Обратная сторона яйца
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
.... " Никогда не отказывайся от того, чтобы почаще, если есть
возможность, потому что понять - почему нельзя почаще,
если есть возможность - невозможно "....
.... " Никогда ничего не бойся. Как только ты сделаешь это -
тебе действительно станет очень страшно. Но ты и дальше
не бойся - потому что так надо "....
Александр Ильченко
ОБРАТНАЯ
СТОРОНА
ЯЙЦА
440014. Пенза. Лодочная 11 - 1
(841-2) 628 - 091 дом.
8 908 520 99 56 сот. ВИД СНИЗУ
( Тут я славненько фантазирую о
тех превратностях, которые всегда и
везде подстерегают каждого из нас )
Надо, так надо... Я сегодня очень сильно тороплюсь. Вбегаю в освещённое здание метро. Быстро проскакиваю через турникет и останавливаюсь на эскалаторе.
Он полностью занят людьми, поэтому можно немного перевести дыхание и осмотреться. Что я и делаю, причём первое мне доставляет большее удовольствие, чем второе. Да и действительно, что тут смотреть. Кругом живая человеческая масса - плоть, состоящая из множества мужских и женских тел, объединённых единой целью - быстрее, ещё быстрее, ещё, ещё...
Но что за наваждение. Все эскалаторы этой станции метро почему-то едут только вниз. Я не вижу лиц - только спины и затылки, терпеливо плывущие туда же. А как же долго я еду по этому эскалатору? Я не могу поднять руку и посмотреть на часы. Ерунда какая-то. Я не могу повернуть голову. Какая-то неведомая сила держит её в одном направлении - только вперёд. Только вперёд направлен мой взгляд.
Эти спины и затылки впередистоящих людей уже начинают сильно раздражать. Но как я ни стараюсь, у меня совершенно не получается отвернуть голову в сторону, чтобы хотя бы наметить какие-либо пути к "отступлению" и, как ни странно, чем дольше я еду по этому заколдованному эскалатору, тем мне всё меньше и меньше хочется её поворачивать.
Но вот, наконец, внизу появляется какое-то светящееся пятно, какой-то огромный всепроникающий вал света. Я с трудом понимаю всё происходящее вокруг. До меня еле доходит, что яркий свет - это всего лишь подземный вестибюль метро. С какими-то ватными ногами я отрываюсь от эскалатора и вливаюсь в толпу, медленно продвигающуюся вперёд, видимо, к поезду.
Неожиданно начинает звучать музыка. Она льётся отовсюду и так же, как свет, проникает в каждую клеточку моего организма. Я никогда прежде не слышал такой музыки. Она божественна, другого слова для неё в данный момент я подобрать не могу.
Вдруг я отчётливо понимаю, что оказываюсь в какой-то очереди и впереди меня, определённо стоит какая-то дама. Совершенно неожиданно какой-то полуобнажённый мужичок, его волосатую грудь я точно запоминаю надолго, как-то сбоку приказным тоном вдруг шепчет мне: "Быстро раздевайся, догола..."
"Накось, выкуси..." - словно эхо в глубоком колодце идёт по моему странно замутнённому сознанию. Доходит до очень далёкого основания и вдруг, что есть силы, ударяется ведром о тихую поверхность воды. Неимоверным усилием воли я поворачиваю голову и смотрю на этого генерала. Но лучше бы я этого не делал.
Острейшая боль тут же пронзает всё моё тело, и я чувствую сильный ожог на обоих плечах. Искоса, направив вбок свой взгляд, я вижу лёгкий дымок, поднимающийся от свежевыжженных чем-то на моих плечах армейских погон майора. Хорошо ещё, что у меня заложен нос, и я практически не ощущаю мерзкий запах палёного собственного тела.
"Ну, что, майор, кто здесь главный?" - снова произносит этот волосатик, выводя меня из лёгкого оцепенения. - "Почему не выполняешь приказ?"
"Виноват, господин генерал, сейчас исправлюсь!" - чётко, по-военному рапортую я, а сам уже быстро сбрасываю всю свою одежду в вовремя подвернувшийся рядом какой-то ящик. Мельком замечаю, что мои семейные трусы аккуратно ложатся на ажурные, предположительно незамужние, женские трусики. Моментально перевожу вперёд свой взгляд и столбенею, начисто забыв про неимоверную боль.
Ведь впереди меня, практически на расстоянии вытянутой руки, в этой же очереди стоит всё та же дама. Но до чего же изумительны, стали формы теперь уже обнажённого её тела, особенно нижней его части. Я никогда прежде не видел такой задницы. Она божественна, другого слова для неё в данный момент я подобрать не могу.
"Заткнись. Ты что, до сих пор не понимаешь - где находишься?!" - вдруг неожиданно звучит знакомый буквально до боли, особенно в плечах, голос. - "Где твои зенки? Подними их ещё выше! Смотри вперёд прямо в глаза и честно говори, о чём ты сейчас думаешь?!"
Сразу же после этого я начинаю чувствовать на себе чей-то огненный, испепеляющий взгляд. Взгляд, с которым мне неотвратимо придётся встретиться, выдержать который, соврав хоть в чём-то, невозможно.
Напряжение в моём теле растёт неимоверно, кровь буквально закипает, голова, окутанная паутиной всевозможных сосудов, готовится вот-вот взорваться, словно вселенная на миллиарды маленьких звёздочек.
"В глаза, нужно смотреть прямо в глаза..." - уже покорно шепчу я, повторяя, словно внушённую кем-то молитву. - "Пусть я ослепну, сгорю, но я должен, во что бы то ни стало, напрячься и, посмотрев в эту бездну, в этот огромный огненный шар, просто сказать - о чём я думаю в последние минуты своей жизни. Сейчас, сейчас, Генералиссимус, я скажу. Я всё скажу, чего бы мне это не стоило. Всё, всё, всё, абсолютно всё".
Будто блевотину изнутри что-то сильно подпирает к горлу, наполняет весь мой рот. Я уже не могу ничего с собою поделать, меня, словно прорывает, как бы выворачивая собственные внутренности наизнанку.
"О женской жопе - думаю я сейчас!" - кричу я почти благим матом во весь свой голос, постепенно остывая. Сразу же после этого я начинаю чувствовать пустоту, слабость и облегчение.
А какие-то неприятные и мерзкие типы вроде бы где-то вдалеке всё ещё орут друг на друга: "Нет, точно, ему ещё рано!... Да что вы, не видите - уже давным-давно пора!... Нет же, уверяю вас, он ещё не созрел..."
Ну, а я тем временем уже начинаю подниматься по совершенно пустынному эскалатору метро куда-то вверх, наружу, к свежему воздуху, к новому свету и, возможно, к новой радости. Вдруг сильная боль пронзает моё левое плечо, правой рукой я пытаюсь её остановить, что-то прожигает и правое плечо. С неприятно перекошенным лицом я невольно оборачиваюсь и смотрю далеко вниз по эскалатору. На нём вверх из чрева подземелья поднимаются какие-то две незнакомые женщины.
"Интересно, что это за бабы? И какая же из их попок божественнее?" - машинально, с лёгкой ехидцей думаю я, и вдруг неожиданно, как бы в отместку за иронию, снова начинаю ощущать на себе чей-то пронизывающий насквозь нестерпимый взгляд...
Белый с-цвет мне ж сильно надоел
Да и хрен ли в нём смотреть
Во многом сплошной беспредел
"Иху" и нашу блестючую медь
Нарисуй художник, художник дорогой
Мне попу бабы, бабы молодой
И чтоб было это в полстены анфас
Чтобы снять надолго нехороший сглаз
Ведь, я же это для души хочу
Чтоб было вечно - навсегда
Чтобы битло`вское Hey Jude
Орал другой, как я тогда
Нарисуй художник, художник дорогой
Мне попу бабы, бабы молодой
Чтобы можно было на неё смотреть
И заплакав горько, взять да умереть
Чёрный с-цвет мне тоже надоел
Да и хрен ли в нём смотреть
Очень опасный для многих удел
Лучше уж в баньке почаще потеть
Нарисуй художник, художник дорогой
Мне попу бабы, бабы молодой
И чтоб было это в полстены анфас
И сердце, и стрела, и взгляд волшебных глаз
Ах, жизнь - ты жизнь
Загадка бесконечная
Возможно, ты - болезнь
А может, сказка - вечная
ВИД СПЕРЕДИ
( Здесь я чудненько фантазирую о встрече с
прекрасной дамой, которая, как многие тысячи
и тысячи себе подобных, наконец-то нашла
приключение на своё одно, очень известное в
широких слоях общественности, место )
Я сегодня очень сильно тороплюсь. Вдруг я отчётливо понимаю, что оказываюсь в какой-то очереди и впереди меня, определённо, стоит какая-то дама. Сразу же после этого я начинаю чувствовать на себе чей-то огненный, испепеляющий взгляд. Взгляд, с которым мне неотвратимо придётся встретиться...
Я умру... Ну, какие же сомнения, конечно, я умру... И вот - я умер. Всё - никаких телефонных звонков, встреч, прощаний и прощений. Каждый день - выходной, могу спать - сколько захочу, есть - вообще ничего не надо. Красота. Тишина и покой. И только одна мысль гложет, хорошо сказано - гложет, бедный Йорик, куда ж ещё беднее, гложет моё запредельное сознание: "Ну, зачем всё "Это" и всё до "Этого" было нужно?"
И вообще - что же такое жизнь?... И только один единственный ответ напрашивается сам собою: "А хрен её знает!"
Всё. Лучше и не скажешь. Беру эту фразу себе в эпитафию. Эх, а при жизни надо было бы сделать татуировку где-нибудь в приличном месте, возможно, даже на груди. Предположим, от одного моего соска к другому: "А хрен её знает..." И хорошо бы ещё, чтобы потом всё это волосами заросло. А дальше - я на спине, а она сверху. И длинными пальчиками как настоящая пианистка так нежно по всему переднему телу: "Что это, милый, у тебя здесь написано?"... У-у-у, как эротично...
Да, итак, эпитафия. Как положено - мраморная плита. Но ни фамилии, ни имени, да и цифры уже почти не видны. И только вместо чёрточки между датой рождения и смерти эта вызывающе загадочная фраза: "А хрен её знает..."
К тому же: солнце, египетские пирамиды, песок, жара, июль. А кругом - археологи... в белых халатах. И вот она, женщина из будущего, склонилась надо мною. Господи, какая же она хорошенькая, мне-то снизу это очень хорошо видно.
И сначала маленькой кисточкой, а потом и ручкой от одного моего сосочка к другому. Туда - сюда, сюда - туда. Я на спине - она сверху. Господи, как это эротично. О-о-о, а как же она похожа на других моих женщин, мне-то снизу это очень хорошо видно. А как приятно тёплой ладошкой по холодному мрамору, если б кто знал. И мне приятно - и ей приятно. И ей приятно - и мне приятно. Туда - сюда, сюда - туда. А этот крик радости, сначала в её очаровательных глазках. Буквы, наверное, среди песка увидела. Едва успел ротик ей вовремя закрыть: "Молчи, сестра, кругом же люди... в белых халатах".
Понравилось, что сестра, а не какая-нибудь там правнучка, тем более что не дурочка. Эх, до таких форм дожила, а до сих пор, даже до половинки шишечки, не знаешь, что все мы братья и с-е-стры, и что все наши беды от инстинктивного желания этого заколдованного кровосмешения. Кроме того, вместо вполне доступного "заглядывания" внутрь себя и около, нас ещё чаще губит патологическая тяга к поиску чего-то запредельно далёкого, сверхъестественного, каких-либо инопланетян и противоестественных человеческих ощущений.
Но, если и есть где-нибудь эти инопланетяне, милая, зачем ты им? У них, ведь, наверняка, свои бабы есть. Правда, их попки не такие сладенькие, как твоя. Да и находятся эти попки неизвестно где, видимо, за тридевять земель. А ты здесь - рядом, уже на мне, пригнулась, разглаживаешь волосы на моей груди, татуировку читаешь. Я вижу, как шевелятся твои губки: "А...хрен...её...знает..."
Ты очень красиво вскидываешь свою милую голову. Господи, как эротична твоя шея, грудь, улыбка. Твоя маленькая ручка всё дальше скользит по моему телу, пытаясь найти ещё какие-нибудь слова. Но тщетно. А хочешь, я угадаю, где останавливается твой взгляд снова и снова, пытаясь связать в единое целое какие-то тайные ассоциации? Хочешь? Мне не составляет это большого труда. Я же всем телом чувствую. Это же очень легко сделать...
Да на "хрене" сосредоточены сейчас почти все твои мысли. Угадал!? То-то же! Ты хочешь понять, почему и здесь он? А почему же ему здесь не быть!? Он, ведь, везде. Там, там, и там, смотри - и там. Всюду, где только и есть эта "хренова" жизнь!
Пойми это!... Поняла?... Тогда держи - в твоих руках эта частичка жизни, корень всего человечества. А может быть... это, просто бутон розы, который постепенно набухает и хочет распуститься? Распуститься в твоих руках. И вот ты уже чувствуешь, что какая-то сила, практически ниоткуда, из ничего, раздвигает твои ладони. А может это вовсе и не бутон розы, а стебелёк хрена?
Помнишь - построй дом, вырасти ребёнка, посади... ну, посадил. Для начала... потом, потом я буду сажать деревья. А сейчас пусть в твоих руках растёт, увеличиваясь в размерах, набухая - хрен. Чей - то хрен, возможно... даже и мой хрен... Нет, уж лучше - пусть это будет роза, хотя бы всего лишь один бутон, единственный бутон розы.
Дарите девушкам цветы. Дарю - вот оно, это чудо. Держи, держи. А-а-а... Бутон превратился в птичку - и она выпорхнула, улетела из твоих ладошек. А ты спрашиваешь, красавица, что это было? А что же тогда такое жизнь? Да... хрен... бы... её... знает...
Ну, всё, хватит сидеть на холодном мраморе, а то простудишь себе чего-нибудь. Да и день, кстати, уже кончается. Вон и друзья твои, в белых халатах, зовут тебя. Прощай, мы больше с тобой никогда не увидимся. Ведь, я действительно уже умер, очень давно умер. И нечего на меня так глядеть. Сейчас я прикоснусь пальчиком к твоим губам - и ты всё радостно поймешь... И сразу же забудешь... Договорились... Ну - иди, не оборачивайся. Всего тебе хорошего.
Да... А вдруг она забеременеет?...
А хрен... её... знает...
Красная береточка
Чёрные колготочки
Вы как дурь наркотика
И как глупость водочки
Всё это за гранью
Лезвия ножа
Обратилась тварью
Райская душа
Девочка - кокеточка
Красная береточка
Шейка лебединая
Песня соловьиная
Дай любви напиться
Чтоб не удушиться
Жизнь такая сложная
Стерва невозможная
Красная береточка
Попочка - конфеточка
Ты меня не обижай
Побыстрее пробуждай
Разбуди во мне самца
Зверя, гада, подлеца
Чтобы я скорее смог
Не простит за это Бог
Красная береточка
Чёрные колготочки
Вы как кайф наркотика
И как сладость водочки
Всё это за гранью
Лезвия ножа
Обратилась тварью
Райская душа
ВИД СБОКУ
( Тут я славненько фантазирую по мотивам
старинной сказки о Царевне-лягушке )
Я умру... Ну, какие же сомнения, конечно, я умру, пойми это!... Поняла?... Тогда вот - в твоих руках эта частичка жизни, корень всего человечества. Его начало а, может быть, и конец. Конец любой сказки, в том числе и этой:
"Иван-Царевич вошёл в палаты белокаменные. Выбежала к нему Василиса Прекрасная, поцеловала его в сахарные уста... и стали они жить долго и счастливо до глубокой старости".
Всё - это, конец! Хотя, на самом деле, разве ж это конец?! Вот я, действительно - Конец! У Иван-Царевича Конец. Праздник, который всегда с ним. Вытащит он меня, бывалочи, наружу, на свежий воздух, взглянет мне прямо в глаза и скажет так нежно-нежно: "Везёт же дуракам..."
А какой же он дурак? Дурак-то: это - я. Ведь у него ж почти, что в любой деревне по бабе есть. А самая главная его "лямур" - за тридевять земель, в тридесятом царстве. И зовут её не по-нашему: "Баба-Яга". А царевич, её, когда к ней в гости приезжает по-нашему "Машкой" зовёт, то есть по-ихнему: "Мэри". Да ещё и добавляет ласково: "Поппинс ты мой".
Ну, догадались, почему - я дурак несчастный. Ох, и несчастный, ох, несчастный. Поппинс-то у этой Машки, тъфу - у Яги, о-го-го! Такой поппинс... закачаешься. А ещё этот Ванька-то, царевич хренов, как гаркнет во весь лес:
"Становись, Баба-Яга, ко мне задом, а к лесу передом". Ему-то что, только орать, а работать - мне. Ну, поупираюсь я ручонками - так это ж для этой Мэри самое удовольствие. А сзади на меня царевич напирает, силища о-хо-хо, самец одним словом, да и другим тоже.
Поняли, теперь, почему я такой несчастный. Ох, и несчастный, ох, несчастный. Ведь, потому мы и пьём, рядовые труженики лесов и постелей. За ночную смену так накувыркаешься, что потом тяпнешь стакан водки с Иван-царевичевым папенькой, да давай с ним слюни за жизнь распускать. Его ж, ведь тоже понять можно. Старенький уже, внучаток понянчить хочется.
А где ж им взяться-то? Два старших самца, тьфу, п-е-рдон, сына, работают сутками, в фермерство ударились... головками - овцы там, козы. Про младшенького я уже подробно рассказал. А жизнь-то не бесконечна. Вот и поставил однажды отец жёсткое условие о женитьбе: "Возьмите, сынки,
по стреле, выходите в чисто поле и стреляйте. Куда стрелы упадут, там и судьба ваша".
Но, строго говоря, царь-то был не только старенький, но и довольно странненький. До таких лет дожил - а всё в сказки верит... Ведь до ближайшего же жилья о-го-го. Коттедж ему, по его же приказанию, в глухомани отгрохали. Кругом одни леса, да болота. Вот все стрелы-то к лягушкам и попали.
Старшенькие, что фермеры, рады. Им в удовольствие сменить, так сказать, ориентацию с коз на лягушек. Похихикивают только - нам, говорят, всё равно - лишь бы шевелилось немного и не орало при этом на всю округу. Да и царевич мой тоже почти смирился со своей участью. Начал уж и меня настраивать. Глянь, мол, какие ляжки, сказка прямо. Но я, поверьте, не могу - совсем, ведь, противно мне. Ну, раз - "не могу", ну, два - "не могу". Смотрю, царевич неудовольствие начал высказывать. Совсем уж, гад, стал покушаться против моего исторического предназначения. Ни хрена себе, думаю, сказочка. Из полымя, так сказать, в пламя, а точнее - из одного полымя в другое.
Вижу я тут всё своё бессилие и обращаюсь, как на крайний случай к одному знакомому детскому педиатру, который долго работает психиатром под фамилией - Бессмертный. Так, мол, и так, жить тошно становится: хоть секир - головка делай. Выручай, говорю, бери, мол, что хочешь - я за ценой не постою, только помоги.
Взял он меня, Кощей противный, за плечи обнял, дружески так похлопал по спине, я не успел увернуться от его сильного мужского поцелуя. И сказал он, мне тогда, растрогавшись почти до слез неизвестно отчего, что, мол, человек я хороший, а хорошим людям всегда помогать надо. И поведал главное: что все беды мои из-за моего же яйца, что надо так сильно трахнуть чем-нибудь по этому яйцу, чтобы "там" всё перевернулось и встало-таки на своё историческое место.
А я ему и говорю, что, мол, яиц хоть только всего и два, но по какому точно стучать-то надо: по правому или по левому? А он мне отвечает,
что яиц не всего только два - а целый космос, целых два, но по какому конкретно бить, современная наука на данный момент, увы, подсказать точно не может. Всё, говорит, в руках Господа Бога: либо отгадаешь, либо ещё больше с разбитыми яйцами остаток жизни мучиться будешь.
Задумался я, в одной руке кирпич держу, другой уже яйца перебираю - благо они рядом, буквально подо мною. Так правый или левый, левый или правый. А если сразу два, как бы совсем худо не было. Прямо какая-то "дву-я-ичная" система счисления получается. Так, сам того не подозревая, я чуть было не сделал революционный прорыв в ЭВМ, за много лет до этого прорыва. Ну, да, хрен с ним, с прорывом, с железом этим пластмассовым.
А как быть, когда перед тобой живые яйца, воистину: бить или не бить, вот в чём действительно вопрос? А главное - куда бить? По правому или по левому? Закрыл я глаза, помолился усердно, будь - что будет. Размахнулся - и хрясть что есть силы.
Чувствую, как кто-то кожу сбросил и обернулся Василисой Премудрой, да такою красавицей, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке описать. Очень боялся поначалу глаза по-настоящему открыть - вдруг все эти выкрутасы сделала не лягушка, а сам Иван-Царевич. Ведь, сказка сказкою, а жизнь-то есть жизнь. Но, слава Богу, всё обошлось.
И наступил конец. У этой сказки... и у меня конец: "Иван-царевич вошёл в палаты белокаменные. Выбежала к нему Василиса Премудрая, поцеловал он её в сахарные уста... и стали они жить долго и счастливо до глубокой старости".
Где ж ты, первая любовь
И вторая тоже
Хоть разбей всю морду в кровь
Счастью не поможет
Хочешь - я признаюсь
Как мой путь далёк
Как порой я маюсь
Если одинок
Эх, судьба моя, судьба