Клара села на пол и разрыдалась. Прямо так сидела на полу, и слезы текли из ее очаровательных серых глаз маленькими злыми ручейками. Часы на стене показывали уже десять минут восьмого,.
А ведь так хорошо все начиналось. Когда умерла мать, Кларе было уже четырнадцать. Она, конечно, очень расстроилась - почти год плакала в подушку, похудела на 16 фунтов и перестала встречаться с парнями. В городке, где они жили, каждый знал ее отца, секретаря бургомистра, прекрасного человека, семьянина и все такое прочее. Поэтому, как казалось Кларе, для нее не составит труда подыскать ему новую жену, а себе - мачеху. Очень легко выбрать себе мачеху, если точно знаешь, какой она не должна быть.
Однако выбор оказался по-провинциальному невелик.
Городок Вассенбаден, где они жили, удивлял изредка посещавших его столичных жителей своей тишиной и спокойствием. Вольготно расположившись посреди бескрайних полей, засеваемых ежегодно фермерами и дающих отличный урожай, с вкраплениями тут и там чистейших озер, кишевших рыбой, городок вот уже несколько столетий не знал тягот войн и гражданских беспорядков. Слишком далеко было до дремучих Ашенбахенских лесов, населенных страшными лесными разбойниками, и до высоченных Замберштрахских гор, облюбованных прожорливыми драконами и нечистоплотными гномам. Даже военные конфликты, за последнюю сотню лет вспыхивавшие между королевством и его соседями с завидной регулярностью, обходили Вассенбаден стороной ввиду его незначительного географического, экономического и геополитического положения.
Местный гарнизон из сорока шести солдат под предводительством капитана, назначавшегося лично королем, раз в несколько лет успешно изгонял из городских окрестностей неизвестно как забредавших туда саблезубых тигров (последний сбежал из столичного зоопарка и бродил вокруг Вассенбадена две недели, жалобными воплями клянча у прохожих еду, пока его не прогнали с помощью питбулей и петард), и посему горожане были твердо уверены в своей безопасности.
Кроме капитана, королевскую власть в городе должен был представлять наместник. Однако семьдесят лет назад королевского наместника графа Гунглана на охоте укусил за нос бешеный заяц. Граф, несмотря на все старания местного лекаря, поправился и даже прожил еще несколько лет, однако интерес к наместничеству утерял окончательно и отчеты в столицу слать перестал. Когда граф наконец-таки умер, сообщение о его смерти немедля было составлено бургомистром и передано на почту.
Но как раз в тот день почтовый колдун, а проще говоря - почтальон, был слегка нездоров. Зацветали ландыши, и от их запаха глаза почтальона безбожно слезились, он все время шмыгал носом, ронял пенсне и окунал перо в солонку. Антиаллергические заклинания не помогали, а местная знахарка, как на зло, уехала к своей двоюродной бабушке в Ашенбахенский лес за травами. И как раз именно в этот день почтальон, он же по совместительству агент иностранной разведки в городе В., должен был отправить очередное донесение своему непосредственному, но тайному начальству. В итоге письмо бургомистра было запечатано в международный конверт и отправлено королю соседнего государства, а Министерство по делам провинций получило подробный отчет о действительном состоянии дел в Вассенбадене.
Графа Гунглана тотчас же наградили Орденом Семи Подсвечников. Денежное содержание его отдельным указом короля было увеличено вдвое и регулярно высылалось на почту Вассенбадена.
С другой стороны, правитель соседнего государства также не остался в долгу и щедро вознаградил своего тайного агента, выплатив тому щедрое вознаграждение. Деньги, как обычно, поступили на почту ровно через неделю. Однако шпион не дождался их - осознав весь ужас ошибки и опасаясь, с одной стороны - разоблачения, а с другой - банального устранения, он бежал в Замберштрахские горы, и с тех пор о нем никто ничего не слышал.
Деньги свалились на городок как снег на голову. Тогдашний бургомистр не растерялся и указом распорядился выплачивать все денежное содержание через кассу мэрии. А поскольку некоторые заинтересованные в выплатах лица не явились за причитавшимися им деньгами ни на следующий день, ни через месяц, ни даже через год, ни у кого не возникло возражений, когда эти деньги были израсходованы на городские нужды. Денежная премия шпиона пошла на основание первой в городе школы подводного плавания, а ежемесячное содержание наместника - на финансирование Вассенбаденского общества футбольных болельщиков, обьединявшего большую часть мужского населения городка.
Герр Броненхайм, отец Клары, служил секретарем бургомистра. Должность эта, хоть и не слишком звучная, давала своему обладателю немало преимуществ материального характера. Вот уже двести лет Броненхаймы передавали ее по наследству от отца к сыну. А если сыновей не было и наследство переходило к дочери (как должно было произойти в случае с Кларой) - передавалась должность секретарши, тоже весьма уважаемая.
Первое время Кларе пришлось несладко из-за отцовского характера. Секретарь бургомистра любил покойную жену и слышать не хотел о других женщинах. Герр Броненхейм нанял прислугу, женщину сорока лет, строгую и очень опрятную.
Фроляйн Марта появилась на пороге дома Броненхаймов в идеально выглаженном приталенном черном платье с белоснежным кружевным воротничком, с кожаным саквояжем в руках и без тени улыбки на лице. Хозяйство она знала как пять пальцев, а мужчин - как остальные пятнадцать. Положение домработницы ее вполне устраивало, и не похоже было, что она стремиться занять место покойной матери Клары. В профилактических целях Клара несколько раз пыталась выжить ее из дому, но безуспешно. Фроляйн Марта отбивала все наскоки на свое положение. Она прекрасно готовила свиные ребрышки с капустой, чинила отцу Клары носки и по воскресеньям ходила в церковь, где пела в церковном хоре чистым грудным контральто. Пришлось Кларе смириться и ждать. Только через два года фроляйн Марта ушла от них, и не к кому-нибудь, а к бургомистру, который, отведав приготовленные ею ребрышки, в свою очередь предложил доброй женщине руку, сердце и кошелек.
К тому времени отец Клары уже вплотную приблизился к мысли, что второй брак - вещь совершенно обыденная. Исчезновение Марты из дома тоже подлило масла в разгоравшийся огонь второй молодости городского секретаря - воспоминания о первой жене тускнели, да и Клара уже выросла.
Те женщины, которые нравились ее отцу, Кларе совершенно не подходили. Герр Броненхейм, избалованный Мартой, хотел, чтобы в его доме было чисто, всегда был приготовлен сытный ужин, а рубашки постираны и выглажены. Ну какой прок, скажите, в милой домашней хлопотунье, у которой к тому же два сына-вундеркинда, или в разбитной бездетной вдовушке? Клара сама начала вести хозяйство, постепенно приучая отца к мысли, что домовитость - не такое уж необходимое качество в будущей жене секретаря бургомистра.
"Как бы я хотела, чтобы у меня была мать" - иногда произносила она, ставя на стол бульон из телятины с белыми гренками.
"У меня нет сестричек, а ведь мне так грустно одной" - говорила она по утрам, когда отец читал газету и раскуривал трубку.
Но тщетно - отец предпочитал молодых и бездетных вдовушек.
Поняв, что в родном городе особо нечем разжиться, Клара даже сьездила в соседний город к престарелой крестной, фрау Брокен, и пожила у нее несколько недель.
Фрау Брокен была не простой крестной, а дипломированной. За право получить фею-крестную отец Клары в свое время заплатил половину своего годового содержания. Обычно отношения крестных и крестниц ограничивались стандартным контрактом на исполнения одного-единственного желания, как правило - по достижении крестницей совершеннолетия, но герр Броненхайм не поскупился и выкупил два желания и пять бесплатных консультаций.
Впрочем, фрау Брокен, если отбросить все контрактые обязательства, оказалась на редкость милой и отзывчивой женщиной. К тому же она была дальней родственницей Клары по материнской линии, и беды девочки приняла близко к сердцу. Она пригласила Клару к себе и поселила у себя в доме совершенно бесплатно.
Клара не раз бывала в доме фрау Брокен, и все в нем было ей хорошо знакомо. Маленькая чернильница с динозавром, подаренная "одним очень важным лицом", имени которого фрау так и не назвала, старинные часы с двенадцатью гномами, волшебные подушки, которые дарили своим владельцам любые сны, конечно, из разрешенных Департаментом магических сновидений. И конечно, толстый полосатый кот Римус, который с годами не старел, а только толстел все больше и больше. Еще пару лет назад Клара специально задержалась на несколько дней в доме крестной, чтобы посмотреть, как кот наконец-то не достанет лапками до пола, но так и не дождалась. И теперь, увеличившись в обьеме раза в полтора, Римус все так же важно семенил по полу своими пушистыми лапками . "Растут они у него, что-ли?" - недоумевала Клара, пытаясь разглядеть промежуток между полом и необьятным римусовским животом.
За то время, что Клара жила в доме фрау Брокен, она гуляла по улочкам, отсыпалась и отьедалась, и присматривалась к знакомым тетушки. Старые подруги крестной совершенно не подходили для ее целей, однако в компании появилось несколько новых лиц.
Фрау Дроссельнмайер привлекла внимание Клары в первый же вечер. Крестная гордо восседала во главе стола, играл приглашенный из соседнего кабачка скрипач, и ветер, струящийся из открытых окон, слегка покачивал пламя свечей. Фрау Дроссельнмайер, хорошенькая женщина средних лет, сидела напротив Клары, вежливо кивала собеседникам, мило улыбалась и вообще была душка. А как она резала яблочный штрудель! Острым ножом фрау мгновенно рассекла пирог на шестнадцать совершенно одинаковых частей, подышала на лезвие, протерла его кусочком замши и привычным движением убрала нож в чехол. Да, эта милая женщина всюду таскала с собой нож. И дочку, нескладную дуреху с лошадиной физиономией. Дочка эта постоянно ныла и, видимо, была материной любимицей.
- Фрау Дорссельн, а где же Синтия? - фрау Брокен подмигнула Кларе. Только крестная ее и понимала, чудесная женщина, мало таких сейчас.
Клара сразу поняла, что у фрау с ножом есть еще одна дочь. Удача сама плыла к ней в руки, остальное было делом техники. Несколько намеков на богатого вдовца, застенчиво опущенные глазки и умело рассказанная история тяжелого детства привели фрау Дроссельнмайер прямо в тоскующие обьятия герра Броненхейма.
На свадьбу сьехалось полгорода, а бургомистр, весь в слезах от радости за любимого секретаря, так расчувствовался, что расписал молодоженов дважды.
Первое время Клара была вне себя от радости. Мачеха заставила ее делать всю работу по дому, к чему Клара, собственно, уже привыкла, а отец танцевал под ее дудку. Клара даже послала телеграмму крестной с одним лишь словом - "Удалось!"
Ошибка обнаружилась через два месяца, когда к новой фрау Броненхейм приехали дочери. Когда из дорожной кареты вылезла старшая, Мадлен, Клара радостно подпрыгнула у окошка в своей комнате и принялась рвать новый передник, чтобы понаставить побольше заплат, и так и застыла с передником в руках при виде появившейся возле дома Синтии.
Это была прелестная девушка лет шестнадцати, стройная, с роскошными рыжими волосами и прелестными зелеными глазками. Казалось, ангелы порхают над юной крошкой, осыпая ее лепестками роз и настурций. Это чудо улыбалось очаровательной улыбкой, в которой не было и тени наигранности, чем грешили улыбки ее сестры и матери.
В первый же день, нацепив кларин передник, она перемыла всю посуду и сходила в лавку зеленщика. Последующие дни превратились в сплошной кошмар - мачеха заваливала Клару работой, Мадлен шпыняла ее, а Синтия...А Синтия помогала Кларе, при этом все время улыбаясь. За короткое время они стали подругами, и Синтия поверяла Кларе все свои тайны - и то, как странно на нее смотрит сын мясника, и что лейтенант местного гарнизона долго восторгался ее волосами, и еще множество других девичьих секретов. Клара слушала, сжав кулаки, чтобы ненароком не убить свою лучшую подругу. Она еще на что-то надеялась, но с каждым днем надежды таяли, как дым.
И вот однажды, спустя три месяца после второй женитьбы герра Броненхайма, в их городок вьехала кавалькада богато наряженых вельмож во главе с Его королевским высочеством принцем Карлом Таубергом. Клара сбежала из дома и протолкалась в первые ряды любопытных горожан, выискивая глазами принца. И она его нашла. Принц был великолепен - высокий, стройный и красивый как бог. Золотые эполеты гвардейского полковника ярко сияли в лучах весеннего солнца, подчеркивая широкие плечи принца, шпага с усыпанным драгоценными камнями эфесом неподвижно покоилась в ножнах возле мускулистых бедер. Он затмевал следовавших за ним прекрасных рыцарей, как солнце днем затмевает звезды. Клара завизжала от восторга, поймала брошенный на нее сиятельный взгляд и помчалась домой - готовиться к балу.
В этот день ее мачеха наказала Кларе - убраться в доме, вытрясти ковры, протереть все люстры, пересчитать серебряные ложки (и заодно почистить их зубным порошком), узнать у болванщика, когда будут готовы новые шляпки к приему в мэрии, и еще многое другое. Работы хватило бы до рассвета, и Клара надеялась, что уж сегодня-то Синтия оставит ее в покое и отправится танцевать с приезжими маркизами и баронами, но не тут то было.
- Маменька, вы придираетесь к Кларе, а она ведь имеет такое же право поехать на этот бал, как и мы с вами, - заявила эта маленькая мерзавка и пошла выколачивать ковры. Заодно она перекинулась парой слов с болванщиком, который проходил мимо и души не чаял в этой маленькой чертовке, и оказалось, что шляпки будут готовы прямо сейчас, и он лично принес и вручил их "очаровательной фроляйн Синтии". Можно подумать, что Клара менее очаровательна, а ведь болванщик просто помахал ей рукой и все!
К семи часам вечера дом сиял чистотой, как всегда, когда за дело бралась Синтия. Мачеха облачилась в обтягивающий зеленый костюм охотницы, который ей весьма шел и делал лет на десять моложе, отец, как всегда, нарядился жителем восточных провинций, Мадлен, которой ни шло ни одно платье, нацепила самое уродливое, а Синтия..
Короче, Клара поднялась к себе и разрыдалась.
В дверь тихо постучали. "Неужели мачеха", - всхлипнула Клара, придала лицу страдальческое выражение (что, впрочем, не потребовало от нее никакого труда) и пошла открывать. Но это оказалась Синтия.
- Послушай, Клара, - очаровательное чудовище застенчиво улыбнулась, - могу я попросить тебя об одолжении?
- Конечно, дорогая, - Клара оттерла слезы и с надеждой взглянула на сводную сестру.
- Ты мне не откажешь?
- Ну что ты, малышка, проси что хочешь. Ты же знаешь, как я тебя люблю.
- Клара, возьми мое ожерелье.
- Что!!?? - Клара почувствовала, что ей сейчас станет дурно.
- У тебя черное платье, и к нему просто необходима какая-нибудь яркая вещь, - снова улыбнулась Синтия. - Я знаю, как мать несправедливо к тебе относится, но это ожерелье подарил мне отец, и оно мое. К тому же там много сапфиров, они великолепно подойдут к твоим синим глазам.
- Спасибо, дорогая, - Клара обняла сестру, давя в себе желание сжать ее в обьятьях посильнее. - Но я не поеду на бал. Так разболелась голова, что сил нет.
- Ты поэтому плакала? Хочешь коричной настойки, она прекрасно помогает от головной боли. Аптекарь вчера принес мне целый пузырек.
Кто бы сомневался! Вокруг этой милашки табунами ходили все мужики в городке. И кларины ухажеры в том числе.
- Нет, дорогая. Лучше я посижу дома, почитаю стихи. Эти балы - не для меня. Езжай, Синтия, и повеселись за нас двоих.
- Ладно. - Синтия и вправду выглядела огорченной. - Но я постараюсь убежать оттуда пораньше, чтобы ты не скучала.
- Нет-нет! - забеспокоилась Клара. - Если я буду знать, что мешаю тебе отдыхать, то буду чувствовать себя еще хуже. Обещай, что будешь веселиться, танцевать с придворными и все такое.
- Ладно, Клара, - Синтия улыбнулась еще раз своей очаровательной улыбкой и тихонько притворила дверь.
Клара вытерла слезы и задумалась. То, что к ней прислали Синтию - это добрый знак. Значит, отец сделает так, как сказала мачеха, а той наверняка не хочется везти с собой Клару - бывшая фрау Дроссельнмайер совершенно справедливо считала, что дети, пусть даже и чужие, невыгодно подчеркивают ее возраст. И если Мадлен позволяла мачехе щегольнуть сохранившимися формами и вполне еще приятным цветом лица, то Синтия и Клара были как перец на свежей ране.
Из окна Клара проследила, как коляска с семейством Броненхеймов-Дроссельнмайер отьехала от дома, быстро вытерла слезы и умылась. До бала оставалось сорок минут, и фея-крестная должна была появиться вот-вот.
- И конечно же, фея не пришла? - еще юный, но уже вполне возмужавший принц Дамьен вопросительно взглянул на свою мать.
Синтия, спустя двадцать лет все такая же очаровательная, улыбнулась своей знаменитой застенчивой улыбкой.
- Фея-крестная не могла не прийти, мой маленький принц. Иначе лишилась бы лицензии. Она постучала в дверь ровно в восемь, и Клара поехала на бал. Это был прекрасный костюмированный бал, такого в этом маленьком городишке отродясь не видивали.
- Верно. - Король Тамбринии Карл Добросердечный оторвался от пейзажа, расстилавшегося за окном, и включился в разговор. - Было очень весело. Особенно когда карета превратилась в большую тыкву, мы вырезали в ней отверстия, вставили свечи и пошли пугать бедных горожан.
- А как же туфелька?- спросил принц.
- Туфелька была та самая, - рассмеялась Синтия.
- Понимаешь, сын, принц не мог жениться на всех девушках во всех городах королевства. И поэтому феи-крестные делали туфельки из ореховых скорлупок. В полночь с туфелькой происходило то же, что и со всем остальным имуществом, подаренным феей. Конечно, девушки потом возмущались, да и разговоры шли, что принц жульничает, но уж больно много вокруг свидетелей, которые могут подтвердить - да, была туфелька, но потом куда-то пропала. А твоя мама обменяла туфельку Клары на свою, и, как видишь, пришлось мне жениться.
- Надеюсь, ты не жалеешь об этом, дорогой?
- Ну что ты, дорогая!
И царственная пара обменялась поцелуями.
- Ты это на балу придумала? - принц захлопал в ладоши, но потом вспомнил, что он уже вполне взрослый мужчина, и пару раз хлопнул перед лицом, словно ловя муху.
- Ну вообще-то я все это затеяла, - застенчиво улыбнулась Синтия. - Фея-крестная была моей двоюродной тетушкой, и сама рассказала мне про Клару и ее идефикс. Твоя бабушка никак не соглашалась стать вредной мачехой, ты даже не представляешь, каких трудов мне стоило уговорить ее не протирать в доме полы! Пришлось сержанту Гертруде Дроссельнмайер вспомнить молодость в роте полковых разведчиков и, стиснув зубы, покомандовать Кларой. Но как же она рыдала каждый вечер, жалея бедную сиротку. Отчим весь извелся - думал, что она о прежнем муже тоскует.
- А что, дедушка Броненхейм ничего не знал?
- Ну потом-то мы ему рассказали. Сначала он, конечно, погоревал, что Клара не вышла замуж за принца, но он так любил твою бабушку, что простил ей все.
- Еще бы, - вполголоса заметил король, - он ведь стал министром. За это можно многое простить.
- Ну что ты, дорогой! Герр Броненхейм был просто душка. И со своим министерским портфелем он прекрасно смотрелся на приемах.
Супруги счастливо рассмеялись. Было видно, что они до сих пор любят друг друга.
Принц, чтобы не мешать им, уже открыл дверь, чтобы выйти, но обернулся и задал последний вопрос.