Аннотация: Рассказ о жизни с элементами фентези. История о том, что даже человек, которого ты знаешь много лет, может оказаться кем-то совершенно незнакомым. Повесть о дружбе между мужчиной и женщиной и о том, что каждый из них вкладывает в это понятие.
Осенний вечер уныло подмигивал мне фонарями-глазами. Фиолетово-оранжевые облака придавили город к земле набрякшими телами. Вот-вот небо снова разразится надоевшей за последнюю неделю моросью. Октябрь тихонько паковал вещи, готовясь уступить место морозному ноябрю. Желто-красный ковер из листьев давно побурел и размок от непрекращающихся дождей. Деревья покорно разделись для зимнего сна и предстали перед взором в своей унылой угловатой наготе. Редко-редко на черной тонкой веточке можно было заметить запоздалый солнечно-желтый листик - последнее напоминание о безвозвратно ушедшем лете.
Я шла домой, перешагивая через лужи на асфальте. Неподъемные пакеты из магазина оттягивали руки, а в душе нарастало раздражение, смешанное с усталостью. Единственная девушка в семье, а все тяжести приходится носить мне. Ярик с упорством молодого осла отказывался ходить за продуктами, уверяя, что не сможет даже хлеб нормальный купить. Ярик - это мой младший брат. Родители уехали за границу по работе, оставив нас одних. Обещали вернуться через год. А пока мы жили вдвоем и пытались как-то обустроить свой быт. Точнее бытом занималась я, а Ярослав ходил в школу, вечера проводил в своей комнате или на улице с друзьями. Единственным местом нашего пересечения была кухня. Там Ярик с удовольствием съедал приготовленный ужин, смачно целовал меня в щеку и, налив себе чай, удалялся в свои покои. Сначала я пыталась бороться с таким распределением обязанностей, а потом махнула рукой. Я больше нервов потрачу на перевоспитание, чем сил на то, чтобы помыть посуду за нами самостоятельно. Даже оправдание брату придумала - ведь он же мужчина, как никак.
До дома оставалось совсем немного, когда с неба всё-таки посыпалась мелкая противная морось. У меня был в сумочке зонтик, но занятые руки отняли последнюю надежду прикрыться от непогоды. Перехватив поудобнее пакеты, я прибавила шаг. Моя поспешность сыграла со мной дурную шутку - высокий каблук предательски поехал в подвернувшейся под ногу луже. Сердце тоскливо екнуло, предвкушая позорное падение. Неловко взмахнув нагруженными сумками, я морально приготовилась поздороваться пятой точкой с осенней грязью. В этот момент чья-то сильная рука подхватила меня за локоть, помогая удержать равновесие.
- Ой, спасибо, - только и смогла пролепетать я, радуясь, что не упала.
- Не за что. Давайте, помогу донести, - ответил мой спаситель.
Я с опаской посмотрела на парня, оказавшего мне услугу. Благодарность благодарностью, но отдавать пакеты незнакомому человеку не хотелось. Продукты стоили денег, а парень вполне мог оказаться слишком голодным, чтобы помогать мне безвозмездно. Видя моё замешательство, молодой человек нерешительно улыбнулся. Ближайший фонарь не горел, поэтому лицо незнакомца было скрыто полумраком, но что-то невероятно знакомое проскальзывало в интонациях его голоса. И эта улыбка, я определенно её где-то видела...
Забытые пакеты полетели в грязь, а я с оглушающим визгом кинулась на шею к старому приятелю детства. Парень слегка опешил от такого бурного проявления чувств, но с готовностью раскрыл объятия, принимаю мою отнюдь не легкую тушку себе на грудь.
- Привет, подруга. А я тебя ещё у магазина заметил. Думал, ты, не ты. Решил проводить, проверить, где живешь, - объяснил мне Паша, когда я, наконец, отпустила его изрядно пострадавшую шею.
- Ну ты и... - возмущенно задохнулась я. - Не мог что ли раньше догнать? Не пришлось бы тяжелые сумки так долго нести.
Кстати, о сумках. Спохватившись, я принялась подбирать испачканные пакеты с земли. Снова накатила волна раздражения, теперь уже на себя. Неужели не могла выбрать место посуше для расшвыривания ценных вещей? Теперь все заляпано черной жидкой грязью. И как я их понесу теперь? Пашка решительно забрал сумки у меня из рук, и злость уступила место благодарности. Так неудачно прошедший день обещал закончиться очень приятно.
Павла я знала очень давно, с глубокого детства. Мы вместе отдыхали в деревне у бабушек - разоряли сеновалы, играли в казаков-разбойников в местном лесочке, устраивали заплывы в небольшом прудике за селом. Как-то раз Пашка даже спас меня от разъяренного гуся, которого я раздразнила по неосторожности. Как сейчас помню, я, маленькая и жутко испуганная, со всех своих, тогда ещё коротеньких, ножек удираю от огромной разозленной птицы. И тут появляется Он, спаситель. Паша выбежал вперед, закрыв меня телом, и угрожающе зарычал на гуся. Пернатое остановилось, слегка обалдев от такой человеческой наглости, а потом неожиданно развернулось и мирно потопало восвояси, переваливаясь с лапки на лапку. После того случая я до конца лета смотрела на Пашку, как на какого-то супергероя.
В Москве мой приятель жил на другом конце города, так что виделись мы редко. Но по приезду в деревню наша дружба вновь расцветала пышным цветом. А потом родители Пашки переехали в другой город, и мы больше не виделись. Сначала я сильно переживала, даже плакала по ночам в подушку, вспоминая друга, но детское горе недолговечно. Вскоре у меня появились новые друзья, первая любовь. А потом бабушка умерла, и её домик в деревне продали...
- Пашка, Пашка, - покачала я головой, выныривая из воспоминаний детства, подернутых розовой ностальгической дымкой. - Сколько мы не виделись? Лет десять, наверное?
- Где-то так, - мой друг задумчиво почесал затылок. - Мне было двенадцать, а сейчас двадцать два... Ну да, ровно десять лет.
- Подонок ты, - ткнула я парня локтем под ребра, - совсем забыл подругу.
- Да ладно, - Паша добродушно ухмыльнулся, - ты меня тоже не часто вспоминала. Так ведь?
В ответ я скорчила злобную рожицу, и мы вместе рассмеялись. За разговором оставшаяся дорога до моего дома пролетела совсем незаметно, и вот уже подъезд уютно светит желтой лампочкой над дверью. Неожиданно я осознала, что совсем не хочу расставаться со старым приятелем. Рядом с ним было так тепло и как-то... солнечно. Будто бы крошечный кусочек лета пришел дохнуть мне в лицо ароматами цветущих трав, разогретой земли и речной свежести. Я не смогла упустить эту возможность погреться перед долгой зимой, уже наступавшей на пятки медлительной осени.
- Паш, а пошли к нам в гости? Я тебя с братом познакомлю, ты его, наверное, и не помнишь уже, - Ярославу было всего пять лет, когда Павел последний раз приезжал в деревню.
- Неудобно вроде, - молодой человек нерешительно посмотрел на наручные часы.
- Да будет тебе! - принялась уговаривать я. - Только не говори, что тебе родители не разрешают поздно домой приходить.
Пашка нахмурился и мотнул головой.
- Нет, конечно, просто... А, ладно, гулять, так гулять, - с улыбкой закончил мой друг, - пошли в гости.
Я едва не запрыгала от радости, но вовремя вспомнила, что такой взрослой барышне не пристало выражать свой восторг подобным образом. Мой личный кусочек лета, груженый пакетами, прошествовал за мной в подъезд.
- Я дома! - крикнула я, отперев дверь квартиры. - И не одна.
Ярик высунулся из-за косяка двери своей комнаты, с любопытством разглядывая гостя.
- Привет, - брат подошел к нам и протянул руку для приветствия. - Ярослав.
Пашка на секунду замешкался, пристраивая грязные пакеты на половичок, и протянул ладонь в ответ:
- Павел. Мы с тобой вообще-то знакомы, но ты меня вряд ли помнишь.
Ярик пожал плечами, как бы извиняясь за свою забывчивость, и требовательно уставился на меня.
- Аль, ужин будет?
Я картинно, со стоном и причитающимся обреченным выражением на лице, сползла по стенке.
- О, небо! За что ты сделало мужчин такими беспомощными? Звезда моя, ужин в холодильнике! Иди и разогрей себе сам! Сестра устала, и вообще, у меня посетитель.
- Посетители в больнице, - буркнул брат и скрылся на кухне.
Я виновато посмотрела на Пашку, тот только понимающе улыбнулся. Вот и пример тому, что настоящую дружбу не разрушат даже десять лет разлуки.
Ярик нарочито громко загремел на кухне кастрюлями (ума не приложу, зачем они ему понадобились!), и я очнулась от задумчивости. Паша также молча протянул мне руку, помогая подняться с пола.
- Иди, корми брата, а то он сейчас всю посуду переколотит.
Возразить было нечего.
Через полчаса вся наша троица сидела за столом и с аппетитом уплетала вчерашний грибной суп. Всё-таки правильно я сделала, что затащила Пашку в гости - вон как наворачивает, совсем оголодал. После ужина Ярик налил всем чай - хоть на что-то у человека совести хватило - и, схватив свою кружку, с невнятными извинениями покинул кухню, оставив нас с Пашей наедине.
Опершись локтями на стол и обхватив ладонями горячую кружку, я рассматривала своего старого приятеля. Возмужал мальчик. Я помнила его долговязым худым подростком с торчащими в разные стороны волосами. Теперь передо мной сидел красивый молодой мужчина. Светло-бежевый свитер обтягивал широкие мускулистые плечи, мощную шею обвивал черный шнурок с висящим на нем замысловатым кулоном. Темные полудлинные волосы эффектной челкой спадали на лоб, светло-карие глаза озорно блестели. Пашка осторожно отпил чай и вопросительно изогнул широкую бровь:
- Что-то не так? - я медленно покачала головой. - Ты так смотришь.
- Просто давно не видела.
- И как? Сильно изменился? - лукаво улыбнулся парень.
- Не представляешь насколько, - ответила я ему в тон. - Ну, рассказывай, как живешь, чем занимаешься.
Паша поерзал на табурете, устраиваясь поудобнее, а я поставила кружку на стол и положила подбородок на сплетенные пальцы, приготовившись слушать. Как всё-таки замечательно, что мы встретились. Так хорошо мне давно не было. От сердца по телу разливалось нежное тепло, лампочка на кухне светила уютно, словно заходящее солнце. Даже кончики пальцев стало покалывать от удовольствия. Пашка по другую сторону стола казался самым родным и близким человеком. Внезапно меня захлестнуло дикое желание обнять его, прижаться щекой к твердому плечу и вспомнить. Вспомнить, как пахнет свежескошенная трава на сеновале, какое синее небо в жаркий летний полдень, как золотится поднятая пыль на дороге, когда по ней проезжает машина; вспомнить прохладу лесной тени и пляс солнечных зайчиков на закрытых веках, когда летний ветерок шевелит кроны деревьев... Кажется, я слегка задремала, потому что Паша осторожно коснулся моего плеча.
- Аль, я пойду. У тебя уже глаза закрываются.
От огорчения весь сон как рукой сняло.
- Уже пора? - грустно протянула я. - Может, ещё посидишь?
Паша утешающее улыбнулся.
- Я завтра зайду. Идет?
- Обещаешь? - я скептически прищурила один глаз. Мне почему-то казалось, что стоит Пашке уйти, как он снова пропадет лет на десять. Мой друг клятвенно заверил меня, что сделает всё возможное, чтобы увидеться снова. Мне ничего не оставалось, как поверить.
- Пойдем, до двери провожу, - мы синхронно встали и пошли в коридор. Я с непонятной мне грустью наблюдала, как Пашка зашнуровывает ботинки и натягивает куртку. Когда он был одет, я не смогла отказать себе в удовольствии обнять его на прощание.
- Очень рада была тебя увидеть, - искренне прошептала я куда-то в Пашкину ключицу, выше достать не получилось - парень был высок как пожарная вышка.
- Жди в гости, - мой друг чмокнул меня в макушку и ушел, тихо прикрыв за собой входную дверь.
Я постояла немного в коридоре, слушая, как стихают его шаги на лестнице, и пошла мыть посуду. Руки привычно мылили тарелки, не требуя контроля со стороны головы. Мысли голодными собаками накинулись на истерзанный учебой и работой мозг. Я думала о Пашке. Казалось невероятным, что человек, с которым не виделись целых десять лет, мог остаться таким же родным и близким, как в детстве. Столько воды утекло, жизнь не раз делала крутые виражи, выламывая мощные деревья убеждений. Я столько раз менялась, что уже сама давно забыла, какой была когда-то. И вдруг он... Полжизни в одну секунду смело веником воспоминаний в мусорное ведро. Я вновь чувствовала себя десятилетней девочкой без забот и разочарований, нежной, как ещё нераспустившийся бутон, светлой и чистой, как бывают только дети, выросшие в любви и ласке. В голову пришла мысль, что пусть даже Пашка больше никогда не появится в моей жизни, я уже буду век благодарна ему за этот чудный вечер. Вдогонку накатило подозрение, а что если мой старый друг совсем не такой, как прежде? Ведь я не знаю, как он жил эти десять лет...
На моё счастье грязная посуда кончилась. И я отправилась спать, забросив все сомнения в ящик "подумаю об этом завтра".
Следующий день я пролетала, как на крыльях. В институте однокурсники удивленно косились на мою непривычно улыбающуюся физиономию, на работе ученики недоумевали, кто я такая и что сделала с их строгой учительницей, не спускающей ни единой промашки и ошибки. А мне было плевать. Ко мне вечером друг придет. И мы снова будем сидеть на кухне, пить ароматный травяной чай и разговаривать, разговаривать... Я твердо намеревалась расспросить Пашку о его жизни, начиная с того момента, когда родители увезли его в другой город.
Однако мое радужное настроение исподволь подтачивал червячок сомнений. Где-то в глубине души зрела твердая уверенность, что Пашка сегодня не придет. Я честно гнала эти мысли, но они лишь гаденько посмеивались и распускались ещё более пышным цветом.
Вечером я всё-таки пришла домой раньше обычного и принялась за ужин на троих. Ярослав заглянул на кухню, молча оценил объем готовящейся еды и удалился в свои "покои", озорно подмигнув мне на прощание. От пущенного в него тапочка его спасло лишь приличное расстояние и моя природная неуклюжесть в метании предметов.
Но вот ужин был приготовлен и даже съеден, а в гости к нам так никто и не пришел. Я уныло помешивала ложечкой чай, когда Ярик пришел на кухню и уселся на соседний табурет.
- Переживаешь? - сочувствующе спросил брат.
Я перевела удивленно-раздраженный взгляд со скатерти на Ярослава.
- С чего ты это взял? Просто устала.
Брат обиженно насупился, но, видя мое явно дурное настроение, решил больше не лезть с расспросами. Посидев ещё немного, Ярик вздохнул и встал, чтобы уйти. Возле двери он полуобернулся и бросил через плечо:
- Он вернется, вот увидишь. Ты красивая, а таких не бросают, - с этими словами Яр вышел, во второй раз за день спасаясь от пущенного в него снаряда-тапка.
Дождавшись, когда короткая стрелка часов достигнет цифры двенадцать, я тоже пошла спать. Но сон упорно не желал приходить ко мне и облегчить мои муки. В груди пекло от обиды. Никогда не замечали, что чем больше боишься чего-то, тем больше разочарования и горечи от того, что твои страхи оправдались? Для меня это был непреложный закон. Чем больше я готовила себя к худшему, тем тяжелее его переживала. Вот и сейчас злые слезы то и дело жгли глаза и горячими каплями стекали по вискам. Я упорно боролась с ними, шепча оправдания в Пашкин адрес. Ведь всякое может случиться, не смог человек, дела задержали, заболел, в конце концов. А предупредил, потому что телефона моего не знает. Огромным усилием воли я подавила в сознании резонный вопрос, а почему это Паша не взял у меня номер. В итоге мои старания увенчались успехом, и я, наконец, уснула...
Мне снился странный сон. Я стояла посреди проселочной дороги, бегущей вдоль опушки леса, полная луна заливала голубоватым мертвенным светом окрестности, деля мир на свет и тень. Прямо передо мной возвышалась странная черная громада - я сначала подумала, что это просто камень. Но вдруг в густой тени непонятного сооружения блеснули два ярко-алых огонька. Как завороженная, я смотрела на немыслимых размеров чудовище, медленно надвигающееся на меня. Ноги сковало от ужаса, вместо крика из горла вырвался тихий сип, мое бедное сердце уже было готово разорваться от страха, когда прямо передо мной вырос темный силуэт и загородил меня от монстра. Лица своего спасителя я не видела, но интуитивно почувствовала, что это Пашка. Его фигурка казалась такой маленькой по сравнению с чудовищем, что новый страх накатил на меня удушливой волной. Но, похоже, Паша совсем не испугался, напротив, он слегка пригнулся, будто бы вставая в неизвестную мне боевую позицию, и утробно зарычал. Монстр сначала остановился, не решаясь приблизиться, а потом развернулся и потопал прочь, переваливаясь с одной уродливой лапы на другую. Проводив чудовище глазами, я облегченно вздохнула и повернулась к Пашке, но на его месте теперь стоял огромный серый волкодав и пристально смотрел на меня своими теплыми карими глазами. Пораженная, я медленно протянула ладонь и погладила животное по мохнатому загривку. Пес ласково лизнул мою руку и одним прыжком скрылся в чернильной темноте леса, оставив меня одну...
Утро наступило внезапно и, как всегда, очень не вовремя. Мобильный настойчиво пел мне в ухо главную тему из "Пиратов Карибского моря". Некогда любимая мною мелодию теперь казалась набором самых отвратительных звуков в мире. Воистину был прав человек, сказавший: "Хочешь возненавидеть песню? Поставь её на сигнал будильника".
Стрелочка настроения после окончательного пробуждения колебалась между отметками "удрученно-обреченное" и "просто паршивое". Погода за окном печалилась предрассветными серыми сумерками. Начавшаяся вчера морось так и не закончилась, поэтому и без того немаленькие лужи превратились в настоящие озера. Прохожие на улице всё так же торопились по своим делам, не замечая никого вокруг; в транспорте - давка, в институте - рутина, на работе - вредные коллеги.
Домой я пришла измученная и вымотанная. Настроение за весь день не смогло даже приблизиться к отметке "удовлетворительно".
Войдя в квартиру, я на автомате сняла куртку, разулась и прошла на кухню. В раковине высилась гора непомытой с завтрака посуды, стол был засыпан хлебными крошками - Яр снова делал бутерброды - и покрыт подтеками высохшего чая. Подобная картина представала передо мной каждый вечер, но сегодня... Сегодня во мне что-то надломилось, и я, усевшись прямо на кафельный пол, разрыдалась. На столь непривычные звуки тут же прибежал из комнаты Ярик и с испугом уставился на меня.
- Алька, ты чего? Ревешь что ли? Случилось что-то? - брат нерешительно погладил мои вздрагивающие плечи. Я скинула его руку и неловко отползла к стенке.
- Аль! Да ты чего?! С родителями, да? - у Ярика было настолько встревоженное лицо, что мне стало стыдно. Действительно, чего расклеилась, дура великовозрастная? Беспорядка не видела?
Всё-таки взяв себя в руки, я встала и, вытерев зареванное лицо полотенцем, молча принялась мыть посуду. Яр почти минуту наблюдал за моими действиями, а потом, шагнув ко мне, резко схватил за плечи и развернул лицом к себе.
- Алевтина! Ты объяснишь мне, что с тобой происходит?!
Я смотрела в лицо брату, чувствуя, как горло сжимается от подступающих рыданий, и не могла подобрать слова. На длинную тираду мне точно не хватит выдержки, а как в двух словах выразишь всю ту усталость и разочарование, что горькими волнами поднимались в моей груди.
- Яр, я очень устала, - тихо прошептала-выдохнула я. - Мне плохо, а тут ещё грязная посуда...
Брат не дал мне договорить. Он молча вырвал у меня из рук намыленную тарелку и оттеснил от раковины.
- Блин, Аль, раньше не могла сказать? - буркнул Яр с самым мрачным выражением на лице. В ответ я пожала плечами и, утирая вновь покатившиеся слезы, ушла в свою комнату.
Упав на кровать, я предалась самокопанию и жалению себя любимой. Во что превратилась моя жизнь? В однообразную ленту - учеба-работа-дом, и ничего больше. Ни подруг, ни любимого, без мечты и какой-либо осознанной цели. Я живу, потому что так надо. У меня была семья, большая, крепкая, дружная. А теперь остался один брат, на которого у меня даже не хватает времени. И каким он растет? Ленивым, безответственным, бесчувственным чудовищем, способным реагировать только на слезы и истерики.
В комнату вошел Ярик и тихонько присел на край кровати.
- У тебя какие-то проблемы?
Я поглубже зарылась лицом в подушку и отрицательно мотнула головой.
- Нет, Яр, просто грустно.
Брат немного помолчал. Я слышала только его тяжелое дыхание.
- И давно с тобой такое?
- Давно, Яр. Настолько давно, что у меня уже нет сил что-нибудь изменить.
Сопение за моей спиной усилилось.
- А давай, я буду теперь всегда мыть посуду? И пылесосить тоже.
Я слабо улыбнулась и повернулась лицом к брату. При свете лампочки из прихожей было видно, как он серьезно хмурит брови и кусает губы.
- Спасибо, конечно. От такого предложения трудно отказаться.
Яр пристально смотрел на меня, пытаясь угадать, что я чувствую.
- Аль, ты не переживай так, он придет ещё.
- Ты о Пашке? - удивлено приподняла я брови. - Ты всё неправильно понял. Пашка... Он как лакмусовая бумажка, показал мне, кто я есть на самом деле.
- А кто ты? - брат явно не понимал моих слов.
- Бездушный робот, вот кто. Машина, выполняющая привычную программу.
- Аль, ты не права. Я не понимаю...
- Права, Яр. Знаю, что права. И это нормально, что ты не понимаешь. Тебе ещё рано понимать такие вещи.
Ярослав свел брови на переносице и сердито задышал. Как любой подросток шестнадцати лет, он обижался, когда его так прямо называли маленьким. Мне стало смешно.
- Брось, Яр. Не заморачивайся. Твоя сестра - глупая истеричка с комплексом неполноценности и кучей выдуманных проблем. Сегодня мне плохо, а завтра уже будет хорошо. И ещё, спасибо тебе. Спасибо за то что, даже живя рядом с такой сволочью, ты ещё способен на сострадание, - с этими словами я снова отвернулась и уткнулась носом в подушку.
Брат ещё немного посидел возле меня, а потом, поняв, что разговоров на сегодня больше не будет, ушел к себе. Я осталась в одиночестве. Мне хотелось понять, как теперь жить дальше, что изменить, чтобы стало лучше. Ответа не было. Увольняться с работы не имело смысла - родители присылали деньги на жизнь, но мне нравилось иметь независимый заработок. Учеба обеспечивала мне будущее, да и мне нравилась моя специальность. В глубине души я понимала, что это то, чем бы я хотела заниматься всю свою жизнь. Что ещё оставалось? Друзья. Самое трудное. У меня были подруги, раньше, до отъезда мамы и папы, но, увидев, во что я превратилась, они предпочли остаться в прошлом. И сейчас я была совсем не уверена, что стремлюсь снова общаться с ними. Единственным человеком, с которым я бы очень хотела сохранить отношения, был Пашка, но я не в праве требовать от него ответных чувств. Мои внутренние принципы предписывали мне уважать выбор другого человека, а если Павел решил больше не появляться в моей жизни, я готова смириться с этим.
У меня нет возможности искать сейчас новые знакомства, людей, с которыми я смогла бы построить новую жизнь. Дружбу нельзя найти по заказу, её можно только обрести, как бесценный дар.
Но у меня есть брат. Он - моя семья. И с ним я должна, обязана наладить отношения. Я ответственна за него... Не могу сказать, что подобные мысли меня радовали, но других не было.
Полумрак в комнате, тяжелый день и слезы сделали своё дело - я уснула, даже не раздеваясь.
Утром я проснулась сама минут за пятнадцать до звонка будильника. В голове шумело, тело ломило от того, что я всю ночь проспала в одежде. Из зеркала в ванной на меня пялилось совершенно незнакомое существо с черными кругами под глазами от осыпавшейся туши и лихорадочно-красными пятнами на щеках от пролитых вчера слез. Меня на краткий миг посетила мысль не ходить сегодня в институт, но природная ответственность (читай, занудность) вытеснила нахалку из моего мозга.
Ярик, проникшийся вчерашней истерикой, даже накормил меня завтраком, а сам в это время сидел напротив и смотрел на меня с каким-то странным выражением в глазах. С ужасом я поняла, что он меня жалеет. Хотя... Если здраво подумать, жалость брата не унижает. Теперь у меня есть надежда на то, что Яр возьмется за ум и перестанет просиживать пятую точку за компьютером. В конце концов, кто в нашей семье мужчина?!
Институт встретил меня до боли привычной толчеей и шумом. Жизнь кипела вокруг, бурлила гомоном разговоров. Возле стенда с объявлениями толпились старосты групп, на подоконниках сидели в обнимку парочки, встретившиеся подружки оглушали толпу хохотом и звуками поцелуев. А я стояла и наблюдала за всем этим со стороны. Жизненный поток как будто плыл мимо меня, обтекал со всех сторон, не касаясь. И мне внезапно так захотелось стать его частью, тоже окунуться в этот бурлящий омут. Захотелось приходить в институт и обнимать подруг, с блеском в глазах что-то им рассказывать, чувствовать, что я нужна.
Поборов не понятно откуда взявшуюся стеснительность, я подсела к своей одногруппнице. Раньше мы с ней часто болтали обо всем на свете. Даже тогда я не могла назвать её своей подругой, но она была приятной девочкой. Лена удивленно покосилась на меня.
- Привет, - я решила начать первой.
- Привет, - Ленка явно выглядела удивленной столь неожиданным вниманием с моей стороны.
- Как дела? - знаю, глупый вопрос, но ничего более умного в голову не приходило.
- Нормально. А тебя как? - мне вежливо улыбнулись.
- Тоже ничего... - вот и поговорили, называется. Я ещё немного посидела рядом с Леной, надеясь на приступ внезапного великодушия с её стороны. Меня не то чтобы не замечали, просто я вдруг очень остро почувствовала, насколько отличаюсь от своих однокурсниц. Незамужние девушки щебетали о парнях-женихах, моде и косметике; замужние обсуждали недостатки супругов и давали советы тем, кто только собирался под венец. А о чем могла поговорить я? О подскочивших ценах на продукты? Или о том, как тяжело заменять мать шестнадцатилетнему оболтусу? Впрочем, я могла поделиться опытом, что преподаваемые нам методики не слишком-то успешны в работе, но разве это тема для разговора среди молодых девушек? Мне не было места среди них.
На работе дело обстояло не лучшим образом. Коллеги-женщины с радостью приняли меня в свой кружок, но я сама сбежала оттуда через полчаса - перемывать косточки знакомым за их спинами оказалось мне не по духу.
По дороге домой я размышляла о том, почему так случилось, что окружающий мир не принял меня. Я не считала себя занудой или законопатившейся в собственном доме улиткой. И всё-таки я была не интересна людям. Что ж, во всяком случае, не говорите, что я не пыталась...
Дни снова потекли своим чередом. Забылась первая острая горечь разочарования, утих огонь страсти что-то изменить в своей жизни. Что бы я не говорила самой себе, жить по накатанной было легче. Я отбросила попытки снова сблизиться с бывшими подружками. В конце концов, их глупые разговоры о ерунде, типа "какую кофточку стоит надеть на свидание, чтобы парень впал в ступор", меня откровенно раздражали. С уже вышедшими замуж девушками было проще, они хотя бы понимали, что суровая реальность жизни далека от розовых девичьих мечтаний. Но я не могла долго находиться в их обществе - меня кусала ядовитой змеёй черная зависть. Они были любимы и любили, а я уже забыла, как бывает, когда тебя целуют.
Дома Ярик старался, как мог, развеселить меня, рассказывал смешные случаи про школу, делился впечатлениями о многочисленных свиданиях. Я слушала, улыбалась, кивала в нужных местах. А в глубине души тосковала. Признаваться себе, что мне отчаянно хочется увидеть Пашку, я не собиралась. В конце концов, у меня получилось вообще закинуть воспоминания о неожиданной встрече в пыльную коробку на чердаке памяти.
Незаметно подкралась пятница. Мы с Яром спокойно ужинали. Я с ужасом думала о наступающих выходных. Планов у меня не было никаких, даже самых завалящихся. Ну не идти же в одиночестве в кино или на прогулку? Брат не подходил в спутники по определению - слишком мал. И это даже несмотря на то, что за последние несколько дней он показал себя с самой лучшей стороны.
Неожиданно тишину семейного ужина разорвала громкая трель дверного звонка. Я недоуменно посмотрела на Яра.
- Ждешь кого-то?
- Нет. А ты?
Я отрицательно мотнула головой. Звонок снова выдал оглушительную трель и затих. Ярик вопросительно на меня посмотрел.
- Не будем открывать?
- Ты что? Открой, конечно! Вдруг по делу... - я судорожно перебирала в уме людей, кто мог придти к нам в гости. Получалось, что никто, кроме...
- Алька! Это к тебе! - крикнул брат из прихожей. Я вытерла внезапно вспотевшие ладони о юбку и вышла встречать неожиданного гостя. Возле двери на корточках сидел Пашка и стягивал с ноги ботинок. Сердце совершило опасный кульбит в груди и на долю секунды затихло. Мой друг, моё солнце, мой персональный кусочек лета в промозглой осенней Москве. Прислонившись плечом к косяку, я исподлобья наблюдала за ним. Пашка, разувшись, выпрямился и нерешительно улыбнулся. Густая челка падала ему на глаза, но даже сквозь эту импровизированную завесу было видно, как теплый взгляд светится лукавством.