Аннотация: Главный герой романа - молодой писатель, и жизнь его предоставляет нам замечательную возможность познакомиться с современной писательско-издательской кухней.
Тот свет, что дает сентябрьское солнце, греет душу больше, чем тело. Он пробивается сквозь стекло, лишаясь последнего жара, и остается только отблеск светила. Душа радуется. А точнее, должна радоваться.
Но сейчас - он не радовался. Просто ждал. Наверное, в его положении было бы впору ходить из угла в угол комнаты, да вот незадача: свободного места практически не осталось. В одном из углов комнаты стоял компьютерный стол цвета светлой охры, напротив - диван. Он предпочитал называть его кроватью, но ведь диван не станет кроватью от того, что его так называют, так ведь? К компьютерному столу был придвинут стол, настолько старый, что он даже не знал, когда он появился. Наверное, он существовал еще до того, как родился хозяин этой комнаты. Стол был накрыт скатертью, которая могла бы поспорить со столом, чей трудовой стаж дольше. Он любил такие вещи. Штука, прослужившая лет десять, вряд ли сломалась бы (или потрепалась, порвалась, или что там с такими штуковинами может произойти) на следующий день. А надежность он любил.
Стену позади занимал шкаф, заполненный книгами. Герой одного романа хвалился, что может беспредельно расширить московскую квартиру, пользуясь пятым и шестым измерениями. Здесь же, лишь с тремя измерениями, удалось расположить практически бесконечное число книг. Ладно-ладно, не бесконечное.
Он склонил голову и улыбнулся. Улыбался он скорее не миру вовне, а внутри, а потому улыбка вышла печальной и...Ладно, просто печальной. Тысяча, ну, тысяча двести книг: фантастика, история, право...Где-то там, на полке, оставалось место для нее...
Он ждал ее уже давно, наверное, месяца полтора, может, два. Он уже знал, как она будет выглядеть. Нет, никаких деталей, только общий вид, но даже это было много, невероятно много. Все эти дни, недели, месяцы он жил мечтой о ней. Она разве что не грезилась во снах: только наяву. Стоило только закрыть глаза, как десятки цветовых пятен врывались в его сознание и уже не пропадали.
Но в последние дни...Кажется, он перестал верить. Во всяком случае, мечта стала блекнуть. Краски поблекли, сердце в груди еще замирало, но не так сильно.
Он перестал верить. Нет, не так. Он почти перестал верить. Или...А, словом, что-то надламывалось в его душе. Еще чуть-чуть, день, другой...
Он понурил голову, подперев кулаком правой руки. Локоть ее он опер о ручку компьютерного кресла. О, что это было за кресло! Большое, мягкое, оно больше походило на алый трон, разве что передвижной. Так ему становилось спокойнее. Из открытой форточки подул теплый ветер. Его потоки обволакивали, убаюкивая. В такие минуты ему очень, очень хотелось поверить. Во что, в кого? В первую очередь - в себя. Каждый день, каждый час тень накрывала его душу и застила разум. А вдруг?.. Вдруг не получится? Вдруг не поймут? Он ведь старался, он так старался...Он сидел днями напролет, не выходя из дому, и только мерный стук клавиш оставался верным знаком, что он все еще жив. Порой в день удавалось написать всего лишь страницу-другую, чаще - с пять-шесть. Но иногда...
Иногда на него вдруг что-то накатывало. Не надо было думать, просто позволять сердцу говорить напрямую. Пальцы прыгали по клавиатуре, нетерпеливо вдавливая клавиши. Слова рождались сами собой, изображая те картины, которыми полнилась его голова. Вот один герой делал шаг назад, и вот пальцы послушно делали мазок на этом полотне из слов.
Когда-то он ходил в художественную школу, но рисовать так и не научился. Точнее, рисовать красками. Руки...Его руки научились изображать картины словом. А ведь только и стоило, что представить событие и начать вписывать его в мировую картину. Достаточно было просто раскрыть своё сердце. И вот кровь, невидимая кровь души, капая на мышцы пальцев, проливалась в мир. Было - больно. Очень больно. Но он не мог остановиться, ведь картину нужно было дорисовать. А потом - потом приходили сомнения. Ну впрямь, зачем всё это? Кому нужны эти слова?
А ведь за словами...О, чего только он не желал спрятать за словами. Смысл. Просто смысл. Смысл всего. Он думал, что люди увидят его за порою глупыми словами. Ладно-ладно, все его слова можно было бы назвать глупыми, сцены заимствованными, герои ходили на ходулях, а не на собственных ногах, и говорили не так, как живые люди. Точнее, живым такого говорить не следовало. Ведь...Ведь он хотел, чтобы люди говорили только великие слова, такие, чтоб за душу брали. Порой он даже плакал, когда слушал те слова, что красками его сердца проливались на экран компьютера.
А потом...Он перечитывал эти сроки. И она казались ему наивными. Нет, не так. Ведь наивное может быть правдивым, чертовски правдивым, и точным. Наивный взгляд на мир позволяет разглядеть правду, смысл, не обращая внимания на мишуру, подробности для более "умудренных" людей. Его же слова казались дурацкими, попросту глупыми. Но уничтожить их он не мог. Почти никогда не мог. Ведь это была его кровь. Он знал, что настоящий профессионал должен уметь править текст без боязни. Только вот каково скальпелем резать вены? Артерии? Каково тампоном собирать кровь, вытекающую из собственного сердца? Он этого не мог. А потому продолжал идти дальше, не останавливаясь...
И вот настал тот день. Утром он поднялся. Сел за клавиатуру. Наверное, минут двадцать, а то и полчаса смотрел в пустоту, в самое сердце. Искал смыслы. В голове мелькали картины. Вот один герой должен был погибнуть, ещё один, ещё... А эти, несмотря ни на что, шли вперёд...
Ладони сами собой легли на клавиатуру, а пальцы застучали. И странное дело: чем больше он печатал, тем мягче отвечали клавиши. Подушечки уже почти не касались пластика. Порой кожа даже не прикасалась к мертвой, но ожившей в те минуты клавиатуры, а потому слова превращались в набор опечаток. А он не останавливался, ведь помните? Он же разрезал сердце, чтобы рисовать кровью, а ее у сердца так мало...Нельзя было останавливаться, нельзя было разбазаривать душу...Он работал по два-три часа подряд, делая перерывы минут по двадцать-тридцать. Чем ближе солнце клонилось к закату, тем дольше - перерывы и короче время работы. Кровь заканчивалась, душа уставала...Но сердце еще рвалось в бой! Еще немного. Еще чуть-чуть. Когда он засыпал, то в голове продолжали вертеться люди, множество люди, они сражались, умирали, выживали...Чтобы наутро можно было нарисовать очередную картину. И еще одну. И еще. Нужно было драться с клавиатурой за то, чтобы ...
Он не знал, какое именно слово использовать после "чтобы". Просто...Ему было нужно завершить эту книгу. Пусть она выходила глупой, или еще какой там. Он мог назвать книгу десятком ругательных эпитетов, и все они попали бы точно в цель.