Дом номер восемь выскочил на меня неожиданно, как айсберг на злополучный "Титаник"... Тощая восьмерка, похожая на стоящий вертикально знак бесконечности, была кривовато начертана на желтом фасаде зеленой краской и символизировала окончание бесконечного пути длинною в пятнадцать лет...
Ноги вязли в сомнениях, как в болотной тине, свинцовые кандалы былых обид бряцали в такт ухающему сердцу... Каждый шаг имел теперь свое имя - имя моей дочери.
Машуня... Маруся... Машенька... Маняша...
Мария Викторовна Рощина, двадцати лет от роду, проживала в доме номер восемь по ул. Чайковского вместе с матерью, Еленой Сергеевной Рощиной. С Ленкой - моей первой любовью и первой женой, черт бы ее побрал... Она лишила Машку даже настоящего отчества, не говоря уже о фамилии!
Честь и хвала человеку, придумавшего сайт "Одноклассники"! Иначе я никогда не нашел бы их... Нет - искал бы дольше - но нашел бы, по-любому. Ленкино фото с сайта - она почти не изменилась - было распечатано на принтере и лежало в кармане куртки. Фотографии дочери в Интернете не было... Понятное дело - взрослая дочь "старит" молодую женщину.
Серьезная девочка с большим ранцем за спиной (никогда в Хьюстоне я не видел у школьников таких огромных рюкзаков) и пакетом чипсов в руке нажимала на кнопки домофона нужного мне подъезда... Стой, нельзя - схватил я себя за шкирку - ребенок может испугаться, если рвануть за ней следом. Придется подождать следующей оказии.
Не говорить же в микрофон этой железяки: "Маша, здравствуй. Это я, твой отец. Открой дверь, пожалуйста"... Страшно. Вдруг не откроет?
Скамейка под плакучей ивой напротив подъезда была изрезана неприличными надписями и заплевана семечками. Ничего не меняется... Хотя - сам город показался мне симпатичным. Он больше напоминал оставшуюся в памяти страну, чем неприветливо-напомаженная Москва, куда я прилетел на конференцию по космическим технологиям неделю назад.
- Ну, и славненько, - слабодушно решил я, присаживаясь на относительно чистый край скамейки, - Нужно собраться с мыслями, продумать варианты. Впрочем, действовать придется по обстановке.
Я закурил.
...Двадцать лет назад - гордый и ошалевший от радости - я неожиданно огромными руками развязывал шуршащий атласный конверт, принесенный из роддома. Махонькая девочка открыла глаза, сложила губки бантиком и забавно зевнула, показывая розовые десны и крохотный язычок. Потом потянулась крохотными ручками вверх, смешно почмокала и уставилась на меня блестящими пуговками.
- Признала! - сказала новоявленная мама, бесстрашно беря малышку на руки и расстегивая блузку, - Вся в тебя, все время есть хочет.
...У Машки был мой подбородок с ямочкой, мои глаза и мои брови. К трем годам дочка научилась - как и я - удивляясь, приподнимать вверх одну правую бровь, что вызывало у всех бурю восторга.
- Дочь, похожая на отца, будет счастливой! Примета такая, - говорила Ленка. Ей вторили две бабушки, одна тетушка и многочисленные Ленкины подружки.
...Я запомнил Маруську пятилетней - щекастой, смешливой, непоседливой, постоянно подпрыгивающей от избытка энергии. Дочь радостно вила из меня веревки и делала первые попытки водить меня за нос. Ленка считала, что воспитывать Машку нужно строже, а я таял от дочки как олово на паяльнике...
Мы должны были жить долго и счастливо - в любви и нежности, в трудах и заботах, в горе и радости...
Мысли, как бильярдные шары, стукались друг о друга боками и падали в едва пробившуюся траву у скамейки.
Счастлива ли дочь? Похожа на меня или нет? Чем занимается? Есть ли у нее парень? Она красивая? А, может, уже замужем... Смешно! Всяко бывает... Сейчас увижу. Если дома. Вряд ли, конечно. Три часа дня.
К подъезду подъехал оранжевый микроавтобус и два высоких парня начали выгружать на асфальт диван.
- Давайте помогу! - подскочил я. - В какую квартиру мебелишка?
На седьмом этаже грузчиков поджидала невысокая девушка в джинсах и красной майке.
- Морозова Вера Николаевна? - спросил парень, сверяясь с бумажкой. - Распишитесь вот здесь.
Девчонка расписалась в квитанции, и диван благополучно проследовал к месту дислокации. Ребята уехали.
Я медлил у соседней двери, оттягивая решающий момент.
- Вы в семьдесят третью? - странно-заинтересовано спросила девушка, - Там никого нет.
- Точно? - нажимая кнопку звонка и слушая безнадежную тишину, глупо переспросил я.
- Точно, точно. А вы приезжий? - девчонка стояла в проеме своей двери и беззастенчиво разглядывала меня, - Можете подождать здесь. Вы к Елене Сергеевне?
- Да, я из Америки. Прилетел. К Елене. Сергеевне, - в горле пересохло, я закашлялся.
- Проходите, пожалуйста, я вас чаем напою, - пригласила хозяйка нового дивана.
- Спасибо, неудобно как-то. Я на улице подожду, - умирая от желания выпить горячего чайку, ответил я. Девчонка мне нравилась, она была похожа на породистого щенка - крепенькая, складная - не красавица, конечно, но очень симпатичная. А мне казалось, что бывшие соотечественники боятся собственной тени и менее гостеприимны...
- Проходите, что вы стесняетесь, а еще из Штатов. Елена Сергеевна через час придет. Расскажите пока об Америке, - девушка прошла на кухню и, видимо, собирала на стол, позвякивая посудой, - Вы там живете?
- Да, прилетел в Москву, на конференцию, решил навестить подругу юности. - Я вдруг подумал, что все к лучшему - можно пораспрашивать соседку о Маше, и подготовиться к встрече. Достал из сумки коробку швейцарских конфет, купленную в женевском аэропорту, и прошел на кухню.
Вера - так, кажется, звали хозяйку, разлила чай в большие керамические кружки и нарезала лимон. Я высыпал конфеты в вазочку на столе, с наслаждением сделал большой глоток и зажмурился от удовольствия. Повисла пауза...
- Меня зовут Павел Андреевич, а вас - Верой? - Полуутвердительно спросил я. Девушка кивнула, и я продолжил: - Работаю в космическом центре Джонсона, это недалеко от Хьюстона. Инженер, занимаюсь расчетами теплоизоляции космических кораблей и спутников...
- У вас, наверное, есть семья, дети? - неожиданно поинтересовалась Вера.
- Да, сыну двенадцать лет. А почему вы спросили? - ответил я, слегка опешив. Хотел разжиться информацией, а, похоже, допрашивать будут меня.
- Павел Андреевич, мы с Машей подруги. Я знаю, что отец бросил ее, когда Маше было пять лет. Он уехал в Америку. Это вы, да? - девчонка смотрела на меня как чекист на врага революции - зло и непримиримо.
- Это я. Но - Вера, кто вам сказал такую глупость? - Я осекся. Стоит ли выкладывать чужому человеку свою боль..., - Елена Сергеевна?
- Глу-у-упость? - правая бровь девчонки поползла вверх. - Нет, не Елена Сергеевна, Маша сказала... Она очень любила вас и никогда не сможет простить. Зачем вы приехали? - голос девчонки сорвался на крик, она вскочила из-за стола и убежала в комнату.
- Вера! - я бросился следом.
Что-то ускользало от меня, я не мог понять - что... Внезапно сердце - как спутник, сорвавшийся с орбиты - рухнуло вниз...
- Маша!
- Да, да, я - Маша, будь ты проклят! Теть Вера попросила меня диван покараулить, у нее на работе аврал. Я тебя сразу узнала - у нас фотографий уйма, ты все такой же... Зачем ты приехал? Что тебе от нас надо? - Машкины глаза блестели от ненависти, соленое горе скатывалось по ее щекам на красную майку. - Рассказать, как ты здорово устроился? Какая у тебя замечательная семья? Зачем?
- Маша,Машуня!Послушай, успокойся, не реви, давай спокойно поговорим... Ты ничего не знаешь - ты маленькая была... Ты не можешь помнить. Мама увезла тебя в этот город, я понятия не имел - где вас искать... Я год искал. Думал - с ума сойду. Никто ничего не знал - ни в театре, ни подруги! Лена познакомилась с... кем-то в Ялте на театральном фестивале - взяла тебя в охапку и уехала, я на работе был. Оставила записку, что любит другого, чтоб не искал... Через год я в Америку перебрался, лишь бы не думать... Мы не разводились - не знаю, что она с паспортом сделала, как замуж вышла... Я гражданство сменил...
...Лена - впрочем, давно уже Елена Сергеевна - спешила домой с репетиции. Ноги гудели, горло нестерпимо болело. Какой дурак придумал такую чушь - "в сорок пять баба ягодка опять"? В сорок пять бабе каюк, если она актриса, но не прима... Как глупо все получилось... От Пашки сбежала, погнавшись за призраком любви, идиотка... Заигралась на сцене в неземные чувства, счастливая жизнь скучной показалась. Нормальному мужику, который в ней и дочке души не чаял, предпочла гитариста - авантюриста, поющего красивые романсы... На три года романсов хватило, чуть ноги не протянули. Череда "двухмесячных" кавалеров - всем праздник нужен... Нет больше сил изображать сильную и веселую. Где сейчас Пашка? Говорят, в Америке живет - свой дом, семья, работа хорошая - все в шоколаде... Глупо, как глупо.
Она открыла дверь в квартиру - темно. Странно - Маруся никуда не собиралась, обещала ужин приготовить. Вытянулась на диване, ноги - повыше - блаженство... Задремала. Очнулась от громких голосов в коридоре - Машка пришла, с парнем. Нет - это его, Пашкин, голос!
- Лена!
- Паша! - Какой он красивый, какой - чужой, - Здравствуй, Паш! Прости...
- Давно простил, Лен - за то, что меня разлюбила. Но зачем ты Машке врала?
- Она слишком тебя любила, Паша... Я боялась, что не поймет, возненавидит...
Они глядели друг на друга - она, с мерцающей в глубине глаз надеждой, он - отстраненно - пресекающе...
- Мама! Я поеду к нему летом, хорошо? - Машка почти подпрыгивала от избытка чувств - как в детстве.
- Хорошо, дочка. Поедешь. Ты будешь жить - как хочешь и где хочешь.