Аннотация: Прыжок Дальфина (рассказ на конкурс: "Миры Марины и Сергея Дяченко") Альтернативная концовка Романа авторов "Армагед-дом"
Тимур Ибатулин (timurmass)
Прыжок Дальфина
(рассказ на конкурс: "Миры Марины и Сергея Дяченко" к произведению "Армагед-дом" Альтернативная концовка: постэпилог)
Андрей любил гулять вдоль берега моря. Его одинокую фигуру часто принимали за ребенка беспризорника, что потерял родителей в сутолоке последней так и не наступившей мрыги апокалипсиса. Порой его жалели и давали краюху хлеба и теплую одежду, звали с собой. Он не любил всех этих смазливых ласк и жалкой жалости. Это претило его внутреннему "я", да, он принимал дары, кивал, улыбался - он делал это потому что так быстрее отставали и с радостным пониманием своего великодушия уходили в свой налаженный родными и близкими мир...
На уговоры уйти с этими людьми он не поддавался: не спорил, лишь проговаривал одну и ту же для всех легенду "...мама, она обещала... у нее, как и у меня, был пропуск в ворота портала. Она мне строго на строго говорила - если по какой-либо причине расстанемся во время мрыги, то после всего обязательно ждать ее здесь на берегу". Сердобольные верили и отставали. А он ходил каждый день по берегу и ждал, ждал своего друга, и все оглядывал и оглядывал море, с напряжением до боли в глазах всматриваясь в волны. Иногда ему казалось что он видит в воде движение черного лоснящегося тела и тогда тревога посещала его лицо и он на миг застывал у кромки прибоя, опасливо поглядывая на вздымающиеся громады воды с шумом бьющие в волнорез и фейерверками брызг разлетающихся по прибрежным камням.
Люди видевшие его на берегу считали что Андрей одинок и потерян в этих блужданиях, но это было не так - с ним была память прошлого и его внутренний мир, который это прошлое оживлял, наполнял красками и запахами, будил память звуков и чувств - рождаемых касанием живого, доброго, дружественного.
Андрей давно уже так бродил. Боль немного утихла и он снова почти любил этот берег, и вечерами душа его немного оттаивала: небо расцветало закатными огнями, волны успокаивались и тихо плескались у берега - вокруг была такая тишь...
А еще вечером приходила древняя старушка - даже страшно было предположить сколько мрыг она пережила.
Она тяжело шла по берегу, трясущейся рукой удерживая темную клеёнчатую сумку. Другая рука цепко держалась за суковатую тяжелую палку... Андрею с ней было совсем хорошо - уже не одиноко и она его не видит а значит и не лезет к нему с глупыми расспросами. Вот и сейчас...
Плиты были теплые. Резиновый наконечник палки, давно ставшей частью старухиного тела, трогал шероховатую поверхность, упирался в грубо шлифованный камень.
Андрей всегда наблюдал за старухой издалека. Ему нравились ее независимость и прямая осанка, говорившая о несгибаемом характере. Ее постоянство в любую погоду встречать закат на берегу поражало и рождало чувство общего - его Андрейки и Старухи. Она шла по берегу с трудом переставляя высохшие ноги, никогда не оглядывалась, никогда не суетилась. Она знала зачем она здесь. И он знал это. Такое понимание тоже давало ощущение близости с ней, ведь в ней явно чувствовалась важная тайна и тайна была у него.
Старуха с трудом обогнула скалу. Она шла по влажной гальке, рискуя упасть прямо в воду. Сползая с берега вслед за волной, камни ударялись друг о друга и тихо звенели.
Наконец скала осталась позади. Старуха отошла от береговой кромки и остановилась передохнуть. Прямо перед ней была естественная выемка, каменная комната, защищенная от посторонних взглядов, загороженная от ветра с трех сторон, открытая только морю.
На камнях виднелись наполовину смытые водой черные пятна кострищ. Старуха постояла, переводя дыхание, затем вынула из темной клеенчатой сумки детское шерстяное одеяло. Аккуратно, не торопясь, разложила его на плоском камне. Тяжело опираясь на палку, она медленно опускалась на камень - садилась. Андрей много раз видел как она это делает, он ждал что она сейчас как обычно вытянет в строну моря ноги и блаженно прикрыв веки поморщится. Сегодня она была особенно уставшая. Ходила на могилу к сыну. Старуха часто ходила к сыну. Её сына звали Андрей он был врачом и говорят геройски погиб спасая жизни. За это ему поставили памятник и порой приносили к этому памятнику цветы. Беда в том, что цветы приносили редко - по праздникам, а старуха упорно ходила на могилу каждые три дня и по детски радовалась свежим цветам лежащим на граните плиты.
Андрей знал это, потому также упрямо прибегал на кладбище и прибрав могилу клал на плиту новые цветы: часто это были просто ромашки или еще какие-то цветы, Андрей не силен был в знании расти-тельного мира, когда не мог достать цветов рвал букет из обычных трав перевязывая его ленточкой от старых цветов. Старуха радовалась всему...
Андрей смотрел как она тяжело садится на камень у моря и жалость к ней вдруг сжала сердце, он чувствами потянулся к ней - помочь, согреть, поддержать... и, казалось, на мгновение словно почувствовал как она вздрогнула и потянулась в ответ. Он испугался и моргнул, а она вдруг резко повернула в его сторону голову, покачнулась, неловко взмахнула палкой и рухнула мимо камня. Скрипучий вскрик всполошил чаек, а на жесткой гальке рядом с камнем ворошилась куча тряпья, юбок увенчанная голы-ми тощими ногами. Андрей прыснул со смеху - так потешно это выглядело. И чайки орали как оглашенные:
- Ну, просто цирк какой-то! - пробормотал он. И, чтобы лучше видеть, пробежал ближе, прячась уже у кромки скалы.
Чайки улетели, а Старуха внезапно затихла. Она лежала в странной позе не шевелясь. Внезапно Андрейку прошиб озноб. "Умерла?!" - подумал он и застыл на месте забыв дышать, - ты это... ты живая? - выдавил он хрипло. Старуха не двигалась. Андрейка шагнул ближе и осторожно спросил тишину: "Ты... жи-вая?"
Старуха молчала. Ветерок подувший вдоль берега трепал ткань юбки; прядь волос шевельнулась под ветром будто живая. Андрейке стало до одури страшно. В его двенадцать лет он еще не видел так близко мертвецов и чтобы при этом рядом ни одного взрослого.
Андрей стоял и слушал и молчал, боясь оборвать тишину, молчал, боясь услышать. Потом он сделал усилие и двинулся к старухе. Медленно, по половине шага он приближался к ней
И окружающая тишина казалась страшнее самой старухи. Он снова остановился, опять двинулся. Старухино лицо было спрятано за тканью плаща комом вздымавшегося с Андрюшкиной стороны. Он боялся что она сейчас страшно закричит, вскочит на ноги... да мало ли что может быть!
Жизнь оказалась проще. Подойдя ближе Андрюшка увидел, что ткань со стороны головы едва заметно вздымается и опадает. Равномерно. Ему показалось это обнадеживающим фактором. Осмелев он шагнул ближе и заглянул в лицо. Увиденное потрясло его больше чем если бы она была мертвой.
Старуха лежала в неестественной позе, не мигая смотрела в небо и беззвучно плакала. Точнее не плакала, нет: она лежала совершенно неподвижно. Круглые капли набухали у края глаз и срываясь стекали по вискам, горло было натянуто и высохший от времени кадык мелко едва заметно дрожал. Затем старуха заметила его и попыталась свести глаза сфокусировавшись на лице Андрейки.
- К-ха, та... ты, кхто?! - прохрипела она и шевельнулась чтобы встать. Послышался тихий вскрик.
Андрей встревожился и вскричал в ответ:
- Стойте, осторожно! Вам нельзя резко шевелиться!!
Теперь застыла старуха. То ли от боли, то ли от изумления, но она застыла на середине движения и, наконец, сфокусировала глаза на Андрее. Андрей ободренный этим добавил мягче:
- Я знаю, я видел, у меня мама в госпитале работала! Подождите, я, помогу!
- Кха, кх, - завозилась снова старуха, - думаешь все так плохо?
Андрюшка бросился помогать. Одернул юбку, не торопясь осторожно поправил ноги, приподнял за плечи, помог сесть... пока на холодную гальку, но хоть так. Старуха странно смотрела на него и молчала, а затем вдруг по-детски мягко улыбнулась.
- Помоги мне! Да нет, не встать. Расстели это одеяло на гальку. Я потом постираю, а пока переползу на него и переведу дух. Андрей исполнил просьбу. Крутясь вокруг нее до тех пор пока старуха, перестав шевелиться и охать, не успокоилась на своем ложе.
- Тебя мне Бог послал! - снова улыбнулась она. - Садись рядом. Дотянись пожалуйста рукой. Там, в сумке: бутылка с морсом. Дай пожалуйста... в горле пересохло. Еще там бутерброды, если хочешь съешь.
Андрей протянул бутылку и сел рядом. Бутерброды оказались вкусные, с колбасой.
- Я Вас знаю, - сказал он, - Вы, Лидия Сотова... та самая что хотела остановить мрыгу.
- Видишь... не остановила.
Андрей в изумлении вытаращил на старуху глаза.
- Она рассмеялась. Ну, хотела, да. Но это не я, остановила.
Андрей заинтригованно взглянул в старушечьи глубины глаз и ему показалось, что они помолодели и, вроде бы, просветлели немного.
- Хочешь, я расскажу тебе, как все было? И про концы света чередой идущие сквозь человечество, и про волшебные ворота, и про золотую паутину звуков в этих воротах, дрожащих в вибрационном свечении непонятных но гармоничных мелодий, что словно единый аккорд неведомых поющих ультразвуком живых существ...
И Лидия рассказала. Все. И как она была такой же как он Лидочкой, и про то как жизнь постепенно клонится к закату проходя от мрыги к мрыге, и рассказала о страшных глефах и о людях толпами бегущих в ужасе к воротам и о затоптанных этими людьми... Рассказала и о сыне - его подвиге, таком простом выборе, что не мог сделать ни один живший до него человек. Выборе - отказаться от спасения ради спасения других... В выборе который как она считала и привел к концу апокалипсиса.
Постепенно она рассказала все, и как-то невзначай коснулась самого раннего своего воспоминания: сочинения про девочку и дальфинов.
Андрей затвердел, и весь превратился в слух. Он вдруг шевельнулся и прижался боком к старухе.
- Вы знаете, а ведь у меня был друг... лучший друг. Однажды он меня спас когда я тонул, а люди... его, застрелили.
И стена рухнула. Слезы Андрейки текли, а он все рассказывал и рассказывал про своего Дальфина и про их общение и про мысли, что появлялись в голове когда Дальфин был рядом и они говорили этими мыслями и... ни с кем нельзя было поделиться этим... Ни с кем. И что Дальфин больше не приплывает, и жить с этим не хочется. И что не беспризорник он, а друга больше нет. И с этим надо жить, но он... надеется. Надеется снова увидеть.
А еще Андрюшка рассказал, что Дальфины совсем не убивают людей и в глефов не превращаются тоже. Дальфины рассказали что они много лет создавали своим пением в момент Апокалипсиса ультразвуковую паутину на порталах подводных ворот - для сохранения своего потомства. И помогали разумным на земле создавая такие паутины в порталах ворот на суше.
- А как же Глефы?! - ошеломленно спросила старая Лидия Сотова.
- А, Глефы совсем другой вид, просто по времени одно сходилось с другим и люди думали, что ужасные Глефы происходят от Дальфинов...
Андрейка перестал царапать палкой песок и заговорщицки посмотрел на Лидию Сотову.
- Я вообще думаю, что Глефы - инопланетяне! Во время разлома они выходят из-под земли - Вот!!
Лидия Сотова смотрела сбоку на мальчишку и вдруг притянула его к себе, взлохматила детские волосы. Сердце стянуло болью. Такое знакомое шелковистое ощущение в пальцах, такой же прямой взгляд мальчишечьих глаз, знакомый прищур... "опять Зарудный чудится?!" или?...
Она вздрогнула. Отблеск этой мысли казался кощунством.
- Как тебя зовут, - не впопад спросила она.
- Андрейка, - сказал он, и щербато улыбнулся.
Что-то взорвалось в старом мозгу. Лида Сотова молчала, зато внутри нее стремительно просыпалась жизнь...
Жизнь разливалась волнами по всем пространствам вселенной. И именно в этот момент в ближайших параллельных пространствах затухли нахер все апокалипсисы и все пробуждавшиеся до этого вулканы.
А на скале, что нависала темной грудой над Лидой и Андрюшкой, неожиданно запел ночной соловей.
Они не знали что к берегу группой плывут дальфины и, что один из них очень хорошо знает Андрюшку и не только знает но и любит потому что любовь на всех планетах вселенной универсальное понятное всем чувство и его нельзя убить никакими мрыгами.
- Андрюшка теснее прижался к Лиде и она положила ему на голову свою...
- Все повторяется в этом мире, Андрюшка, все повторяется...
Андрюшка шевельнул плечом и улыбнулся, возможно он что-то почувствовал, а может быть просто увидел знакомое шевеление в прибрежных волнах.
- Ведь ты меня, Андрюшка, теперь не бросишь? - задумчиво спросила Лидия.