Аннотация: Край у нас, прямо скажем, страшноватенький... каторжный. Сколько здесь народу за триста с лишним лет повыморили - жуть!
Край у нас, прямо скажем, страшноватенький... каторжный. Сколько здесь народу за триста с лишним лет повыморили - жуть! И то верно, пока из земли руду выковыряешь, пока её привезёшь, обогатишь и выплавишь искомое... а потом ещё и прокуёшь не на раз, да обработаешь... ...просто костями всё устлано, ей-богу!
Ну, и народ соответствующий. Антон Палыч Чехов заметил, что 'в Екатеринбурге на каждом шагу встречаются лица, глядя на которые думаешь, что при рождении этого человека присутствовал не акушер, а механик'.
Однако, слышь, живём!
Не Москва, конечно, не Питер... но Екатеринбург тоже не пальцем делан - есть на что посмотреть. И легенды у него, как у всякого большого города, довольно разнообразны. Тут тебе и 'чёрная рука' и 'кровавый трамвай', и прочие страшилки для обоеполых детей... как младшего, так и детородного возраста.
Жила на улице Фрунзе одна бабулька. Смешная такая - сухонькая, как позапрошлогодний гриб в бумажном пакетике, что рачительная хозяйка в кухонном шкафу хранит. Семенит, бывало, бабка в магазин и на машину, грязью её окатившую, палкой своей машет. Вот, мол, я вас, засранцы паршивые! В магазине платочек сердито развернёт и 22 копейки из жалкой горсточки отсчитает - на буханку хлеба.
Ну, по праздникам, бывало, и водочки возьмёт. Сама-то не толклась у прилавка, а выберет мужичка с лицом поприятнее и просит его: мол, молодой человек, купи, уж, бутылочку, не обмани старушку! Времечко было ещё не лихое - покупали, не позарились на бабушкины 3 рубля 62 копейки люди добрые, дай Бог здоровья им!
Вообще, надо сказать, и колоритнейший же народишко у винных магазинов в те времена толокся! Особенно минут за двадцать до закрытия :)
Помнится, идут два мужика в телогрейках, обнявшись за плечи, - один машет рукой с зажатым в ней рублём и горстью мелочи, - и оба размеренно кричат:
И подскакивает к ним человек, готовый довложиться на этот самый рубль и пятьдесят копеек... и, пошушукавшись буквально три секунды, один из телогреечников радостно отделяется от троицы и несётся к магазину. И обратно бежит с водочкой. Глядишь, уже и стаканчик готов... ну, это там, в скверике, в кустах акации неподалёку от магазина, где лежит поперёк небольшой полянки бревно, вытертое рабочими штанами, а на сучке болтается гранёный стакан, по которому ползает любопытный муравей.
А вот и плавленый сырок 'Дружба' осторожно раскрывается и делится на три части... и потекла беседа. Беседушка! Кто, где и как... на каком фронте воевал... как после войны пристроился... и каков начальничек-ключик-чайничек - скотина непомерная.
Эх, тема эта неподъёмная, вечная. Хотите - читайте 'Москва-Петушки'. Наш мужик написал, уральский! А то, что там болтают, - мол, в Мо-о-оскве-е-е жил, - это вы не верьте. Его ж пол-Тагила знает! Сидел он там... вот те крест! И мужик со мной в цехе работал, что с ним на зоне был! Хороший, говорит, был человек, правильный! Блатные даже уважали!
А то, что молодёжь бесперечь портвейн '777' брала - так это ж надо было додуматься, такую отраву продавать! Нет, наш брат, рабочий класс, такое пойло сходу рекомендовал в Африку сбагривать. Нехай там над джунглями распыляют, чтобы контрреволюционные антиленинские негры дохли. Опять же - можно отправлять бутылки обратно советским республикам-производителям с припиской: мол, у нас все заборы и без вас покрашены - краска больше не нужна, заберите ваш портвешок... и привет мировой революции!
Однако же, есть и среди приличных людей сволочи.
Просит, так-то вот, бабулька молодого интересного... морда красная, дублёночка, кейс-дипломат, шарф мохеровый - интеллигентный мужчина! - давай, мол, уважь старость, купи бутылочку на светлый Христов праздник Победы 9 мая. Не вибрируй, бабка, - отвечает ей молодой ретивый, - стриженая девка косы не заплетёт, как я обернусь!
И пропал.
Стояла бабулька долго, всё подслеповатыми глазками всматривалась в людей, входящих в магазин и выходящих из него...
Алкаши, голь перекатная, работяги беспорточные пожалели - скинулись бабушке на бутылочку... правда, половину-то сами тут же и выдули... да много ли бабушке надо? И на том спасибо!
Выпила дома рюмочку, альбом достала и поревела на старыми фотографиями, где коса у неё - в руку толщиной... талия осиная и глазищи, как у хвалёной Софи Лорен. Пашеньку своего помянула... остаточки в бутылке уговорила... послушала радио, где Кобзон глотку дерёт... плакала-плакала, да так и заснула. И снился ей Павел... двадцати ему так и не исполнилось. Косая сажень в плечах - наш корень-то - кузнечный, ВИЗовский. Бывало здоровенные чушки железные под паровой молот клещами, как пёрышки кидал!
Смеётся... ну, говорит, Олька, и старая же стала... дурёха ты смешная! Нашла, кому денежки свои пенсионные доверить - скотине тыловой! Ну, да ладно... живи спокойно, молись за солдат, в проклятую войну невинно убиенных, за кровь их в землю ушедшую... а я уже много лет жду тебя, милую мою девчоночку строптивую, красавицу голубоглазую...
А сучонок к тому времени ворованную водочку ради праздничка попивает, радуется. Ну, жена, конечно, бухтит: мол, что ни праздник, так ты и на рогах! Пьёте, мол, и пьёте... когда же зальётесь-то, наконец, алкоголики?!
И - как в воду глядела!
Залился наш сучонок - на всю жизнь залился, гад!
По-первости никак сообразить не мог - что же это такое, граждане? Ну, поутру понятно - не протрезвел ещё. Намахнул пивка из полиэтиленового мешочка, в холодильнике припасённого, спать прилёг, чтобы молодой ядрёный организм токсины вывел... да только и к вечеру никак не протрезвеет! И так, и этак... не проходит хмель.
День, другой... неделя... месяц!!!
Мечта алкоголика... да только хмель-то какой-то тяжёлый, рвотный. И потеет, как свинья. И тоска кабацкая, хоть голову об стену разбивай - тошно так.
В общем, таскала его жена по разным специалистам, вплоть до академиков, а те только руками разводят - нет ни хрена в сучонке никаких отклонений! Здоров, как бык - брёвна на нём возить... если протрезвеет, конечно.
А у нас не Москва, академиков мало! Довольно быстро всех и обошли. Бабе вскоре остопротивело с вечно пьяным вонючим козлом по врачам бегать. Так и бросила его... и квартирку себе у этого ремка запойного отсудила.
Сгинул мужик где-то под забором, так и не поняв - за что.
Может, перед смертью что-то поблазнилось... Говорят, нашли его, а морда вся зарёванная... и в руках бутылка. Полная. И пробка не свёрнута.
И говорят теперь постаревшие соседки... кто при жизни бабушки, ещё сопливыми девчонками, польской косметикой глаза намалёвывал, по танцам бегал и 'Над землёй летели лебеди...' слушал: 'А баба Оля - она всё-таки, хоть и ругалась иногда, хорошая была! Хоть и старая, а всё понимала. И парень у неё красивый был... показывала она фотки... и сама красивая в молодости была - даже не верится!'
Как померла бабушка, так, - странно даже, - эти девчонки, под барашка кудрявого стриженные (мода была в 80-х) - взахлёб ревели. И примета, слышь, такая повелась, что у бабушки на могиле непременно надо фотографию своего парня, улыбающегося, на ночь оставить. Если скрючило, разъело фотку сыростью, черты лица исказило - внимательна будь! А если лежит фотография под ржавым памятником, как будто только что положенная - держись за этого человека, как чёрт за грешную душу! Надёжный, значит, парень, радуйся!
...и люби его крепко, как Ольга своего Пашеньку.
Жизнь - штука короткая, где уж нам знать, как и что.
А тот альбом девчонки-соседки бабушке в гроб положили. Настояли на своём.
И то сказать, сколько я таких выброшенных альбомов видел... кому они нужны, кроме тех, кто умер?..
Пусть Оля с собой этот альбом хранит.
А цветы, нет-нет, да под памятником - свежие - обнаруживаются.