*  *  *

Встанет Дева-обида, и пальцы сожмутся до хруста,
и покажется жалким апрель с его куцей листвой.
Расскажи мне: бывало ль тебе упоительно-грустно
за истертый медяк растранжирить свое естество?

Это скоро пройдет, да почти уж прошло - погляди-ка:
у безумной луны за два дня обгорели края.
Не тревожно ль тебе? Ты не видишь лица, Эвридика,
так почем тебе знать, что рука - непременно моя?

Распахнется каштан, образуя под кроной пустоты,
изогнется река, напрягая течения жил,
захлестнет молоком по губам. Что ты, милая, что ты!
Разве я бы посмел обижать, если б так не любил?

Разве я бы посмел не любить, даже если - насильно?
Нет, наверно, посмел бы, наверное, все-таки б мог - 
зря ль растет под окошком иудино древо - осина,
зря ли жалит улыбка - накормленный ядом клинок?..

...И отточит слова лебединая Дева-обида,
и, теряя апломб на нелепо-крутом вираже,
в день ушедший посмотришь, как в зеркало заднего вида,
и окажется: прошлое - вот, настигает уже.