Перхор вошел ко мне в комнату весь красный и взволнованный. Волосы на его голове торчали в разные стороны, сама голова странно клонилась как-то набок.
- Как, тебя высекли! - поразился я. - Не может быть. Не могу поверить.
- Не может быть, но высекли, - тихо и обреченно сказал Перхор. - Но когда меня секли, я все-таки плюнул в лицо этому негодяю Псиктату. Я отомстил ему.
- Отомстил и хорошо. Но я боюсь, что за это тебя еще раз высекут.
- Да я и сам боюсь. Но я отомстил. Я рад. Я поступил как честный человек, который не хочет мириться с унижением своего собственного достоинства.
- Успокойся, - сказал я мягко и выразительно. Выпей чайку и расскажи, как все происходило. Я ведь был далеко от всего этого дела, а в газетах еще не написали.
И Перхор начал рассказывать.
- Начало ты знаешь. Когда на собрании Академии инженеров-практиков я выступил о необходимости ассенизации отбросов, которые накопились в помойной яме нашей науки, все мне хлопали. Этот сукин сын Псиктат молчал, потому что он знал, что я его тоже отношу к этим отбросам и призываю ассенизировать. А потом он выступил. Он сказал, что у нас все хорошо и призвал вместо программы ассенизации принять программу одорации того, что я называю "отбросами". Все тоже хлопали, а я поднял руку и показал кукиш. С этого все и началось. Псиктат взбеленился и стукнул головой о трибуну. "Выгнать этого негодяя и хулигана", - заорал он.
Все сделали вид, что возмутились моим поступком, и вытолкнули меня за дверь. А потом Псиктат, имеющий связи в высших сферах, призвал наказать меня. И меня присудили к порке, хотя это наказание давно не использовалось у нас. Сказали: раз я унизил всех, показав кукиш, то и меня надо унизить.
Сегодня это состоялось. На центральной площади висел огромный плакат: "Трудящиеся приветствуют ассенизатора отбросов перевыполнением плана по изготовлению кнутов". Я обмер, увидев кнут, которым меня будут сечь. Под общий смех народа с меня сняли штаны. Я вдруг решил произнести речь перед народом, но мне не разрешили. Слава Богу, меня били не сильно. Но при каждом ударе воздух оглашался выкриками народа.
Перхор замолчал и заплакал. А потом крикнул: "Но подле меня стоял Псиктат и я все-таки плюнул ему в лицо. Я отомстил ему".
- Отомстил и хорошо, - сказал я. - Успокойся. Давай лучше включим радио.
Я включил радио. Там пели песню:
- Куда б ни шел я, предо мною
Горит все тот же красный свет.
Хоть я и болен головою,
Врагам сумею дать ответ.
Перхор послушал и успокоился. "Да, эта песня действует ободряюще. Теперь я поеду отдохну в деревню". И вдруг по радио произнесли:
- За плевок в лицо нашему великому ученому академику Псиктату лжеученый-самозванец Перхор приговаривается народным судом к добровольному тюремному заключению на неопределенный срок.
Перхор на моих глазах побелел. Он весь затрясся и горько заплакал.
ОГНИ
По всей равнине светились огни. Они мерцали своим слабеньким светом, и в этом было что-то не совсем естественное. Олокрит обратился к своему товарищу Велпикку с такими словами:
- Вот светят же. Значит, есть жизнь. Значит, есть правда. Куда же дальше идти? Все и так ясно.
- Идти дальше в самом деле не надо, - ответил Велпикк. Потому что куда же идти? Видишь вон надпись, которую освещают огни: "Пути дальше нет". Только она есть на самом деле, остальное все мираж. И огни - мираж.
- Но ведь видим же мы их, - настаивал Олокрит. - Видим же. Значит не мираж. Значит, светят, освещают нам путь.
- Они освещают не путь, а надпись. А на надписи написано: "Нет пути". Если нам выколют глаза, то огни пропадут. А надпись останется. Она уже окажется не надписью, а отсуствием пути. Хочешь увидеть это? Предстанет реальность как таковая.
Охлокрит ужаснулся такому рассуждению и сказал:
- Ну если нет пути дальше, так, может быть, есть путь назад. Есть же хоть какой-то путь. Куда-то же мы можем пойти.
- Всякий путь есть путь дальше, - ответил Велпикк. - А его нет. Поэтому нет и пути назад. Хочешь это увидеть, так давай выколем друг другу глаза.
- Ну неужели нет! - Воскликнул Олокрит. И в нем возникло неистребимое желание увидеть на самом деле, действительно ли нет пути. И он сказал: "Что же, давай выколем друг другу глаза".
Сначала Олокрит выколол глаза Велпикку. Тот воспринял это спокойно и сказал: "Ну так я и знал". Эти слова он произнес так отрешенно и бесстрастно, что Олокрит успокоился. Когда он выколол глаза Олокриту, тот был в исступлении от боли и мрака. "Ничего, потерпи, - сказал Велпикк, - видеть истину нелегко. Привыкнешь, успокоишься".
И Олокрит действительно привык. Но время от времени ему опять снились огни, и на душе было так больно, что он умирал от тоски. И один раз в период такой страшной тоски Олокрит подошел к окну и выбросился с пятого этажа вниз головой. После этого все пути открылись. Все они вели в никуда.
***
(короткое и более оптимистическое решение, если Олокрит один без Велпикка)
"А пути-то дальше нет" - указывала надпись. Или что-то другое было написано, но смысл таков. "Ну что ж, - подумал Олокрит, - нет и нет. Буду сидеть. Никто же меня не помыкает идти". И сел.