И когда задумчивость окончательно выплескивалась на пол, да так что потом оставались дурацкие зеленые пятна, которые потом ничем не отмоешь, когда вместо злости и обиды, вместо любви и страсти оставалось только тихая спокойная грусть, завернутая в плед персикового цвета, когда вдруг неожиданно выяснялось что звезды имеют разное количество лучей, тогда люди выходили на балкон и раскидывали руки - наступало время Сиреневого Пространства...
***
Главный инженер сгреб ладонью глаза и нос... Слишком много усталости на одного...
Но даже усталость казалось такой отдаленной и неважной, когда затылок сдавливала лапа бесконечной бессмысленности.
Бессмысленность в том, что нет даже бессмысленности, подумал он и включил свет над письменным столом.
Теперь вот только перегнать ту формулу, благо в темноте при закрытых глазах картина сложилась очень четко. И теория почти готова. Да, почти, почти готова. Но дело даже не в теории Цветности Пространств. Не в открытии, не в нобелевке, которую все равно никто никогда не даст и не вручит. Не в какой-то гипотетической пользе. Любви к людям и прочей почти что метафизической чуши (нет любви к людям вообще, есть любовь к людям в частности, и очень хорошо, если можно увидеть нечто частное в общем).
Завтра... нет - не завтра, не так скоро... так скоро не выйдет... если вообще выйдет...
Люди получат новые пространства - новые горизонты... Дурацкое слово - новые горизонты. Никаких горизонтов - я отниму их у людей. Чтобы подарить сладкое удовольствие ужаса - ужаса расширенных зрачков, не видящих конца возможности познания.
Я льщу себе мыслью о том, что я буду довольно значимым вором в ряду многих других похитителей человеческой уверенности. Но все это глупость - и в следующую секунду я сам буду против того, чтобы авторство этого похищения принадлежало кому-то...
Все более чем просто - никаких бессонных ночей, просто уйма бессмысленных лет серой жизни. Жизни в ожидании. Ночей тоже. В ожидании. В поиске того что уже заранее кажется важным, что будет безумно важным - не той приказной важностью замороченного, завязанного морским узлом мира...
Штрих был узкий, узко-рваный - прекрасный штрих, но... не более чем иллюстрация к новой теории. Выходило красиво и главный инженер даже забыл сделать очередной глоток чая, впрочем и без того окончательно обидевшегося и остывшего. На темно-красной, кислой даже на вид, поверхности давно растяклось масляное пятно остывшего жира с губ.
Странно, почему я не чувствую радости? - подумал главный инженер.
***
А люди летели, подгоняемые неразбочивым завистливым матом и стыдливыми притворно-безразличными взглядами. В небе возникали безумные вспышки спиралек, закручивались вихри. Описывали параболы летающие коты и тостеры, посеребренные дешевой краской. Все было необычно в этот вечер - все было в первый раз.
***
- Я хочу сказать... - главный инженер откашлялся. - Это открытие вряд ли призвано кому-то помогать, делать чью-то жизнь проще или интересней...
- То-есть... - выскочил довольный молодой репортер. - Вы фактически признаете, что совершили бесполезное открытие?
- Да, признаю. - инженер глотнул бесплатной водички.
- Но, постойте. - поднял руку бородач в первом ряду и поднялся с неспешностью кондуктора в утреннем автобусе. - Вы собираете пресс-конференцию, вы получаете гранты ООН, вы заявляете, что совершили самое значимое за последние 30 лет открытие... Вы... Вы сознательно всех ввели в заблуждение?
- Да нет же... Открытие значимое. - Просто бесполезное...
- Да как же оно может быть значимым, являясь бесполезным? - раздался еще один голос откуда-то слева, инженер точно не мог углядеть октуда, да и не хотел. - Может быть вы имеете ввиду, что практическое применение это открытие должно получить после, будучи разработано последующими открывателями?
- Да нет же... - совершенно устало произнес инженер. - Практическое применение у него есть уже сейчас. А вот пользы нет.
- Вы похоже сознательно уже полчаса водите нас по кругу, не пора ли перейти к собственно описанию окрытия? - вновь подал голос бородач.
- Да, конечно... - техник вновь глотнул воды.
- Настало время удивляться, господа... - произнес техник заранее заготовленную фразу. К сожалению, голос вышел не очень убедительным и уверенным...
***
Влетая в сиреневое пространство, ты начинаешь корчиться... извиваться... Твои мозги плавит осознанием пустоты... Осознанием беспомощности. Потом приходит осознание, что беспомощность локальна. И по большому счету настолько бесполезна, что ты отказываешься от нее, выбрасываешь за ненадобностью - такой вещи нет в твоей системе ценностей.
А дальше наступает тепло - тепло энергонезависимое, независимое от других людей, независимое от тебя, от погоды и колебаний курса валюты на фондовых биржах.
И тогда между твоими ногами и асфальтом оказываются три метра...
***
- А знаешь, что самое отвратительное - это для них уже не чудо. Чудо было в первый раз - а потом уже занудство. И никогда я уже не смогу это повторить - вот чтосамое отвратительное... - но собеседник механика уже давно свалился под стол и ничего не слышал.
Механик раскрыл бумажник, ссыпал все банкноты, что там оставались на стол и, задев коленкой об угол стола (угол, потирая ушиб зашипел), направился к выходу. На улице было уже темно - зима, темнело рано.
И вот так глупо все когда-нибудь и кончится, подумал он. Затем сплюнул на асфальт и зашагал вдоль по улице.
Шаги были слишком привычными, слишком усталыми, для того, что он вдруг увидел: над Лубянкой, обнимаясь и хохоча во все горло летала парочка.
Сверкали голые пятки и голени. И оранжевые лучи расцвечивали небо.
Хотя бы так, подумал он и улыбнулся, зашагав к метро.