Аннотация: "Живые умершие"... так в своё время звали рабов. В романах самого начала 20-го века - вампиров. Потом - зомби. *** Вот бред-то! Они здесь, с нами... но мы предпочитаем их не видеть.
Сентябрь 2001 года, остановка "...-й километр" ветки СвЖД "Екатеринбург-Алапаевск"
"Живые умершие" - так в Древнем Египте называли военнопленных и рабов.
...
Ох, и завеселели бабульки, с бутылочки-то моей!
- А мы стареньки, да удаленьки! А мы чё? А мы ничё! Мы ишшо раскорячимси... и через забор пересикнём, и с мушшинами раскудакнемся! Кабы соседушка моя, Ленка, ходила, а то всё на меня, всё на меня - ты тебе и коси, и носи... вот и робишь, и робишь... А так - чекушечку-то разопьём, она у меня - гляжу - и повеселела... Ленка-то..
А ноги у ей ишшо когда отнялися - у-у! Слышь, Ленка?! Когда, говорю, ноги отнялися-то у тебя? А?..
Ейный сын в городу в тюрьме сидит. Непутяшший. Не-е-е... совсем непутяшший! Алчет и алчет, водовку-то... всё никак не нальётся, прости Господи... А то притащится - мол, дай, мамка, на бутылку! А какова пенсия-то, а? Не шчитал? А-а-а... воно оно чего... не шчитал значит... А не шчитал - и не надова нам такова, иди, откель пришёл! Вот...
Так он - в кулаки! Только дверь запирай, а то зашибё-о-от... Много надо-то нам?.. Раз - и убил. Изробилися, укаталися... Всё уж... сколько можно?
Чё уж я... без песни-то?
Мы подружки веселеньки,
У нас голые коленки!
Мы на поле не пойдём,
Женихов себе найдём!..
Эх, спасибо тебе, Кирюша... порадовал бабулек-то нищебродных. Слышь, Ленка, крестися, говорю! Человек-то добрый, кинокамера, вон, у него... с оператором! В телевизоре кажный день, а брезговать не стал с убогих-то... на полустаночке!
Тьфу... и глуха же тетеря ты, Ленка, - прости, Господи...
Хде смотреть-то надо будет? А-а... ох, нет, милок, у нас телик и не показывает давно. Пусть уж другие на нас полюбуются. Нам стыдиться нечего. Укатали сивку крутые горки.
Да-а-а... теперь, вот, и помирать пора.
Слышь, молодой человек, говорят, Путин пенсию-то подымат? А? Подымат, говоришь? Это хорошо-о-о...
А то ить, совсем худые здоровьишком стали, совсем худыя... беда! Якимыч-то, соседушка наш, как помер, так и теперя одни мы с Ленкой... так мы вдвоём тута мы и кувыркаемся... на всю деревню - мы тебе и комсомол, и народ, и правление...
Губернатор? А-а-а... ну, нам до него, как до Китая пешком! Москва далеко, Бог высоко. Одни мы тут небо коптим, Божий свет засираем.
Ну - ничё, ничё. Не война. Картошечка, вот, уродится - заживё-о-ом... щавёлка там пойдёт, лучо-о-ок с укропом... Что? А я на сад-то и не хожу уже. Что? Да и пущай зарастает! Огородишко при избе ковыряем себе, да и ладно. Вот худо будит, чиво доброго, если совсем ноги откажут. И-и-и... Господи, помилуй! Помилуй нас, дур грешных - так и сгниём в избушке-то... слышь, Ленка? Сгниём, говорю! Понимат, Ленка-то, всё понимат... орать ей только надо... Спасибо, узкоколейка раз в неделю фурычит, тащит нас, старух до станции. А тут уж при электричках и побираемся. Валька, вон, с вагонного... когда с нами, а когда и не может. Спину ей всю согнуло - дома чичас лежит. А товарка моя, Машенька, - прости, Господи, - кровью так и ссыт. Веришь ли - чисто кровью и ссыт! На химии ей все кишки-то пожгло. Пять лет химии ей дали, да она потом так у нас и прижилася, когда освободилася, иишо в семидесятых. Вот мы с Ленкой и притащилися сёдни... сам-друг.