Я сижу за письменным столом, подперев щеку кулаком. Смотрю в окно. Там за меловыми сугробами и черными лапами елей открывается вид на пустую белую гладь замерзшего озера, на розовое вечернее небо в клочьях сизых облаков.
В камине трещат поленья, мне тепло. Но за окнами, подернутыми влагой конденсата, гуляет ветер, скрипит припорошенными снегом качелями во дворе.
Ровно год назад, 14 февраля, все было точно так же. Я сидел тут же, за столом, перед пишущей машинкой, смотрел на озеро и закат.
Но тогда, год назад, звуков было больше.
По паркету за моей спиной топал, пыхтя и тявкая, подозрительно зыркая глазками из-под длинной черной челки, Янин ризеншнауцер.
Качели скрипели, как теперь, но на них не было слоя снега. На них, свесив ноги в сапожках, сидела Света. Она радостно повизгивала, а Олег с Ваней, молодецки хекая, раскачивали ее. И Маша смеялась и хлопала в ладоши, крича "чур, я следующая!"
Точно так же трещали дрова в камине, кидая на решетку редкие искры, и на столе передо мной стояла бутылка вина и стакан.
Год назад я бодро клацал клавишами пишущей машинки, теперь же она укоризненно молчит.
В доме я один. Если не считать того, кто терпеливо ждет на втором этаже. Но пока рано думать о нем.
Я смотрю на лист, торчащий из пишущей машинки, и автоматически пробегаю по нему глазами, ища пропущенные запятые.
Беру стакан и делаю хороший глоток. В прошлом году к вину предлагались жареные на гриле румяные сосиски по-баварски и хрустящие черные тосты с чесночным маслом. Еще был покрытый корочкой шипящий шашлык в гранатовом маринаде, с толстыми луковыми кольцами и помидорами черри, нанизанными на шампуры. Его готовил Олег. Кулинария никогда не была моей сильной стороной. Мое фирменное блюдо - размороженная в микроволновке пицца.
Теперь, когда подходит к концу вторая бутылка, вино согревает меня изнутри, придает приятную легкость мыслям, я могу различить еще один звук.
На втором этаже клацает маятник напольных часов. У часов примечательная история. В 45-м, в счет репараций с повергнутого врага, часы перекочевали в ставку моего деда, назначенного комендантом игрушечного саксонского городишки. К часам прилагался дубовый гарнитур, позаимствованный в многоуровневом бункере, обнаруженном дедовскими "чудо-богатырями". Помпезный проект и параноидальная сложность конструкции намекали, кому предназначалось убежище. Но бабкины охи и ахи про "нехорошую историю" гарнитура дед отверг, как классово чуждые.
В состав гарнитура вместе с часами входил выполненный в той же манере дубовый шкаф, покрытый сложной резьбой. Он стоял на втором этаже, в спальне.
Еще был набор прекрасных стульев, но бушующие вихри исторических перемен отделили их от собратьев и унесли в неизвестном направлении.
В 94-м, когда наши танки покидали игрушечные саксонские городки под радостные застольные песни тружеников-бюргеров, дед, уже маститый писатель, лауреат, автор незабвенных романов "Равнение на флаг!" и "Друзья с БАМа", а также стихотворного цикла про "Товарища Лешку шестнадцати лет", настоял, чтобы вышеупомянутые предметы обстановки из комендантской резиденции покинули германские земли вместе с танковым полком, которым теперь командовал отец. А затем перекочевали сюда, в дедов загородный дом.
Теперь на дворе 2009-й. Дед по-прежнему улыбается с фотографии на стене, где он молод и жгуче красив, и на полосатом пиджаке посверкивает звезда и недавно врученный товарищем Первым орден Ленина. Выстроились в ряд в стенном шкафу тома с золотым тиснением, наследие ушедшего титана.
И ходит влево-вправо маятник напольных часов, выбивая завораживающий ритм.
Вино кончилось. Я встаю из-за стола, скрипя паркетом, иду в кухню. Возясь со штопором и ломкой пробкой, какие всегда отличают алкогольную продукцию республики Чили, я смотрю на диванчик в углу. Вспоминаю прошлый год.
Я точно так же мучился с пробкой. Яна сидела на диванчике, держа на отлете правую руку, с зажатой между тонких пальцев ментоловой сигареткой, а левой поддерживая локоть правой и высокую грудь, обтянутую свитером. Смотрела на меня и молчала, а пробка никак не поддавалась. Я чертыхнулся и спросил, не могла бы она перестать пялиться.
- Собираешься накидаться? - спросила она. - Стоило ли для этого звать ребят?
- У нас же день влюбленных, - сказал я, снова принимаясь крутить штопор. - Вечер пятницы, два выходных впереди. Загородные прогулки, свежий воздух... Чем плохо? Или ты, может быть, не влюблена?
Яна промолчала, стряхивая пепел в массивную резную пепельницу-носорога, подарок деду от каких-то ответственных товарищей из стран третьего мира.
- Ты можешь хотя бы притвориться, что тебе весело, - посоветовал я. - Знаешь, искусственная улыбка, иногда срабатывает? Сначала заставляешь себя улыбаться, потом хорошее настроение само приходит к тебе.
- Тебе искусственные улыбки не нужны, - сказала Яна, смахивая со лба светлую прядь. - Тебе, главное, на грудь принять. И все, веселье всем обеспечено. Особенно окружающим.
Пробка наконец поддается, я вытаскиваю ее, откладываю штопор на стол.
Ты права, Яна, думаю я. У меня есть способ вернуть себе веселье. И это не только вино.
Поднимаясь по скрипучей лестнице на второй этаж, я вспоминаю наше последнее лето. Нашу последнюю ссору. Мое капризное решение не лететь вместе с ними. Ребятам я сказал, что много работы. Присмотрите там за ней, парни, ничего, пусть голову проветрит...
А потом новости, прямой репортаж из аэропорта жаркой курортной страны. "При экстренной посадке... Несмотря на проявленное пилотами мастерство... Не удалось избежать..."
И черные клубы дыма поперек экрана. И где-то в этом дыму - они...
Скоро мы будем вместе.
Кое-кто ждет меня на втором этаже.
Тот, кто живет в старом дубовом гарнитуре, поможет мне снова увидеть Яну, снова увидеть деда. Мы никогда не разлучимся. Мы будем навсегда.
Сонно ворочаясь за резными створками дубового шкафа, меня ждет Привратник. Тот, кто служил безумным тамплиерам и вольным каменщикам, осатаневшим мясникам в черных френчах, и честным служакам с чистыми руками, горячим сердцами и синими околышами на фуражках.
Тот, кто, изредка покидая свое жилище, кружит в ночных ветрах вместе с насмешливыми вампирами, играет среди катакомб Ненхем-Ка, в безвестной долине Хадет на Ниле, встречает восход Луны над каменными гробницами Геба, и веселится на празднествах Нитокрис среди Великих Пирамид.