Дождь стучит по макушке, стекает по лицу и шее на грудь, впитывается в некогда красивое голубое платье и капает с подола на асфальт, смешиваясь с небольшими озерцами и речушками, затопившими землю под ногами почти до самых щиколоток. Волосы промокли и свисают сосульками, застилая обзор и не желая убираться за спину, косметика размазалась по лицу, превращая девушку в подобие панды или даже негра. Босые ноги хлюпают в воде - туфли были выброшены еще пару кварталов назад, - платье неприятно липнет к телу и ничего не скрывает, плотно облепляя тощую фигурку.
  Девушка в который раз смахивает светлые волосы с глаз и громко ругается, топает ногой и вызывает волну брызг. Мир вокруг нее не рушится, небоскребы продолжают стоять, метро глухо стучит под ногами, люди торопливо забегают домой; темные провалы окон вспыхивают ярким светом и гаснут, скрывая покой своих хозяев. Рушится другой мир, гораздо более важный; внутренности сводит в отвращении и бессильной ярости, горячие слезы водопадом текут из глаз, сливаясь с ледяными - дождь не в силах остудить ни разгоревшийся внутри огонь, ни даже слезы, выжигающие на щеках алые дымящиеся полоски. Она громко ругается и воет так, что бродячие собаки, скуля, разбегаются, вытирает мокрыми руками мокрое лицо и сердито шлепает дальше по улице. Она давно не смотрит по сторонам, так что совершенно не знает, куда идет и что ждет впереди. Глаза ее прикованы к залитому дождем асфальту, к собственным босым ступням, почти переставшим чувствовать землю, и рваному голубому подолу, заляпанному коричневой жидкой грязью.
  Ей говорили, - о боже, еще сегодня утром - что она похожа на Алису из Страны Чудес. Светловолосая, в голубом пушистом платье и очаровательных туфельках. Ей не хватало только Белого Кролика, который вывел бы ее в тот волшебный удивительный мир, увел от реальности в прелестной абсурдной выдумке, и чтобы ей совсем некогда было вспоминать о доме. Пожалуй, Кролика не хватает и сейчас; забыться бы не помешало, как и провалиться сквозь землю в глубокую-глубокую дыру.
  В груди ныло, глаза пекло от слез и размазавшейся туши, руки дрожали. Яростный рык рвался из горла, но получалось лишь всхлипывать, стискивая белыми пальцами мокрый подол и дрожать не то от холода, не то от не находящей выхода злости.
  Она не гребаная Алиса, а вокруг не гребаная Страна Чудес, но абсурда и здесь предостаточно. В мире творится черт знает что, в ее жизни творится черт знает что, а идет только ебучий дождик, даже не вселенский потоп из девичьих слезок. Хотя еще немного, и на потоп станет очень похоже, но кого волнует.
  Проехавший мимо автобус окатывает ее с головы до ног грязной водой, и она снова грязно и громко ругается, тщетно пытаясь вытереть лицо. Чтобы на этот ублюдский мир вот прямо сейчас свалился метеорит или еще что-нибудь, и все сдохли наконец к чертовой бабушке!
  - Эй! - кричит кто-то неразличимый из-за пелены дождя.
  Она нервно оглядывается, с трудом различая слева щель между домами и что-то или кого-то, стоящего там. Дома стояли так близко, что она сомневалась, возможно ли вообще пролезть между ними. Подходить не хотелось да и вообще ничего не хотелось - отчаяние накатывало волнами, а сейчас ее просто снесло цунами, захлестнуло и закрутило. Она застыла на месте, пустым взглядом смотря в стену и перекатываясь с пятки на носок, словно сумасшедшая. Слезы, кажется, больше не текли, а возможно они просто стали такими же холодными, как упругие капли дождя, продолжающие молотить по макушке и бледным щекам.
  Да к черту, пошло оно все нахуй!
  Она резко развернулась, вызывая волны брызг, и вприпрыжку приблизилась к щели между домами. Там стоял человек неопределенного пола и неопределенного возраста, закутанный в плотную мешковатую куртку с капюшоном, доходящую ему почти до середины икр. Человек противно скалился, обнажая кривые желтые зубы, и гремел чем-то в огромных карманах.
  На секунду мелькнула мысль, что, может быть она перепутала сказки, и под слоем воды скрывается дорога из желтого кирпича, а этот человек - пугало или волшебник Гудвин. Только вот ее туфельки были вовсе не красными, да и собачки мелкой у нее никогда не было. Значит будем косить под Алису и рубить головы королевам!
  Нервный смешок вырвался бульканьем, и она нахмурилась, силой дергая надоевшие волосы. Человек пристально смотрел на нее мутными серыми глазами, склонив голову набок и обнажая край некогда белого воротника.
  - Ты Белый Кролик? - со смешком спросила она и так же наклонила голову, улыбнувшись.
  - Только если ты Алиса, - хихикнул человек.
  Они стояли друг напротив друга еще несколько долгих мгновений, и ей даже на секунду стало тошно от самой себя и захотелось вернуться домой, но потом она вспомнила, что нет больше у нее дома, и засмеялась. Расхохоталась, запрокидывая голову назад и ловя потрескавшимися губами обжигающе холодные капли осеннего ливня. Сердце хрупкими осколками ссыпалось к босым ногам и зазвенело, увлекаемо в никуда бурным потоком.
  Она резко замолчала и пустыми глазами уставилась на человека. Он ухмыльнулся и загремел руками в карманах. Вынул маленькую белую таблетку и протянул ей на раскрытой ладони.
  - Хочешь?
  Его нижняя губа треснула от не в меру широкой улыбки, и по подбородку потекла струйка темно-красной крови.
  Она задумалась всего на мгновение, пока алая капля текла по подбородку и падала на битый асфальт, растворяясь в потоке воды. В конце концов она не гребаная Алиса, а он - не гребаный Белый Кролик, но почему бы им на минуточку не стать ими.
  Мир взорвался яркими красками, забурлил, засверкал; волна звуков обрушилась на воспаленный разум. Было и море слез, и безумное чаепитие, и карточные солдаты, и белые алые розы, и королева, рубящая головы направо и налево. Кажется, она была королевой и потом девочкой, которой отрубили голову, потом противной синей гусеницей, дымящей как паровой, и даже топором, раз за разом опускающимся на тонкие шеи. Потом она шла по желтому кирпичу, потом бегала за собственным хвостом, а в конце ее придавило свалившимся с неба домом так, что видны остались только ступни, облаченные в красные башмачки.
  Мир окрасился в кроваво-красный и потонул в черной вязкой вспышке, увлекая за собой потерянное сознание, закружился угольной каруселью, путая и сбивая с толку и сжался до крохотной точки, которая через миг исчезла бесследно.