Хидан сидел на корточках перед дверью и извергал нескончаемые потоки замысловатой ругани.
- Скажи, ты можешь помолчать хоть пять минут?- недовольно произнес Какузу,- Честное слово, когда в следующий раз буду пришивать к телу твою непутевую голову - зашью за одно и рот.
Хидан обернулся на голос напарника и в ту же секунду угодил молотком по пальцу. Какузу с сожалением захлопнул книгу, понимая, что под эти нечеловеческие вопли чтение не доставляет совершенно никакого удовольствия.
- Ты сам виноват, кретин!- иногда Какузу хотелось действовать Хидану на нервы,- Никто не просил тебя пинком открывать дверь и срывать ее с петель!
Случай был действительно вопиющий и Какузу просто не мог не позволить себе лишний раз задеть напарника. То, что Хидан - это некое подобие матерящегося танка, он понял довольно давно и открывание дверей подобным способом уже не вызывало негодования или удивления.
Просто в этой гостинице слишком хлипкие двери.
Просто у них впервые возникли проблемы с финансами.
Конечно же, всю заботу о их благосостоянии Какузу взял на себя. Он просто не мог позволить этому бестолковому язычнику транжирить деньги на право и на лево. Месяц выдался на редкость неудачным и последние деньги они спустили на этот номер в гостинице. Поломанные двери в оплату никак не вписывались.
Иногда Какузу казалось, что вступление в организацию было не самой блестящей идеей. Акацки представляли собой сборище людей настолько разных между собой, что оставалось загадкой, как Лидеру удается поддерживать маломальский порядок и не дать особо импульсивным подопечным искромсать друг друга на мелкие куски. Однако, по какому принципу выбирались напарники до сих пор не понятно. К слову сказать, Каузу гораздо больше хотелось работать с Учихой, чем с этим бессмертным психом.
- Хидан, - Какузу кинул на напарника предупреждающий взгляд, - Не вздумай рисовать на полу свои сектантские знаки! Сам отмывать будешь, я предупредил.
Хидан насупился и, вбив последний гвоздь, пнул молоток под кровать.
- Дзясин-сама тебе этого не простит,- пробурчал он и рухнул ничком на кровать, раскидав в стороны подушки.
Какузу скептически хмыкнул и возрадовавшись долгожданной тишине вернулся к книге. Чтение отнюдь не было его хобби или занятием, которому он посвящал много свободного времени, просто дела не клеились, а в такой глуши заняться особо не чем. Даже борделя приличного не было.
Когда двое мужчин взяли номер с одной кроватью, хозяйка молча отдала ключи, не выказывая ни капли удивления. Шиноби, по мнению гражданских, странные ребята у которых свои причуды и свои способы весело провести время, и не имеет значения с мужчиной или женщиной - главное, чтоб платили вовремя и не громили гостиницу.
На самом деле, Какузу нравились женщины: высокие, стройные, с большой грудью - вроде бы вкусовой набор типичного мужчины среднего возраста. Но, увы возраст Какузу едва ли можно охарактеризовать, как средний, а женщина была у него в последний раз, должно быть, когда Хидана не было на свете.
С годами интерес к жизни теряется. Небо кажется не таким голубым, а женщины не такими красивыми, как когда-то. Единственная маленькая страсть, что осталась у Какузу - это деньги. Какое-то неповторимое наслаждение он испытывал, когда держал в руках пухлую пачку банкнот и когда слышал звон монет. Это наслаждение, которое не доставила бы ему ни одна женщина, если бы конечно, она не была отлита из золота.
Хидан только фыркал, глядя на него и каждый раз говорил, что эти бумажки - просто мусор. В ответ Какузу вспоминал его божка недобрым словом и начиналась ежедневная словесная пикировка, которая, к счастью, никогда не перерастала во что-то серьезное. Они ссорились не как друзья, как раз друзьями они никогда не были, а как люди отлично узнавшие и понявшие друг друга.
Они никогда не целовались. Какузу даже не хотелось узнать, каковы на вкус его губы. Целовать можно женщин или мужчин с соответствующей внешностью, но Хидан ни под одно из определений никак не попадал.
После секса можно чувствовать все что угодно: от бешеного восторга, до омерзения. После секса с Хиданом Какузу не чувствовал ничего. Как будто они не сделали ничего особенного, словно это их обычная перепалка. Было в этом что-то странное, непонятное, что для Какузу, привыкшего, что каждая деталь бытия - прозрачное стеклышко, было совершенно неприемлемо. Это, как издевка над всем его прошлым, над всем тем, что он когда-то чувствовал и любил.
Какузу любит только деньги. Не Хидана. Это то, что он говорит себе каждый день.
Хидан думал, что губы Какузу должны быть сухими. Он сотни раз представлял их себе, глядя на черную маску, скрывающую часть его лица. Даже когда они занимались сексом маска оставалась на месте.
К своему огромному смущению, до прихода в Акацуки Хидан был девственником. Это не значит, что он не пользовался успехом у противоположного пола, просто ни одна из женщин не вызывали у Хидана желания немедленно подойти и взять ее.
Какузу никогда не позволял ему быть сверху. Ты, либо ложишься под него, либо отворачиваешься к стенке и пытаешься не храпеть во сне.
Хидан любит только Дзясина-сама. Не Какузу. Это то, что он мысленно повторяет себе вместо молитвы.