит: не стоило.
Она видела, как Сережа лениво убрал руку Евдокии с рукава робы.
-То-то же! - удовлетворенно отметила она. Где Дуське тягаться со мной?
Посмотрев в висящее на двери небольшое зеркало, и удостоверившись, что красота не покинула ее, она плавно, высоко неся голову, пошла по проходу, даже не глянув на запыхавшуюся Евдокию.
...Может быть и зря! На щеках подруги рдел довольный румянец.
90-е
- Погоди ты,- Татьяна недовольно оттолкнула сожителя. Ванька, насупился: к тебе с душой, а ты вечно все "не хочу, не могу". Но та , словно не слыша его, приглядывалась к фотографии, стоявшей на комоде. Еще мгновение назад, Татьяна могла бы поклясться, что видела, как Юра, ее погибший муж, словно ожил на фотографии. Через Ванькино плечо она ясно увидела его живое лицо. Она видела, как двигалась кожа на лбу, собираясь в поперечную складку. Это движение было до боли знакомо, так он делал, когда был чем-то недоволен. И еще она увидела, как голова на портрете покачалась из стороны в сторону. Именно голова! Будто в знак осуждения. После его гибели долго не верилось, что его нет. Сестры советовали обратиться в психдиспансер. Она даже пошла туда, но, наслушавшись пациентов в коридоре, поняла, что становиться на учет, и глотать таблетки еще рано. Выходит, переоценила себя. Психика дала сбой. Но почему теперь? Ведь прошло много лет? Время притупило воспоминания. А тут вдруг как живой? Не обращая внимания на недовольство Ивана, она заспешила к соседке. Та хоть и не подруга, но выслушает и, может, посоветует, как избавиться от кошмаров?
- Слушай, Валюх, у тебя в квартире ничего подозрительного не происходит?
- Откуда у него такие деньги?- машинально спросила огорошенная Татьяна.
- Он не докладывал про это,- на глазах соседки появились слезы.
-Пойду я,- Татьяна потопталась у порога.
- Ты заходи, заходи. В другой раз, - Валентина не была настроена на дальнейшие разговоры.
Идти к кому -то еще Татьяне расхотелось. В каждой квартире свои заморочки. Но видение, да еще среди бела дня, произвело глубокое впечатление на женщину. Оно не отпускало мыслей в голове и всплывало с каждым мгновением все настойчивее и подробнее. Татьяна оглядела подъезд, словно ожидая, что из углов покажутся немыслимые приведения. Но углы хранили мрачное молчание, окутанное полумраком. Она покачала головой: привидится же! И только в глубине сознания затаилась мысль, что видение - это только начало. Начало чего?
- Лучше не думать об этом! Постараться совсем забыть!
60-е
- Проходи, проходи, гость долгожданный,- Антонина посторонилась, пропуская в комнату хорошо одетого мужчину. Серый костюм отлично сидел на его стройной фигуре, голубая рубашка оттеняла цвет его глаз. Он попытался притянуть ее к себе, но та остановила его движением руки. Глаза блестели, и было что-то необычное в ее поведении. Сергей приходил в эту комнату почти каждый день, стараясь незаметно проскользнуть под занавеску, натянутую над дверью. И каждый день она открывала двери после его тихого условного стука. Тут же бросалась ему на шею, крепко обнимала, не позволяя даже переступить порог. Чуть ли не силой, приходилось размыкать кольцо ее рук, отстраняя от себя. Он стеснялся этой ее бабской нежности, не хотел, чтобы соседи по семейному общежитию, вечно торчавшие в коридоре или выглядывавшие из дверей общей кухни видели его приход.
- Не молоденькая уже, - каждый раз, отстраняя от себя, говорил он.
-Старая что ли? - шутливо вопрошала она, разглядывая себя в висевшем на стене рядом с дверью зеркале.- Смотри, еще восемнадцатилетней не уступлю. Антонина и вправду была красавицей. Длинные черные волосы рассыпались по спине, фигура ее сохранила былую гибкость, не смотря на то, что было ей уже немного за тридцать. Грудь дерзко топорщилась под обтягивающей кофточкой.
Но сегодня, не понимая еще ее состояния, он почувствовал что-то тревожное в ее поведении.
-Ну, проходи,- Антонина подтолкнула его к занавеске, разделяющей комнату пополам.
-Мы тут с Дуськой чай пьем,- сообщила она, - ну а теперь можно, что и покрепче,- она разглядела в руках мужчины бутылку "Московской". Тот, сделав шаг, остановился в нерешительности: за столом сидела ее подруга. На столе стояли чайные чашки, лежала распечатанная пачка печенья.
--
- К столу, к столу, - настаивала хозяйка,- сейчас и закусочку принесу...
Она метнулась за занавеску, загремела тарелками, вилками, не заметив, как растерялась ее подруга, увидев вошедшего. Тот тяжело опустился на табуретку рядом с подругой. Его уверенность улетучилась, он был чем-то взволнован.
-Здравствуй,- словно превозмогая себя, наконец поздоровался Сергей.
-Здравствуй, - ответила Евдокия, глядя в сторону. Тем временем хозяйка подала на стол закуску: соленые помидоры, тонко нарезанную колбасу, хлеб, квашеную капусту. Принесла рюмки и принесенную гостем бутылку водки.
- Вы чего это сидите, как будто не родные? - то ли пошутила, то ли серьезно сказала она.
-Не тяни! Открывай, наливай: щас пить будем,- громко командовала она, возбужденно блестя глазами и убирая волосы с раскрасневшегося лица нервным порывистым движением руки.
-Чего с ней сегодня?- терялся в догадках Сергей. Ведь на заводе не секрет, что он к Тоньке ходит. Никакая другая мысль не возникла в его голове. Они старались не афишировать свои отношения. Антонина всегда на заводе, на виду. Он же кроме постельных побед, да смазливой внешности, трудовыми победами похвастать не мог. Не давались ему победы на трудовом фронте. Евдокия неловко отводила глаза, стараясь не встречаться взглядом. Сергей, содрав тонкий алюминиевый ободок с горлышка бутылки, разлил водку по рюмкам.
-Давайте что-ли чокнемся, девки! - предложил он, проникаясь настроением хозяйки.
-Давай, за любовь, - тут же согласилась хозяйка.
-Можно и за любовь, - в тон ей произнес Сергей. Он игриво стукнул своей рюмкой о рюмку хозяйки и, подмигнув правым глазом, залихватски опрокинул водку в рот. Евдокия выпила молча, будто воду, занюхав кусочком хлеба. На лице ее не отразилось никаких эмоций, словно и не рада этой встрече.
-А вы закусывайте, закусывайте, - радушно потчевала хозяйка своих гостей.- Вон капустка-то хороша, попробуйте. Все дружно захрустели капустой. Сережа снова наполнил рюмки. Следующую выпили молча, не чокаясь, и не произнося тостов. Так же молча закусывали. Первой затянувшееся молчание нарушила хозяйка.
-Тебе капуста не нравится? - Антонина с удивлением смотрела на свою подругу.
-Ну что ты, у тебя капуста всегда отменная, - нерешительно проронила, наконец-то Евдокия.
- Вроде горчит сегодня? - Сережа вопросительно глянул на хозяйку. Он, преодолев неловкость, чувствовал себя хозяином положения.
- Да с чего это?- усмехнулась та. В комнате опять повисло неловкое молчание, в тишине слышно было похрустывание капусты...
...-Горчит, говоришь?- лицо Антонины вдруг стало серьезным. Поведение ее менялось на глазах. Исчезла напускная веселость, скорбно опустились уголки губ. Она была уже не похожа на прежнюю беззаботную красавицу, от души угощавшую своих гостей. За столом сидела потрепанная жизнью женщина, похожая на сотни других. Резко обозначились, до тех пор незаметные, морщинки возле глаз, поперечная складка на лбу.
-Тебе тоже горчит? - повернулась она к подруге.
-Есть вроде,- неуверенно ответила Евдокия, все еще не понимания поведения хозяйки.
-Все правильно, горькая она!- превозмогая себя, со слезами в голосе произнесла хозяйка. Не одной мне горевать, пришло и ваше время. Вы думаете, я ничего не знаю, а про вас уже весь завод знает, только об этом и говорят. Я то, дура, думаю: что это с моим милым стало? Подмечать стала, вроде как надоела я ему. Приходить стал реже, в глаза не смотрит. Спасибо добрым людям, открыли на всё глаза. Надоела я тебе, сама вижу. Ребенка жду, а зачем тебе такая обуза?
Евдокия вскинулась, пытаясь вставить своё слово в этот монолог. Но Антонина гневно глянула на нее и повысила голос: - думаешь, он тебя любит, думаешь ты лучше меня? Смеетесь, за моей спиной, гордишься, небось: у подруги мужика отбила. Ты для него такая же проходящая: потешится, а забеременеешь, бросит и тебя. Он же, кобель, на каждую сучку прыгает.
Евдокия попыталась что-то сказать в свое оправдание, но не успела, перехватило дыхание. Поднеся руку к горлу, открытым ртом она хватала воздух и не могла сделать ни одного вздоха. Вскоре тело ее сотрясли судороги, она упала на пол без признаков жизни.
-Испугался? - хозяйка торжествующе смотрела на испуганного мужчину. На лбу у него появилась испарина, ему так же не хватало воздуха.
- Что ты сделала, змея? - Сережа судорожно расстегивал воротник рубашки, пытаясь вдохнуть. Этого ему не удалось сделать, и он рухнул с табуретки на пол.
-Точно змея! Правильно понял. Ты подумал, что я тебя пожалею? Ну, уж нет! Ни тебя, ни себя, - словно безумная радовалась Антонина, глядя на распростертого на полу мужчину. В глазах ее плескалось красное пламя. Рот кривила злобная усмешка. Роскошные волосы, постепенно обретая огненно-красный цвет, превращались в жесткую щетину, торчавшую во все стороны. Красавица на глазах превращалась в злую ведьму, торжествующую на кровавом пиру.
-Вот теперь все свое получили и любовь на троих разделили, а говорят невозможно это,- словно безумная шептала женщина, цепляясь за край стола непослушными руками. Изо рта у нее пошла пена, Последним усилием ухватив скатерть и стянув ее со стола, женщина повалилась и затихла на полу.
Утром в дверь комнаты нетерпеливо барабанила соседка:
- Эй, вставай! На работу пора!
-Что? Спит еще?- из двери напротив показалась заспанная мужская физиономия ,- они вчера бухали, я видел, как ухажер приходил к ней. - С бутылкой, - добавила он позевывая.
- Спят, похоже, с похмелюги не раскачаются,- высунулась рядом голова в бигудях..
-Я из-за нее не хочу опаздывать - соседка побежала по коридору общежития.
Глава 2
2000-е
Утром большинство обитателей дома спешило на работу, собирали детей в школу, кому-то срочно надо в магазин. Мало ли куда бегут люди по утрам? По этой причине преобладающее большинство и не поверило тому, что вечером обсуждали жильцы, оставшиеся в доме. В том доме имелся подвал. Ступеньки сбоку дома вели к железной двери, закрывающей вход в него. На двери вечно висел замок, продетый между двух приваренных колец. Подвалом никто не пользовался, было даже не понятно, для каких он служит целей. И дверь, и замок выглядели слегка заржавевшими. Этот подвал и вызвал подозрение, у оставшихся жителей, когда в доме около полудня раздался душераздирающий смех женщины. Оставшиеся домочадцы занимались обыденными своими делами, кто на кухне, кто у телевизора, кто-то в ванной, как вдруг услышали сначала чей-то громкий стон, потом нервный крик, а потом уже жуткий смех. Причем смех не прекращался, наоборот, становился отчетливее с каждой минутой. Первым впечатлением для всех было: это соседи снизу включили телевизор на всю громкость. Кто-то начал стучать по батарее, в попытке образумить молодежь. Ну, а кто же мог так громко слушать телевизор? Словно издеваясь над другими? Молодежь, конечно! Вон как включат музыку, дом подпрыгивает. К первоначальному стуку по батареям, присоединились еще несколько соседей, на третьем этаже колотили уже в пол, потому, что смех доносился явно с первого этажа. Внизу увлеклись так, что не слышали никакого стука, и звук у телевизора не убавляли. Потерпев еще некоторое время, возмущенные соседи спускались с верхних этажей; кто на лифте, кто, не дожидаясь его, по ступенькам вниз. Каково же было их удивление, когда в подъезде они обнаружили жильцов с первого этажа, возмущенных вдвойне: громким смехом и неправомерным стуком сверху. Выведенные из себя, они тоже желали узнать причину беспокойства. После некоторых вполне объяснимых препирательств, соседи прислушались к происходящему в родном подъезде. Происходящее, заставило собравшихся объединиться в поисках источника. Обостренный слух привел к подвалу. Там слышался разговор, женский голос выговаривал кому-то о наболевшем. Слов было не разобрать из за закрытой двери, но тон, каким кричала незнакомка, позволял предположить, что она крайне раздражена. Потом послышался вздох, и все затихло. Перепуганные соседи предложили сразу позвонить в милицию. Но здравомыслящий Колька с первого этажа, высказал мысль, о том, что пока милиция приедет, не лучше ли добежать до слесарей, благо они через дорогу находятся, да и открыть двери. Своими глазами, что называется убедиться сначала, что там происходит, а потом звонить. Слесаря, заинтригованные не меньше жильцов, быстро справились с заржавевшим замком. Двери открывали осторожно, опасаясь, что в пылу ссоры, кто бы ни находился в подвале, мог "огреть" чем-нибудь непрошенных зрителей. Наконец вся толпа ввалилась в подвал. Тот был пуст. Не было никаких следов обитания, или недавнего посещения. Ощущался нежилой, затхлый запах. Разочарованные зрители не верили своим глазам; откуда тогда стоны, смех? Ведь смех и привел всех к этому месту. Оставив женщин у входа, мужчины смело прошествовали в глубь подвала. Были обследованы все закоулки, стены, потолок. Потревожили даже паутину, узорчато cвесившуюся с потолка, покопались палками в скопившейся на полу пыли. Слесаря постучали теми же палками по стенам. Но стены были сложены крепко и отвечали тихим, глухим эхом пустого помещения. Несколько успокоенные, но, тем не менее, совсем не удовлетворенные, жильцы и слесаря покинули подвал. Безмолвный, он был опять заперт на ржавый замок. Оказавшиеся на улице люди, выглядели растерянными. Подвал обманул их ожидания.
-А вы сразу в милицию звонить собрались,- назидательно произнес Колька с первого этажа,- пришлось бы еще и штраф платить за ложный вызов.
- А вы часом не того?- улыбнулся молодой слесарь.
- Чего ни того? - накинулись на него сразу три особы женского пола.
-Ну, мало ли, может, коллективно всем подъездом обмывали чего? - слесарь с улыбкой разглядывал собравшихся.
- Придумаешь тоже, - обиделся седой невысокий мужчина,- c нашими бабами только и обмывать.
Между мужчинами и женщинами тут же завязалась громкая дискуссия по поводу возможности совместного предполагаемого "обмывания", на время отодвинувшая все остальные впечатления. Преимущество оставалось на стороне слабого пола. Наконец одна из женщин накричавшись, вспомнила о причине совместного собрания.
- Хватит уже выяснять: с кем можно пить, а с кем подождать,- заявила она,- что делать то теперь?
- А чего тут делать?- усмехнулся второй слесарь,- шуруйте вы домой, да употребите пол-литра успокоительного, глядишь, и не будет мерещиться вам ничего, больше тут делать нечего. Переговариваясь между собой, слесаря направились в свою мастерскую.
...Бомж медленно передвигался по темной городской улице. Настроение у него было под стать погоде на улице, по которой он шел. Мелкий моросящий дождь, накапливаясь на его головном уборе, похожем на кепку без козырька или на беретку, постепенно стекал за воротник на давно не мытую спину. Струйками сочился ниже. Бомж поеживался от сомнительного удовольствия. Он никогда не любил поздней осени. Не любил дождя, не любил туманов. Осень навевала на него дикое уныние, порой ему хотелось выть от безысходной тоски. Сейчас у него было отвратительное настроение. Тоска надвигалась невидимыми, но настойчивыми волнами, предчувствием чего-то неотвратимо утрачиваемого. Можно ли потерять, если ничего не имеешь? Прошлое, которое было потеряно безвозвратно? Опускаться ниже было некуда. Женщину, с которой он последнее время проживал в подвале? Она не была для него самым необходимым человеком. Мало ли женщин он встречал в своей бродячей жизни? Встретит и еще. Переворошив все тревожные мысли в голове, он закурил. В это позднее время оставалось искать пристанища: теплого уютного уголка, откуда бы его никто не выгнал. Время для этого было явно не подходящее. На улице - поздняя ночь, кругом темные без света дома, нудно моросящий дождь. Из давно обжитого подвала его выгнала подружка, такая же, как и он, пьяница. Не поделив бутылку дешевого вина, добытую где-то подругой, они подрались. Подруга всегда была буйной во хмелю. Начинала распускать руки. После таких потасовок он ходил с опухшей рожей. Преимущество постоянно было не на его стороне. Спорить с ней он не стал, по привычке убежал в ночную тьму. Остатки прежней интеллигентности брали верх в его сознании. Соваться в другие подвалы не было смысла. Все они заперты или заняты такими же бомжами. В свободное от вина и водки время, они жили мирно, делили старый разбитый диван, искали еду на ближайшей мусорке. Причем копалась в мусорке она, а он стоял рядом, держа в руках потрепанную сумку. Подруга складывала в нее найденные куски хлеба, иногда вполне съедобные котлеты. Редко попадались куски заветренной колбасы. Делили все поровну. Та даже старалась отдать ему лучшие куски, все-таки мужчина. Была она старше его, он считал, что не намного, всего на пять лет. Но прошлое разделяло их больше, чем возраст. Она, воспитанная в детском доме, была задириста, немного жадновата. Когда в руки попадали небольшие деньги, прятала их, на черный день. Он потешался над ее привычками; какого еще черного дня она ожидала? Разве жизнь, которую они вели, не есть тот самый черный день? В любой момент жизнь могла оборваться, от руки таких же, как они бомжей, или от заразной болезни; никто не гарантировал им долгой жизни. Иногда они попадали в городской социальный приемник, там их мыли, кормили, даже одевали. Но делали они это намеренно, пережидая сильные морозы. Потом опять уходили от скуки. Не по ним была такая жизнь. Он уже смутно помнил, что когда-то умел играть на пианино. В принципе, он не был даже стар. Перевалил во второе "полстолетие", как любил он отвечать на вопрос о возрасте. Но все реже вспоминалось о доме в одной из бывших советских республик, о родителях, которые без сомнения ждут его. Или уже не ждут? Была у него когда-то и своя семья. Жена, конечно, нашла себе другого, он надеялся, что может дети еще иногда во сне видят его. Было это так далеко, в другой недосягаемой жизни.
В этом, почти южном, городе поздняя осень, а последние годы и зима были похожи друг на друга: не холодными, но дождливыми и промозглыми. То, что в городе наступала зима, отмечалось лишь оторванными листками календаря. Снега, по-прежнему, не было, зато постоянно моросил дождь, промозглый, нудный дождь. Сутками не переставая, покрывал землю, дома. Превращал деревья в голые черные скелеты. Своей ежедневной монотонностью, дождь нагонял тоску. Бомж курил украденные подругой сигареты. Сам не крал, сохраняя еще какие-то остатки достоинства. При необходимости подрабатывал грузчиком на стройках или помогал дачникам копать землю. Те, платили хоть какие- то деньги. Сейчас он искал глазами подходящий для ночлега дом, где подъезд был бы потеплее. Дома в этом районе были трех- и пятиэтажные "хрущевки" и "брежневки". Бомж знал: в таком подъезде погода, как на улице. Район этот, по меркам времени и данного города, был новый. Застраивали его в пятидесятые годы. На пустырях, далеких от центра, возводили заводы. После войны их строили на южной окраине города. Была это удаленная к черту на кулички окраина. Но вокруг заводов, как и следовало ожидать, предприятия понастроили жилья для своих рабочих - надо же людям жить в нормальных условиях, да поближе к работе. Вот теперь и жили люди в атмосфере постоянных выбросов с родных заводов. Город протянулся вдоль древней русской реки на многие километры. В той перезабытой древности река называлась Итиль. С тех пор она поменяла свое русло, а название её изменили люди. Менялся и город, разрастаясь вдоль ее берегов. Его имя люди меняли гораздо чаще, чем название реки. Теперь оно включало в себя: во-первых, название реки, а потом - град. Разрастающийся город включал в себя новые районы. Один из таких районов и оказался окраиной города. Ну и конечно с соответствующими последствиями. У администрации города хватало забот об устройстве центра, ну а в этот район средства доходили в последнюю очередь. У районной администрации средств на благоустройство не было давно. Обанкротившиеся в годы перестройки большие заводы, переходящие в послеперестроечные годы из рук в руки, налоги платили не охотно. Вот и оказался район окраиной во всех смыслах этого слова. Фонари не освещали эту улицу уже давно. Жители забыли, когда это было последний раз. При очередных выборах в депутаты городской думы, или вследствие борьбы за кресло мэра, кандидаты на выездных встречах говорили о том, что они помогут осветить наконец-то улицу Ломакина, отремонтировать окрестные дороги. На какое-то время после выборов, улица освещалась обещанными фонарями, дыры на дорогах поспешно латались. Но жизнь не стоит на месте; разбитые дороги опять зияли ямами, а фонари не освещали улицу, то ли местным хулиганам не нравилось слишком яркое освещение, то ли выбранные депутаты в целях экономии выкручивали лампочки. Жители, приспособившиеся ко всему, покорно ожидали очередных выборов.
Чертыхаясь и кроя матом районную и городскую администрации, местных хулиганов и всех, кто попал под руку или, вернее, под проваливающиеся в ямы ноги, бомж вышел на другую улицу. В конце ее стоял относительно новый многоэтажный дом, втиснутый среди окружающих его малоэтажек. Дом, каких по городу великое множество, в стиле посткоммунистического модерна. Кирпичная коробка, с прилепленными плитами лоджий.
- Лишь бы подъезд не заперли, - молился про себя бомж, подходя ближе к дому. Подъезд был не заперт, более того двери его были гостеприимно распахнуты, а вернее стояли снятые с петель, в небольшом предбаннике.
- Ничего, наверху тепло, - подбадривал себя бомж, поднимаясь по лестнице, дабы не потревожить спящих жителей подъезда громыханием лифта. На лестнице никто не встретился, видно жильцы крепко спали. Это придало бомжу смелости, никто не выгонит непрошенного гостя. Уже увереннее он поднимался выше.
Внешне обычный, внутри дом был, как говорят, улучшенной планировки. Жильцам его не приходилось выносить мусор до ближайшей мусорки во дворе. Мусоропровод находился между лестничными площадками. Очень удобно, пошел муж покурить, жена мусор ему в руки суёт. Мужчине удовольствие, жене свобода от неприятных обязанностей. Позади толстой трубы бомж разглядел достаточно места.
-На такой площадке можно заночевать,- решил он. Оставалось только выбрать подходящую, удобную для ночевки.
- Чем выше, тем теплее,- уверенно шагал вверх бомж. Проходя по лестнице, любопытный бомж, когда-то увлекающийся чтением книг, и еще не забывший буквы, по привычке читал надписи в тех местах, где было светло. Лампочки, как и на улице, горели не на каждой площадке. Несмотря на то, что дом был построен относительно недавно, подъезд выглядел неприглядно. Грязная, бетонная лестница, поцарапанные, облупленные, зеленые стены. Надписи на стенах, и на потолке были не всегда приличного содержания. Если выражаться точнее: все они содержали в себе нецензурщину. Бомжа немного покоробило: как жильцы, проходя мимо, спокойно все это читают?
-Привыкли, - решил он. Даже труба и крышки мусоропровода были исписаны и изрисованы. Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, он продолжал оглядывать окрестные стены.
Заинтересовала надпись на крышке люка между шестым и седьмым этажами. Она призывно гласила: "Открой меня...". Бомж в недоумении огляделся, будто хотел увидеть шутника написавшего это. Спать ему пока не хотелось. От того, что заняться было все равно нечем, он решил заглянуть под крышку.
- Ну и, что будет, если я тебя открою?- усмехнулся он. В нерешительности, потрогав крышку, он все-таки приоткрыл ее. Та, нехотя скрипя, наполовину открылась. Бомж дернул ее покрепче. Крышка осталась у него в руках, обнажая внутреннюю часть мусорки. Труба мусоропровода изнутри светилась ярким красным светом, ослепляя глаза. На него пахнуло жаром, как из преисподней. Все еще недоумевая, бомж стоял с крышкой в руке. Открыв рот, он, как загипнотизированный, смотрел на огромную когтистую лапу, выползающую из красного марева. Лапа была не просто когтистая. То, что сначала бомж принял за обыкновенные когти, вдруг превратилось в стальные стилеты, блестящие отполированными лезвиями. При этом они были подвижными, изгибались, вытягивались в длину, издавая жуткий скрежет. На суставах лапы располагались красные глаза, сама она была покрыта седыми космами. Красные глаза гипнотизировали бомжа, все его члены, окаменев от увиденного, не давали сдвинуться с места. Мысль же работала четко. За то время пока лапа приближалась к бомжу, в голове его пролетела вся прошедшая жизнь, как кинопленка прокрутились прошлые годы. Ему подумалось, что прожил он еще не так много лет, а вот все кончается...
- ...кончается... - было его последней мыслью. Жуткая лапа полоснула его, словно нехотя, сверху вниз. В то же мгновение бомж распался на две части. Во все стороны брызнула алая кровь, заляпав все стены и окна. На полу собралась огромная лужа, потом струйкой, всё ускоряясь, начала стекать вниз по лестнице. Из мусорки высунулся лопатообразный язык, больше напоминающий толстую красную змею. Язык слизывал кровь с окон, со стен, вылизал площадку и, вытягиваясь, выполз на лестницу. Подобрал все капли крови, потом остановился у расчлененного тела и начал лизать его. Наконец-то на площадке не осталось ничего, напоминающего о происшедшем. Язык обследовал все вокруг, издал звук, похожий на сытую отрыжку, и скрылся в мусоропроводе. Дом спал спокойно, жильцы его не ведали, кто или что поселилось в их мусоропроводе. Не знали они и о дальнейших событиях, ожидающих их в ближайшее время. Но события уже медленно разворачивались в доме, как в пьесе. Не важно в хорошей или в плохой. По всей видимости, пьеса обещала необычно жуткое продолжение, а окончание терялось где-то в неизвестности. Смотреть ее было бы интересно со стороны. Быть участником не предвещало ничего хорошего. Но занавес уже подняли, пьеса начала свое действие. Как говорил незабываемый Шекспир: весь мир - театр, а люди в нем - актеры... Жители дома становились действующими лицами и, хотели они того или нет, но вовлекались постепенно в действие вместе со зваными и незваными гостями. Этих случайных посетителей, словно магнитом, тянуло именно в эту многоэтажку... Сбоку от нее стояла еще одна такая же, правда на один этаж пониже. Но тот дом, словно не замечаемый, был обойден вниманием посетителей. Может оно и к лучшему? Пусть жильцы его спят спокойно, как спят пока их соседи из дома, отмеченного печатью зла.
Ранним утром, бомжиха Лизка, бегала по окрестным подвалам в поисках сожителя Мишки. Ответ везде был отрицательный. Мишка как сквозь землю провалился. Не ночевал он ни в одном подвале. Местные бомжи разводили руками: не видали! Лизка бегала до вечера, пока ей не сказали, что видели, как Мишка заходил в подъезд нового дома.
- Поди милиция загребла его в том доме,- посочувствовал Лизке лохматый Витька,- подожди. Они нашего брата долго не держат.
Ничего другого Лизке не оставалось. Не идти же, в самом деле, в милицию, вызволять Мишку. Пропавший бомж остался в забвении, в нечистом доме.
Лизка не долго оплакивала его...
...В доме спокойно спали, когда в подъезде наркоманы, постоянные ночные обитатели местной лестницы, смотрели свои эйфорические сны. Надо сказать, что лестницы этого дома редко поздней ночью оставались пустыми. Да что там ночью! На этих лестницах и среди бела дня околачивались неизвестные молодые, и не очень, выпивохи, оставляя после себя кучи пустых бутылок, окурки, пластмассовые стаканчики, а иногда и противозачаточные средства. Жильцы уже привыкли к съемщикам лестницы, так они называли непрошенных гостей. Правда были среди непрошенных иногда и свои, подъездные парни. Они тоже любили пить с друзьями, расставляя на широких подоконниках бутылки и закуску. Видимо дома для встреч друзей было мало места. Отличать своих от чужих было трудно. Молодежь одевается почти одинаково. В этой неразберихе однажды даже обворовали квартиру на 9-м этаже. Воров конечно не нашли. Соседи слышали шум, но внимания не обратили, ведь подъездный шум дело привычное.
С тех пор жильцы стали относиться более строго к посетителям подъезда. Иногда двери нескольких квартир открывались разом и несколько глоток выплескивали накопившиеся впечатления о непрошенных гостях. Те нехотя покидали негостеприимный причал. Но возвращались опять, едва дойдя до входных дверей. Очередная такая компания в одну из осенних ночей колола себе вены одним старым стеклянным шприцем. Не подозревая о происходящем в подъезде и уж конечно не думая, что с ними может произойти жуткая история, они были веселы и возбуждены.
- Ну что, поймал? Прёшься? Что видишь?- совсем юная девушка тормошила сидящего рядом парня. Сама она еще не успела принять дозу, ее немного лихорадило. Другая пара, уже уколовшись, сидела, обнявшись, раскачиваясь и напевая песню о любви. Девушка ввела раствор в вену и откинулась, закрыв глаза. Занятые внутренним созерцанием, они не видели, как из открытого люка мусоропровода появились два красных глаза. Внимательно оглядев сидящих на лестнице, глаза, сверкнув невероятно красным светом, скрылись в мусоропроводе. Медленно из люка начала змеиться седая многосуставчатая лохматая лапа. Наркоманы летали во сне вне этого грязного подъезда.В угаре они видели себя счастливыми, мчались по автостраде в дорогой иномарке, пили в дорогом ресторане отличное итальянское вино, которое пробовали один раз в жизни, да и то по случайности. Вино это принесла в школу на вечеринку одноклассница, дочь богатого папашки. Они не замечали ни злых глаз, разглядывавших их, ни седой лапы с искрящимися металлическими когтями, медленно приближающихся к ним. Лапа, гипнотизируя их глазами на суставах, подтягивалась все ближе. Наконец она осторожно обхватила сидящую ближе к ней девушку. Та даже не пошевелилась, находясь в глубоком трансе. Словно удав, обвиваясь вокруг бездвижной жертвы, лапа потащила ее к люку, и, наконец, с молниеносной быстротой, затянула внутрь. Никто из присутствующих ничего не заметил. Лапа, уже без прежней осторожности, снова высунулась из люка и сделала попытку ухватить парня за ногу. Потянула его ступню. Парень, блаженно улыбаясь, оттолкнул ее ногой. Прерывать сказочный сон ему не хотелось.
-Еще чуть-чуть, не мешай,- парень приоткрывал глаза, пытаясь разглядеть друзей. Сделать это ему было очень тяжело: веки, словно их держали канатами, не желали приоткрыться. Лапа, сделав маневр, протянувшись сбоку, обхватила парня сзади за плечи. Но, решив, что ей мало просто обнимать молодого человека, заглянула ему в лицо. Парень почувствовал движение вокруг себя и ощутил на шее неприятное прикосновение жесткой шерсти. Он сделал отталкивающее движение рукой, пытаясь освободиться от навязчивого внимания. Открыв глаза, увидел, смотрящие на него в упор, злые красные глаза. Они были на уровне его глаз и исходили из них нечеловеческие ненависть и злоба. Когти, которые он так и не успел разглядеть, впились ему в щеки, раздирая глаза, шею, опускаясь ниже. Высунувшийся красный язык тут же облизывал хлынувшую кровь. Парень, успевший издать заполошный крик, тут же обернувшийся хрипом, затих. Другая пара, потревоженная криком, зашевелилась. Первой, придя в себя, открыла глаза девушка. Она увидела парня, скорчившегося на бетонном полу, и красный язык, слизывающий с него капли крови. Язык чавкал и постанывал от удовольствия. Этого было достаточно, чтобы окончательно прийти в себя. Увидев происходящее, она истошно закричала и начала дергать за руку второго парня. Тот разодрал наконец-то веки. Представшее его взору, заставило волосы подняться на всю их длину. Теперь на лестнице истошно орали уже двое. Третий из них покоился в кольцах то ли змеи, то ли огромной седой лапы, змеившейся по полу и тащившей его к мусоропроводу. Причем, последнюю явно не беспокоили ни крики, ни тяжесть зажатого в кольцах тела. Растягивая парня, словно гутаперчевую куклу, змея спокойно исчезла в дыре. Пара, вопя на ходу, бежала по лестнице прочь от кошмара. По непонятным причинам никто из мусоропровода не преследовал ее.
60-е
-Колька, Колька, там мать твою привезли,- остановили посреди деревенской улицы друзья, возвращавшегося из школы мальчика. Колька непонимающе смотрел на друзей. Мать свою он не помнил: бабушка говорила, что она в городе на заработках. И вот теперь привезли его мать.
- Кто привез?- поинтересовался он.
- Беги домой быстрее! А мы к Мартыновым! Тетю Дусю смотреть! Ее твоя мать отравила.
Колька ошалело смотрел в след друзьям: сообщенное ими не укладывалось в его детской голове. Придя домой, он застал бабушку в слезах: Сироты мы с тобой, Колька,- встретила она его на пороге.
Колька всю свою маленькую жизнь слышал от соседей, что он сирота при родной матери. Бабушка, отмахивалась от его вопросов: соседи плетут невесть что, и слушать их не надо. А теперь сама говорит, что сироты.
На следующий день мать похоронили на деревенском кладбище. Этот день запомнился Кольке бесконечным мелким дождем и темным небом. С тех пор он невзлюбил осень. Колька робко заглянул в гроб, чтобы запомнить мать. Увиденное на всю жизнь отпечаталось в памяти кошмаром, преследовавшим все детские годы. Ночью Кольке не спалось. Он силился представить свою мать живой, и никак не мог вспомнить, какой она была. Уже засыпая под утро, Колька почувствовал, что летит куда то вниз. И там далеко, далеко внизу он увидел, что летит по бесконечным каменным лабиринтам. И не было конца тому путешествию. Утром его разбудила бабушка: в школу пора сынок.
- Бабушка, я всю ночь летал!
- Растешь, вот и летаешь во сне,- погладила его по голове бабушка.
Глава 3
2000-е
Не смотря на то, что пара наркоманов покинула дом не замеченной, доблестная недремлющая милиция, все-таки быстро вычислила их. В кабинете следователя Спиридонова сидели двое старшеклассников. Беседа длилась не первый час, но следователь так ничего и не выяснил. Парень и девушка были явно напуганы до глубины души. В глазах читался страх.
- Там змея была красная,- девушка тряслась то ли оттого, что впервые попала в милицию, то ли от не столь давних воспоминаний. Следователь пристально разглядывал молодых людей. Беседа их затянулась. Ничего существенного молодые люди не сообщили. Все время, твердя об одном и том же. Утомились и свидетели, и следователь, уже в который раз прокручивая недавние события.
- Так змея или все-таки язык? - уточнял он.
- Змея, похожая на красный язык, - произнес парень сидевший с понуро опущенной головой.
- Раньше ты говорил - язык,- напирал на него следователь.
- Мы не разглядывали, убежали,- признался парень.
- Убежали, значит; друзей бросили. Вы же их и сбросили в мусорку, - давил следователь на молодых людей.- Расчленили и бросили,- перед следователем лежало раскрытое уголовное дело, заведенное в связи с исчезновением девушки и парня. Ничем
не примечательных молодых людей, которые учились себе в школе, звезд с неба не хватали, наркотиками, правда, баловались, да разве этим удивишь сегодня.
- Довели вас наркотики до видений,- усмехнулся Спиридонов.
- Да вы же поймите...! - отчаялась девушка,- ...мы как увидели...,- она содрогнулась всем телом не в силах выговорить, что они увидели.
- Вот-вот,- поддержал ее парень,- сразу весь кайф слетел! Мы и колоться перестали.
- Понятно!- протянул Спиридонов,- новый значит метод избавления от наркозависимости. На ночку в тот подъезд и тяги как не бывало....
- Вы посидели бы там, и у вас отшибло бы тягу к дурным привычкам,- парень немного приободрился, - узнали бы, как страшно бывает!
- Как страшно бывает, я и без тебя знаю,- усмехнулся Спиридонов,- а пока учитесь детишки.
Допрос не прояснил обстоятельств исчезновения молодых людей. Теперь было точно установлено место исчезновения. Но кто мог поверить в мифическую красную змею? Показания наркоманов вызывали сомнение, мало ли что привидится накачанным наркотиками?
Прочесывание подъезда не дало ровным счетом никаких результатов. Кругом было чисто. Намеков на присутствие рептилии не выявлялось.
Сидеть в подъезде и ждать мифическое чудовище Спиридонов не стал. Но вытребовал у начальства кинолога с собакой для очищения совести. Спиридонов был человеком честным. Работу свою любил, несмотря на трудности. Чем запутаннее было преступление, тем интереснее оно казалось для него. Он не спал ночами, забирался в глухие дебри города, о которых мало кто подозревал. И все лишь для того, чтобы добыть доказательства. Заведенные дела он, обычно, доводил до конца. Если преступник оказывался за решеткой, то только под такими весомыми доказательствами своей вины, что спорить было не с чем. Похвал от начальства Спиридонов давно не ожидал, но удовлетворение точно испытывал.
Подъехав к многоэтажке, они вышли из машины. Дом оказался обычным. На площадке возле дома играли дети; матери, как наседки, следовали за малышами по пятам. Входили и выходили жильцы, подъезжали и отъезжали машины. Все было так же, как и около других домов. Так же, только собака, похоже, не знала, как ведут себя другие собаки около других похожих домов. Была она уже немолодая, повидавшая на своем веку немало преступников. Кинолог открыл дверь машины и позвал собаку:
- Пошли, Эра, посмотришь, что там у них завелось.
У подъезда начали собираться зеваки: не каждый день увидишь работу настоящей служебной собаки.
Эра понимала человека с полуслова, много лет вместе с ним выезжая на места преступлений. Сейчас она не спешила вылезать из машины, поскуливала и поджимала хвост, преданно заглядывая в глаза хозяину.
-Да...! За такую зарплату даже собака работать не хочет...- донеслось со стороны зрителей.- Слышь, а ты её на руки возьми.
- Ты меня не подводи, - кинолог потянул ее за поводок,- Я начальству тебя рекомендовал, как самую лучшую в нашем управлении ищейку.
Собака, повинуясь и виновато заглядывая ему в глаза, упираясь, все-таки последовала в подъезд. Шерсть на ее загривке начала подниматься. Подвывая, она шла за кинологом. После того как поднялись выше третьего этажа, Эра начала злобно рычать и тянула поводок в сторону мусоропровода.
-О чем ты говоришь?- у них мешок для упаковки был что-ли? Они наркоту кололи,- следователь был раздражен. Дело оказалась не из легких. Былого азарта он не испытывал, лазая по лестницам и крыше обычного - "необычного" дома. Добыть доказательства оказалось совсем невозможно. Свидетели найдены, да еще какие: на глазах у них, в конкретном доме пропали их товарищи. Какие еще нужны доказательства? Подшивай, да отдавай в суд. Но следователь чувствовал: до удовлетворения еще далеко...
- Да и вонь была бы специфическая, тебе ли не знать. Давно разбежались бы все жильцы. А тут воняет нормальной мусоркой, - рассуждал он, поднимаясь выше. А может, хотел убедить кинолога? Или пытался рассеять свои сомнения?
-Уж, нормальной!- возмутился кинолог. Доносимый из трубы запах раздражал его обоняние.
-Зря мусорка не в квартирах у них, - возмущался он,- как они тут дышат?
Сняв крышку с мусорного ящика, следователь посветил в дыру фонариком. Потом просунул голову и внимательно осмотрел видимое глазу пространство. Благо дыра позволяла далеко обозревать ее внутренности. Скоплений мусора не наблюдалось, по стенкам ничего не зацепилось. Спиридонову показалось, что из дыры вдруг потянуло горячим воздухом. Тепло пахнуло в лицо, обволокло тело. Было в этом тепле что-то неприятное, пугающее. Внезапно волна страха охватила его. Страх шел не изнутри, он происходил из горячего воздуха, был осязаем, окутывал с головы до ног. Он пытался воздействовать на человека, надавить на сознание, запугать, захлестнуть надвигающейся жутью. Заставил сердце ухнуть вниз, подскочить вверх. Такого со Спиридоновым еще не было. Он был человеком не робкого десятка. Усмехнувшись про себя такой своей, как он посчитал, необъяснимой слабости, погасил фонарик и поставил на место крышку.
- Старею,- подумал он, - а все-таки, чем черт не шутит?- закрались навеянные теплом страхи. В голову лезли мысли о потусторонних силах, о многом еще не объяснимом.
- Собака-то волнуется,- кинолог неодобрительно качал головой, осуждая действия следователя. - Только и осталось вам залезть в трубу.
-Надо будет - залезу,- пообещал Спиридонов.
Кинолог с усмешкой оглядел его начавшую полнеть фигуру. На площадке между 6 и 7 этажами собака, поджавши хвост, начала пятиться назад. Кинолог потянул поводок, собака дико завыла и, почти повиснув на поводке, начала грызть его, вырываясь из рук. Никакие окрики и команды не заставили ее двинуться с места.
- Не пойдет Эра дальше. Боится она, но не человека - чего-то потустороннего. Она не один раз раненая бросалась на преступников... Нет, не люди там.
- Не люди??? Тогда кто?- Спиридонов не верил в потусторонние силы. Преступниками могут быть только разумные существа, был убежден он. Тем не менее, он решил закончить эксперимент. Обнаружить так ничего и не удалось, но осталось неприятное ощущение злого взгляда, чужой воли, способной воздействовать на сознание.
- Ладно, поехали,- распорядился он. Всю дорогу до отделения милиции Спиридонов молча курил, задумчиво глядя на дорогу. Мысли не хотели выстраиваться в порядок и располагаться по полкам в памяти. Каждая пыталась вылезти вперед, нарушая душевное спокойствие. Причем, одолевали следователя мысли о привидениях, о полтергейсте. Он старался отогнать их подальше. В самом деле: реальный дом, реальные люди. Насмотрелись ужастиков по телевизору, вот и мнится им чертовщина,- в заключении решил он.
--
По мокрой, темной улице, обнявшись, брела влюбленная парочка. Девушка старалась наступать во все встреченные ими лужи, парень пытался оттаскивать ее от неглубоких скоплений воды на асфальте. Она сопротивлялась, он тянул ее к себе. Было им весело, но немного холодно. Они искали место, где бы можно было погреться, поцеловаться, чтобы никто не мешал. На улице было зябко, они давно гуляли и изрядно промерзли. Вот, уже который день, дождь то начинался, то затихал, но совсем не прекращался. Солнце, словно обидевшись на этот город, который уже день не высовывалось из-за густого покрывала облаков.
- Надоела такая погода,- сказала девушка,- тоску нагоняет, правда?
-Конечно,- поддержал ее парень, - теперь бы куда-нибудь в Египет или на Багамы, там солнышко, песочек теплый.
-В Египет? - засмеялась девушка,- да ты сессию сначала сдай, размечтался. Пойдем лучше вон в тот подъезд, погреемся.
Она показала на многоэтажный дом, стоявший как раз в конце асфальтовой дорожки. Вход в него освещался огромным изогнутым светильником "кобра". Входных дверей на месте не было. Молодые люди беспрепятственно вошли в незнакомый дом. Из предбанника, поднявшись на несколько ступенек, они оказались в грязном подъезде. Лифт стоял на нижнем этаже. Войдя в него, они тут же начали целоваться. Спиной парень оперся о стенку кабинки. Через кожаную куртку он почувствовал, как его обдало жаром. Оторвавшись от стены, парень оглянулся, но ничего необычного не обнаружил. Обшивка кабинки по-прежнему была коричневым пластиком, кое-где оплеванным, поцарапанным и усеянным нецензурными надписями.