Хусаинов Айдар Гайдарович : другие произведения.

Книга стихотворений

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Скажу честно - я и предполагать не смел, что то "умозрение в красках", которое умели набрасывать на умственном холсте Тютчев и Заболоцкий - не умрет, а возродится (или останется) в наших современниках. Тарас Бурмистров
  
  Айдар Хусаинов
  
  Стихотворения
  
  љ Хусаинов А.Г., 2009 г.
  љ Бурмистров Т.Ю., предисловие, 2014 г.
  љ Валиахметов Р.Г., обложка, 2009 г.
  
  
  Предисловие
  
  Русская поэзия, качественно (по глубине осмысления и важности поднятых тем) одна из лучших в мире (умеющие читать на русском языке обычно полагают, что лучшая, и небезосновательно) - количественно весьма скудна. Ее средоточие - так называемая "философская лирика" - это всего лишь несколько десятков стихотворений, в пределах сотни, написанных за последние два века.
  
  Оборвалась она, эта традиция, с Блоком, Мандельштамом и Заболоцким. Советский строй имел игровой, а не натуралистический характер (ср. статью Шиллера "О наивной и сентиментальной поэзии"), и вследствие этого все, кто поверил этой игре (включая Пастернака и отчасти даже Бродского, как отчаянно тот ни сопротивлялся) - смогли создать только вторичное, опосредованное, не более чем в рамках определенной, придуманной в кабинетах идеологемы.
  
  Закономерно, что русский язык освободился от этого морока только в 80-е, с падением - или тогда еще креном - советского строя. Но никто не смог так выразить это новое чувство, восходящее к старому, как Айдар Хусаинов.
  
  Чуковский, родившийся за 35 лет до революции, пронес чувство страшной ненатуральности новой власти через всю жизнь, как и все, кому в роковом 1917 году было больше двадцати лет. В июне 1957 года, через сорок лет после начала новой эпохи и за тридцать лет до ее конца (но об этом он знать не мог) - писал Заболоцкому, прочитав его поэтический сборник:
  
  "Пишу Вам с той почтительной робостью, с какой писал бы Тютчеву или Державину. Для меня нет никакого сомнения, что автор [перечисляются названия стихотворений] - подлинно великий поэт, творчеством которого рано или поздно советской культуре (может быть, даже против воли) придется гордиться, как одним из высочайших своих достижений. Кое-кому из нынешных эти мои строки покажутся опрометчивой и грубой ошибкой, но я отвечаю за них всем своим семидесятилетним читательским опытом".
  
  Когда я пишу об Айдаре Хусаинове, я испытываю ту же робость. Даже несмотря на то, что советской власти (к счастью) и советских читателей (благодарение Богу) уж нет и в помине. И кости обеих идеологем истлели на ментальном кладбище, среди других похороненных идей.
  
  Скажу честно - я и предполагать не смел, что то "умозрение в красках", которое умели набрасывать на умственном холсте Тютчев и Заболоцкий - не умрет, а возродится (или останется) в наших современниках.
  
  Перед вами сборник. Я призываю вас - прочитайте его. Я хотел бы выделить это "прочитайте" так, как не позволяют типографские средства, любой курсив и жирный шрифт.
  
  Русская поэзия не умерла. Ниже - живое тому свидетельство.
  
  Возможно, это значит, что не умерла и Россия. Но не будем загадывать так далеко.
  
  Тарас Бурмистров
  http://tbv.livejournal.com
  
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  1
  
  НОЧНЫЕ ПЛОВЦЫ
  
  Мы чиним старенькую лодку
  И отправляемся вдвоем.
  Мы пьем космическую воду,
  Пересекая водоем.
  
  И звезды медленно, как мины,
  К нам поднимаются со дна,
  И освещает все глубины
  Великолепная луна.
  
  Из наших легких вышел воздух,
  Над нами вьются пузырьки.
  Мы покидаем нашу лодку
  По мановению руки.
  
  Не разогнув свои колени,
  Расставив руки в высоте,
  Мы уплываем постепенно,
  Как целлулоид в кислоте.
  
  29.03. 1987
  
  
  ***
  
  Выйду вылить воды и надену защитного цвета рубаху,
  Сто двенадцать шагов, а потом повернуться назад.
  Я закрою глаза в ожиданье наплыва животного страха,
  А потом, а потом я открою глаза, я открою глаза.
  
  Как мне было темно и прохладно в моей комнатушке знакомой!
  Неужели и я покидаю ее, чтоб расплескивать зло и добро?
  Неужели и мне не хватает огня за порогом заветного дома,
  Где в руке серебро или в горле блестит серебро?
  
  Что же делать когда от порога к порогу дорога витая?
  Ты назавтра жилец, а сегодня стропила горят.
  И Борис Пастернак, как удод, над высокой травой пролетает,
  Где за лугом блаженные сосны, как люди из бани, стоят.
  
  22.05.1987
  
  
  СНЕГОПАД
  
  Легкий снег висит на нитях,
  Но вблизи и вдалеке
  Все отчетливее виден
  Путь по жизненной реке.
  
   Но, покуда не поплыли
   Берега, река и снег,
   Ты один среди идиллий,
   Потому и человек.
  
   Потому от черно-белой,
   Обжигающей струи
   Оттолкнешься неумело,
   Продолжая в забытьи
  
   Все шептать слова о лете,
   О тепле родной земли.
   Хорошо гулять по свету,
   Как измятые рубли.
  
  1987 г.
  
  
   Весеннее
  
  Днем солнце. Конечно, могло быть и хуже,
  Но ветер с окошка небес облака
  Согнал, как свернул, и каждая лужа
  Сияет теперь веселей пятака.
  
  Облезлые зданья растут из неволи,
  Деревья сквозят акварелью весны.
  И в графике веток нет места для боли,
  Для зимней, постылой, чужой тишины.
  
  1984
  
   ***
  
   Ивы, как женщины, падают в пруд с берегов незаметных.
   Воды расходятся и принимают в себя промелькнувшее тело.
   Даже в душе наступает зеленое лето.
   Господи, кто бы заметил, как все это мне надоело.
  
   Как же душа покоряется снова и снова щемящему звуку,
   Если и слова такого не сыщешь, как будто совсем не бывало.
   Только опять поднимаешь и тянешь усталую руку,
   Падаешь в сон на скамейке жестокой вокзала.
  
   И в полшестого утра в ожиданье троллейбуса на остановке
   Вдруг понимаешь, ногами своими, уставшими насмерть,
   Как хорошо улыбаться пустяшной обновке,
   Как хорошо восхищаться созревшею басней,
  
   Как хорошо замечать перелет золотой паутины,
   Как хорошо обрывать обветшавшие перья,
   Как хорошо быть свидетелем целой картины,
   Как хорошо быть участником жизни и смерти.
  
  6.07.87 г., Речкуново
  
  
   ***
  
   Собеседница! ангел моих вечеров,
   И теперь я живу, ты поверишь едва,
   И приходят ко мне Соловьев и Петров,
   Я читаю стихи, забываю слова,
  
   Отмечаю цезуру мгновенною жизнью своей,
   Наливаю стакан допотопного местного пива
   И бросаю строку в золотистый туман елисейских полей,
   И смотрю за окно, где растет голубая крапива,
   Где бледнеет луна и зачем- то сияет звезда.
   Соловьев и Петров отдыхают от скуки и лени.
   В умывальнике снова к утру цепенеет вода,
   За окном перед смертью дрожат золотые растенья.
  
   Собеседница! я повторю, что живу,
   Мне хватает куска плесневелого черствого хлеба.
   За окошком опять задышал паровоз, как корова в хлеву,
   И дыханье столбом потянулось в открытое небо.
  
  1987 г.
  
  
   ***
  
   Ты уходишь, как погода,
   И меня не веселит
   Обещание прихода
   По прошествии обид.
  
   Даже сердце на свиданье
   Побелело как стекло.
   Ты взглянула на прощанье,
   Улыбнулась тяжело
  
   И ушла. Зачем, родная,
   Ты хотела жизнь мою?
   Я тебя совсем не знаю.
   Понемногу узнаю.
  
  1987
  
  
   ***
  
   Золотое пространство поплыло
   К горизонтной, последней черте,
   И осталось дневное светило
   В беззащитной своей наготе.
  
   Так улыбка твоя и надежда
   Перед тем, как исчезнуть во мгле,
   Бесконечно, печально и нежно
   В одиночестве видится мне.
  
  22.06.1987
  
  
  
   ***
  
   Я люблю остывающий дом,
   Я люблю ускользающий свет.
   Я не знаю, что будет потом,
   По прошествии тысячи лет.
  
   Уплывает вода в облака
   И туман укрывает следы.
   И не тянется больше рука
   К изголовью вечерней звезды.
  
   Упомянутый в книге судеб,
   Я стою на краю тишины,
   Этой горечи розовый хлеб
   Принимая, как годы войны.
  
  1987 (?)
  
  
  ***
  
   Когда мечта идет по кругу,
   Как победитель по арене,
   Я позову свою подругу
   И подарю ей куст сирени.
  
   Я ей скажу - в саду веселом
   Пускай цветет сирень живая.
   Пускай смеются лес и долы,
   Смешные фразы отпуская.
  
   Чтоб ты меня не вспоминала,
   И поскорей меня забыла.
   А мы с тобою жили мало,
   Но это так прекрасно было,
  
   Как если б куст сирени вырос
   Вдали от берега, и в море
   Над ним, как бог, летал папирус,
   Оберегающий от горя.
  
  1988(?)
  
   ***
  
   Подуем же в горсть, и попросим всего лишь страницу,
   И вырастет город, и выйдут на улицу люди,
   И желтым салютом зажгутся усталые лица,
   И Каменный сад оживет, поплывет по каналам,
   Покатится яблоком по серебряному блюду,
   Как в детстве когда-то бывало.
  
   Никто не умрет, даже если всегда умирает.
   Она только белое платье надела и серые туфли.
   Она у канала играет, где Каменный сад проплывает,
   Где небо не падает вниз, поддержано шпилем,
   Где плещутся звезды, как угли,
   Как в детстве, когда это было.
  
   Вода поседела, но Каменный сад неизменен,
   И так же плывет, и встречает тебя благосклонно,
   И Красное, как благодать, посещает гранитные стены,
   И наша мечта оживает, как старые были,
   И жизнь не уходит, а только мерцает бессонно,
   Как в детстве, наверное, было.
  
   Мелькает волна в переливах неяркого света,
   И сердце мое вырастает как веточка клена,
   И эта весна не похожа на серое лето,
   И Каменный сад принимает как старое, крепкое судно,
   И голову вскинув, любовь говорит изумленно,
   Как счастье, когда это будет.
  
  20.03.87
  
  
  2
  
   НА РЕКАХ ВАВИЛОНСКИХ
  
  И. Г.
  
   Самый дух, как воздух, выпит
   За решеткою зубов.
   Я люблю тебя, Египет,
   И стада твоих рабов.
  
   От блаженства и покоя
   Стережет жестокий бог,
   И кричит на водопое
   Оболваненный пророк.
  
   Я встаю бесцветной ранью
   ........................
   Чтобы искорка сознанья
   Перекрасила лицо.
  
   За посланцем исполина
   Я иду по дну морей,
   Как отец идет за сыном,
   Потому что я умней.
  
   Под копытом ассирийца
   Я гляжу на дым костра.
   Я люблю святые лица
   Отчужденного добра.
  
   Отчего же не скудеет
   Тяга к вечной обороне?
   Я хочу быть иудеем,
   Чтобы плакать о Сионе.
  
  1987 (?)
  
   Н.Н.(1)
  
   Разрывается тело конверта,
   Выпадает наружу душа.
   За четыреста три километра
   Уже слышно, как листья дрожат.
  
   Постепенно вторгается осень,
   И домов улетающих сны
   Замерзают, и лето уносит
   Беззащитное тело луны.
  
   Где-то в воздухе мокрого снега
   Высоту набирает звезда,
   А деревья, как гроб Магомета,
   Не летят ни туда, ни сюда.
  
   В этом мире холодной печали
   Я живу постепенно, а ты
   Умираешь в конце и в начале,
   И не видишь полета звезды.
  
   Я смотрю в уходящее лето,
   Я ищу незабудку в себе,
   Чтобы встретились два человека,
   Чтобы встретились два челове...
  
  1988(?)
  
  
   Н.Н./2/
  
   Беглая странница, жившая в светлой аллее, привет!
   Как ты сейчас среди темных, и серых, и блеклых предметов?
   Легким дыханьем проносится время, и вот его нет.
   Скоро зима, или, может, весна, или это желанное лето?
  
   Перебои размеров и обморок черных цезур,
   Ты сидишь у окна и считаешь количество милых и правых.
   Разгорается утренний шорох, и птицы щебечут внизу,
   И с белесой страницы на землю стекает отрава.
  
   Остается опять перемена столетий, часов и минут.
   Перемена пространства уже не дает перемены.
   Если кто-то забыл, что его позабыли и ждут,
   Он уже не придет, и не встанет, как царь, на колени.
  
   Через тысячи лет я тебя окликаю - привет!
   Ты прекрасна, как соль, и нежна, и не любишь упреков.
   Ты читаешь стихи, и слова улетают, как свет
   От горящих сердец умиравших когда-то пророков.
  
  1988
  
  Письмо 1987 года
  
  Я пишу Вам письмо постепенно,
  Все пустые заботы достали.
  Две страницы испортил, наверно.
  Надо будет спросить у Натальи.
  
   Вы, мне кажется, были Петрович,
   Извините, когда не припомнил.
   Как жена, ребятишки, здоровье?
   Что за новости в Вашей Коломне?
  
   А у нас благодать и одышка,
   А зимою, конечно, ангина.
   Да с деньгами пока передышка,
   Но зато тишина и малина.
  
   Деревенька - ни света, ни газа.
   Лампу ставим под вечер на столик.
   Я читаю, Наталия вяжет.
   Разве вскрикнет сосед-алкоголик.
  
   Я вот вышел на улицу нынче,
   Воробьи, ребятишки, играют,
   И подумал - а сколько мне тысяч?
   Что за глупость меня разбирает.
  
   Я все думаю - что ж мы по норам?
   А припомнишь - прописка, квартира,
   Гонорары, химеры, конторы...
   И при чем здесь романтика, Дмитрий?
  
   Вы, конечно же, много смогли бы,
   И зачем Вас куда-то сослали?
   Вы, наверное, где-то погибли,
   А не то бы давно написали.
  
  1987
  
   ***
  
  Останутся детские страхи,
   Старания Зигмунда Фрейда.
   Колышутся страшные флаги,
   Доносится теплая флейта.
  
   О, если бы кто-нибудь в мире
   Услышал бы доброе сердце,
   Он выдал бы девочке Ире
   Билет в захолустное детство.
  
   Холодную, острую память,
   Ходы одичавшего тела
   Она собрала бы руками
   И голосом светлым отпела.
  
   Так вот что она обещала
   Ночною порой новогодней.
   Она мои сны посещала,
   А я это понял сегодня.
  
  22.09.88
  
  ***
  
  Я вижу огонь за деревьями. Это любовь.
  Я не знаю, что будет со мной, если это не так.
  В этой жизни нет смысла,
  Это значит,
  что ничто не мешает мне быть собой.
  Я иду на восход, даже если это закат.
  
  Государство и право, надежда и слово,
  Это, право, не то, что горит за деревьями мне.
  И я говорю себе - будь свободен,
  Ты не можешь быть вечно новым,
  Зато ты можешь сгореть в огне,
  В огне за деревьями. Это любовь.
  
  30.09.88
  
   ***
  
  Ты приводишь погожие дни.
  Ты присутствуешь,
  словно Природа
  Ожидает твоей болтовни
  Точно так же, как утром - восхода.
  
  По привычке к счастливой судьбе
  Ты прекраcна любое мгновенье,
  И Природа подходит к тебе
  Как, наверное, в дни сотворенья.
  
  А и вправду, такие дела
  Не по нраву-обычаю людям.
  Где ты будешь и где ты была,
  Когда я не родился и умер?
  
  30.09.88
  
   ***
  
   Когда бы ты хранила фото
   Внутри надежного альбома,
   Наверно, не польстился б кто-то
   И ты всегда жила бы дома.
  
   Теперь ты странствуешь по свету
   Вослед тому, кто так беспечно
   Тебя извлек из вечной Леты,
   И, как спасенья, ищешь встречи
  
   С пропавшим обликом незримым.
   О, этот страх остаться в мире,
   Висеть дождем, холодным дымом,
   Стоять как облако в квартире.
  
   О нет, бежать к исходу ночи,
   Схватив бесценную утрату,
   А там унылый перевозчик
   Берет недорогую плату.
  
  12.05.88, 4.10.88
  
  
  ***
  
  Тонкий запах чистоты.
  Тишина в окне над нами
  Расплывается кругами.
  Остаемся я и ты.
  
  Край непуганых ресниц.
  Дремлет дерево свирели.
  Тихо. Звуки улетели.
  Серебро открытых лиц.
  
  В кране копится вода.
  Это водоизмещенье
  Ожидает возвращенья,
  Возвращения сюда.
  
  Тихо, плавно вьется нить,
  Рвется, пенится, как мыло.
  Но того, что с нами было,
  Никогда не изменить.
  
  1988
  
  ***
  
  Образ Мэри таинственно светел,
  Это он посещает сады,
  Где играют бессмертные дети
  И растут золотые цветы.
  
  У пруда, где столбы колоннады
  Отражаются в черной воде,
  Захоронены тайные клады,
  Посвященные белой звезде.
  
  Я люблю эти тайные силы,
  Неизвестные, словно во сне.
  Только знаю, что все это мило,
  Только знаю, что это по мне.
  
  Если смерти на свете немного,
  Значит, много на свете мечты.
  
  Мэри, Мэри, дыхание Бога,
   Неизменно счастливая ты.
  
  1988
  
  ***
  
  Я привык ощущать свое сердце,
  Я ношу его как эмбрион.
  Ты опять достаешь полотенце,
  Протираешь ночной телефон,
  Говоришь в одинокую трубку:
  Я люблю - и за тысячи верст
  Откликается сердце в минуту
  Золотым лепетанием звезд.
  
  Мы открыли незримые нити -
  Меж тобою и мной, тобою
  И мной пролегает любовь.
  И это лучшее открытье,
  С тех пор, когда я ощутил,
  Что сердце движется в тумане
  И тянет руки, как живое,
  Лишь только я проговорил,
  Что слово - это кровь на ране,
  И если встреча - лишь с тобою.
  
  10.10.88
  
  ***
  
  За четырнадцать слов из любимых губ,
  Ускользнувших в гудящую плоть телефона,
  Я смотрел в небеса искореженных труб,
  Я не знал, где начало небесного звона.
  
  Я кидался в квартиры, стоял у окна,
  Я, наверное, верил, что это железо
  Разойдется, как лоно, и выйдет она -
  В голубых покрывалах и красных порезах.
  
  Я врезался в асфальт, чтоб дойти до воды,
  Но и глина звенела, как мраморный камень,
  Я спускался в колодец плавучей звезды
  И холодное лезвие трогал ногами.
  
  В золоченой трубе я увидел звезду
  И уже проклинал эту малую плату,
  Как по небу втянули цветную слюду
  И упала звезда под названьем "Тарантул".
  
   26.7.88
  
   ***
  
   Все уходит за мыс Меганом.
   И, пока ты не жалуешь числа,
   Вычисляет пути астpоном,
   Постигая движение смысла.
  
   Если в черном провале судьбы
   Появляется белое слово,
   Это все световые столбы
   Голубого сиянья земного,
  
   Говорившего нам не о том,
   Что спрягается ноль с единицей.
   Все уходит за мыс Меганом.
   Интеллект называется птицей.
  
  1988
  
  
  ***
  
  Спи же, родная, как хочешь, твой нрав независим,
  Это весна окликает сквозь предстоящую зиму.
  Счастье людское, оно наподобие писем,
  Их почтальон нам приносит, ну, или же мимо.
  
  Где это видано, чтоб уходило насмарку
  Лето зеленое, марево, август дрожащий?
  Прежде, чем осень зальет и зима занесет все помарки
  Дай мне сказать: "Я люблю, ничего нету слаще".
  
  Ты не из тех, кто сегодня, у тебя даже имени нету,
  Говорить о тебе с придыханьем, как вечное благо.
  Что ж обо мне, ты прекрасна, и то, что ты где-то,
  Разве представить, да я и не буду, ах, ладно?
  
  
   27.11.88
  
  
  3
  
  ***
  
   Искусство милое, как часто
   Я говорил тогда с тобою,
   А впрочем, ладно, Бог с тобою,
   Не в этом радость, в этом счастье,
   А называть тебя любовью,
   Или, к примеру, вечной болью,
   Не следует.
  Когда во тьме
   Сияет слово "Гастроном",
   Как много бегает в уме!
   Но это, право, не о том.
  
  7.11.88
  
  
  ***
  
   Я люблю это малое дело -
   Сочинение наших страстей.
   Но, чего бы душа не хотела,
   Отчего же хочется ей
  
   Ну, хотя бы попробовать камень -
   А каков он на ощупь, на вкус?
   Для чего же ты создан руками,
   Я о том говорить не берусь.
  
   Я приверженец тайной свободы
   Говорить о скользящем в окне.
   И люблю я такие заботы,
   Оттого это время по мне.
  
  1988
  
  ***
  
   Покуда мальчик чешет локоть
   Сквозь дырку в старом рукаве,
   Мой милый, все не так уж плохо
   И на земле, и в голове.
  
   Одно уходит, и замена
   Уж тут как тут, и называть
   Ее бессмысленно, наверно.
   Наверно, надо понимать,
  
   Что все пути уже открыты
   И все развязаны узлы,
   А динамит нейродермита,
   Что достают из-под полы,
  
   Природы той же, что сиротство.
   Пора уже привыкнуть нам,
   Что в голове, как рыба, бьется
   Дурное слово "тазепам".
  
   И с точки зрения морали
   Сегодня живы ты и я.
   Мы все чего-нибудь читали
   О смысле нашего житья.
  
   20.12.88
  
   ***
  
   Чем старше, тем еврей похоже на еврея.
   А, это ты, мой брат! А это ты стареешь...
   Отточен каждый шаг, и каждый звук проверен.
   Что продлевать себя? завидная потеря.
  
   Остался детский страх нежданных сумасшествий,
   Здесь просто нет любви, старинное предместье,
   Здесь каждая беда досталась честь по чести.
   Осталось только ждать, когда мы будем вместе.
  
   Я больше не хочу, такая маета.
   На что мне эта жизнь, как запах изо рта.
   Я больше не люблю Иосифа Христа.
   И жертвовать собой устал, устал, уста...
  
  1988
  
  ***
  
   Есть одно ощущение боли.
   Есть одно ощущение света.
   Постоять бы как столбику в поле,
   Да оно затеряется где-то.
  
   А куда-то все смотрятся лица,
   В непонятную дырочку в небе.
   Вы живете, Марина, Лариса,
   Или это заботы о хлебе?
  
   Или вы применяете соду,
   Чтобы совесть осталась чиста
   Для занятий родною свободой
   В отведенных на это местах?
  
  1989
  
  
   ***
  
  
   А я, скорее, не люблю,
   Когда народ в порыве мести
   Желает смерти королю,
   Как избавленья от бесчестья.
  
   Не лучше ль просто отвести
   Рукою тяжкое убранство
   И понемногу перейти
   В иное, лучшее гражданство?
  
   Чтоб тот, кому еще во сне
   Звенят кремлевские куранты,
   В своей, еще родной стране,
   Себя почел бы эмигрантом,
  
   И шел по улице, и пел,
   Как дурачок, махал руками,
   И чтоб никто не захотел
   Ему вдогонку бросить камень.
  
  1989
  
  
   ИГО
  
   Как вдруг навалятся, повяжут,
   Свезут куда-нибудь в Хиву
   И продадут в пустыню Гоби.
  
  1989
  
   ***
  
   Российский князь, градоначальник,
   Дворовой челядью богат,
   Свои надежда и печали
   С утра запахивал в халат.
  
   Верша обыденную службу
   На свой, отеческий манер,
   Он нес чувствительную душу
   Как прямоствольный офицер.
  
   Князья! Все ваши парадизы
   Мы испытали на веку,
   И даже некий летописец
   Вас проклял в" Слове о полку".
  
   И мы нашли иное царство,
   В котором волей большинства
   Железный посох государства
   Нам выдал новые права.
  
   Россия - третий Рим, а прочим
   На белом свете не бывать!
   Летит на нас пространство ночи,
   И нам не время горевать.
  
   Пусть время черный холод сыплет,
   Но где-то с выгнутых орбит
   Глухой потопленный Египет
   Поднимет веки пирамид.
  
  1989
  
   Памяти Овсея Дриза
  
  Я родился в несчастных местах,
  Где не знают о лучших вещах,
  Где качество слова такой же предмет,
  Как сосуд Фаберже. Его нет.
  
  Кто ж это, кто ж это сей ювелир,
  Мне подаривший несбыточный мир
  Золота, гордости и серебра,
  Славы, алмазов, добра?
  
   Это седой местечковый поэт.
   Все еще живы, его уже нет.
   Вот он листает потертый букварь.
   Золото, серебро, киноварь, царь.
  
   1.12.88
  
  4
  
   ***
  
  
   Даже если горит вертикальный огонь,
   Осыпается пепел ночных сигарет,
   Ты всего лишь к глазам прилагаешь ладонь,
   И вокруг от тебя ничего уже нет.
  
   Если тело питать крепостною водой
   И нести свою службу за совесть и страх-
   Мы боимся сгореть у тебя на глазах,
   Мы боимся уйти со своею бедой.
  
   Ну, а ты не посмотришь на жалкий предмет,
   От которого так было радостно нам.
   Отчего же твой суд выставляет на свет,
   Только то, что никак не присуще рабам?
  
   Ты так любишь и кровь, и мученья, и страх,
   Ну, а если бы мы были счастливы днем?
   Если б мы не боялись сгореть на глазах
   У тебя желтоватым, как кожа, огнем?
  
   ***
  
   Продлятся пешие прогулки
   Неясной пропастью аллей.
   Идешь темно легко и жутко,
   Лишь трепет трав, звучки камней.
  
   Внезапно тень уходит влево,
   Огонь тускнеет за листвой,
   И долго бесится пpипева
   Венозный венчик золотой.
  
   Аллеи длинное дыханье
   Идешь и слушаешь окрест,
   Посередине мирозданья
   Водою плавающих звезд.
  
  1989
  
   ***
   Пока живет родное тело,
   Живу и я, и вообще -
   Какое здесь осталось дело
   Неясной сущности вещей?
  
   О, я пребуду наудачу
   Не час, не год, а много лет,
   Пока над этим миром плачет
   Высокий голоса предмет.
  
   И что-то сбудется наверно,
   М в царство светлое теней
   Сойду и я, и буду предан
   Любимой памяти твоей.
  
  1988
  
   ***
  
   Волна плеснет на берег дикий,
   И вот оставит на песке
   Следы ушедшего владыки,
   Какой-то камешек. Везде
  
   Лежат подсохшие обломки,
   И только знаки чуть видны,
   И это в них какой-то тонкий,
   Слезящий отзвук глубины.
  
   Они, все жители Вселенной!
   А это мы на берегу
   Глядим, как шелушится пена
   И ожидаем. Не могу!
  
   Оставь, уйди, не трогай имя,
   Пускай останется в воде,
   И что оно перед другими
   В пути к невидимой звезде?
  
  1988
  
  ****
  
  Легкий обморок, Боже, простуда,
  Болтовня, золотая ограда.
  Ты, наверно, последнее чудо
  Оттого, что немногого надо.
  
  Здесь вступает закон сохраненья
  Или там выживания, что ли.
  Возвращается столпотворенье
  Смехотворного счастья и боли.
  
  Или, может, держа на ладони,
  Над потоком, о да, над потоком,
  Ты всего лишь мечтаешь о доме,
  Не всегда, не легко, не жестоко.
  
  Я не знаю, какими словами
  Мне ответить на вязкое чудо.
  Молодое поветрие в раме,
  Приходящее - так ниоткуда.
  
  
  18.02.89
  
   ***
  
   Кто наполнит звучанием имя
   И часы заведет до конца,
   Если нет у семьи - Господина,
   И не сыщешь у Сына - Отца.
  
   Пустота - ремесло патриарха,
   Где житейское тело ума
   Запечатано тайною рамкой,
   Словно кожей - простая тесьма.
  
   Иоанн! Говори монотонно,
   Золотыми ударами вен,
   Молодым придыханием клена,
   Розоватою дрожью колен.
  
   4.03.89
  
  
  ***
  
  Под оболочкой жировою
  Музыка кавалеpа Глюка
  Лети на волю Бог с тобою
  Лопочет плотью шаровою
  Неволей лобового звука
  
   А это правда ли оттуда
   Куда и ты приводишь песни
   Бывает радужное чудо
   Желанный берег Холивуда
   Песок волна и день весенний
  
   И ты останешься живою
   Вернее счастья не бывает
   Лети на волю Бог с тобою
   Под оболочкой жировою
   Лишь только музыка играет
  
  1989
  
   ПРОРОК
  
   Когда подходит медленная ночь,
   Ее вода выходит на дорогу,
   И остается поклоняться Богу,
   Чтоб каждому живущему помочь.
  
   Я говорю - единственная плоть,
   Она не знает тайного обмана,
   И что мне будет утренняя рана,
   Когда я в силах слово побороть.
  
   Я говорю - она лежала здесь,
   И отвожу рукой ночное тело,
   И в ужасе вода от этих мест
   Отхлынула к неведомым пределам.
  
   8.04.89
  
  
   ***
  
   Богам не надобен свидетель.
   Пока стоит ночная мгла,
   Они вершат на этом свете
   Сугубо личные дела.
  
   И ты, певец высоких зрелищ,
   Смотри - ты зван на этот пир
   Затем, что ты такое мелешь,
   Что тайно жалует кумир.
  
   И ты вовек не будешь славен,
   Тебя ударят по рукам,
   И твой народ тебя оставит
   На поругание богам.
  
   9.04.88
  
  
   ***
  
   Откликается влажное эхо,
   Отзывается дальнее оэ.
   Разве нимфы, живущие в реках,
   Не похожи на что-то другое?
  
   Если птица уснула в полете,
   Умерла от податливой скуки,
   Разве ты не почуешь в дремоте
   Чьи-то быстрые, тонкие руки?
  
   Это было простое влеченье,
   Мы же были всего только дети,
   И сегодня плывем по теченью,
   На костях застревая столетий.
  
   24-25.04.89
  
  
  
   ***
  
   Чахлый кустик угоден богам,
   Он не сеет тепла по дороге.
   Он содержит свой дар по углам,
   Где живут эти самые боги.
  
   А другие отставят ладонь,
   Навсегда покидая жилище.
   Но богам и не нужен огонь,
   Это самая грубая пища.
  
   Я-то знаю, что людям дана
   Беспощадная оторопь смысла.
   Погляди, это все купина.
   Это все понимается быстро.
  
   29.04.89
  
  
   ***
  
   Покажи мне понятие бога,
   Чтобы это случилось со мной.
   Я в младенчестве был недотрогой
   И привычно стоял за спиной,
   Охранявшей меня неизменно,
   И смотрел в продолжение дня,
   Как менялись неясные тени
   Твоего золотого огня.
  
   Дело сделано, кончена кожа,
   Я сегодня очнулся в раю.
   Отчего же ты мне не поможешь?
   Я сегодня тебя узнаю.
   И вступаю в прохладные воды,
   И смываю с восторженных глаз
   Беспокойные тени природы,
   До сего разлучавшие нас.
  
   1.05.89
  
  
   ***
  
   Что за жизнь - ожидать ледохода?
   Никогда надо мной и тобой
   Не расколется лед небосвода,
   Не покажется свет золотой.
  
   Но доносятся чистые звуки,
   Прилетают опять и опять.
   Что же может быть слаще, чем руки,
   Если надо кого-то обнять?
  
   Мы глядим утомленно и слепо,
   Заведенно вперед и назад
   На когорты штурмующих небо,
   На когорты летающих в ад.
  
   Ты сегодня отыщещь причину
   И, кляня, что не сделал давно,
   Подойдешь, как пристало мужчинам,
   Закрывать слуховое окно.
  
   Так отдай эти дальние муки
   Навсегда пожирающей мгле!
   Я люблю эти тайные звуки
   Оттого, что живу на земле.
  
  23.03.89
  
   ЭЛЕГИЯ
  
  Я одинок во тьме
  и ночь меня пугает.
  Но пусть ночная мгла
  Меня оберегает.
  Айрат Хусаинов
  
  Чистым сердцем, и ясным сознаньем,
  И холодным свободным умом
  Я приветствую все мирозданье,
  Но хотел бы сказать об одном-
  Как печально мое умиранье,
  Как я чувствую это живьем.
  
  Девять месяцев первой могилы
  И четырнадцать лет забытья -
  Это все я исправить не в силах,
  Это просто исправить нельзя.
  Только помнить любимых и милых,
  Как все это и делаю я.
  
  Если времени выпало много,
  Значит, много на свете утрат
  Ожидает меня по дорогам,
  Вдоль которых растет виноград,
  Разве только присутствию Бога
  Я еще, как мне кажется, рад.
  
  Если все так похоже на птицу,
  Разве можно об этом не петь?
  Я еще не желаю родиться,
  Я еще не хочу умереть....
  
  1989
  
   ***
  
   Даже если сбежишь с каравана в пески,
   Даже если с тобою верблюд,
   Подскажи, как уменьшить пределы тоски,
   По которым тебя не найдут.
  
   Как хочется жить, обезьянка Лулу,
   Говори мне такие слова.
   Я воткну себе в вену под вечер иглу
   И пойму, как уходит трава.
  
   Караванщик идет из Дамаска в Багдад,
   Но не знает, куда попадет.
   Он полжизни отдаст, чтоб вернуться назад,
   И полжизни ее не дает.
  
   Как хочется жить, обезьянка Лулу,
   Если только останусь в живых,
   Я наверно поставлю мечеть на углу
   Переулка имама святых.
  
  1989
  
  
  ***
   Тело было само по себе,
   Что-то делало, пило водицу.
   Примеряло событья к судьбе
   И чего-то сажало на спицу.
  
   Что сказал бы приятель Гийом,
   На бегу вынимая осколки,
   Что надежда осталась при нем,
   Под полами его треуголки?
  
   Ну так вот он, закрытый мундир.
   Воздух пахнет, пробитый дырою,
   И водою наполненный мир
   Так, должно быть, доволен собою.
  
   21.05.89
  
   ***
  
   Пошлите мне девочку с нежной душой,
   Жасмина и лилий ночные тревоги,
   А я и сегодня стою у дороги,
   И все повторяю - ах, Боже ты мой!
   Так вот как сбывается твой человек,
   Все шорохи копит, движения знает,
   Любимое дело лелеет, как снег,
   Как белое платье свое надевает.
  
   А кто уезжает от нас далеко,
   Увидит святые поля Иордана,
   Увидит звезду из ночного тумана,
   А мы остаемся и нам нелегко
   Сказать, что и мы ожидаем спасенья,
   И я, весь в слезах, повторяю: "Вот-вот,
   И та, что привиделась чудною тенью,
   Уже появилась у наших ворот".
  
  1989
  
  
  
  ***
  
  Август, прохлада, вода слюдяная,
  Светит звезда за пределы Синая.
  Поздно, исчезла, не видно следа.
  Видели - тихо мигнула вода.
  
  Просто оставить былые годины,
  Выйти устало на берег равнины.
  Там, где качаются волны простора -
  Столько отрады для беглого взора.
  
  Сколько запомнил, о том говорю я -
  Можно ли жить, ни о чем не горюя?
  Вот и настало, и все обошлось.
  Только душа пролетела насквозь.
  
  16.08.89
  
  
  ПОХОД К СЕБАСТЬЯНУ
  
   Гори играй поди покуда
   И ты живешь а это странно
   Едва стоит твоя посуда
   Звезда похода к Себастьяну
   А это жаль твоя причуда
   Твоя единственная рана
  
   И ты скажи стекло ночное
   Простой источник отражений
   Когда стрела уже другое
   Хотя и помнит вкус мишени
   А я то понял это оэ
   Звезда похода превращений
  
   Покуда ты берешь пространство
   Руками теплыми в комочек
   Горит полнощное убранство
   Летит летит покуда хочет
   Покуда опыт постоянства
   Не остановит ангел ночи
  
  1989
  
  5
  
  ***
  
   Мальчик Лева и девочка Катя
   Взялись за руки на берегу.
   Там горела свеча на закате,
   Освещая летящую мглу.
  
   Вот она догорит и погаснет,
   И останутся дети одни.
   И вода отражением ясным
   Заблестит в уходящей тени.
  
   Как внезапно пришло отделенье
   Дня от ночи и света от тьмы!
   Вся-то жизнь называлась мгновенье
   И окончилась легче чумы.
  
   Разлетелась на две половины,
   И увидеть уже не могу,
   Человек или плачущий ливень
   На далеком стоит берегу.
  
   16.09.89, г. Салават
  
  
  ***
  
  Я выстрою цветы сирени
  В геометрический узор.
  Как хорошо душевной лени,
  Когда объявлен приговор.
  
  Когда все вылилось наружу,
  И стало тихо на душе.
  Я потерял родную душу
  И успокоился. Уже.
  
   11.11.89
  
   ***
  
   Поговори со мной, элегия.
   Я не хочу идти домой.
   Горит звезда с другого берега,
   Сияет свет над головой.
   Я не хочу идти домой.
  
   Поговори со мной, природа.
   Лишь мы с тобой на берегу,
   Как чужеземцы, ждем исхода.
   А я не знаю, не могу.
   Лишь мы с тобой на берегу.
  
   Поговори со мною, Бог.
   Я сделал шаг по лону вод.
   И сердца стук, и каждый вздох
   Я приношу тебе, как плод.
   Я сделал шаг по лону вод.
  
   15.11.89
  
  
  БАЛЛАДА
  
   Старую сказку поведать позволь,
   Старую сказку о том,
   Как чудную девушку встретил король,
   Охотясь в лесу густом.
  
   И он полюбил ее наверняка,
   И вымолвил: "Мадмуазель!
   Вот мое сердце и вот рука,
   И ждет во дворце постель".
  
   Так королю отыскалась жена,
   И он с нею счастлив был.
  -Но почему ты гуляла одна? -
   Однажды король спросил.
  
   Был неприятен и скучен ответ,
   В глазах промелькнула злость.
   Жили они еще тысячу лет,
   И, в общем-то, все обошлось.
  
  1989
  
   ***
  
   Любимая, бедная, плакала,
   Говорила, что все не всерьез,
   Что кончается все одинаково,
   И касалась листвою волос.
  
   Не хотела, хотела и мучила,
   И жила беспощаднее зла.
   И надеялась только на лучшее,
   И внезапно ушла. Умерла.
  
   Я не стану тебя завораживать,
   Ты достойна иного житья.
   Только жаль, что не будешь ты спрашивать,
   И не буду ответствовать я.
  
   Значит, можешь поверить и справиться
   С тем, что только пристало Богам.
   Это значит, что можешь отправиться
   И одна к золотым берегам.
  
  1989
  
  6
  
   ВОЕННЫЕ СБОРЫ
  
   А. Банникову
  
  
   В пустыне возле Оренбурга
   Есть некий лагерь. Я там был,
   Считая за день каждый день,
   По счету тридцать. Что сказать
   Об этой местности убогой,
   Где лето серое и дождик
   Едва-едва доходит до земли?
  
   Мне стыдно то, что я там был.
   Что я там был, и пил огонь и воду,
   И вдохновлялся дымом креозота,
   И видел пушек прыгающих сны.
  
   Как хорошо на время умереть,
   Как страшно просыпаться одиноким
   И повторять какие-то слова-
   Афган, Шинданд, иль, скажем, Оренбург.
  
   А я живу на берегу Уфы
   И помню то, чего не знаю.
  
   7.12.89
  
  
   ***
  
   Плоть не хочет печали и гнева,
   Неотвязчивой боли разлуки.
   С кем вы нынче, Наталия, где Вы?
   Где роскошные юные девы,
   Простиравшие ласково руки?
  
   Сны не тешат и слово не лечит,
   И укрылись глаза под стекло.
   Это жизнь, это колокол певчий,
   Погоди, час от часу не легче,
   Я не знаю, что в душу легло.
  
   Вот и кончилась юность, и повесть
   Перелистана, несколько строчек
   Я запомнил и знаю на совесть.
   Погоди, я замечу короче -
   Дело к старости, деньги на бочку.
   Это самая страшная новость.
  
   2.11.89
  
  
   ***
  
   Т. Ганиевой
  
  
   Святое море брызжет пеной,
   И на закате все в крови
   Несотворившейся Вселенной,
   Несостоявшейся любви.
  
   Душа - цитата из Корана,
   Благословил ее Господь
   Дождаться будущего хана,
   Войти в бессмысленную плоть.
  
   Зачем начертанное свыше
   Любой сбывается ценой?
   Великий хан из бездны вышел,
   Но вышел к берегу спиной.
  
   И вот он смотрит в глубь заката,
   И что он видит впереди?
   Ущербный гений Салавата.
   Ущербный гений Валиди.
  
   02.02.90
  
  
   ***
  
   Не ходи в монастырь, Леонора.
   Ты прохлада для быстрого взора,
   Полумрак недалекой ложбины,
   Голоса уходящей равнины.
   Погоди, я не выдержу спора,
   Я - любая твоя половина.
  
   Где таится прохлада, угроза,
   Состояние, близкое к свету,
   Ожидается метаморфоза,
   Ожидается слово привета.
   Только в роще неяркого лета
   Пропоет одинокая флейта.
  
   Дым и копоть, огонь, Леонора.
   Все так быстро идет до упора.
   Разовьется, белками вращая,
   Голубые глаза укрощая.
   Добивается чистого взора.
   Как печально, родная Ленора.
  
   12. 2. 90
  
  ***
  
  Оглядев опустелую землю,
   Проводив одинокое племя,
   Я, наверно, того не приемлю,
   Что кончается новое время.
  
   Голос скрипок тягучий и резкий,
   Но привыкнешь, как фея из сказки,
   Засыпать под короткие пьески,
   Просыпаться под злые побаски.
  
   То ли ночь, то ли раннее утро ќќ-
   Не найдешь никого по ложбинам.
   Верно, спят в чешуе перламутра,
   Верно, видят родные картины.
  
   Только сны сохраняются реже,
   Но заучены лучше и тверже.
   Никого не найти на манеже
   После срока, и все же, и все же...
  
   Голос скрипок не слышен и важен,
   Одиночество правит сердцами,
   А любой, кто поныне отважен,
   Остается и плачется с нами.
  
   22.2.90
  
   ***
  
   Души деревьев и души китов,
   Крепче заприте меня на засов.
   Каждое тело пронзается смертью,
   Каждое тело смотрит назад.
   Метаморфоза - вы мне поверьте ќ-
   Даже единственно брошенный взгляд.
  
   Стало нелепо и выцвело слово,
   Все за какие-то получасы.
   Что же такое и что нездорово?
   А не позвать ли доцента Петрова
   Выкрасть его золотые часы?
   Выпить вина? Пожевать колбасы?
  
   Что ты, дитя, вековой горемыке,
   Разве убудет нежной Психее?
   Руки отнимутся - дар невеликий.
   Все-то поправится, спи поскорее.
  
   12.3.90
  
  
   ***
  
   Когда приятные мечты
   Ко мне приходят шумом новым,
   Я говорю с тобой на ты
   Каким-то сумраком лиловым.
  
   Ну, или просто до утра
   Сижу с тобою на диване,
   Пока не скажешь - спать пора.
   Пора испить немного дряни
  
   И сладкогласно умереть.
   Уснуть часов до десяти.
   И все же есть на свете смерть,
   И можно что-нибудь спасти.
  
   1.4.90
  
  
   ***
  
  Ты одна сохраняешь прохладу.
   Ты одна животворный родник.
   Ты без робости знаешь, что надо,
   Чтобы я в твое тело проник.
  
   Моя Клементина,
   Моя Августа.
   Ты полна янтаря,
   Золотистого меда холмов.
  
   Ты одна - бесконечное тело,
   Ты одна животворный родник.
   Ты одна не имеешь предела,
   Если я в твое тело проник.
  
   Моя Клементина,
   Моя Августа.
   Где эти дни
   Шелестящих ветвей?
  
  15.09.92
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
  7
  
  ***
  
   Я шел домой усталый и разбитый,
   Осенний день. Болела голова.
   И я сказал с волнением - finita!
   И огляделся. И земля укрыта
   Была листвой. Пожухла вся листва.
  
   " Ну, вот и осень, - думал я, - и скоро
   Войдет зима и станет на привал.
   И что сказать? Напрасны все укоры,
   Непререкаемы у смерти приговоры,
   Как Маарри мне некогда сказал.
  
   Зачем искать какие-то примеры, -
   Так думал я склоненной головой, -
   Достоинства, спасения и веры,
   Все это, как доказано, химеры".
  
   Но вспомнил я, идя по мостовой,
   Что снег летит, назойлив, как цитаты,
   И звезды спят под тяжестью числа.
   И я опять, как мастер бородатый,
   С моим изделием встаю из-за стола,
   Еще живой, ни в чем не виноватый.
  
  21.09.90
  
  
  НОВАЯ БАЛЛАДА
  
  Наташе Стегний
  
   Молодой человек, как гласит анекдот,
   Возвращался домой на рассвете,
   И у кладбища он, возле самых ворот,
   Незнакомую девушку встретил.
  
   И пошли они вместе по улице той,
   И о чем-то своем говорили.
   Напевали негромко мотивчик простой,
   И друг друга в пути веселили.
  
   Чтобы жить на земле, а потом умереть-
   Это самая малая малость.
   Но кругом по дороге все тонет во мгле,
   И ее-то почти не осталось.
  
   И друг другу они посмотрели в лицо,
   Вот и кончился путь, оборвался.
   - Ну спасибо, а то я боюсь мертвецов, -
   Молодой человек попрощался.
  
   Тихо-тихо на небе светила луна,
   Было холодно в лунной полуде.
   - А чего вдруг бояться, - сказала она. -
   Не такие мы страшные люди.
  
  1990
  
  ***
  
   Что сказать, кроме слова "тоска",
   Населяющим город, который
   Из травы, голосов и песка,
   Мы увидимся, в общем, не скоро,
   Что сказать невозможно "Пока!",
   Не имея в запасе укора.
  
   Что сказать вам еще? человек,
   Как всегда, расположен в пределах,
   За которыми падает снег.
   Что творится на свете на белом
   Невозможно понять, имярек,
   Можно только смотреть очумело.
  
   Я люблю вас, но это слова.
   Это поле, где сложено сено.
   Как укрыта моя голова,
   Так и местность вокруг неизменна.
   А чего мне хотелось сперва?
   Очень может быть, плена.
  
  1990
  
  
   ***
  
   Государство клокочет, подобно бензину,
   Невидимкою пламя стрекочет в ушах.
   Так немыслимо долго тянули резину,
   Что открыли запретное наполовину,
   И теперь дело швах.
  
   Если деньги в рублях сосчитать - это малая тяжесть.
   Только кто же захочет пустою рукою махать?
   Если веское слово, как золото, на душу ляжет,
   То крестьянин, как лошадь, возьмется и землю пахать,
   И пшеницу везти в закрома государства,
   А навстречу ему и рабочий потянется, как печенег,
   Ощущающий запах добычи как хлеб и ночлег,
   Забывающий женское злое коварство
   Голубого пространства Руси. Как приятно общение с Богом!
   Пусть земля обветшает и дети умрут от стыда
   И от грязи великой, зато за порогом
   Дома, как выйдешь, все смотрится в душу звезда.
  
  1990
  
   ***
  
   В глуши, в каком-то Салавате
   Прожить всю жизнь на комбинате.
  
  1990
  
   ***
  
   Смешно любить в семнадцать лет,
   Хотя тогда мне было двадцать,
   Когда от женских сигарет
   Хотелось мне, должно быть, плакать.
  
   Как мало жизни половой,
   Как много жизни бестолковой,
   Хотя своею головой
   Мечтал и жил мечтою новой.
  
   А как ни хочешь, жизнь пройдет
   Не так как хочется, должно быть.
   И что-то в руки упадет,
   Сломает спину или ноготь, -
  
   Да все равно - теперь одна
   Есть разновидность жизни духа:
   Что денег нет, кричит жена.
   - Ну, будут, - отвечаешь глухо.
  
  1991
  
  
  ***
  
  Когда печаль охватит ночь
  И ослабеет государство,
  Приди униженным помочь,
  Мы призовем тебя на царство.
  
  Приди, физический еврей,
  Ты полон сладостной печали.
  Ты молча выйдешь из дверей,
  Неназываемый вначале.
  
  5.08.90
  
  
  ВИФЛЕЕМ
  
   Привыкнув к шороху светил,
   Все открывавшему до срока,
   Следили за движеньем сил
   Цари далекого Востока.
  
   Но стала на небе звезда,
   А это знак великой силы,
   И, значит, им идти сюда,
   Хотя бы даже из могилы,
  
   Поскольку люди всей земли
   Так долго ждали это чудо.
   Цари немедленно пошли
   И гнали медленных верблюдов.
  
   И через некое число
   Они своей достигли цели.
   Так было сухо и тепло,
   Там овцы блеяли, там пели.
  
   Там говорили, но теперь
   Все потонуло в странном гуле.
   И вот они открыли дверь,
   И осторожно заглянули.
  
  1991
  
  
   ***
  
   По горам, по долинам, по рекам, лишенным свободы горами,
   По ручьям, по оврагам, по склонам, потеющим влагой,
   По подземным пещерам со скрытыми в недрах дарами,
   По подземным пустотам бушует сгоревшее пламя,
   Так небрежно прикрытое белой бумагой.
  
   Золотое и белое, бело-ковыльное счастие предков,
   Есть на свете страна твоих старцев и счастливых стариц.
   Ты послушай меня, беспокойная злая советка,
   Разве есть не она и, как прежде, нередко
   До нее добирается каждый скиталец?
  
   Знает улей пчела и народ его знает пчелиный.
   Кто построил его - разве наша забота и трата?
   Это просто наш дом, мы вернемся дорогою длинной,
   И украсим его по обычаям нашим старинным,
   Чем земля дорогая богата.
  
   Можно жизнь положить, чтобы верно начальствовать миром,
   Можно сети поставить по всем по дорогам.
   Только я говорю - пребывайте же с миром
   В непрерывном согласии с Богом.
  
  *****
  
   Так случилось, что осень настигла меня в тополях.
   Впереди был просвет чуть пошире ленивой ладони,
   А назад обернуться меня останавливал страх
   Неизвестно чего, если вдуматься, все же погони.
  
   Все приходит к упадку, но так и висит на ветвях.
   Новый лист выползает внутри ослабевшего старца,
   И поганых летучих мышей одновременный взмах
   Призывает луну - все обличья ее - отозваться.
  
   Полон воздух всего, что бывало на этом веку.
   Теснота забивает собой, как товары на складе,
   И теперь мы стоим, как солдаты в потешном полку -
   Как бы двинуться так, чтоб потом не остаться в накладе?
  
   Вот и слово "огонь", что собой заменяет звезду,
   Все обличья которой представлены в реющем небе,
   Говорит о себе: "Я тебя непременно найду",
   И пустоты обширные лепит.
  
  
  ***
  
   Листва потянет лист древесный
   И ветер шорохи пригладит.
   А что висеть над этой бездной,
   Игрушкой малой, бесполезной,
   Одною черточкой в тетради.
  
   Всегда немногое возможно,
   И это вызывает скуку,
   Что только на руку врагу.
   Вот он чертит,
   Потом строгает,
   И небывалое бывает,
   И стон, и топот на пути.
  
   Тогда мечтай ...
  
  1990
  
  ***
  
   Вот ночные пути человеков
   Что сказал бы мне Саня Макаров
   Я хотел уберечься узбеков
   Иудеев монголов чучмеков
   Ну хотя бы татаров
  
   Все на свете длинней человека
   Но пока безопасно в кровати
   Но тревожит сравнение века
   С оловянным лицом чебурека
   Даже в лучших обьятьях
  
   Нету проще сравнения знака
   С положением тела в квартире
   Знает каждая в доме собака
   Безопасней иглы Зодиака
   Отсидеться в сортире
  
   Я всю жизнь назывался поэтом
   И на смех отзывался куплетом
   Но держа даже хвост пистолетом
   Все равно ты участвуешь в этом
   Никогда не участвуя в этом
  
  1990
  
   *****
  
   Муж умер. Муж пропал. От мужа нет вестей.
   Как старый механизм в коробке скоростей,
   Так он разрушился, и продолжать движенье
   Возможно в женском лишь одном воображенье.
  
   Но мы не знаем вас, о бедная вдовица,
   Возможно ль с участью подобною мириться
   И надевать платок до самых до бровей
   Во избежание насмешек от людей.
  
   А впрочем, погоди, любезный мой рассказчик.
   Когда бы ты являл веселия образчик,
   Избрал бы ты другой для повести предмет.
  
   Когда бы, как и все, явился я на свет,
   С какой отвагою вращал бы механизм,
   Имея совершенный организм!
  
   Имея плоть, имея душу
   И ценность, обращенную наружу!
  
  1991
  
   A la Вертинский
  
   В белом платьице, в золоте гусениц,
   В безнадежной любви к мертвецам
   Есть какая-то странная путаница.
   Так что я не советую вам.
  
   А желаю возвышенной милости
   Все на свете считать за пустяк.
   Все на свете так странно, таинственно.
   Все на свете почти что так.
  
  1991
  
  ***
  
   В темноте, поражающей очи,
   Есть граница движения тьмы,
   То, что ты объясняешь, как прочерк,
   Это почерк, невидимый очерк,
   То, что раньше не видели мы.
  
   Тьма и тьма не сливаются, Нэтти.
   Я назвал бы тебя дорогой,
   Как себя называешь на свете,
   Но в мое пребывание в нетях
   Так тебя называет другой.
  
   Так живи свою жизнь в хороводе,
   Но, пожалуйста, только без нас.
   Не почувствовав даже в природе
   Что всегда называется вроде
   Наблюдающих издали глаз.
  
  1991
  
  
   ***
  
   Перелет из Москвы в Барнаул не потребует сил.
   Это проще, чем выйти из дома во двор.
   Я не помню, о чем, но о чем-то себя я спросил,
   И ответ я держал в голове, и держу до сих пор.
  
   Я хотел успокоить собой всех безмужних девиц,
   Я хотел бы прижаться к груди всех моих одиноких отцов.
   Но свобода моя не имеет каких-то границ,
   И теперь я спокойно смотрю этим людям в лицо.
  
  
  
  ***
  Вильяму Яновичу Озолину
  
   Корабль уйдет под воду. Тяжесть
   Его разломится легко,
   И что на дно морское ляжет,
   Укроет мягко молоко
   Печали родственной, семейной.
  
  (Они дождались моряка.
   Вот он вернулся из похода
   Под хладный отблеск маяка,
   Оставив на море две тени,
   Стирающиеся год от года).
  
   А то, что наполняло трюмы,
   Все будет плавать в толще вод,
   И что на берег попадет,
   Отыщет человек угрюмый,
   Так это я.
  Развеселясь,
   Я крикну в небо, где поплыли
   Дымы, как лилии, ну, или,
   Душа, немного накренясь
   От бортовой привычной качки:
   - Пришла пора, вставай от спячки!
   Молитвой новою молись
   И Богу тяжко улыбнись.
  
  1990
  
  
   *****
  
   Белозубой улыбки держава,
   Дароносица ломаных плеч,
   Никакая посмертная слава
   Не заменит загубленных встреч.
  
   Что сказать тебе, ангел Наташа,
   Далеко, в чужедальнюю даль?
   Что родиться и выжить не страшно?
   Что прошедшего времени жаль?
  
   Не беда, что родились и жили,
   Что судьба утекла, как вода.
   А беда, что остались чужими
   И украдкой смотрели в глаза.
  
  
  1991
  
   ЧИТАТЕЛЬ
  
   Расскажи мне об этом, писатель,
   Как маньяк открывает глаза,
   Как становится все волосатей
   И звереет на все голоса.
  
   Вот он зубы ужасные точит,
   Вот выходит ночною порой...
   Отчего он кого-то замочит?
   Почему он противный такой?
  
   ПИСАТЕЛЬ
  
   Я живу и слегка умираю,
   Потому что я вижу игру.
   Я ужасные сны открываю
   И в каком-то внезапно умру.
  
   Сколько жизни таится в заплыве
   На огромную их глубину!
   Сколько смерти прощается рыбе,
   Если рыбу оставить одну.
  
   Если нового времени чаешь,
   Не ищи оправдания лжи.
   А причины - да все-то ты знаешь,
   Так что сам их себе расскажи.
  
  1991
  
   ***
  
   Я знаю, что покинувших страну
   Я никаким укором не верну.
  
   Они сменили правила игры.
   У них глаза - холодные шары.
  
   Мы смотрим друг на друга, и меж нас
   Пространство, смертоносное для глаз.
  
   И мы теперь равно отделены
   От правоты своей или вины.
  
  1991
  
   ***
  
   Зачавшая в марте, предупрежденная с самого начала, спустя
   Весну, лето и осень она родила дитя.
  
   Было тесно и больно, опасность грозила с любой стороны.
   И чтобы ее избежать, оставалось уйти из страны.
  
   День был короток и светил отражением льда.
   Ожидались большие по тем временам холода.
  
   Но выпавший снег преградил им дорогу вовне.
   Внезапно в пещере большой оказались оне.
  
   И там с нею были отец, и волхвы, и животные разных пород.
   И там, наконец ,прекратился так долго тянувшийся год.
  
   И там, наконец, прекратилась боль, которою каждый томим.
   Младенец лежал в колыбели, и все было связано с ним.
  
  1991
  
   ***
  
   - Возьми, дитя! - так говорила тень,
   И двигалась, и наступавший полдень
   Нас заставал в ином соотношенье,
   И я переходил в иной разряд,
   И сам произносил такое слово,
   Пока мы все вокруг не стали тенью.
  
   Никто, никто, никто не беспокоит
   Меня своим присутствием со мной,
   И даже говорить об этом лень,
   Что я не одинок. Я это знаю.
  
   Один-единственен, я созерцаю дни,
   Как в жаркий полдень посредине мира
   Пастется бык и отгоняет мух
   Досадливым движеньем головы.
  
  1992
  
  Духи Московской Культуры Встречают Новый, 1993 Год
  
  Гости пришли, когда времени было в обрез.
   Хозяйка бежала на кухню с тарелками наперевес.
   Была толкотня в прихожей, как сотня плохих пиес.
   Их ничто не держало вместе, кроме как времени вес.
  
   Когда оно наступило, каждый схватил бокал.
   Все пили вино и водку, и скоро первый упал.
   Второй сперва засмеялся, потом закурил "Опал",
   Потом он уже не помнил, как он сюда попал.
  
   В ванной лежала третья, не в силах надеть трусы.
   Муж появлялся у двери, уходил, смотря на часы.
   Пятый лежал с шестою и шептал, теребя усы,
   Что может по форме зада сказать, что она "Весы".
  
   Седьмая ушла под утро, все двери плотно закрыв.
   Из кухни струился газ, и в десять раздался взрыв.
   Милиция в доме возилась, все подходы к чертям перекрыв,
   Но к вечеру все удалились, как если бы был отлив.
  
   Квартиру продали за доллары, сделав ремонт,
   Четыре недели о взрыве гудел весь столичный бомонд.
   Все жалели гостей, так внезапно попавших в расход.
   Время никто не жалел. Оно снова придет через год.
  
  1994
  
  
  НЕОБХОДИМЫЙ СОНЕТ
  
   Цветаевой исполнилось сто лет.
   Хотя сие не повод для сонета,
   Я напишу классический сонет,
   Хотя б затем, что я умею это.
  
   Вот госпожа, которой с нами нет.
   Ее судьба, как говорят, воспета.
   И многие хранят к ней пиетет,
   Но я скажу совсем без пиетета.
  
   Не надо лить на эту жизнь елей,
   А стоит отнестись весьма сурово -
   Убить себя, послать на смерть детей
  
   И быть женой убийцы - право слово,
   Не знаю, как на взгляд других людей,
   А вот на мой, простите, нездорово.
  
  1992
  
  ***
  
   Ломоносов, Тредьяковский,
   Пушкин, Лермонтов, Тарковский,
   Тютчев, Вяземский, Твардовский,
   Бродский, Холин, Кублановский.
  
   Жданов, Лосев, Рейн, Державин,
   Блок, Цветаева, Коржавин,
   Сумароков, Кантемир
   И Сапгир, Сапгир!..
  
  1993
  
  
  ***
  
   Она прошла через полтыщи рук.
   Она так часто раздвигала ноги,
   Что сразу ясно, враг там или друг,
   Когда мужчина встанет на пороге.
  
   Привычка милая, а вышло, что судьба.
   А что судьба? Когда приходишь в гости,
   А нет гостей, кругом одни гроба,
   И сам ты спишь на родовом погосте.
  
   Я сам прошел с полтысячи наук,
   И заплатил, как, в общем, платят девкам.
   И сети плел, как рядовой паук,
   И радовался всяким там попевкам.
  
   Я не искал изысканной судьбы,
   А я хотел великого простора,
   Чтоб видеть, как взрываются гробы,
   Как звери покидают свои норы,
  
   Как птицы заслоняют небосвод,
   Чтоб схлынуть враз, как занавес на сцене,
   И показать Того, Кто там Идет,
   И Смерть несет, и Ужас, и Спасенье.
  
  1993
  
  ***
  
   Когда метро вагон последний
   Уйдет со станции во тьму,
   Как хорошо над этой бездной
   Стоять устало одному,
   Своей печалью бесполезной
   Слегка потворствуя тому.
  
  1994
  
  ***
  
   Только тени, только мысли, только слабые тела,
   Что хотелось нам от жизни, чтобы смерть произошла.
   Чтобы каждая могила, открываясь в некий час
   Без конца благодарила поднимающихся нас.
  
   Вот оно настало, время, для поспешного суда.
   Колоти в любое темя, волоки его сюда.
   Пусть попробует в гордыне, за какой такой порок
   Мы мертвы, мертвы отныне, как неузнанный пророк.
  
   Голубой, зеленый, синий, фиолетовый, чужой,
   Восстает из тонких линий, приближается баржой.
   Поднимает очи змея, говорит: "Иди сюда!"
   И душа твоя немеет, и ложится, как слюда.
  
   То-то правое деянье предержащего венец,
   Получает воздаянье победитель, наконец!
  
   Рубит, рубит черный ангел на перловую крупу
   Мертвецов, лежащих в банке с амальгамою во рту.
  
   И из дальнего далеко, где сияет море зла,
   Долго-долго смотрит око, чтобы смерть произошла.
  
  1994
  
   ***
  
   Жить счастливо, нормальным человеком,
   Иметь, что есть, что пить и что надеть,
   Сие безумие владеет человеком,
   Когда на свете легче умереть.
  
   Я жить хочу в безумии глубоком,
   Иметь свой дом, счастливую семью.
   На все смотреть к тому привычным оком
   И не роптать на Родину свою.
  
   О жизнь моя! даруй мне эту милость,
   Покуда все не развалилось.
  
  1994
  
   ***
  
   Только черный полет урагана
   Прибивает деревья к земле.
   Лишь открытая красная рана
   До утра цепенеет в золе.
  
   Дорогая, ты помнишь волненье
   Охватившее душу, когда
   Задымилось ночное растенье
   И над ним помутнела звезда.
  
   Или помнишь, как ливень дрожащий
   Все мгновенно поверг в забытье -
   Все деревья, и рощи, и чащи,
   И душистое тело твое.
  
   Так давай постоим, подождем,
   И забудем, пока мы забыты,
   Каково им стоять под дождем,
   От дождя не имея защиты.
  
  1994
  
  8
  
  ***
  
  1
  
   Храни себя, как девочку свою,
   Как пристань на реке от ледохода.
   Судьба жива в любое время года,
   И вот она. И я ее пою.
  
   2
  
   Любую женщину я встречу, как свою,
   И дам ей кров под небом лучезарным.
   Мы встретились, как будто день базарный
   Окончился. Мы на его краю.
  
   Готовь ночлег, хозяюшка, родная,
   Раз делать нечего, остались мы с тобой.
   И если мы живем не умирая,
   То мы полны живучею судьбой.
  
   Любую женщину я встречу, как свою.
   Уходит век короче дуновенья,
   Горит костер, трещат его поленья.
   Мы засыпаем. Встретимся в раю.
  
   Мы встретимся, бесценная жена.
   Когда душа к душе мы встанем оба,
   Ты скажешь мне, что и до крышки гроба
   Ты не была ничем обделена.
  
  1995
  
  ***
  
   Не смотри на чужих кавалеров,
   Не желай им добра или зла.
   Здесь такие дурные манеры,
   Что невольно полюбишь козла.
  
   Дорогая, оставь свою нежность
   Для меня и для жизни моей.
   Я хочу, чтоб мы жили, конечно,
   Среди добрых и умных детей.
  
   С каждым взглядом частица величья
   Покидает любимую плоть.
   Быть приличным здесь так неприлично,
   Что меня не осудит Господь.
  
   День пройдет и погаснет дорога,
   А дороги во тьме не найти,
   Если нежности было немного,
   И она потерялась в пути.
  
   Но когда наш Господь безутешный
   Вновь вернет тебя к жизни моей,
   Дорогая, оставь свою нежность
   Для меня и для наших детей.
  
  1996
  
  ***
  
   Душа моя, постой, поговорим,
   Не улетай туда, в Ерусалим,
   Где ангелов незримые уста
   Поют о вознесении Христа.
  
   Я знаю, что ты чудо хороша.
   Достойна твоя детская душа
   Услышать, как бесчисленно в раю
   Хвалу и славу Господу поют.
  
   Но я боюсь, что из-под этих крыш
   Моей любви уже не разглядишь,
   Когда я сам на куполе небес
   Не вижу всех обещанных чудес.
  
   Душа моя, постой, не улетай,
   Я соглашусь, что существует рай,
   Хотя и не встречал в своей судьбе
   Превосходящего мою любовь к тебе.
  
  1996
  
   ***
  
   Вот это есть повод сказать обо мне,
   Сказать обо мне, о любимой стране,
   О том, как мы все оказались в дерьме.
   О Господи, как это все не по мне.
  
   Хотя я достиг того, что хотел,
   Нет свежести глаз и упругости тел,
   Осталось одно лишь количество дел.
   Досадно, что сам я немного успел.
  
   Все это лишь повод сказать обо мне,
   Я топил свою совесть в холодном вине,
   Хотя мне всего лишь хотелось к жене.
   О Господи, как улыбались оне!
  
   Сними свою руку, ты слышишь, Москва?
   От ласки твоей болит голова.
   Я знаю, мне, в общем, хотелось сперва.
   Да мало ли что, если ты не права!
  
   И все-таки я допою до конца,
   И я не стираю улыбку с лица.
   Ты помнишь, служили четыре бойца?
   Остался один. Задуши подлеца!
  
  1996
  
  
  ***
  
  Филу
  
   Неприветливый холод от века
   Человека содержит внутри.
   Если честно, то, кроме побега,
   Я не знаю, о чем говорить.
  
   Как ни двигаешь стены, приятель,
   Все равно остается стена.
   Как ты думаешь, кроме обьятий,
   Мы какого хотели рожна?
  
   Мы хотели с тобою любови,
   А она не была, умерла.
   Ты пойми, пирамида сурова,
   Оттого, что не будет тепла.
  
   И когда ты воскликнешь наружу,
   На крючках обрывая пальто:
   -Кто поймет мою чистую душу?
   И тогда я отвечу: " Никто".
  
  1997
  
  ***
  
   Что делать женщине, когда она бедна?
   Кто скажет ей: "Жена моя, жена!"
   Кто в зубы даст, когда она зарвется,
   А на субботу вдруг напьется.
  
   К ее страданьям небо глухо,
   И в тридцать лет она старуха.
  
  1997
  
  ***
  
   Не одна, так другая и третья,
   Кто-нибудь не забудет меня,
   Если осень, тем более лето -
   Все живут угасанием дня.
  
   Так восславим идущую зиму
   И, спокойному тону под стать,
   Будут нами небрежно хвалимы
   Все сугробы, морозы и пимы,
   Вся, что есть на земле благодать.
  
   Утром встанешь - хрустит под ногами,
   Только вечер - он с неба летит.
   Вот кто молод, он должен быть с нами,
   Очарованный долгими снами,
   Величавый и мудрый пиит.
  
   Как сказал бы Ринатик Юнусов,
   Иммиграция с вечных небес
   Помогает развитию вкусов
   Ирокезов, абреков, индусов,
   В общем, всех, кто на небо полез.
  
   И, спокойный, как клич папуаса,
   Я иду, лучезарность храня,
   Тот, кто видел бизона в пампасах,
   Генерала в штанах без лампасов,
   Без сомнения, видел меня.
  
  1997
  
   ***
  
   Что за имя - Петров, Иванов?
   Различить невозможно.
   У реки два десятка шатров.
   Чу! Шевелится драный покров.
   Появляется рожа.
   Кто тебя потревожил, родной?
   Ты чего появился?
   Это свет здесь мигает ночной,
   Уходи, эти люди со мной,
   Забирай, чем разжился.
  
   От костра повевает теплом,
   Сядем, что ли.
   Говорить лучше там, за углом,
   Вспоминать, говорить о былом,
   Малость боли.
   Здесь погреемся,
   Супу хлебнем,
   Восемь ложек баланды.
   Сколько было, сказал ты, при нем?
   Баловался, дурашка, с огнем.
   Ну, да ладно.
  
   А под утро - Петров, Иванов,
   Как ты там? Хусаинов,
   Побредем. Только пар от штанов,
   Только пара занюханных снов,
   Только денег свивальничек длинный.
  
  1997
  
  ***
  
   Пролетает комета
   И не смотрит в глаза.
   Ты не хочешь ответа,
   Уходящего за.
  
   Ты хотела, родная,
   Чтобы наша страна,
   Как обители рая,
   Оказалась полна.
  
   Королева привета,
   Свою песню играй,
   Королева совета,
   Это призрачный рай.
   Королева ответа,
   Расскажи нам о том,
   Как окончилось лето,
   Как разрушился дом.
  
   Голоса урожая
   Бесконечно слышны.
   Нет на свете державы
   От земли до луны.
  
   Как и нет человека,
   Что в себе уместил
   Целование века
   И укоры светил.
  
  1997
  
   ***
  
   В саду, где обитают лишь цветы,
   Да травы, да высокие деревья,
   Живешь, не замечая красоты,
   Когда верны дошедшие поверья.
  
   Как хорошо, что кто-то любит нас,
   И говорит любое средостенье,
   Что не закроет воспаленных глаз
   Любитель рассуждающих растений.
  
   По улице, по улочке любой
   Иду я, сознавая непременно,
   Что не пойму одною головой,
   Когда со мной случится перемена.
  
   И я вдруг попаду в далекий сад
   И стану красотой его мгновенья,
   Когда на мне свой остановит взгляд
   Любитель заблудившихся растений.
  
  1997
  
  9
  
  ****
  
  Скорее, чем империя умрет
  И полный месяц станет пустотелым,
  Скорее, чем опомнится народ
  В стремлении к неведомым пределам,
  
  Моя любовь, отчаявшись, умрет.
  
  12 августа 1995 год
  
  ***
  
  При свете дня с недвижимым лицом
  И с ласкою в лице простоволосом,
  Она была и солнцем, и свинцом,
  Она была упреком и вопросом.
  
  И мне казалось - только позови,
  Вернется все, хотя бы из могилы.
  Я видел эту женщину в любви,
  И раза два, наверное, так было.
  
  1995
  
  ***
  
  Хозяйка делает уборку,
  В квартире вещи ходуном.
  Уже ломают переборку,
  Снимают люстру над столом
  
  И чинно вешают в прихожей.
  Прощай же, солнце многих лет!
  Вот отразился бледной кожей
  В сарай отправленный буфет.
  
  Уже стоит другая мебель,
  Весь мусор начисто сметен,
  И на помойке справит дембель
  Приемник брежнеских времен.
  
  Там что-то сделалось с посудой,
  Вот новый шкаф, трещит диван.
  Уже хозяйка с книжной грудой
  Помчалась радостно в чулан.
  
  В квартире стало все нарядно,
  Блестит по-новому паркет,
  И вот опять кругом порядок
  На много-много долгих лет.
  
  И жизнь по-новому трепещет,
  В такой квартире жить да жить.
  Когда выбрасывают вещи,
  Ну что о людях говорить?
  
  1996
  
  ****
  
  Едет Бабич на коне,
  Типографию везет.
  Небывалое доверье
  От правительства ему.
  
  Едет Бабич на коне,
  Сочиняет стих в уме.
  То-то радостно сегодня
  Будет в доме у Заки.
  
  Едет Бабич на коне,
  Конь копытами звенит.
  Шевели, браток, ушами,
  Скоро будет Зилаир.
  
  1996
  
  ***
  
  Я вырастил в себе тяжелый разум,
  Он смотрит бычьими холодными глазами
  И, в общем, не приветствует ничто.
  
  Есть доброта, ненужная на свете,
  И есть любви такая разновидность,
  Что впору говорить, а не молчать.
  
  Двенадцать лет, теперь уже тринадцать,
  Как я люблю тебя тяжелым сердцем,
  Утратившим способность не любить.
  
  Душа моя, похищенное что-то,
  Что делать мне холодными глазами
  И слабыми движеньями руки?
  
  1996
  
  ***
  
  Она берет в субботу выходной
  И чистит все с порога до карниза
  Окна, в котором виден тот, родной,
  Который здесь уже и смотрит телевизор.
  
  А в нем идет какой-то боевик,
  И на борту большого самолета
  От чужаков скрывается мужик,
  Укравший что-то.
  
  Мужчина в доме нужен иногда,
  О прибавляет несколько здоровья.
  Потушен свет, отключена вода,
  Пришла пора заняться всем любовью.
  
  Сегодня в общежитии жильцов
  Прибавилось, уже таков обычай.
  На этажах не слышно голосов,
  Лишь вздохи в комнатах куда слышней приличий.
  
  Наутро снова будет никого,
  Запас терпенья выбран на неделю,
  И кто справлял в субботу торжество,
  С позором будет изгнан из постели.
  
  - А папа снова в гости к нам придет?-
  Лишь дочка спросит (Как она достала!)
  Он для нее как в небе самолет.
  Ей надо чтобы что-то там летало.
  
  1996
  
  ***
  
  Когда я выхожу, мой милый друг,
  Я вижу тех, кто женщины. Их много.
  Они почти всегда обнажены,
  Но мне противна эта голорукость.
  
  Когда бы можно, я их рассмотрел
  Поблизости, желательно в перчатках,
  И попытался запросто понять,
  Так что же движет слабыми руками
  И длинным, плавным телом молодым.
  
  Когда в тебе ничто не режет глаз
  И не терзает благостное ухо,
  Мой милый друг, пора и умереть,
  И превратиться, если это можно.
  
  Но это глупости, не стоит говорить
  И удивляться собственной прохладе,
  А можно как-то запросто понять,
  Что все вокруг эстетика, не боле,
  И можно равнодушно посмотреть
  Все акварели в местной галерее.
  
  10 августа 1996 год
  
  ***
  
  Поговори немного скуки,
  Затепли ласточку огня.
  Смени письмо свое на руки
  Не на плече, так близ меня.
  
  Любое дело пахнет смертью,
  А после жизни точно смерть,
  Как будто в небо тычешь жердью
  В стремленье запросто взлететь.
  
  Так вот же - ласточка летает,
  Горит костер, идет тепло.
  И только ты стоишь - пустая,
  Как будто жизни две прошло.
  
  1996
  
  ***
  
  Во сне пойдешь, куда-то выйдешь,
  Увидишь надпись на стене.
  Что ни привидится во сне?
  Но я тебя, тебя увидел,
  И привязалась ты ко мне.
  
  Что ни скажу, куда ни гляну,
  Моргну - перед глазами ты,
  Твои прекрасные черты.
  Я трезвым был, я не был пьяным,
  Когда сбылись мои мечты,
  Когда во сне явилась ты.
  
  Я знаю - что-то приключилось,
  Что все вокруг в потеках дыр,
  И как ты руки не топырь,
  Вся жизнь - не большее, чем милость
  От той, что посетила мир,
  И это девушка - Вампир.
  
  1996
  
  ***
  1
  
  Тебя я вижу выходящей из воды,
  С венком из лилий, обнаженной,
  И на воде видны твои следы,
  Сносимые теченьем напряженнным.
  
  Ты приближаешься, сливаешься в пятно
  И так стремительно проходишь сквозь объятье,
  Что увидать тебя дано
  Уже во сне, в зеленом платье.
  
  2
  
  Душа как платье набекрень,
  Как подведенные глазища.
  Ходи на людях целый день,
  Когда вокруг событий тыща.
  
  Потом, когда придешь домой
  И снимешь то, наденешь это,
  Душа не сразу станет тьмой,
  Какой-то зыбкой частью света.
  
  3
  
  Когда обнимешь плоть чужую
  И к ней прильнешь всем телом сладким,
  Когда на кожу неживую
  Как дождь на кожу плащ- палатки
  С размаху бросит холод страсти,
  До посинения пугая,
  Тогда скажи - какого счастья
  Ты так хотела, дорогая?
  
  1996
  
  ***
  
  Когда я трезв, когда я просто пьян,
  Когда не сплю, когда бешусь от скуки,
  Я знаю - есть на свете Себастьян.
  Он знает эти муки.
  
  1996
  
  ***
  
  Кто-то тронул за плечо.
  Это снег свалился с древа.
  Сразу стало горячо,
  Словно выпил для сугрева.
  
  Сразу вспомнил день былой,
  День, теперь уже далекий,
  День, когда бежал домой
  От красавицы жестокой.
  
  И не раз сменился день,
  Ничего не изменилось.
  Говорить об этом лень.
  Все, как водится, приснилось.
  
  1996
  
  ***
  
  Покидая тебя в нелюбви,
  Холодном железе кожи,
  Говоря словами живи
  И уходя, что одно и то же.
  Не зная, зачем все то
  Тепло, что тебе я отдал,
  Зная, что его не возьмет никто,
  Так же как ты, но года
  Проведенного вместе с тобой-
  В моей голове - мне хватит
  Ходить с собою гурьбой
  И спать одному в кровати,
  И видеть острее сна
  Лицо, что белее мела,
  Которому есть цена
  Дороже души и тела.
  
  1996
  
  ***
  
  Дорогой ты мой товарищ,
  Драгоценная моя!
  Хорошо бы встать пораньше
  И поехать до тебя.
  
  Запродать все то, что было,
  За билет до тех краев,
  Где меня ты не любила,
  Не хотела, ё-моё!
  
  Дорогой ты мой товарищ,
  За косой десяток лет,
  Нет страны, где жили раньше,
  И людей, что были, нет.
  
  Только во поле березка,
  Да ракита над рекой,
  Только в поле перекресток,
  Только воля и покой.
  
  Дорогой ты мой товарищ,
  Дорогой ты мой поэт,
  Ничего уж не поправишь
  За семнадцать долгих лет.
  
  Можно только неизменно
  По утрам вставать с колен
  И идти вперед, как Ленин,
  От кремлевских красных стен.
  
  1996
  
  ***
  А. Г. Касымову
  
  Меня волнует не развал,
  Парламент, взятки, депутаты,
  Налоги, деньги, криминал,
  Бюджет, невыдача зарплаты.
  
  Меня волнует лишь одно,
  С годами как-то суеверней -
  Когда придет очередной
  Литальманах "Уфы Вечерней".
  
  1997
  
  ***
  1
  
  Это тихие песенки нового года,
  Это крик парохода на Белой реке.
  Это тихая мирная злая погода,
  Это мир на душе и синица в руке.
  
  2
  
  Даже если печаль переходит границы,
  И слова означают чуть больше, чем есть,
  На душе остаются одни небылицы,
  И душа в переходах грохочет, как жесть.
  
  1998
  
  ***
  
  Она была певицей в неком баре,
  Он был несостоявшийся бандит.
  Она ему сказала: " Слушай, парень,
  Ты для меня ничем не знаменит".
  
  Он снял тогда часы с одним брильянтом
  И вынул из кармана острый нож,
  И сразу оказался неким франтом,
  Которого вот так не проведешь.
  
  И тут уже случилось, что случилось,
  Явилась страсть, огромная, как зной,
  И жизнь, громоподобная, как милость,
  К ним повернулась этой стороной.
  
  Потом она припомнила, однако,
  Как в детстве, ни с того и ни с сего,
  Ее схватила жуткая собака,
  Лицом напоминавшая его.
  
  Тогда она покинула бытовку,
  В которой продолжалася любовь,
  И позвонила радостно в ментовку,
  Размазывая льющуюся кровь.
  
  Чрез полчаса ударило Омоном.
  От бара не осталось ничего,
  Чтоб граждане похмельным тихим стоном
  Воспоминали сладостно его.
  
  Она жива и ныне в Чекмагуше,
  Растит его непризнанных детей,
  И ангелов возвышенные души
  Летают, как получится, над ней.
  
  1997
  
  Из башкирской поэзии
  
  
  Стоит береза бледно- голубая,
  Течет ручей от неба до земли,
  Но свет ее неверный выпивают
  Все небеса, лежащие вдали.
  
  Видны в воде закрытые ресницы
  Всех лилий, обомлевших от луны.
  Сорвать бы лилию и с нею насладиться
  Тем, что сулят мучительные сны.
  
  Но страшно, страшно ночью голубою
  У озера, лежащего нигде,
  Что из воды появятся толпою
  Все девушки, живущие в воде.
  
  1997
  
  ***
  
  Слово детства терзает, как зверь,
  Отгрызает целкового треть.
  Оттого мне страшнее на дверь
  Посмотреть, чем потом умереть.
  
  На прошедшее смотришь с трудом,
  Как на стыдное скопище тел.
  Ничего же не будет потом,
  Даже если глаза просмотрел.
  
  Но во взгляде таится стрела,
  И в отверстье полета пчелы
  Заблестит пыльцевидная мгла
  Или то, что ужаснее мглы.
  
  Я на кончик возьму языка
  Это слово роднее слюны
  Оттого, что печаль коротка.
  Оттого, что останутся сны.
  
  24.05.90
  
  ***
  
  Душа молошница Психея
  Когда я знаю это оэ
  Приди как некогда скорее
  Я расскажу тебе другое
  
  Пока вода течет по склонам
  Пока стекает по долинам
  Уже не время быть влюбленным
  Но это время быть любимым
  
  Но это будет неизменно
  Все это будет под рукою
  Пока душа бежит по венам
  Пока я знаю это оэ
  
  5.09.90
  
  ***
  
  Александру Банникову
  
  Человек не меняется, чтобы ему не говорили.
  Это почти закон, что я проверял не раз.
  И те, кому я желал добра, когда не в могиле,
  То уже не друзья или не кажут глаз.
  
  Тяжело говорить с тобой, потому что
  Теперь слова для тебя плотнее, чем вещь,
  Которую можно пропить, или, если в кармане пусто,
  Можно сделать из вещи речь.
  
  Теперь, когда ты в могиле и видишься нам, как повод
  Напомнить друг другу, что все мы живы, то есть
  Можем брать вещи руками или ногами, как обувь,
  Или сочинить из нее стихи, длинней, чем товарный поезд.
  
  Но чаще всего, как твой любимый Бродский,
  Из грубых вещей производят нихиль, ничто.
  
  Жизнь слишком тесна, если действовать по манихейски.
  Христа, как и тебя, хватило только на тридцать три.
  Надеюсь, поскольку парень ты компанейский,
  Ты не будешь горевать о пропаже внутри.
  
  Ты сам говорил, что выпить - значит, отправиться в путешествие.
  Теперь ты выпил так, что душа до краев полна.
  Я надеюсь, что слова, сочиненные тобой, как ангелы или добрые вестники,
  Первыми достигнут, если он есть, дна.
  
  22 октября 95 года
  
  
  ***
  
  В загробном мире, поедая глобус,
  Отхватывая лучшие кусочки -
  Вот здесь Урал, где много элементов,
  Теперь запьем широкой Ниагарой
  И на десерт немного Лимпопо -
  Так вот, я повторюсь, в загробном мире,
  Где все теперь понятно бессловесно -
  Живут ли там поэты или нет?
  
  1996
  
  Памяти Льва Озерова
  
  Он был простой аристократ,
  Он подавал пальто в передней,
  И ты бывал при встрече рад,
  Хотя встречались вы намедни.
  
  Несильно крепкая рука
  Сжимала жизненно, по-плотски.
  И не сходили с языка
  Ни Пастернак, ни Заболоцкий.
  
  Он был со многими знаком,
  Дружил спокойно, без оглядки.
  Ему Ахматова легко
  Простила две ли, три догадки.
  
  И на прощанье у дверей
  Он говорил умно и метко.
  А вообще он был еврей,
  Но вспоминалось это редко.
  
  ***
  
  А. А. А.
  
  Муж погиб по пьяной лавочке,
  Сын в тюрьме за разговоры -
  Тяжело живется дамочке,
  Все попреки, все укоры.
  
  Вот приляжет на подушечку,
  Затрепещет словно рощица.
  Сочинит она частушечку,
  Этим, дело, в общем, кончится.
  
  ***
  
  Опять настала та минута,
  Когда кругом огни горят,
  Когда в троллейбусных маршрутах
  - Христос родился!- говорят.
  
  И, значит, нет на свете тленья,
  И жизнь прекрасна и пуста.
  Опять, опять Владимир Ленин
  Развоплощается в Христа.
  
  ***
  
  Дитя, не плача, разумеет,
  Что жизнь прекрасна без конца,
  Что все на свете он имеет
  За неимением отца.
  
  Папаша глупый, как Трезорка,
  Его сманили, он сбежал.
  Он, словно мышка, юркнул в норку,
  И в этой норке он пропал.
  
  И вот дитя счастливо дремлет,
  И пониманья голос тих -
  Отец ему оставил землю.
  Она б не вынесла двоих.
  
  
  ***
  
  Проходит день, который нами прожит,
  И я закрыл усталые глаза.
  Жизнь - только день, он лучше быть не может,
  Один поэт когда-то мне сказал.
  
  Я против истины печально возражаю,
  Немного выпью, буду во хмелю.
  Но вижу я, что дни не приближают
  Тебя, тебя, которую люблю.
  
  Вот будет день, я думал, будет пища,
  Весь белый свет, работа по плечу.
  И был мне день, и яства, и жилище,
  Но где же ты, которую хочу?
  
  Жизнь коротка, с любовью не играют.
  Который день сгорел уже дотла,
  И я глаза покрепче закрываю
  Затем, чтоб ты из мыслей не ушла.
  
  Не уходи, побудь еще немного,
  Я не хочу сказать тебе прости.
  Твоя спина как длинная дорога
  С изгибами и тайнами пути.
  
  ***
  
  Ты
  переносишь
  разлуку со мной
  так легко,
  Что я
   всякий раз
  порываюсь
  при встрече
  Тебе рассказать,
  отчего твоя дочь
  На меня так похожа.
  
  ***
  
  Шалтай-Болтай стоит у стены,
  Шалтай-Болтай видит странные сны,
  Что он уже ангел, что он не Шалтай,
  Что он навещает равнинный Алтай.
  
  Играй, играй, Радио Край,
  А ты говори, ты не умирай.
  
  Шалтай-Болтай отходит ко сну,
  Шалтай-Болтай покидает страну,
  Он издает торжествующий крик,
  Теперь он живет в стране "Heretic".
  
  Играй, играй, Радио Край,
  А ты говори, ты не умирай.
  
  
  ***
  
  Октябрь.
  Темнеет
  так внезапно,
  Как будто
  закрываешь дверь
  В большую комнату,
  всю залитую светом.
  
  ***
  Откроешь книжку телефона,
  Потреплешь листики рукой
  И долго смотришь удивленно:
  Какой-то Саша. Кто такой?
  
  Потом придет на ум иное,
  Нежней, чем жилка на виске -
  Как много жизни за спиною,
  Как этой книжечки в руке.
  
  ***
  
  Перебирая бумаги,
  Имеющие к тебе отношение,
  Вдруг проникаешься к ним
  Трепетом почти историческим -
  Вот эти три или четыре письма
  Прочитает кто-то еще.
  
  ***
  
  С. Шалухину
  
  
  Я скажу два русских слова
  На башкирском языке.
  Поплыву я снова, снова
  Вдоль по Ленина-реке.
  
  И, вдыхая дым шашлычный,
  Выдыхая теплый дым,
  Буду я таким столичным,
  Безупречно городским.
  
  Все вокруг проходит скоро,
  Все грохочет, словно медь.
  Я приехал в этот город
  Откровенно умереть.
  
  Потому, что на просторах
  Золотой моей страны
  Это самый лучший город,
  Чтобы жить и видеть сны.
  
  И, покуда сердце бьется
  Посреди житейской лжи,
  Ничего нам не дается
  Тяжелей, чем наша жизнь.
  
  10
  
  ***
  
  Владыка разорил гробницу фараона,
  Предшественника, он не захотел,
  Добившись высшей власти, оказаться
  Вновь под пятой потом, в загробном мире,
  Где мертвых мириады, и на что
  Он мог рассчитывать? Опять идти в писцы?
  Нет, думаю, не стоит, и теперь
  Вид пирамиды, напрочь разоренной,
  Несет успокоенье - ни пред кем
  Отчета не давать и поклоняться
  Лишь самому себе - вот счастье, вот права.
  Но если приглядеться - все на свете
  Наследство мертвых - этот вот язык,
  Слова, все правила, все эти экзерсисы,
  И жуткий, страшный, липкий вой понятий,
  Пустых, незначащих, обглоданных, ужасных,
  Текущих, словно слюни изо рта.
  Что есть сейчас потоп? Что башня Вавилона?
  Ковчег Ману? Да кто такой Ману?
  Писец в конторе чешет свой затылок,
  Хватает карандашик и лакуны
  В кроссворде заполняет - да, теперь,
  Забытый бог обрел свое жилище,
  И в мертвом мире снова тишина.
  И в общем-то, кто жив на белом свете?..
  
  
  Памяти Рашита Султангареева
  
  Мы шли в лесу и вдруг остановились -
  Внимание привлек какой-то шум.
  Затих, казалось, но спустя минуту
  Он повторился снова, и тогда
  Мы стали вслушиваться. Молча мы стояли,
  Быть может, несколько минут, и оказалось,
  Что лес заполнен эти странным шумом -
  То далеко, то ближе, где-то рядом,
  Не замолкает шум ни на минуту
  (Он заглушен был нашей болтовней)
  Как будто бы безумный дровосек
  То здесь, то там деревья подрубает
  И в ярости слепой на землю валит.
  И я почувствовал себя в лесу людей.
  Мы одиноко тянем руки - ветви
  В отчаянной попытке прикоснуться
  Друг к другу, но зачем?...
  Я не успел додумать эту мысль,
  Как с шумным грохотом обрушилась сосна,
  Перед которой мы остановились.
  
  
  ***
  
  Она была дорогая игрушка.
  Как ее загорались глаза,
  Когда ее голову принимала подушка,
  Когда свежая простыня ласкала зад.
  
  Что на свете роднее и ближе рубашки?
  Что мучительней, слаще сна?
  Даже слабые губы ей были тяжки,
  Даже взгляд, что бросает луна.
  
  И она испытала срашную муку.
  Глупый мальчик, при блеске зари
  Я в нее протянул мускулистую руку
  Посмотреть, что таится внутри.
  
  Я бежал, как бегут из дурного театра,
  Я бегу уже целую жизнь.
  То царица была, то была Клеопатра!
  Я заклинил ее механизм!
  
  
  ***
  
  Ночью
  Шел снег, и, не застав меня,
  Он лег на ветви, провода, на крышах
  Он угнездился, чтобы переждать
  Мое отсутствие. А утром, только я
  С унылым видом вышел прочь из дома,
  Он на меня по-дружески напал,
  Стал хлопать по плечу, спине, и шапку
  Мне нахлобучил прямо до бровей.
  Он говорил:"Да что ты нос повесил?
  Порадуйся, так славно все."
  И правда,
  Был чудный день.
  Земля была в снегу,
  И все вокруг чудно преобразилось-
  Дома похожи стали на дворцы,
  По улице текла толпа медведей,
  Косясь беззлобно на лохматых леших,
  Вдруг обьявившихся на каждом перекрестке,
  Все встречные чему-то улыбались,
  А злые были злыми про себя.
  Все этот снег, простой привет от Бога.
  Напоминай почаще о себе.
  
  
  ***
   И даже за ведро малины...
  
   Н.Грахов
  
  Даже за ведро малины,
  За рассказик про Муму,
  За дворец из желтой глины
  Не отдам тебя я никому.
  
  Пусть поднимут предложенье
  До небесного огня -
  Откажу без сожаленья.
  Просто нет тебя у меня.
  
  
  ***
  
   В глазах
  Средь бела дня
  Увидеть можно
  звезды.
  Но порой
  В них отражается
  Твоя судьба,
  Такая,
  Какой она
  Быть может,
  Если ты
  На краткий миг
  Ослабишь силу воли.
  
  ***
  
  А.Фенину
  
  Жить, жить, жить, жить,
  Не попадая
  В ловушки разума,
  Его пустоты.
  Находить слова
  Простые, как работа,
  Договор,
  Печать высокая,
  Фактура,
  Самовывоз.
  Нет ничего
  Трудней
  На белом свете.
  
  ***
  В. Троицкому
  
  Проснешься ночью по нужде,
  Вперед толкнешься еле-еле,
  И зрение споткнется на звезде,
  Мерцающей в пустом проеме двери.
  
  И даже повернешься прочь,
  Но ясно все с тоскою небывалой -
  Повсюду ночь, повсюду только ночь,
  И нет зари ни розовой, ни алой.
  
  10 июля 99 года
  
  Муза
  
  Срывать поцелуи с губ
  Музы печальных дней.
  Я ей почти не люб,
  Так одиноко ей.
  
  Холодом сдавит грудь,
  Станет в глазах темно.
  Она совершает путь,
  Ведущий на самое дно.
  
  Откуда идет печаль,
  Которая тянет вниз?
  Об этом надо молчать,
  Глаза опуская ниц.
  
  Тело едва дрожит,
  Тянется длинный год.
  В следующую жизнь
  Она уродится Кот.
  
  ***
  
  На выставке художника NN,
  В улыбчивой толпе эстаблишмента,
  Переводя в газетные слова
  Привычное волнение декора,
  
  Вдруг ощутишь знакомый аромат
  и наваждение рассеется.
  О да!
  Так пахнет роза, пахнет только роза,
  Когда нефритовый ее коснется стебель.
  
  Ночной Зомби
  
  Алексею Кривошееву
  
  Сверкнет глазами, словно кот,
  Ночной прохожий.
  Быть может, мимо он пройдет,
  Он это может.
  
  Зачем покинул свой уют
  И все такое?
  Какие мысли не дают
  Ему покоя?
  
  Что за нужда его ведет,
  Как пентаграмма,
  Быть может, сила пятисот
  Привычных граммов?
  
  А может, воля сигарет,
  Густого дыма
  Давно свела его на нет
  Необоримо.
  
  А может, грозно, как чума,
  Как плод в утробе,
  Его давно свели с ума
  Дневные зомби.
  
  15 -16 октября 2001
  
  ***
  
  "Бобик Жучку
  Взял под ручку"
  
  выражение Ахматовой
  
  
  Холод, голод гнездятся в уме
  Молодого, худого, без места.
  Как бы долго не бродишь во тьме,
  Ноги сами несут до подъезда.
  
  Упираешься в мякоть звонка,
  Улыбаясь распахнутой двери,
  Где улыбка в ответ широка,
  но не шире старинной потери.
  
  На тарелках нехитрая снедь,
  Глухо звякает пара рюмашек.
  Гаснет свет и не стоит смотреть
  На тяжелые складки рубашек.
  
  Только будет глухая возня,
  Только звуки нежней оплеухи.
  И короткое хриплое "а!"
  Возбужденного тела старухи.
  
  22.01.2000 г.
  
  
  ****
   Мы не поедем в Занзибар.
   Н.Николенкова
  
  Нет, не поедем мы с тобою в Занзибар,
  Там ходят люди исключительно в угаре,
  И вместо слов у них выходит только пар,
  И каждой твари исключительно по паре.
  
  А наша грусть не ведает границ,
  и где б мы ни были, в каких бы странах страстных,
  Нам не забыть когда-то милых лиц,
  Всех этих граждан исключительно опасных.
  
  Нет, не поедем мы с тобою в Гондурас,
  Нас не дождется ни одна страна на свете.
  А что любовь бывает только раз,
  Об этом знают даже маленькие дети.
  
  Придет пора сначала все начать,
  С душой новой выйдешь, как в обнове,
  Ну, а пока нам остается только ждать,
  Не умирая от любви и нелюбови.
  
  5 января 2002
  
  ***
  
  В необъятной, бездонной, безбрежной
  Высоте, где живет только Бог,
  Сотворил Он великую нежность
  И открыл для нее каждый вздох.
  
  Этой нежности только частица,
  Что угодно жестокой судьбе,
  Может тяжким трудом воплотиться
  В человеке, во мне и в тебе.
  
  Отчего ж мы живем лицемерно?
  И какая случилась напасть,
  Что любовь, и надежда, и вера
  Нам не бог, не опора, не власть?
  
  Отчего мы уверены оба-
  Стоит лишь отпустить тормоза,
  Как звериная красная злоба
  Затуманит любые глаза?
  
  Я поспорю с жестокой судьбою,
  Я прерву ее злой карнавал.
  Так позволь мне быть нежным с тобою,
  Я ведь нежным еще не бывал.
  
  Этот труд не оспорит могила.
  Он очистит и душу, и кровь,
  Если ты не совсем позабыла,
  Что на свете бывает ...
  
  24 декабря 2001
  
  ***
  
  Темной ночью ходит кто?
  Одиноко ходит кто?
  Человек по свету ходит,
  Запахнув свое пальто.
  
  Все что было, все не то.
  Неглубок карман пальто.
  Это кто идет навстречу?
  Несомненно, дед Пихто.
  
  -Вы не против грамм по сто...
  Как, нормально Вам? А то!
  И не так уж одиноко
  Верст на триста или сто.
  
  5.02. 1999
  
  Слепой ребенок
  
  Так зорко вглядывалась мать
  В лицо ребенка.
  Ей не хотелось упускать
  Движений тонких
  
  Души, едва начавшей круг
  Перерождений.
  Ей близок был его испуг,
  Его смятенье.
  
  Ребенок шел на поводу
  Ее участья.
  Она несла его беду
  С огромным счастьем.
  
  Так бог глядит на нас, людей,
  На всеединство,
  Объят заботою своей
  Сверхматеринства.
  
  27.02.01
  
  ***
  Зухре Буракаевой
  
  Дождь в степи поострее секиры,
  Пальцев много и ногти остры.
  -Отчего мы с тобою башкиры? -
  Я над ухом бубнил у сестры.
  
  Мы брели под распахнутым небом,
  Пробираясь травою ковра,
  И немного зеленого хлеба
  Хоронила котомке сестра.
  
  И тогда за полоской тумана
  мы увидели невдалеке
  Огонек неширокого стана
  И ее, с кнутовищем в руке.
  
  Молодая, в забрызганном платье,
  Заслонила полоску костра,
  И меня, словно силой заклятья,
  Потянула за руку сестра.
  
  За спиной, за горами Алтая
  Затуманилось око искры.
  - Отчего эта девушка злая?-
  Я смущенно спросил у сестры.
  
  Одинока? Мы все одиноки,
  И других не найти под луной.
  Ну так мы ж не кричим на дороге,
  Не валяемся к небу спиной?
  
  Тихо-тихо сестра отвечала,
  Что-то голос дрожал у сестры.
  В мутном небе она отличала
  Огонек от небесной искры.
  
  И брели мы степною равниной
  За дождем, что бежал впереди,
  С каждым шагом тоску половиня,
  Осыпая любовь из груди.
  
  2002 г.
  
  
  ***
  
   И.Капкаевой
  
  Не то достоинство, чтоб с яростным лицом
  На площади сразиться с подлецом
  И пригвоздить его осмысленным позором
  К безжалостным досужим разговорам.
  
  Все это дело трех, пяти минуток...
  Но жить! Но выжить! Сохранить рассудок!..
  
  Памяти Александра Касымова
  
  Ребенок, ты играешь на пригорке.
  Как хорошо бросать слова на ветер!
  Они летят, качаясь в синем небе,
  И как прекрасно их преображенье!
  
  Вот это стало городом волшебным,
  А в нем живут невиданные люди.
  Их сердце - нежность, их глаза - усмешка.
  Не плачь, не надо- кончилось виденье.
  
  А вот другое - словно окна в небе,
  Где ангелы, выглядывая кротко,
  Все смотрят на тебя с недоуменьем.
  Не бойся их, ты лучше. Ты - ребенок.
  
  А это что- как зеркало кривое,
  А в нем -чужие... Мама, мама, страшно!
  И с диким криком ты домой вбегаешь,
  Но мамы нет. И папы нету тоже.
  
  А только кто-то сильною рукою
  Тебя бросает прямо на кроватку
  И укрывает грубо одеялом.
  И в ужасе ты быстро засыпаешь.
  
  А что случилось - ты ведь не узнаешь...
  
  29 июля 2003 год.
  
  ***
  
  
  ...Но каждый раз при встрече
  Ты занята:
  Играешь в догонялки,
  Несешь портфель и сменную обувку,
  С подружками бежишь на дискотеку,
  Целуешься в подъезде с неизвестным,
  Разводишься,
  Опять выходишь замуж...
  Как медленно
  Глаза
  Ты открываешь...
  
  5.09. 2003
  
  
  Новое солнце
  
  Когда молчит печально дева,
  Когда на сердце тяжело,
  Тогда на сумрачное небо
  Восходит солнце НЛО.
  
  И вот уже неярким светом
  Планета вся озарена,
  И всем изведанным предметам
  Даны другие имена.
  
  От света темного с вершины
  Растут быстрее города,
  И люди стонут, как машины,
  От непосильного труда.
  
  Что происходит? Что за чудо?
  Какое странное кино
  Мы наблюдаем ниоткуда
  Сквозь замутненное окно,
  
  Как будто тоже над землею
  Летим, не чувствуя вины,
  За жизнью тяжкой, за собою,
  Глядим, глядим со стороны.
  
  А шар на небе полуденном
  Застыл в задумчивой тоске,
  На полувсклике, полустоне,
  На тонком жизни волоске.
  
  
  ***
  
  Время судорогой сводит,
  Словно ты сошел с холма,
  И зажглись на небосводе
  Все далекие дома.
  
  Там живут другие люди,
  Нам, должно быть, не чета,
  Разделяет, как в сосуде,
  Нас незримая черта.
  
  Все они в далеком прошлом,
  Там у них другой расклад,
  И о чем-то о хорошем
  Эти люди говорят.
  
  Словно это тень какая,
  В побуждениях иных,
  Все мелькает и мелькает
  За спиною у живых.
  
  Разговор с поэтом Юрием Кузнецовым
  из телефона-автомата Казанского вокзала
  
  
  Вся в мыле, как пивная кружка,
  Дрожала трубка у виска.
  Гудок, и провалилась двушка,
  Соединяя берега.
  
  И зренье сдвинулось, как битва,
  Пронзило стены- эти, те,
  И я тогда его увидел
  На олимпийской высоте.
  
  И словно голосом Харона
  Я был тогда ошеломлен,
  И словно ртутную корону
  Хватал гудящий телефон.
  
  И вышел вон - к теплу апреля.
  Шумела яркая Москва,
  Но все дымились и горели
  Его огромные слова:
  
  - Позор и крики бесполезны,
  Не этим дышит человек.
  Был век воздушный, век надземный,
  Теперь настал подземный век.
  
  Россия сном кровавым дремлет,
  Горит мильонами огней.
  Ее Москва ушла под землю,
  С тех пор, как Сталин умер в ней.
  
  Она глядит на мир, как зритель,
  Как пленник собственных картин.
  Ее главнейший управитель
  Есть оживленный Буратин.
  
  Дрожит рука на кнопке пуска,
  Но каждый взят на карандаш.
  Теперь любой, кто назван Русским,
  Или Мордвин, или Чуваш.
  
  Но кто же скинет это бремя?
  Кому за дело воздадим?
  Кто опрокинет это время?
  Быть может, Кожинов. Вадим?
  
  Но смысл пусть отольется в слово,
  Стихи, как рожь, уйдут под снег.
  Но их прочтет весною новой
  Времен грядущих Печенег.
  
  Ворота в будущее узки,
  Но не склоню свою главу.
  Но он прочтет и станет Русский,
  И внидет в падшую Москву.
  
  Москва и Русь предстанут миру,
  И воссияет их венец.
  И Пушкин вновь поднимет лиру,
  И мне тогда придет конец.
  
  Но горевать еще не время,
  Я жду жестокого конца.
  Но я есть я! Я - Русский Демон!
  Я пил из черепа отца!
  
  26 ноября 2003 г.
  
  
  ***
  
  Я забылся на несколько дней,
  Мне казалось, что жизнь, словно рельсы,
  Повернулась гирляндой огней
  В ту страну, о которой я грезил.
  
  Мы все плыли ночною порой,
  Мы вернемся домой на рассвете,
  Где нас встретят веселой игрой
  Наши умные, славные дети.
  
  Как сияет нам звезд молоко!
  Луч рассвета еще не родился.
  Я тебе улыбнулся легко.
  Извини, я немного забылся.
  
  Ты - царица веселого дня,
  Ты стоишь предо мною, как чудо.
  Поглядишь - и не станет меня,
  Улыбнешься - и снова я буду.
  
  Мы мерцаем, как телеэкран,
  Жизни новой счастливая завязь.
  Между нами лежит океан.
  Все равно я тебе улыбаюсь.
  
  Но судьбу изменить не дано,
  Здесь нужна беспощадная смелость,
  Мы стоим как герои кино,
  Друг на друга пультами нацелясь.
  
  И нажатие кнопки любой
  Уничтожит всю жизнь на планете,
  И тебя, и меня, и любовь.
  А еще... наши славные... дети...
  
  Почему есть заботы важней?
  Нажимаешь ты пульт в кабинете.
  Эти несколько ласковых дней
  Никогда не бывали на свете.
  
  
   4-5 мая 2004 года
  
  ***
  
  Опять июнь и дивный звон черешен,
  Опять дрожит твоя волшебная рука.
  Прости меня, я пред тобою грешен,
  Но лишь в одном - что я люблю издалека.
  
  Как ты волнующа в своем веселом платье,
  Что я сдержать не в силах ярких слез.
  Тебя как яблоню я принял бы в объятья,
   В далекий край таинственно унес.
  
  И в том краю, пред ясным ликом Бога
  Ты расцветешь, не ведая утрат.
  О погоди, еще совсем немного,
  И я сгорю, как много лет назад.
  
  В такой же день, рукой такой же милой
  Мою любовь разбили на куски.
  И я тогда какой-то странной силой
  Остался жив, не умер от тоски.
  
  Но я молчать не стану равнодушно,
  Она оправдана причиною земной.
  Моя любовь была ей безделушкой.
  Она так искренне смеялась надо мной.
  
  Опять июнь, и дивный звон черешен,
  Опять дрожит твоя волшебная рука.
  Прости меня, я пред тобою грешен,
  Но лишь в одном - что я люблю издалека.
  
  
  Из Мустая Карима
  
  Она ушла, и было мне виденье-
  Как бабочка, что над землей парит,
  Ее душа не станет серой тенью,
  Ее душа тот мир преобразит.
  
  ***
  
  Азамату Юлдашбаеву
  
  В своей стране я будто иностранец...
  С.Есенин
  
  
  Конь встанет под тобою, как стена,
  И головой мотнет как иностранец,
  А за горой лежит твоя страна,
  Спокойна, как столетняя сосна,
  Не пригласишь, как барышню, на танец.
  
  Взойди на гору, конь - на поводу,
  Душа горит, не навести на резкость.
  В таком раю ты коротал беду,
  Здесь вырос ты у Бога на виду,
  И горы враз тебе кивают веско.
  
  С тобою рядом встанут Трень да Брень,
  Глядят коровы умными врагами,
  Превозмогая вечную мигрень,
  Потянутся за вечную Сурень.
  Иди и ты нетвердыми шагами.
  
  Иди, иди, и встретятся тебе
  Все те, кто жив, а так же те, кто умер.
  Еще не все ты испытал в судьбе,
  Ты должен жить наперекор беде,
  И пусть глава проверит твой докУмент.
  
  
  Памяти Г.Х.
  
  
  sangue de beirona
  
  песня Сезарии Эворы
  
  Ты умерла. Не мудрено.
  Как темно-красное вино,
  Исчезла наша юность,
  И вот чем обернулась.
  
  А ведь была- общага-дом,
  И мы сидели за столом,
  И словно рыцарям стола,
  Ты понемногу всем дала
  Той крови темно- алой,
  Что жизнью называлась.
  
  Легенда это или быль,
  Но только кончилась бутыль,
  Что я хотел один бы
  Испить глотком единым,
  Когда за пару фрикций
  Готов был удавиться.
  
  Прощай, красавица Гузаль,
  Тебя ли жаль, себя ли жаль,
  Что в глубине колодца
  Искать мне не придется
  Воды густой и сладкой,
  Ни явно, ни украдкой.
  
  Все это было так давно,
  Как черно-белое кино.
  Прощай! Я не ревную,
  Тебя, уже иную.
  
  3.05. 2008
  
  
  11
  
  Нейтрино
  
  Памяти Ильдара Гимаева
  
  В небесном коконе железном,
  Раскинув руки легче крыл,
  Над мировою синей бездной
  Он словно в воздухе - парил.
  
  И словно видя ход событий,
  Он брал от солнца и земли
  Одни, другие, третьи нити,
  Что на судьбу его легли.
  
  Но проступило сквозь дрожанье
  Годов, и месяцев, и дней
  Иное, высшее предзнанье,
  Что непосильно для людей.
  
  Вдохнув нейтрино, словно воздух,
  Он зашатался на весах,
  Как будто выписан был пропуск
  В иных, неведомых мирах...
  
  ....Но в небе молния ожила,
  И с недоступной высоты
  Дождем коротким освежило
  Людей, деревья и цветы...
  
  Зачем же в миг заветный этот,
  Превозмогая страх и боль,
  Он вспомнил детство, юность, лето,
  Земли великую любовь?..
  
  
  
  
  ***
  
  жили -были, ели -пили,
  сулугуни, джугашвили.
  саперави, сулико,
  чахохбили, верико.
  
  Дорогой мой Берия,
  Золотой Кантария,
  Сладкая Иверия,
  Горькая Аджария!
  
  Говорили,шелестели,
  Хачапури, руставели,
  Гамарждоба, лобио,
  Генацвале гогия.
  
  Шеварднадзе бешеный,
  Нежный Гамсахурдиа,
  На весах все взвешено,
  Сказано над блюдами.
  
  Жили -были, пили-пели,
  Ахашени, церетели.
  Сакартвело, мимино.
  Все недавно. Все давно.
  
  23 августа 2008
  
  ***
  
  Я политически подкован,
   Я вышел ростом в два плетня.
  Скажи, Марьям Серебрякова,
  Зачем ты любишь не меня?
  
  Опять брожу я в поле чистом,
  Не замечая ничего.
  Ты полюбила гармониста
  За сердце быстрое его.
  
   А наша жизнь проста до жути,
  И, может быть, настанет срок,
  И нас пошлет товарищ Путин
  На бой за Лондон-городок.
  
  Сильна заморская машина,
  Но не грусти, звезда-печаль,
  Мы все погибнем как мужчины,
  Но не потерпим англичан.
  
  Нас не отыщет альтависта,
  Но слезы горькие лия,
  Ты не забудешь гармониста,
  Но ты не вспомнишь про меня.
  
  Скажу тебе не по приколу,
  Я не приду к тебе во сне.
  Прошу, Марьям Серебрякова,
  Не забывайте обо мне.
  
  23 августа 2008 г.
  
  Салават
  
  
  То ли солнце, то ли дождь, то ли град,
  Едет в поле Салават, Салават.
  А за ним едет верный отряд,
  То ли ветер, то ли день жарковат.
  
  Заслонила полнеба рука -
  Увидал Салават старика.
  Он стоит у подножья горы,
  А в руках его сверкают дары.
  
  Беспечален, недвижен старик.
  Увидал Салават в этот миг:
  Пирамидой, опрокинутой вниз,
  На плечах небеса улеглись.
  
  Вдруг руками старик шевельнул,
  Вдруг раздался неведомый гул.
  Две дороги- на бой и на труд-
  Салавата призывно зовут.
  
  Две дороги лежат перед ним,
  Две дороги клубятся, как дым.
  Салават вдруг идти погодил -
  По обеим он когда-то ходил.
  
  Закружилась его голова,
  Услыхал он такие слова,
  От которых рассеялся дым,
  Но не быть ему теперь молодым:
  
  - Чтобы небо с землей не слились,
  Человеку дарована жизнь,
  Только слаб человеческий дух,
  Он одно выбирает из двух.
  
  Кто же радость и горе поймет,
  На себя эту ношу возьмет?
  Только тот, кто великий герой,
  Между небом стоит и землей.
  
  
  ...Если солнце, туман или град,
  Может, утро, а, может, закат,
  Стоит в поле Салават, Салават,
  Стоит во поле батыр Салават.
  
   24 августа 2008 года
  
  ***
  
   И.Г. Илишеву
  
  
  Люди
  выходят из дома
  На улицу
  Трясутся в автобусе
  Мчатся в авто
  Слушают перестук поезда
  Летят на самолете
  Плывут на корабле
  Через моря и океаны
  Чтобы встретиться
  Поговорить
  По душам.
  
  Грузинская песня
  
  Приветствую тебя системой "Град"!
  Ты был мне брат, теперь ты мне не брат.
  И солнце с севера пускай зайдет назад!
  Пускай бомбят тебя, пускай тебя бомбят!
  
  
  К непокоренным, моя ласточка, лети!
  Еще не раз мы их на танках посетим.
  Потом их трупы вы увидите в Сети.
  Ты весть об этом поскорее возвести!
  
  Я эту песню пропою сто раз на дню.
  Мы вам устроим бесконечную Чечню.
  О дайте только проложить скорей лыжню.
  Батоно Буш, какое там меню?
  
  Мы не друзья уже, но разве мы враги?
  Не все ладони превратились в кулаки.
  Мы были братья - ты себя побереги.
  Ты все-таки себя побереги.
  
  25 августа 2008 года
  
  
  Горький август
  
  Земля дойдет до крайнего предела
  своей орбиты вечно-вековой,
  И вот идет, идет назад несмело,
  Как будто возвращается - домой.
  
  И в это время снова горький август
  Берет свои привычные права.
  Июль ушел, он сжег цветы и травы,
  И мысли, и надежды, и слова.
  
  И нынче август тайно входит в душу
  Людей, народов, стран и государств.
  И снова вырываются наружу
  Мытарства пострашнее всех мытарств.
  
  Затем что Бог за право первородства,
  На страшные качели положа,
  Дает нам время выправить уродства,
  И снова к счастью сделать первый шаг.
  
  Он через кровь, он через зло и муки,
  Но не об этом вся печаль и речь.
  О как душе не взвыть от этой скуки!
  О как бы душу все же уберечь..
  
  28.08. 2008
  
  
  ***
  
  Днем неласково солнце палит,
  По ночам мое сердце болит,
  Ехать к маме жена не велит,
  Ехать к маме жена не велит.
  
  Позабыл я родные края,
  Днем и ночью нерадостен я.
  Что поделать- сложилась семья,
  Что поделать - сложилась семья.
  
  Острый ножик я в руки возьму
  И зарежу я ведьму жену.
  Как так долго тепел- не пойму,
  Что так долго терпел -не пойму.
  
  И поеду я к маме родной,
  Снова солнце сверкнет надо мной.
  Наконец я вернулся домой,
  Наконец маме я не чужой.
  
  29.08. 2008
  
  На запуск большого андронного коллайдера
  
  
  Дождик шумит, дождик шумит,
  Дождик шумит, включен магнит.
  
  В небе кометы прыгнули в строй,
  В шахтах ракеты встали горой.
  
  Пять миллионов русских жеже
  Плачут и воют настороже.
  
  Дождик шумит, дождик шумит,
  Дождик шумит, включен магнит.
  
  В бункер кондишен гонит уют,
  Царь государей галстук жуют.
  
  Пьют олигархи спирт на бобах,
  Спят финансисты в теплых гробах.
  
  Дождик шумит, дождик шумит,
  Дождик шумит, включен магнит.
  
  
  Гамлет Цветкова цедит стихи,
  Путин Сааку сбил за хи-хи.
  
  Люди по лезвию мчатся ножа,
  Люди желают руки разжа...
  
  Дождик шумит, дождик шумит,
  Дождик шумит, включен магнит.
  
  10.09. 2008
  
  
  На остановке
  
  Рами Гарипову
  
  К троллейбусу не то чтоб очень чинно,
  А как мальчишка - взапуски бежал
  Не молодой, не пожилой - мужчина,
  То успевал, не то - не успевал.
  
  А пассажиры - дай им только волю,
  Так из всего придумают комедь.
  И вот они, как будто на футболе,
  Уставились в окошко - посмотреть.
  
  Водитель тут же - он не посторонний,
  Он в боковое зеркало глядит.
  И ус его цыганский от погони,
  От напряженья воздуха звенит.
  
  И вот мужчина, добежавший звонко,
  Услышал за спиною пенье крыл...
  -Нет, не успел, - сказал водитель громко
  И двери электричеством закрыл.
  
  И дернулся троллейбус, как на плахе,
  И побежал веселою трусцой.
  А тот мужчина - даже не заплакал,
  От боли и обиды - никакой.
  
  Но из груди не вышло даже хрипа,
  Пошел пешком, мол, так тому и быть.
  И он ушел - Рами -агай Гарипов.
  Еще недели три он будет жить.
  
  А тот шофер смеялся с интересом,
  Мол, никакая это не беда.
   Мол, дураку угнаться за прогрессом
  Не стоит и пытаться никогда.
  
  ......
  Жизнь непроста. Она видала виды.
  И для нее живут в одном краю
  И тот шофер, как ни было б обидно,
  И тот Поэт, что Родину мою
  
  Воспел в стихах, пронзительных до боли.
  В них ясная душа его горит,
  И до сих пор - о Родине, о воле,
  О красоте он с нами говорит.
  
  13.10. 2007
  
  Песня Еренсе-сэсэна
  
  Кто скачет навстречу ночною порой?
  Его мы не видим лица.
  Но, может быть, это великий герой,
  А может быть, даже царь.
  
  Все ближе, все ближе и вот проскакал,
  И вот потерялся вдали.
  Он имени нам своего не назвал,
  Его мы узнать не смогли.
  
  Куда он спешит, отвернувши лицо,
  Зачем он в былое глядит?
  Зачем стариков и безусых юнцов
  Спокойствия он не щадит?
  
  А помнишь ли ты, что сказал твой отец
  И что говорила мать?
  А можешь ли ты биенье сердец
  Предков своих распознать?
  
  Зачем они жили, узнали о чем
  И что передали тебе?
  Вставай, подставляй поскорее плечо,
  Не сгинь, покорившись судьбе.
  
  Тот всадник есть Время, он быстро летит,
  Его ни за что не догнать.
  Но в громе его неумолчных копыт
  Великая, мудрая песня звенит,
  Что предки хотели сказать,
  Что предки хотели тебе передать.
  
  Вторая песня Еренсе-сэсэна
  
  
  Эта степь расцветает весной на три дня,
  И три дня эта степь вдохновляла меня.
  За казашкой красивой я в степь поскакал
  И к казахам навеки я в рабство попал.
  
  
  Я три года в плену, я всего лишь пастух.
  И всегда выбираю одно вместо двух -
  И с утра до утра все пасу я овец.
  Неужели за тем был я создан, Творец?
  
  
  Степь ковыльная вечные песни поет,
  Кто ответит мне, в чем назначенье мое?
  И смогу ли свободу опять обрести,
  Или я пропаду, как травинка в степи?
  
  
  
  Песня
  
  Певцам останется песня моя,
  Как наследие, останется сабля моя,
  Подобные мне мужи не родятся ли?
  Врагам за меня не отомстят ли?
  
  башкирская песня "Зайнулла"
  
  
  
  Что рассказать о стороне родной,
  Как позабыть далекие года,
  Где без отца я вырос сиротой.
  Какая это страшная беда!
  
  Светясь, лежала сладкая земля,
  Я шел по ней, согнувшись, как чужак,
  Того не зная, что она - моя,
  Что без нее не выжить мне никак.
  
  Но в том краю, где слава прозвенит,
  Где удостоен гордого венца,
  Мой русский сын врагам не отомстит,
  Как я не отомстил врагам отца.
  
  Проходит жизнь. Как по речной волне,
  Текут мои заветные года.
  Я по родной тоскую стороне,
  Когда порой навалится беда.
  
  
  На смерть Газима Шафикова
  
  Зазвени, мой курай,
  На горе той Урал,
  Гнев обрушь на жестокую зиму,
  Что в столице Уфе,
  На неспетой строфе,
  Оборвалась судьбина Газима.
  
  Сколько пел и рыдал,
  Душу песне отдал,
  Но осталась она не допета.
  Вот такая судьба,
  Как четыре горба
  Перево-драматурго-поэта.
  
  А какой публицист!
  Ты пронзительный свист
  Затяни, мой курай,словно очерк.
  На страницах его
  Встал Валидов живой,
  Отменив запретительный прочерк.
  
  Хадии круговерть,
  И Муртазина смерть,
  И бессмертье Урала - батыра-
  Все вместила в себя
  Роковая судьба,
  Что еще до конца не остыла.
  
  Был киргизом рожден,
  Был Баймаком спасен,
  Он в родные края воротился.
  Средь бессонных ночей
  Он - и свой, и ничей-
  Над бумагой, как факел, светился.
  
  Тот огонь, что горел,
  Изнутри его ел,
  Он зовется любовью к народу.
  Пусть проходят года,
  Не умрет никогда,
  Хоть пиши миллионную оду.
  
  Словно ось в колесе,
  Как известный сэсэн,
  Он давно у людей на примете,
  И родной его край,
  Словно птица Хумай,
  Зарыдал, услыхавши о смерти.
  
  Пусть на лицах печаль,
  Песня будет звучать,
  Нет на свете бессмертья иного!
  Так прощай же, Газим,
  Я зайду в магазин
  И возьму, как любил ты, сухого.
  
  28.01.2009, Уфа, 8-я больница.
  
  
  Шапка
  
  Равилю Бикбаеву
  
  Оренбургская зимняя степь холодна,
  До костей, до души пробирает она.
  Да тепло в ней чиновной одной голове,
  Той, что едет в вагоне, вагоне "СВ".
  
  Да к тому же бобровая шапка на ней
  Серебром-миллионом сверкает огней.
  А чего же в бобрах не ходить-не иметь,
  Коль в кармане есть власть, а не жалкая медь?
  
  Вдруг вагон покачнулся, замедлился, встал.
  За окном промелькнул полустанок -вокзал.
  Десять лет, как окончилась злая война,
  Но оборван народ и страна голодна.
  
  Снова поезд пошел, словно конь, во всю прыть.
  Вышел в тамбур бобровый- хотел закурить,
  Смотрит- там пассажир-молодой паренек,
  Да какой пассажир, если видом убог?
  
  -Эй, кондуктор!- бобровая шапка кричит,
  Словно голосом громким кладет кирпичи.-
  У тебя тут сидит безбилетняя голь!
  Ну-ка, высадить зайца сейчас же изволь!
  
  Прибежал проводник, пожалел паренька:
  -Пусть до станции, что ли, побудет пока!
  Видно, сам он не раз в передрягах бывал,
  Взгляд усталый его доброту выдавал.
  
  Тут железнодорожный явился патруль,
  Их бобровый схватил, как машину за руль,
  И взмахнув красной книжкой, как нужным ключом,
  Он остался стоять в стороне, ни при чем.
  
  Подступили патрульные тут к пареньку,
  Многих зайцев видали они на веку.
  Этот их не боится, в глаза им глядит,
  Смело им о нужде о своей говорит:
  
  -Я студент. Денег нет. Только старая мать.
  Вот и еду ее пожалеть-повидать.
  Пусть сегодня проеду разок я тайком,
  Может, быть мне по праву в вагоне таком?
  
  За окном полустанок какой-то мелькнул,
  Лишь на миг, на другой поезд тут тормознул.
  
  Закричал тут бобровая шапка: "Скорей!
  Вышибай наглеца из открытыйх дверей!
  Коль поступите вдруг вы сейчас не по мне,
  Всех сгною вас в глубокой, широкой тюрьме!"
  
  Навалился патруль- ни туда, ни сюда,
  Паренек-то силен, вот какая беда.
  И бобровая шапка не выдержал вдруг
  И на помощь, как в прорубь, он кинулся в круг.
  
  Видит тут паренек- одолели враги,
  За окном темнота и не видно ни зги...
  Вдруг бобровую шапку схватил с головы,
  Прыгнул в дверь, был таков, только видели вы!..
  
  **********************
  
  ...Нынче стал он мужчиной в высоких чинах,
  Но спросите- расскажет он вам не чинясь,
  Как, замерзший, домой он пришел через степь,
  Как сильна оказалась башкирская крепь,
  
  Как ту шапку-трофей!-на базаре спустил,
  Как муки и каких-то припасов купил,
  Как спасал свою мать и подростка-сестру,
  Как сквозь зубы шептал - ничего, не умру!
  
  Потому помогать принимается он
  Тем, кто беден, но духом народным силен,
  Кто, как он, за народ и стоял, и стоит,
  О народе с любовью всегда говорит.
  
  Потому его добрую славу народ
  С головы, словно шапку, вовек не сорвет!
  
  февраль 2009 г, Уфа, 8 больница
  
  
  Рождество
  
  Декабрьской ночью, разгоняя мрак,
  Зажглась звезда, разжался вдруг кулак,
  И губы сами расплылись в улыбке.
  И в этом не было ни драмы, ни ошибки,
  
  А только жизнь, что снова началась.
  Трещал огонь, неспешно речь велась,
  Мотал петух кривою головою,
  Дремали овцы, гордые собою,
  
  Во сне ногами дергал чуткий мул,
  Он так устал, едва-едва заснул.
  В углу вздыхала тяжкая корова,
  И жизнь, запнувшись, начиналась снова.
  
  Во всем семействии один лишь только взгляд
  Был обращен ни влево, ни назад,
  А в точку ту, где птицей из гнезда
  Сияла в небе яркая звезда.
  
  И Он был прав, поскольку до конца
  Мы понимаем в жизни лишь Отца.
  
   7 января 2009 года
  
  
  
  
  
  
  12
  
  
  Саломея
  
  
  пиеса в стихах в двух частях
  
  
  Действующие лица.
  
  Саломея.
  Ирод.
  Иродиада.
  Титус.
  Давид.
  Стражник.
  1 слуга.
  2 слуга.
  Нищий.
  Певец.
  12 женщин.
  Голова Иоанна Крестителя.
  Голос.
  
  
  Часть первая
  
  Сцена первая
  
  Ночь. Балюстрада дворца Ирода.
  Слышны звуки пирушки.
  
  1-ый слуга.
  
  ... Пора и на покой!
  Довольно музыки, и танцев сладострастных,
  И яств изысканных, и сладкого питья!
  Пора, Захария, идти в опочивальню,
  Короткий миг любви - и вечный чудный сон
  Поглотит нас с земными потрохами
  И даст успокоение свое,
  Как ни один воитель во Вселенной,
  Хотя бы он прошел ее вконец
  И всех побил, как Гога и Магога,
  Как саранча весенние ростки.
  
  2-й слуга.
  
  Да нет, останемся. Люблю я по ночам
  Средь пира шумного вот так на воздух выйти
  И глядя в небо, где звезда горит,
  Порассуждать наедине с собою
  О том, как все устроено чудно,
  Как жизнь прекрасна! Как она прекрасна!
  
  
  1 слуга.
  
  Да что же ты прекрасного нашел?
  Наш царь устал и стал чудаковатым,
  Ну, помнишь, тридцать, что ли, лет тому назад
  Такой же ночью, только вот зимою,
  В такой же час явились мудрецы -
  Издалека, таких мы не видали,
  И все кричали: "Царь! Родился царь!"
  Тогда и взбеленился бедный Ирод,
  Велел младенцев всех поубивать
  И мрачным стал, сухим, как смоковница.
  
  
  2 слуга.
  
  Ужо повеселились мы тогда!
  С очами жаркими прошли сквозь Иудею,
  Мы видели сквозь землю, перед нами
  Все двери отворялись, будто мы
  И были мудрецами издалека,
  И юноши смотрели лишь на нас,
  И все богатства плыли прямо в руки,
  И все в округе пели нам хвалу,
  Когда мы отпускали их младенца.
  Тогда и убедился я, мой друг,
  Что нету слаще участи, чем эта -
  Служить царю. О сколь прекрасна жизнь!
  
  1 слуга.
  
  Да ну тебя, ты слишком много выпил.
  Какая радость быть слугой царя,
  Которому противно все на свете,
  Который не ведет уже войны
  За что-нибудь, за воду или землю,
  За золото, за сладкий миг удачи,
  Когда победа разом все приносит,
  Покуда ты висел на волоске
  От гибели, от смрада разоренья,
  От нищеты кровавого позора.
  Безрадостно у Ирода служить.
  
  Одно неплохо, что едим досыта
  И пьем, как вздумается, скажем, как сейчас.
  Давай, Захария, идем на боковую.
  
  2 слуга.
  
  О нет, постой, пускай продлится миг
  Чудесного, прекрасного волненья,
  Когда ты сыт и бодр, слегка устал,
  Истома в теле после омовенья
  И пира шумного, и сладкого вина -
  И дерзкое, хмельное предвкушенье -
  Эй, виночерпий, где-то запропал?
  Налей последнюю, - и радостно глядеть,
  Как он свои протягивает руки
  И сладкое, тягучее вино
  Так долго-долго льется из кувшина.
  Подумай сам, а если бы сейчас
  Ты был бы плотник или же в гончарню
  Тебя определила бы судьба,
  И жил бы ты на хлебе и воде,
  Имел жену, и кучу ребятишек,
  И не имел куда себя приткнуть
  И спал бы на камнях, на пепелище,
  Когда б пришла война или закон
  Иначе повернул тугое дышло.
  Затем и говорю я: " Жизнь прекрасна,
  И дай нам Бог подоле наслаждаться
  Всем тем, что отпустила нам судьба".
  
  1 слуга
  
  Как мало надобно тебе, мой милый друг,
  Для жизни сладостной. Тебе, я вижу, мнится,
  Что ты в раю. Какой же это рай-
  За два часа доскачешь до границы,
  А дальше - Рим, могучий злобный Рим
  Ощерился мечами легионов
  И земли держит хищными когтями
  Могучего имперского орла.
  Ты говорил - мы шли сквозь Иудею,
  И перед нами падали все ниц,
  А что бы ты сказал, когда б мы шли
  По всей земле, до северного края,
  Где люди целый год живут в снегу
  И где брильянтов более, чем снега.
  О сколько б мы увидели тогда!
  Каких богатств мы были бы достойны
  И сколько радости вкусили б мы с тобой,
  О как бы тешили свое воображенье
  Войною, скачками, борцовою ареной
  И ласками достойнейших из всех.
  А что нам здесь? раба забьешь ли насмерть
  Да пригрозишь отправить на галеры
  Прислужника, онагра затравишь -
  И все дела. Такая право, скука.
  Противно, друг мой, Ироду служить.
  А вот война, хотя бы понарошку,
  Войти в сношение с Арменией, и дальше -
  Восстание готовить и резню -
  Вот это счастье, как я понимаю.
  Но Ирод стар, чего ему хотеть?
  Он даже умереть уже не хочет,
  Не то что жить. Мне жаль Иродиаду,
  Филиппа бросить, своего супруга,
  И стать наложницей, какой-то потаскушкой
  Хотя бы при царе, которому плевать,
  Что есть она, что нет ее. Конечно,
  Тут позавидуешь и дочери своей.
  Еще чуть-чуть - она прекрасна будет,
  Как роза юная в пустыне иудейской,
  Как первоцвет в долине Ханаана.
  
  2 слуга.
  
  Ну да, мой друг, над ней вдвойне насмешка,
  Что Иоанн, известный как Креститель,
  Который объявился в третьем годе,
  Все говорит: "Не спи с Иродиадой,
  Она жена другого, Ирод-царь!"
  
  1 слуга.
  
  Живи в пустыне, кушай саранчу
  И дикий мед выискивай в пещерах-
  Ты тоже знать не будешь ничего
  О всех интригах царского подворья,
  Тем более, что нет их. Но Креститель
  Мне нравится. В нем буйство есть пророка,
  Который не боится ничего,
  И говорит в глаза такие вещи,
  Которые и думать не резон.
  Захария, так, может, мы с тобой
  Дождемся дня, когда к нам царь явится,
  Великий царь Израиля, земли
  Обетованной, данной нам в награду
  Владыкой вечным. Если Иоанн
  Действительно пути приготовляет,
  Не все еще потеряно для нас.
  Мы будем жить еще довольно долго,
  И знает кто? быть может, грозный Рим
  Еще падет от рыка Иудеи.
  
  2-й слуга
  
  Теперь я вижу, прав ты, Вафуил.
  Пора нам спать, уж больно стал ты грозен.
  Неровен час, разбудишь весь дворец
  Безумными и страстными речами.
  Зачем мечтать? Покушай то, что есть
  И выпей то, что налито в стаканы,
  И баю - бай! А сон тебе явит
  Все то, о чем мечтаешь ты, дружище.
  
  УХОДЯТ
  
  Сцена вторая
  
  Иродиада
  
  ... Всюду воровство!
  Измена всюду! Как я одинока!
  Одна - одна я царство стерегу,
  Как ключница последние припасы.
  Им волю дай, прислужникам лихим -
  Растащат все, пропьют да проиграют
  Или - беда другая - раздразнят
  Великого и грозного соседа,
  Который лишь из милости и терпит
  Соседство наше, слабый наш оплот.
  О эти порождения ехидны,
  Столпы тщеславия, вместилища пороков!
  Что знаете об Ироде Великом?
  Лишь только он и терпит вас доднесь.
  Когда б не он, и дня б не продержались,
  В пустыню всех, на скорбный дикий мед,
  Пожалиться великим небесам
  На участь безутешную свою.
  Но знает Ирод - государь силен
  Своей прислугою, когда она при деле,
  Но дела нет давно уже. Устал
  Великий Ирод. Дни его к закату
  Уж клонятся, и миру трепетать
  Перед другими грозными царями.
  А нам бы потихоньку да чуть-чуть
  До самой тихой смерти продержаться,
  Пока она не придет и до нас
  И не укроет всех могучей тенью,
  Спасительница от земных забот
  И утешительница в наших начинаньях.
  Но как же быть - уже прислуге всей
  Разбередил всю душу сей Креститель.
  Неровен час, у нас начнется смута,
  Начнутся разговоры. Да они
  Уж начались. О Боже Милосердный,
  Так не оставь Ты Ирода в заботах,
  Наставь его, направь его стезею
  Добра и милосердья Твоего.
  
  УХОДИТ
  
  
  
  Сцена третья
  
  Площадь перед дворцом. Утро.
  
  Нищий.
  
  Ну, снова день, и надо подниматься.
  Вот так всегда - проснешься ранним утром,
  Башка болит, в карманах ни копейки
  И голову мне негде приклонить.
  Хочу вина - да кто ж подаст бродяге,
  И хлеба хочется, да хоть воды напиться -
  Одно и то же каждый божий день.
  
  Когда я был совсем еще ребенком,
  Отец мой был служитель в синагоге.
  Он уходил поутру на работу,
  А возвращался поздно, ввечеру.
  Я думал - вырасту и буду жить иначе,
  И каждый день наполнен будет смыслом,
  Не этим вот бубу-бубу-бубу.
  
  А вышло что - вся жизнь на день похожа,
  Поутру встанешь - ищешь пропитанья,
  Наступит полдень - отдохнешь немного,
  И снова ищешь, чем бы закусить.
  А ввечеру - еще одна забота -
  Ведь надо выпить и повеселиться,
  Поскольку ночь идет, и очень может статься,
  Что ты уж не проснешься никогда.
  Но с каждым днем все хуже, гаже, проще,
  Былого нет давным-давно веселья
  И радости не будет никогда.
  Одна надежда, может, царь явится,
  Великий царь, кто время остановит
  И даст передохнуть простому люду,
  А то рябит давным-давно в глазах
  От жалкого, тупого повторенья.
  Как больно мне, что я смиренный раб!
  Пойду к фонтану, надо сполоснуться
  И поискать, кто даст немного хлеба
  И кто нальет мне кружечку вина.
  
  Стражник
  
  Пошел, бродяга, неча здесь лежать.
  А вы чего забыли, нищеброды,
  Здесь вам не тут, здесь все запрещено.
  
  Ну, вот теперь хотя б чуть-чуть спокойней,
  И никого не надобно давить.
  Какая, в сущности, никчемная работа -
  Все делай, делай, нет у ней конца,
  Как будто надо вычерпать все море,
  А утром глядь - а море все на месте,
  Как будто ты не черпал ничего.
  Отец мой повар был из Назарета,
  Глухое место, вроде Чекмагуша,
  Кормил он стражу, царскую охрану,
  Потом меня пристроил, как я вырос,
  Как обзавелся жидкой бородой.
  Он говорил - такого не случится,
  Чтоб род людской насытился однажды,
  И в этом убедился я сполна.
  Что за народ - толкаются и лезут,
  И нарушают всякий беспорядок
  И не хотят в покое пребывать.
  Да успокойтесь вы, все кончено, поймите,
  И ничего такого не случится.
  Все под контролем, деньги есть- давайте,
  А прочие - сидите по домам.
  Все кончено, все продано - забудьте,
  Сидите тихо, будет все нормально,
  Я вам определенно говорю.
  
  Титус.
  
  Ну что, прогнал? Готово все иль надо
  Еще нагнать нам воинов-героев,
  Очистить площадь, разостлать ковры,
  Столы расставить да еду какую,
  Что подешевле. Нынче будет праздник.
  
  Стражник
  
  Все сделано, великий господин.
  
  Титус.
  
  Тогда иди. Оставь какую стражу,
  А сам поспи. До самого рассвета
  Визжать, орать и бегать будет сброд,
  Который именуется народом.
  А впрочем, что такого остается
  Ему-то, бедному. Вот так придешь домой,
  Попразднуешь, попьешь вина такого,
  Какое и не снилось никому,
  Потом жуешь изысканные яства,
  Глядишь - идет к тебе красивый раб
  И так воздушно двигает руками.
  А наслажденье выйти в караул
  И чувствовать так близость государя,
  Как чувствует, наверно, поросенок
  Вблизи огромной матери свиньи.
  Она лежит, раскинулась широко,
  И так горят соски ее призывно,
  Что нет удержу не ползти до них,
  Сквозь эту грязь, что все зовут народом.
  Как доплывешь, и как потом уткнешься,
  Сосешь, сосешь - такое наслажденье,
  Ни с чем его на свете не сравнишь.
  Тут главное держаться и держаться,
  Не дососать до крови, до горячки,
  Да как удержишься- и вот свинья взъярится,
  Сожрет тебя и на потеху плюнет
  В густую грязь, и все, пиши пропало,
  Не вынырнуть раздавленным кишкам
  И членам боле вместе не собраться.
  А что народ, ему одна потеха
  Такие праздники - работай тяжело,
  Да ешь бурду да спи с коровой старой -
  С женой законною - нет радости другой,
  Как порычать на праздниках, послушать
  Певцов известных, купленных из Рима,
  Сладкоголосых наших соловьев.
  Так пусть порадуются жалкие кретины,
  Один-то день потерпим, ничего,
  Снесем свою обыденную службу,
  Зато потом все радости мои.
  
  Сцена четвертая
  
  Певец
  
  Что за арена, что за гнусный вид!
  Уроды жалкие, не могут встретить гостя
  И дать ему хорошего вина,
  Поцеловать, коль надобность в том вышла,
  Умыть, одеть, с полтыщи мелочей,
  Но это жизнь великого артиста.
  
  Ну, ничего, вот вечером, как выйду,
  Как возопят дурные стадионы,
  Как завизжат от радости великой,
  Тогда они мои, и все, как есть, мои.
  Тогда-то отливаются мученья,
  Я забываю стыд, позор, обман,
  И гнусные глумливые насмешки,
  Над бедною измученной душой.
  Артист ничем Богам не уступает.
  Он одинок и мертвенно прекрасен,
  И жив, когда толпа его зовет
  Забыться в жизни тускло-безразмерной.
  Я Бог, я нынче вас развеселю,
  Сниму усталость, злость, оцепененье,
  Придам усталым членам бодрый вид,
  И снова в бой помчатся ваши члены
  Любить и мять похорошевших жен.
  Когда б не я, все б прекратилось в жизни,
  Любовь, удача, войны, наслажденье,
  Ну, где тут деньги, дайте их скорее,
  Гоните нал, безмозглые кретины,
  Глаза б мои не видели всех вас.
  Да жаль одна - у вас бывают деньги,
  Без них я б не приехал никогда.
  Нужда, нужда, нужда по свету гонит
  И заставляет петь во всех местах.
  Как странно это - грубый нищий люд,
  Как царь Мидас, имеет дар чудесный -
  К чему ни прикоснется он рукой,
  Все в деньги обращается немедля.
  Начнет пахать - пшеница уродится,
  Начнет копать - найдет сребро и злато,
  А то из глины сделает горшок.
  Все деньги, деньги, боже мой, деньжища!
  Огромные мильоны там и тут.
  Лишь я один нужду имею в деньгах,
  Я пожираю их, как пожирает время
  Своих детей - он был титан надменный,
  Но скорчился и высох в полчаса.
  О, знаю я - вот мой удел прекрасный-
  Ваш грязный труд, о земляные черви,
  Я в песню превращаю, и она
  Летит, летит, летит во всем пространстве
  И услаждает вечное ничто.
  Душа вещей чрез вас стремится в деньги
  И выплывает, вечная, наружу,
  И вот летит, о Боже, как летит!
  Да жаль одна - цари о том не знают,
  И все шпыняют - пой, бродяга, пой,
  Пока мы кормим, холим да лелеем,
  Вот так помрешь со славой - дескать, был
  Певец Хирам, и славил Рим державный,
  И от объедков что-то там имел.
  Я вам не пес, проклятые уроды,
  Здесь все развалится, и царь придет другой,
  И будет у него другой наложник,
  Не менее любимый, чем Давид.
  А я останусь, я певец от Бога,
  Во мне поет душа святая мира,
  Эй, парень, ты, ну сбегай-ка за водкой,
  Все пересохло в горле у меня.
  
  Давид
  
  Ну что, готово? Эй, Хирам, Хирам!
  Не пей так много, пожалей себя,
  Чай глотка не луженого металла.
  Еще попьем потом, повеселимся,
  Великий праздник сотворил владыка.
  Уж он-то понимает, что к чему.
  Все подмели? а возле коновязи?
  У вас не метено почти с времен потопа,
  А если б не потоп, - подохли бы в грязи.
  Ну шевелитесь, а не то плетей
  Отведаете - царь шутить не любит,
  И сей же час рубаху вверх - и вжик! -
  Пошла плясать по нежной белой коже.
  Чрез голову нейдет - пойдем другим путем,
  А своего добьемся непременно.
  Для вас, для вас стараемся, глупцы.
  Чтоб бы друг друга не передавили,
  Как глупые безмозглые бараны,
  Когда их приведут на водопой,
  На левый плоский берег Иордана.
  Утонете в воде и всех делов.
  А хочешь жить - так делай по уму,
  Как говорит единственный владыка,
  Как повелел великий Ирод-царь.
  Народ таков - лишь только волю дай,
  Как он пойдет разбойничать и грабить,
  А честные, почтенные матроны
  Сей же минут поскачут словно девки -
  Ах, денег нет, ах, нечем заработать, -
  И задирают юбки выше крыши,
  Такая мерзость, господи прости.
  А кто-то как разляжется, бездельник,
  Так и не сдвинешь, бей его и режь.
  Нет, слава Богу, есть на свете царь.
  Ты молод был - тебя кормил отец,
  А только вырос- царь тебя приветил.
  Ну так живи и слушайся его,
  И будет все прекрасно, как должно быть.
  Ну, кто там кухня? Все у вас готово?
  Все свежее? Убоина, хлебцы,
  Вино, вино, вина, гляди побольше.
  Хмель примиряет с жизнью как никто.
  Люби его, и царь тебя полюбит,
  И чудо на земле тебе явит,
  А для чего живем, как не для чуда?
  А ну идите, все, еще проверьте раз,
  Готово ль все, неровен час, явится
  Великий царь, он любит проверять,
  Да и наказывать, кто смеет прохлаждаться
  И нарушать гармонию во всем.
  Хирам, не пей. Мальчишка, вырви чашу,
  Откуда, кстати, чаша такова,
  Откуда взял, ну, говори, паршивец,
  Сгною в тюрьме, бездельник, вор, подлец!
  
  1 женщина
  
  Свиреп Давидушка, не приведи Господь!
  
  2 женщина
  
  Ох, не люблю я праздники, однако!
  
  3 женщина
  
  Закон один, и нечего перечить.
  
  4 женщина
  
  Неси в семью, а там ужо посмотрим.
  
  5 женщина
  
  Да муж как муж, немного выпивает.
  
  6 женщина
  
  Глаза б мои не видели - растут.
  
  7 женщина
  
  Есть в доме хлеб? А, нету в доме хлеба!
  
  8 женщина
  
  Теперь ты должен одеваться так.
  
  9 женщина
  
  Оголодает, сам еще придет.
  
  10 женщина
  
  О третьем годе помер.
  
  11 женщина
  
  Ой, берегитесь, царь, великий царь!
  
  12 женщина
  
  Пошли обедать, все уже остыло.
  
  Часть вторая
  
  Сцена пятая
  
  Ирод
  
  Как тихо здесь! такая тишина
  Бывает только в храме да в пустыне,
  Где нет на километры никого,
  А только ветер, ветер, ветер, ветер...
  Я с детства помню пустоту степей,
  Где ты один, один на белом свете,
  А если кто покажется - тот враг,
  И разговор бывает с ним короткий.
  Нет, все же здесь другая тишина.
  Застыло все, застыла вся держава,
  Благоговейная, святая тишина!
  Когда я лишь пришел из Идумеи,
  Как поразило все меня в округе-
  Толкаются, дерутся и кричат,
  Кишат, как черви в полусгнившем чреве,
  Воруют, пьянствуют, кругом сплошной Содом,
  И как Господь их вытерпел- не знаю.
  Теперь не то - все чинно, благородно,
  Отныне и навек заведено,
  И нет обид, ни зависти, ни злости,
  А лишь спокойная, святая тишина.
  И что же? Что же? как в степи широкой
  В дни юности, я так же одинок,
  И нет ни друга мне, ни брата нет на свете,
  О боже, боже! Мало вам меня!
  Я прекратил разбой и лихоимство,
  В казне достаток, Рим для нас опора,
  Я выстроил державу, наконец,
  А вам все мало, мало, мало, мало!
  Вам хочется, чтоб чудо совершилось,
  Да вот глядите - это ли не чудо-
  Все по утрам имеют булку с маслом,
  Все ходят на работу, не воруют,
  Не прожигают понапрасну жизнь.
  Зарплату платят - это ли не чудо?
  И я ли Вам не Бог, не чудодей?
  Я сделал это из пустых людишек,
  Разбойников, вы вспомните себя
  Всего-то тридцать, тридцать лет каких-то.
  Да нет, молчат, им чудо подавай,
  А ведь чудес на свете не бывает,
  Как созданных могучею рукой
  таких, как я.
  Ты тоже человечек,
  Они кричат - ты ходишь по-большому,
  Рыгаешь, чавкаешь и в жизни ты другой,
  Как хочешь показаться в песнопеньях
  И громких репортажах-интервью!
  Да что они там все, поумирали?
  А ну давайте, мочи нет скучать!
  Пусть все пройдет, а там еще посмотрим,
  Кому хвалу мы будем возносить.
  
  сцена шестая
  
  Священнодействие.
  
  Сцена седьмая
  
  Ирод.
  
  Народ, народишко, бездарные глупцы,
  Беспечные любители наживы,
  Бездельники, ленивые скоты,
  Вот кто вокруг, вот с кем имеешь дело,
  Вот для кого стараешься вотще.
  Ну что же, радуйтесь, ликуйте, трепещите,
  Великое свершается сейчас.
  
  Голос
  
  Пришла пора очиститься, собратья,
  Взгляните все - кто есть средь вас такой,
  Кто превзошел вас всех во зле и скверне,
  Кто среди вас отродье сатаны,
  В ком жизнь замедлила живительные соки,
  Кто превзошел в гордыне сам себя,
  Кто возомнил, что он велик и славен,
  Кто одинок, в ком теплится душа,
  Как свечка на ветру пустынной жизни,
  Тот должен встать. Тот должен умереть,
  Тот должен возродиться и воскреснуть,
  Тот обречен. Тот встань и покажись.
  
  Молчание
  
  Саломея
  
  Великий царь! И ты, пророк чудесный,
  Веселый люд, собравшийся на праздник,
  Мне трудно говорить, я словно, словно брежу,
  И руки сами чертят чьи-то лики,
  Неведомых, невиданных существ.
  Мной будто овладела лихорадка,
  Я не могу, мой слабый тонкий голос
  Отказывается боле мне служить.
  Я вам станцую. Это древний танец,
  В нем мать-земля, земля как мать ликует,
  Встречая лета чудные плоды.
  
  танцует
  
  Голова Иоанна
  
  Вы все запутались во лжи и клевете.
  Не надо лгать, не надо лицемерить
  И криками проклятья побуждать
  К спокойствию свою больную совесть.
  Все кончено, все пройдено, забудьте,
  Сейчас не говорите ничего,
  А только слушайте свое большое сердце,
  Оно вам скажет правду- "Тук. Тук. Тук".
  Проходит все, проходят государства,
  Цари, народы, войны и поборы.
  Уйдете вы. Так стоит торопиться?
  Постойте же минуту или три.
  Пришла пора - на вас я ставлю крест.
  Я как вода незримого потопа
  Смываю вас, вас нет на свете боле,
  У всех у вас теперь иная жизнь.
  Живите счастливо, в согласии с собою
  И с близкими - уже грядет пора
  И царь явиться, новый царь грядет!
  Я лишь пути ему приготовляю,
  Как летний дождь, пролившийся при солнце
  Смывает пыль и омывает окна,
  И к празднику готовит небосвод.
  Терпение - и все произойдет.
  Терпение - вот ласковое слово
  Для новой жизни, для иной судьбы,
  Для мирного души успокоенья.
  Танцуйте, радуйтесь, пускай душа поет,
  Приидет Бог, в ком сила новой жизни!
  
  Конец
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"