Сегодня ей позарез нужно было уйти с работы пораньше. Она ужасно разнервничалась, когда без пятнадцати шесть ей позвонили и попросили найти старый контракт. По счастью, документ нашелся быстро. Две молоденькие девчушки за соседними столами насмешливо перемигивались и кивали понимающе головой - ясно же, немолодая уже женщина спешит на свидание. Поглядывает каждые полминуты на часы. Нелепо волнуется как девчонка, прямо до смешного... Что ей, старой деве, еще осталось в таком-то возрасте??..
Ровно в шесть она накинула плащ и полетела, стуча каблучками, в супермаркет. Самое лучшее, сегодня ей нужно все самое лучшее! Мясная вырезка, сыр, вино, виноград. Что еще? Чуть не забыла - икра! Он любит икру. У нее были отложены деньги на все, должно хватить!..
Через полчаса мясо уже запекалось, стол был накрыт, а она металась по дому, соображая, что же ей надеть. Наконец, было выбрано белое в синих цветах платье, в нем она впервые встретила его.
Он пришел чуть с опазданием, в руках подвявшие тюльпаны, пакеты с продуктами: вино, мясная вырезка, сыр, виноград, ее любимый шоколад. Оба засмеялись - как часто они совпадали, продолжали друг за друга начатые фразы, покупали диски с одинаковой музыкой, одновременно звонили друг другу, слушая с нетерпением в трубке короткие гудки.
В прыгающих по комнате кругах света свечи они пристально вглядывались в лица друг друга, пытаясь ухватить, запомнить. Иногда она выбегала на кухню, замирала у темно-синей дыры окна, закусывала губу и прижимала ладошки к лицу. Потом отнимала руки от глаз, поправляла волосы и, улыбаясь, заходила в комнату. Они говорили полночи, ни о чем, смеялись. В сущности, им не о чем было говорить. Прошлое прошло, а будущего у них не было.
Потом они лежали рядом, никогда им еще не было так хорошо. Наверное, потому, что сегодня между ними не было тяжелых вопросов и судьбоносных ответов. Она больше не мучалась от точащего чувства вины, которое преследовало ее последние месяцы. А он понял, что чувствует неизлечимо больной человек, которого наконец врачи освободили от своего утомительного лечения и отпустили спокойно умирать домой. Да, сегодня он был спокоен.
Было еще темно, когда он проснулся. В темноте увидел напротив ее широко распахнутые глаза. Она уткнулась носом ему за ухо.Секунда абсолютного счастья.
Он варил кофе. Она сидела на краешке стула, не отводя глаз, следила за ним. Квартиру заполнил густой, горький запах.
Он присел перед ней, положил голову ей на колени. Рядом были ее руки. Его всегда умиляли ее руки - маленькие, с ненакрашенными ногтями, совсем детские ручки. Он развернул ее руку ладонью вверх, приложил к лицу, вдохнул запах. Ее руки почему-то всегда пахли кокосом, наверное, так пах ее крем. Это был лучший запах на свете.
Они больше не смеялись. Слова, которые она собиралась сказать ему, стояли в горле комом.
- Тебе пора.
- Я напишу тебе вечером письмо.
- Я закрою свой почтовый ящик.
- Разреши мне позвонить тебе, хотя бы один раз?
- Не заставляй меня сменить номер телефона.
Она обхватила его руками так крепко, как будто хотела еще раз, кожей, запомнить это ощущение.
Чемодан был собран. Ему осталось только одеть пальто и выйти. Он бродил потерянно по комнате.
- Что ты ищешь?
- Ты не видела ключи от машины? Вечно я их теряю...
- Вот они.
Он оделся, взял чемодан, замешкался у дверей. Обувная ложка куда-то подевалась...
Чего он ждет? Неделю назад они все решили. Он вернется домой, к жене и детям. Год мучительных терзаний между ней и семьей. Долгие, ничего не давшие переговоры с женой, которая так просто не сдавалась и пустила наконец в ход единственное оружие, которым еще владела безраздельно. Дети. Полную разлуку с ними вынести он был не в силах.
Так будет лучше всем - они же оба с этим согласились.
В спящем доме его медленные шаги на лестнице в подъезде били ей в виски:
...Бум, бум, бум...бум...бум... Остановились, сердце замерло. Пять секунд, десять, двадцать...Нет, снова пошли: бум...бум...
Она же сама убеждала его, уговаривала. А теперь сползла на пол в коридоре, приложив ухо к входной двери, и слушала его удаляющиеся шаги.
Когда шаги в подъезде затихли, она подбежала к окну. Чуть посеревший от утренних сумерек двор был пуст, в нескольких окнах дома напротив горел свет - кому-то затемно на рабочую смену, кому-то в аэропорт на ранний рейс, где-то мать сконилась над горячим больным ребенком, а где-то человек умирал ...
Он шел по двору со своим дурацким чемоданом в руке, шагов двадцать до машины. Она знала, что он чувствует ее взгляд, он всегда оглядывался, когда она на него смотрела.
Сейчас он не поднял головы к окну. Сел в машину. На двадцать минут они замерли - мужчина и женщина. Она надеялась на то, что... Впрочем, она ни на что не надеялась.
Надеялся он. Глупо было сейчас, уйдя от нее с чемоданом руке, ждать, что она позвонит и позовет остаться. Хотя бы еще на день, или на час... Возможно, ему нужно было сказать ей еще что-то?.. Может быть, они еще что-то придумают, ведь должен быть какой-то другой выход...
Наконец, дверь подъезда распахнулась. Показалась женщина в плаще. У него задрожали руки. Ну, хотя бы еще раз поцеловать ее волосы.
Женщина придержала дверь, из подъезда весело выпрыгнул пудель.
Ему стало неловко за свою нерешительность.
Он завел машину, не удержался и вытянул голову из окна машины. Вот ее окно - темно. Он представил себе ее, лежащую на кровати, свернувшись в клубочек, и рыдающую как ребенок...
Она видела его бледное лицо, поднятое вверх, ищущие глаза.
Отошла, села в кресло. Услашала, как отъезжает машина...
Да, так будет лучше всем...
Сердце билось в виски: бум...бум...бум...бум. Бум.
***
Через год он заболел. Лечиться было поздно. Когда он узнал о своем диагнозе, то сразу написал ей. И потом писал каждый день, иногда даже по два раза. Звонил. Она была непреклонна и не отвечала.
Уже год, как ее не было. Умерла она тихо дома, в своем кресле. Врач констатировал смерть от коронарной недостаточности, острой ишемической болезни. Первыми ее хватились на работе через три дня две молоденькие насмешницы, седевшие за соседними столами...