- Мама, у меня все готово: оливье, студень, черная икра, красное вино и шампанское, как ты просила. Я крутанусь - разок, другой. Хорошо?!
- Хорошо. Я буду тебя ждать.
Крутануться - это значит немного подзаработать на своей машине. Скоро год, как я стал заниматься частным извозом, раньше работал на стройке заместителем прораба, а когда в наш дом пришла беда, пришлось уволиться. Маму парализовало, и ей нужно было почти все мое время, любовь и заботу, чтобы снова продолжать жизнь. Она превратилась в маленького ребенка, я учил ее заново: говорить, есть, пить, ходить, мыться. Все заработанные деньги уходили на лекарства, еду, оплату квартиры, ремонт машины, но нам на жизнь хватало, самое главное, что мама поправлялась, и я был рядом с ней. Сейчас, когда до Нового года оставалось два часа, я выехал на машине развозить людей; несколько автобусных остановок в одну сторону, затем несколько остановок в другую сторону. Небольшие деньги, заработанные в эти минуты, были пустяком по сравнению с тем, что я получал взамен. Я, словно заряжал свою внутреннюю батарейку, заряжал ее: хорошим настроением пассажиров, смехом, шутками, дорогими подарками и игрушками.
Я уже возвращался домой, когда вдруг вспомнил, что нужно купить папиросы. До Нового года оставался ровно час. Я остановился, вылез из машины и побежал к табачной палатке. Расплатившись, направился обратно и тут увидел, что в мою "волгу" садится женщина, и ее поддерживает какой-то здоровяк. Я подбежал, сел в машину, поздоровался, здоровяка рядом уже не было. Пассажирка выглядела очень мило, на вид ей было лет пятьдесят. На ней была норковая шуба, шапка, манто, - в руках она держала дамскую сумочку и полиэтиленовый пакет.
- Куда поедем? - спросил я.
- Вперед, - сказала с ухмылкой она.
Я поехал вперед, на перекрестке горел красный свет, я остановил машину.
- Куда все-таки вас везти?
- Шереметьево-2.
- Нет! Извините, я не поеду! Выйдите, пожалуйста.
Она достала из сумочки американский паспорт, вынула из него два авиабилета и показала мне.
- У меня самолет в Лос-Анджелес.
- Я не могу, это далеко. Меня мама ждет.
- Видишь, "яшка" стоит с полосатой палкой, - она показала рукой. - Я сейчас закричу, что ты меня насилуешь!
Я увидел вдалеке гаишника, но все равно попытался высадить ее.
- Извините, но это частная машина!
- Поехали, я хорош заплачу! Сто долларов, тебе, даю! На, бери! Я сегодня злая, как собака!
Я отстранил ее руку, сказал: - Потом. И только сейчас понял, что женщина, которая сидела рядом со мной была пьяна.
- Если со мной, что случиться тебя вместе с машиной закопают.
Она достала из пакета бутылку (два литра не меньше, как потом выяснилось - это были виски) открутила пробку и начала из горлышка пить.
В ее взгляде я прочитал: "мужик спорить со мной бесполезно, поедешь как миленький". Вот влип. Ну откуда, ты, такая взялась. Я седел и молчал, мне нечего было возразить, оставалось лишь достать "беломор" и закурить.
- Меня зовут Вера! А тебя? - она сняла с себя шапку и бросила на заднее сиденье.
- Гера.
- Ты итальянец?
- Я русский!
- Гера? Откуда такое имя?
- Герасим я, а Герой называют друзья и мама!
- Герасим - это кажется Муму? Собака?
- Кошка.
- Что?!
- У меня кошка, я назвал ее Муму.
Она улыбнулась, потом повернулась и сняла с меня шапку.
- Тебе сколько лет?
- Сорок, - ответил я. - Вера, вы мне мешаете. Я пытался усадить ее на место.
- А сколько мне лет, ты знаешь? А? Скажи?
- Не знаю.
- В общем, мы с тобой одногодки.
- Вера, вам нельзя больше пить!
- Что?! - она махнула рукой. - Смотри лучше за дорогой.
Я смотрел на дорогу; снег сыпал, словно из ведра, на шоссе только не хватало фигуристов, видимость нулевая, настроение тоже.
- Представляешь, приезжаю я сегодня в офис к своему... (она никак не могла подобрать слово) к своему жениху. А он с секретаршей в обнимку на диване... Я хотела их "положить" валетиком. Она достала из кармана дамский пистолет.
- Вера, прекратите, пожалуйста, я вас прошу!
- Ладно, дай мне прикурить.
Она стала искать в дамской сумочке сигареты. Сначала достала мобильник, паспорт, из которого выпали авиабилеты, сигареты. Я дал ей прикурить. Она взяла билеты так небрежно, что мне показалось, хочет их порвать.
- Вера, дайте посмотреть авиабилеты, - я взял их и убрал в карман.
- Ты, за кого голосовал на выборах?
В ответ я пожал плечами.
- А я за Гора голосовала - мужчину красавца. А выбрали этого, пастуха, Буша-младшего. У меня с ним одни проблемы...
Я на мгновение представил президента Буша в телогрейке, с кнутом, с папироской в зубах, пасущего коров в районе деревни Челабитьево. Но батарейка хорошего настроения разредилась полностью, поэтому эта картинка не вызвала даже улыбки, скорее на оборот. Мне хотелось ей закричать: ""Еб твою мать, какая на х... разница кого вы выберете в президенты, Гора или Буша, республиканца или демократа, что у вас измениться? Отменят частную собственность? А? Это у нас перед выборами начинаются крысиные бега, мы начинаем молить Бога, только бы не коммунист. Если коммунист, все ясно, всему конец: начнет делить, сажать, высылать. Все-таки очень жаль, что Ильич на своем броневике не доехал до вашей Америке. Вот тогда бы начались для вас проблемы. Представте, уважаемая Вера, вы в США, сидите со своим семейством в своем поместье, внук сидит на золотом горшке какает, ваши мужчины курят сигары, вы кушаете из золотой посуды. И вдруг... Вы слышите, грохочут сапоги, входят матросы с "Авроры" во главе с комиссаром. Матросы в черных кожанках, перетянутые пулеметными лентами, в руках у каждого по гранате. Комиссар достает из кобуры маузер. Начинается паника, седой мужчина (наверно ваш отец) бросает им перчатку: "That it is necessary! Be put away from here!" (Что вам угодно! Убирайтесь от сюда!) Комиссар достает бумагу, на которой крупно написано: "MANDAT", и на чистом английском говорит: "Excuse me Sir it is Revolution!" (Извините Сэр - это Революция!) И начинается полная конфискация. Первым делом изгоняют с золотого горшка засранца, будущего эксплуататора трудового народа, он, распевая битловскую песню "help me, help me, help me-e-e" (помогите) пытается убежать. Один из матросов вываливает содержимое горшка ему на голову. Вы Вера, достаете свой дамский пистолет и угрожаете. Тогда вам показывают другую бумагу, на которой крупно написано: "SATISFACTION" (удовлетворение), матросы с опухшими яйцами подходят, ставят вас раком и под музыку роллингов начинается хоровое пение".
- Гера, ты мне понравился, я беру тебя с собой.
- Куда!?
- В С...Ш..., в ША..., в США! Гера, ты полетишь со мной?
- Да, конечно. Только Вера, разрешите позвонить?
Она достала мобильник.
- Сейчас, - включив телефон, протянула мне. - На.
Пока я набирал номер домашнего телефона, она пыталась открыть бутылку.
- Вера, умаляю, не пейте больше у вас же самолет, - я взял бутылку и засунул ее под сиденье.
Самолет... В такую погоду могут и рейс отменить или ни дай бог, летчики заболеют, этой, как ее, нетипичной пневмонией. Что тогда делать с этой "куклой"?
- Алло, мама - это Гера, у меня все в порядке, просто задерживаюсь, если не успею приехать, начинай без меня.
Мы подъезжали к Шереметьеву-2, я остановил машину и побежал к мужику, который "руководил" шлагбаумом. Я показал ему два авиабилета, он попросил денег, когда я с ним договорился, он вежливо сказал: - Давай.
Когда я вернулся, Вера спала.
- Вера!!! - закричал я. Мы подъезжали к входу в аэропорт, одной рукой я теребил ее за плечо, оставалась надежда, что еще можно ее разбудить. Тут зазвонил мобильник. - Вера вас к телефону! - я прислонил мобильник к ее уху. - Да проснись же ты!
Я пытался ее разбудить: хлопал по щекам, сыпал на лицо снег, - в ответ ни какой реакции, только жалкое мычание. Я смотрел: то на авиабилеты, то, на часы, надеясь, на то, что еще можно успеть впихнуть ее в самолет, а самому спокойно встретиться с Новым годом. Телефон трезвонил без остановки, кто-то ей звонил, наверно, переживал, ждал, надеялся, а она спала в моей "Волге".
Секундная стрелка подходила к Новому году, я достал виски открутил пробку и молча сделал несколько глотков, затем закурил папиросу. Нужно было принимать решение, что же делать дальше? Куда ее везти? Решение пришло самим собой. Когда снова зазвонил телефон, я решил ответить.
- Да, - сказал я.
- Алло, Вера это Роуз! Я тебя заждалась! Что случилась? Приезжай, баня готова, стол накрыт по высшему разряду. Мальчики подъехали.
- Роуз, подскажите адрес? - отвечал я. - Куда подъехать?
- Я же на даче. Ты что, забыла?
- Напомните, где дача?
- Что за шуточки! Где дача? Рядом с твоей!
В мобильнике послышались короткие гудки.
- Вот овца, не может сказать свой точный адрес, - я нажал клавишу сброс. Я возвращался обратно, Вера сидела с закрытыми глазами, она по-прежнему спала. Телефон зазвонил снова.
- Да, - ответил я. - Какой все-таки адрес?
- Алло, Вера! Дорогая! Джефф у телефона! Почему ты не едешь? Я жду тебя!
- Куда ехать? Мне нужен точный адрес?
- Отель "Метрополь".
- В каком вы номере?
Он продиктовал мне номер. Я схватил ручку и стал записывать "S 2357680 GPF".
- Алло, Алло! - кричал я в трубку. - Что это за номер? "S 2357680 GPF", - но связь была прервана, он меня не слышал. В отеле не могло быть такого номера.
- Разъебай, что это за номер ты мне сказал? Номер своей машины, номер свей банковской ячейки, номер собственного самолета? Вот сукаед!
Телефон выдал очередной звонок.
- Да, - ответил я, надеясь все-таки услышать правильный номер.
- Алло, Вера, это вас Феликс беспокоит. Вы обещали "перевести" деньги! Но деньги на мой счет не поступили. У меня большие проблемы.
Мне показалось, что он плачет.
- Феликс! Куда ее привезти? - умолял я. - Скажите адрес?!
- Кто это?
- Это водитель! А Вера рядом! Она очень хочет к вам приехать!
- Нет! Нет! Не надо!
- Феликс, не вешайте трубку! - взмолился я. - Я попрошу, и она вернет вам деньги!
К сожалению, эти слова я говорил в пустоту коротких гудков. Мне было жаль Феликса.
Телефон звонил не умолкая.
- Алло. - В очередной раз спросил я.
- Любимая, я скучаю без тебя! Где же ты?! Почему не идешь к своему Майклу?
- Я еду! Но мне нужно уточнить! Где вы?
- Отель "Марриот", номер 315!
- Хоть один умный человек нашелся, - я схватил справочник, листая страницы, повторял названия и номер. Но то, что я нашел, расстроила меня еще больше. "Марриотов" было несколько.
Когда телефон зазвонил снова, мне хотелось завыть в трубку.
- А-А-А-Алло, - вырвалось у меня.
- Алло, Вера, это снова Роуз! До тебя невозможно дозвониться! А я уже в бане! Меня парят по полной программе! У мальчиков такие "штуки"!
В трубке слышался смех, пыхтение, плеск воды, чмоканье.
Мне хотелось ответить ей, что это еще неполная программа, не хватает мордобоя, ментов и параши.
-Я рад за тебя, Роуз! - сказал я, и нажал клавишу сброс. Я остановил машину, сделал несколько глотков из ее бездонной бутылки, закурил.
Кто все эти люди, которые мне звонили? Кто они? Состоятельные люди скажете вы?! Нет, скажу я! Все, звонившие сейчас люди, и даже Вера сидящая рядом, которую можно было ущипнуть за нос, были бомжами. Да! Да! Лицами без определенного места жительства. Слово бомж всегда у нас ассоциировается с опустившимися или опущенными людьми, которые жили в подвалах, на чердаках, в подъездах или на помойках. Но и те, которые звонили: живущие сейчас в ресторанах, отелях и банях то же были вылитыми бомжами, потому что не имели адреса жития, то есть прописки. Я чертил в голове параллельные прямые: линию наших бомжей и линию тех бомжей, по моей теории эти линии обязаны были пересечься, но они не пересекались, от блуждания в голове этих параллельных линий у меня уже начали выпрямляться извилины. Меня спас очередной звонок.
- Алло, - ответил я, стараясь справиться с языком.
- Мама, здравствуй, это я, твоя Эми! Я забеременела! Ты счастлива?!
- Да! Очень! Я готова разделить твою радость. Куда подъехать?
- Я в Вашингтоне, - ответила счастливая Эми.
- Скажи номер дома и квартиру? - я приготовился записывать.
Она продиктовала адрес, потом мы обменялись поцелуями. Я вылез из машины, и, расправив руки изображая самолет, побежал вдоль шоссе. У меня был адрес, сейчас я отвезу Веру и буду свободен. Я сделал вираж и... и остановился. Вера вылезла из машины и шла мне на встречу. Я закрыл глаза и стал ждать.
- Что это? - спросила она.
- Где? - ответил я и открыл глаза.
- Вот это.
- Это? - я присмотрелся. - Это, памятник Советским солдатам... Здесь, в 41 году, остановили фашистов... (Огромные противотанковые "ежи" установлены на ленинградском шоссе).
- Я хочу посмотреть.
Я взял ее под руку, и мы стали подниматься по ступенькам вверх. Потом была минута молчания.
Мы стояли: опьяненные висками, пушистым снегом, новогодним морозом, - стояли и смотрели в даль. Я видел, через пелену снега нам на встречу шла колонна молодых солдат, из-за спины у них торчали винтовки. Они шли и знали, что многие из них погибнут... Погибнут, что бы мы могли жить...
- Я еду домой, - сказал я.
- Я еду с тобой, - ответила она.
В темноте горели свечи, мы сидели, я, Вера и мама, и, пили из металлических кружек американские виски, курили "беламор". Слушали на стареньком мамином патефоне пластинки Шульженко: "Синий платочек", Утесова: "Одессит Мишка".
Я постелил ей в своей комнате, а сам лег на кухне. Когда проснулся, Веры дома не было. Я посмотрел на маму, в ответ она развила руками. Когда зазвонил телефон, я брился в ванной.