Утренний сон Толика потревожила жирная зеленая муха, которая прорвалась на чердак через щели лестничного люка, и теперь нарезала круги над принесенными вчера с помойки продуктами. Похмелье сильно не мучило, так как накануне была выпита всего пара бутылок просроченного пива. А вот в животе наблюдался явный непорядок. И чем больше Толик задумывался над этим непорядком, тем сильнее он становился, грозя перейти в полномасштабную революцию каловых масс. Толик натянул штаны и поспешил в уборную.
Уборная была оборудована там же, на чердаке. В эмалированном тазу стоял настоящий - из того же магазина, что и остальное Толиково имущество - унитаз со стульчаком. На жаре вся эта давно не мытая конструкция несколько смердела, но, в общем, было сносно. Вообще, все обиталище Толика, если не обращать внимание на запах, тянуло на то, что в цивилизованных кругах называется студией. Этакое богемное обиталище свободного художника или студента, одна большая комната-мансарда, служащая и спальней, и кабинетом, и кухней, и банкетным залом, и местом интимных встреч. Всякое жилье непременно накладывает отпечаток на его обитателя. Может быть поэтому Толик был богемности вовсе не чужд, в пределах, конечно, своей социальной среды и уровня доходов.
А Толик между тем уже взобрался на свой туалет и взял в руки журнал. Привычка читать, сидя на толчке, у него была с детства - приличного интеллигентско-дворянского детства, когда строгая бабушка вечером неумолимо загоняла внука в кровать, а книжку непременно надо было дочитать сегодня, иначе как же можно заснуть, не узнав, чем же закончилась очередное приключение Чингачгука и Зверобоя. Вот и сбегал Толик от непреклонной бабушки в коммунальный туалет, которым пользовались четыре поколения семьи аж с девятьсот третьего года, когда ни о какой коммунальности и речи быть не могло.
Журнал был сравнительно свежий - даже и не журнал вовсе, а глянцевый сборник рекламно-воспитательных статей о стиле жизни вообще и о правильном питании в частности. Толик накануне подобрал его в одной кофейне на Васильевском, поэтому и статьи в журнале были, в основном, посвящены чаю и кофе. Читая, Толик вспоминал чаепития у бабушки, за овальным неимоверных размеров столом, над которым - естественно! - висела большая зеленая лампа с тряпочным абажуром. Серебряные чайные ложки и подстаканники с монограммами, крепко заваренный бабушкой чай, в который частенько добавлялся кагор.
Внимание Толика привлекла статья, в которой рассказывалось о самом дорогом в мире кофе. Кофе Толик время от времени пил, в пирожковой на углу - что от посетителей останется. В общем, даже не кофе это был, а так, бурда из злаков и цикория. Но Толик еще помнил вкус и запах настоящего кофе - "маленького двойного" за двадцать восемь копеек в Сайгоне, где когда-то он частенько появлялся, молодой и красивый повеса-студент из хорошей семьи.
Самый дорогой в мире кофе назывался Копи Лувак и стоил совершенно астрономических денег. Семиграммовая чашечка тянула почти на тысячу рублей. Цена эта задела Толика до глубины души, и он начал читать внимательнее, чтобы понять, за что же с обывателя берут такие суммы.
Прочитанное поразило его еще сильнее, чем цена. Оказалось, что этот кофе производится где-то в Индонезии при непосредственном участии некоего зверька, навроде мангуста. Этот зверек под названием Лувак жрет кофейные зерна, причем так он их любит, что ест гораздо больше, чем сможет переварить. Потом сборщики кофе тщательно расковыривают зверковые кучки. Непереваренные зерна собираются, жарятся, чтобы потом разойтись по всему миру, давая усладу совершенно сбесившимся от жиру гурманам. Толик задумчиво посмотрел вниз, между раздвинутых коленей на результат утренней дефекации. Интересно, а смог бы он такое выпить? Нет, конечно, цена напрочь исключала такую возможность. Ну а если бы не цена, то смог бы или нет? И как вообще это дело на вкус, поди говнецом-то должно отдавать, как ни мой.... А, с другой стороны, едят люди мед, пьют молоко, да и сыры для созревания держат в коровьем навозе. Задачка...
За последующие несколько дней Толик несколько раз возвращался к мысли о Копи Лувак. Вернее сказать, возвращался всякий раз, когда проходил мимо кафе или магазина, торгующего кофе и чаем. В нем постепенно зрела какая-то решимость, уверенность в чем-то, о чем сам он еще не подозревал. Он пытался взглянуть на проблему с разных точек зрения. Гурмана, извращенный вкус которого требует в равной степени извращенного удовлетворения, который уже не "тащится" от заплесневелых сыров и сюрстремминга - шведской деликатесной тухлой рыбы. Сборщика кофе, который всю свою единственную жизнь тратит на ковыряние в кучках звериного дерьма, и измеряет жизненный успех размерами и количеством найденных кучек. Самого зверька, которого, будь он наделен сознанием, непременно бы посмеивался в усы над этими странными могучими существами, которые так тщательно ищут и собирают отходы его жизнедеятельности, в то же время брезгливо избавляясь от своих собственных.
Заметим в скобках, что весь стиль жизни Толика последних нескольких лет парадоксально роднил его вкусовые привычки с пристрастиями тех самых гурманов. Действительно, большая часть продуктов поступала на стол Толика с окрестных помоек, а там-то таких "деликатесов", с позволения сказать, было достаточно, поскольку свежие продукты выбрасывают люди редко. Заплесневелый сыр на столе напоминал о Франции и Голландии, затхлая селедка имела отчетливо-шведский привкус, а лежалые яйца ассоциировались с кухней далеких и загадочных Китая и Кореи.
И вот тут-то, однажды, тайная мысль Толика наконец стала явной. В одном из баков был обнаружен новый, не вскрытый пакет зеленого кофе в зернах. Похоже, он был вынесен из близлежащего "элитного" магазина по истечении срока хранения. Пакет был бережно принесен на чердак, и несколько дней Толик готовился осуществить задуманное. Надо было издумать устройство для измельчения кофе, найти подобающую случаю посуду для варки. А главное - подготовиться морально, воспитать в себе решимость и, по выражению Кастаньеды - безупречность воина. И, казалось бы, хрен-то с ним, выбросил и забыл - ан нет, не просто все оказалось. Внутренне Толик почему-то был убежден, что этот Рубикон должен быть перейден, а Карфаген - разрушен. Почему - он не знал сам, но подсознательно чувствовал, что поступок этот - с чьей-то точки зрения может и странный, отвратительный, а с чьей-то и вовсе пустяшный - каким-то странным образом послужит оправданием всей его незадавшейся жизни.
И наступил решительный день. Весь день Толик питался крайне аккуратно. С одной стороны, вовсе не есть было нельзя - еще неизвестно, как пустой желудок отреагирует на килограмм кофейных зерен. А вдруг переварит их все - и жди потом следующей удачи. С другой стороны, следовало учесть, что некоторые черезчур агрессивного вкуса продукты могут испортить вкус деликатесного кофе. Молоко было отвергнуто сразу по причине высокой активности в животе. Рыба могла дать привкус рыбьего жира. Сосиски вообще делаются неизвестно из чего.По зрелом размышлении Толик остановился на сухих хлебных корках и воде из-под крана. Конечно, сухари могли повлиять на вкус, но сами зажаренные корочки имели явно кофейный привкус, так что большой беды от них Толик не ожидал. В ожидании вечера Толик вымыл свой туалет как можно чище - но без мыла или иных моющих средств, все из тех же соображений сохранения вкуса и аромата продукта.
На ночь Толик проглотил, стараясь не жевать, большую часть содержимого килограммового пакета. Правильной дозировки он не знал, да и знать не мог, но замыслил в будущем, если первый опыт понравится, целую серию экспериментов. Ночь прошла спокойно, желудок поворчал и стих, только вот поспать не удалось -все-таки, килограмм кофе, как ни крути. Да и по-маленькому вставать пришлось несколько раз, так как кофе является сильным диуретиком, а воды Толик выпил накануне предостаточно. Утром Толик поспешил воссесть на трон и, с замиранием сердца, стал ждать продукции. Продукция задерживалась, видно кишечник был смущен непривычным и вел себя неадекватно. Чтобы отвлечься, Толик снова и снова перечитывал статью из журнала - и чем больше перечитывал, тем крепче становилась его уверенность в правильности выбранного курса, тем менее отвратительным казалась сама процедура.
Тем временем процесс пошел, и пошел, после изначальной задержки, достаточно бурно. Толик потужился еще маленько, затем набрался смелости и заглянул в унитаз. Победа! Кофейные зерна - как бы слегка оплавленные - в изобилии поблескивали на матовом фоне говна. Через несколько минут усердной работы маленькой пластиковой кофейной ложечкой Толик уже осматривал свой урожай. В этот момент он был и гурманом, предвкушающим очередной чувственный опыт, и сборщиком кофе, которому повезло, и зверьком - все участники процесса соединились в нем одном.
Отмытые в припасенной заранее баночке с водой зерна были положены на крышу, чтобы их подсушило солнце. Толик расположился рядом - позагорать, да заодно и охранять свое сокровище от неугомонных вороватых воробъев. Жаркое солнце и тухловатый запах, идущий из двора-колодца, наводили мысль о тропиках. На фотографиях там все очень красиво - да вот беда, запаха фотки не передают. А ведь жарко там, очень жарко, и бактерий разных куча. Вот сдохла, к примеру, животина какая в кустах, или рыбы кусок кто выкинул - и сразу практически все это дело попахивать начинает.
Кофеек меж тем на солнышке тоже чуть завонял. Толик полежал еще полчасика, дал продукту проветриться, потом бережно собрал зерна - с полкило будет! - и вернулся в мансарду. Наступил ответственный момент жарки зерен. Для этого у Толика имелась старая чугунная сковородка, а также несколько таблеток сухого спирта. Толик поджег таблетки на листе железа, на котором зимой разводил маленький костерок, выложил зерна на сковородку и стал жарить, время от времени помешивая ложкой. Поджаренным зернам дал остыть и еще разок проветриться. Потом достал каменные пестик и ступку и аккуратно, маленькими порциями, истер зерна в мелкий порошок. Обыденность этого занятия нисколько не затушевывала, а, напротив, как бы подчеркивала важность момента.
Для варки кофе у него была припасена старенькая турка на одну маленькую чашечку. Толик положил бережно две ложечки кофе в турку, залил холодной - непременно холодной! - водой, и поставил в чугунную сковородку для достижения равномерности нагрева. Когда напиток закипел, Толик снял хорошо разогретую сковородку вместе с туркой с огня и дал кофе еще чуть-чуть потомиться. Потом налил кофе в чашечку, прикурил заблаговременно стрельнутую хорошую длинную черную сигарету, и стал кайфовать, прихлебывая кофе мелкими глотками, подолгу задерживая каждый глоток во рту, стремясь как можно полнее ощутить вкус и аромат уникального тысячерублевого напитка.